Текст книги "Небо в огне (СИ)"

Автор книги: . Токацин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 38 страниц)

– Замри! – перепрыгнув через мертвеца, Алсек встал над Аманкайей и развёл руки в стороны. Сжигающие лучи летели в него, но он даже боли не чувствовал.

– Айю-куэйя! – выдохнул он, отпуская весь накопленный жар, и огненное кольцо захлестнуло площадь.

Что-то хрустуло за спиной, и Алсек развернулся, выставив перед собой горящую ладонь. Глорн в покорёженных доспехах прошёл сквозь свет – и жрец едва успел наклонить голову, прежде чем тяжёлая палица опустилась на его плечо. Алсек пошатнулся и вытянул руки, хватаясь за дымящиеся пластины брони.

– Ни-шэу! – прохрипел Алсек и стиснул зубы. Его ладонь, окутанная огнём, взломала броню и погрузилась в шкворчащую плоть. Вой боли пронёсся над площадью. Гларрхна застыл на месте, выронив оружие.

– Алсссек! – кто-то схватил изыскателя за плечи, сильно встряхнул, ледяная жижа пролилась за шиворот – и жрец распахнул глаза, ещё чувствуя в своей руке обугленное сердце хеска и обоняя горящую плоть.

– Алсссек, сссмотри на меня! – Хифинхелф ещё раз встряхнул жреца и растерянно огляделся по сторонам. Изыскатель хватал ртом воздух, сердце колотилось под горлом, мешая дышать.

– Никогда и ни за что я им не позволю тронуть Аманкайю, – прошептал он, стискивая зубы. – Где она?!

Хифинхелф едва устоял на ногах, когда Алсек толкнул его – но быстро опомнился и поймал падающего изыскателя за руки.

– Ты шшшто?!

– Алсек! А-ай, боги, боги… – Аманкайя корчилась на ложе, сжимая ладонями виски. Иприлор, отбросив замершего изыскателя, склонился над ней. Ненадолго ей удалось открыть глаза.

– Только не волной по всему городу, – обречённо выдохнул Хифинхелф и, схватив её в охапку, вывалился за дверь.

Несколько мгновений спустя все они – Алсек, Хифинхелф, разбуженный Шафкат и Аманкайя – сидели во дворе у полупустой водяной чаши. Колдунья, промокшая до нитки, прислонилась к стене и медленно растирала виски – от холода голову стянуло невидимым обручем, но боль, взрывающая череп изнутри, наконец отступила. Алсек рассеянно болтал ладонью в воде и думал, чем теперь забить запах жареного мяса. При одном воспоминании о ночных видениях тошнота подступала к горлу.

– Это Глорн был… – пробормотал он, разглядывая свою ладонь. – Аманкайя… и ты тоже? Ты была там? Боги, боги мои… Да сожжёт меня Око Згена…

– Да тишше ты, – досадливо махнул хвостом Хифинхелф. – Было бы чем голову забивать. Это просто дрянные ссны. Ты, Аманкайя, ничего не поджигала? Тебя чуть не убили ни за шшто? Алссек, ты всступилсся за ссесстру – так, как подобает всступатьсся? Ессли Глорну ссон не понравилсся, пуссть ссебя винит – не вы за ним гонялиссь!

– Вступился? Да, но не так же… – Алсек тяжело вздохнул и украдкой понюхал ладонь. Ему казалось, что от неё до сих пор пахнет гарью. «Что на меня нашло?! Можно же было оттолкнуть его, отнять оружие… Хоть бы ничего дурного с ним не случилось!» – Алсек потёр запястья и поёжился.

– Алссек, а ты никогда не запечатывал дом охранными чарами? – Хифинхелф задумчиво посмотрел на ворота двора – за ними, как в темноте мерещилось ему, кто-то бродил, пытаясь заглянуть за ограду. – Мне кажетсся, пора.

========== Глава 12. Аймурайчи ==========

Здоровенная канзиса повисла над скалой, еле заметно вздрагивая. Её длинные полупрозрачные щупальца расплелись и повисли до земли, когда-то плотный купол обмяк и более не сжимался – и летучая медуза медленно, но верно опускалась на дно расщелины. Ветер из пустыни мог бы отогнать её от скал обратно к зелёным дебрям вдоль дороги, но воздух был недвижен. В последний раз дрогнув щупальцем, канзиса шмякнулась на камень и осталась лежать. Яркие разводы на её куполе потускнели, солнце вытопило жижу из слизистой плоти. Красная личинка да’анчи, перебирая волосками, выплыла из-под валуна и повисла над останками, но вместе с ними была сильным ударом сброшена в расщелину.

– И здесь тухлые медузы, – тяжело вздохнул Кегар, снимая с наплечника слизистые нити. – Кто только создал эту погань… Ладно, Алсек. Давай, что у тебя там.

– Ещё этот мешок – и больше ничего, – изыскатель тронул пальцем босой ноги тяжёлый куль. – Ты и так хорошо помог нам, Кегар. Спасибо тебе.

– Недурно, – хмыкнул хеск, приподняв мешок. – Вы копаете, как стая Хальконов. Здесь ещё остались невскрытые могилы?

Хифинхелф, до того разглядывающий медуз над пустыней, окинул задумчивым взглядом округлый холм. В трёх его склонах в припорошённой песком каменной кладке зияли узкие бреши. У подножия догрызали последний безлистный кустик два осёдланных кумана – Куши и «скакун» Кегара, некрупный, но жилистый. С куманьего седла свисали перепутанные верёвки, поломанные палочки и плетёные петельки. Иприлор медленно расплылся в ухмылке.

– Силки, – махнул чешуйчатой лапой Кегар, проследив за его взглядом. – Вылет же. Понаставлено в каждом кусту. Бери багор и собирай. Пять шагов – силок, пять шагов – другой.

– Неймётсся, – покачал головой ящер. – В тех микринах ещё ессть нечего… Хссс! Кегар, а польза-то от вашших прогулок в засстенье ессть? Нашшли поджигателей?

– Ни единого следа, – отмахнулся хеск. – Да и не горело ничего. Может, ушли на тот берег, а может – к Вайнегу в Бездну. Шатаемся по застенью, собираем силки и выкупы. И вот – помогаем мародёрам.

Он приподнял мешок, вскинул на плечо и посмотрел на Алсека сверху вниз.

– Хватит рыться тут, Сонкойок. Я тебя не выдам, но Чуску вот-вот надоест шутить, и он пойдёт к верховному – и тебе мало не покажется.

Он быстро зашагал вниз по склону.

– Кегар! – спохватившись, окликнул его Алсек. – Ты видел Глорна? Ему легче?

– Третий день в патрулях, – ответил, на миг остановившись, хеск. – Вроде живой.

– Хвала богам! – облегчённо вздохнул изыскатель. – Силы и славы вам обоим!

Хифинхелф проводил взглядом удаляющееся облако пыли за хвостом кумана и посмотрел на Алсека.

– Кегар дело ссказал, – вполголоса заметил он. – В этот раз мы увлеклись. Пора могильникам от насс отдохнуть.

– Ладно, Хиф, – Алсек хотел возразить, но посмотрел на городские стены, вереницы нагруженных ящеров на дороге, крылатую стражу над полями – и передумал. – Спускаемся.

Он с сожалением погладил поросшую травой стену могильника. «Я помогу вам,» – пообещал он мысленно, вспоминая черепа, обтянутые сухой тёмной кожей, истончившиеся руки в пернатых браслетах, доспехи из костяной чешуи. «Вы уснёте ещё до первых дождей.»

Куманы в синих праздничных лентах сновали туда-сюда по дороге и перекрёстным тропам, обгоняя бронированных анкехьо. На обочине громоздились груды корзин, кулей и циновок. Полудохлые канзисы валялись повсюду, и уборщики едва успевали выкидывать их с мостовых. То и дело слышался рёв кумана, с размаху наступившего на медузу и присевшего на три лапы. Один из панцирных ящеров, попавшихся на глаза Алсеку, был по кончики шипов нагружен канзисами – корзины, поставленные ему на спину, были так наполнены, что не закрывались, и свисающие из них щупальца мотались на ветру.

До объявленных дней Аймурайчи – великого праздника земляных клубней – оставалось ещё двое суток, но в полях уже кипела работа. Алсек видел ящеров, нагруженных пряностями – листьями Яртиса и Тулаци, развернувшимися во всю ширину и напоёнными солнечным жаром; белые соцветия Униви, тянущиеся к небу на высоченных стеблях, подобных деревьям, окрасились в лазурь и бирюзу; жгучие ягоды Сафлы почернели; полновесные початки Сарки неведомо как держались на стеблях – самый тощий из них не обхватил бы двумя руками даже рослый стражник-Гларрхна. Внизу, под обрывом, отчаянно шуршали тростники – жители охапками поднимали наверх срезанные листья и увозили их в город. Водоподъёмники исправно поскрипывали, земля вбирала последние капли влаги, и оросительные канавки пустели, едва наполнившись. Широченные листья Меланчина уже не могли скрыть огромные плоды – пятнадцати, а то и двадцати шагов в длину. Наместник Эхекатлана уже разрешил срезать самые большие из них, и Алсек надеялся на пути к городу подловить жителей за перетаскиванием такого плода – интересно же, как он уместится на спине анкехьо!

– Хвала богам, кажется, всё спокойно, – прошептал изыскатель, оглядываясь по сторонам. Выгоревшие пастбища так и чернели вдалеке печальными проплешинами, но никуда больше огонь не дотянулся, и в глазах жителей не было страха.

– Хвала богам, – кивнул Хифинхелф. – При делах тут Джаскар или нет, но, кажется, он взялся за ум. Если твой город перейдёт в его руки, то не в виде окровавленного пепелища. Только вот одно…

Прикрыв ладонью безвекие глаза, ящер посмотрел на солнце. В небе, раскалённом добела, оно как будто и не светилось – сам небосклон сиял серебром, золотом и охрой. Широкий алый венец застыл над ним, и само Око Згена затянула багряная дымка.

– Почтенный жрец! – Гвайнаиси свесилась с крыши, роняя на ладонь Алсеку пару связанных вместе нитей. – Послание из дома солнца!

– А! Так вас уже отпустили по домам? – слегка удивился изыскатель. Хифинхелф недовольно зашипел, увидев узелки, но Алсек лишь усмехнулся. Послание было простым, но радостным – завтра на рассвете жреца ждали в Храме Солнца, а ещё через день – в Медной Четверти. Дни Аймурайчи близились, и Алсек радовался им заранее.

Аманкайя ещё не вернулась – для переписчиков у наместника было сейчас много работы, и всех, кто умел красиво выводить знаки, созвали в его дом. Даже почтенный Ксарна снова – хоть и ненадолго – вернулся в зал переписчиков. А скоро должны были опустеть все жилища Эхекатлана – тогда только немногие стражники останутся присматривать за городом, все остальные переселятся в застенье…

– Хифинхелф, останешься на праздник? – Алсек смотрел на ящера с надеждой. – Оставайся! На Аймурайчи никого в жертву не приносят. Никто тебя не напугает.

– Хшш, – иприлор на пару мгновений высунул язык. – У насс, Алссек, довольно ссвоих грядок для копания. Ссо дня на день прилетит писсьмо от папашши…

– Почтенный Даакех щедро платит тем, кто помогает на Аймурайчи, – продолжил изыскатель, заглядывая иприлору в глаза. – Привезёшь домой мешок зерна…

Куман, устроившийся в углу двора рядом с охапкой сена, поднял голову и смерил жреца холодным немигающим взглядом. Возможно, ящеры не понимали человеческую речь, но слово «мешок» этому существу было хорошо знакомо.

– Кушши не обрадуетсся, – качнул головой Хифинхелф.

Мимо квартала, едва не сорвав завесу, протопали двое анкехьо. Им было тесно в переулке, они цеплялись шипами за стены, а между их панцирями, мешая им разойтись, громоздились на помосте тростниковые кули. Ещё один вьюк тянул сопровождающий ящеров стражник – и их погонщик косился на него, как будто прикидывал, можно ли повесить на это могучее существо ещё мешок или два. Алсек проводил их взглядом, вернул на место завесу и негромко хихикнул.

– Ссколько вссего вы тут сскоро выкопаете и нассобираете… – протянул иприлор, помешивая в горшке мясное варево. В основном сосуд наполнен был разваренными и размятыми листьями Нушти, в которые накидали подвяленных обрезков и жгучих трав. Земляные клубни давно закончились, и закапывать в угли было нечего; ягоды Сафлы и Тулаци пока срывать запрещалось, а прошлогодние запасы исчерпались даже у самых скупых навменийцев.

– Думаю, со стороны Чакоти до конца месяца никто не придёт, – сказал, понизив голос, Алсек. – У Джаскара свои поля. А хотел бы я взглянуть, как Скарсы собирают урожай на хальпах Чакоти…

– Ничего не получитсся, – ухмыльнулся Хифинхелф. – Ссовссем ничего. То ессть – ессли в Джасскаре не воплотилсся ссам Вайнег, лучшше ему не приказывать Сскарссам копать грядки. Иначе мы никогда большше о нём не усслышшим.

Пёстрая отия мелькнула над крышами и прилепилась к стене, широко раскинув когтистые лапки. К её брюху был привязан туго свёрнутый обрезок папируса. Хифинхелф осторожно прикоснулся языком к свитку и громко зашипел – на папирусе запеклась соляная корка.

– Что пишет почтенный Феленхелф? – спросил Алсек, одним глазом заглядывая в свиток. Лапа иприлора дрогнула, и он скомкал листок.

– Алссек, проссти, но это очень ссрочно, – он поднялся, разминая затёкшие лапы, и едва не опрокинул горшок с недоваренной едой. – Три пожара на кузнечном яруссе. Сстарейшшины проссят помощи.

Алсек растерянно замигал. «В Мекьо? Три пожара? Но как… и какое отродье Джилана?!»

– Хиф, постой! – он в один прыжок добрался до верхней площадки и свесился из окна. – Седлай Куши, вещи я тебе спущу. Это поджигатели? Кто-нибудь видел их?

– Одного вроде ссхватили, – Хифинхелф быстро перечитал послание. – Но там шшто-то сстранное, Алссек. Буду разбиратьсся на мессте. Держиссь тут, не нанимайсся в убийцы, шшто бы тебе ни плели. Хвала Воину-Коту!

– Он тебя не оставит, – прошептал изыскатель, из распахнутого окна глядя в переулок. Куман замешкался на углу, наткнувшись на затор из двух бронированных ящеров, метнулся к соседнему проезду и скрылся из виду. Алсек остался стоять у окна. Ему было не по себе.

«Мекьо же не во владениях Кеснеков,» – думал он, рассеянно перебирая пёстрые нити. «Джаскар же не мог… А, все боги всех миров! Что, если он… ведь было так когда-то… когда строились те могильники! Была армия Малько Ханан Кеснека, были завоевания от моря до моря! И что, если Джаскар… Нет, надо предупредить всех. Надо отправить письма. В Икатлан, в Отикку, на гигантское дерево… Око Згена! Ну где же Нецис, отчего он не ответил нам?!»

Рокот барабанов, похожий на отдалённый гром, волнами накатывался с запада и с востока, и сама земля, казалось, трепетала. Из зарослей Сафлы Алсек, весь обмотанный тряпьём – даже праздничную накидку пришлось надевать поверх защитных повязок – едва различал пёстрые полотнища на боках куманов, медленно и величаво бредущих вдоль полей. Два ряда по шесть ящеров, бок о бок, со знаменосцами, в бубенцах и звенящей чешуе, они шли от западных ворот Эхекатлана. Пройти им осталось немного – Алсек стоял на одной из крайних хальп, отсюда до границы было шагов двадцать, не больше. И всё же он не видел барабанщика и знаменосца, ожидающих на краю засеянных земель, – тёмно-зелёная стена ботвы поднялась на девять локтей и скрыла за собой даже их яркие плащи.

Куманы остановились, и храмовая дева в синем плаще поднялась в седле во весь рост и вскинула над головой блистающую золотую чашу. Держать священный сосуд было нелегко – Алсек украдкой попробовал как-то поднять «чашу богов», а ведь сейчас она была наполнена почти до краёв!

– Чарек, хранитель тверди, хранитель корней, что заставил семена прорасти! – крепкий ицин выплеснулся из чаши, окропив высокие гряды. – Великий Змей Небесных Вод, напитавший соком все плоды и листья! Хвала вам, хвала вашей щедрости! Пусть же ваши дары будут собраны в срок и не истлеют впустую! Хвала Чареку и Великому Змею!

– Да не рухнет твердь, и да не иссякнут тучи! – Алсек подставил ладони под брызги ицина и поднял к небу лопату и нож.

– Хаэ-эй! Да наполнится каждое хранилище! – воин Вегмийи, оседлавший летучую мышь, выписал круг над хальпой. Куманы двинулись дальше, звеня бубенцами. Алсек воткнул лопату в землю у начала ближней гряды, житель с корзиной тихо подошёл и опустил её рядом.

Звон умолк на границе двух городов, и тут же замолчали барабаны. Теперь только мелкие микрины, снующие в листве, нарушали тишину, да шелестел внизу, под обрывом, уцелевший тростник.

«Один, два, три…» – неслышно шевелил губами Алсек, отсчитывая время. Он старался скрыть волнение – хотя бы от «непосвящённых» смотрителей этой хальпы, внимательно наблюдающих за «почтенным жрецом». Вдали загрохотали многочисленные трещотки, и Алсек налёг на лопату, загоняя её в жирную землю.

– Хвала Чареку за его щедрость!

Комья земли вперемешку с крупными и мелкими клубнями покатились в междурядье, ещё немного – и весь подкопанный куст упал, накрыв ботвой оросительную канавку. Алсек подбирал золотистые клубни, вытирал их о циновку и поднимал к небу. Некоторые были с его голову, некоторые – с два кулака, и было несчётно мелких – с кулак и чуть побольше, и когда жрец выбрал из земли их все, корзина была наполовину полна.

Жители быстро наполнили её до краёв – они проворно раскапывали гряды, кто-то поддевал землю, кто-то выбирал из неё клубни, кто-то обрубал корни и оттаскивал в сторону ботву – её складывали отдельно, и тёмно-зелёные вороха поднимались всё выше. Алсек отошёл от грядки, оставив лопату в земле – её тут же подобрали, инструментов, отобранных по западным четвертям, едва хватало на всех.

– Хвала Згену и сиянию его ока! – Алсек осторожно срезал крупную ягоду Сафлы – тёмно-бордовую, почти чёрную – и поднял её к солнцу. – Да будут пряные травы жарче огня!

На этой хальпе росло немного пряностей – всего три десятка кустов, и помогать Алсеку взялся лишь один житель, так же умотанный в старое тряпьё – жрец не сразу понял, мужчина это или женщина. А ягод на кустах выросло много – гроздья свисали из-под каждого листа, и половина уже созрела. Собрав всё, что темнело на первом из кустов, Алсек наклонил его и на три локтя укоротил макушку. Листья, отсечённые от стебля, легли на дно большого куля. С ними не церемонились – им предстояло быть истолчёнными в пыль, брошенными в очаги коптилен или разложенными на воду и пар в лабораториях алхимиков. Не лучшая участь ожидала и ягоды, и у Алсека заранее всё чесалось, когда он предвкушал заготовки – если уж его поставили на пряную хальпу, его с неё не отпустят, пока плоды Сафлы не превратятся в жгучий порошок «камти». Верховный жрец снова удружил ему, но изыскатель на него не обижался – по крайней мере, его не изгнали из храма вовсе и допустили к ритуалам, и с ним расплатятся по чести.

«А боги в этот раз не поскупились!» – Алсек бросил в корзину ещё две ягоды и окинул взглядом нетронутые кусты. В том году за первый день Аймурайчи он обошёл пять пряных хальп, но едва прикрыл дно корзины, а сегодня он ещё с первой хальпой не покончил, а корзина уже почти полна, и сверх того – собран большой куль листвы! И едва ли не больше ягод осталось на кустах.

«Раньше столько не собирали и за два захода,» – Алсеку хотелось вытереть мокрый лоб, но он сдерживался, помня о едком соке Сафлы. «Хвала богам! Если летом земля будет так же щедра, это будет самая сытная зима со времён последнего Сапа Кеснека…»

От маслянистого сока Сафлы не так просто было отмыться – Алсека и товарищей по несчастью запустили в парилку последними, когда все остальные уже собрались под навесами, у земляных печей. Долго над банными камнями поднимался густой запах пряностей. Полное ведро мыльной воды вылили на Алсека, прежде чем решили, что он может подойти к людям и не обжечь их до костей. Утомлённый и распаренный, он плюхнулся на циновку и жадно набросился на еду. Ему оставили много печёных клубней и кусок мяса, слегка обуглившегося, но всё ещё истекающего жиром.

– Боги к нам благосклонны, – сказал один из жителей, вытирая руки. – Это урожай двух лет, не меньше. Даакех мудро поступил – дал им хорошую жертву в День Солнца, теперь они наградили его – и нас всех.

Алсек не вслушивался в разговоры – его разморило, и все они слились для него в размеренный гул. Он блаженно щурился на багровые угли и лениво думал, не пойти ли поискать Аманкайю. Её отправили собирать ягоды Тулаци – их сок был не так жгуч, и она, как смутно припоминал жрец, была в двух десятках хальп от него. Где-то там были и остальные жрецы – сейчас Алсек видел только объевшегося и задремавшего Кинти Сутукку. «И его загнали на край Вайнеговой Бездны,» – сочувственно покачал головой изыскатель. Кинти на пряных хальпах не появлялся – значит, либо копал клубни, либо рубил прочнейшие соломины Сарки, а это куда хуже, чем собирать ягоды Сафлы. Младший жрец крепко спал, и жители осторожно перешагивали через него. Потом кто-то прикрыл его циновкой и откатил в дальний угол.

– Чудно, что ничего не случилось, – пожал плечами кто-то из жителей, оказавшихся рядом с Алсеком. – От этих, с запада, так и жди беды!

Жрец, недовольный нарушением покоя, слегка отодвинулся, но житель заметил шевеление и повернулся к нему.

– Почтенный жрец! Я тебе не помешал? Я говорю – опасно ходить тут. Слишком близко к Икатлану… Тебе не страшно спать в этом шатре? Эти, с запада, могут ведь прийти среди ночи…

– И что с того? – удивлённо мигнул Алсек. – Эти хальпы не вчера засеяли, уважаемый житель. Никого из Икатлана тут нет, а если бы и был – нам надлежит делиться с гостями так же, как с нами поделились боги.

– Это-то да, – сдвинул брови селянин. – Но мне тут спокойно не будет. Нечего им тут ходить!

Он подобрал обрывок циновки и ушёл к самому дальнему навесу, на край канавы.

– Почтенный жрец! – другой поселенец придвинулся к Алсеку и зашептал на ухо. – Ты вот с ящером дружишь, да? А не страшно тебе? Я видел его… ну, и других из их племени. Шкура у них, как у куманов, а глаза как стеклом затянуты – и жало во рту, как у змеи… брр!

– Странные речи я слышу, – нахмурился Алсек. – С каких пор мы, люди Эхекатлана, боимся самых мирных соседей?!

Житель отпрянул, прикрываясь рукой.

– Нет-нет, почтенный жрец, я ничего сказать не хочу, но… Ты никогда не боялся этого ящера? Говорят, когда-то они убивали людей и хвалились этим…

Ошарашенный Алсек даже принюхался – не пахнет ли от селянина крепким ицином или, того хуже, Джеллитом – богомерзким дурманом из южных лесов?

– Нечего тут бояться, – коротко ответил он. – Мирной ночи!

– Мирной ночи, о Алсек, – кивнул житель. – Но всё таки – знаться с ящером… Храни меня Солнце!

«Что за бред?!» – раздражённо передёрнул плечами жрец. «Хвала богам, Хифинхелф ничего этого не слышит. Чего все они набрались, пока я болтался по могильникам?! Ох, не к добру всё это…»

Он ещё раз пожал плечами и отполз подальше от кострищ, вытянувшись ногами к краю навеса. Поселенцы набивались в шатры теснее, чем собранные по полям медузы – в короба, и скоро кто-то придавил Алсека к стене, но усталость была так сильна, что жрец и ухом не повёл.

Несколько мгновений спустя ему в лицо дул прохладный ветер, пахнущий тиной и мокрым тростником, и маленькие волны шипели, набегая на узкую полосу каменистого берега. Чуть выше, за нагромождением красновато-желтых валунов, поднимался обрыв, испещрённый провалами и изрезанный крохотными террасами и узкими тропами. Алсек выбрался из тростника, вытряхнул из волос чьи-то щупальца и застыл, изумлённо глядя на скалы.

Тут был город – дом за домом вырезанный в толще камня, опутанный канатами подъёмников, нависший над водой. Алсек видел, как ветер раскачивает дверные завесы, как-то приспособленные к пещерам, как медленно поднимаются от реки чаны с водой, как порой блестит за причудливо наставленными валунами жёлтая чешуя. Огромный ворот водоподъёмника был окружён стоячими камнями со всех сторон – Алсек даже в щели не мог разглядеть, кто его вертит, но слышались оттуда шелестящие голоса иприлоров. Кто-то прошёл по тропинке от пещеры к пещере – может, их даже было двое или четверо, но изыскатель видел только груз, который они несли – груду чего-то тяжёлого, прикрытую циновками. Один из невидимок поправил на плече носилки, на мгновение показав чешуйчатую жёлтую ладонь. Что-то в недрах скал зашипело и рявкнуло, выплюнув из узкой прорези наверху обрыва столб чёрного дыма. Чан с водой скользнул по наклонившейся балке и скрылся за оградой вместе с теми, кто его поднял.

«Город иприлоров!» – Алсек растерянно мигнул. Несколько раз он бывал с Хифинхелфом в Мекьо, но о посёлках у самой реки ни разу не слышал. Нет, похожие пещеры он видел – чуть поодаль от Мекьо, там, куда детёныши иприлоров бегают купаться. Алсек немало времени там провёл, приучая себя проползать сквозь узкие норы и не обдираться при этом до крови. И, кажется, вон те прорези наверху…

Прорези снова выплюнули чёрный дым, на обрыве зашелестели завесы, несколько жёлтых теней мелькнуло за оградой. На один из валунов забралась большая ящерица и замерла там, подняв голову и высунув язык. Её задние лапы, чрезмерно длинные и неуклюжие, свисали с камня, она пыталась сесть «по-человечьи» – на хвост – но постоянно оскальзывалась и валилась набок.

«Око Згена! Это же детёныш,» – хмыкнул Алсек, подбираясь ближе к нижней ограде. «Они все такие странные, пока не встанут на ноги. Вот только зря он туда залез, внизу-то камни…»

– Хаэй! – крикнул он, запрокинув голову. Сейчас он стоял несколькими ярусами ниже «ящерицы» – и надеялся, что успеет поймать её. Что-то лязгнуло за оградой, жёлтая чешуя мелькнула в щели и исчезла, и Алсек почувствовал на себе пристальный недобрый взгляд.

Он быстро осмотрел себя – не пристало идти в чужой город, когда на ушах висит медуза, и ноги по колено в иле! Ила и медуз не было, но вот одежда… Алсек потянул серо-зелёный рукав, и ткань поддалась, истончаясь под пальцами, как медузий купол. Подол накидки едва доходил до бёдер и там срастался со… штанами – такими, какие не у каждого пришельца-северянина увидишь. Алсек посмотрел на ступни и тихонько свистнул – теперь он понял, что мешало ступне опираться на камни. Ноги были втиснуты в северные сапоги – узконосые, с высокими голенищами, и из правого сапога торчала непонятная, но сильно мешающая трубка с непонятными выростами.

«Сталь?!» – изыскатель достал трубку, поднёс её к глазам, изумлённо мигая. Рукоять удобно ложилась в ладонь, выступы – под пальцы. Она и впрямь была стальной, не считая нескольких нашлёпок из цветного стекла… или нет – тяжёлого рилкара, прозрачного, как стекло, и прочного, как гранит. От неё пахло окалиной, плавящимся камнем и ещё чем-то, незнакомым, но пугающим.

Тихий щелчок прервал мысли Алсека – и тут же его плечо пронзила острая боль. Он выронил трубку, схватился за руку – там, чуть выше локтя, торчало оперение короткой стрелы. Вторая вспышка боли заставила изыскателя осесть на камни, хватая ртом воздух. Наверху, на ограде, уже не было детёныша, но что-то шевелилось за каменными столбами, и из щелей поблескивали наконечники стрел.

– Хаэ-эй… – из последних сил крикнул Алсек, растерянно глядя на город. «Что… почему они… А-ай!»

Он вскочил, судорожно прижимая пальцы к «пробитому» горлу и не понимая, почему нет крови. Боль отступала быстрее, чем возвращалось сознание.

– Хаэй! Что кричишь? – разбуженный Алсеком житель, лежавший бок о бок с ним, недовольно щурился с циновки. Хвала богам, он перебудил не всех – одни ещё ворочались, пытаясь заснуть, или вполголоса обсуждали между собой завтрашний день, сон других был крепче гранитных скал. В глаза изыскателю светила пятёрка маленьких лун – эта ночь выдалась светлой.

«А пора бы смыкаться тучам,» – рассеянно подумал жрец. «До дней Кутиски всего ничего. Если дождь не соберётся – будет плохо…»

Пещерный посёлок иприлоров всё ещё стоял перед глазами – Алсек мог бы сейчас нарисовать его карту. Он вытянул из-за пояса исчирканный обрывок велата, подобрал уголёк и перелез через спящих жителей, выбирая место посветлее.

«Те норы у берега… Это они были, клянусь богами,» – он нахмурился, водя углём по листку. «Хиф не говорил никогда, что это город. Там нет ничего – ни обломков, ни черепков, ни костей…»

Он провёл черту от края до края листка. Странная стальная трубка получалась похоже. Алсек прикрыл глаза, вспоминая её холод и тяжесть. «Что за штука? Что-то древнее – тогда железа было больше… Может, из-за неё иприлоры так встревожились?» – Алсек ощупал ноющее плечо и покачал головой. «Да, скорее всего. У их города столько стен… Им, небось, неспокойно живётся. Не надо было подходить так близко…»

Он начертил очередной вырост на стальной трубке и задумался. «Чудной был сон,» – спрятав клочок велата, Алсек осторожно вернулся на место и отодвинул со своего края циновки уснувшего жителя. «Непременно спрошу у Хифинхелфа – и про город, и про железку. Интересно, часто тут такое снится?»

Ни один сон больше не потревожил Алсека до последних дней Аймурайчи, когда он, скинув надоевшие обмотки, проводил тяжело нагруженных анкехьо до городских ворот – и дальше, до огромных складов Медной Четверти.

Город был открыт нараспашку, немногочисленные стражники, отворив во всю ширь все ворота и дверцы в башнях, отступили с дороги. Жители возвращались в Эхекатлан, и с ними были все городские анкехьо и вьючные куманы, много тысяч наполненных корзин и мешков, даже летучим стражам-мегинам вручили по коробу листьев. В застенье остались те, кого не затронули ритуалы Аймурайчи – несколько десятков пастухов на дюнных хальпах и дневные стражи неба – тонакоатли. Два Акена толпа протопталась в воротах, быстро миновала Храм Солнца и снова завязла в переулках Медной Четверти. Там она, как река, распалась на рукава, и Алсек едва не прозевал момент, когда надо было юркнуть к воротам склада и протащить за собой усталого анкехьо. Ящеры уже не ревели и не махали хвостами – им хотелось только упасть на брюхо и опустить морды в воду.

Говорили, что склады Медной Четверти были когда-то домом властителя – первой и самой надёжной крепостью Эхекатлана. Это потом округлые угловые башни превратили в зернохранилища, а к стенам, соединявшим их, пристроили ещё по одной и накрыли крышей. Обычно складские дворы были закрыты и запечатаны чарами, сейчас все двери распахнулись, перекладины убрали, и стражники стояли на дороге, жестами и пинками разгоняя анкехьо и их погонщиков по разным складам. С востока доносились деловитые возгласы, прерываемые гулким рыком ящеров – сборщики урожая пришли и с востока, и тому, что они привезли, тоже нужно было место.

Длинный хвост, протянувшийся к зернохранилищу, преградил дорогу ящерам с пряностями, и жители сгрудились вокруг, отвязывая и стаскивая корзины. Алсек со вздохом взвалил на спину куль листьев Тулаци и побрёл к приземистому каменному строению. «Этой ночью доберусь до дома,» – думал он. «Если будет на то воля богов…»

Два дня (и много разнообразных дел) спустя Алсек снова сидел во дворе Пряного Склада и чистил ягоды Сафлы от семян. Солнце близилось к зениту, работа – к завершению, и жрец мечтал избавиться от повязок, пропитанных потом и жгучим соком. Большую их часть он уже снял, остались только обмотки на руках – от запястья до плеча – и толстые перчатки. Кроме него, рядом с полупустой корзиной ягод пристроились ещё двое, остальные жители – те, кто не вернулся в поля готовить их к новому севу – работали на Дровяном Складе, ворошили зерно в башнях-сушильнях. За углом одного из зданий Алсек разглядел край накидки старшего жреца – он отошёл на несколько шагов, чтобы произнести благословения, и вернулся к работе. Младший почтительно склонил голову, но окликать его не стал.

– Хаэй! Что у вас? – из Пряного Склада, обойдя нагромождение пустых корзин и кулей, вышел Эрсег. От него пахло крепкой смесью пряностей – он таскал вороха листьев и короба ягод с самого рассвета, и тогда же снял доспехи, а сейчас остался в одной набедренной повязке, и всё равно его красная шкура блестела от пота. Внутри под присмотром Красной Саламандры разгорались сушильные печи, там было жарко, и жгучий сок превращался в пар и облаком висел под каменным сводом. Людей перестали пускать туда ещё утром, а теперь, когда работа шла к концу, из всех хесков остался только Эрсег. Ещё двое – уже в доспехах – стояли у ворот и сочувственно косились на него.