Текст книги "Америка против всех. Геополитика, государственность и глобальная роль США: история и современность"

Автор книги: А. Яковенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 47 страниц)

Глава 20
Холодная война и апофеоз «американской империи»

К тому моменту как Черчилль произнес свою речь, уже стало очевидно, что окончание Второй мировой войны привело к новому этапу геополитического противостояния, для победы в котором Вашингтон намеревался задействовать все силы и средства. Уже был разработан первый план ядерной войны против Советского Союза, предусматривавший атомные бомбардировки нескольких десятков советских городов[328]328
  Овчинников В. План «Дропшот» намечал в нашей стране 300 новых Хиросим. РГ, 2020.


[Закрыть]. Вашингтон также начал реализацию масштабного плана Маршалла, который был призван удержать Европу на стороне США. Готовилось создание НАТО. Агрессивное давление оказывалось на Францию и Италию, где популярность коммунистических партий, внесших огромный вклад в движение сопротивления, была столь сильной, что они могли прийти к власти по итогам выборов.

На южном направлении внимание Белого дома особенно привлекала Греция, в которой шла война между коммунистами и правыми, поддерживаемыми США, а также соседняя Турция, представлявшая собой удобный плацдарм для давления на южный фланг СССР. Заместитель госсекретаря Д. Ачесон предупреждал, что если греки и турки попадут под влияние Москвы, то под угрозой окажется все Средиземноморье, в том числе Италия и Франция [329]329
  Satterthwaite J. The Truman Doctrine: Turkey. America and the Midle East, 1972.


[Закрыть]. Это была не только политическая, но и геополитическая угроза. На Западе хорошо помнили, что стремление взять под контроль черноморские проливы было одним из многовековых приоритетов российской политики еще со времен империи.

Именно события в Греции и Турции стали импульсом для появления доктрины Трумэна. В ней во всеуслышание признавалось разделение мира на два лагеря, которое американский лидер недвусмысленно представил в качестве борьбы добра против зла, свободы против рабства, человеческого достоинства против угнетения. Разумеется, лидером «сил добра» в его понимании стали США, а противоположный лагерь возглавил СССР.

Ключевая мысль Трумэна проста: «Почти каждая нация должна сделать выбор между альтернативными образами жизни, – говорил он, – один путь основывается на воле большинства, его отличают институты свободного общества, представительное правительство, свободные выборы, гарантии индивидуальных свобод, свобода слова и вероисповедования, а также свобода от политического преследования»[330]330
  Truman Doctrine (1947).


[Закрыть]. Разумеется, есть и другой путь. В его основе, утверждал американский президент, лежит «воля меньшинства, которая насильно навязывается большинству». Очевидно, речь идет о СССР, который, по мысли Трумэна, желает установить марионеточные коммунистические режимы в тех странах, которые еще колеблются. Греция и Турция – наиболее яркие примеры, однако за ними могут последовать и другие государства, которые еще не приняли решение следовать по первому из путей, обозначенных в президентской речи.

Тут же Трумэн называет и цену, которую нужно заплатить за то, чтобы избежать столь неприятных событий: 400 млн долларов, а также еще целый ряд мер гражданской и военной помощи грекам и туркам. Ачесон и другие ближайшие помощники президента, разрабатывавшие доктрину, подчеркивали, что речь Трумэна относится не только к двум упомянутым странам, но и широкому кругу государств, которым «угрожает» коммунизм.

Именно финансовая помощь, которая якобы должна помочь максимально быстрому восстановлению экономики, должна превалировать, считали американские стратеги. Эту идею наиболее ярко выразил Дж. Маршалл, писавший: «…страны Западной Европы не смогут играть свою роль без помощи извне. Их народы глубоко недовольны своим положением. Если они вскоре не ощутят улучшения своих дел с помощью демократических методов, они могут оказаться вынужденными повернуть в другом направлении. Именно в этом скрывается сила тактики коммунистов: они побеждают в условиях краха, когда достаточно сильны нищета и хаос. Вот почему любая программа демократического восстановления Западной Европы должна решить не только сложные экономические проблемы, являющиеся последствиями войны, но также преднамеренный саботаж коммунистов, которые в сохранении нищеты и хаоса видят свой лучший шанс на конечную победу»[331]331
  The «Marshall Plan» speech at Harvard University, 5 June 1947.


[Закрыть].

Конечно, эта идея вовсе не свидетельствует о миролюбивости вашингтонских стратегов. Однако в Белом доме чувствовали невозможность развязать в ближайшее время еще одну большую войну. Напряжение сил в США было огромным, и американский народ, чуждый практике тотальной войны, нуждался в передышке. Тот же Маршалл, будучи одним из главных творцов американской военной стратегии в годы войны, признавался после ее окончания, что многие политики неоднократно обращались к нему с просьбой немедленно «задать жару русским», а заодно и Китаю, где побеждали коммунистические силы. «В то же время, – замечал генерал, – мои ресурсы по «заданию жара», – а я солдат, и кое-что знаю о возможностях «задать жару», – были равны 113 дивизиям на все Соединенные Штаты. И это было довольно смелое предложение с учетом того, что придется иметь дело с кем-то, у кого их более 260».

Вспоминая о формировании стратегии первых послевоенных лет, Трумэн писал: «Я очень хорошо представлял, что означало бы для мира возрождение американского изоляционизма. После Второй мировой войны было абсолютно ясно, что без американского вмешательства в мире не было силы, способной на равных противостоять СССР. Если бы мы отвернулись от мира, районы – такие, как Греция, – ослабленные и расколотые в результате войны, вошли бы в советскую сферу влияния без каких-либо серьезных усилий со стороны русских. Бездействие, уход, реализация идеи «крепости Америки» могли завершиться лишь уступкой Москве огромных районов земного шара, которые сейчас для них недоступны. Это было время, когда просто необходимо было открыто поставить Соединенные Штаты Америки на стороне и во главе всего свободного мира[332]332
  The Memoirs of Harry S. Truman: A Reader's Edition. Missouri, 2019.


[Закрыть]».

В центре трумэновской доктрины мысль о том, что СССР подавляет другие страны, делает их своими сателлитами и проводит репрессивную политику в отношении их населения, «заставляя любить» Москву. В то же время соседи и партнеры США – это якобы счастливые страны, которые наслаждаются свободой и равноправными отношениями: «Страны-сателлиты СССР представляют собой несчастнейшие страны мира, насколько мы можем судить по информации, поступающей к нам из-за железного занавеса. Они являют собой острейший контраст с ситуацией, имеющей место на Кубе, в Канаде, Мексике и других странах той части света, к которой относимся и мы. Ни один наш сосед не опасается нас. И им нравится иметь дело с нами, ибо мы принимаем их конкуренцию вместо того, чтобы требовать их покорности»[333]333
  Ibid.


[Закрыть].

Сегодня непросто понять, в чем именно заключается новизна трумэнов-ских идей для своего времени. Однако следует вспомнить, что эта доктрина была сформулирована в тот момент, когда только закончилась Вторая мировая война, на всем протяжении которой американцам преподносился доброжелательный образ русских как союзников. Фильмы и плакаты демонстрировали, что русские солдаты такие же хорошие парни, как и американцы, что народы СССР сражаются за свою свободу. Все это сформировало у граждан США убеждение, что Советский Союз далеко не такое чуждое и патологически агрессивное государство, как это казалось до войны. Безусловно, у него другая идеология, другой экономический уклад и иная культура, но ведь русские так же сражаются за свободу. Москва не стала искать союза или хотя бы мира с Гитлером, а восстановив свои границы, двинула войска на запад, чтобы навсегда покончить с нацизмом. На этом фоне многие американцы полагали, что можно мирно сосуществовать и даже сотрудничать с русскими так же, как США и СССР сотрудничали в годы войны.

Трумэн и его идеологи поставили крест на этих, как им казалось, опасных заблуждениях. Ключевой замысел разработанной ими доктрины заключается в том, чтобы показать, что русские опасны и агрессивны в силу самой идеологии, которая прочно укоренилась в их сознании: «Советский Союз, в отличие от предыдущих претендентов на гегемонию, вдохновляется новой фанатичной верой, антагонистичной нашей, и стремится установить свой абсолютный контроль над всем миром»[334]334
  The Memoirs of Harry S. Truman: A Reader's Edition. Missouri, 2019.


[Закрыть].

Таким образом, по мысли Белого дома, русские не могут жить в мире, а созданное ими репрессивное государство должно постоянно захватывать и угнетать все новые и новые народы, для чего у них хватит и ресурсов, и презрения к человеческой жизни. Ни о каком мирном сосуществовании, а тем более сотрудничестве, не может быть и речи. Любая победа русских есть поражение американцев и ведомого ими «свободного мира». Так впервые была сформулирована знаменитая идея «игры с нулевой суммой», которая доминировала в западном сознании на протяжении всей холодной войны, и к сожалению, активно восстанавливается в наши дни.

«Амбиции русских, – писал американский лидер вскоре после победы над Гитлером, – не могут быть остановлены дружескими напоминаниями о сделанных обещаниях. Русские будут давить везде, где проявится слабость»[335]335
  Ibid.


[Закрыть]. В письме к госсекретарю Бирнсу Трумэн высказался еще короче: «Я устал нянчиться с Советами»[336]336
  Бэгготт Дж. Тайная история атомной бомбы. М., 2011.


[Закрыть]. Устами Трумэна США фактически заявляли, что они будут вмешиваться во внутреннюю политику любых государств, если сочтут, что им угрожает коммунизм, идет ли речь о непосредственном влиянии Москвы, военной агрессии с ее стороны или же о том, что Белый дом называл «косвенной угрозой», то есть деятельности национальных коммунистических партий. Следует особо отметить, что, хотя доктрина изначально преподносилась как антикоммунистическая, она быстро приобрела русофобский характер, поскольку предприимчивые пропагандисты взяли на вооружение лозунг о том, что «все русские – коммунисты», добавляя при этом, что, однако, «не все коммунисты – русские», и именно против них в первую очередь направлена доктрина американского президента.

Итак, уже в 1947 г. Трумэн заложил основы геополитической стратегии США вплоть до окончания холодной войны. Для ее скоординированной реализации американский лидер в том же году создал Совет национальной безопасности США. Учреждение этого органа стало логическим продолжением трумэновских идей. Ранее национальная безопасность находилась в ведении Государственного департамента, однако выраженная силовая направленность идей Трумэна обусловила необходимость создать координирующий орган принципиально иного характера. СНБ изначально имел характер военно-политической структуры, в который входили руководители вооруженных сил и спецслужб.

Меморандум СНБ № 7 от 30 марта 1948 года давал более конкретные очертания трумэновской стратегии. В преамбуле документа заявлено: «Разгром сил мирового коммунизма, руководимого Советами, имеет жизненно важное значение для безопасности Соединенных Штатов. Этой цели невозможно достичь с помощью оборонительной политики. Поэтому Соединенные Штаты должны взять на себя руководящую роль в организации всемирного контрнаступления с целью мобилизации и укрепления наших собственных сил и антикоммунистических сил несоветского мира, а также в подрыве мощи коммунистических сил»[337]337
  Меморандум СНБ № 7 от 30 марта 1948 года.


[Закрыть].

Далее предлагается программа «всемирного контрнаступления», которая сводится к следующим пунктам:

– укрепление военной мощи США, не исключая восстановления всеобщей воинской повинности, а также восстановление оборонной промышленности и поддержание лидерства в ядерном оружии;

– развертывание внутри страны и за рубежом масштабной пропагандистской кампании, которая бы обеспечила «понимание и безраздельную поддержку» американской геополитической стратегии со стороны общественности;

– восстановление экономики европейских государств и создание в них сил, способных по указанию Вашингтона подавлять коммунистические движения и другое инакомыслие;

– содействие наращиванию военного потенциала «отдельных некоммунистических стран»;

– поддержка и развитие сил гражданского общества в других странах, однако не повсеместно, а лишь там, где это способствовало бы интересам американской национальной безопасности;

– разработка и реализация программ помощи «движениям сопротивления за “железным занавесом”» – по сути, подрывная и диверсионная работа внутри самого СССР;

– создание «крупного денежного фонда для борьбы с мировым коммунизмом, руководимым Советами», что предполагало ставку на помощь американской олигархии и руководимых ими корпораций.

Следует обратить внимание на наступательный характер стратегии США. Американские стратеги предложили не просто придерживаться известной концепции «winning hearts and minds» (завоевания умов и сердец), но активно оспаривать советское влияние вооруженными средствами в третьих странах, обозначив в том числе необходимость вести активную враждебную деятельность внутри самого СССР. Стратегия, разрабатывавшаяся и реализовавшаяся СНБ, была глубоко антагонистической. Она не предусматривала возможности какого бы то ни было конструктивного диалога с Москвой и достижения договоренностей кроме тех, которые должны будут содержать «подчеркнуто тяжелые и унизительные для коммунистического режима» условия, как это обозначено в директиве СНБ № 20 (1948 год), являющейся планом оккупации территорий, «освобождаемых» от русских. Многие положения этого документа актуальны и по сей день, особенно в той части, которая касается отношений Вашингтона с собственными сателлитами: «Мы должны принять меры безопасности, которые автоматически обеспечивали бы такое положение, что даже некоммунистический и дружественно настроенный по отношению к нам режим не имел бы сильного военного потенциала и экономически в значительной степени зависел бы от внешнего мира»[338]338
  Меморандум СНБ № 7 от 30 марта 1948 года.


[Закрыть].

Идеи Трумэна и его администрации находили конкретное воплощение в политическом и военном планировании. Сразу после окончания Второй мировой войны американцы начали разрабатывать план войны против СССР с использованием ядерного оружия («Тоталити»). Дальнейшим развитием подобных замыслов стало создание в 1949 году Организации Североатлантического договора (НАТО). В том же году в Вашингтоне был утвержден «Дропшот» – новый, более масштабный план атаки на СССР и его союзников, также предусматривавший нанесение по ним массированных ядерных ударов. Впрочем, на момент создания Североатлантического альянса в географическом отношении он почти не соприкасался с советской территорией – общую границу с СССР имело лишь одно натовское государство (Норвегия). Только после первого расширения в 1952 году (Турция и Греция) НАТО вышла к советским рубежам на юге.

На первом этапе холодной войны далеко не все геополитические акции США заканчивались успехом. С одной стороны, Вашингтону действительно удалось взять под свой контроль целый ряд государств по всему миру, которые угрожали пойти альтернативным (при этом далеко не всегда социалистическим и просоветским) курсом. Вместе с тем многие масштабные попытки ликвидации «советской угрозы» потерпели полный крах. Наиболее ярким примером является Корейская война, в которую США вступили с твердым намерением силой оружия разгромить коммунизм на Дальнем Востоке.

С июня 1950 по июль 1953 года на Корейском полуострове велись боевые действия, в которых американцы потеряли более 44 тысяч человек убитыми и пропавшими без вести. Несмотря на то, что в определенный момент разгром северокорейцев казался неминуемым, военная помощь со стороны СССР и вмешательство миллиона китайских «добровольцев» привело к тому, что войска остановились на линии прежней государственной границы. Решительного разгрома коммунистов у американцев не получилось, что серьезно ударило по авторитету Трумэна. Стоит добавить, что южнокорейский режим Ли Сын Мана, на помощь которому пришли американцы и их союзники, был по своей сути совершенно антидемократическим и угнетал свободу ничуть не меньше любой диктатуры.

Последние месяцы Корейской войны пришлись на начало президентства преемника Трумэна – Д. Эйзенхауэра. Боевой генерал, руководивший войсками союзников в Европе, Эйзенхауэр (или Айк, как сократили его труднопроизносимую фамилию американцы), знал реальный облик войны и цену солдатских жизней. Как солдату ему претила агрессивная риторика и бряцание оружием по поводу и без такового, однако как президент Соединенных Штатов Эйзенхауэр был обязан занимать максимально жесткую позицию в отношении СССР. Это противоречие во многом объясняет ту эволюцию, которую при нем прошла стратегия США. Ее основным архитектором стал уже неоднократно встречавшийся на страницах этой книги госсекретарь США Дж. Ф. Даллес, которому принадлежит несколько концепций, ставших знаковыми для истории холодной войны.

Первая из них – это «доктрина массированного возмездия». Она подразумевала начало полномасштабной войны против Советского Союза, как только «первый коммунистический солдат перешагнет границы». Вот как описывает сам Даллес политический смысл «массированного возмездия»: «Мы хотим для самих себя и других свободных наций максимальных средств устрашения по сносной цене… Если наша политика должна будет оставаться традиционной, противопоставляя агрессии непосредственную и местную оппозицию, тогда нам нужно быть готовыми сражаться в Арктике и в тропиках, в Азии, на Ближнем Востоке и в Европе; на море, на земле и в воздухе; как старыми, так и новыми видами оружия. Основное решение состоит в том, чтобы зависеть в первую очередь от огромной способности к возмездию мгновенно, средствами и в районах по нашему собственному выбору»[339]339
  Smith J.E. Eisenhower in War and Peace. Penguin, 2012.


[Закрыть].

Другой концепцией стала «доктрина освобождения», в разработку которой Даллес также внес огромный вклад. Если идеи Трумэна были направлены прежде всего на сдерживание советского влияния от его дальнейшего распространения, то команда Эйзенхауэра в некотором смысле пошла дальше. Уже в предвыборных речах будущий президент заявил о том, что США готовы оказать помощь любому народу, находящемуся под «коммунистическим гнетом»: «Мы не будем сидеть сложа руки – и мы должны оповестить об этом весь мир, включая Кремль; лишь когда порабощенные народы мира получат всю полноту свободы выбирать свой собственный путь, тогда и только тогда мы сможем сказать, что есть возможный способ жить в мире и постоянстве с коммунистами. Мы должны сказать Кремлю, что мы никогда не откажем в нашей помощи ни одному мужчине или женщине из этих несчастных стран, кто ищет у нас убежища, ни одному человеку, держащему среди своего народа факел свободы, ни одному, стремящемуся к освобождению своих братьев».

Генерал предусмотрительно сделал несколько важных оговорок. Сегодня, заявлял он, США обладают беспрецедентными экономическими и технологическими возможностями, которые делают неоспоримым их глобальное лидерство. Однако эти возможности являются предметом вечной зависти экономически отсталого СССР, который в силу своей глубоко ошибочной хозяйственной модели не в состоянии догнать Америку в честной конкуренции. Осознавая это, Москва будет всеми силами пытаться захватить власть в тех регионах мира, откуда в США поставляются критически важные ресурсы и материалы. Такая аргументация, с одной стороны, подогрела негодование избирателей, а с другой – дала понять, что первыми жертвами американской «помощи» окажутся страны, богатые теми или иными стратегически важными ресурсами.

Другая важная оговорка, которую сделал Эйзенхауэр, касается методов «освобождения». В Корее американские войска составляли основную ударную силу. Южнокорейцы воевали откровенно плохо, а широкая коалиция, составленная по решению ООН из контингентов множества стран от Великобритании до Эфиопии, не представляла собой значительной силы. Лишь британские и турецкие войска были соразмерны численности одной дивизии. Решение, которое предложил Эйзенхауэр, сводилось к следующему: если «угнетенные» народы хотят освободиться, то Америка окажет им помощь, однако это не означает, что нужно бездействовать в ожидании пришествия американских солдат, напротив, нужно самим брать в руки оружие. Вот как в другой предвыборной речи эта мысль была сформулирована применительно к Корее: «Организация Объединенных Наций теряет свой смысл, если Америке приходится принимать на себя главные удары противника и постоянно пополнять людьми линию фронта. Это должно быть делом корейцев. Мы не хотим, чтобы Азия считала белых людей Запада своими врагами. Если уж война там неизбежна, то пусть это будет война азиатов против азиатов при нашей поддержке». Легко видеть в этих словах очертания будущей тактики «вьетнамизации» конфликтов, которая с большим успехом применяется Белым домом и сегодня во всех регионах мира – от Ирака и Афганистана до Азиатско-Тихоокеанского региона, от Африки до Украины.

К этой же идее примыкает эйзенхауэровская концепция «щита и меча». Согласно ей американские силы являются наиболее ценным ресурсом свободного мира, который нужно пускать в дело лишь там, где это действительно требуется. Приводились разнообразные экономические обоснования, например, утверждалось, что стоимость содержания одного американского солдата составляет более трех с половиной тысяч долларов в год, тогда как грека или пакистанца – менее пятисот долларов. Следовательно, жизни этих союзников Америки, по мысли вашингтонских стратегов, и стоят в несколько раз дешевле, по причине чего им отводилась роль «щита», сдерживающего разнообразные удары до тех пор, пока ситуация не потребует вмешательства «меча», то есть американских войск. «Логической ролью наших союзников, – утверждал американский лидер, – будет обеспечивать (с нашей помощью) свою собственную местную локальную безопасность, особенно сухопутными силами, в то время как США, расположенные в центре и обладающие могущественным производственным потенциалом, представляли бы мобильные резервные части со всеми видами оружия, с особым упором на морские и воздушные компоненты». Таким образом, Эйзенхауэр, несмотря на существование «доктрины массированного возмездия», опираясь на свой военный опыт, отдавал явное предпочтение идее ограниченной войны. Здесь снова уместно вспомнить сегодняшнее участие американцев в военных операциях за рубежом.

В целом, если не стесняться называть вещи своими именами, то развернутая в то время согласно идеям Эйзенхауэра милитаризация натовских союзников США, в первую очередь ФРГ, является не чем иным, как попыткой нарастить «пушечное мясо», которое могло бы быть послано на поле боя для решения задач американской национальной безопасности, в то время как американцам предоставлялась честь нанесения «решающего удара», если таковой потребуется. Масштабные планы ядерной войны, разрабатываемые Пентагоном, включали в себя превращение той же Германии в ядерную пустыню с целью задержать советские танковые армады. Западногерманский офицер Б. Винцер, позднее бежавший в ГДР, в своих мемуарах вспоминает: после командно-штабных игр, на которых разыгрывался сценарий применения американского ядерного оружия в Германии, участвовавшие в них офицеры бундесвера шутили, что отныне главная составляющая военных приготовлений – это заготовка достаточного объема хлорной извести для утилизации трупов.

Для реализации идей американского лидера Вашингтон начал активно развивать блоковую политику. В дополнение к укреплению НАТО в 1955 году был заключен Багдадский пакт, приведший к созданию блока СЕНТО, и Манильский пакт, оформивший блок СЕАТО (см. главу 1). Таким образом, Советский Союз был окружен плотным кольцом сателлитов Соединенных Штатов. Увлеченность Вашингтона блоковой политикой была настолько глубока, что Даллес даже выступил с идеей «аморальности нейтралитета».

Подписание Багдадского пакта было далеко не случайно. Идея Эйзенхауэра о том, что Америка должна в качестве первостепенных объектов своей «помощи» рассматривать поставщиков стратегических ресурсов диктовала необходимость начать экспансию в нефтеносные регионы, прежде всего на Ближний Восток, который исторически относился к британской зоне влияния. В Иране в 1953 году спецслужбами США и Великобритании было свергнуто демократически избранное правительство М. Мосаддыка. После этого США предоставили стране помощь в размере 100 миллионов долларов, получив в порядке компенсации 40 % акций национальной нефтяной компании. Другие 40 % получила Англо-иранская нефтяная компания, впоследствии переименованная в «Бритиш Петролеум».

Однако Суэцкий кризис 1956 года изменил расстановку сил. После односторонней национализации Суэцкого канала Египтом Великобритания и Франция начали военную операцию, в ходе которой египтяне были разгромлены. Но в дело немедленно вмешалась Москва и лично Хрущев, который пообещал, что в случае продолжения агрессии на Лондон и Париж могут посыпаться ядерные бомбы. Кроме того, давление на союзников оказали и Соединенные Штаты. Англичане и французы поспешили уступить.

Эти события администрация Эйзенхауэра восприняла как возникновение «вакуума власти», опасного тем, что его может заполнить советское влияние. Необходимость «поставить на место» Москву диктовалась также тем, что в том же году в Венгрии вспыхнуло кровавое антисоветское восстание, которое подогревалось высказываниями Белого дома о том, что любой желающий, который осмелится поднять оружие против Москвы, получит американскую помощь. Пока в Будапеште восставшие без суда казнили служащих социалистической администрации и просто заподозренных в симпатиях к коммунизму, Даллес произнес проникновенную речь, в которой намекнул, что американцы в скором времени «сведут Венгрию с советской орбиты» (по выражению Г. Киссинджера)[340]340
  Киссинджер Г. Дипломатия. М., 1994.


[Закрыть]. Однако восстание было подавлено советскими войсками, а американская риторика так и осталась риторикой. Тем не менее венгерский фактор придал отношениям с Москвой дополнительной напряженности.

В этих условиях родилась концепция, которая собственно и известна под названием доктрины Эйзенхауэра. Анализируя итоги Суэцкого кризиса, Г. Киссинджер писал: «Суэц оказался посвящением Америки в реальное принятие на себя глобальной роли. Одним из его уроков стало то, что вакуум всегда заполняется, важно лишь определить, чем или кем именно. Лишив Великобританию и Францию их исторической роли на Ближнем и Среднем Востоке, Америка как держава обнаружила, что теперь ответственность за равновесие сил в регионе ложится на ее плечи»[341]341
  Там же.


[Закрыть].

Ближневосточная стратегия Эйзенхауэра сводилась к оказанию государствам региона военной помощи, содействию их экономическому развитию и защите от «коммунистической экспансии». Заявление американского лидера, в котором он очертил контуры американской ближневосточной стратегии, представляет традиционную смесь американского прагматизма и показного стремления к защите духовных ценностей от посягательств «безбожников»: «Этот район всегда был перекрестком континентов Восточного полушария. Суэцкий канал дает возможность странам Азии и Европы вести торговлю, которая необходима, чтобы эти страны сохранили свою уравновешенную и процветающую экономику. Ближний Восток обеспечивает сообщение между Евразией и Африкой. Он содержит около 2/3 известных в настоящее время нефтяных запасов мира, и он обычно покрывает потребности в нефти многих государств Европы, Азии и Африки… Ближний Восток – это место рождения трех великих религий – мусульманской, христианской и иудейской. Было бы нетерпимым, если бы святые места Ближнего Востока должны были подчиниться господству, которое прославляет атеистический материализм»[342]342
  «Доктрина Эйзенхауэра». Послание к Конгрессу США 15 января 1957 г.


[Закрыть].

Конечно, внимание к нефтеносному региону оказалось далеко не следствием неожиданно возникшего желания защитить святые места от атеистов, хотя известный дух крестоносца всегда присутствовал в сознании американского лидера (достаточно вспомнить, что его мемуары озаглавлены «Крестовый поход в Европу»). Именно в эпоху Эйзенхауэра зависимость США от нефти достигла критического уровня. Готовясь к ядерной войне и желая сделать доступными даже самые отдаленные уголки Америки, администрация Эйзенхауэра подготовила Национальный оборонный билль о дорогах, который инициировал самую масштабную в американской истории программу дорожного строительства. В результате автомобильный транспорт пережил настоящий бум, а автомобилестроение и связанные с ним отрасли стали локомотивом американской экономики. Бывший министр обороны и председатель совета директоров автомобильного гиганта Уилсон заявлял: «Что хорошо для “Дженерал Моторс” – то хорошо и для Америки». Неудивительно, что в этих условиях Белый дом был так встревожен ближневосточным «вакуумом власти», ибо других способов упрочить энергетическую безопасность США, кроме как «прийти на помощь» государствам региона, не было.

Самое серьезное испытание эйзенхауэровская стратегия пережила в последние годы президентства ее создателя. Как мы помним, еще в предвыборных выступлениях Айк (как американцы называли Эйзенхаруэра) убеждал сограждан, что русские желают реализовать сценарий экономического удушения Америки потому, что крайне неразвиты и не способны обогнать США в честной конкуренции. Однако в 1957 г. американцы с удивлением узнали, что страна, где якобы до сих пор пашут землю при помощи сохи и лошади, запустила в космос первый спутник. Менее чем через три месяца после истечения президентского срока Эйзенхауэра в космос отправился Юрий Гагарин.

Запуск спутника оказался огромным ударом по престижу американского государства. Небольшой по размеру, не более полуметра в диаметре, 80-килограммовый стальной шар с радиопередатчиком вызывал беспокойство не только в смысле национальной гордости. Если от бомбардировщиков можно более или менее эффективно защититься, то как быть, если угроза обрушится на Америку непосредственно из космоса? Ответа на этот вопрос так и не было найдено в эпоху Эйзенхауэра. Как и Трумэн, Эйзенхауэр уходил из Белого дома с осознанием того, что его стратегия, столь амбициозно и смело сформулированная, оказалась во многом риторикой, которая слабо отвечала реалиям современного мира. Даллес, верный доктринер Эйзенхауэра, умер в 1959 году, поэтому старому генералу пришлось в одиночку нести на себе бремя критики, которой его подвергли американцы, уставшие от провалов Вашингтона.

Эта критика была вполне обоснованной. К 1960 году Вашингтон лишился лояльных ему режимов во всех уголках земного шара. Вьетнам, Лаос, Панама, Куба – вот лишь неполный перечень стран, где пали или уже шатались проамериканские правительства. Неудивительно, что на выборах 1960 года американцы отвернулись от соратника Эйзенхауэра – Р. Никсона – и отдали свое предпочтение Дж. Кеннеди.

Начало правления Кеннеди показалось многообещающим. Самый молодой президент в истории страны, выходец из почтенной семьи, воевавший на Тихом океане, блестящий адвокат, прекрасный оратор, здравомыслящий политик, интеллектуал, который привел в свою администрацию не менее заметных людей – таков был новый президент. От нового лидера ожидалось нечто принципиально иное, чем «массированное возмездие» и создание блоков по всему миру.