Текст книги "Когда истина лжёт (СИ)"

Автор книги: W.o.l.f.r.a.m.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 37 страниц)

Егор прошёл к своему столу, положил листы с контрольными работами, сумку и журнал, но садиться не стал. На спинке кресла висела его куртка, недлинная, с подкладкой, насыщенного серо-синего цвета. Обошёл стол и примостился на подоконнике. Я ждала, что же скажет, как посмотрит. Не стала спрашивать первой – не хочу нарушать тишину, которая висит. Да, она давит, но не так сильно, что невозможно потерпеть немного, дать ему время собраться с мыслями и начать разговор. Пусть будет так, я не лезу на рожон теперь. Стараюсь, по крайней мере.

– У тебя три пары? – не смотрит на меня, а изучает свои ботинки. Немного напряжён, но, возможно, мне показалось.

– Да, – в моём «да» не было ничего: оно пустое и ненавязчивое.

– Приходи сегодня ко мне домой. Проверим работы, раз ты так хорошо материал знаешь, – он, правда, серьёзен? Неужели за равную меня считает? Не верю я тебе.

– У меня не получится. Родители… – я даже не успела перечислить и трети своей дюжины отговорок.

– Нужно поговорить в неформальной обстановке, – прервал меня на полуслове, перевёл взгляд, немного озабоченный и ущемлённый, но хочет казаться всё таким же самоуверенным.

– Зачем мне это? – кстати, да. Зачем? Если вам нужно, вы и говорите. Разве это не ваши принципы жизни?

– Из тебя плохой товарищ, Скавронская, – он усмехнулся иронично. – Ты ведь знаешь, что я не успеваю сам проверять весь этот неадекват (он указал на стопку листков, лежащих на столе).

– А как же Женька? Неужели нет другой компании? – я не издевалась. Была холодна, не заинтересована в нём, безразлична к нему. Так же, как и он. Нет, меня не волновало, как он воспринимает мои слова. Мне кажется, что боль ему не доставишь, так что не вижу причины менять свой настрой.

– Если бы я мог, то избежал бы возможности общения с тобой, – вот поэтому я не даю слабину: он тут же бьёт по этой самой слабости.

– Вперёд, – дёрнула носом дерзко, всё так же бесстрастно глядя на практиканта. – Если это всё, то я пойду.

– Скавронская, – вновь останавливает меня. Это приятно чертовски, несмотря на то, что сейчас я не хочу уходить, но должна. – Я просил тебя не приближаться. Ты меня не послушалась. А теперь вдруг решила изменить своё решение?

– Я решила изменить своё отношение, – мягко ответила, с придыханием, без улыбки. Это выглядело, будто я с немощным или почти глухим общаюсь, и он понял. Жалость для мужчины оскорбительнее всего – и я сейчас надавила на эту слабость. Понимала ли я, что морально уничтожаю облик Егора? Понимала. Мне не было дела, потому что из-за него я страдала столько времени, готова была изменить себя кардинально. Ради этого человека. По сути, в нём кроме истории ничего восхищающего не было. А что я делаю ради истории? Да ничего особо. Если мой мужчина будет тоже связан с историей, я чокнусь. Семьи вполне достаточно.

– Меняй тогда, а не строй из себя то, к чему только идёшь, – пытается задеть меня?

– О чём вы?

– Ты никогда не станешь такой, – улыбается своим рукам, сцеплённым в замок, и поворачивает голову ко мне, смотрит пронзительно, с насмешкой: – Ты не сможешь быть безразличной ко мне.

Я замерла. Вернее, секунды замерли. Слова эхом повторились в моей голове трижды, и я продолжала не сводить глаз с Егора. Уверенный в своих словах, он не моргал, смотрел прямо внутрь меня самой, в самую душу. Ему так казалось, на самом деле. Моя душа для него – не открытая книга, иначе я не смогла бы сейчас так просто улыбнуться, легко, по-детски, наивно.

– Мне не нужно быть безразличной к вам, Егор Дмитрич, – это та женственность, о которой я читала в статьях, – достаточно просто считать вас учителем, таким же, как и все остальные. А это несложно, вы бы знали как.

Я расслабилась, давая ему увидеть это. Даже если бы он сейчас напал на меня, защититься или предпринять что-то у меня не было бы возможности. Но он не мог этого сделать: мой ответ сильно озадачил. Я видела это заторможенное лицо, этот взгляд, эту сползающую улыбку и ссутулившиеся плечи. Не было больше смысла оставаться здесь, но остался один момент невыясненным.

– Кстати, мне приходить к вам после пар сегодня? – нежная, заинтересованная, деликатная. Катерина, ты умничка.

– Вон, – пауза. – Вон отсюда, Скавронская, и никогда больше не попадайся мне на глаза!

Сорвался. Он стал на ноги и двинулся в мою сторону, разъярённый, с дьявольски озлобленным взглядом, резкими движениями. Размазал бы меня, наверное, по стенке, если бы не моя реакция: отсутствующая. Его действия не казались провокацией, но я была настолько удивлена его яростью, что даже не придумала никаких противодействий. Он не коснулся меня ни пальцем, но ветерок от его движений всколыхнул мои волосы всё-таки. Остановился в полуметре, высокий, мужественный, разгневанный. Казалось, что он меня растерзает, но нет. Хотел напугать – не вышло. Хотел сбить с толку – не вышло. Хотел проверить мои слова на лживость – не вышло. Ничего не вышло.

У меня не дрогнул ни один мускул потому, что я не знала, как реагировать. В другой раз испуга не избежать. Всё дело в случайности и внезапности. И моя реакция его удивила не меньше, потому что остановился совсем рядом, не причинил вреда, и пришлось сдерживаться. Внутреннюю силу, которую раздраконила какая-то ученица, пришлось утихомиривать самостоятельно. Представляю, какой он в ярости. Вернее, уже видела. Представлять не нужно. Но не хотела бы я оказаться тем, кому пришлось испытать всё-таки мощь его гнева.

– Успокойтесь, я и так собиралась уходить, – как можно более спокойно ответила я, делая небольшой шаг назад. – Выпейте чай перед занятиями только, а то на вас смотреть страшно.

– Скавронская, – сделав паузу, говорил Егор. Видимо, мои слова, сказанные с исключительно добрыми намерениями, он перевернул и воспринял как сарказм. – Я давно привык, что ты не слушаешь мои предупреждения.… А теперь – беги.

В нём произошла перемена. Не сильная, но разительная для его предыдущего состояния. Он был спокоен, слишком спокоен. Бледен и почти холоден. Если бы не взгляд – можно было бы сказать, что всё отлично. Я сделала шаг назад, а он вытянул руки, поймав воздух, где недавно были мои плечи. И стал двигаться навстречу мне. Ещё шаг назад. Он – шаг вперёд. Шаг назад. Дверь. Опять эта дверь. Сердце участило биение, а в ушах заложило. Дыхание вместе с лёгкими, казалось, в самой глотке уже. Вот-вот и выплюну их наружу. С рождением, блин.

Меня бросило в жар. Дурман окутывал сознание, и образы плыли перед глазами. В полутьме собственных глаз я пыталась открыть дверь, билась в конвульсиях, словно загнанная в угол жертва. Меня обнимали, хватали за руки, талию, плечи, прижимали к себе, а я ощущала неутолимое ощущение клетки вокруг.

Шею обожгло. Ухо. Щеку. Его дыхание скользнуло по контуру лица. Пальцами он касался моих волос и вдыхал аромат моего ополаскивателя. Ментоловый. Егор обнимал меня со спины, прижимая к двери. Зажатая снова между ними двумя, мне было не столько неловко, сколько я пыталась найти оправдание этой панике. Синдром жертвы мне не очень нравился. А Егор всё так же обнимал мою талию и прижимал к себе. Я не понимала, почему всё снова обернулось так. Что за странная аура у этой аудитории?

Сердце по-прежнему отбивало марш в ушах, а лёгкие уже метались в истерике в районе гланд. Я дышала и носом, и ртом, словно воздух у меня могут забрать. Паника проходила, а взамен приходило ощущение всё той же, почти интимной, близости. Терпкое. Страстное. Противозаконное. Я не могла дышать менее заметно: грудь так сильно вздымалась и опускалась, словно становилась на пару размеров больше и уменьшалась так же. Это смущало. В ногах до сих пор чувствовала дрожь, и стоять самостоятельно без помощи Егора я вряд ли смогла бы. Он, кстати, всё так же замер позади меня и не шевелился. То ли ел мои волосы, то ли наслаждался ароматом.

– Я же сказал тебе бежать, – прошептал он так, чтобы я услышала его отчётливую речь. – Почему ты не слушаешь то, что я тебе говорю?

– Если я скажу, – пауза, чтобы сердце перестало так яростно колотиться после этого голоса над ухом, – что не умею бегать, вы поверите?

– Если ты скажешь, что слушать не умеешь, вот тогда я поверю, – издевался даже в такой момент. Я не чувствовала его сердцебиения и вообще ничего, ему принадлежащего, кроме голоса и рук.

– Теперь сорвалась не я, – напомнила ему, чтобы не забывал о том, что моё отношение всё-таки несколько иное.

– Сопротивляйся мне. Мои срывы непостоянны, – шептал всё так же, только теперь голос слышался откуда-то из-за шеи, и тут же я ощутила лёгкий, щекотный поцелуй в шейную часть позвоночника. Я замерла, и ноги затрусились с новой силой. Едва не потеряла равновесие. Удержал меня за талию и снова прижимал к себе. Внутри снова всё тлело сдерживаемым огоньком. Стоять становилось неудобно. Лучше бы сесть, а то и вовсе прилечь.

– Это ваши проблемы, – как можно невиннее бросила я, но достаточно уверенно.

– Да ладно? – его рука скользнула по бедру и остановилась на подоле моего платья. Плавно пальцы переходили с платья на колготки и обратно. Иногда позволяли проникать на пару сантиметров под платье, и тут же выныривали. Я сжала ноги инстинктивно. – Похоже, что это и твои проблемы.

Он легонько зажал между зубов моё ухо, и меня взбудоражило это. Понимаете? Он коснулся моего уха! Так просто!

Я выскочила из его объятий, раскрасневшаяся, обозлённая и жутко смущённая. Поправляла платье, вытирала мочку уха, словно там не едва мокрый след от зубов, а целый Ниагарский водопад, растирала шею, где был его поцелуй. И вообще мне хотелось принять душ, чтобы очистить своё тело от домогательств этого извращённого садиста. Нет, я скрывала даже от самой себя пока, что это было приятно и ново, но его поведение вызвало такой резонанс, что кроме возмущений тогда я не могла чувствовать ничего. Вот как мне реагировать? Я сказала, что поменяла своё отношение к нему, а тут такая реакция на его касания снова. Что за практические занятия по эрогенным зонам женщин? Почему я подопытная? Почему на мне? Чёрт, опять этот Егор! Опять я о нём думаю.

Да когда же это прекратится?!

========== Глава 6. ==========

Уважаемые мои читатели!

Для начала спасибо, что комментировали, выражали свои переживания в прошлой главе. Знали бы вы, как мне важны ваши эмоции – по ним я ориентируюсь в руслах, какие слова нужно подбирать, какие эмоции вас трогают, что вам интереснее всего. Поэтому не бросайте это – мне нужны ваши отзывы.

Отдельное спасибо LinaSamchenko за то, что подсказала мне Simon Curtis как исполнителя. У него лёгкие треки, которые меня наталкивают на написание простеночных ситуаций. Для хардкора я использую всё-таки своих исполнителей. В последней главу, возможно, скину плейлист)

Ещё хотелось бы сказать спасибо за то, что ждёте следующие главы постоянно, терпите кое-какие ошибки и опечатки, воспринимаете историю, как свою собственную, пропускаете её через себя. Это бесценно.

Кстати, в шапке обновление: я нашла несколько интересных гифок Артура, модели, которая является прообразом Егора, и ещё видео. Те, кто хочет увидеть обаяшку вживую и услышать его голос – наслаждайтесь. Старалась для вас)

Пара слов об этой главе прежде, чем вы начнёте читать.

Она далась мне очень нелегко, и эмоционально это одна из самых сильных глав. Пожалуй, в этой главе открывается сильно аспект ангста, и я рекомендую читать главу под впечатлением от исполнителя Игоря Корнелюка и его тем:

Игорь Корнелюк – Тема любви из к/ф “Мастер и Маргарита”

Игорь Корнелюк – Город, которого нет

На вопросы отвечу, если будет в них необходимость

и если это не будет раскрывать какие-то детали сюжета.

В целом, желаю приятного прочтения. Надеюсь, не разочарую вас.

_______________________________

В этот злосчастный понедельник я в очередной раз вернулась к прошлой точке отчёта: мой мозг хочет думать о Егоре. Ему не указ ни логика, ни ясность ума, ни трезвость – ничего. Вот и как мне бороться с этим? Сердце не доставляет таких проблем, сколько доставляет мозг. Что делать, если твои мысли связаны с этим человеком? Он противный, мерзкий ублюдок и садист. Он моральный урод. Он смазливый модник и альфонс. Но ты хочешь думать о нём. И как такому желанию сопротивляться?

Поэтому я и не сопротивлялась. Я просто шла на поводу у своих ощущений, потому что сопротивляться с прежней прытью я не могла. Было в этом практиканте что-то манящее, что-то, отчего здравый смысл засыпал дивным спокойным и крепким сном. Как? Как такое возможно? После стольких лет сознательной жизни, после стольких, самых разных, отношений с людьми я по-прежнему поддаюсь на чьё-то обаяние. Да ещё и так легко! Меня это бесит. Собственная податливость, с желанием, сознательная. Неужели я настолько нуждаюсь в ком-то, паразитирующем на моей душе, настолько сильно?

Нет. Я по-прежнему Катерина Скавронская, очень любознательная девушка, отличница, немного непослушная и немного садист. Но при этом я хорошая подруга, товарищ и знакомая для многих людей. Помогу, если есть возможность, отвечу и выручу. Чем не прелесть? Так вот, я не позволю какому-то практиканту изменить себя: я семнадцать лет потратила на то, чтобы быть такой, и какой-то там Егор, без роду и племени, не сможет на меня пагубно влиять или загубить мою жизнь. Не позволю.

Для меня понедельник не заканчивался, потому что по утверждению самого практиканта, мне настоятельно следует явиться к нему домой к трём часам дня. Скажите «спасибо», что не позже. Сейчас темнеет раньше, т.к. близится зима. А встречаться в квартире взрослого парня (мужчиной я его называть боюсь) вечером – слишком подозрительно. Моим родителям не соврёшь особо: они знают домашние телефоны Ксени, Оли, Жени и Лары. Правда, они не знают номера Кости, но он ведь тоже парень, как ни прискорбно.

Нужно ли говорить, что пока я кушала в столовой и ждала, когда закончится у него пара (мою третью – отменили), в голову приходили самые разные мысли: от исповеди до изнасилования. Нет, серьёзно. Давайте будем серьёзными. Мне семнадцать, а ему – двадцать три. Что нам мешает переспать? Меньше года до моего совершеннолетия, когда все его действия касательно нижней части тела будут законны? Или моральные устои у человека, у которого нет морали? Ответ очевиден. Так что вариант с тем, что он собирается меня «сломать», не убираем в длинный ящик. К тому же, попытки уже были, несмотря на то, что я была Леной.

Лена. Вот, о ком я забыла. Интересно, в любой сцене со мной он видит её? С каких пор? Сколько ещё? До какого момента я буду другим человеком? Не то чтобы я хотела быть собой, но это его «беги» выглядело очень подозрительно и страшно. Внушало действительно брать ноги в руки и драпать. Я даже дверь не успела открыть, развернулась, а он уже обнял меня. Со спины. Чёрт, моя большая слабость – объятия со спины. Они мне кажутся такими нежными и искренними. Когда не видишь упрёка в глазах и самого взгляда человека, можешь быть максимально искренним, не смущаешься, даёшь волю своим чувствам, которые заглушаешь внутри себя тракторами и экскаваторами. У меня аж ноги подкосились, когда он обнял и поцеловал в шею. Или в спину. В хребет, в общем. Чувствовать бы каждый день такие поцелуи – никто из предыдущих парней не проявляли такой нежности. И дело не в том, что возраст не позволял…. Я из тех, кому нужны не материальные подарки больше, а вот такие. Доказать близость друг к другу можно только слабостями и нежностями, которые утоляешь и знаешь, где именно утолять. Может, это устарело, такое отношение, но все мои предыдущие парни такой же формации. Их было трое, и каждый являлся своеобразным лечением от предыдущего.

Я была привлекательной, любознательной и, безусловно, обаятельной. Стоило мне придти в незнакомую компанию, как мне тут же удавалось завоёвывать внимание посредством своей речи. Язык подвешен, благодаря истории. И как тут не встречаться с мальчиками? Увлекалась каждым, и каждый был болезнью. Выглядит не очень, если считать это количество нормальным ежегодным приключением. Но нет. Это было не за один год.

Я ждала Егора в небольшом парке, через который утром обычно ходила. Насколько я помню, практикант проводит меня в эту сторону, и добирается он, наверное, отсюда. Интересно, а где Лена сейчас? Он говорил, что она в школе работает. Тоже практику проходит или уже работает полноценно? Я не могла избавиться от мысли, что она мне интересна, хочу её увидеть и познакомиться. Какой она человек? Как выглядит? Что ест? С кем общается? Как улыбается? Как грустит? Как ходит? Как говорит? Кто она такая, что заставила Егора влюбиться так серьёзно? Что его привлекло в ней? Почему они расстались? Из-за него? Из-за неё? Или из-за каких-то более весомых причин?

У меня столько вопросов, а ответы на них я, возможно, никогда не получу.

Я снова и снова возвращалась к мыслям о личной жизни историка. Меня не угнетало то, что я думаю о нём не как об учителе, а как о человеке. Скажу по правде, я этого даже не заметила: чуть больше стала думать о нём, как об обычном человеке, со своими слабостями. Эти мысли доставляли мне удовольствие. Даже вопросы без ответов – они утешали на какой-то миг, словно очередная доза. Не смешно. Не больно. Не туманно. Просто есть это ощущение интереса. Я не могу от него избавиться. И не хочу. Мне хорошо быть вот такой, немного поддавшейся искушению, расслабленной и не в своей шкуре. Разум дремлет? Нет, он под кайфом.

Егор шёл немного вальяжной походкой, молча и с наушниками в ушах. Сзади него плелось несколько лицеисток, которые делали вид декораций. Я без намёка поняла, что делать. Шла впереди, не спеша, и говорила по телефону. Делать вид декораций у меня получается не очень, но девочки были мне незнакомы, а вот я им – не исключено. Обо мне ведь ходили сплетни. Наверное, и в лицо меня знают. Чёрт. Если нас засекут с Егором, значит, новый повод для сплетен эти сороки разнесут быстрее, чем герпес. Чёртовы журналюги. Интересно, они ведут дневник настроения Егора так же, как дневник настроения погоды по природоведению из четвёртого класса? Было бы забавно, если да.

Он не глянул на меня даже ни на миг. Интересно, он хоть видел меня? Пофиг. Я же еду к нему домой за ним. Он как собака-поводырь. Нет, мне неприятно быть слепой, даже мысль об этом, но эта мысль заставила меня улыбнуться. К тому же, девочки с лицея ехать не стали. Стояли на остановке, разочарованные и раздосадованные вовсю.

В маршрутке нас двое. Двое. Из лицея.

Всё равно, что сказать: вас только двое в этом мире осталось.

Я вздрогнула, когда, заплатив за проезд, увидела пристальный взгляд на себе.

Всё-таки заметил.

Он сидел в конце маршрутки, у окна и придержал для меня место. Я протиснулась между двумя, стоявшими посреди салона мужчинами, которые не хотели подвинуться и дать мне пройти (или им было приятно зажимать меня между собой). Ругая мысленно эти две статуи свободы, присела рядом с практикантом. Я ожидала диалога, речи или просто реплики, которую он бы сказал мне с нотой привычной интонации учителя. Молчание. Шуршание пакетов, лязг металлических поясов и блях на сумках, скрип открывающихся дверей маршрутки и каблуков людей – ничего не заглушало повисшую между нами напряжённую обстановку. А, точно. Он ведь в наушниках: ему там кто-то бубнит аудио-книгу или музыку, а я, как идиотка, сиди и думай, что же сказать. Ничего не буду говорить. Как? А вот так. Пусть сам рожает мысли. Он ведь позвал. И если это и впрямь работа на дому, я посмеюсь только. Надо же, домой позвал, чтобы контрольные проверить! Какое мужское достоинство он себе здесь приплюсовал. Я аж ослепла от его величия и блеска.

Нет, я не юродствую. Просто это подозрительно. Мы ехали ещё четверть часа в полной тишине, пока я заинтересованно рассматривала пейзажи за окном и людей в маршрутке. В основном, школьники и студенты. В такое время взрослые ещё работают. Почему я не догадалась достать свои наушники и слушать свою музыку? Может, потому что я их не взяла с собой сегодня? И, кстати, меня это очень опечалило: так бы я избежала тишины такое количество времени. А вместо того, чтобы расслабиться и сделать тот же вид декораций, что и лицеистки, влюблённые в Егора, я сидела рядом, молчала и не знала, куда деть руки и взгляд. Наушники избавили меня от мнения у других, что мы с практикантом едем вместе. Без наушников я как лошара. Ещё и видно, что с Егором, несмотря на то, что отчаянно делаю вид, будто бы мы посторонние люди. Даже тут это сделать трудно – в жизни ещё сложнее.

Мы вышли неподалёку от его дома и направились к светофору. Он всё так же молчал и выглядел так, будто меня не существует. Параллельная галактика. Идёт сам по себе. Реально меня не замечает. Вот урод.

– Сам позвал, и сам же игнорит, – недовольно бурчала я, проходя перед остановившимися машинами. – Затычки в уши вставил и покер-фейс натянул на лицо. Так по-мужски, если честно.

Злилась ли я? Хах, конечно! Позвал за тридевять земель по странным обстоятельствам и теперь обращается, как с мебелью. Как тут не злиться-то, а? Это был тот сорт злости, который мужчины считают милым и порой злят тех, кто им нравится, чтобы полюбоваться этим выражением. Что же делала я с этим парнем (или мужчиной)? Да ничего. Просто шла сбоку, словно собачонка или почтальон, который встретил владельца квартиры не у его дома, а у соседнего, и теперь относит почту домой вместе с клиентом. Забавно, правда? А вот мне что-то смеяться не хочется.

В подъезде было тихо и разило чем-то затхлым и несвежим. Тут бы окна открыть и проветрить. Всё, о чём я могла думать – это окружение, потому как мысли о злосчастном практиканте меня достали. Как кость в горле, ей-богу. Я не ощущала тишины и напряжения по одной простой причине – пока мы шли, я говорила этому уроду всякие гадости, которые хотела и нет, чтобы заткнуть зияющую пустоту в этой ситуации. Словно идёшь по хлипкому мостику с гниющими древесными дощечками. Только вместо мостика – лифт. Да-да, он поленился подняться на свой этаж ножками и решил поехать на лифте. Кабина рассчитана на 6 человек – не очень тесно, но и конём не поскачешь. Я вошла после него, и, едва пересекла плоскость дверей, они тут же закрылись. Меня чуть не прищемило! Вот как? Какими усилиями мне сдерживать свою злость?

Клянусь, в этот момент в моих глазах зажёгся невиданный до сих пор дьявольский огонь, потому что Егор, стоя напротив с невидящим взглядом где-то в дюйме правее моей головы, глянул на меня. Наушники не вытащил, так и смотрел. Только третий этаж. Я сильнее сжала пальцами сумку. Незаметно. Хотелось отвести этот взгляд, но не могла. Он настолько прожигал, манил и заставлял смотреть, словно гипноз. Я забыла дышать и, как только вспомнила об этом, тут же прервала взгляд и схватилась за грудь. Внутри всё противно кололо, словно меня выворачивало наизнанку. Нутро терпело жар разливающейся лавы. Вулкан, блин!

– Я садист – ты всё правильно сказала, – Егор укоризненно продолжал смотреть на меня, а мне не надо было поднимать взгляд, чтобы узнать об этом: я его чувствовала на себе уже.

Он слышал м-меня? Все мои слова? Все?! И ничего, самое главное, не сказал мне. Приятно было слушать? Или ждал этого момента? Момента пристыдить меня? А вот хрен тебе! Сукин ты сын, Егор!

Сейчас не лава – камень свалился, и меня могло прижать к полу этой кабины, далеко не стерильной. Главное: не забывать дышать. Вдох. Выдох. Подумаешь, слышал он меня. Можно подумать, я первая, кто говорил ему всё это. До меня была эта Лена….

– То есть извиняться ты даже не собираешься? – фух, наконец, не смотрит на меня.

Я не могла говорить. У меня в голове были сотни мыслей, но ответов на его вопросы как раз не нашлось, поэтому я молчала и делала вид, что мне по-прежнему плохо. Какая же я слабая. Ну, вот как можно так вляпаться? Катерина, ты попала. Если он слышал всё, то с его аналитическими способностями не составит труда сделать выводы. И то, что ты слишком много думаешь о нём, ищешь его взглядом, пытаешься соотнести все свои знания с его знаниями. Всё станет ясно. Ты ведь этого не хочешь? Тогда придётся врать. Очень много. Тебе понадобится весь твой талант, чтобы ты смогла убедить этого сноба в своей правоте.

За своими самоубеждающими мыслями я не заметила, как Егор стоял ближе, чем был. Совсем близко. И это не предел. Он продолжал сокращать расстояние между нами. Я напряглась тогда, когда подол его пальто коснулся моей руки. И замерла. Он снова близко. Так близко, как бывают близко только небезразличные друг другу люди. Или которым что-то от тебя надо. И это вовсе не конспект.

По телу прошла дрожь. Секундная. Но её хватило, чтобы меня слегка парализовало. Сотни мыслей, вероятные развития событий, пронеслись перед глазами. Нет, я не готова к этому. Не здесь. Надо остановить его. Руками. Коснуться? Нет, я потеряю голову от этого. Чувствую, как уже на грани. Меня снова подмывает вертеться вокруг него, двигаться, быть пластичной и соблазнять. Кажется, это называет соблазнять. Я хочу быть в такой ситуации. Она меня смущает, и надо избежать всего этого.

Мне не пошевелиться.

Нет, это не шутка. Я не могу пошевелиться. Он не держит моих запястий. Талии. Ног. Он меня даже не касается. Неужели это всё магия его взгляда и моя податливость? Или же… о, чёрт.

Меня сводит с ума эта близость, и он понял это. Теперь использует в своих целях. Нет, только не это. Не надо, прошу. Не приближайтесь.

Обжигающее, глубокое дыхание скользнуло по виску, и у меня задрожали колени. Вжалась спиной в кабину лифта, плотно сомкнув колени друг с другом. Да, чёрт возьми, я чувствовала возбуждение. Всякий раз, представляя картины разврата, моё тело становилось именно тем женским аспектом, который есть у всех. У меня он спрятан обычно. Мне трудно признаться, что нравится в парнях, иначе этим будут пользоваться, и я сама буду больше обращать внимания на эти детали. Короткий выдох на ухо. Волосы зашевелились слегка, и у меня вновь пробежали мурашки. Глаза уткнулись вниз, на собственные руки. Я сжалась, стала меньше. Хотела спрятаться, исчезнуть, провалиться сквозь землю. Чтобы не видеть его. Чтобы не быть здесь. Чтобы раствориться в этом лифте. Рукой коснулась стенки кабины, сзади себя, и старалась унять дрожь. Ничего не делал, просто был рядом, очень близко. Я даже дыхания его не чувствовала. Он вообще дышит? Хотя это же садист. С него не убудет.

Мало-помалу сердцебиение успокаивалось, и дыхание возвращалось в норму. Вместо прерывистого, пустого, частого – глубокое, тихое и спокойное. И когда я успокоилась и чуть приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, Егор вжал меня грудью в стенку кабины.

Меня окатило ледяной водой. Горячей. Ледяной. И снова горячей. Грудь жгло, словно горчичники стоят слишком долго и уже вызывают покраснение кожи. Кожи, моей кожи касаются пальцы его рук. Тонкие, с выделяющимися фалангами, костяшками, они касаются меня. Скулы. Подбородок. Шея. Покрываюсь мурашками. Кадык. Ямочка. Ключицы. Внизу живота схватывает спазм вожделения, и я не могу стоять на ногах. Поддаюсь вперёд рефлекторно, чтоб скрыть желание потрогать себя между ног, и касаюсь его.

Случайно. Это чистая случайность.

Благодарная случайность.

Это было просто касание губ. Он не удивлён. Не огорчён. Нет никакой реакции, словно его ничего и вовсе не касается. Словно меня здесь нет. Словно никого здесь нет. Он видит не меня. Он пуст, и глаза его – тоже. Он видит другую, которая является той пустотой. Она олицетворяет пустоту его души, бездну.

Меня окутывает бессознательная дымка. Что происходит, не знаю. Где я, не знаю. Кто я, не знаю. Чувствую только грубые прикосновения, прерывистые, резкие. Руки. Губы. Тела. Половина моего лица болит, на теле – несколько синяков, а запястья сильно сжаты.

Зверь.

Меня откинуло в тот момент, когда в лифт кто-то ещё вошёл. Я ударилась затылком, локтём и ещё чем-то, отчего тело стало изнывать буквально. Похоже, это было последней каплей для него. Платье. Красиво оделась. А теперь сползаешь по стенке кабины лифта. Садишься на пол и сидишь. Платье задралось – голые ноги на замурзанном полу. Бактерии, грибки, грязь. Не чувствую презрения, словно меня действительно нет. Кто-то вынул важную составляющую меня и пустил гулять в свой дворик без неё.

Что было в тот момент в моей душе? Я ничего не понимала. Я не понимала даже того, где я толком нахожусь. Слишком тесно для комнаты, но здесь люди. Осознание, что это лифт, пришло, уже когда я была в квартире Егора. Ни уложенных волос, ни чистой одежды, ни нормального лица и тела – у меня не было ничего этого. Зато было несколько людей, тупая ситуация и вышедший из себя практикант.

«Беги…. Не будет покоя, пока я не получу своё…. А теперь – беги».

Меня скрючило, и я скатилась с дивана, упав на пол. Понимала ли я, что упала? Нет. Меня будто вывернули наизнанку. Это не я. Это тупорылое, бессознательное, словно накаченное наркотой, существо с явными признаками афазии, атрофии мышц, амнезии и ещё десятка болячек, не может быть мной.

Мне хотелось бежать на улицу, на свежий воздух, подальше отсюда. Отсюда – это откуда? Все эти люди – кто они? И кто я? Что я здесь делаю? И здесь – это где?

В кресле сидел Егор. Спрятал взгляд и молчал. Уже переодетый. Перед ним на журнальном столике стояла бутылка. Коньяк или виски – я не разбираюсь. Что-то из этой оперы, в общем. Рядом, в таком же кресле, сидел мужчина, чуть старше его. На ногах, рядом с моим диваном, стояли девушка и парень – оба его возраста. Похоже, они прекрасно знали, что я не понимаю, что происходит. Интересно, это они меня накачали чем-то? Что-то обсуждают в полголоса. Скрывают от меня, тупой, что-то?

Я заплетающимися ногами кое-как сделала пару шагов, и упала на пол. Меня подняли и усадили на стул, стоявший у двери, облокотили о спинку, чтобы не упала в этот раз. Я съехала вниз, словно по горке. Это больно. Но физическая боль тогда меня заботила меньше всего.

– Да перестанешь ты вести себя, как даун, или нет? – взбесилась девушка, усаживая меня в третий раз на стул.

– Оставь её, – подал голос Егор, мрачный, приглушённый, грубый. Это был не тот обольстительный тон, которым он общался с учениками. Я бы даже назвала его траурным. – Хочет протереть мне полы – вперёд. Всё равно толку от неё мало.

– Ты её чуть не изнасиловал, – чуть повысив тон, заявил стоящий парень.

– Я же сказал, что толку мало, – повторил тем же тоном практикант и, удостоив меня презрительным взглядом, поднялся с кресла. – Она простая 17-летняя ученица, которая влюбилась в меня. Идиотка…. Вот почему ты с первого раза не понимаешь, а? Я же сказал тебе не приближаться ко мне. Ни под каким предлогом…