Текст книги "Америка против всех. Геополитика, государственность и глобальная роль США: история и современность"

Автор книги: А. Яковенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 47 страниц)

Ближний Восток

На протяжении последних десятилетий Ближний Восток остается одним из наиболее значимых для Вашингтона направлений. После того как значимость Евро-Атлантики несколько снизилась на фоне завершения холодной войны (а вызванный усилением Китая «разворот США в Азию» еще не начался), ближневосточный регион и вовсе стал для США приоритетом номер один. Уже в 1957 году этот регион был объявлен стратегически значимым в рамках «доктрины Эйзенхауэра». Вслед за этим американцы и их союзники, в первую очередь англичане, начали целенаправленную экспансию на Ближний Восток, в ходе которой они добивались не просто регионального господства, но и стремились использовать его уникальный ресурсный потенциал для реализации своих глобальных геополитических целей. Возможно, наиболее ярким примером такой стратегии стал так называемый нефтяной кризис 1973 года, после которого Ближний Восток и добываемые в нем углеводородные ресурсы приобрели общемировую значимость.

Обычно принято считать, что начало кризису положили события 6 октября 1973 года, когда Египет и Сирия вторглись в Израиль, положив начало так называемой Девятидневной войне, или Войне судного дня (в указанные даты евреи отмечали праздник Йом-Кипур). Несмотря на численное превосходство арабов, Израиль не просто отразил наступление, но и наголову разбил противника. Недовольные этими событиями, а равно западной поддержкой, оказанной Тель-Авиву, арабские государства – производители нефти объявили эмбарго на ее поставки, в результате чего она взлетела в цене примерно в пять раз. Этот кризис стал важным уроком для Вашингтона.

Беспрецедентное внимание к Ближнему Востоку, которое Белый дом демонстрирует на протяжении последних десятилетий, в своей основе имеет глобальные геополитические амбиции США, которые попросту невозможно реализовать без доминирования в данном регионе. Даже несмотря на «сланцевую революцию» в самой Америке, Ближний Восток не утратил свою важность как источник энергоресурсов для Вашингтона, стремящегося по-прежнему играть ключевую роль на глобальном нефтегазовом рынке. Не стоит забывать и о существующем у значительной части американской элиты представлении о мессианской роли США в мире, об обязательствах Вашингтона по распространению демократии, либеральных ценностей и борьбы с иными идеологиями. Ближний Восток как ни один другой регион мира не предоставляет столь широких возможностей по реализацию этой «высокой миссии», которую Америка сама на себя возложила.

Стратегия США на Ближнем Востоке и в Северной Африке после окончания холодной войны неоднократно корректировалась. Этот регион традиционно занимал и занимает видное место в каждой новой американской Стратегии национальной безопасности. Тем не менее реальная политика Белого дома зачастую выходила далеко за рамки заявляемых в них целей.

Так, Стратегия, принятая в 1991 году при администрации Дж. Буша-старшего, определяла ключевой задачей американской политики на БВСА недопущение распространения оружия массового поражения[372]372
  National Security Strategy, 1991.


[Закрыть]. Однако реальные действия были направлены на обеспечение американского лидерства в регионе через изоляцию или через привлечение на свою сторону бывших союзников СССР. Первая война в Персидском заливе позволила Вашингтону одновременно изолировать Ирак, начать процесс сближения с Сирией и укрепить зависимость от себя арабских монархий Залива. Однако ключевой задачей Белого дома в этом конфликте было утверждение собственного глобального лидерства. Одновременно с этим Мадридская конференция и так называемый осло-вашингтонский процесс позволили американцам попытаться монополизировать посредническую роль в ближневосточном урегулировании. США стали претендовать на ведущую роль в сформированном в это время Квартете посредников.

В период администрации У. Клинтона (1993–2001) начатый ранее курс на глобальное лидерство был дополнен идеей борьбы всего мира во главе с США с «государствами-изгоями», к которым на БВСА были отнесены Ливия, Ирак, Иран и Судан, а также идеей о необходимости распространения демократии. Эти подходы получили свое развитие при администрации Дж. Буша-младшего, избравшего курс на силовое доминирование в мире после событий 11 сентября 2001 года. Смена курса была оформлена введением в оборот понятия «оси зла» (к расширенной версии которой из стран БВСА отнесена и Сирия[373]373
  US expands 'axis of evil' – BBC News, 2022.


[Закрыть]), а основным содержанием политики в регионе стала борьба с терроризмом. Разработанная неоконсерваторами концепция «гуманной глобальной гегемонии» (benevolent global hegemony) предполагала, в частности, возможность проведения военных операций без оглядки на ООН, опору на союзников и широкое использование мер экономического давления для обеспечения национальных интересов США. Конкретную реализацию на БВСА эта политика получила в 2003 году в Ираке.

Помимо чисто военных методов противостояния террористической угрозе Белый дом исходил из представления о необходимости и возможности смены опасных для себя авторитарных режимов через поддержку социально-экономических реформ и демократических движений в отдельных государствах. В этом контексте была разработана концепция Большого Ближнего Востока (от стран Центральной Азии до Атлантического океана). Весь этот регион рассматривался американскими идеологами того времени как территория хаоса и возможный источник угроз радикального исламизма, и потому становился важнейшим полигоном для апробации идей распространения демократии. Этот подход стал определяющим в Стратегии 2006 г.[374]374
  National Security Strategy, 2006.


[Закрыть]

Неудачи, преследовавшие американцев в Ираке, резкое ухудшение образа США на Ближнем Востоке, общее внешнеполитическое перенапряжение и глобальный кризис 2008 г. заставили команду президента Б. Обамы пересмотреть многие подходы к ближневосточной политике. Американский лидер попытался отказаться от жесткого произраильского курса, заявив о необходимости не только обеспечения безопасности Израиля, но и учета национальных чаяний палестинского народа на обретение государственности (этому была посвящена, в частности, Каирская речь Б. Обамы в 2009 г.). Однако результаты политики Вашингтона на Ближнем Востоке в период правления Б. Обамы оказались если не провальными, то близкими к ним. На фоне этих неудач наметилось снижение доверия к США со стороны их традиционных союзников в регионе, прежде всего Израиля и арабских монархий Залива, откровенно считавших американского президента предателем.

Деятельность Д. Трампа на Ближнем Востоке была направлена одновременно на снижение затрат на региональную политику, отказ от многосторонних форм взаимодействия в пользу двусторонних и укрепление доверия к США со стороны их традиционных союзников. В соответствии с этими задачами произошел резкий разрыв с иранской политикой Обамы и был взят курс на сдерживание Тегерана. Одновременно американцы отказались от сбалансированной позиции в ближневосточном урегулировании в пользу последовательной произраильской линии. В этом контексте Белый дом заявил об окончании осло-вашингтонского процесса и предложил новый план урегулирования – «Сделку века», которая не учитывала интересов палестинской стороны. Другим результатом политики Д. Трампа можно считать заключение так называемых Авраамовых соглашений между Израилем и рядом арабских государств (ОАЭ, Бахрейном, Марокко, Суданом) и попытки сколотить антииранскую коалицию.

Ближний Восток и Северная Африка неоднократно являлись объектами прямой военной агрессии Вашингтона. Примерами могут служить кампании США в Персидском Заливе (1991 г.), вторжение в Ирак (2003 г.), участие США в ливийской кампании НАТО (2011 г.), ввод войск на территорию Сирии (после 2014 г.). По мере наращивания в регионе американского военного потенциала росли и аппетиты Белого дома. Если «Буря в пустыне» была направлена на защиту американских интересов в Персидском Заливе, ослабление режима С. Хусейна и изоляцию Ирака, то иракская кампания 2003 г. уже была нацелена на смену иракского правящего режима и трансформацию политической системы по американским лекалам. Однако такой политический инжиниринг оказался чрезвычайно затратным и неэффективным.

В ливийской кампании 2011 г. США играли вторичную роль и, главным образом, стремились не позволить перехватить лидерство в Ливии европейским союзникам (прежде всего Франции и Италии). В Сирии кампания была начата под предлогом борьбы с ИГИЛ, однако привела фактически к установлению прямого американского контроля над зонами нефтяных месторождений к востоку от Евфрата и в самопровозглашенной «зоне безопасности» Ат-Танф у иракской границы. Это позволило США не только заниматься разграблением природных ресурсов Сирии, но и оказывать постоянное военно-политическое давление на Дамаск, который лишился контроля над частью территории.

В случае невозможности формирования благоприятной для себя системы отношений США неоднократно провозглашали те или иные политические режимы изгоями или относили их к оси зла, что предполагало осуществление системной политики их изоляции и подавления. В разное время к этой категории относились Ливия, Сирия, Ирак, Иран, Судан. В целом, можно заметить, что политические инструменты американской гегемонии в последние годы показывают снижающуюся эффективность. Союзнические отношения США с ОАЭ не обеспечили их полной поддержки американской линии в контексте конфликта на Украине, Саудовская Аравия не стала наращивать объемы производства нефти. Попытки изоляции Ирана и Сирии также не увенчались успехом, более того, Сирия демонстрирует тенденцию к реинтеграции в региональную систему отношений.

Однако экспансионистская политика США на Ближнем Востоке направлена не только на сами государства региона. Важнейшее место в ней занимают действия в отношении Турции и Ирана – двух государств с многовековой историей, которые на протяжении всего нового и новейшего времени являлись ключевыми игроками на ближневосточном поле (хотя в географическом плане не относятся в полной мере к этому региону). Невозможно понять природу, перспективы и ограничения гегемонистской стратегии Америки в регионе без понимания ее турецкого и иранского аспектов. Обе страны являются важнейшими объектами ближневосточной политики США, хотя и выступают в ней в совершенно разных качествах. Анкара, оставаясь формальным союзником Вашингтона, нередко занимает оппонирующую позицию по острым региональным и глобальным вопросам. Тегеран же и вовсе негласно считается Белым домом вероятным противником[375]375
  Mistal B. Strategic Fail. War on the Rocks. 2020.


[Закрыть].

И Турция, и Иран в прошлом являлись могущественными империями, контролировавшими значительную часть ближневосточного и североафриканского пространства (если говорить об Османской империи, то на пике своего могущества она фактически единолично господствовала во всем регионе). Это не могло не сказаться на восприятии турецкого и иранского факторов многочисленным арабским населением, которое, с одной стороны, сохраняет историческую память о непростых взаимоотношениях с турками и персами, а с другой – помнит о том, какой хаос в регионе наступил после прихода туда западных держав, активно способствовавших упадку османской и персидской монархий.

Африка

Отдельные эксперименты на африканской земле проводили уже в XIX столетии американцы. Так, при поддержке Вашингтона в 1819 г. была создана Либерия, куда под эгидой Американского общества колонизации переселились освобожденные рабы – им вменялось нести местному населению «идеалы свободы» и «христианские ценности». И хотя Либерия оставалась формально независимым государством, вмешательство Вашингтона в ее дела было столь всеобъемлющим, что по многим параметрам она мало чем отличалась от колонии. Но, по сути, впервые в поле зрения американских стратегов Африка попала лишь в годы Второй мировой войны, когда она стала одним из первых плацдармов для открытия «второго фронта» в Европе. Тогда же для Вашингтона стала очевидна необходимость создания на африканской земле сети военных баз, которые позволили бы контролировать такие стратегически важные районы, как Центральная и Южная Атлантика или Индийский океан.

Однако по-настоящему стратегической зоной для мировой геополитики Черный континент стал после 1945 г. Завершение глобального конфликта привело к ослаблению позиций господствовавших в Африке старых колониальных империй. В 1950-1960-е гг. одна за другой обретали независимость британские, французские, португальские, бельгийские колонии. 1960 год вошел в историю как «год Африки», в котором независимость обрели принадлежавшие французам Камерун, Того, Малагасийская Республика, Конго (бывшее Французское Конго), Дагомея (нынешний Бенин), Верхняя Вольта (ныне Буркина-Фасо), Берег Слоновой Кости (Кот-д'Ивуар), Чад, Центральноафриканская Республика, Габон, Мавритания, Нигер, Сенегал, Мали, а также Нигерия (входила в состав Британской колониальной империи) и Бельгийское Конго.

Вместе с тем обретение политической независимости далеко не всегда означало получение реального суверенитета. Европейские власти и колониальные войска покидали территорию молодых государств, однако европейский капитал и не думал уходить, а на деле нередко укреплял свои позиции после деколонизации. Западные транснациональные компании, которые несколько столетий тому назад были авангардом европейской колонизации Африки и других регионов, после Второй мировой войны стали первопроходцами в деле выстраивания новой, более изощренной системы закабаления африканцев, ныне известной как неоколониализм. Разумеется, ведущее место среди них принадлежало корпорациям из США.

Резко возросла и военно-политическая значимость Африки. К 1960-м годам американцам и их союзникам стало очевидно, что прямая эскалация напряженности в отношениях с СССР и нагнетание обстановки у его западных рубежей может привести к открытому столкновению, которое неизбежно перерастет в ядерную войну. В этих условиях ставка была сделана на борьбу с советским влиянием в других регионах, особое место среди которых отводилось Африке. Популярность СССР среди африканцев в ту эпоху стремительно росла, ведь именно Москва внесла огромный вклад в процессы деколонизации, сперва предоставив беспрецедентную помощь африканским народно-освободительным движениям, а затем оказав всестороннее содействие молодым государствам континента.

После того как Африка перестала быть объектом противоборства с Советским Союзом, интерес США к этому континенту поначалу ненадолго утратил геополитическую и стратегическую остроту. Однако уже в середине 1994 года президент Клинтон пришел к выводу, что такой подход следует пересмотреть и усилил африканский вектор американской дипломатии[376]376
  Smyth F. A New Game: The Clinton Administration on Africa. World Policy Journal, 1998. 449


[Закрыть]. В глобальной стратегии Вашингтона при Дж. Буше-младшем наблюдалось дальнейшее наращивание активности в отношении Африки.

Вовлеченность США в разрешение африканских проблем подчас принимает формы грубого вмешательства в дела государств континента, по своей сути практически не отличающиеся от колониальных операций англичан и французов в XIX веке. С формальной точки зрения Вашингтон и его союзники питают к африканцам самые добрые чувства, которые в последние десятилетия облекаются во все более возвышенные формулировки в стратегических документах и публичных выступлениях. Высокое, отчасти даже привилегированное место в списке внешнеполитических приоритетов отводилось Африке администрацией Б. Обамы. В августе 2012 г. государственный секретарь Х. Клинтон сформулировала «четыре столпа» стратегии Вашингтона в Африке. В обобщенном виде они звучат так: укрепление демократических институтов; поощрение экономического роста, торговли и инвестиций; содействие созданию возможностей и развитию; упрочение мира и безопасности, урегулирование конфликтов. Позднее администрацией Д. Трампа в связи с пандемией COVID-19 в этот перечень был добавлен пятый пункт – помощь в области здравоохранения.

Однако следует понимать, что за этими внешне дружелюбными формулировками скрываются прагматические цели Вашингтона. Основные среди них – усиление зависимости от США ключевых государств континента, Африканского союза[377]377
  Африканский союз (Афросоюз) – ведущая международная межправительственная организация Африки, объединяющая 55 государств. Основана 9 июля 2002 г. Основными целями Афросоюза являются укрепление единства и солидарности африканских государств и народов Африки, защита суверенитета, территориальной целостности и независимости государств-членов, ускорение политической и социально-экономической интеграции континента, содействие международному сотрудничеству, укрепление мира, безопасности и стабильности на континенте, укрепление и защита прав человека.


[Закрыть] и региональных интеграционных объединений, повышение результативности усилий по подавлению террористических группировок (в них могут быть произвольно записаны любые не угодные Белому дому политические силы) и урегулированию конфликтов, угрожающих американским интересам, оказание более энергичного и агрессивного отпора зарубежным конкурентам, и в первую очередь, России и Китаю.

Зримым признаком повышения интереса Вашингтона к африканскому региону в период правления Б. Обамы стал состоявшийся в Вашингтоне 4–6 августа 2014 г. саммит США – Африка. В нем участвовали 50 государств Африки, в том числе 41 было представлено на высшем уровне. Не были приглашены руководители Западной Сахары, Зимбабве, Судана, ЦАР и Эритреи.

Характерным исключением из общей тенденции на вовлечение в дела Африки стало правление Д. Трампа, который не только не стал включать регион в список внешнеполитических приоритетов, но и вообще высказывался о нем пренебрежительно, порой в откровенно враждебном и расистском тоне, что, не добавляло ему популярности среди самих африканцев. Чего стоит заявление президента на встрече с группой конгрессменов в январе 2018 г., в котором он назвал африканские страны «вонючими дырами» (перевод смягчен[378]378
  Trump referred to Haiti and African nations as 'shithole' countries. NBC. 2018.


[Закрыть]). В результате разгоревшегося скандала Трампу даже пришлось извиняться.

Недовольство в Африке вызвали также выход США из Парижского соглашения по климату и из Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), а также введенный Д. Трампом «мусульманский запрет», в соответствии с которым гражданам зарубежных стран с преобладающим мусульманским населением американские власти отказывали в разрешении на въезд с целью трудоустройства и проживания в США (в число таких стран попали Ливия, Нигерия, Сомали, Судан, Танзания и Эритрея).

Впрочем, прогнозы «маргинализации» Африки в глазах США не оправдались. Как бы пренебрежительно ни отзывался о Черном континенте лично Трамп, позволить себе игнорировать растущую геостратегическую, политическую и экономическую значимость Африки в современном мире Вашингтон не мог. Многие установки, программы и механизмы осуществления африканской политики были позаимствованы трамповской администрацией у предшественников. В итоге, если американские позиции в регионе при Д. Трампе и не укрепились, то по крайней мере, не были существенно ослаблены.

Впрочем, за нежеланием Д. Трампа активно действовать на африканском направлении крылось нечто большее, чем простые личные предпочтения американского президента. Американские стратеги к тому времени пришли к выводу, что несмотря на многомиллиардные затраты, Соединенным Штатам не удается достичь преследуемых в Африке геостратегических, политических, экономических и военных целей. В развернувшейся «битве за Африку» позиции США на континенте продолжали слабеть под натиском других мировых игроков. Именно в период президентства Д. Трампа начали все громче раздаваться голоса о том, что Китай и Россия «делят» между собой Африканский континент, постепенно выдавливая из него американцев и европейцев. Эти опасения чем-то напоминали риторику конца XIX века, когда державы Старого Света предъявляли друг другу счета за нанесенные на Черном континенте обиды.

Инструментом, призванным поднять эффективность африканского курса США и обеспечить решение поставленных задач, стала Новая африканская стратегия[379]379
  Remarks by National Security Advisor Ambassador John R. Bolton on the The Trump Administration's New Africa Strategy. 2018.


[Закрыть], озвученная помощником президента по национальной безопасности Дж. Болтоном в декабре 2018 года. Китай и Россия были названы в ней главными конкурентами США на континенте, а лейтмотивом стратегии стала рационализация и экономия расходуемых в Африке средств. По сути дела, Белый дом впервые во всеуслышание заявил о том, что рассматривает африканский регион прежде всего как арену геополитической игры, которую он никому уступать не намерен.

К сожалению, пренебрежительное отношение к Африке и африканцам, свойственное «первому миру» еще с империалистической эпохи и во многом имеющее расистский оттенок, живо и по сей день. Общественность США и европейских стран практически ничего не знает о том, что происходило на африканской земле в последнее десятилетия, какие кровавые конфликты бушевали там и какой огромный вклад в их разжигание внесли государства и корпорации, реализующие сегодня в отношении региона неоколониальную доктрину. Даже образованные американцы или европейцы вряд ли слышали, например, о Второй конголезской войне 1998–2002 годов, также известной как Великая африканская война, в которой прямо или косвенно приняло участие почти полтора десятка государств континента. Одной из важнейших ее предпосылок стал уже известный нам геноцид в Руанде, а наиболее деятельными «внешними спонсорами» кровопролитного конфликта оказались американцы и англичане.

Попытки Вашингтона «разделять и властвовать» в Африке лишь превратили значительную часть региона в зону военных действий. Сомали, ДРК (Заир), Либерия и Сьерра-Леоне, которые находились в проамериканском лагере в годы холодной войны, де-факто на время (в сомалийском случае вплоть до сегодняшнего дня) прекратили существование как единые государства, погрузившись в анархию. В Анголе бывшие повстанцы-антикоммунисты, ранее получавшие финансирование из США, после окончания холодной войны разделили страну надвое. Вопреки американским претензиям на лидерство, разрушительные военные конфликты на Африканском роге, в Западной Африке и в регионе Великих африканских озер стали горьким напоминанием о крахе концепции «нового мирового порядка».

Немалую долю ответственности за сложившуюся ситуацию несут сами Соединенные Штаты. Неотъемлемыми составляющими глобального курса США на мировую гегемонию являются вмешательство во внутренние дела суверенных государств, свержение неугодных режимов и использование против них террористических группировок. Результатом американского вмешательства в Афганистане и Ираке стало появление «Аль-Каиды» и ИГИЛ, распространивших свою активность на Африку. К обострению конфликтных ситуаций и росту нестабильности на континенте привела агрессия НАТО против Ливии в 2011 году. Вашингтон предпринимал попытки поставить террористов под контроль, сделать их инструментом своей политики для насаждения хаоса, беспорядков и подрыва суверенных государств, о чем свидетельствует пример Сирии. Все эти события непосредственно спроецировались на Африку южнее Сахары, где неблагоприятная социально-экономическая обстановка порождает благоприятную среду для распространения исламского экстремизма и радикализации населения. Впрочем, как показывает опыт борьбы с иги-ловцами в Сирии, многие африканцы встают под знамена террористов не по идейным, а по материальным соображениям. Для живущих на доллар в день уроженцев Черного континента предлагаемое исламистами жалованье представляется крайне привлекательным.

В свою очередь, уезжая в зоны конфликтов ради заработка, африканцы нередко возвращаются домой идеологически обработанными, часто с конкретной миссией по проведению у себя на родине работы в интересах террористического интернационала. Как следствие, в условиях глобализации Африка стала крупнейшим в мире средоточием мирового терроризма и транснациональной преступности. Всего, по подсчетам американских властей, в регионе действуют 19 террористических организаций.

И все же перспективы надежного долгосрочного закрепления Африки в сфере влияния Вашингтона сегодня туманны. Все больше африканцев начинает осознавать, что проводимая США политика, по своей сути, мало чем отличается от стратегии старых колониальных держав, которые сегодня, пользуясь статусом партнеров Америки, также активно пытаются восстановить свои позиции на континенте. Наблюдая за тенденциями развития многополярности в современном мире, африканцы не теряют надежды на то, что в будущем мироустройстве их региону будет отведено более солидное место, чем уготованная ему западными политиками роль сырьевого придатка и рынка сбыта дешевых товаров. Африканская общественность, которая сегодня становится все более самостоятельно мыслящей, начинает во всеуслышание заявлять о необходимости преодоления неоколониальных форм взаимодействия между «первым миром» и Черным континентом.

Латинская Америка

Как уже упоминалось в предыдущих главах, США исторически претендовали на особую роль в Латинской Америке. Но на фоне холодной войны США почувствовали необходимость укрепления межамериканских отношений с соседями по западному полушарию, а также переформатирования своей внешней политики по отношению к ним, исходя из новых реалий. Был проведен ряд президентских и правительственных встреч, в том числе в 1956 году в Панаме (ее итог – создание Межамериканского банка развития, МАБР) и в 1967 году в Уругвае (попытка создания Общего латиноамериканского рынка[380]380
  Declaration of the Presidents of the America States in Uruguay. 2009


[Закрыть]). В промежутке между этими саммитами в 1961 году президент США Дж. Кеннеди выдвинул инициативу Союз во имя прогресса, которая касалась в основном программ поддержки развития и демократических преобразований. В преддверии встречи глав государств западного полушария в 1967 году президент США Л. Джонсон предпринял попытку использовать данную инициативу для поддержки идеологически «правильной» интеграции, дополнив её большим пакетом помощи, признав необходимость региональной интеграции как инструмента развития. Эта попытка была вызвана неблагоприятными перспективами региона в социальной и экономической сферах, которые создавали основу для усиления симпатий латиноамериканцев к СССР и социалистическому лагерю. Однако предложения президента не были поддержаны Конгрессом, в результате экономические инициативы США не реализовались в полной мере, а ввиду отсутствия систематического и регулярного характера встреч, политика панамериканизма начала давать некоторый сбой.

Реанимация политики панамериканизма произошла после распада биполярной системы международных отношений в 1991 г. Тема безопасности стала отходить на второй план, а на первый вышла экономическая повестка интеграций в виде различных блоков. В этот момент появляется новый формат встреч глав государств (который продолжает логическую историческую линию от конгрессов испаноамериканских стран и панамериканских конференций) в виде Саммита Америк, берущего своё начало в 1994 г., когда состоялась первая такая встреча президентов стран Западного полушария в Майами.

В целом, саммиты Америк показали, что страны утратили интерес к обсуждению соглашений о свободной торговле на условиях США, но в то же время углубили и расширили механизмы и институты сотрудничества в гуманитарных сферах (в частности образования, здравоохранения и прав человека) в Западном полушарии, продолжив линию с панамериканских конференций. «Левый поворот» начала XXI в. внёс некоторый раскол в монолит межамериканской системы. Истоки подобного раскола стоит искать не в самих саммитах, а в расстановке сил, которая начала складываться в Латинской Америке, и на что США вынуждены реагировать, адаптируя свою внешнюю политику в отношении соседних по полушарию стран.

Сегодня ОАГ остается для Вашингтона едва ли не главным политико-дипломатическим инструментом влияния в Латинской Америке. Примерно наполовину финансируемая Соединенными Штатами эта организация рассматривается многими экспертами достаточно критично (некоторые и вовсе называют ее «министерством колоний США»). Вместе с тем ОАГ играет важную направляющую роль в региональной коалиционной дипломатии, так как её институты охватывают большинство сфер сотрудничества. Значительность потенциала этой организации помимо прочего объясняется и тем, что под ее эгидой функционирует существенное количество отраслевых структур, играющих серьезную роль в регулировании той или иной сферы жизнедеятельности латиноамериканского региона[381]381
  Деятельность примыкающих к ОАГ институтов охватывает социальную (Межамериканский комитет по социальному развитию; Межамериканская система социальной защиты; Департамент социального и экономического развития; Панамериканская организация здравоохранения), гуманитарную (Межамериканский комитет по туризму; Межамериканский комитета по науке и технике; Управление науки, технологии и инновации; Межамериканский комитет по культуре), образовательную (Департамент человеческого развития, образования и занятости; Межамериканские программы по образованию в области демократических ценностей; Межамериканский комитет по образованию), экономическую сферы (Межамериканская программа по искоренению бедности и неравенства; Департамент торговли и экономического развития; Межамериканский комитет по портам), а также иные вопросы (Межамериканский совет по интегральному развитию; Межамериканская комиссия по электросвязи).


[Закрыть]. Посредством каждой из них американцы имеют возможность прибегнуть к юридическим мерам давления на страны Латинской Америки.

Однако в целом, несмотря на растянувшуюся на многие десятилетия работу, Вашингтону так и не удалось реализовать в западном полушарии выгодный ему панамериканский проект, под знамена которого стали бы все ключевые игроки Латинской Америки, тем самым заявив о своем признании безусловного лидерства США. Ни тематика безопасности времен холодной войны, ни пришедшая ей на смену после 1991 года экономическая повестка не оказались настолько привлекательными для латиноамериканцев, чтобы регион единогласно признал себя в качестве вотчины своего могущественного северного соседа. Напротив, все более явным становится стремление ключевых латиноамериканских государств (даже тех, кто не позиционирует себя как оппонент США, например, Аргентины или Бразилии) выстраивать многовекторную и прагматичную политику, не отказываясь от диалога с такими перспективными партнерами, как Россия или Китай, лишь потому, что так желают в Вашингтоне.

Преемственность латиноамериканской политики Вашингтона, а с другой стороны, его слабеющее влияние в Западном полушарии отчётливо проявились и после 2021 года в действиях администрации демократа Дж. Байдена. Перезагрузка латиноамериканского курса, на которой настаивал президент в ходе своей предвыборной кампании, фактически так и не произошла. Более того, по целому ряду направлений его политика во многом являлась воспроизведением политики своего предшественника республиканца Д. Трампа. Так, несмотря на заявления Дж. Байдена о необходимости более гуманного подхода к миграционному режиму в отношении беженцев из Центральной Америки, администрация демократов продолжала проводить массовые депортации мигрантов и оказывать давление на Мексику с целью более плотного закрытия своей южной границы. Всё это было характерно и для предыдущей администрации республиканцев[382]382
  The Biden administration is getting desperate on immigration. MSNBC. 2023


[Закрыть].

В то же время латиноамериканские страны послали четкий сигнал США, что они имеют голос и не готовы проводить политику в ущерб собственным интересам, как того хочет Вашингтон. Ярче всего это проявилось после обострения кризиса на Украине и введенного эмбарго в отношении энергоресурсов России администрацией Дж. Байдена в апреле 2022 года. Американский президент направил в Каракас своих представителей с целью снятия объявленного ещё администрацией Д. Трампа эмбарго на поставки в США нефтепродуктов из Венесуэлы в обмен на возобновление режимом Н. Мадуро переговоров с поддерживаемой Вашингтоном оппозицией. Однако этот маневр не удался, так как Н. Мадуро отказался от такого рода сделки и в весьма остроумной форме предложил делегации обратиться по этому вопросу к самопровозглашенному и признанному Вашингтоном незаконному президенту страны Х. Гуайдо.