Текст книги "Когда истина лжёт (СИ)"
Автор книги: W.o.l.f.r.a.m.
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 37 страниц)
Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me
========== Глава 1. ==========
Ксеня стояла за кафедрой, растерянная, отчаянно старавшаяся взять себя в руки и вспомнить последнюю лекцию Светланы Евгеньевны, прежде чем она уехала в столицу покорять вершины науки. Все мои подсказки с места пресекались укорительным взглядом практиканта. Меня раздражало собственное бессилие. Не могу помочь подруге, пока этот педант заваливает её вопросами, не могу даже вымолвить ни слова, потому что влепит тут же «пару» Ксюше, а она этого не заслуживает. Да, возможно, она не такой знаток всемирной истории, как некоторые, но так несправедливо укладывать её на лопатки – совсем не по-мужски.
– Прости меня, Кравец, но ты только что получила удовлетворительно. Скажи мне, это твоя первая тройка за одиннадцать лет учёбы? – я видела, как сжимались ладони моей Ксени, и она едва ли держалась, чтобы не ответить что-то остроумное, но таки-сдержалась. – Поздравляю тебя с обновкой…. Ты же отличница, а не знаешь таких обычных вещей, – поставив в журнал незаслуженную оценку, он развернулся и теперь с миловидной (настаиваю, что она садистская) улыбкой осматривал наш запуганный класс. – Мне говорили, что у вас пять отличников и, как минимум, вдвое больше подающих надежды на пятёрки учеников. Интересно, вы все так прекрасно знаете историю, или это только Кравец умом отличается?
Мой ободряющий взгляд, пока подруга проходила мимо меня, немного успокоил её, но даже затылком я чувствовала, как она от злости прожигает мой череп. За то, что не помогла, не воспротивилась досаждающему практиканту, не показала свой характер и не защитила подругу, как обещала. Собственно, это (желание доказать обратное и отстоять честь Ксени) и придало мне сил вступить с практикантом в перепалку.
– Если мы не проходили ещё эту тему, вовсе не значит, что у нас проблемы с головой.
– Вот как, – практикант перевёл на меня взгляд, такой простой, невесомый почти.– Хочешь сказать, что ученица, вроде тебя, может врать что-то там про «не проходили», когда журнал с датами и темами лекций на руках всё-таки у меня?
Почувствовала, как дёрнулся мой собственный глаз, ведь я немного приукрасила положение знаний нашего класса по истории. А практикант выглядел ничуть не озлобленным, таким же противным. Ксеня виновато ткнула ручкой мне в лопатку.
– Нет, конечно. Но это несправедливо, – мой запал немного усмирился, когда практикант взял ручку, которой ставил оценки в этот же злополучный журнал.
– Разве я говорил, что преподавание – вещь объективная? – он взял журнал и прошёлся к кафедре, положив на стойку журнал. – Желаешь что-то добавить, Скавронская?
– Да…, – «нет» хотелось закончить начатую фразу, но я чувствовала всё ещё взгляд Ксени, за которую хотелось отомстить. – Здесь так много людей, а вы уделяете слишком много внимания для меня одной, Егор, – и, сделав характерную паузу, словно уже закончила предложение, продолжила, – Дмитрич.
Услышав эту фразу, практикант изменился в лице, а Ксеня, сидевшая сзади и почти дышащая в затылок, зуб даю, победно улыбнулась. Нет, всё было не так. Вернее так, но начать, наверное, надо было не с этого. И я уже жалею, что представила всю соль ситуации не сначала. Словно сначала дала отведать десерт и забыла про основные блюда. Но, тем не менее. Для нас с Ксюшей знаменательным оказался не этот понедельник, а день до него…
В типичное тёплое сентябрьское воскресенье, мама крутилась на кухне, прогоняя всех прочь с её территории. То папа, то братья, то я старались умыкнуть какую-нибудь вкусняшку из холодильника, и обычные «это на стол» нас уже не устраивали. В свой единственный выходной мне не давали есть и говорили подождать до трёх часов, когда приедет тётя Лиза, родная мамина сестра, с другого конца страны, чтобы отметить свой день рождения у нас. Хорошо она устроилась, правда? Тратишься только на дорогу, приезжаешь в гости, тебя тут кормят, выделяют комнату и размещают со всеми твоими пожитками да ещё и в придачу подарки дарят. Согласитесь, круто! Только вот наша квартира совсем не была рассчитана на всех родственников моей мамы (их, уж поверьте мне на слово, было немало), а я категорически против вмешательства в моё личное пространство. У меня здесь порядок, свободное пространство, книги, конспекты, пособия, и всё по своим местам. А что начнётся, когда ко мне в комнату подселят какую-нибудь двоюродную сестру? «Ой, а что это?.. Ой, а как это?.. Ты уже такие книги читаешь?.. А можно посмотреть? А можно то? А можно сё?». Не то, чтобы я была исключительно не семейным человеком, просто даже в пятикомнатной квартире мне с сестрой, двумя братьями и родителями было катастрофически неуютно и тесно.
Благо, что про приезд тёти с её детьми и мужем мне известно почти неделю назад, а за целых семь дней договориться с братом и подругой сходить потанцевать и послушать музыку можно успеть дважды. Тем более что выступления группы, которая сегодня будет зажигать, нам с братом нравятся, и если меня одну не отпустили бы, то с ним – без проблем. Паша вызывал доверие, и вместе с братом были гордостью отца. А я что? Я ни рыба ни мясо. Учусь хорошо, веду себя более-менее сносно, не курю, не пью, не ширяюсь. Правда, ругаюсь, время от времени, когда родителей нет рядом, но это в наше время – мелочи. В общем, взрастили меня, как стандартное комнатное растение, не притязательное, в меру ласковое, самостоятельное и ответственное.
– Кать, тебя мама зовёт, – проходящая мимо двери сестра нараспев произнесла моё имя, а всю остальную фразу я услышала уже из-за смежной с её комнатой стенки.
На кухне мама крутилась и, правда, виртуозно. Её стряпня была тем ещё произведением искусства, которую я не всегда оценивала. Нет, мне нравилось то, как она готовит, но все эти излишества были не для меня. Вытяжка работала на всю, но её мощности не хватало, чтобы избавиться от жара голубцов, которым сейчас уделялось столько внимания. И открытое настежь окно тоже не спасало.
– Надеюсь, ты вернёшься до полуночи, – откинув слишком сильно отросшую чёлку с глаз, которая надоедала, начала она. – Не вздумай отходить от Паши, усекла?
– Да, – покорно согласилась я, не имея ни малейшего желания сегодня злить её.
– И никакого алкоголя. Ты же знаешь, что меня не проведёшь, – да-да, я помню, как ты учуяла глоточек шампанского после выпускного из девятого класса. Зато врать я научилась мастерски и, если никого не подпускать ближе, чем на метр, провести тебя не так уж и сложно. – Ты сделала все уроки на завтра?
– Да.
– Историю прочитала?
– Да.
– А книги, которые отец тебе советовал на прошлой неделе? – она отвлеклась от плиты и, поджав губы, взглянула на меня.
– Ещё в четверг закончила, мам. Ты же знаешь, что я их глотаю сговорчивее, чем всякие жаропонижающие (чаще всего простуда у меня была вместе с температурой, и моя ненависть к таблеткам вполне себе обоснована).
Я подарила маме самую тёплую улыбку, на которую способна в этой душной кухне, и, получив согласие, направилась в свою комнату. Паша тем временем пришёл ко мне и сейчас крутился на моём кожаном кресле, с таким трудом отвоеванным у родителей. Для них это было атрибутом слишком важной персоны, коей я, по их мнению, не являлась. Хотя, если так подумать, то для кого я являлась важной персоной? Для Ксени, разве что. И для класса. Для некоторых людей с параллели. Преподаватели меня особо не выделяли, но мои успехи воспринимали обычно за свои достоинства. Я была в меру послушна, умна и креативна. Легко велась на провокации нарисовать какие-то плакаты, легко отпрашивалась с уроков, да и вообще особых усилий к учёбе я не прикладывала. Достаточно того, что мне легко это даётся, а слишком углубляться в любую науку мне не хотелось. Я была из той редкой категории отличниц, которым всё давалось не упорным трудом, а систематическим выделением времени на какое-то конкретное дело. Поэтому за десять лет учёбы в школе, наряду с художественной школой и танцевальной, в глазах мамы я была среднестатистическим ребёнком, на которого она до сих пор имела влияние. И, несмотря на то, что мне осталось полгода до 18-летия, никаких вредных привычек да и особого наличия собственного мнения в нашей семье не поощрялось. Поэтому моя старшая сестра, первенец так сказать, была скроена по шаблону маминых прихотей: послушная, скромная, миловидная, но при всём при этом не умеющая дать отпор. Это то, что я не терпела в ней, постоянно упрекала в этом и получала по губам. «Нерадивый четвёртый ребёнок в семье».
Как оказалось, Паша просто пришёл отсидеться, пока брат штудировал курс римского права.
– Если бы ты жила за стенкой и слушала его бубнёж каждый день, то невольно выучила бы весь конспект, отвечаю, – брат откинулся на спинку кресла, заведя ладони за голову и сцепив их в замок.
– Что, Апостол Пётр снова вслух решил повторить право? – с улыбкой заявила я, присаживаясь по-хозяйски на диван. – Не завидую я тебе.
– Та да. Хорошо тебе, одна живёшь, наушники из разъёма не достаёшь и не слышишь, как Варя со своим руководителем разговаривает по телефону, – он всего лишь непринуждённо засмеялся, а я, как заражённая, повторяю за ним.
– Ты бы потише говорил. Да и сам знаешь, что я с Варькой не схожусь характерами. Думаю, только один наш скандал несколько лет назад и повлиял на то, чтобы у меня была своя комната.
– Из-за тебя мне приходится терпеть толки Петровича о легионерах и его разговоры в скайпе со старостой об учёбе.
Петрович – ласковое прозвище для брата-близнеца придумал сам Паша. К нему и я иногда прибегала, когда «апостол» приедалось. Вообще у нас была самая обычная семья, со своими тараканами. Много членов в семье – много тараканов. Вот так и мы. Моя конфликтность с Варькой и матерью перекрывалась интересными вечерами с отцом и прогулками с Пашей. Он был мне как тот самый брат, о котором все мечтают. С Петровичем у меня тоже были неплохие отношения, но общались мы не так часто, потому что не гуляка он был. «Свежий воздух придумали не для него» – так однажды сказал мне Паша.
Вначале четвёртого звонок в дверь оповестил маму, что время вышло, и она, суетливая, запырханная, снимая на ходу фартук, пошла встречать гостей. В прихожей сразу стало шумно, настолько шумно, что закрытая плотно дверь уже не спасала. Вся родня наша уже привыкла: если по приезде я не выхожу к ним из комнаты, то заходить надо самим и здороваться. Можете представить, как, по меньшей мере, четыре человека (вместе или по очереди) заходят в мою комнату и, шаркая носками или тапочками, подходят к столу, здороваются, улыбаются, вещают самые важные новости и сидят. Они садятся везде, куда можно: диван, подлокотники дивана, колени друг друга (детская забава), и ждут от меня чего-то. Ещё успевают задать какие-то вопросы. Но их стандартный вариант: учёба, дела, поступление, личная жизнь. Иногда хронология меняется. Чаще всего за моим скупым ответом сразу следует мамино «ну, где вы все», и всей толпой они дружно уходят из моей обители. Каждый раз, глядя на всю эту процессию, у меня чешется язык спросить: вам что, в моей комнате мёдом намазано? И каждый раз я сдерживаюсь, вспоминая: немного посижу за столом, жеманно поулыбаюсь, поотвечаю на какие-то левые вопросы и под предлогом прогулки смоюсь вместе с Пашей.
Так было всегда. Так было и сегодня. Ничего не меняется, и всё идёт, как обычно. Порой создаётся впечатление, что в момент приезда гостей я попадаю во временную петлю – она всё так же повторяется, имеет какое-то своё начало и конец. Зная любовь моих дядей и тёть сидеть на диване, у меня отпала привычка складывать там одежду, которую надену на прогулку, тетради, книги и прочее.
Проходя мимо дверного проёма гостиной, я украдкой глянула на воцарившийся хаос за столом. В такие моменты моим хобби было считать людей: сколько же в этот раз уместилось за нашим новеньким прямоугольным столом из тропической гевеи, на который я положила глаз, подсадив затем и маму. Итак, от нашей семьи остались родители, апостол Пётр и Варька, а от приезжих – тётя с дядей и трое их сыновей. Итого девять лиц, которым нужно съесть всё то, что с таким трудом приготовила моя мама. Застолье обещало быть долгим, в общем.
Пашка взял меня под локоть и повёл в прихожую одеваться. Мой раскрытый рот, когда я их считала и рассматривала, кто и как ест, напрягал понемногу, и апостол Павел решил избавить всех от моего докучливого внимания. Ксеня, судя по тому, что она дозванивалась до меня, уже преодолела расстояние в один квартал, разделяющий наши дома, и ждала у подъезда. Брат торопился, торопил меня и, не дожидаясь отклика мамы на прощание, закрыл дверь за мной.
Мы собирались в тематический клуб любителей хорошей музыки. Каждые выходные там можно было послушать какого-то исполнителя, известного в стране и неизвестного вообще. Так что мы с братом частенько там бывали, и клуб стал нашим общим интересом, достаточно крепким. Сегодня выступал квартет из парней и девушки-вокалистки, которая очень нравилась Паше. Стало быть, отличный повод, чтобы улизнуть с семейного застолья, появился сам собой.
В «КС» абы кого не пускали в принципе. Это вам не общество любителей разврата, похоти и гоу-гоу. Хотя мало кто знает о том, что здесь можно было достать травку и оторваться. Мальчиков и девочек для съёма, в прочем, тут тоже хватало, но в их случае совмещалось желание послушать музыку и найти партнёра на одну ночь. Никто не запрещал, но и не поощрял – на это просто закрывали глаза. Почему же в клуб пускали двоих 17-летних лицеисток в обществе совершеннолетнего парня? Потому что у нас с охранником была договорённость: он делает скидку в один год нам, а мы забываем, что он сбывает беленький порошочек. Всё закономерно, но не законно.
Бармен, с которым мы тоже были лично знакомы, устраивал нам с Ксеней почти безалкогольный напиток, приятный на вкус и не имевший названия. По его словам, этого нет в условном меню, но готовить для нас ему не трудно. То ли мы ему понравились, то ли он не имеет права давать что-то абсолютно безалкогольное в заведении. Чаще всего мы сидели около барной стойки или за столиком рядом. И сегодня было также. Мы с Пашей сидели на мягком диванчике для двоих, а Ксеня удобно расположилась на подлокотнике возле меня. И вот как раз то, что случилось дальше, и есть тем самым первым блюдом.
Неподалёку от нас, трое достаточно взрослых парней, или правильней будет называть их уже мужчинами, скромно, без лишней вычурности и пафоса общались друг с другом и делились новостями. Периодически они чокались бутылками с каким-то алкогольным напитком, а стук стекла заглушался то музыкой, то аплодисментами. Надо признать, что сегодня девушка-вокалистка была на высоте. И дело не только в её ботфортах на каблуке.
– Так ты завтра с детишками познакомишься уже? – почти трезвой улыбкой озарил друзей Марк.
– В лицее только старшеклассники. Я боюсь, что они на меня вешаться будут, – хохотнул Егор и сделал глоток из бутылки.
– Да после первого занятия они захотят повеситься на верёвке, а не на тебе, – приятели дружно засмеялись, увлекаясь всеобщим ликованием с законченной очередной песней группы. – Ты смотри там с ученицей какой-нибудь не замути. А то вотрётся какая-нибудь особа в твоё доверие, и горела твоя практика синим пламенем.
– Не могу гарантировать безобидность их фантазий, – снова смешок и глоток из бутылки, – но вот со школьницей у меня могут быть только деловые отношения.
– Ты же два года преподавал в… Как его там? – щёлкал пальцами Саша, растряхивая алкогольную смесь по стенкам бутылки.
– Говори «Мухосранск»: не ошибёшься, – Егор криво усмехнулся и продолжил речь друга: – Несколько пятиэтажек, а так – частный сектор. Ни клуба, ни кинотеатра, ни торгового центра. Почти никаких обновок за два года, да и зарплата оставляет желать лучшего. Деревня деревней, хотя Левицкий называл это городом.
– Ну, и в дыру он тебя послал, а ты ещё его любимчиком был, – Марк уже давно усыпил свою зависть к другу и не только потому, что он остался проходить практику в столице, а Егора отправили к чёрту на куличики. – Хотя ты же талантливый, так что и там управился бы.
– Это точно, – Егор жеманно усмехнулся, припоминая уроки почти деревенским детишкам. – Но они хотя бы слушали меня, потому что самому старшему из них было четырнадцать. А эти чуть ли не в затылок дышат.
– Тебе грех жаловаться, – Саша поставил выпитую бутылку на стол, – я вообще преподаю в женской гимназии. Ты представляешь себе, что такое толпа невинных девчонок?
– М-да, – Егор дружески хлопнул того по спине и улыбнулся. – Ты, кстати, с Анькой так и мутишь или разбежались уже?
– Да какой там. На свадьбу уже намекает. Замахался дурака строить из себя. Я же всё понимаю, но куда мне, практиканту ещё, жениться? Пока на работу не устроюсь, предложения не сделаю. Придётся ей потерпеть год, а там хоть трава не расти, – Сашка многострадальчески оглядел толпу клуба, завидуя всем подряд и Егору в частности.
– Анька хорошая же. Чего не поговоришь с ней на эту тему?
– Да ладно тебе, Егорка, это их отношения, – Марк с силой схватился за плечо друга. – О, смотри, молоденькая кровь. Не хочешь познакомиться с ней?
Марк указывал на короткостриженную шатенку в малиновом платье чуть выше колен. У неё была обычная мокрая завивка и лёгкий макияж. Ни тебе профессиональной маскировки появившихся морщин, ни тебе дряблость кожи, ни тебе отчаяние в глазах. «Да почему бы и нет?» – он был немного пьян и не видел особо никаких преград познакомиться (хотя бы!) с молодой девушкой.
Вот здесь произошло то пикантное обстоятельство, следствие которого вы читали раньше.
Паша рассказывал мне о том, что хочет познакомиться с вокалисткой, и, пока мы обсуждали наш план, к Ксюше уже подошёл чуть подвыпивший Егор. Сначала он стоял возле барной стойки, искоса поглядывая на подругу, а затем подошёл и почти не заплетающимся языком с адекватной интонацией предложил ей потанцевать. Я сначала не обратила на это ровным счётом никакого внимания, потому что Ксеня, вопреки всеобщему мнению одноклассников, была смелой, и в такие вот критические ситуации в ней просыпалась неслыханная дерзость. До драки дело не доходило, да и до изнасилования тоже. Но из-за кое-каких обстоятельств я поклялась следить за её поведением. Пожалуй, ручной тормоз, стоп-кран борзости Ксени – это я. Ну, меня это не особо волнует, правда. Если она во мне нуждалась таким образом, то почему бы и нет.
После третьего «нет», прозвучавшего с её уст, в ответ приставучему мужчине, она слегка ущипнула мою руку, привлекая внимание. Пока он отвлёкся на вибрировавший телефон, я шепнула на ухо подруге достойный ответ, после которого она смело может игнорировать «раздражителя». И вот с её уст срывается: «Здесь так много людей, а вы уделяете слишком много внимания для меня одной, Егор», и она более не смотрит в его сторону. Видимо, с этой фразы ситуация начала крутиться, как барабан Якубовича.
Вечер в клубе мы закончили успешно и даже в хорошем настроении вернулись домой, проводив Ксеню, а дома к тому времени стало потише, так что ничего досаждающего в семье не предвиделось перед сном. К слову, с вокалисткой Пашка так и не познакомился.
С утра в доме всегда хаос, потому что одна ванная на одиннадцать человек – пожалуй, слишком большая конкуренция. Обычно первее всех просыпалась мама, но вчерашний загул дал о себе знать, и первым в квартире зазвенел мой будильник. Наспех стянув с тремпеля свой махровый халат, я помчалась в ванную, первая, чтобы посидеть там подольше. На душ, умывание лица тоником и чистку зубов уходит от двадцати до тридцати минут, и за это время мама обычно успевает приготовить овсянку и разогреть что-то к каше. Котлеты, мясо, голубцы – мне без разницы, только вот мама проспала, а значит, я осталась без завтрака. Для меня выйти из дома без еды в желудке – всё равно, что пойти на экзамен неподготовленной. Мне повезло, что вчера съели не всё. Две ложки салата, бутерброд и чай послужили отличным овсянкозаменителем. К тому времени, как я собрала сумку, все были на ногах. Кто-то стучался в ванную, кто-то искал в холодильнике съестное и плохо лежащее, а кто-то уже ел. В любом случае, сегодня мне пришлось первой открывать дверной замок и покидать дом.
Как и любое начало осени, сегодня было тепло. Настолько тепло, что утром в семь ещё не прохладно, как обычно это бывает в начале сентября. К слову, первое сентября. Из предметов у нас появились право и экономика, а исчезли – труды, медицина и социология. Ещё нам освободили субботу: выпускной класс, поэтому наша шестидневка превратилась в пятидневку, а освободившийся выходной оставили под семинары, консультации, лекции и прочие кощунства преподавателей, чьи предметы тебе либо нужны для поступления, либо нужно подтянуть. Балл аттестата ведь никто не отменял, правда?
Ксеня ждала меня уже на остановке у входа в метро. Красивая, как всегда, в платье и с пиджаком. В лицее был дресс-код, поощряя тягу молодёжи к деловому стилю. Нет, никто не ходил каждый день в костюме с галстуком или бабочкой, кроме преподавателей мужского пола и нашего директора. Скорее понятие дресс-кода в лицее соответствовало понятию дресс-кода в приличном обществе. И как по мне, то это отличное решение. Я не для того ушла из школы, где ходят в кедах и шортах-трусах, чтобы наблюдать здесь такое же.
– Классный кардиган. Новый? – и да, Ксеня, как настоящая подруга, всегда замечала мои обновки. То волосы подстриженные, то тушь классная, то браслет. Нет, это не зависть, скорее просто интерес, ведь мы обе знали о том, как любит одеваться каждая из нас, и могли себе это позволить благодаря родителям.
На метро нам добираться десять минут, и столько же идти до самого лицея. Всякий раз проезжая на эскалаторе, мы с Ксеней играли в гляделки с теми, с кем встречались взглядом по встречному пути. Это могли быть симпатичные парни, суровые бабули, занятые женщины и мужчины. Но больше всего нам нравились те, кто умудрялся говорить по телефону, следя и за своим багажом, и за рядом стоящими людьми на случай кражи. А потом забавными были их лица, когда мобильная связь внезапно прерывалась. В такие моменты мы всегда прыскали со смеха.
В этот понедельник мы хотели увидеть практиканта или практикантку, которую Светлана, наша крутая историчка, поставила вместо себя. Пока она будет дописывать и защищать свою кандидатскую, знакомиться с нужными людьми и обзаводиться полезными связями, мы должны были в деталях разобрать конец 30-х годов ХХ века и идти дальше. На одиннадцатый класс министерство оставило нам Вторую мировую вплоть до ХХI века включительно. Отчасти наш костяк отличниц (Олька, Женя, Лара, Ксеня и я) были против того, чтобы на такую серьёзную тему давали какого-то практиканта, но что могли поделать мы, всего лишь рядовые ученицы. Против малоопытного студента были и наши хорошисты, которые тоже не менее заинтересованы в балле своего аттестата. Кто-то из них брал историю за профилирующий предмет на экзамены, а кто-то, как я, пользовался обстоятельствами, благодаря которым вместо сказок Андерсена знала историю.
Отец настаивает на том, что знать историю нельзя, что это просто чужие слова, переданные из уст в уста. Поэтому само выражение «знаю историю» его частенько раздражало, особенно у своих студентов. Взяв его рассказы ещё с времён преподавательской деятельности на обозрение, я употребляла и повторяла их то Ксене, то Ларе, то всему классу. Не то, чтобы я гордилась профессией своего отца, просто к слову всегда были эти его рассказы.
В этот раз всё было несколько иначе. Мы пришли рано. Взяли ключи от нашего кабинета, заняли любимые парты под стеночкой, общались на разные темы, вспоминая и вчерашний вечер. Мало-помалу подтягивался народ. Шептались, смеялись, кричали – это было похоже на самый обычный выпускной класс, который толком не отошёл от лета и пытался вторую неделю вклиниться в учёбу. «Нам же поступать всё-таки в этом году». Вообще-то у нас был неплохой класс: никто никого не травил, не унижал – могли подколоть разве что. И то, второй год, как мы вместе, а эти подколы помогали преодолеть трудность учёбы, потому что тут нас напрягали посильнее, чем в школе. Самым языкатым был наш обаятельный староста – Костя. И шутки у него всегда были безобидные, добрые, которые очень легко принять за флирт. В какой-то мере и мне он нравился. Статный, смышлёный, с чувством юмора, симпатичный – он нравился всем, да и относился ко всем просто так, дружелюбно. В прошлом году мы с ним вместе прогуливали биологию, к которой ни у меня, ни у него не лежала душа. Но это ничего не значило, хотя приложи я усилия, может быть, отношения (чуть больше, чем дружеские) у нас бы завязались. Староста нравился и Ксене, поэтому я, как настоящая подруга, пообещала ей: «Если он предложит мне встречаться, то я откажусь». А она скрывала стеснение и жалость к самой себе где-то за пределами моего кругозора, потому что неловкость после этой фразы, будто бы я могу нравиться Косте больше, её огорчила.
Собственно, первым уроком у нас было право, которое ввели в этом году. И могу сразу сказать, что внимание преподавательницы своими знаниями я привлекла, только благодаря двоим «апостолам». На перемене Ксеня подсела ко мне, потому что на парах я любила сидеть одна, класть сумку на стул рядом, и порой на сумку я клала и колено, заставляя сидящих на соседнем ряду одноклассников лицезреть подошву своих туфель. Задвинув стулья передней парты (и, по сути, являющейся первой) Оля подошла ко мне с делом:
– Слушай, я тут от Болонки узнала, что практикант наш – парень, и он тот ещё орешек. На первой паре загонял их вусмерть.
– Да не дрожи, – коснулась легко её запястья, – вряд ли на первой паре станет гонять. Знакомство же и всё такое. Может, они его раздраконили чем-то?
Оля пожала плечами и в полной неопределённости пошла обсуждать это с Ларой и Женькой.
– Кать, а что если он, правда, зверь? – всегда она трусиха в такие моменты, думает о самом худшем. Ей-богу, как самая обычная отличница.
– Кравец, успокойся. Я вызовусь вместо тебя, если тебе от этого спокойнее, – и то ли мои слова, то ли тёплая улыбка, но Ксеня воодушевилась мной.
Раздался предупредительный звонок, за пять минут до начала пары, и мы с подругой расстались: она села на третью парту, позади меня, а я спустила сумку на стул и закинула колено. Галдёж привычно стихал, а дверь то и дело открывалась. Входили то наши, то не наши, перепутавшие аудиторию, то преподаватели, которые искали учеников. Но за минуту до звонка в аудиторию вошёл мужчина. Хотя правильнее его назвать парнем. Или всё-таки мужчиной?
Высокий. Стильный. Шатен. Очень тёмный шатен. Худощавый. Уши топорщатся. Побрит. Не окольцован. Часы классические. Очень дорогие кожаные ботинки. Даже блестят. Да и он сам весь… светится, что ли? Пока я увлеклась рассмотрением и практиканта, и его внешнего вида, Ксеня дёргала меня по плечу. Весь с иголочки такой. Белая рубашка в мелкий синий цветочек, лазурный галстук, кардиган нежного небесного цвета, брючки очень светлого розового цвета и в тон поясу ореховые ботинки. Аж голова закружилась от такого стильного… я так и не решила: называть его парнем или мужчиной.
Пока поворачивалась моя голова, взгляд пробежался по восхищённой Ольке, которая тащится от стильных взрослых мужиков, по Ларе, которая из-под редкой чёлки рассматривала его, по Косте, Ане, Насте… Все они, как один, сканировали новое лицо в стенах нашего, уже родного, лицея. И это всё за минуту, между прочим, потому что звонка на пару всё ещё не было. А вот лицо Ксени меня удивило, натурально так удивило. Она сидела, досадно закусывая губу, словно мои жертвенные слова и улыбка пять минут назад не возымели никакого успеха ровным счётом.
– Это он, – только и прошептала она, как можно тише, чтобы сидящий сзади неё Костя не услышал (а сбоку, как и у меня, у неё никого не было). На моё вопросительное вздёргивание головой, она продолжила: – Вчерашний Егор из клуба.
Я резко обернулась, стараясь снова увидеть в этом человеке то восхищение, которое было у меня минуту назад. И его не было. Сказочный миг, о котором я всегда хотела слышать от папы, про принца, прекрасного, очаровательного и только моего, прошёл так же резко, как желание жертвенности за Ксюшу. Уже сидя спиной к ней, я осознавала, под какой удар подставила себя, и какой удар ещё ждёт её. Пожалуй, единственное, на что можно было уповать, так это на достаточный уровень алкогольного опьянения у практиканта прошлой ночью. И прежде, чем раздался звонок, я впервые услышала из уст Ксени, молитву. Корявую, не подходящую ни под один канон. Отчаявшаяся подруга услышала только моё «заткнись», и умолкла, потому что религии за всю мою короткую жизнь мне хватило с лихвой. Думаю, что последняя инстанция, за которую хваталась Кравец – это то, что вчерашний знакомый оказался просто очень похож на этого человека.
– Доброе утро, – голос бодрый, чуть резкий и грубоватый, – меня зовут Егор Дмитриевич. В ближайшее время (он с пренебрежением взял в руки мел, засучив преждевременно рукава, и принялся записывать на доске своё имя и дату) я буду заменять Светлану Евгеньевну, пока она защищает кандидатскую. Обращаться ко мне по имени можно будет только тем, кто хорошо знает мой предмет.
– А тем, кому очень хочется? – с улыбкой поинтересовалась Оля, вызвав одобрительные взгляды у большинства одноклассников.
– Если ты хочешь в туалет, можешь выйти, – он ладонью указал на дверь, будто пропускал её вперёд, как истинный джентльмен, и деловито уже продолжил: – А если ты хочешь называть меня по имени, тогда заслужи это. Олимпиада, курсовая на МАН (Малая Академия Наук), доклад сделай или завали вопросами отвечающего домашнее задание. Тогда он получит «три», а ты «5».
– А почему «3»? – раздалось из класса.
– Зачастую, если девушка хочет что-то получить, – практикант бегло осмотрел класс и встал за кафедру, которая стояла прямо перед первой партой среднего ряда, и, упираясь в её борта цепкой хваткой, заканчивал, – то она добьётся своего любыми путями. А вообще, если отвечающий ответит на её вопросы, то я заподозрю сговор, и поставлю обоим «три».
– Вы любите цифру «три»? – Женя, сидевшая за первой партой, прямо у него перед носом, явно чувствовала какое-то перевозбуждение, потому что даже у меня кровь немного стыла в жилах от его властности и горделивости.
– Сделай мне к следующему уроку доклад на тему «Цифра три как магический символ в истории». И не ищи в интернете – там нет такой статьи, – он вёл себя абсолютно спокойно, но от его общения с некоторыми людьми из класса у меня сложилось очень дурное впечатление о нём, будто бы он прессует нас своим авторитетом. Я чувствую, как он давит на нас, хотя вроде бы ничего не делает. И это гадкое ощущение, что он на коне, а мы – букашки-таракашки, мне совсем не нравилось. – Ладно, поступим так. С первой парты по очереди говорите свою фамилию, я вас отмечу, а самые открытые и смелые смогут потом рассказать, чем им нравится история, что-то о себе и всё в таком духе. Желательно, чтобы троечники мне такой информации не говорили, потому что она мне ни к чему. И да, если я не вижу вашего лица, не ленимся, поднимаемся, разминаем кости, чтобы остеопороза не было. Поехали.
