Текст книги "Когда истина лжёт (СИ)"

Автор книги: W.o.l.f.r.a.m.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 37 страниц)

– Я не знаю, что думать, поэтому стараюсь не думать об этом вообще.

– Ты так вечно не сможешь, ты ведь понимаешь это? Нельзя ставить блок на мыслях о человеке. Это недолговечно. Особенно если ты с ним регулярно видишься, – Аня перевела взгляд в точку на стене, где-то правее моей головы. – Егор не из тех, кого легко забыть. Ты влюбилась в него, потому что на его фоне ты кажешься блеклой. Да, сама по себе, в общей массе, ты не серость, но он ярче тебя. И тебя подсознательно тянет к нему. За опытом. Из зависти. Для воссоединения. Не могу сказать точно, за чем конкретно, но скорее – за всем сразу.

– Ты и Лене об этом говорила? – я была напряжена и не скрывала этого. Мне было не до актёрской игры сейчас.

– Нет. С Леной ситуация была иной, – она уткнула взгляд в стол, почти прикрыв веки, и продолжила: – Это она была ярче Егора.

– Ярче Егора? – глаза округлились, и я моментально попыталась представить себе кого-то, ярче этого индивидуума.

– Именно. В ней был тот свет, которого ему не хватало, поэтому его тянуло к ней.

– А она?

– А она знала, что яркая, что к ней тянется вся мишура, и она этим пользовалась.

– И она воспользовалась Егором? – не то, чтобы я не верила своим ушам, но была близка к этому. Чтобы он мог кому-то позволить собой воспользоваться, да ни в жизни!

– Ему кажется, что не совсем, а со стороны видно другое, – Аня принципиально не смотрела на меня, чтобы не созерцать мою реакцию. – Всё рассказать я тебе не могу. Только в общих чертах. И то, с твоей стороны было бы уместнее молчать об этом разговоре. Особенно при Егоре. Мне ничего не будет из-за моего языка, а вот ты сама можешь накликать на себя дурную весть.

– Я ничего не скажу ему и сделаю так, чтобы он не догадался об этом разговоре, – пожалуй, во мне было слишком много уверенности, но тогда мною двигало любопытство.

– Ты ещё мала, чтобы понимать какие-то тонкости отношений, хотя они были немногим старше тебя. Но всё-таки на некоторые вопросы я отвечать не буду. Лена не была стервой или заносчивой красоткой. Внешность у неё типичная, среднестатистическая я бы даже сказала. Но харизмы хватило бы на два грузовика с десятками людей. Активистка, спортсменка, танцовщица – учась на историческом факультете, её любили почти все. Легко заводит связи, ведёт все встречи, организовывает мероприятия – она знала, как и где себя правильно вести. Она легко общалась с людьми, заводила знакомства и так же легко могла всё бросить. Не привязывалась ни к чему, кроме Егора. Он был не таким ярким, как она. Это заставляло его становиться лучше, подниматься всё выше. И всякий раз, когда он был для неё угрозой свержения с трона, она использовала его привязанность, напоминала, кто она, а кто он. И так было неоднократно.

Аня постукивала ручкой по столу всякий раз, когда начинала какую-то мысль, словно боялась, что та от неё ускользнёт. И я следила за этим. Запоминала, но всё равно отвлекалась на стук.

– Егор был одним из лучших студентов. Любимчик многих преподавателей. Он подрабатывал тогда уже – писал студентам курсовые, и в какой-то момент его слог начали узнавать. За это он чуть не вылетел из университета, потому что декану не нравилось это. Но за него заступился ректор, потому что Егор никогда не проигрывал в олимпиадах и турнирах. Когда стало известно, что Егор и Лена встречаются, то эта новость облетела весь университет, и на встречи они стали ездить вместе. Харизма Лены и ум Егора делали славу университету раз за разом. О них писали в газетах, о них говорили, на них равнялись. Лучшего метода, чем обуздать ленивых студентов и не придумаешь.

– Сильно Егор изменился с того времени? – я суетливо смотрела на разные вещи на столе, избегая взгляда Ани.

– Имеешь ввиду, он сейчас такой же неяркий по сравнению с Леной? – она призадумалась. – Нет, сейчас он изменился. Его нельзя уже оценить по яркости – он глубокий. В нём столько слоёв этой яркости, этой тени, что ничего, кроме «глубокий» тут не скажешь.

– А я сильно блеклая на его фоне?

– Ты не развилась ещё достаточно. Ты выглядишь ребёнком, потому что пережила слишком мало. Ты скорее увлечение, вызываешь только лёгкие эмоции. От общения с тобой мир кажется проще.

– То есть ничего серьёзного у меня быть пока не может, так? – я прикусила щеку, но с дозой терпения смотрела на Аню в упор. Она сморщила лицо от сомнений, но я уже знала, что это означает. Не важно, солжёт она мне словами или нет – её мысли говорят очевидность. Никаких серьёзных отношений у нас быть не может. – Думаю, на сегодня достаточно.

– Ты плакать собралась? – я прикусила язык и закатила глаза, пытаясь не дать глазам покрыться слёзной плёнкой. – Не нужно. Видишь ли, Егор такой человек, что ему потенциально нужен кто-то лучше, чем он. Он живёт этим стремлением догнать и опередить. Он даже не замечал, когда Лена из его лба загоравшуюся звёздочку выбивала.

– Провожать не надо. Выход я найду сама, – я поправила свою одежду и нащупала в кармане пальто пару купюр на проезд. – На сегодня с меня хватит новостей. Мне нужно их переварить.

Я вышла из кабинета. В коридоре на стульях ожидания сидел Ярик и играл в телефонную игрушку. Он поднял на меня взгляд, и я поняла, что психотерапии мне всё-таки не избежать. Ярик спрятал телефон в карман халата, поднялся и, подойдя ко мне, обнял за плечи.

– Только халат мне тушью не испачкай, – сразу же бросил он вполне деловито. – А то заставлю стирать.

– Хотела бы я на это посмотреть, – я улыбнулась, проглатывая комок в горле, который мешал говорить.

– Испачкай и посмотришь, – дерзкий и смешной врач – он мне таким нравился. Я бы не отказалась иметь такого друга, который бы меня вытягивал из пропасти разочарования.

– Можно будет иногда приходить?

– Я не выполняю функцию подушки, – я взглянула на него, – и одеяла тоже. Поговорить можно, но плакать лучше в туалете, чтобы никто не видел этого. Все думают, что когда они плачут, они красивые. Крупнейшее заблуждение.

– Ещё немного и всё. Я быстро отхожу, – утёрла веки и почти не потёкшую тушь. – Сюда приходить, если что?

– Лучше звони мне сначала. В какие-то дни у меня бывает большой наплыв людей, и я физически не смогу уделить тебе время, – он положил руки мне на плечи, по-дружески договариваясь со мной о встрече.

– Телефон твой мне где взять?

– Я же оставил визитки на столе. Ты не додумалась взять? Идея с тем, чтобы ходить ко мне на консультации, к тебе пришла после того, как ты ушла от стола больше, чем на метр? – издевается. Но от этих издевательств мне не обидно – мне становится лучше. – В регистратуре спросишь. Только подходи к молоденькой, а то дамы бальзаковского возраста считают меня тайно влюблённым в них всех сразу. Не будем подрывать мой и без того трудный авторитет в их глазах.

Я молча кивнула и улыбнулась. Комок в горле, уже остаток эмоций, всё ещё мешал говорить. Он видел это и терпел. Сам решил проводить меня к выходу, чтобы я не потерялась. Предложил помощь. Дал номер телефона записать так, без визитки.

– Не думай о том, почему я так забочусь о тебе. Принимай это как должное, – он приобнял меня за плечо и поймал взгляд.

– Тебе не впервой быть антиподом Егора? – я не могла долго смотреть в глаза. До сих пор было трудно признаться вслух, что этот садист мне нравится.

– И это тоже, – уклончиво говорил Ярик, поворачивая на последней лестничной площадке.

– Много было таких?

– Это не то, что я хотел бы тебе рассказать, – он смотрел вперёд.

– Тогда зачем мне всё это рассказывала Аня? Ты ведь слышал, что она говорила. К чему всё это было? – я закусила губу, но было поздно. Словесный поток, все мысли, уже выходили. – Чтобы отвадить меня от Егора? Или чтобы я поставила крест на нём? Что за вздор! С каких пор такими словами можно заставить отпустить человека? С каких пор такими методами вообще пользуются?

– Высказалась? – он сбросил руку и остановился позади меня, тогда как я сделала немного шагов и прошла вперёд.

– Нет, – но язык прикусила до того сильно, что он противно заколол.

– В письменном виде изложи и принеси мне в следующий раз, – до того противное спокойствие у него было, что мне хотелось ударить его и разрушить эту, кажущуюся мне иллюзорной, маску благоразумия.

– А если я не приду?

– Мне меньше проблем. Не люблю возиться с подростковыми проблемами, так что ты облегчишь мне жизнь, – он выглядел не суровым. Он был до того прост, искренен, что у меня и в мыслях не возникало мысли о лицемерии. – Такой ответ устроит?

– Устроит, – я поняла, что проиграла эту партию, но никакого разочарования не чувствовала. Любопытство. Он заставил меня ощутить непритворное любопытство.

– Не в моей манере так отвечать, но только на неё ты обращаешь внимание, – что? – Уж прости, не удержался проверить свои заметки в действии.

– Проверить? Я что, подопытная? – во мне закипал гнев. Ещё бы.

– Ты моя знакомая, чуть больше обычного прохожего. Плюс, я хотел понять, в чём твоя особенность. И понял, – Ярик был похож на довольного кота, который получил то, что хотел. – Не поверишь, но теперь мне ещё интереснее.

– Ты же понял, что я за фрукт. К чему ещё этот интерес? – я до сих пор дымила, но уже приобретала признаки штиля.

– Считай, что это профессиональное, – он ухищрённо улыбнулся. – А насчёт Ани – она просто не любит Егора и жалеет всех девушек, которые оказывались в радиусе действия его чар.

– И это жалость, по-твоему? Болезненная она какая-то, – я сморщила лицо. – И что значит «не любит»?

– Ты говоришь, что ты не ребёнок, а до сих пор делишь мир на чёрное и белое. Все вещи приносят боль. Под разным углом посмотри на них и поймёшь. Жалость не обязательно тёплая. А любовь не обязательно красивая. Даже влюблённость не может быть приятной. А в твоем случае ничего хорошего вообще ждать не стоит, – он дёрнул меня за ухо и улыбнулся.

– Я не ребёнок. Просто у меня ещё не сформировалось мировоззрение. И в этом…

– Давай обойдёмся без оправданий. Они сейчас никому не нужны, – он взмахнул головой и перевёл взгляд на пробегающих мимо медсестёр. – Ты не выросла для таких отношений. И я не про физиологию.

– Но…

– Ты морально не готова идти за человеком. Ты, может, и отвечаешь за себя, но не способна наступить себе на горло и действовать в угоду чужим интересам. Серьёзные отношения – это не телесная близость. И не духовная. Это отсутствие духовности своей, собственной.

– Как это?

– Человек, в котором ты растворяешься, но при этом остаёшься собой – самый редкий вид отношений, но все стремятся к нему. Это как идеал, недостижимо, невозможно, но никто не запрещал идти к этому.

Ярослав выглядел немного взрослее сейчас. Словно год опыта лёг ему на лицо тенью. Без грусти, радости – его выражение было никаким. Единственное, что читалось в нём сейчас – мудрость. Какая-то своя человеческая мудрость. Мне стало неудобно в этом теле быть, словно оно не моё. Я не готова к серьёзным отношениям. Сколько себя помню, никогда не задумывалась над тем, что включают в себя эти отношения. Что это вообще такое. Какого окраса придаёт этому слову эпитет «серьёзные».

– У тебя были подобные отношения? – успокоив собственную гордыню и досаду, я всё-таки рискнула спросить. Не то, чтобы я рассчитывала на совет: он мне и так помог.

– Были.

– И почему они прекратились? – я перевела взгляд на Ярика и пожалела, что задала этот вопрос. Нет, он скрывал свои эмоции, только его безучастное лицо мне не понравилось. Словно часть его боли, собственной, причинённой им самим, пролезла сквозь кожу наружу.

– Я оказался не готов к таким отношениям, – он моргнул несколько раз и улыбнулся уголками губ, справляясь с собственными тараканами.

– А сейчас?

– Не уверен, – он посмотрел на меня и улыбнулся, показывая, что разговор на эту тему пора прекратить. – Мы задерживаемся. Аня подумает, что я тебе что-то лишнее говорю тут. Идём.

– Всё наладится, – это единственное, что я могла выдавить из себя. Ярик не смотрел на меня, он шёл рядом и улыбался пробегающим рядом медсёстрам, перебрасываясь с ними парой фраз. – Мне кажется, что ты хороший человек.

– Ты такой ребёнок ещё, – он ухмыльнулся. – Считаешь людей хорошими, чувствуешь сердцем и смотришь на мир сквозь очки.

– Неправда.

– И отрицаешь.

– Многие дети, между прочим…

– Да какое мне дело до многих? Ты ведёшь себя, как ребёнок, и всё. Хоть спорь, хоть нет – ты просто не повзрослела ещё. Без разницы, как сама ты к этому относишься. Факт от этого не изменится, – он открыл дверь и выпустил меня на улицу.

Я прикусила язык. Отчасти ведь он был прав. Всё то, что говорил – это не перекрученные слова. Это действительность. Я веду себя, как ребёнок. Но почему мне так не нравится, когда на это указывают? Ещё один детский стереотип? Детское желание казаться старше и быстрее вырасти. Может, пора принять это?

– Быть ребёнком круче, чем быть взрослым, поверь, – он достал из кармана брюк пачку сигарет и зажигалку. – Я бы не отказался сейчас иметь детское восприятие мира. Не говорю уже о том, что хотел бы преспокойно сидеть в песочнице и лепить куличики.

– Возраст к взрослению никак не относится, – я переминала пальцы и не знала, что сказать. Сейчас Ярослав дал мне столько пищи для мозга, для работы над собой, и я не могла пренебрегать этой возможностью.

– Именно. Но это не мешает их сравнивать. Ты относишься к тем людям, которые, – он потянулся за телефоном и, прочитав смс, выбросил недокуренную сигарету. – Прости, Аня лютует, так что я побегу. Увидимся.

Он не побежал, а просто шёл быстрым шагом. Нервным немного. Но в целом, в его походке была та мужская сила, которая мне нравилась. Сам по себе, Ярослав привлекал внимание. Когда я смотрела со стороны, как он проходит мимо людей, то замечала их довольные взгляды. Идя рядом с ним, этого не ощущалось. Он вёл себя расковано на людях и не чувствовал дискомфорта. Интересно, что творится в его голове? Что он думает по поводу каждого человека? Хотела бы я хоть на несколько минут ощутить себя такой же умной. Пусть этот груз знаний был очень тяжёлым, но мне хотелось. Из любопытства.

Что я думала по поводу последних разговоров? Если честно, я боялась разбирать разговор и вообще оставаться наедине с собой. Мне нужна была отвлекающая мысль, чтобы я не углубилась в себя и не закрылась. Я давно смекнула, что всё, что связано с Егором, мне приносит, так или иначе, дурное расположение духа, а сейчас мне этого совсем не хотелось. Начнём с того, что я в принципе не люблю ходить с чёрной тучкой над головой. Лучше уж сияющий нимб, который всех бесит, чем тучка, которая бесит меня.

Ехала я домой с приятной музыкой в наушниках и мыслями о том, каково быть Яриком. Какой у него распорядок дня, что он ест, что читает обычно, где гуляет и как проводит свободное время. Нет, он интересовал меня не как Егор. Я сначала было, даже подумала, что себе в пару выбираю только потенциально старших меня самой партнёров. Но Ярик был, слишком хорошим. Интересным, манящим, но слишком хорошим. Не знаю, как ещё описать это чувство разницы между ним и Егором, чтобы передать то ощущение, которое этот человек произвёл сегодня на меня. Егор – холодный, но к нему тянешься, как к огню. Ярик – тёплый, располагающий к себе очаг. Он семейный очаг, который собирает людей вокруг. С ним хорошо и спокойно. С Егором – пылко и импульсивно. Я поджала губы, когда рядом сидящая женщина толкнула меня, пытаясь встать с места. Меньше жрать надо, чтобы людей окружающих не беспокоить. Но эта тётка положила конец всем моим расслабленным мыслям. Я случайно перевела взгляд в окно и увидела идущего по тротуару спокойной походкой Егора. Он был расслаблен и говорил по телефону. Это действительно был он. Я не могла ошибиться. Пальто, брюки, туфли, сумка. Если лицо я могла бы перепутать издалека, то облик – нет. Умиротворённым, немного расслабленным, он вызвал во мне такое желание выйти на ближайшей остановке, подойти и обнять. Я просто хочу обнять его. Не сжимать. Не приобнимать. А просто ощутить его рядом. Парфюм, тело, голос, дыхание. Просто чтобы мой мозг понял, что Егор, к которому постоянно хочется, уже рядом. И успокоиться. Чтобы сердце перестало так колотиться всякий раз, когда я думаю о нём или кто-то говорит. Я хочу успокоиться. Пусть это будут чувства, от них не избавиться так сразу. Но хотя бы спокойнее, а не этот фонтан эмоций, который меня захлёстывает. Как сейчас. Если бы не рядом севшая девушка с вопросом «вы на следующей выходите?», я бы уже просила водителя остановить на остановке. Вовремя. Мне стоит взять себя в руки. Ребёнок я или нет – не важно. Ничто не оправдает моё безумство. А с ним нельзя быть безумной. Только расчёт. Холодный, прагматичный. Чувственная хрень ему не нужна. Она будет мебелью. А мне это не нужно. Если бы я хотела быть мебелью, я бы влюбилась в какую-то звезду и ходила на концерты, как обычная фанатка.

Маршрутка проехала, и Егор остался позади. Я принципиально сидела ровно и смотрела перед собой. Нельзя оглядываться. Не лови его образ. Пусть всё будет так. Успокойся и расслабься. Не время сейчас растекаться лужицей.

Домой я попала с почти угомонившимися противоречивыми чувствами. Голова чиста, сердце спокойно – в таком состоянии лучше всего идти домой. Можно разыграть трагедию и уединиться в комнате. Можно принимать ванну целый час. Можно слушать музыку. Можно всё, что угодно. Всё, что позволяет не пересекаться с другими обитателями квартиры. И в такой субботний вечер я была настроена на уроки, одну серию и горячий чай. Настроение после того, как увидела Егора, превратилось в кашицу. Нет, я не была человекоподобным существом. Я просто устала. И эту усталость мама отменила с порога, когда открыла дверь. Суетливая, в фартуке, жирными руками открывая дверь, она выглядела по-домашнему просто, и от этого её облика на душе становилось теплее. Всё-таки для мамы семейный очаг – это первоочередное в жизни. Не знаю, что для меня важнее: карьера или семья, но у меня есть время это понять. Как сказал Ярик, я ещё ребёнок, и мне нужно научиться сдерживать себя, если я хочу повзрослеть. И хотя ему искренне невдомёк, зачем мне корчить из себя взрослую, тем не менее, он дал пару наводок. Вот теперь воплощаю их в жизнь. Стараюсь развить в себе привычку.

В комнату я дошла без проблем, согласилась поужинать, переоделась и на двадцать минут вышла на кухню покушать. Мама всё ещё крутилась там – делала отбивные на утро. Воскресный завтрак должен быть очень сытным. Поэтому я претендовала тоже на эти отбивные, несмотря на калорийность. Я растущий организм же. Так что можно.

Сегодня мне почти не спалось. В голову то и дело лезли слова Ани или пояснения Ярика. Я так и не смогла сомкнуть глаз. Лишь под утро, когда уже рассвело, мне удалось окунуться в сон. Пару раз ночью я вставала и делала уроки. Голова слишком хорошо работала, чтобы пренебрегать таким шансом сократить время учёбы днём. Лучше серию посмотрю. И что бы мама ни говорила. Хоть трава не расти.

Я проснулась днём, в разгаре дня. Меня никто даже не думал будить, что само по себе странно. Я вообще не слышала никаких звуков, исходящих от других членов семьи в пределах этой квартиры. Поднялась, положила на своё место одеяло, которым укрывалась, чтобы оно сохраняло моё тепло, и направилась к двери. В гостиной сидела мама и смотрела тихо телевизор. Из комнаты апостолов доносились периодические слова. В остальных комнатах – тишина. Я направилась в кухню, стараясь создавать как можно меньше шума. Мой завтрак стоял холодным. На столе, накрытая крышкой от кастрюли, стояла тарелка с овсянкой и отбивной. Сюда бы ещё солений каких-нибудь. Мама незаметно вышла в коридор и прошла мимо меня – только тогда я её заметила.

– Что-то дома подозрительно тихо, – с сомнением произнесла, присаживаясь за стол, напротив своей тарелки.

– У Остапа сердечный приступ был, – почти безлико заявила мама.

Остап – мой дядя по какой-то там линии и в каком-то там колене. Честно, всех этих тонкостей не знала и не запоминала. Да и не собиралась. Я его всегда называла «дядей» – этого вполне достаточно для определения нашей связи. Особой любви я не питала к нему, однако новость меня огорчила. Мама забрала тарелку прямо из-под носа, когда я уже взяла в руки нож и вилку и готовилась резать отбивную, поставила её в микроволновку, выставила время и, не присаживаясь, вышла из комнаты. У неё маленький траур. А то, что всё в порядке, всё обошлось – её не волновало. Наверное, сейчас будет молиться. Хотя нет, зная её, она сразу после этой новости пошла в уголочек и зажгла свечу. Интересно, а в церковь она ходила с утра? Естественно, я юродствую. Естественно, религия этого не позволяет. Но мне особо нет дела – думать мне никто не запретит.

В полдень отец с братьями собрался на какую-то «чисто мужскую» прогулку. С кем они хотели встретиться, куда пойти – не разглашалось. Было ясно только одно: женщинам туда нельзя. Но, тем не менее, отец мне шепнул на ухо, что если я очень захочу, то мне можно будет пойти. Однако я не собиралась никуда идти сегодня. После вчерашнего, переварив за ночь целую льдину информации, проснувшись сегодня с немного видоизменённым мировоззрением, я была морально не готова к новым ощущениям. Что бы там они ни говорили, чем бы ни заманивали, я идти не хотела. Но они не заманивали – это было просто предложение.

Весь день проходил сумбурно. Я выходила из комнаты, заходила в комнату, тянула из холодильника вкусняшки, смотрела сериал, пересматривала в тетрадях записанные домашние задания, но толком так ничего и не делала. Мне не то, что не хотелось, мне надо было просто начать. Но даже начать лень. Поэтому я просидела там почти до шести вечера, пока мама не зашла в комнату и не напомнила мне о том, что «как бы воскресенье почти закончилось, а ты так ничего и не сделала». Я ответила своё «ещё не вечер» и продолжила смотреть серию. Сказать по правде, я бы предпочла до ночи смотреть сериал, а потом что-то сделать – всё равно мне сегодня какая-то гадость будет сниться. Из-за того, что в понедельник у меня стрессы, а в воскресенье я обычно готовлюсь, организм привык не спать и вообще чувствовать себя в тонусе. Так что даже если я начну домашку делать в десять вечера, это ничего не изменит.

От сериала меня отвлёк телефонный звонок. Доехав до телефона, лежащего на диване, на своём кресле с колёсиками, я удивилась, увидев незнакомый номер. Подняла трубку, переставая жевать овсяное печенье, и чуть не подавилась остатками крошек во рту.

– Я скучаю.

Меня бросило в дрожь. То ли от полушёпота, то ли от интимности слов, то ли от осознания, кто это говорит. В голове застряли эти слова, хотя он ничего дальше и не говорил. Я не слышала ни фонового шума, ни посторонних разговоров из трубки. Один. Ностальгирует?

– Я так скучаю по тебе, – меня передёрнуло, и телефон чуть не вылетел из рук, когда я хотела прижать его ближе к уху, чтобы слышать каждое слово. – До потери пульса хочу, чтобы ты была рядом. Я хочу, чтобы всё вернулось, и ты – ко мне.

Я молчала. Не смела сказать ни слова. Просто слушала и дрожала. Затыкала себе рот от появляющихся слёз. Мне было холодно и жарко одновременно. Воздух в комнате казался теперь мгновенно нагревшимся градусов на пятьдесят и выше. Но я не могла открыть окно, взять тетрадь и помахать ею или шарф. Он не должен слышать никаких движений.

– Я продолжаю употреблять морфин, потому что сигареты уже не помогают. Твоими стараниями я не употребляю алкоголь в целях забыться. Что ты сделала со мной? Лен, – я больше не могла это слушать и отдёрнула телефон, как прокажённый, но из рук не выпустила. Сердце колотилось с бешеной скоростью, а в голове происходил самый быстрый мыслительный процесс, на который только мой мозг был способен. Я колебалась: слушать дальше откровения или нет. У меня не возникало ещё вопроса, почему он позвонил мне. Откуда у него мой номер, меня тоже не заботило. Важно было то, что он говорил. Я с опаской поднесла телефон к уху, уже не так сильно беспокоясь за фоновый шум с моей стороны. – … вместе. Я так не могу больше. Без тебя – не могу. Спасибо, что выслушала. И вызови мне скорую: у меня будет передоз.

Я открыла в панике рот, но Егор уже сбросил. Как передоз? Почему? Чем?.. Морфин. Он собирается морфин себе вкачать? Раз ему не помогают сигареты, то и морфин может тоже. Так, что я знаю про морфин? Быстрее же, ну! Морфин – наркотик. Что-то там с опиумом связано и, кажется, его Холмс употреблял. Или не его. Короче, не важно. Что делать? Звонить в скорую? А какой адрес? Блин, где та бумажка с адресом, который мне Женька диктовала. Чёрт. Идиот и кретин. Из-за бабы решил накачаться. Тупой, ой, тупой. Блин, что делать? Стоп, а морфином разве раньше не лечили? Он же обезболивает. Может, он не так много себе вколет? А если много? Чёрт. Ненавижу уже всё это. Дебильная ситуация.

Как же поступить? Маме говорить нельзя. Это ей покажется странным, а когда ещё и суть проблемы расскажу – она мне вообще запретит с ним общаться. Нет, говорить, что он практикант нельзя. Лучше уж вообще ничего ей не говорить. Да, так лучше. Надо поехать к нему и отговорить. Точно, надо срочно к нему ехать. Может, успею ещё. Блин, вот идиот. Хоть бы не накачался за эти полчаса, пока я добираться буду. Надо звонить.

Я в суете набирала номер, с которого мне звонил Егор, и слышала только, что абонент – не абонент. Выключил, значит. Это капец как плохо! Натягивала колготы, джинсы и рубашку быстрее, чем когда-либо, завязывала волосы в хвост, никакого макияжа – натянула своё пальто и без вопросов от мамы выскочила из квартиры. Как она меня не заметила? Она просто смотрела своё шоу по телевизору. Надеюсь, я быстро. А если что, телефон у меня с собой. Чувствую, кто-то мне голову оторвёт. И лучше бы, чтобы у меня была компенсация за моральный ущерб – голова Егор. Я ему дам, подыхать он вздумал из-за какой-то бабы! Пф, подумаешь. Морфином он вздумал накачаться. Чего уж не героином? А, ну да, его же достать надо. Интересно, кстати, а откуда у него морфин? Аня в больнице берёт нелегально? Даже друзей на уголовщину подсадил. Сам такой, и друзей в западню тянет. Идиот, что сказать.

Я прыгнула в салон маршрутки, когда дверь уж закрывалась. Успела. Правда, водитель моей прыти не обрадовался. Заплатив за проезд, я села в маршрутку, продолжая набирать Егора. О, появился в сети. Ну, отвечай же. Отвечай. Возьми трубку. Трубку бери! Идиота кусок. И что я в тебе нашла? Блин, ну, как так можно – накачаться из-за бабы! Ну, серьёзно. Глупость. Хотя если у них прям такие отношения были. Да и он не замечал, как она им пользуется.… Нет, нельзя об этом говорить. Я не должна спалиться, во что бы то ни стало. Нельзя подставлять Аню. Нельзя выдавать информаторов. Хотя чего переживать. Я еду к человеку, который, может быть, уже близок к смерти. Хех, мало ли, что я скажу. Он всё равно ничего не сделает. Действительно. Блин, не моё это – такие шутки чёрные. Егор, держись. Я скоро буду. Я вытащу тебя из этой пропасти. Обещаю.

Когда маршрутка подъехала к остановке, я буквально выпрыгнула и понеслась к дому, продолжая набирать Егора. Не берёт трубку. Поднимаюсь, запыхалась. Воздуха не хватает. Сердце начинает колоть. В боку – тоже. Никогда ещё я так не цеплялась за жизнь. Пусть и другого человека. Хватаюсь за дверную ручку. Открыта. Забегаю в квартиру. В прихожей никого. В коридоре – тоже. В гостиной и спальне пусто. Заглядываю в ванную комнату – и там никого. Прислоняюсь плечом к стене от тяжёлого дыхания. От моего «да где же этот кретин» мне становится страшно. Вдруг он ушёл. Вдруг выпрыгнул из окна или перевалился через балкон. Я ведь не проверяла. Газа не чувствуется. Ножи!

Я открыла дверь в столовую и обомлела. Донёсся звук вилки и ножа. Звяк. Звяк. Примерно с таким звуком теперь у меня дёргается глаз. Что за херня?

Егор сидел за столом. Спокойный, умиротворённый, расслабленный. На столешнице стояла одиноко горящая свеча. К тому времени, как я приехала, уже было темно, а свет в квартире отсутствовал – включала его я в поисках тела горе-практиканта. А он, видите ли, сидит себе целый и невредимый за столом? Хотите скажу, что я хотела растерзать его? Не скажу. Потому что я хотела голову ему оторвать! Я тут извожу себя полчаса, а этот гад сидит и жрёт? Да чтоб он подавился, тварь неблагодарная!

Лицо горело, и я не собиралась успокаиваться. Я вспылила. Я вскипела. Я чайник, блять! Да что это за хрень? Что вообще происходит?!

Егор сидел в домашней одежде за столом. Перед ним на тарелке возлег сочный кусок мяса, посыпанный пряностями и какой-то зеленью. Гарниром служила какая-то фигня, которую я не могла различить в плохом освещении. Если честно, я была настолько злой, что даже не хотела просто поднять руку и надавить на выключатель. Честно. Меня трясло всё от негодования. Я хотела рвать и метать. Лучше бы Егору свалить с глаз моих долой. Так нет, он продолжал себе преспокойно восседать на троне и глумиться надо мной. Я жаждала возмездия. Яростного. Импульсивного. Троекратного.

Отрезав от большого куска мяса кусочки поменьше, это чмо накололо вилкой один из них и медленно положило себе в рот. И тщательно жевало ещё, пока мой злой дух чуть из тела не выпрыгнул.

– А ты быстро.

Я чуть не пнула дверь со психа. Дайте мне силу – я бы тут разгромила ему квартиру к чертям собачьим. Но нет, я просто сжала кулаки и мысленно проклинала это существо. Он ждал моего ответа, наверное. А я что? Я просто усмехнулась, стараясь сдерживать остатки здравомыслия в пределах моего сознания.

– Почему дверь открыта? – нет, я прекрасно понимала, что за ситуация. Только вот это единственное, что я смогла спросить у него, чтобы не выдать собственную злость.

– Я знал, что ты скоро придёшь, – он глянул на меня, и я увидела отблеск свечи в его глазах даже в таком большом помещении. Меня стукнули по голове? Тогда откуда это тупое ощущение, словно здесь быть я не должна? – Не ожидал, что так быстро придёшь. Плюсик тебе за оперативность.

– Вы что, издеваетесь? – как можно спокойнее, говорила я.

– Конечно. Только сейчас поняла? – он потянулся за утончённым бокалом с тёмной жидкостью. Вино, судя по всему. Сделав глоток и при этом, не сводя с меня взгляда, Егор сглотнул и смотрел на меня так проницательно, что я ощутила себя круглой податливой дурой.

– Ты хоть представляешь…? – остаток слов затерялся в горле – такое возмущение меня охватило.

– Представляю, – до того просто отвечал он, что желание сомкнуть пальцы на его шее возрастало в геометрической прогрессии.

– Я ехала через полгорода, только чтобы…

– Ты ехала через полгорода, – перебил меня он, – чтобы убедиться, что с дорогим тебе человеком всё в порядке. Знаю.