Текст книги "Америка против всех. Геополитика, государственность и глобальная роль США: история и современность"

Автор книги: А. Яковенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 47 страниц)

Во многом Кеннеди эти надежды оправдал. Конечно, он не отказывался от конфронтации с Москвой и признавал необходимость сдерживать распространение влияния СССР в мире. Однако предложенные им средства имели более конструктивный характер. Разработанная министром обороны Р. Макнамарой доктрина гибкого реагирования была гораздо более взвешенной и реалистичной, она предусматривала использование широкого спектра не только ядерных, но и конвенциональных вооружений сообразно характеру угрозы. «Мощь, размещение и мобильность наших войск, как и вооруженных сил наших союзников, должны быть достаточными, чтобы предотвратить постепенную эрозию свободного мира в результате ограниченных войн, – утверждал новый американский лидер, – Наша цель ныне – увеличить нашу способность давать отпор неядерными силами… В большинстве районов мира главная тяжесть местной обороны против открытого нападения, подрывной деятельности и партизанской войны должна лежать на местном населении и армии. Однако, учитывая большую вероятность и серьезность этой угрозы, мы должны быть подготовленными к тому, чтобы внести существенный вклад в виде мощных, высокомобильных сил, обученных для этого вида войн, часть которых должна быть расположена на передовых рубежах»[343]343
  Инаугурационная речь Д. Кеннеди. 20 января 1960 г


[Закрыть]. Конечно, после лозунгов о тотальной ядерной войне с СССР даже такая не вполне мирная риторика казалась невероятным прогрессом.

В отношении «колеблющихся» стран также было провозглашено использование не грубой силы и «принуждение к дружбе» с помощью операций ЦРУ, а прежде всего опережающие социально-экономические реформы (программа «Союз ради прогресса»). Заместитель президентского советника по национальной безопасности и известный экономист У. Ростоу подкрепил эту стратегию своей теорией стадий роста, которая предусматривала, что массированные зарубежные инвестиции могут в сжатые сроки вывести любую отсталую экономику на качественно новую ступень развития.

Конечно, все это не отменяло деятельности ЦРУ и военных переворотов по всему миру. За короткое президентство Кеннеди американские спецслужбы свергли шесть неугодных режимов, не говоря уже об открытой агрессии против Кубы у Плайя-Хирон (к слову, задуманной еще Эйзенхауэром) и быстром скатывании США к агрессии во Вьетнаме. Впрочем, трудно судить, какую политику избрал бы в дальнейшем Кеннеди, убитый в 1963 году. Его место занял Л. Джонсон, курс которого куда больше напоминал стратегии Трумэна и Эйзенхауэра.

Разумеется, Джонсон никогда публично не отрекался от идей Кеннеди, напротив, вступая в должность, он торжественно обещал продолжить их воплощение в жизнь. Однако новому президенту явно недоставало реализма, который выгодно отличал мышление его предшественника. Джонсоновская стратегия в большей степени двигалась эйфорией от осознания безграничных возможностей Америки. Экономические успехи США породили иллюзию того, что американцы могут одинаково успешно решать самые амбициозные задачи как внутри страны, так и на мировой арене.

Внутри страны был провозглашен лозунг «Великого общества», что подразумевало одновременно искоренение бедности, расовой сегрегации, решение вопросов социального и медицинского обеспечения, создание достойной системы образования, развитие инфраструктуры в быстрорастущих городах, улучшение условий жизни в глубинке, иными словами, коренную перестройку Америки.

Во внешнем плане Белый дом ориентировался на тактику «отрезания» союзников социалистического блока везде, где было возможно. Была разработана идея о «наведении мостов», согласно которой предполагалось установить контакты с партнерами СССР по Варшавскому договору и привлечь их на свою сторону. В поле зрения Вашингтона попали Чехословакия, Венгрия, Болгария.

Человек грубый и бесцеремонный, Джонсон перенес свои методы работы и на управление государством. Ко всему этому добавлялась вопиющая некомпетентность нового национального лидера. Курс США при Джонсоне предполагал беспорядочные «атаки на коммунистов» по всему миру. Поддержка того или иного режима отныне зависела лишь от степени его лояльности к США. В отношении Латинской Америки, например, стала популярна «Доктрина Манна»[344]344
  Глазунова Е.Н. «Мы пытались спасти эту страну»: администрация Л. Б. Джонсона и вторжение США в Доминиканскую Республику (1965 г.) // Вестник МГУ. 2017.


[Закрыть] (названа по имени помощника госсекретаря США), согласно которой для Вашингтона решающую роль будет иметь проамериканский характер курса, а не тип политического режима. Администрация Джонсона, которая ратовала за преодоление расовой сегрегации в самих Соединенных Штатах, поддерживала режимы апартеида в ЮАР и Родезии, спонсировала профашистские силы в Чили, в итоге приведшие к власти А. Пиночета, свергла бразильского президента Ж. Гуларта, организовала военное вторжение в Доминиканскую Республику, планировала убийство индонезийского лидера Сукарно, пыталась ослабить позиции Лиги арабских государств и, наконец, ввязалась в полномасштабную войну во Вьетнаме.

Столь же непоследовательной и растерянной была деятельность тех приближенных американского президента, в чьи задачи входило определение приоритетов национальной безопасности. В итоге такие масштабные акции, как использование войск за рубежом, предпринимались безо всякой четкой картины происходящего и понимания возможных последствий, на основе сбивчивых и невнятных заявлений, подобных содержащимся в директиве СНБ № 288 (1964 год): «Если мы не сможем достичь наших целей в Южном Вьетнаме, почти вся Юго-Восточная Азия, вероятно, окажется под коммунистическим господством (весь Вьетнам, Лаос и Камбоджа), приспособится к коммунистам, ликвидировав эффективное американское и антикоммунистическое влияние, или окажется под господством сил, которые ныне не являются откровенно коммунистическими, но, вероятно, станут таковыми.»[345]345
  Директива СНБ № 288 (1964 г.)


[Закрыть].

Провал джонсоновских авантюр – и прежде всего бесконечная бойня во Вьетнаме – развеяли первоначальную эйфорию от якобы неограниченных возможностей Америки. Гигантские расходы на содержание крупных (хотя и отнюдь не самых многочисленных в американской истории) экспедиционных сил сделали невозможным даже частичную реализацию программы «Великого общества». В итоге американцы получили половинчатую программу медицинского страхования, рассчитанную на зажиточные слои населения и обошедшую стороной необеспеченных граждан. Не удалось США расшатать Организацию Варшавского договора, а поддержка диктатур и откровенных террористов по всему миру, пожалуй, впервые в истории Америки вызвала масштабное отторжение внутри самого общества. Президентство Джонсона – одно из самых печально известных в американской истории – служит примером того, к каким последствиям может привести отсутствие проработанной и реалистичной стратегии.

Р. Никсону, сменившему Джонсона на посту президента в 1969 году, досталось сложное наследство. Неспособность Америки при ее запредельных геополитических амбициях выполнять функции мирового полицейского стала очевидна везде и прежде всего в самих Соединенных Штатах. При этом американские вооруженные силы и их глобальное присутствие имели беспрецедентный масштаб – более 1,4 млн человек на 400 базах по всему миру, на которых базировалось около 2000 носителей ядерного оружия.

Вопреки прогнозам, советская экономика не только не рухнула под бременем гонки вооружений, но и успешно поддерживала паритет в области ракетно-ядерных сил, а в сфере конвенциональных вооружений во многом опережала США. В Европе американский авторитет был подорван, и набирало обороты ведомое французским президентом де Голлем движение за самостоятельную и сильную в политическом и экономическом плане Европу. В Латинской Америке марионеточные диктатуры оказались неспособны сдержать рост антиамериканских левых движений, которые грозили вовсе отколоть регион от сферы влияния США – угроза, немыслимая едва ли не со времен президента Монро. О Юго-Восточной Азии, где продолжалась бессмысленная Вьетнамская война, не приходилось говорить вовсе.

В этих условиях президент Никсон, во-первых, сформулировал достаточно ясное видение будущих шагов, а во-вторых, смог незамедлительно приступить к их реализации. Этому в немалой степени способствовало то, что пост советника президента по национальной безопасности занял Генри Киссинджер, сменивший высокоинтеллектуального, но не находившего в себе сил сопротивляться джонсоновскому давлению Ростоу. «Гуамская доктрина»[346]346
  Гуамская доктрина Ричарда Никсона. 25 июня 1969 г


[Закрыть] Никсона сводилась к тому, что отныне все государства разделялись на две категории – те, за которые США были готовы сражаться вплоть до применения ядерного оружия (Западная Европа, Япония, Австралия, Новая Зеландия и Израиль), и те, которые должны были защищать себя сами, получая помощь со стороны Вашингтона. К последним американский лидер отнес африканские, в меньшей степени азиатские и в еще меньшей степени латиноамериканские государства.

Американский президент говорил о союзниках США: «Мы должны предоставить нашим друзьям оружие и оказать им необходимую экономическую помощь, чтобы они могли противостоять агрессору, но сражаться они должны сами. Если же хорошо обученная и вооруженная армия союзников не обладает достаточной волей и способностью бороться и побеждать, то и ввод американских войск сможет обеспечить лишь временный успех. И как только мы уйдем, противник тут же добьется победы». В 1973 году усилиями Киссинджера был подписан Парижский мирный договор, поставивший точку во Вьетнамской войне. Нужно отметить, что предсказание о том, что «противник тут же добьется победы», оказалось верным – Сайгон пал уже в 1975 году.

Ресурсы, освободившиеся за счет вывода войск из Вьетнама, были направлены на реализацию океанской стратегии США или «стратегии голубой воды» (blue-water strategy), которая стала возрожденным вариантом мэхэновской доктрины морской силы, переживавшей свое новое рождение. Создание современного военно-морского флота стало одним из ключевых направлений никсоновской политики. Преимущество этой стратегии заключалось в том, что Вашингтон смог уйти от необходимости содержать большие и дорогостоящие воинские контингенты на постоянной основе для защиты большинства своих сателлитов. Постоянно совершенствуя гибкость и мобильность флота, американские стратеги обрели способность к ограниченным действиям, не сопряженным с необходимостью полномасштабного военного вмешательства. «Стратегия голубой воды означала бы, что Соединенные Штаты будут полагаться на поддержание определенного количества передовых военно-воздушных и морских баз, а также подразделений морской пехоты, расположенных на цепочке островных плацдармов – писал британский военный аналитик Г. Брэндон, – Военно-морские силы уже начали осторожно продвигать эту стратегию, указывая на высокую стоимость сухопутных обязательств в Таиланде, Южной Корее и Вьетнаме и присущий им риск. Они также дипломатично подсказывают, что нет никакой необходимости для США оставаться на азиатском континенте, так как комбинация плавающих баз, таких, как корабли военно-морского флота, и безопасных островных баз дает ответ на будущее».

Пока в океан выходили все новые военно-морские соединения, готовые нанести удар нужной силы в нужном направлении, локальные задачи должны были решать региональные проамериканские державы. Вместо того, чтобы пытаться распылить эти функции между максимально широким кругом государств, Никсон сделал ставку на более или менее значимых военно-политических игроков – Японию и Южную Корею, Израиль, Иран, ЮАР.

Параллельно Киссинджер озвучил идею «пятиполярного мира», в котором международные отношения выстраивались бы на основе баланса между США, СССР, Китаем, Западной Европой и Японией. Эта идея ознаменовала собой начало эпохи разрядки (detente), достигшей пика в первой половине 1970-х годов. Разрядка выразилась не только в подписании соглашений о сокращении стратегических ядерных вооружений и противоракетной обороне, но и широкого круга договоров, охватывавших в том числе экономическое и культурное сотрудничество – явление немыслимое для времен Трумэна, Эйзенхауэра или даже Кеннеди. Пересмотру подверглись и отношения с Китаем, куда Никсон нанес исторический визит.

Политика разрядки, без сомнения, была продуманным геополитическим ходом, который был призван дать Америке время для того, чтобы привести в порядок свою экономику и вооруженные силы для нового раунда противостояния. Американское руководство исходило из того, что рано или поздно потребности холодной войны станут непосильным бременем для Советского Союза, истощат его ресурсы и спровоцируют раскол в социалистическом лагере. Киссинджер отмечает: «Никсон представлял себе разрядку как тактику в долгосрочной геополитической схватке… Но вопрос заключался в том, выгодна ли разрядка одновременно и Америке. Никсон и его советники полагали, что время работает на демократические страны, поскольку период мира в отсутствие экспансии усилит центробежные силы внутри коммунистического мира»[347]347
  Киссинджер Г. Дипломатия. М., 1994.


[Закрыть].

Разрядка не означала, что США готовы перейти к более миролюбивой политике в отношении государств, которые демонстрировали стремление пойти по социалистическому или любому другому альтернативному пути. Ярким примером этого стала открытая поддержка А. Пиночета, который свергнул законно избранного чилийским народом президента С. Альенде и начал кровавые чистки, проходившие под непосредственным наблюдением американских спецслужб. Волнения, охватившие Париж и приведшие к отставке президента де Голля (фактически первая в истории цветная революция) продемонстрировали миру, что даже лидер ведущей мировой державы не застрахован от гнева Вашингтона, если пожелает вести самостоятельную политику.

Впрочем, сам Никсон в скором времени оказался жертвой закулисных игр, в которых не последнюю роль играл его ближайший сотрудник Киссинджер. Блестяще разыграв сложную комбинацию с развалом Бреттон-Вудской системы, окончательно похоронившим золотой стандарт в мировой экономике, и «нефтяным кризисом» 1973 года, нивелировавшим негативные геополитические эффекты от гибели Бреттон-Вудса, Киссинджер, вместе с рядом других ближайших соратников президента, стал фактическим руководителем государства. Сам этот эпизод заслуживает подробного описания.

Как известно, в рамках созданной в 1944 году Бреттон-Вудской архитектуры мировых экономических отношений доллар вышел на роль валюты номер один, причем его стоимость обеспечивалась золотым содержанием. К 1970-м годам амбиции Вашингтона возросли настолько, что это обстоятельство стало восприниматься как угроза. Для дальнейшей экспансии требовались все новые и новые средства, однако просто напечатать доллары США не могли, ведь золотой стандарт подразумевает обеспечение этой эмиссии драгоценным металлом. Как мы помним, этим обстоятельством воспользовались оппоненты Вашингтона, например, Шарль де Голль, который потребовал от американцев обменять имевшиеся в распоряжении Франции доллары на золото. Бреттон-Вудские договоренности вполне допускали такое требование, однако американское правительство не только отказало Франции, но и задумалось о сломе всей системы.

Этот замысел воплотил в жизнь президент Никсон и его ближайший соратник Генри Киссинджер. Архитектура Бреттон-Вудса была уничтожена летом 1971 года. В результате глобальная финансовая система из отлаженного и достаточно прозрачного механизма была превращена во всемирное казино, где с помощью валютных спекуляций можно было создавать сверхприбыли из воздуха. Однако сам по себе развал Бреттон-Вудса был проведен довольно неумело, в результате чего доверие к доллару упало и начался сильнейший отток капитала в Европу и Японию.

В этих условиях требовалось срочно повысить спрос на доллары, не меняя при этом «правил игры» и не возвращаясь к золотому стандарту. Помочь этому и была призвана «маленькая победоносная война», которая разразилась в 1973 году. Логика Вашингтона была проста: война провоцирует эмбарго и рост цен на нефть, которая, в свою очередь, торгуется в долларах, а это означает резкий взлет спроса на американскую валюту. Киссинджер, который стал идейным отцом этого плана, назвал операцию «вторичной переработкой доллара». Конечно, воплощение разработанной схемы было не столь примитивным, как может показаться из беглого описания. Началу войны предшествовали консультации с европейскими государствами, которые должны были сыграть свою роль в предстоящей инсценировке. Особенно это касалось Англии, которая после развала Бреттон-Вудской системы с удовольствием почувствовала себя в былой роли финансового центра глобального масштаба. Теперь англичанам было разрешено остаться в стороне от арабо-израильского конфликта, благодаря чему нефтяное эмбарго страну не затронет, и она сможет не только покупать нефть из Персидского залива для последующей перепродажи, но и сама станет значимым производителем этого сырья, поскольку вследствие роста цен добыча на месторождениях в Северном море станет, наконец, рентабельной.

Обсуждение американского плана с европейскими партнерами происходило в кулуарном формате. Оно состоялось 11–13 мая 1973 г. на закрытом шведском курорте Сальтшёбаден, где собралось очередное заседание Бильдер-бергского клуба. Задавал тон на собрании Г. Киссинджер, там же присутствовала и «восходящая звезда» американской геополитики З. Бжезинский. Американские кланы на собрании представлял Д. Рокфеллер, европейские – барон Э. де Ротшильд, формально являвшийся гражданином Франции. Хозяином встречи стал нидерландский принц-консорт Б. Липпе-Бистерфельдский[348]348
  Butkiewitz J. Ending Bretton Woods: evidence from the Nixon tapes. Economic History Review. 2021.


[Закрыть].

План Вашингтона был реализован блестяще. Помимо всего прочего, он помог Г. Киссинджеру многократно преумножить свое политическое влияние – одновременно по странному стечению обстоятельств разразился Уотергейтский скандал, который поставил Никсона на грань импичмента. За несколько дней до начала войны Г. Киссинджер, являвшийся руководителем Совета национальной безопасности, был назначен госсекретарем – случай, беспрецедентный в американской истории. Многие историки считают, что в конце 1973 года Г. Киссинджер фактически являлся настоящим президентом США. Приятным дополнением к этим выгодам стала Нобелевская премия мира, полученная за «искусное урегулирование» арабо-израильского конфликта, который он же сам и срежиссировал.

Казалось бы, в этой схеме был еще один безусловный победитель – арабские нефтедобывающие государства и, в первую очередь, Саудовская Аравия. Однако и Эр-Рияду, подобно Англии, была уготована своя роль. Вскоре после описанных событий Саудовская Аравия решила разместить полученные нефтедоллары в банках страны, против которой якобы и было введено эмбарго – в США. Таким образом, капитал, который ушел из США после разрушения Бреттон-Вудской системы, туда же и вернулся, сделав промежуточную остановку в Саудовской Аравии.

Пострадало от подобной комбинации население Соединенных Штатов. Из газет рядовые американцы узнали, что их правительство находится в растерянности в связи с введением эмбарго, которое они не могли предвидеть, а потому не создали даже минимальных топливных резервов в стране. В разразившемся хаосе лишь те, кто был готов к нему (то есть отдыхал на шведском курорте в мае 1973), могли приобретать все, что угодно.

Крайне удачным для США «побочным эффектом» реализованной схемы стал как раз новый виток неоколониализма. Как мы помним, именно в 1970-е годы американские угрозы накормить голодные страны стали обретать реальные очертания Зеленой революции. И если до эмбарго третий мир еще мог пытаться решать собственные продовольственные проблемы, то после 1973 года это стало уже невозможным. Достаточно сказать, что многие удобрения для сельского хозяйства производятся из продуктов переработки нефти, не говоря уже о стоимости топлива.

Возвращаясь к Никсону, следует отметить, что к середине 1970-х он все больше вызывал недовольство консервативных кругов, видевших в разрядке лишь «заигрывание с коммунистами». В итоге неожиданно разыгравшегося уотергейтского скандала Никсон, который в целом зарекомендовал себя как эффективный управленец, стал единственным американским президентом, досрочно сложившим свои полномочия. Его преемник Дж. Форд, находясь в тени Киссинджера, продолжавшего исполнять обязанности государственного секретаря, не привнес ничего нового в глобальный курс США.

В администрации следующего президента Дж. Картера тон задавала не менее характерная личность. З. Бжезинский, чья ненависть ко всему русскому доходила до фанатизма, не оставил камня на камне от изначально достаточно сдержанных геополитических планов Картера. Хотя и Киссинджера, и Бжезинского можно с полным правом называть приверженцами реальной политики, у последнего эта концепция доведена до экстремистских форм. Подобно нацистам, которые «благословляли» солдат вермахта на любые зверства, заявляя, что фюрер своей волей освобождает их от всяких моральных ограничений, Бжезинский задумал привнести схожую сомнительную «новацию» в американскую стратегию. Главное ограничение этот стратег видел во «вьетнамском синдроме» – чувстве вины за страдания, принесенные вьетнамскому народу, которое все еще довлело над американцами. Чтобы преодолеть это неудобство, Бжезинский переориентировал пропагандистскую машину Вашингтона на тезис о том, что отныне США решают, какие ценности являются универсальными и общечеловеческими и достойны защиты, а какие можно отбросить как ненужную химеру. Теперь Белый дом будет выступать в качестве последней инстанции в вопросах прав человека, только американцы будут решать, где они нарушаются, а где ситуация с их соблюдением благополучна.

Другой заветной идеей Бжезинского было создание «дуги безопасности», или «дуги нестабильности», само название которой воскрешает в памяти концепцию «Римленда» Спайкмана (см. главу 1). Она должна была охватить Северную Африку, Ближний и Средний Восток, протянувшись от Марокко до Пакистана. И хотя ввод советских войск в Афганистан вызвал ожесточенную критику со стороны Белого дома, нет сомнений в том, что этот шаг был воспринят Бжезинским как победа, ведь теперь Москва получала свой собственный Вьетнам, который при этом был гораздо ближе к границам СССР.

Еще одной характерной особенностью стратегии Картера – Бжезинского была концепция ограниченной ядерной войны, оформленная в ряде документов, наиболее известным из которых является президентская директива № 59. Не отказываясь от возможности нанесения массированного ядерного удара по всей территории Советского Союза (всего для такого удара было определено порядка 40 тысяч целей), Соединенные Штаты заявляли о своей готовности использовать ядерное оружие и по чисто военным целям, не допуская скатывания конфликта к тотальной ядерной войне[349]349
  В США рассекретили директиву о возможной ядерной войне с СССР. РГ. 2012.


[Закрыть].

Дополнительным фактором, который стал материальным подкреплением данной идеи, стало появление нейтронных боеприпасов – разновидности ядерного оружия, в котором основная часть энергии направляется в создание нейтронного излучения. Это позволило создать боеприпасы небольшой мощности, которые были бы эффективны, к примеру, против танков – возможность вторжения бесчисленных советских танковых армад в Европу до сих пор беспокоила Пентагон. К тому времени танковые экипажи были уже довольно эффективно защищены от проникающей радиации, создаваемой взрывом классической ядерной бомбы, однако броня была бессильна остановить поток нейтронов, который уничтожал все живое внутри боевой машины в течение нескольких минут. При этом остальные поражающие факторы взрыва (ударная волна, световое излучение, радиоактивное загрязнение) заметно минимизировались.

Получив в свое распоряжение такое оружие, американские стратеги принялись строить смелые планы. Отныне, полагали они, в случае войны с Советским Союзом можно будет легко свести к нулю численное преимущество противника, не подвергая при этом его города и промышленные объекты массированной атаке. На страницах военных журналов аналитики рисовали красочные картины гипотетических боев, в которых одна-единственная батарея американских самоходных гаубиц останавливает наступление целой советской танковой дивизии. Среди адептов нейтронной бомбы и ограниченной ядерной войны нашлись даже те, кто воспевал «гуманность» этого оружия – ведь оно уничтожает только людей, тогда как материальные ценности остаются практически нетронутыми.

Дополнительной гарантией «ограниченности» возможной войны являлось и то, что американцы планировали разместить оружие на территории своих европейских союзников. «Никогда ни у кого не было и мысли о том, что нейтронное оружие… будет развернуто на американской территории – признавался американский лидер, – Если оно когда-либо будет создано, то его развернут на землях Западной Германии, Бельгии или других европейских государств».

Логику этого шага раскрывал журнал «Тайм» в 1979 году: «Критическим моментом здесь является то, что в случае наступления войны Советский Союз не был бы атакован сразу гигантским оружием, которое является частью американского стратегического арсенала. Москва могла бы тогда в виде возмездия скорее ударить по Европе своим собственным ядерным оружием, а не по США стратегическими ракетами. В то время как разрушения в результате обмена ядерными ударами на европейском театре были бы огромны, они все равно были бы далеки от ядерной катастрофы – далеки для Америки»[350]350
  Time Magazine May 1979 Now the Great Debate SALT II Nuclear Weapons Treaty


[Закрыть].

Конечно, подобный цинизм в отношении союзников не помешал администрации Картера преподнести свою концепцию как настоящую революцию в ядерной стратегии, которая дает человечеству весомые шансы на выживание. В этом, например, убеждал американцев сам Бжезинский, который еще в 1978 году заявил в интервью респектабельному журналу «Нью-Йоркер»: «Было бы неправильно считать, будто использование ядерного оружия будет означать конец человеческой расы. Это эгоцентрическая мысль. Даже если США используют весь свой арсенал против СССР, а СССР – против США, это не будет концом человечества»[351]351
  Drew E. Brzezinski. New Yorker, 1978.


[Закрыть].

В реальности доктрина ограниченной ядерной войны оказала скорее негативное влияние на стратегическую стабильность и создала новые риски для национальной безопасности Соединенных Штатов. Если прежние ядерные доктрины заставляли любую из сторон рассматривать применение оружия массового поражения как последний довод, то картеровская концепция породила искушение испытать удачу в надежде на то, что эскалации удастся избежать. В целом, при Картере стратегия описала весьма характерную траекторию. Обещая в начале своего срока лишь переформатировать разрядку без отказа от нее, американский лидер вскоре пришел к диаметрально противоположной стратегии. Ее суть он выразил в своей речи, произнесенной в 1978 году в военно-морской академии в Аннаполисе (президент начинал карьеру как офицер-подводник):

«Для Советского Союза разрядка, похоже, означает продолжение агрессивной борьбы за политические выгоды и увеличение своего влияния. Советский Союз явно рассматривает военную мощь и военную помощь в качестве лучшего средства распространения своего влияния за рубежом. Вполне очевидно, что зоны нестабильности в мире представляют собой заманчивую цель для этих намерений, и слишком часто СССР проявляет готовность использовать такие возможности. Советский Союз может выбирать или конфронтацию, или сотрудничество, Соединенные Штаты одинаково готовы отреагировать на любой выбор»[352]352
  President Carter's Speech at Graduation – United States Naval Academy 1978.


[Закрыть].

Изначально достаточно умеренная геополитическая доктрина, которая во многом была выражением личных взглядов самого Джимми Картера, претерпела удивительную метаморфозу, которую отметили все без исключения аналитики. А. Ф. Добрынин, почти четверть века служивший советским послом в Вашингтоне, писал: «В целом можно сказать, что изначальная формула Картера “сотрудничество или конфронтация” остановилась на отметке “сдерживание и конфронтация”»[353]353
  Добрынин А.Ф. Сугубо доверительно. Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962–1986 гг.) М., 1996.


[Закрыть].

В сущности, к исходу президентства Картера в 1981 году глобальные имперские амбиции США стали не только слышны на весь мир, но и начали приобретать реальные очертания. Отныне практически весь земной шар становился зоной американских интересов. Становилось очевидным, что даже могучая экономика Соединенных Штатов не в состоянии в полной мере обеспечить прочный фундамент для решения грандиозных геополитических задач. Некоторое время она не без напряжения, но все же достаточно успешно обслуживала глобальную стратегию Белого дома. Однако уже в 1970-е годы стало очевидно, что дела идут не так хорошо, как хотелось бы Вашингтону. В президентство Картера над американской стратегией национальной безопасности нависла явная угроза банкротства в прямом смысле этого слова.

Хотя Картер и не озвучивал грандиозных обещаний, подобных «Великому обществу» Джонсона, его задачи были не менее масштабны. Незадолго до его прихода к власти американская экономика столкнулась со зловещим явлением, названным стагфляция, то есть одновременной стагнацией и инфляцией. Американские академические экономисты, в том числе и члены президентского совета экономических консультантов, вообще не понимали, как такое явление может существовать в экономике, ведь, согласно стандартной экономической теории, инфляция и безработица являются взаимно противоположными явлениями.

Несмотря на то, что внятных рецептов решения проблемы предложить не мог никто, в ходе предвыборной гонки Картер имел смелость пообещать преодолеть стагфляцию. Разумеется, на фоне глобальной повестки, которую продвигала администрация нового президента, эти проблемы лишь усугубились, и к 1979 году американцы оказались в действительно трудной ситуации.

Неспособность справиться с проблемами американской экономики на фоне по-прежнему громогласных заявлений о всемирных интересах Соединенных Штатов окончательно подорвала доверие к картеровской администрации. Это было тем более очевидно, что в геополитическом плане Картер вообще не мог похвастаться значительными победами, за исключением, пожалуй, Кэмп-Дэвидского соглашения, развалившего антиизраильский арабский фронт. В остальном же итоги правления состояли из крайне сомнительных достижений вроде формальной передачи Панамского канала под управление Панамы, либо из таких откровенных провалов, как сандинистская революция в Никарауга и исламская – в Иране. Финал президентского срока проходил на низкой ноте, и в историю Картер вошел как слабый лидер, в большей степени способный произносить речи, нежели решать реальные задачи.

Экономическая программа стала главным козырем Р. Рейгана – преемника Картера в роли хозяина Белого дома. Голливудский актер, игравший «хороших парней» в вестернах, Рейган имел довольно слабые познания в экономической политике, этого, однако, и не требовалось от нового фаворита консерваторов. Кто им был действительно нужен, так это всенародный любимец-ковбой, который мог твердым голосом озвучивать новую экономическую программу, подготовленную группой советников во главе с У. Нисканеном. Эта программа, в основе которой лежало сокращение государственных расходов и снижение налогового бремени, стала известна как рейганомика. Она не была панацеей, что стало очевидно уже по истечении двух сроков пребывания Рейгана у власти, но все же смогла продолжительный период держать в тонусе американскую экономику, позволив ей сделать финальный рывок в холодной войне.