Текст книги "Америка против всех. Геополитика, государственность и глобальная роль США: история и современность"

Автор книги: А. Яковенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 47 страниц)

Безрадостные новости пришли и от итальянцев. Относительное равновесие между итальянской и австрийской армиями было нарушено в конце 1918 г., когда австрийцы с помощью свежих германских дивизий нанесли противнику сокрушительное поражение при Капоретто. Итальянская армия в массовом порядке спасалась бегством, что поставило под вопрос дальнейшее участие Рима в войне. Как и во Франции, ситуацию удалось исправить с помощью расстрелов, однако боеспособность южного союзника, который несколько лет не мог справиться с достаточно слабыми австрийцами, оказалась подорвана.

В этих условиях администрации Вильсона срочно требовалось создать армию, невиданную ранее в американской истории. Прежде всего Вашингтон перехватил инициативу в информационном поле – был введен жесткий контроль за деятельностью средств массовой информации, а также создан так называемый Комитет общественной информации, который возглавил известный своими скандальными расследованиями журналист Дж. Крил. Госсекретарь США Р. Лансинг и его коллеги – министр обороны Н. Бейкер и военно-морской министр Дж. Дэниэлс – стали почетными сопредседателями. Комитет набрал свою 75-тысячную армию «четырехминутчиков» – агитаторов, которые в своих кратких выступлениях рассказывали о праведных целях Америки в войне и необходимости принять участие в священной борьбе американского народа за свободу для всего человечества. Не обходили стороной, конечно, и зверства немцев. Для работы в Комитете привлекли также известных ученых, таких как историк Ч. Бирд или экономист Дж. Коммонс, которые составляли пропагандистские буклеты, «научно» обосновывавшие участие США в войне. Те же из представителей академической общественности, кто отказывался участвовать в пропагандистской кампании и имел неосторожность публично высказываться против политики нагнетания напряженности в обществе, подвергался жесткому преследованию вплоть до изгнания из родных университетов. Жертвы для травли избирались повсеместно, невзирая на их академический авторитет и научные заслуги. Вскоре американские университеты стали заведениями, не менее нетерпимыми к любому проявлению свободомыслия, чем сам Комитет общественной информации.

Чувствуя себя выразителем мнения истеблишмента, Крил не стеснялся прибегать к шантажу и открытым угрозам в адрес тех представителей прессы, которые осмеливались ставить под сомнение выдававшиеся им «факты». Он клеймил неугодных журналистов «продажными слугами гуннов», «предателями», «изменниками», призывая предать суду или даже бессудной расправе любого, кто имел альтернативную точку зрения. Ему вторили рядовые «четырех-минутчики», которые призывали американцев активно доносить властям на любого, кто выражал сомнение в справедливости войны и вообще вызывал подозрение в прогерманских симпатиях. На фоне всеобщей враждебности участились случаи судов Линча над заподозренными в симпатии к врагу[238]238
  Peck G. The Great War in America: World War I and Its Aftermath. Pegasus, 2018.


[Закрыть].

Таким образом, едва вступив в войну с целью «спасти мир для демократии», администрация Вильсона создала в обществе такую атмосферу страха, недоверия и нетерпимости, в сравнении с которой кайзеровская Германия могла показаться оазисом либерализма. Патриотическая мания принимала самые абсурдные формы, к примеру, поборники патриотизма запрещали исполнять Бетховена или Брамса, полагая, что это может породить определенные симпатии к немцам. В целях изгнания из повседневной жизни упоминаний о Германии политики предлагали переименовать гамбургер в «сэндвич свободы», а врачам – называть краснуху, которая в тогдашнем английском языке именовалась как «немецкая корь» (German measles), «корью свободы».

Вашингтон не собирался ограничивать борьбу на «домашнем фронте» одной лишь пропагандой. В 1917 – 1918 годах были приняты два закона – о борьбе со шпионажем и о подстрекательстве, – которые вошли в историю США как одни из наиболее антидемократических нормативных актов из тех, что когда-либо принимались Конгрессом. Составленные умышленно в самых общих выражениях эти законы объявляли федеральным преступлением любое поведение, которое может быть сочтено непатриотичным, антиамериканским, подрывающим авторитет правительства, порочащим американское государство и его конституцию. Любое неповиновение властям, критические высказывания в адрес действий государственных структур и вооруженных сил, выражение поддержки враждебному государству – все это могло привести к тюремному заключению на срок до 20 лет или штрафу в 10 тысяч долларов (огромная сумма для того времени). Тысячи людей, которые были лишены свободы согласно этим актам, конечно, не имели никакого отношения не только к германским спецслужбам, но и к Германии вообще. Однако в рамках новых законов можно было в высшей степени эффективно бороться со всеми, кто рассматривался государственной властью и корпоративной элитой как угроза – профсоюзными лидерами, оппозицией, свободомыслящими интеллектуалами и просто теми, кто был неудобен по тем или иным сиюминутным причинам. Именно в этой атмосфере всеобщего страха и подавления любых проявлений свободы начинал свою деятельность скромный вашингтонский библиотекарь Э. Гувер – будущий всесильный глава Федерального бюро расследований. Само ФБР, которое в те годы существовало под названием «Бюро расследований» и представляло собой малочисленную и плохо финансируемую структуру с претензией на осуществление функций спецслужбы, также оказалось в поистине благоприятной среде, которая заложила основы для будущего бурного роста.

Наряду с подготовкой общественного мнения и ужесточением контроля над повседневной жизнью граждан американское правительство позаботилось и о финансовой стороне вопроса. В апреле 1917 г. ФРС запустила беспрецедентную в американской истории программу военного займа, которая была названа «Свобода» (Liberty bonds). До сентября 1918 г. было произведено четыре выпуска военных облигаций, которые были раскуплены за рекордно короткий срок (чуть более полутора лет), принеся американскому правительству порядка 21,4 миллиарда долларов – сумму поистине фантастическую. Разумеется, распространение облигаций проводилось через финансовые компании, контролируемые Морганом, получавшим соответствующую комиссию.

Благодаря эффективной работе пропаганды (сам этот термин именно тогда вошел в массовое употребление)[239]239
  Отец современной пропаганды Э. Бернейс (племянник З. Фрейда) в годы Первой мировой войны работал на американские власти и уже после войны обобщал полученный им опыт в применении к нуждам бизнеса.


[Закрыть] мало кто из американцев понимал, что под прикрытием «мер военного времени» ведется наступление на гражданские и экономические права граждан, укрепляется финансовая и административная власть корпораций, искореняется политическая и интеллектуальная оппозиция. Жители Соединенных Штатов полагали, что помогают Америке исполнять ее историческую миссию – принести свободу угнетенным народам. Это позволило администрации Вильсона пойти на такую крайнюю меру, как всеобщий призыв на военную службу, и в кратчайшие сроки сформировать контингент численностью более миллиона солдат и офицеров, который был переброшен за океан.

Прибытие американских войск в Европу стало своевременным. 21 марта 1918 г. немецкая армия начала Весеннее наступление, возможно, самую масштабную из операций Первой мировой войны. В течение недели союзники беспорядочно отступали, тщетно пытаясь организовать сопротивление. И хотя численное превосходство Антанты взяло верх и на этот раз (немецкое наступление было остановлено, и линия фронта стабилизировалась), потери союзников оказались поистине катастрофическими (около 850 тысяч человек). После Весеннего наступления англо-французские человеческие ресурсы оказались на грани исчерпания – в одной только Франции погибло до половины мужчин в возрасте до 30 лет. Прибытие из-за океана миллионного экспедиционного корпуса армии США спасло положение. Американцы еще раз помогли остановить немцев летом того же года, когда Германия предприняла последнюю попытку завершить войну одним ударом (вторая битва на Марне).

В этот момент Антанта и американцы (США так и не примкнули к этому военному блоку) готовились к решающей операции, которая вошла в историю как Стодневное наступление. Общая численность союзных войск на западном фронте к этому моменту перевалила за 6 миллионов человек, из которых уже 1,9 миллиона составляли американские солдаты и офицеры. 8 августа 1918 года союзники атаковали немцев. Стодневное наступление разительно отличалось от всех операций более ранних периодов войны. Если раньше пехоте приходилось «голыми руками» атаковать укрепленные позиции после малорезультативной артиллерийской подготовки, то сейчас английские, французские, американские, бельгийские, канадские и австралийские солдаты шли в атаку под прикрытием плотного огневого вала, который создавали десятки тысяч орудий. Если в 1914 году во всей Англии и Франции можно было найти лишь около 800 тяжелых орудий, то теперь в распоряжении англичан, французов и американцев было около 16 000 стволов тяжелой артиллерии, не считая 23 000 орудий меньшего калибра. В бой пошли сотни танков. Всего в армиях трех держав в последний год войны их имелось 8 000, тогда как немцы могли им противопоставить лишь 70 боевых машин неудачной конструкции. С воздуха союзников прикрывало более тысячи самолетов, при этом Англия, Франция и США располагали уже более чем 17 000 аэропланов. Военные перевозки на фронте и в тылу обеспечивало 150 000 грузовиков. В сущности, Стодневное наступление стало триумфом не полководческого гения антантовских генералов, а гигантских экономических возможностей западных союзников – возможностей, реализованных в первую очередь с помощью промышленных мощностей и щедрых кредитов Америки[240]240
  Fergusson N. The Pity of War. New York, 1998. 293


[Закрыть].

23 октября президент Вильсон направил в Берлин ноту, предлагая немцам безоговорочную капитуляцию, однако Германия предпочла продолжить сражаться. Первыми 30 октября сложили оружие турки, а вскоре итальянцам удалось взять реванш за Капоретто, одержав победу в сражении у Витторио-Венетто (в этой битве принимала участие одна американская дивизия). Теперь уже разваливалась австро-венгерская армия, что побудило Вену капитулировать 3 ноября. Через два дня германский западный фронт окончательно рухнул под напором объединенной англо-франко-американской мощи. Четырьмя днями позже кайзер Вильгельм II был низложен – Второй рейх прекратил свое существование. В 5 часов 10 минут утра 11 ноября 1918 года в лесу у города Компьен во французской провинции Пикардия в штабном вагоне главнокомандующего союзными армиями маршала Ф. Фоша было подписано перемирие, завершившее боевые действия Первой мировой войны. США, понесшие, в сравнении с Англией, и особенно Францией, достаточно скромные людские и материальные потери[241]241
  Наибольшие потери в Антанте и союзных державах понесли Россия (около 2,2 миллиона погибших и умерших), Франция (около 1,4 миллионов), Италия (1,2 миллиона) и Великобритания. У США на фронте погибло 117 тысяч человек. О напряжении сил также свидетельствуют данные об отношении призванных на службу к общему количестве жителей страны: так, в России было мобилизовано 8,5 % населения, во Франции – 17 %, в Великобритании – 2 % (без учета колоний и доминионов), в Италии – 17 %, в США – 4,7 %.


[Закрыть], на правах победителей сели за стол мирных переговоров, открывшихся в Париже.

Для США результат войны стал настоящим триумфов, который, наверное, лучше всех выразил сам президент Вильсон, воскликнувший: «Наконец-то мир узнал Америку как своего спасителя!». Однако эти слова были сказаны им уже во Франции в ходе Версальской конференции, на которой союзники решали судьбы послевоенного мира. На ней Америка впервые в своей истории взяла на себя роль первой скрипки в концерте «старых» великих держав.

Иллюстрации к главе 14

Вудро Вильсон и полковник Хаус.

Телеграмма Циммермана.

Гибель лайнера «Лузитания».

Пример антигерманской пропаганды.

Антинемецкий плакат, продвигающий программу займов Liberty bonds.

Глава 15
«Не мир, а перемирие на двадцать лет»:
США, Версаль и путь ко Второй мировой войне

В начале 1919 года во французской столице открылась мирная конференция, призванная определить послевоенный облик мира и предотвратить повторение трагедии 1914 – 1918 годов. Делегатам государств-победителей, а таковых формально насчиталось почти семь десятков, несмотря на то, что большинство из них не отправили на фронт ни единого солдата, было что обсудить. Ни одна из войн в истории до той поры не изменила облик мира так сильно. Четыре империи, вступившие в войну – Германская, Австро-Венгерская, Османская и Российская – не смогли ее пережить. Их экономики лежали в руинах, а общества балансировали на грани гражданской войны или уже вели ее, как в России. Распадаясь на части, империи породили десятки новых государств. Некоторые из них в последний раз появлялись на картах несколько столетий назад, а многие вовсе никогда не существовали. Несмотря на тяжесть борьбы, победоносные союзники (прежде всего США и Британская империя) вышли из войны с гораздо меньшими потерями, чем побежденные центральные державы. И хотя Россия понесла наибольшие потери в войне и два раза – в дни сражений на Марне в 1914 году и под Верденом в 1916 году – фактически спасла Францию, победители на Западе предпочли рассматривать ее как побежденную сторону.

С формальной точки зрения главным триумфатором во всемирном конфликте оказалась Англия. Хотя страна понесла людские потери, не сопоставимые даже с наиболее кровопролитными войнами, которые вела в прошлом, она смогла решить ключевую геополитическую задачу – убрать со сцены своего соперника – Германию, грозившего бросить вызов британскому господству. Важнее всего было то, что морская мощь «владычицы морей» вновь оказалась неоспоримой. Самый грозный соперник британского Гранд-Флита – немецкий Флот открытого моря, который с начала столетия не давал покоя английскому Адмиралтейству, – перестал существовать. И хотя немцы, по сути, не проиграли ни одного крупного морского сражения, все их корабли летом 1919 года оказались на дне: приведя в британскую базу Скапа-Флоу более полусотни вымпелов для сдачи, немецкие моряки сами же их затопили.

Однако считать Британию главным победителем можно было лишь условно. Это проницательно отмечает У.Энгдаль: «Британская империя по итогам Версальской конференции 1919 года оказалась ведущей супердержавой мира по большинству явных признаков. Однако одна маленькая деталь, отодвинутая на задний план в течение активной фазы войны 1914 – 1918 годов, портила всю картину: эта победа была обеспечена на заемные деньги». При этом английская экономика, в отличие от американской, работала на пределе своих возможностей. Для того, чтобы вернуться к мирной модели развития, ей требовалась длительная и болезненная перестройка. В общей сложности война стоила англичанам более 24 миллиардов долларов – около трети валового внутреннего продукта страны. Кроме того, экономика сильно страдала от инфляции и была обременена огромным долгом. Только внутренняя задолженность британского правительства составляла более 16 миллиардов долларов, тогда как Америке Лондон был должен еще 4,9 миллиарда долларов.

Исправить это Лондон намеревался за счет побежденных (в первую очередь Германии). Для этого он избрал стратегию шантажа. Компьенское перемирие мало что значило для англичан. Войска Антанты по-прежнему находились на линии фронта, готовые по первому приказу атаковать противника, а британский флот все еще поддерживал морскую блокаду, вынуждая немцев голодать. И если в годы войны мощный государственный аппарат Германии смягчал экономические трудности, распределяя ресурсы в административном порядке, то наступивший после ноября 1918 года хаос поставил немцев в буквальном смысле на грань выживания. Этим и решили воспользоваться в руководстве Великобритании, настроения которого прекрасно выразил Черчилль, только что назначенный военным министром. В марте 1919 года в палате общин он заявлял: «Все наши средства принуждения действуют или мы готовы немедленно пустить их в ход. Мы энергично проводим блокаду. Мы держим наготове сильные армии, которые по первому сигналу двинутся вперед. Германия находится на грани голодной смерти. Информация, которую я получил от офицеров, посланных военным министерством в Германию и объехавших всю страну, показывает, что, во-первых, германский народ терпит величайшие лишения, во-вторых, есть огромная опасность того, что вся структура германского национального и социального устройства может рухнуть под давлением голода и нищеты. Именно теперь настало подходящее время для мирного урегулирования[242]242
  Фуллер Дж. Ф.С. Вторая мировая война 1939–1945 гг. Издательство Иностранной литературы. 1956.


[Закрыть]».

Подобная стратегия террора в отношении мирного населения, которую избрали победители, впоследствии даст о себе знать, когда к власти придут нацисты, взявшие на вооружение реваншистские лозунги. Обращаясь к немцам в день начала Второй мировой войны (1 сентября 1939 года), Гитлер напомнит им о «пистолете», который в свое время был приставлен британцами и французами к виску германского народа. Таким образом, англосаксонская и нацистская геополитические стратегии попросту являются двумя сторонами одной медали.

Предложенный британцами план был прост – ограбить Германию так, чтобы та никогда уже не смогла подняться на ноги, а полученные средства направить на восстановление экономики и погашение долга перед американцами.

В общей сложности Германия была поставлена перед необходимостью выплат контрибуции в размере порядка 33 млрд долларов, что в пересчете по ценам 2022 года соответствует сумме в 639,6 млрд долларов (около 15 % ВВП современной, несравненно более развитой в экономическом отношении Германии). Еще через десять лет после заключения Версальского мира в Гааге обсуждался выдвинутый США план Юнга, значительно облегчавший бремя выплат для немцев. Даже согласно этому плану, вызвавшему яростные споры, Германия должна была выплачивать репарации вплоть до 1988 года. В дополнение к неподъемной контрибуции возникали планы расчленить Германию территориально, раздав многие исконно немецкие земли соседним государствам.

Главнокомандующий силами союзников французский маршал Фош, узнав о финальных условиях мирного договора, произнес пророческую фразу: «Это не мир, а перемирие на двадцать лет». В знак протеста маршал даже не явился на торжественную церемонию подписания документа. Он оказался прав – Версаль создал условия для Второй мировой войны, начавшейся ровно через двадцать лет. Даже Д. Ллойд-Джордж (1863–1945 гг.), один из самых непримиримых противников кайзеровской Германии, занимавший в 1916–1922 годах пост британского премьер-министра, заявил протест против попытки уничтожить экономику побежденных до такой степени, чтобы те не смогли подняться с колен в обозримом будущем. В специально подготовленном в 1919 году для лидеров союзных держав меморандуме он писал: «Вы можете лишить Германию ее колоний, превратить ее вооруженные силы в простую полицию, низвести ее военно-морской флот на уровень флота пятистепенной державы, однако, если, в конце концов, Германия почувствует, что с ней несправедливо обошлись при заключении мирного договора 1919 года, она найдет средства, чтобы добиться у своих победителей возмещения… Поддержание мира будет… зависеть от устранения всех причин для раздражения, которое постоянно поднимает дух патриотизма; оно будет зависеть от справедливости, от сознания того, что люди действуют честно в своем стремлении компенсировать потери. Несправедливость и высокомерие, проявленные в час триумфа, никогда не будут забыты или прощены». Несмотря на столь непримиримую позицию британского премьера, лидера одной из главных держав-победительниц, официальная позиция британской стороны осталась неизменной.

Подобно Ллойд-Джорджу и Фошу, далеко не все представители стран-победительниц одобрили стратегию унижения Германии всеми возможными средствами. Одним из несогласных был эксперт из состава английской делегации Дж. М. Кейнс, впоследствии один из наиболее влиятельных западных экономистов (в 1944 г. он будет возглавлять британскую делегацию на Бреттон-Вудской конференции). Свои взгляды Кейнс изложил в книге «Экономические последствия Версальского мира», которая была принята с интересом, однако в практическом плане использована не была. Кейнс заявлял, что бессмысленно и даже безответственно уничтожать германскую экономику огромными контрибуциями, которые не только не будут выплачены в полном объеме, но и не смогут предотвратить новой войны. Подорвав германскую экономику, контрибуции сделают невозможным быстрое послевоенное восстановление Европы, которая утратит хозяйственное единство, покрывшись сетью таможенных границ. Все это лишь законсервирует тяжелую ситуацию в торговле и промышленности. Господствовавшие среди творцов нового мироустройства в Париже умонастроения Кейнс характеризовал так: «Им не было дела до того, как должна сложиться в будущем жизнь Европы; вопрос о ее средствах к существованию не вызывал у них тревоги. Все их помыслы, благие и дурные без различия, были посвящены границам и национальностям, равновесию сил, империалистическим расширениям, ослаблению могущественного и опасного врага, мщению и заботе о том, как бы, пользуясь своей победой, свалить невыносимое финансовое бремя на плечи побежденного противника»[243]243
  Кейнс Д. М. Экономические последствия Версальского мирного договора. М.: Государственное издательство, 1922.


[Закрыть].

Помимо материальной стороны дела, болезненным для немцев был вопрос об исторической вине. В окончательный текст мирного договора была включена печально известная статья 231, в которой говорилось об исключительной ответственности Германии за развязывание войны: «Союзные и Объединившиеся правительства заявляют, а Германия признает, что Германия и ее союзники ответственны за причинение всех потерь и всех убытков, понесенных Союзными и Объединившимися правительствами и их гражданами вследствие войны, которая была им навязана нападением Германии и ее союзни-ков»[244]244
  Мирный договор между союзными и объединившимися державами и Германией (Версаль, 28 июня 1919 г.).


[Закрыть]. Эта статья, пожалуй, самый взрывоопасный пункт во всем мирном договоре, была разработана не англичанином или французом, а молодым юридическим советником американской делегации и будущим госсекретарем США Дж. Ф. Даллесом.

Унижение немцев усугубляло и то, что германская делегация не участвовала в работе конференции (вспомним, что побежденная Франция принимала активное участие в работе Венского конгресса 1815 года). Представители Берлина приехали в Версаль лишь для того, чтобы поставить подписи под итоговыми документами. Впрочем, большинство других государств, формально оказавшихся на стороне победителей, также были оттеснены от принятия решений, формировавшихся в рамках Совета пяти, куда входили США, Англия, Франция, Италия и Япония, причем последние два государства участвовали в работе Совета достаточно пассивно, отодвигаясь на второй план под надуманными предлогами. Так, итальянский премьер В. Орландо почти не участвовал в конфиденциальных кулуарных встречах по причине того, что не говорил по-английски. Вместо него работал министр иностранных дел С. Соннино, имевший еврейско-британские корни.

Какова была политическая роль США в разыгравшейся драме? Традиционная точка зрения, которая проводится в американских учебниках истории, сводится к тому, что Вудро Вильсон в своем благородном устремлении установить всеобщий мир и гармонию между народами показал себя как решительный противник англо-французского плана унижения Германии, предложив вместо этого опередившую свое время концепцию создания системы глобальной коллективной безопасности. Историческая реальность, конечно, значительно отличается от этой идиллической картины.

Вильсон имел собственные взгляды на задачи послевоенного урегулирования, радикально отличавшиеся от приоритетов Лондона и Парижа. Во многом они были идеалистическими, но этот идеализм был чисто американского толка. С точки зрения англичан и французов, американский лидер представлялся профессором, который явился читать лекции об идеальном миропорядке после того, как европейские державы разгромили сильнейшего врага. Пускай победа была достигнута с американской помощью, пускай при участии американских солдат, однако, считали лидеры Антанты, основная тяжесть ведения войны легла именно на их страны, а потому они и должны решать, как будет выглядеть мир по итогам конфликта. С точки зрения лидеров Антанты – британца Ллойд-Джорджа и француза Клемансо, – у Вильсона просто не было морального права требовать считаться с собой как с равным, если учесть соотношение потерь. Исходя из этой логики, Клемансо, который упрекал Вильсона тем, что в США «не разрушено ни одной лачуги», в частном письме к Ллойд-Джорджу вообще охарактеризовал присутствие американца на мирной конференции как «нежелательное и невозможное»[245]245
  Watson D.R. Georges Clemenceau. A Political Biography. 1974.


[Закрыть].

Вильсон назвал завершившийся конфликт «войной, призванной покончить с войнами»[246]246
  Knock T. To End All Wars, New Edition: Woodrow Wilson and the Quest for a New World Order. 2019.


[Закрыть] и обратился к коллегам из Старого Света с предложением разработать систему международных отношений, которая сделала бы подобные столкновения невозможными в будущем. Он настолько увлекся продвижением этой идеи, что провел шесть месяцев за пределами США (во Франции), что является уникальным случаем в американской истории (примечательно, что это путешествие явилось вообще первым визитом американского президента в Европу). К поездке Вильсон готовился не один день, осознавая, что американское давление на партнеров нужно подкрепить дополнительными аргументами. Одним из таких аргументов стал стратегический запас сырьевых материалов, который начал создаваться в США, когда Парижская конференция едва начала планироваться. Эти запасы должны были стать действенным козырем для того, чтобы склонить истощенную экономически Европу на сторону Вашингтона. Из числа других приготовлений следует отметить приказ взять под государственный контроль все линии телеграфной связи, ведущие в США. Отплывая во Францию, Вильсон мог быть уверен, что обратно в Америку оперативно будет поступать лишь необходимая информация. Убедившись в том, что эти и другие распоряжения выполнены, американский президент поднялся на борт реквизированного американской армией комфортабельного лайнера «Джордж Вашингтон».

Предложения американского президента, которые он начал готовить еще до того, как союзные армии прорвали германский фронт, сводились к четырнадцати пунктам, первые восемь из которых имели общий характер, а остальные шесть затрагивали отдельно взятые вопросы послевоенного урегулирования. Эти четырнадцать пунктов (американский президент сформулировал их в послании к Конгрессу от 8 января 1918 года[247]247
  Address to a Joint Session of Congress on the Conditions of Peace [ «The Fourteen Points»] January 08, 1918.


[Закрыть]) таковы:

1. Открытая дипломатия, в которой не будет места для «тайных международных соглашений какого-либо рода, а дипломатия всегда будет действовать откровенно и на виду у всех»;

2. Свобода судоходства «как в мирное, так и военное время, кроме случаев, когда некоторые моря будут частью или полностью закрыты в международном порядке для исполнения международных договоров»;

3. Отказ от протекционизма, подразумевающий «установление равенства условий для торговли всех наций, стоящих за мир и объединяющих свои усилия к поддержанию такового;

4. Всеобщее разоружение «до предельного минимума, совместимого с государственной безопасностью»;

5. «Свободное, чистосердечное и абсолютно беспристрастное» решение вопроса о колониях, в ходе которого «интересы населения должны иметь одинаковый вес по сравнению со справедливыми требованиями того правительства, права которого должны быть определены»;

6. Вывод войск с территории России и проведение в ее отношении такой политики, которая «гарантирует ей самое полное и свободное содействие со стороны других наций в деле получения полной и беспрепятственной возможности принять независимое решение относительно ее собственного политического развития и ее национальной политики и обеспечение ей радушного приема в сообществе свободных наций при том образе правления, который она сама для себя изберет»;

7. Восстановление Бельгии в прежних границах: «Никакое другое действие не может более, чем это, послужить к восстановлению между народами доверия к тем законам, которые они сами установили и определяли в качестве руководства для своих взаимных сношений»;

8. Возвращение Эльзаса и Лотарингии Франции: «Зло, нанесенное Франции Пруссией в 1871 году в отношении Эльзас-Лотарингии, которое нарушало всеобщий мир почти что пятьдесят лет, должно быть исправлено, чтобы мирные отношения могли снова быть установлены в интересах всех»;

9. Присоединение к Италии части австрийских земель, что было названо как «исправление границ Италии», – с тем условием, что оно «должно быть произведено на основе ясно различимых национальных границ»;

10. Автономия для народов Австро-Венгрии, «место которых в Лиге Наций мы хотим видеть огражденным и обеспеченным»;

11. Вывод иностранных войск с территории Румынии, Сербии и Черногории, причем Сербии должен быть предоставлен «свободный и надежный доступ к морю», а в вопросах международных отношений на Балканах должны действовать «исторически установленные принципы принадлежности и национальности», а также «международные гарантии политической и экономической независимости и территориальной целости»;

12. Гарантии безопасности и автономии для народов бывшей Османской империи, а также открытие черноморских проливов «для свободного прохода судов и торговли всех наций под международными гарантиями»;

13. Создание независимого польского государства на основе земель, населенных поляками, с выходом к морю, «политическая и экономическая независимость которого, равно как и территориальная целостность, должны быть гарантированы международным договором»;

14. Создание Лиги Наций, которая понималась как «общее объединение наций на основе особых статутов в целях создания взаимной гарантии политической независимости и территориальной целости как больших, так и малых государств».

С одной стороны, программа Вильсона действительно стала прообразом современных систем коллективной безопасности, что явилось несомненным прогрессом в практике международных отношений. С другой стороны, краеугольным камнем этой системы открыто объявлялись интересы великих держав, и в первую очередь, США. В результате деятельности американского лидера в итоговые документы Версаля были включены положения, изменившие послевоенное мироустройство. За их разработку и внедрение американский президент был удостоен Нобелевской премии мира.

Однако при более подробном анализе становится ясным либо декларативный, либо прагматический характер Четырнадцати пунктов. Так, принцип открытой дипломатии несовместим с такими эпизодами, как приглашение германской делегации в Версаль на подписание заранее заготовленных документов или раздел проигравших стран без предварительных согласований. Пункт о свободе мореплавания отражал доминирующее положение американского торгового флота на морях, который легко потеснил подорванное войной английское судоходство. Предложение о всеобщем разоружении, с одной стороны, преследовало цель ослабить военный потенциал союзников Вашингтона, а с другой – являлось чистой фикцией, которую США, ставшие крупнейшим производителем оружия в годы войны, просто не могли рассматривать всерьез. Положение о справедливом решении колониальных споров не имеет ничего общего с принятой с согласия США мандатной системой, которая закрепляла под новым названием классическую колониальную систему. Пункт, касающийся вывода войск из России и «обеспечения ей радушного приема в сообществе свободных наций при том образе правления, который она сама для себя изберет» вообще был дезавуирован самой администрацией Вильсона, которая инициировала военную интервенцию в Россию в то самое время, пока американский лидер выступал в Париже с миролюбивыми предложениями.