Текст книги "Нашествие гениев (СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 47 страниц)

Юлька с Бёздеем пару месяцев назад решили пожениться, чему я была рада, аки беременная женщина – соленому огурцу. Юлька вообще витала в облаках, и только неизбежное знакомство жениха с будущими родичами омрачало ее позитивный настрой, но, на удивление, знакомство прошло спокойно и без эксцессов. Узнав, что ВВ не олигарх, они, ясен фиг, расстроились, но потом поняли, что Бёздей на их шее висеть не собирается, а, напротив, собирается с их шеи Греллю снять, за исключением проживания в их хате, и потому они с радостью отдали ему ее руку, сердце и всю ее в придачу. Собственно, Юля с тех пор вообще редко выходила из состояния «Я укурен, счастлив и вообще в неадеквате», но Бёздея это, кажись, устраивало, потому как он ее вечно радостную моську и возгласы в стиле: «Жизнь прекрасна, когда цветут ананасы!» и «Я вам спешу сказать, что смысл в жизни все же есть!» – никак не комментировал и только довольно ухмылялся. Грелля же вообще всегда впадает в крайности: если радуется, то до посинячки, если печалится, то в трансе, но последнее быстро проходит – она же у нас вечно на позитиве.

Книги Найта были опубликованы с разницей в три месяца, и второй роман разошелся просто громадными тиражами. Эх, не был бы он детективом, сделал бы себе карьеру в писательстве, стопроцентно. Также его переводы пользовались большим успехом, и издательство пребывало в трансе относительно его «отъезда на Родину». Биография же L вогнала меня в жестокий депресняк надолго, и вывел меня из него Майл. Я никогда не думала, что Рюзаки настолько переживал в глубине души из-за каждой жертвы, что каждое решение, ставившее чью-то жизнь под угрозу, давалось ему с таким трудом… Я недооценивала Лоулиетта, считая апатичным пофигистом, и только прочитав его воспоминания, поняла это.

С Ионовым у нас отношения были очень и очень хорошие, я бы даже сказала, замечательные. Конечно, он порой перегибал палку в своей заботе, но все же он и впрямь стал мне как старший брат, и плевать, что он босс мафии. Мой парень – бывшая правая рука главного советника босса мафии, а друг – этот самый советник, и что с того? Новый Год мы встретили вместе с Юлей и Бейондом, а второго числа полетели в Румынию втроем: Лёшка согласился Дживаса взять с нами. Сколько нервов и воплей мне это стоило, знает только он, а понимает только тот, кто пытался уговорить проводницу поезда «Москва-Санкт-Петербург» выдать ему бесплатное постельное белье и разбудить в три утра посреди большого перегона… Однако он, скрепя сердце, Дживаса все же в нашу компанию принял, и по замку Бран мы шастали втроем. Кстати, там и правда многое переделали в торговых рядах, а ремонт забабахали – прямо ходи и ахай! За это время, как ни странно, мои мафиозики сдружились, и Лёшка «простил» Майла за то, что он меня тогда «расстроил», а тот «простил» моего братца за то, что тот его убил – кстати, без кавычек, в самом наипрямейшем смысле этого слова. Короче говоря, у нас процветал мир и покой, и вот я сижу утром первого июля у себя дома, предки свалили в очередное путешествие на два месяца, на этот раз в Зимбабве (что там делать я не представляю, но они же у меня экстремалы), и жду, когда заявится Юля с воплем: «Врооой, мусор, у меня для тебя подарок!»…

Кстати, юмористический рассказ, являвшийся заданием Найта, я переписала, изменив финал на тот, что и впрямь с нами произошел, а завтра утром завершу работу над ним, поставив точку в эпилоге, посвященному моему двадцать первому дню рождения. Не знаю пока, что это будет за точка, аж самой любопытно. Впрочем, вы о ней непременно узнаете – я же трепло, коих свет не видывал, за исключением Юлишенции, да и не сможете же вы бросить чтение аж на последней странице, правда? Впрочем, это уже не мое дело – мавр точку поставит, мавр сможет уходить, ага… Ладно, хватит лирики, вернемся к реалиям жизни!

Я сидела на кухне и с пофигистичным видом, ставшим у меня практически нормой, вяло завершала сервировку селедки под шубой веточками петрушки, кою обожал любитель джема по имени Бейонд, когда в дверь позвонили и начали долбиться ногами. Хмыкнув и отложив зеленушку, я поплелась в прихожую – запускать на празднество свою единственную и неповторимую подругу со странными привычками. Стоило лишь мне распахнуть дверь, как громогласный вопль аловолосого жнеца чуть не сшиб меня с ног, и я подумала, что Грелле надо перекраситься в пепельный и косплеить Скуало.

– Врооой!!! Мусор! У меня для тебя подарок! Падай ниц и рыдай от счастья кровавыми слезами!

– Только через твой труп, – пожала плечами я, давно зараженная двумя маньячными соседями черным юмором.

– Оки-доки, – усмехнулась Юлька и проперлась в мою спальню. Шваркнув на койку два объемных пакета, она заявила:

– Решила не испытывать судьбу и сделать проверенный временем и нервами подарок! Дарю от всего сердца и печенки.

– А от легких? – вскинула бровь я.

– От всех «Вместилищ Души» дарю, не конопать мозги: я и так укурена в хлам! – фыркнула Юля, выуживая из первого пакета мой косплей-костюм на этот день.

– Курить вредно, – фыркнула я.

– Дживасу скажи, он вчера пока с Бейондом в шахматы играл, всю хату мне дымом провонял, – поморщилась Юля.

– А окно открыть не комильфо?

– Не-а, дождь же был.

– Боишься, молния шаровая в форточку влетит?

– Боюсь, зальет!

Мы рассмеялись, и я обняла Юлю, поняв, кого буду косплеить в этот раз.

– Спасибо, солнце, – улыбнулась я, а Грелля пожала плечами, похлопала меня по спине и выдала мне мою собственную катану. Я быстро переоделась в растрепанную мужскую школьную форму «Академии Истинного Креста», и Юлька прицепила к моей пятой точке тонкий черный длиннющий хвост, а на голову нахлобучила парик с имитацией синего пламени. Я взяла катану и покрутилась перед зеркалом.

– Вылитый Рин из «Синего Экзорциста»! – восхищенно заявила она.

– А ты кем будешь? – вопросила я, зная ответ.

– Конечно, Юкио! Яой рулит и бибикает! – воскликнула Юля.

Кстати, она сегодня своим принципам изменила. Юкио был моим любимым персонажем, а она каваилась от Рина и зеленоволосого демона земли Амаймона, но так как Рин был мечником, решила поступиться принципами и отдала с барского плеча главную роль мне, а сама решила нарядиться в того, кого мечтала с любимчиком заяоить.

Второй пакет содержал накрахмаленную и отутюженную школьную форму той же Академии и плащ, и вскоре Юлька, напялив очки, стала экзорцистом с короткими темными волосами, они же – парик обыкновенный, классический.

Хавчик давно был готов, оставалось только заправить салаты майонезом, что мы и поспешили сделать, а в три часа заявились Бейонд и Майл – дуэтом, причем оба с огромными букетами. Бёздей приволок красные розы с огромными шипами, а Майл – белые каллы в количестве двадцати одной штуки. Я обняла маньяка, чмокнула своего парня и улетела ставить цветы в воду, но меня догнал Дживас в полосатой кофте, джинсах, сапогах и с гогглами на лбу и заявил:

– Я, конечно, понимаю, что ты каждый день рождения косплеишь, но нельзя ли косплей женским сделать? Я подстроился – косплею сам себя, Бейонд тоже, ну вы же девушки, имейте совесть – хорош уже парней изображать!

– Рин, солнце мое, – простонала Юля, повиснув на моем плече, – не понимают нас! Не врубаются, как это прекрасно – запретная любовь! А вот Граф понимает…

– О да, он точно понимает, – фыркнула я. Кстати, о Графе. Мы с ним виделись очень и очень часто: он периодически вызывал меня в мир Мейфу, и мы пили чай в саду с вечно цветущей сакурой, или он водил меня с экскурсиями по Дому Тысячи Свечей, но чаще он заявлялся ко мне домой и бухал чай вместе со мной, Майлом и будущей четой Бёздеев. Короче говоря, развлекался мой родич, как мог. Оказалось, что вовсе он и не злобный, но укуренный вусмерть и склонен не то что к театральности, а ко вселенскому такому театру абсурда и глобальной пафосности, но при всем при этом может быть своим в доску и общаться с ним одно удовольствие – он не обижается абсолютно ни на что, но в то же время сам язвит по-черному, так что: «Спасите наши души!» – кричать только и остается.

– Он придет сегодня? – вопросила Юлька елейным тоном. – Мне нужна поддержка в отстаивании яоя.

– Не знаю, он же никогда не говорит, когда в следующий раз припрется. Но, думается мне, явится. Он не пропускает празднества, ты же знаешь.

В дверь позвонили, и я, озадачившись, пошла открывать. На пороге стоял Ионов с гигантским букетом белых лилий.

– Знаю, мне по контракту запрещено к тебе подходить, но я решил подарить тебе подарок, – с места в карьер заявил он.

– Не топчи порог, заходи, – отмахнулась я, – Контракт, контракт… Кто старое помянет, тому глаз вон. Хотя ты правильно делаешь, что его соблюдаешь. Считай, что я тебя сегодня сама позвала.

Собственно, мы с ним планировали отпраздновать завтра, поездкой в Москву, в театр, потому я его и не пригласила сегодня, хотя признаю – моя вина. Я почему-то решила, что ему с Греллей и Бейондом не очень радостно будет праздновать… Надеюсь, ошиблась!

– Отлично, – ответил Ионов и зарулил в мою хатку, вручив мне не умещавшуюся в руках охапку цветов. В руках у него оставался продолговатый сверток в темно-фиолетовой подарочной бумаге – очень длинный и узкий, и я, кажись, доперла, что у него там заныкано. Поставив цветы в вазу, я вернулась к брату, и он протянул мне сверток.

– Спасибо, – пробормотала я, разорвав ни в чем не повинную красивую обертку. И кто так запаковывает? Нет бы просто ленточкой перевязать, как раньше, что вы! Закрепят железками при помощи степлера так, что ни один Гордий не распутает, приходится становиться Македонским…

Как и ожидалось, в свертке оказалась катана, вот только я сразу поняла, что это не обычная вещь. Сталь была наиотменнейшая, заточка – такая, что можно было волос на голове человека срезать, рукоять – старинная, с гравюрой, идущей по пластинам из кости, и Лёшка, поймав мой растерянный взгляд, пояснил:

– Это один из мечей известнейшего мастера древности, Масамунэ. Контрабанда, конечно же. Он когда-то принадлежал мне, с ним я выступал, а теперь хочу подарить его тебе.

– Спасибо, – пробормотала я, сунув катану в лапку Дживаса, положившего ее на диван после продолжительного разглядывания, и крепко обняла родича. – Это для меня очень много значит!

Конечно, он же мне, фактически, как сэнсэй был, не по стилю боя, а по тому, как на бой настроиться, а ведь если сэнсэй отдает ученику свой меч, значит, он считает, что ученик готов, и больше ему его учить нечему.

– Кааак это мило, мои потомки устроили обнимашки прямо на глазах жениха одного из них, – протянул знакомый ехидный голос, и я, оглянувшись, имела сомнительное счастье лицезреть парящие над диваном маску и перчатки.

– И тебе не хворать, родич из фиг бей какого поколения, – хмыкнула я.

– Оно не фиг бей какое, – возмутился Граф. – У него порядковый номер имеется, только какой – не скажу. Некультурно у дядечек об их возрасте спрашивать.

– У тетечек тем более, – добавила я.

– А я и не спрашиваю: я сам знаю, сколько тебе, – хмыкнул Граф. – Как и каждому из присутствующих. И отсутствующих. И вообще, имей совесть – не заставляй меня себя древним старцем чувствовать. Я молод душой!

– Хех, против правды не попрешь – ты древний старец, – безжалостно заявила я, и Граф с тяжким вздохом оперся подбородком о ладонь. – А душа твоя еще старше этого прозрачного тела – вряд ли ты родился таким, согласись.

– В мире шинигами – как раз родился, – усмехнулся Граф.

– Мелочи жизни, – пожала плечами я. – Я о настоящем рождении, в виде человека…

– Понятия не имею, те времена в воспоминаниях не запечатлелись. Либо маразм взял верх, стерев лишнюю информацию.

– Маразм крепчал, сосуды гнулись, – фыркнула я.

– «А ночка темная была», – нараспев закончило псевдопривидение с красивым голосом.

– У нас вечер караоке загробного мира? – вскинула бровь Юля, которая, кстати, с моим прозрачным родственником неплохо так общалась: язвила, хамила, и получала то же самое в обратку. Причем им обоим это нравилось, так же, как и мне. Троица моральных садо-мазохистов, блин…

– Ну, если уж тебе, живой мешок с костями, так хочется присоединиться к Моей Светлости, я не против, – протянул Граф. – Но придется заплатить.

– Какой ты корыстный, – фыркнула Юля.

– А иначе нельзя, мир жесток! – театрально возвестил «Призрак Оперы». – Хотя что с тебя взять? «Гол, как сокол». Пусть твой жених расплачивается.

– Опять начинается! – закатила глаза Юля, а Бёздей под шумок слился на кухню.

– Стоять, mon cher! – проворковал Граф и, бодренько так подскочив, поскакал за своей добычей.

– Как я рад, что не родился брюнетом, – философски изрек Майл, и мы всей толпой пошли за шинигами, перекинувшись ехидными, но одновременно с тем печальными взглядами. ВВ мы все дружно сочувствовали…

На кухне мы имели сомнительное счастье лицезреть в очередной раз картину «Самозащита подручными средствами от извращенцев в действии»: Бейонд стоял, прижавшись пятой точкой к столу, и держал в руках нож и зачем-то вилку. Видать, хапнул первое, что увидел. Блин, он сейчас Себастьяна Михаэлиса из «Темного Дворецкого» напоминает, и очень сильно: брюнет, красные глаза, бледная кожа, черная одежда и столовые приборы в качестве оружия в лапках. Разве что лапки эти перчаточками не оснащены. О, ну как раз: пусть Графа обездолит и перчаточки заполучит – будет самый настоящий Себастьян. Не зря Юлька его хотела заставить косплеить демона-дворецкого, ой, не зря! Жаль, не получилось… Но я отвлеклась. Бейонд внимательно следил за перемещениями по кухне серой маски и белых перчаток, которые периодически делали попытки его потискать. Да, Граф – извращенец. Но фишка в том, что он не гей, и таким макаром он попросту развлекается.

– Бейонд, ты моего предка решил на шашлык пустить? – с усмешкой спросила я, заплывая на кухню.

– Нет, я его без приготовления загрызу, если он еще раз попробует меня облапать! – зло процедил Бёздей.

– Ути, моя лапочка злится! – пропел довольный Граф и протянул руку, а точнее, перчатку к волосам Бейонда. Резкое движение кисти, и вот уже вилка рассекает воздух, как пика. Ясно, значит, ВВ не первое, что попалось под руку, тиснул: вилка – его копье, нож в пояснениях не нуждается. Эх, Ананасовая Фея тоже трезубцем дрался. Кажись, это удобно… Вот только Графа Бёздей не задел – мой родич тоже был отличным бойцом и вытек с линии удара.

– Хорош извращаться, дедуля, – поморщилась я и, в наглую отпихнув шинигами и маньяка, уселась на свое законное место. Майл протек к диванчику у стеночки, а Грелля и Бёздей, так и не положивший нож, уселись у окна, причем Бейонд пролез в угол – подальше от моей родни.

– Рыжик-сан, – проворковал Граф, – а не пропустишь ли ты дядюшку в уголок?

– «Не садись в уголок, не ешь пирожок», – фыркнул Дживас, явно не собираясь потворствовать растлению маньяка.

– Эх, печально-то как сие! – возмутился Граф и уселся на стул рядом со мной. Ионову ничего не оставалось, кроме как приземлиться на стул напротив Дживаса, и я уже хотела было начать обслуживать гостей, как вдруг Граф хлопнул в ладоши, и рядом с нами появился карлик. Полусгнившая кожа струпьями висела на лице, лишенном левого глаза, а гнилые зубы больше были похожи на клыки. По-началу я его постоянно пугалась, но за год привыкла, и рвотных позывов его внешний вид уже не вызывал.

– Привет, Ватсон! – радостно возвестила я.

– С днем рождения, госпожа, – проскрипел карлик и поклонился Графу: – Изволите отведать чаю, Ваше Сиятельство?

– Позже, сейчас обслужи гостей, – царственно повелел мой родич, и карлик начал раскладывать гостям приготовленный мною хавчик, в наглую взлетев без помощи крыльев. Кстати, не знаю – они у него вообще-то есть?..

Бейонд наконец расслабился, зная, что во время трапезы Граф обычно руки не распускает – типа воспитанный, ага… Ну а колкости и пошленькие намеки он успешно парировал и из-за них не переживал.

Мы весело болтали, переругиваясь с моей скопытившейся много лет назад родней, а Ватсон шуршал как электровеник, накидывая народу добавки и разливая по стаканам сок и вино. Кстати, Граф пил только какое-то очуменно редкое вино, захваченное Ватсоном с собой из нехилого погреба Дома Тысячи Свечей, и пытался споить меня, отлично зная, что я на это не поведусь. Когда чай был допит, а последний кусок шоколадного торта зажеван моим новоявленным братцем, Граф пустился во все тяжкие, сказав, что его душа, пресытившись хлебом, жаждет зрелищ. Бейонд нахмурился и покосился на вилку. Не завидую ему… Однако пока опасность проскакала мимо него галопом – Граф заявил, что хочет музыкальной поддержки. Мне это как-то не понравилось, но на вопрос: «Если я в компании спою, это не будет считаться выполнением задания?» – призрак Лувра заявил:

– Ой, какая ты недоверчивая, вся в меня! Нет, не будет. Если, конечно, вы не официальные члены того кружка начинающих ораторов.

– Вроде не являемся, – пожала плечами я. О да, Юльку после того случая пытались «завербовать», но она послала Катю так далеко, что та еле выплыла и зареклась еще хоть раз приглашать Греллю, сказав, что если она придет на встречу, ее «вышвырнут вон». Ну правильно, лучшая защита – это нападение, а пафосные личности привыкли оставлять последнее веское или не очень «Ня» за собой… Мне же вообще сказали, что я испортила вечер своим хамским и некультурным поведением, недостойным «высшего общества», так сказать, и велели больше не приходить в чуть менее вежливой форме, нежели Грелле. Живем! И даем жить нашим анимешкам…

– Вот и отлично, тогда услаждай слух мой, потомок, – повелел Граф.

– А ты в клубе не состоишь, или Ватсон? – прищурилась я. О да, я от наших гениев паранойей заразилась…

– Нет, как и твой другой родственничек, – хмыкнул шинигами.

Я призадумалась, не зная, что спеть, и тут меня вогнал в транс Майл, предложивший:

– Ты же любишь шансон. Вот и давай споем.

– Что, и ты?! – причумела я.

– Ага, – хитро сверкая зелеными глазюками заявил он.

– Ты сколько выпил, Дживас? Все, Шарикову больше не наливать… – протянула Юля.

– Что ни выпил, все мое, – пожал плечами Майл и усмехнулся. – Ну что, давай ту, которая мне нравится?

– Ага! – обрадовалась я. Юлька приготовилась орать шансон во всю глотку, Бёздей превращал чай в патоку, с пофигистичным видом на нас глядючи, но явно не будучи против наших музыкальных излияний, Ионов же шансон любил в принципе: как нормальный, так и блатной – его положение обязывало. Хотя с виду-то и не скажешь, равно как и по манерам. Вот только петь бы он не стал ни за какие коврижки, а вот играть на гитаре умел и потому недовольно пробормотал:

– Жаль, гитары нет.

– Ватсон! – коротко бросил Граф, и через пару мгновений тут же исчезнувший карлик вновь возник рядом с нами, но уже с гитарой, которую сразу же хапнул мой родич.

– Начинайте, а я подстроюсь, – бросил Лёшка, тронув струны и извлекая мелодичные, красивые звуки. Эх, знал бы ты, что мы петь будем, такую красоту не наигрывал бы… Юлька захихикала, и мы в три рыла, не очень стройно, но довольно-таки красиво, запели блатную, немного юморную песню «со смыслом», которую я частенько напевала Дживасу, когда мы с ним занимались ремонтом его хаты.

– Ехали на стрелку мы по поводу лоха,

Которого доили понемногу.

На улице стояла Петербургская весна,

И мы с Мочилой пыхнули в дорогу.

От этого дыхания Мочилу развезло

И он помчал по Невскому машину.

Но на какой-то луже буксонуло колесо,

И тачку заломило на бочину.

И вот лежим мы на боку, и тупо смотрим в облака.

Вокруг менты: «Ку-ку, ку-ку, откуда ломитесь, братва?»

В больнице нас Лепила кое как пособирал,

Заклеил и заштопал, слава Богу.

Когда нас отпустили, мы рванули на вокзал,

Ну, и, конечно, пыхнули в дорогу.

Мочила по-обкурке вспоминает пацанов

И смотрит на меня как на икону.

Он там, в больнице, двинул столько ширки и шприцов,

Что те пустили кипиш по району.

И вот лежим мы на боку, и тупо смотрим в облака.

Вокруг менты: «Ку-ку, ку-ку, откуда ломитесь, братва?»

А как-то отдыхали мы на краю земли,

Где парится богатая Европа.

Тут видим, у гостиницы конкретные лохи,

И мы пошли по принципу гоп-стопа.

Мочила предложил отдать лапотники, котлы

И для рекламы буцнул прямо в брюхо.

Но тут лохи пустили в ход большие кулаки,

Мочиле в нос, а мне конкретно в ухо.

И вот лежим мы на боку, и тупо смотрим в облака.

Вокруг менты: «Ку-ку, ку-ку, откуда ломитесь, братва?»

Решили мы с Мочилой разбежаться по углам,

Когда не фарт, так понта нет трудиться.

Заехали в какой-то непонятный ресторан,

Чтоб тихо и без кипиша напиться.

Мочила заказал себе бутылку коньяка,

А я текиллу заедал лимоном.

Но в этот раз вошли в кабак с проверкой мусора,

Усиленные питерским ОМОНом.

И вот лежим мы на боку, и тупо смотрим в облака.

Вокруг менты: «Ку-ку, ку-ку, откуда ломитесь, братва?..

Откуда ломитесь, братва?!»

Последние звуки гитары замерли в воздухе, но тишина не наступила: Граф, откинувшись на спинку стула, в наглую ржал чуть ли не с первых строк песни, и я его прекрасно понимала – мы и сами походили на «Собак-улыбак». Один Бёздей притворялся памятником самому себе и спокойно пил чай. Пофигист похуже Дживаса, ничего не скажешь… Когда моя родня проржалась, причем сразу оба, я вопросила:

– Ну что, дедуська, довольна твоя темная душенька?

– Она прозрачная, что, не заметно? – хмыкнул Граф, оперся подбородком о ладонь и, поставив локоть на стол, завыл, правда, очень красиво и мелодично: – Напила-ася я пья-ана…

– Избавь меня от этого! – не выдержал Бёздей.

– Моя лапуля в возмущении? – укаваился Граф. – Как это мило!

– Хорош Цузуки с моим женихом изменять! – возмутилась Юля.

– Эх, Цузуки… Тьма очей моих… – пробормотал Граф. – У него конкурент появился.

– Кто?! – опешила я, и сердце бешено забилось.

– Да знакомый ваш, – усмехнулся мой родич. – Лоулиетт. Он недавно сдал экзамен на звание шинигами, решил вновь нести в мир «справедливость». А сегодня утром его сдал и Кэль. Так что вы с ними теперь точно встретитесь. Вы же все собираетесь после смерти в шинигами податься, кроме второго моего потомка.

Я с улыбкой от уха до уха воззрилась на Майла, а тот нахмурился и спросил Графа:

– А почему они не пришли?

– Да потому, что шинигами хоть и могут шляться в мир смертных, когда захотят, – усмехнулся Граф, – эти двое к вам приближаться права не имеют. Это наш с ними уговор. Экзамен-то они прошли, но вот позволить им сюда заявиться я не мог. Не забывайте: карма – материя тонкая, – Граф вдруг резко посерьезнел и заявил: – Я многим рисковал, возвращая двоих смертных к жизни. Кармические устои нарушать нельзя. Однако Энма-Дай-О пошел мне на встречу, и мы немного помудрили над кармическими положениями, вот только ценой стало непересечение оживших с людьми из своего прошлого. И только когда вы умрете и станете шинигами, все вернется на круги своя, и вы сможете с ними пересечься.

Майл кивнул, а я негромко спросила:

– Как они?

– Да лучше всех! – фыркнул мой родич, снова становясь самим собой, то бишь моровой язвой. – Цветут и пахнут! Причем пахнут очень вкусно… Лоулиетт составил Цузуки конкуренцию в поедании сладостей и в заграбастывании моего внимания, а Кэль «строит» всех и вся и, что интересно, умудрился за время проведения экзаменов поладить с секретарем Энма-чо, очень занудным типом, который меня раздражает.

– Занудный тип в друзьях? – усмехнулся Дживас. – Если он может терпеть взрывной характер Михаэля, ничего удивительного. Я и сам тот еще зануда, так что представить его, вопящего на уравновешенного человека, не отвечающего ему, могу.

– Если бы просто «вопящего»! – фыркнул Граф и пригорюнился. – У вашего Кэля амбиций – через край! И теперь они с Тацуми – это тот самый секретарь – на пару мечтают об идеальном порядке в Энма-чо. Кстати, этот тип грозился вашему другу поспособствовать в получении места в особом отделе, то есть в Энма-чо как раз. А ваш Лоулиетт на пару с Цузуки, с которым сдружился на почве сладостей, объедает нашу контору, однако по карьерной лестнице, я уверен, пойдет быстро. Главное, не лишить Джу-о-чо денег, с его-то страстью к сладкому! И так уже казначеи в возмущении. У шинигами зарплата маленькая, так он умудряется сладкое на непредвиденные расходы списать.

Мы с Юлькой в наглую заржали: Рюзаки занялся финансовыми махинациями, вот дает… Хотя я ж уже говорила: кто-кто, а L может повернуть любой закон так, чтобы он работал лично на него.

Вскоре Граф свалил в туман, произведя попытку атаковать Бёздея и чуть не получив ножом в глаз, Ионов попрощался с нами и, заявив, что разобрался с теми, кто наезжал на нас, умотал, а Юлька с Бёздеем пошлепали к себе, поскольку даже у Грелли не было сил на то, чтобы идти косплеить на улицу. Ватсон же помыл посуду, прибрался и тоже испарился, а я, переодевшись в нормальную одежду, то бишь черные брюки и белую офисную блузу, спросила Майла:

– Ничего себе. Я ж Лёшку не просила разбираться с этими гавриками. Ты не в претензии?

– С чего бы? – хмыкнул Майл. – В конце концов, помощь пригодится явно, но вот просить о ней я бы не стал, сам бы разобрался. А так – это его инициатива, и глупо на нее злиться.

– Молодец, рационально мыслишь! – обрадовалась я.

Спросите, что за бред? Не бред, ой, не бред! Просто гонорары за книги Найта и деньги, оставшиеся от покупки квартиры, мы решили вложить в дело. С мозгами Дживаса и его деловой жилкой проблем нам удалось избежать, и сейчас он являлся директором небольшой фирмы, разрабатывающей программное обеспечение для компьютеров. Спросите, что ж за сумма такая в неустойке числилась? А я повторюсь: астрономическая. Именно это и удерживало бойцов с нанимателями, так что не удивляйтесь: сумма и впрямь была до безобразия огромна. Впрочем, фирма у нас пока крошечная, но она явно развивается, и это далеко не предел, так что я даже иногда зову Дживаса Биллом Гейтсом, на что он отмахивается и заявляет: «Не сглазь». Ну а недавно на нас наехали какие-то отморозки, хоть и «крышует» нас мой родич. Вот он и разобрался с ними, причем даже без моей просьбы, а мы ведь ему платим по-минимуму…

Я уселась на свою кровать и подумала о том, что неплохо было бы поваляться, да аниме поглядеть, но тут Майл, кинув очки на стол, сел рядом со мной и протянул мне руку. Я вложила свою ладонь в его, а он что-то положил на нее и сжал мою руку в кулак.

– С днем рождения, – улыбнулся он, почему-то очень напряженно глядя мне в глаза.

– Спасибо, – улыбнулась я в ответ, и сердце забилось очень быстро. Я разжала ладонь и сердце замерло. – Майл, это…

– Что ответишь? – тихо спросил он.

Я взяла с ладони тонкое золотое кольцо с сапфиром и протянула ему.

– А что я могу ответить? Ты же не задал вопрос.

Нет, я не обнаглела. Просто он очень редко говорит о чувствах… А я всегда мечтала о том, чтобы предложение мне сделали по всем правилам… Дживас нахмурился, взял кольцо и, не отрывая взгляд от моих глаз, спросил:

– Ты выйдешь за меня замуж?

А что, есть варианты? Ты Майл, мою душу давно и прочно заграбастал, так что забирай в придачу к нему и руку, и сердце, и все остальное…

– Да! – улыбнулась я, и Дживас улыбнулся в ответ, шумно выдохнув. Видно было, что у него прямо-таки камень с души упал. Все-таки я садюга… Но по-другому не умею. Майл осторожно одел кольцо на безымянный палец моей правой руки и поцеловал тыльную сторону моей ладони.

– Я тебя люблю, Маша, – прошептал он, и тонкие бледные губы осторожно, мягко и нежно коснулись моих собственных. Два дыхания слились в одно, мои пальцы зарывались в его мягкие, шелковистые волосы, а широкие ладони геймера скользили по моей спине. Проведя кончиком языка по моей нижней губе, он углубил поцелуй, и я, закрыв глаза, отдалась на волю победителя. Два сердцебиения становятся одним. Пульс зашкаливает за пределы допустимого, и весь мир исчезает, оставляя только чувство безграничного счастья, вкупе с нежными прикосновениями самого близкого и дорогого человека. Секунды или часы? Не имеет значения, когда впереди вечность…

– И я люблю тебя, Майл Дживас. Больше жизни люблю, – выдохнула я, когда он чуть отстранился, опаляя его губы прерывистым, горячим дыханием.

– Только жизни? – усмехнулся он, ехидно сверкая глубокими нежными зелеными глазами.

– Нет. Больше вечности, – прошептала я, и геймер, довольно улыбнувшись, вновь накрыл мои губы своими.

Жизнь – игра, но кто сказал, что в нее невозможно выиграть? Надо лишь понять правила и, не сдаваясь, не опуская руки, двигаться к своей цели.

– А знаешь, Майл, – прошептала я, чуть отстранившись, – когда тонешь, надо до самого конца верить, что та точка света, которую ты видишь, спасет тебя.

– Даже если есть вероятность, что она исчезнет, – улыбнулся игрок моего сердца, крепко прижимая меня к себе, – надо дать ей шанс пробиться сквозь толщу воды. Потому что иначе точно утонешь. В полном одиночестве.

– А быть одному хорошо лишь до тех пор, пока не встретишься взглядом с глазами, которые так похожи на твои собственные.

– И в которых отражается душа, которая так похожа на твою собственную, потому что вместе они – единое целое…

«А ты веришь в чудо?..»

Теперь уже – да.