Текст книги "Пустой мир. Сестры (СИ)"
Автор книги: thelordofthedark
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 41 страниц)
– Конкретно этого и ждите, – серьезным тоном ответил Сержант, – хотя в Топях такое с подобными караванами нечасто бывает. Впечатление мы все-таки производим. В первую очередь следите за тем, чтобы машина никуда не провалилась, брод узкий и неровный. Ну и по сторонам поглядывайте…
– Приняли к сведению, – кивнула наемница, закрепляя последние элементы брони и надевая шлем. – Все, на выход?
Сержант кивнул, пропустил девушек вперед, следом вышел сам, захлопнув за собой люк. Правда, пришлось спрыгивать с медленно ползущей машины прямо в грязь под ногами, поскольку грузовики успели въехать в захваченные топями участки города. И теперь тяжело нагруженные машины ползли с почти скрывшимися под вязкой массой гусеницами, разбрызгивая эту жижу во все стороны.
Топи вблизи выглядели еще мерзостнее, чем с крыши машины – тянущаяся до предела видимого пространства маслянистая поверхность кислотной жижи, откуда-то здесь, то там поднимались старые развалины, покрытые наслоениями оксидов, напоминающими то ли нарывы, то ли язвы.
– Мерзость, – лаконично заключила Волчок, спрыгивая в грязь, в которую ноги погружались чуть ли не по колено. Хорошо только то, что она была довольно жидкой и особых помех при ходьбе не создавала, но новое и чистое снаряжение моментально покрылось слоем въедливой жижи и брызгами, летевшими от вращавшихся на повышенных оборотах гусеницах, едва проталкивающих машины через топь. Наемница огляделась, – Так Рейвен, берем правый борт, а наши друзья останутся слева…
– Здесь разбирайтесь сами, – кивнул Сержант, затягивая капюшон и поправляя противогаз, – установку вы получили, теперь меня волнует только результат.
С этими словами он остался на обочине, видимо, поджидая одну из машин в хвосте каравана, а девушки оправились вместе с двадцатым номером, доехавшим до них через несколько минут. Только теперь Рейвен оценила, зачем нужны были поручни в нижней части корпуса. За ним можно было схватиться на сложных участках, чтобы не поскользнуться и не провалиться в самую топь с головой.
– Волчок, кстати, почему тут практически все только одними прозвищами обходятся? – поинтересовалась Рейвен. – Ни одно настоящего имени еще не слышала…
– Примета такая, – пожала Волчок плечами, – что смерть людей по именам ищет, а если у тебя прозвище, то найти не сможет. В Болотах искатели за то, что к ним по имени обращаешься, могут вообще и в колено стрельнуть… Общалась я с такими ребятами… грубые, но надежные…
– Я успела заметить, – кивнула Рейвен, тяжело шагая по колено в грязи время от времени протирая забрало шлема от летевих из-под гусениц брызг.
– Кстати, тебе тоже надо будет прозвище какое-нибудь придумать… – заметила Волчок, – только сама себе не давай, эта примета еще хуже. Люди что-нибудь сами скажут… Будем надеяться, что не очень жуткое. А то знала я одного парня, его все звали Кочерыжкой. Догадайся, почему?
– Свали уже в туман, – вздохнула Рейвен, – не желаю слышать таких подробностей!
Волчок рассмеялась, но смех здесь звучал странно и неуместно, поэтому она быстро замолкла, снова сосредоточившись на окружении. В Топях не следовало отвлекаться, а именно в эти места они сейчас и входили.
========== Глава 8. Твари ==========
Глава 8. Твари
«Во время сражения мы живы, как никогда. А после – как никогда мертвы». © Патрик Несс.
Топи были одним из множества мест в Пустошах опасных практически для любого живого существа, даже для тех жутких порождений ночных кошмаров, прижившихся и расплодившихся среди бесконечной и однообразной серо-бурой поверхности кислотной жижи. Ценой даже одной ошибки, одного неверного шага или неверной оценки опасности окружающей действительности всегда становилась человеческуя жизнь. Второго шанса эти места никогда не давали.
– Мерзкое место, – прокомментировала Рейвен, бредя в кислотной жиже чуть ли не по колено. Здесь дорога, по которой двигались машины, уходила глубже в грязь, приходилось двигаться гораздо медленнее. Даже на двигателях немного сбавили обороты, чтобы случайно не налететь на попадавшиеся на дороге препятствия. Окружающие развалины, покрытые толстыми наслоениями оксидов, на деле оказались не такими уж и монолитными, как выглядели внешне. Одного лишнего касания или случайного движения хватало, чтобы из стен начинали вываливаться целые куски, иногда падавшие на дорогу. Так что большая часть времени охранников конвоя уходила как раз на то, чтобы этими самые глыбы убирать с пути машин и следить за трещинами, где могли застрять колеса или траки. Сначала Рейвен не понимала, зачем надо слезать с машин и рисковать своими жизнями, бредя в едкой кислоте, но вскоре сообразила, что так гораздо удобнее, чем всякий раз останавливать медленно движущийся транспорт для проверки каждого подозрительного места. Хотя многие в промежутках между неизбежными остановками залезали на подножки кабин и так ехали, свесив ноги наружу.
– Мерзкое – это мягко сказано, – добавила Волчок, приправив фразу парой довольно крепких словечек, ясно и четко описывающих окрестности и ее отношение к ним. Если бы не встроенные в их броню вспомогательные экзоскелеты, сервоприводами заметно упрощавшие движение по вязкой грязи, то все уже давно выдохлись бы, но даже так с трудом удавалось контролировать дыхание.
– Вот забредем в сами Болота, эти места теперь раем покажутся. Вот ведь демон, там еще что такое?
– Где? – Рейвен оглянулась по сторонам, не видя ничего выделяющегося из общего фона, успевшего надоесть за последние несколько часов. Шлемы еще вначале пути пришлось герметизировать, дабы не надышаться местных испарений, и разговаривать получалось только по внутренней связи, по своему отдельному каналу, не влезая в общие частоты. Переносные рации, хоть и добавляли к весу снаряжения еще пару дополнительных килограмм, оказались весьма полезной вещью, уже окупившей вложенные в них средства. До Волчка было не менее двадцати метров, ее силуэт казался размытым в окружающей темноте, едва просвечиваемой прожекторами пулеметных точек, но голос слышался так, будто она находилась совсем рядом.
– Вон там, на крыше той высотки, слева и впереди, у нее еще контур ломаный, – уточнила наемница, будучи не в силах показать пальцем, но Рейвен, присмотревшись, сама заметила, что встревожило напарницу. Впереди, на верхних уровнях здания, в ночном визоре казавшимся лишь набором темно-зеленых контуров, отмечавших внешние стены, примерно с интервалом в четверть минуты мигал яркий огонек, несколько размазанный из-за поднимавшихся испарений. Более опытная наемница засекла его первой, но удивительно, что ни одна из машин, двигавшихся впереди, еще об этом не сообщила.
– Сейчас доложу, – Рейвен переключила канал рации, выйдя на общую частоту каравана, – Сержант, у нас тут что-то странное слева от дороги. Сигнальный огонь, похоже на запрос о помощи. Какие будут указания?
– Заметили все же? – на другом конце сигнала даже усмехнулись. – Молодцы, клювом не щелкаете. Ничего не предпринимайте, девчонки, он тут уже не первый год горит, все гадаем, когда же у него батарейка сядет. Туда никто не ходит, слишком далеко в сторону от дороги, метров триста, не меньше. Так что спокойно идите дальше своей дорогой.
– А если там все-таки кому-то нужна помощь? – не сразу согласилась Рейвен, еще привычная к правилам городского спецназа, трубующим на любой сигнал бедствия немедленно высылать помощь. Человеческая жизнь все равно была самой большой из всех возможных ценностей, пусть даже на это порой и закрывали глаза.
– Слушай, не учи меня, кому надо помогать, а кому нет, – Сержант сразу сменил тон с дружелюбного на холодный, – этот сигнал там горит уже несколько лет. Даже если там кому-то и была нужна помощь, то он давно мертв. Ничего, кроме скелета и гнилой униформы мы там не найдем. Поэтому выполняй приказ и двигайся дальше.
– Есть, выполнять приказ, – вздохнула Рейвен и, отключившись, сменила канал обратно.
– И что? – сразу же поинтересовалась ее напарница, не слышавшая переговоров.
– Мертвый сигнал, идем дальше, – вдаваться в подробности не сильно хотелось.
Хоть пусть истории и пугали многочисленными опасностями Топей и самих Болот, на деле путешествие оказалось невероятно скучным и однообразным, даже взгляд не на чем было остановить. Только грузовики каравана и казавшиеся одинаковыми развалины, торчащие по сторонам из грязной жижи, медленно проплывавшие мимо и почти моментально растворяющиеся в темноте. Единственным развлечением Рейвен стал километраж, выведенный на внутренний монитор шлема в виде счетчика по принципу шагомера. Значение метровых расстояний менялось с каждым шагом, а за ними следом лениво сдвигалась километровая отметка. И нужно было приложить усилия, чтобы совсем не задремать и случайно ничего не пропустить, все же Поверхность была не тем местом, где можно расслабиться и погрузиться в себя.
Вот так, фактически на автопилоте, без каких-либо происшествий, они брели до самого вечера, пока не выехали на участок, где болотная жижа неожиданно расходилась в стороны, оставляя свободной большую и открытую древнюю площадь с непонятным памятником в центре. Он был настолько густо покрыт наслоениями оксидов и коросты, появлявшейся в тех местах, где оседали кислотные испарения, что напоминал больше кучу сухого лишайника. Только торчавшая наружу трехпалая кисть, завершающаяся острыми когтями, сжимавшая ныне обломанное древко, все еще виднелась из-под всех слоев грязи. Она то и указывала, что это все-таки памятник кому-то или чему-то.
Мостовая была покрыта толстым слоем такой же корки, хрустящей под ногами и проседающей где-то на пару сантиметров при каждом шаге, но под ней все-таки чувствовалось крепкое и надежное покрытие, спокойно выдерживающее даже вес тяжело нагруженного грузовика. И здесь идти сразу стало гораздо легче. Рейвен, выбравшись на свободу, первым же делом осмотрела свои ноги, справедливо опасаясь, что защитные пластины могли не выдержать контакта с кислотой, способной их разъесть, но полимерное покрытие брони выдержало это испытание, просто покрывшись грязевыми разводами. Если верить счетчику километража, то от границы Топей до этого места было почти шестьсот километров – даже для Пустошей довольно значительное расстояние – а для этих мест, где идти пешком приходилось почти постоянно, такой марш-бросок без каких-либо серьезных проблем был настоящим подарком Небес, хотя нельзя не признавать, что сильно изматывающим. Ноги, даже поддерживаемые всю дорогу сервоприводами, буквально одеревенели, ступней девушки уже не чувствовали, так что все надеялись только на привал и отдых.
– Ну что, мясо с ногами, – раздалось по общему каналу, – Дошли мы с вами, разбивайте лагерь, семь часов на сон и отдых!
– Всего семь? – возмутилась Волчок. – Я рассчитывала минимум на десять!
– Десять получишь, если сделаешь мне приятное и поработаешь своим ротиком, – заметил Сержант под похабные смешки на общей частоте. От этих людей точно не следовало ждать вежливости.
– Я бы сделала, если бы получилось нащупать, – не осталась в долгу наемница, и смех на канале стал еще громче, – так что ищи кого-нибудь поменьше ростом.
Сержант издал какой-то звук, похожий на писк придавленной крысы, наверное, подавившись уже готовыми вырваться ругательствами, решив не ввязываться в пустую перебранку по радио, и сразу отключил канал. Однако главное его указание все уже слышали, конвой становился на отдых, который был необходим не только людям, но и машинам, чьи движки уже успели раскалиться от непрерывной натужной работы. Только лагерь ставили не в центре площади, как можно было предположить вначале, а в дальней ее углу, рядом с развалинами большого и широкого здания, похожего то ли на многоуровневый торговый, то ли на крупный офисный центр. Время оставило от него только каркас, стекла больших панорамных окон давно полопались, а из тонких металлических рам торчали осколки битого стекла, покрытые слоем пепла и грязи, больше напоминающие кривые зубы какого-то уродливого чудовища. Внутрь, однако, никто не заходил, там плескалась болотная жижа, настолько едкая, что у стенок постоянно пузырилась, разрушая бетонную основу и разъедая дно самого водоема, постепенно уходя все глубже и глубже. Сунуться туда решился бы только самоубийца, поэтому с этой стороны здания возможных нападений можно было не опасаться, а с трех остальных оставалось открытое и хорошо простреливаемое пространство площади.
Машины каравана ставили по привычной в таких случаях схеме, в двойное кольцо, охватывавшее лагерь, в центре оставив только несколько грузовиков, предназначенных для обеспечения нужд экипажей – сухопутный поезд главы каравана с медицинским модулем, грузовик с резервными боеприпасами, передвижную кухню и командный броневик с основной радиостанцией. Все остальные машины выступали в качестве внешних стен, причем грузовики располагались общим сплошным внутренним кольцом, а впереди стояли бронетранспортеры с основным вооружением каравана, от лазерных излучателей до нескольких ракетных установок с кассетными боеприпасами, предназначенными специально для поражения живой силы противника. Мощная и надежная защита, которой, как полагали, вполне достаточно, чтобы обезопасить лагерь.
Стоило только выставить все грузовики, как под защитой их высоких бронированных бортов сразу же началась кипучая деятельность. Охранники и члены экипажей выгружали большие палатки, разворачивая их внутри безопасного участка. Быстро разбирая каркасы, они натягивали тяжелые просвинцованные тенты, которые без особых проблем герметизировали внутреннее пространство, так что в палатках можно было находиться без защиты.
Девушкам тоже приходилось активно помогать, поскольку они считались не полноценными пассажирами, а охранниками, со всеми вытекающими обязанностями. И выполняли их все без каких-либо возражений, так что даже опытные караванщики удивлялись, что на все хватает сил. Хотя, скорее всего, работали сквозь зубы, не обращая внимания на усталость, вообще все члены каравана. Оборудовав места для ночлега, разожгли костры: за периметром для освещения и около палаток, в специально выложенных кострищах. Горючего материала вокруг не было, но он и не требовался, помогали специальные армейские разжигатели из аварийных наборов выживания – сверхгорючая смесь, которой в качестве топлива годился практически любой материал, в том числе бетон и куски кислотных оксидов. Так что весь процесс разведения костра сводился к тому, что все ближайшие обломки стаскивались в одну кучу, после чего их заливали разжигателем, а потом, подождав несколько минут, чтобы смесь успела впитаться, обдавали струей из огнемета. Моментально вспыхивало яркое оранжевое пламя высотой в несколько метров, которое становилось несколько слабее, когда проходила начальная реакция, но все равно почти метровой высоты языки пламени продолжали подниматься в воздух, весело потрескивая и плюясь искрами в разные стороны. К тому же, такое яркое пламя являлось хорошим очистителем воздуха, выжигая большую часть инертных газов в округе, так что можно было даже почувствовать слабый ветерок, тянущийся к огню.
Костер дарил ощущение спокойствия и домашнего уюта, ту самую походную атмосферу, которую порой так любили расписывать опытные путешественники, когда заходили в поселения за припасами. Может быть, именно поэтому вокруг огня быстро собирались караванщики, уже освободившиеся от работы и теперь имевшие право наконец-то спокойно поесть и передохнуть.
– Возьми, полезная штука, – Рейвен, несколько минут назад присевшая у костра, даже вздрогнула от неожиданности, когда рядом снова оказался охранник, с которым она разговаривала в начале пути. Только теперь на нем был не тяжелый защитный костюм, а легкий комбинезон с респиратором прямо на открытом лице. Девушка не сразу сообразила, что он протягивает ей пластиковую упаковку таблеток, недавно вскрытую.
– Что это? – недоверчивым взглядом посмотрела она на большие желтые кругляши. Она удивилась легкому варианту защиты собеседника, поскольку контрольные датчики, даже несмотря на костер, показывали довольно высокий уровень загрязнения воздуха, и сама она была еще в тяжелом снаряжении.
– Это детокс, – объяснил охранник, присаживаясь рядом, – как раз для таких случаев. Тяжело все время носить герметизированное снаряжение да дышать фильтрованным воздухом. Он нейтрализует большую часть местной гадости, и пару часов после приема можно дышать более-менее свободно. Например, через легкий респиратор, – он щелкнул себя по трубке фильтра, уходящей за спину, – хотя бы шлем можно снять и посмотреть на костер своими глазами. Поверь, оно того стоит…
– Может быть, и стоит, – пожала плечами Рейвен, оглянувшись в поисках своей напарницы, но та успела куда-то деться, нигде не было видно даже ее сигнального маячка. Девушка кивнула и щелкнула креплениями шлема, зашипевшего при разгерметизации.
Рейвен через несколько секунд пожалела о поспешности, с которой сняла шлем. Местный воздух, тут же попавший в легкие, влажный и нефильтрованный показался жестким и будто тяжелым, сразу же вызвав раздражение в горле и приступ удушливого кашля. Сквозь навернувшиеся на глаза слезы девушка увидела таблетку на раскрытой ладони охранника, схватила и быстро закинула в рот. Почти сразу же он протянул ей флягу с влагоудерживающим гелем, и Рейвен, приложившись к фляге, почувствовала себя легче. Растворившаяся таблетка, словно кремом, смазала раздраженные участки, снимая приступ удушья и ощущение, будто с каждым новым вздохом кто-то пытается протолкнуть в легкие металлический ершик. Активные вещества приступили к работе, не давая испарениям Болот добраться собственно до самих дыхательных путей, связывая, разрушая и делая уже совершенно безвредными.
– Конечно, эффект не постоянный, – мужчина сделал жест, означавший не стоит благодарности, когда Рейвен, отдышавшись, кивнула, – но пара часов без шлема в этих местах уже настоящий подарок. Да и костер сегодня хорошо горит, грех на него не полюбоваться без всяких визоров.
И снова он был прав, языки пламени высотой более метра, поднимавшиеся с обложенного камнями кострища, в темноте Болот сверкали бликами самых разных оттенков, от оранжевых и ярко красных до изумрудных и фиолетовых из-за газовых примесей в атмосфере. Громко щелкая и треща раскалывающими из-за жара кусками бетона, костер время от времени плевался яркими искрами, отлетавшими в сторону собравшихся вокруг огня людей, но те даже не обращали на это внимания, поскольку их снаряжение не боялось пары случайно попавших искр. Огонь шипел и посвистывал, снопы искры поднимались все выше и выше, следуя за тепловым столбом от костра, и таяли уже где-то наверху, исчерпав свой крошечный запал.
– Тебя хоть как звать? – поинтересовался охранник, пока Рейвен, тоже последовав его примеру, натягивала на лицо легкий респиратор. Это была вынужденная мера предосторожности, в этих гиблых местах нередсказуемый резко поднявшийся ветер мог принести с собой как еще чистый воздух с окраин Топей, так и тяжелые ядовитые туманы откуда-нибудь из глубин Болот, от которых не спасут даже несколько принятых таблеток с антитоксинами.
– Рейвен, – представилась девушка, не отрываясь глядя на костер. Открытое пламя она прежде видела, начиная от огненных столбов, выбрасываемых заводскими трубами в городе, и кончая слабыми языками безвредного пламени электрокаминов, где огонь всего лишь красиво изображенная иллюзия. Большинство городских жителей, выросших в плотно застроенных городских кварталах, с узкими коридорами и переходами, которым всю жизнь предстояло прожить в таких жилых модулях, так ни разу не увидев над головой настоящего черного неба, похожего на бездонную пропасть, боялось огня.
Это чувство было вполне оправданно и понятно, когда все вокруг сбивается настолько плотно, что свободное пространство становится непозволительной роскошью, даже случайно появившегося огонька бывает достаточно, чтобы возник стихийный неконтролируемый пожар. В модулях, где почти все состоит из пластика и синтетических материалов, огонь разрастается мгновенно, с ревом пожирая все вокруг, распространяясь настолько быстро, что люди просто не успевают сбежать, и превращает целые кварталы в выгоревшие до угольков пепелища, где остаются только закопченные остовы арматуры и композитных стен. Несоблюдение пожарной безопасности в Тарратосе была чуть ли не одной из самых важных и тяжелых статей в уголовном кодексе города, и карали за это жестко и без всякой пощады. Бояться огня приучали с самого раннего детства, и у многих, порой даже никогда не видевших настоящего, а не голограммного пламени, возникали начальные стадии пирофобии.
А здесь пламя горело совершенно свободно, от чего где-то в глубине души Рейвен слышался тревожный голосок, пытавшийся докричаться до нее о неправильности происходящего. Однако сейчас вокруг не было городских стен, над головой не висели потолки с искусственным освещением, и Рейвен успокаивалась, глядя на безумный пляс огней, сейчас казавшихся не враждебным, а, наоборот, каким-то домашним и безопасным. И именно там, где свет заканчивался и снова подбиралась тьма, начинались настоящие угрозы, ждущие своего часа и не прощающие никаких ошибок.
– Это имя или прозвище? – поинтересовался попутчик, прилаживая к респиратору трубку катетера и прикладываясь к фляге, но в этот раз уже к другой. Довольно крякнув, он повернулся к девушке, – Что оно означает?
– Имя, – кивнула Рейвен, – прозвище у меня пока еще не появилось. И что оно обозначает, я совершенно не представляю, мне его родители дали, у них и надо спрашивать.
– Ну, прозвище это дело наживное, могу заверить, – охранник еще раз кивнул, – а имя все равно странное. Сама никогда не интересовалась у родителей, почему так назвали?
В этот момент их отвлекли. У костра началась потасовка, почему-то развернувшаяся у самого котелка с общим ужином и сопровождаемая взрывами смеха. Через несколько секунд стало понятно, что кто-то слишком веселый аккуратно пнул повара под пятую точку как раз в тот момент, когда тот в очередной раз свинтил крышку для новой пробы. В результате повар ткнулся носом и опрокинул на себя полный половник горячей стряпни и, пылая праведным гневом, полез разбираться к обидчику, почти сложившемуся пополам от смеха. Остальные только смеялись и давали обеим сторонам советы, как лучше поступить и куда следует бить.
– Как бы мы вообще без ужина не остались, – покачал головой охранник, глядя на такое ребячество, – уже было пару раз, когда из-за таких вот шуток котел переворачивали прямо в огонь, и вся наша еда превращалась в угольки за пару секунд. Может это и смешно, но на одних сухпайках тащится всю дорогу удовольствие ниже среднего.
– Кстати, ты сам еще не представился, – заметила Рейвен, отвлекшись от возни у котла. – Как мне тебя называть?
– Обычно меня называют Джеком, – Весельчаки угомонились и разошлись миром. – Дурацкое прозвище, но оно притерлось, и теперь не мне решать, стоит его менять или нет.
– А откуда взялось? – Рейвен было интересно, как вообще появлялись имена, за которыми, будучи до смешного суеверными, эти смелые люди прятались от смерти. Сами их не придумывали, значит, должны быть какие-то ситуации, когда окружающие тебя люди вдруг решали, что какое-то слово или имя лучше всего подходит для того, чтобы так тебя называть и дальше.
– Да глупая ситуация! – собеседник даже рукой взмахнул. – Я тогда сам еще зеленым новичком был. В первый раз, когда команду сборщиков на экстракторы набирали, у меня спросили, как именно меня записать, ну я тоже сдуру и ляпнул свое имя. Меня вообще на смех подняли, а учетчик сказал, что настоящее имя в списки вносить не будет, поскольку ему работники нужны, а не трупы. И записал меня как Джека. Ну, слышала историю о Джеке Весельчаке?
– Она? Не слышала, – уверенно заявила Волчок, нагло влезая прямо между ними, держа в руках сразу три закрытых котелка с порциями горячей похлебки. Они имели довольно интересную конструкцию, предполагавшую подсоединение к катетеру, через который можно спокойно потягивать густую и вязкую массу, по вкусу отдававшую крабовым мясом и протертым зерном. Повар успокоился и занялся своим делом, разливая всем желающим только что приготовленный ужин в заранее принесенные котелки.
– Попутного ветра, – поприветствовал ее Джек, удивленный появлением наемницы не меньше самой Рейвен. – А ты, как я понимаю, вторая из той парочки, о которой так негодовал Серж?
– Она самая, – наемница тоже, видимо, где-то приняла порцию антитоксина и сверкала своими длинными золотистыми волосами, стянутыми в тугой хвост, – Волчок. А ты сам, как я вижу, уже гусеницы подтянул к моей подружке?
Ей, как всегда, было не занимать тактичности, в отличие от самой Рейвен, тут же покрасневшей и чуть не выронившей из рук котелок от смущения.
– И ничего не… – начала оправдываться Рейвен, считая подобные вещи все-таки весьма личными, но ее прервал ответ Джека, не спасовавшего перед таким дерзким налетом. Может быть, Волчка он понимал даже лучше, чем сама Рейвен, будучи таким же выходцем из диких Пустошей.
– А даже если и так, ты почему интересуешься? – в притворном удивлении он выгнул одну бровь. – Ревнуешь? Не из спортивного же интереса спрашиваешь.
– А может быть, не стоит влезать между двумя девушками? – съязвила Волчок, – Может силенок не хватит…
– Я выносливый, – не моргнув, ответил Джек, и, если бы только на нем не было респиратора, на его губах можно было увидеть хитрую ухмылку, – меня и на двоих вполне хватит…
– А может, хватит меня делить?! – возмутилась Рейвен, прерывая диалог, уже давно вышедший за рамки приличий. – Что вообще за безумная тема? Нашли, что обсуждать, больше поговорить не о чем? Лучше расскажите, что за история про Джека Весельчака? – такие разговоры при ней не позволяли себе даже бойцы спецназа, хотя Рейвен, как одна из немногих девушек в отряде, всегда была предметом очень живого и вполне понятного интереса.
– Старая легенда, – быстро согласилась на смену темы Волчок, как раз подсоединив катетер своего респиратора к котелочку, – Ее можно много где услышать, торговцы разнесли. Хотя, говорят, что все творилось где-то здесь, на Болотах, когда они еще не растеклись так широко. Тогда экстракторов было гораздо больше, и из них собирали целые фермы с десятками и сотнями установок. И для их обслуживания требовалось очень много рабочих. Одним из них и был паренек по прозвищу Джек. Он был совсем молоденький, пошел работать на экстракторы для того, чтобы прокормить сестренку сразу после того, как умерла мать. Единственная работа, которую можно получить без особых проблем, ведь работа тяжелая, вредная и текучка очень высокая.
– Она и до сих пор высокая, – заметил Джек, тоже подключаясь к рассказу, – на экстракторах больше двух лет только либо смертники работают, либо те, кому терять больше нечего. Обычно за это время там уже можно набрать достаточно денег, чтобы из трущоб вылезти. Если, конечно, до этого времени вообще дожить сможешь…
– Ну вот… – Волчок снова вернула себе роль рассказчика, – парень работал на экстракторах на полной смене, а девчонка в это время ждала его дома, хозяйство вела. Ну, и перешла дорогу одной из местных группировок. Говорят, что одному из уличных командиров отказала, а он ей этого не простил…
– Я слышал версию, что ее прижали, а она командиру половину уха ножом снесла и сбежала, и за это ей потом отомстить решили, – вставил Джек, но наемница только отмахнулась, не желая прерывать историю.
– Не суть важно, – оборвала его Волчок, – суть в том, что после очередной смены он возвращается и видит, что от его хибары ничего не осталось, кроме развалин, а его сестренка распятая посередине торчит. И жуткая шутка, последний подарок от убийц, у нее щеки располосованные от уха до уха, как улыбка такая бешеная. Ну, парень прямо там крышей и поехал…
– Говорят, местные, когда его от трупика девчонки отдирали, он хохотал без умолку, – добавил Джек, но тут же получил еще один пронзительный взгляд от Волчка и демонстративно внимательно сосредоточился на своем котелке.
– И следующей же ночью, оставшись один, повесился прямо в камере, – заложив руки за голову, продолжила рассказ наемница с самым невозмутимым видом, – у него, кроме сестренки, никого не было, только ради нее и впахивал. Однако это не самое интересное…
– Подобные истории не редкость, – заметила Рейвен, вспоминая похожие случаи, с которыми сталкивалась в городских кварталах, где наркодилеры и контрабандисты порой настолько наглели, что творили свои законы на нижних уровнях, убивая и насилуя простых людей за сущие мелочи без всякой жалости, держа в страхе целые кварталы. И, к примеру, убийство семьи должника было далеко не самым страшным и жутким, что могли сотворить, желая содрать с него деньги.
– Ага, только не всегда такие истории имеют продолжение, – кивнула Волчок, – а здесь оно как раз самое интересное. Потому что на следующую ночь членов банды, которые тот район контролировали, кто-то зарезал. И у каждого такая же улыбка была на лице вырезана. Ну, люди не сразу поверили, что такое возможно, но в течение недели всю эту банду вырезали совершенно безжалостным образом. Каждую ночь находили новые трупы с такой же улыбкой располосованной. И люди стали рассказывать, что рядом с тем местом, где тела находили, видели этого самого Джека. И слышали… как он хохочет.
– Душа его, говорят, так и не нашла успокоения, – добавил охранник, названный Джеком в честь этой истории, – как сошел с ума, так таким и после смерти остался, с мозгами набекрень. Люди верят, что он до сих пор по земле этой грешной ходит и хочет отомстить всем убийцам и насильникам… в каждом таком видит того, кто его жизнь сломал… А меня в честь него и обозвали. Я же говорю, кличка дурацкая, но все равно прижилась…
– Не верю в призраков, – покачала Рейвен головой, – это просто байки, которыми доверчивых людям запугивают, а они верят и дальше передают. Без обид, конечно, – он посмотрела на своих собеседников, испугавшись, что они могут принять последнюю фразу на свой счет, – я вообще верю только в то, что можно увидеть и потрогать. А это все… пока не будет твердых доказательств…
– В Пустошах может случиться все, что угодно, – прервал ее Джек. – Веришь ты в это или нет, от этого опасность не станет менее реальной. Никогда не отвергай сразу то, что не видела своими глазами, порой это даже жизнь спасти может… Помню, был у меня один такой случай…
Договорить он не успел, тишину лагеря, нарушаемую только треском костра да такой вот болтовней между караванщиками, гревшимися у огня и поглощавшими свой нехитрый ужин, разорвал протяжный вой, надрывный и тонкий, как у пустошного волка, только выше по звучанию. Эхо, отраженное каменными стенами зданий, усилило его в несколько раз и преломило, так что казалось, будто воют одновременно со всех сторон.
