Текст книги "Нашествие гениев (СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 47 страниц)

– Ого… – пробормотала я, а затем улыбнулась: – Спасибо, ребята! Вы нас спасли…

– Ты сама себя спасла, в конечном итоге мы были бесполезны, хотя Ягами почти вписал твое имя в блокнот, – хмуро заявил Рюзаки, и я возмутилась. Нет, ну как он может?!

– А кто эпично вломился в логово злодеев и вывез оттуда принцессу на горошине и ее принца? Хорош дурью маяться, L! Сейчас еще начни рвать на себе волосы и посыпать голову пеплом, говоря: «Я должен был это предугадать»!

– Но я должен был… – начал было мой панда-кун, но я подошла к столу и смачно двинула ему в лоб кулаком, а затем, погрозив ему, ошарашенно на меня воззрившемуся, пальцем, заявила:

– Ты велел разделиться, чтобы нас всем скопом не смогли атаковать с помощью газа, и если что, вторая группа смогла бы помочь первой. Так и получилось. Ну, и кто тут идиот?

– Нас отвлекла девочка, – нахмурился мой глючный робокопчик, ненавидящий ошибаться. – Если бы мы не притормозили, чтобы выслушать ее…

– О как! Оказывается, маньяк гнался за двумя девицами? – съехидничала я. – L, ты добрый человек, и нечего корить себя за то, что выслушал ребенка! Хорош уже истерить: вы нам помогли, без вас мы с Майлом сейчас здесь не стояли бы. Сам же сказал, что наш травмированный Ками мое имя почти вписал! Вот и нечего себе плешь проедать. Если бы да кабы – росли бы во рту грибы, а история не терпит сослагательного наклонения. Короче, мир, труд, марихуана. Не сходи с ума, ты не проиграл Кире.

– Да меня не это волнует, как ты не поймешь? – поморщился Рюзаки, поднимаясь и запихивая руки в карманы потертых джинсов. – Я боялся, что потеряю друга.

Я растерянно воззрилась на бамбукового мишку, глядевшего на меня в упор своими укуренными черными плошками, а затем улыбнулась и, шандарахнув L по его сутулости со всей дури ладонью, заявила:

– Ну вот, другое дело! В нашем полку прибыло! Только чего ж ты хмурый-то такой? Задача максимум выполнена: никто этой ночью не погиб!

Пандыч поморщился, но, тяжко вздохнув, заявил:

– Да, и это хорошо.

– Вот, молодец, умничка, – проворковала я и обратилась к Ниару: – Найт, а ты как?

– Нормально, – кивнул Зефирка-кун, сооружая на столе конфетный небоскреб.

– А поконкретнее? – нахмурилась я. Что-то мне кажется, он тоже себя винит…

– Нормально, – повторил Ривер. Так. Приплыли тапочки к дивану.

Я прошлепала к моему зефирному собрату, краем глаза отметив, что Мэлло закатил глаза, словно говоря: «Вата, ты такой ребенок! Хорош все в себе держать!» – и, усевшись рядом с Ниаром, тихо сказала:

– Найт, все закончилось. И закончилось хорошо.

– А могло и плохо, – нахмурился Ривер. Что с твоей речью, мой Гений? Неужели он так переживает?..

Я неожиданно для самой себя обняла Ватного Принца, и он, бедный, аж замер от неожиданности. А вот Мэтт нахмурился.

– Не вини себя, понял, Найт? Не смей. Потому что ты сделал все, что мог, и не ищи в прошлом иных вариантов действий. Ведь тогда на их поиск времени у тебя не было, – прошептала я, и почувствовала, что парень расслабился и едва заметно кивнул, а потому громко заявила: – А будешь кукситься, устрою тебе три наряда вне очереди и буду будить воплями Скуало каждое утро, усёк?

– Ладно, ладно, – поморщился Ниар, явно не пребывая в восторге от подобных перспектив. Он отстранился от меня, а я растрепала его несчастную, многострадальную (от моей руки) шевелюру и встала, вопросив народ:

– Кстати, а где Кира?

– Он в гостиной, связан, – апатично выдал Ниар, явно подуспокоившийся и отчего-то не вернувшийся к возведению башни, а я удивленно на него воззрилась.

– И что вы планируете с ним делать? – ошарашенно спросила я. Надеюсь, они не намерены нашу коммуналку в Алькатрас превращать?

– Он останется здесь, – безапелляционным тоном заявил Рюзаки. Кажись, намерены… Будь я персонажем манги, мне бы стоило пририсовать водопады слез, но я не анимешка, а потому обойдусь тяжким вздохом.

– Ладно, – проворчала я, одарив L взглядом, говорившим: «С тобой спорить бесполезно, и потому я промолчу, но знай: ты олень», – и таки обреченно вздохнув. – Но у меня просьба, только не вели казнить. Мне надо поговорить с Ионовым.

– С кем?! – возмутились в один голос Юлька и Мэлло. А мафиози добавил:

– Если бы ты ему в морду дать хотела, я бы поддержал! Но ты же с ним поговорить хочешь! Майл, не молчи!

– Да, не молчи, Дживас! – нахмурилась Грелля. – Что за на фиг?

– Я вынужден ее поддержать, – пожал плечами геймер, подпирая спиной холодильник. Устал, ноженьки болят? Бедняжечка…

– Я этого ожидал, – ни с того ни с сего заявил мой глючный панд, и я офанарело на него воззрилась. L, неужто на тебя, как всегда, снизошло озарение, и ты понял то, что я вот уже как пятнадцать минут пытаюсь оформить в мыслях? Хотя чего я удивляюсь? С твоим-то опытом чтения мыслей, пардон, предугадывания следующего шага преступников…

– L, ты с ума сошел? – возмутилась Юля. – Да он же…

– Нет, ей нужно с ним поговорить, – перебил мою подругу Бейонд, и она резко замолчала. – Думаю, я знаю, почему она боится Арену, и если я прав, ей надо понять, зачем на самом деле он заставил ее через все это пройти.

Повисла тишина, а затем я сказала:

– Ребята, я вам верю, но повторять рассказ сил нет, если честно. Юля, можешь им все рассказать вместо меня? Не обижайтесь. А мы с Майлом поедем в больницу.

Грелля удивленно на меня воззрилась, но все же согласно кивнула, Михаэль пробурчал: «Я с вами, и только попробуйте возразить», – а остальные лишь коротко кивнули. Я пошлепала переодеваться, а Юля вещала анимулькам о моем прошлом. Напялив белую блузку, черные брюки и черный мужской галстук, я выползла в коридор и почесала в ванную, отметив про себя, что Грелля рассказ еще не закончила. Странно, но вода меня не так уж сильно напугала, и я отважилась принять душ, причем, что удивительно, паника меня не охватила. Хотя признаю, было страшновато. Может, и впрямь нельзя держать боль в себе, а надо кому-то ее доверить, чтобы продолжать жить?.. Наконец, я выползла на кухню, где в траурном молчании сидели мои гениальные глюказоиды и их поводырь – аловолосый шинигами-косплеер.

– Так, никто не помер, – излишне бодро заявила я, стараясь разрядить мрачную атмосферу. – По крайней мере, сейчас. Так что хорош скорбные моськи корчить – улыбнитесь, и люди к вам потянутся. «От улыбки станет всем светлей», как говорится.

– «И слону, и даже маленькой улитке», – продолжила Юля и улыбнулась. Остальные отправили нас в игнор, но не очень-то и хотелось: если я увижу давящего лыбу Бёздея, меня Кондратий хватит. Хотя видела ведь уже… И не хватил, что удивительно!

– Поехали? – вопросила я у Майла, и он, коротко кивнув, пошлепал к двери. Мэлло почесал следом, а я, глотнув водички и помахав гениям и Юльке лапкой, направилась за ними.

====== 39) «В этой жизни всё бывает: и жук мычит, и бык летает»... ======

В Центральную Больницу мы приехали довольно быстро. Ионов лежал в отделении «Старой Хирургии», и мы без труда нашли его палату, ясное дело, одиночную. У двери стояла парочка охранников: поджарых, спортивных и очень мрачных. Одного из них я давно знала, а потому, вяло поприветствовав бойцов кулачной промышленности, попросила:

– Дим, можешь боссу передать дословно: «Это не пересекается с договором», – и сказать, кто пришел?

– Ты сама решила шефа навестить? – удивился тот самый Дима, которого я просила оповестить босса о своем приходе. Понимаю его афиг, меня ж раньше к нему медовым пряником не заманить было…

– Поговорить надо, – нахмурилась я. – Очень надо.

Охранник кивнул и свалил, а, вернувшись, заявил:

– Шеф велел вас не пускать ни под каким предлогом.

Я нахмурилась, а Мелло вдруг шагнул к нему и, приставив пистолет к животу, сказал:

– Пропусти. Если бы мы хотели убить твоего босса, он давно был бы мертв.

Его напарник хотел было рыпнуться, но был эпично шандарахнут Дживасом кулаком в солнечное сплетение. Вот так вот «друзей» подпускать близко, граждане «секьюрити»… Мы с Дживасом вошли в палату моего врага, а Кэль остался снаружи – следить за тем, чтобы эти гаврики нам не помешали. Все же против пушки не особо повыпендриваешься, учитывая, что Дживас прихватил с собой отобранное у них оружие. Ионов валялся на койке светлой, просторной палаты, в его правую руку была воткнута капельница, сам он весь был утыкан какими-то датчиками, и реанимационный монитор вещал миру о частоте сердцебиения и прочих параметрах этой гадости славянской наружности.

– Ну привет, – холодно бросила я, усевшись на стул рядом с его койкой, спиной к двери. Ионов не ответил, глядя в потолок. Что за игнор мирного народонаселения? Майл остался у двери, но недобрым взглядом сверлил этого деятеля, и было понятно: если граф Дракула (не путать с моим «предком» прозрачной наружности) вякнет что-то не то, он не поленится преодолеть два шага до койки и наглядно продемонстрировать вражине все, что он о нем думает.

– Хорош партизана корчить, – фыркнула я. – Объясни, что значили твои слова, и с какого перепоя ты все это устроил.

– Ты и так все знаешь, – безразлично ответил Ионов, продолжая сверлить взглядом потолок. Прямо буровая вышка! Но нефти ты там не найдешь, гражданчик…

– Нет, не знаю, – усмехнулась я. – Давай, вещай правду. Я же вижу, не нужна тебе была бумага Кисеки. И шинигами ты не ради нее призывал. Да и меня ты своим бойцом не ради всей этой байды сделал. Поясни.

Ионов молчал, а я, тяжко вздохнув, поняла, что так ничего не добьюсь, и тут мне в голову стукнула странная мысль.

– Слушай, помнишь замок Бран? – спросила я, и Ионов вздрогнул. – Мы тогда прямо как брат с сестрой были. А еще, помнится, когда я сбежала, а потом нашлась, ты сказал: «Успокоилась? Пойдем, ужин остынет». Знаешь, я ведь всегда хотела, чтобы меня понимали, а верхом «понимания» в моем понимании, пардон за тавтологию, является то, что человек в конфликтной ситуации, в которой виноваты мы оба, не станет орать: «Это твоя вина, идиотка», – как мой папенька; говорить: «Ну, прости, ну, я не прав», – как Колька; выяснять истину, которая, как известно, всегда на дне бутылки, как Васька; а поступит как Юля – сделает вид, что конфликта и не было, а сам просто протянет мне руку дружбы. Ты ведь ничем мне не навредил, кроме этих боев, хотя поводы были: сколько раз я говорила тебя дикие гадости. Вот и поясни, свет мой солнышко, с какого перепоя все это случилось и почему ты сейчас молчишь. Настала моя очередь протянуть тебе руку и спросить: «Успокоился? Давай поболтаем».

– Ты противоречишь сама себе, – усмехнулся Ионов. – Ведь ты не о погоде хочешь поговорить, а о том, почему возник конфликт.

– Не-а, – покачала головой я. – Я хочу поговорить о прошлом. О том, кто ты вообще такой, потому как чует мое сердце, не все так просто. Кто ты мне?

Повисла тишина. Ионов буравил пылким взором потолок и лихорадочно шевелил шариками в мозгу, Майл подпирал спиной стену у двери и напряженно вглядывался в Ионова, я же спокойно глядела на бывшего врага и думала, угадала я или нет.

– Замок Бран, Лёш. Почему ты меня так хотел туда отвезти, что аж моего папеньку подкупил? Что там такого было? Почему ты меня не в Египет повез, хотя я тебе о нем все уши прожужжала, когда посмотрела «Мумию», почему не повез меня в свой обожаемый Париж, к Собору Парижской Богоматери? Что в замке Бран особенного? Граф, да? В нем все дело?

– Хорошо, – сдался Ионов и закрыл на пару секунд глаза, а затем посмотрел-таки на меня. О, прогресс: потолок останется цел и невредим… В отличие от меня, кажись: вон как глазюками в мои гляделки впился – прямо клещ энцефалитный! – Я поясню. Когда я увидел, как тебя топили, – я вздрогнула и почувствовала, как на мои плечи легли теплые ладони. Спасибо, Майл… – я спас тебя, не думая о происходящем – просто вырубил того парня и вытащил тебя на берег. Тогда и появился тот уродливый карлик, Ватсон. Он провел какие-то манипуляции и очень удивился, когда услышал мой вопрос: «Ты кто?» Оказалось, простые смертные шинигами, равно как и их прислужников, видеть не способны, если те не концентрируют энергию, специально чтобы их увидели. Однако все оказалось не так просто: Ватсон связался с Графом и оказалось…

– Что ты мой дальний родич, – тяжко вздохнула я. Ладони Дживаса ободряюще сжались на моих плечах, и я едва заметно улыбнулась. Кажись, наши гении к этому выводу пришли еще до меня.

– Да, – кивнул Ионов, развеяв последние сомнения. – Оказалось, что из его рода осталось только двое наследников: я и ты. Причем наши ветви разошлись именно в Румынии, на служанке Влада Цепеша. Я был ошарашен тем, что мне рассказал Ватсон, однако я ему поверил: не поверить такому существу крайне сложно. Я тогда дико разозлился на того парня, который пытался тебя убить, ведь у меня никого не было – родители погибли в автокатастрофе, но им всегда было на меня плевать. Как и твоим на тебя. А потому я подумал, что если судьба случайно свела нас, то я могу наконец обрести то, о чем мечтал, – семью. Но Ватсон сказал, что на твою долю выпадет немало испытаний, так как ты потомок по «прямой» линии, и твоя кровь гораздо менее «разбавлена», чем моя, а потому твоя жизнь часто будет подвергаться опасности, и лишь став сильной, ты сможешь избежать фатальных последствий. Ватсон ушел, а я отвел этого парня на стройку и избил. Просто потому, что не мог позволить ему причинить тебе вред. Я прислал твоему дяде листовки с курсов самообороны, и он уговорил твою мать отдать тебя на дзюдо. Я же всю жизнь занимался кен-до и был безумно рад, когда узнал, что ты тоже выбрала этот вид боевых искусств. Все же мы куда больше похожи, чем ты думаешь. Сам я получил травму и возглавил бои на Арене, и тогда у меня появился план. Каждый раз, когда я видел, как ты вжимаешься в стену при первой опасности, я понимал, что тебе не защитить себя. Но ты преображалась, когда брала в руки оружие, и я подумал, что если ты будешь участвовать в моих боях, то станешь сильной. Тебя хранила Печать, и ты была отличным воином – вместе два этих фактора привели меня к выводу, что тебя не убьют. К тому же, я верил, что ты победишь. Просто верил. Плюс ты знаешь, что гонг не запрещает добивать противника, но если устроитель бросит под ноги бойцам черную розу, бой обязан остановиться в ту же секунду, и любой, кто нанесет хоть один удар, будет немедленно убит. Я планировал воспользоваться «правом вето» на бой, если тебя все же попытаются убить. Ты не знаешь, но когда тот человек кинулся на тебя, я и правда кинул розу. Однако он ее не увидел. Это заставило меня усомниться в том, что я способен таким образом защитить тебя, и я согласился отпустить тебя, потому что ты тогда не могла больше сражаться, а брат того бойца поклялся тебя убить. Тебя никогда у нас не любили, а то, что после случившегося я защитил тебя и сказал, что несмотря на розу, ты защищалась и потому не подлежишь наказанию, и роза, фактически, была брошена для него, а не для тебя, взбесил практически всех бойцов, и они пообещали брату того бойца, что если им выпадет шанс, они тебя убьют. Это моя вина, и я не буду оправдываться. Я отпустил тебя, но ты была слаба. Очень слаба. Ты стала бояться оружия – единственного, что могло сделать тебя сильной. А затем я узнал, что мой новый боец, Алексей Смертин, тебя ненавидит. Помнишь ту комнату? Я создал ее не потому, что был «преследователем», не потому, что влюбился в тебя, и не потому, что я просто псих. Даже не потому, что хотел напугать тебя, вовсе нет. Я приходил в эту комнату, чтобы успокоиться. Ведь хоть ты и ненавидела меня, в редкие минуты после боев ты искренне улыбалась мне, поддерживая меня, давая силы двигаться вперед. Ты была единственным родным мне человеком, и как бы странно это ни прозвучало, несмотря на нашу «вражду»…

– …мы отлично друг друга понимали, – усмехнулась я и получила такую же усмешку в ответ.

– Но однажды я зашел в ту комнату, – продолжил Ионов, – и увидел, что все фотографии испорчены. Их закрасили черным. Я люблю этот цвет. После встречи с Ватсоном я, можно сказать, немного на нем помешался, равно как и на мистике, да и на всем потустороннем вообще. Но в тот момент я готов был возненавидеть любимый цвет. И я сразу понял, кто это сделал. Смертин, больше было некому. Камеры слежения это подтвердили, а затем я узнал, что он планирует тебя убить. Проще всего было бы ликвидировать его самого, но я решил, что из всего надо извлекать выгоду, и из его ненависти к тебе тоже. Я решил, что поскольку в прошлый раз для твоей защиты Граф прислал Ватсона, то и в этот раз произойдет нечто подобное: он пришлет шинигами. Я надеялся убить двух зайцев одним махом: во-первых, связаться с Графом и попросить его усилить твою защиту или забрать то, что так тебя мучило – воспоминания о тех днях, которые искалечили твое сознание. А во-вторых, все же сделать тебя сильнее, заставив посмотреть своим страхам в лицо, показать тебе, что ты способна перебороть саму себя и остаться победителем. К тому же я узнал, что брат того бойца планировал в день годовщины его смерти напасть на тебя, и если бы ты боялась драться, он бы победил. Теперь не сможет.

Повисла тишина. Во мне боролись противоречивые чувства, и лишь одно обстоятельство просто выводило меня из себя…

– Зачем ты написал имя Майла? – наконец холодно спросила я. Ионов плотно сжал губы, а затем раздраженно ответил:

– Потому что я не мог поступить иначе. Ты бы не стала бороться, если бы опасность не угрожала тому, кого ты любишь.

– Это ведь не все, – уверенно сказала я, и Ионов нахмурился.

– Придется вскрыть все карты, да? – пробормотал он и зло посмотрел на Майла. – Я знаю, вернее, я с самого начала знал, что тогда в машине ты меня обманула, и человек, которого ты любишь, – он. Потому что я никогда не видел на твоем лице такого выражения, как тогда, когда вас сфотографировали в переулке. Я искренне желал тебе счастья, но видел, что он заставляет тебя страдать, а когда мы встретились в парке, я понял, что он предал тебя. Больше ничто не могло заставить твой взгляд стать пустым, а слова – жестокими. Любовь всегда причиняет боль, а иногда даже убивает. Он убил тебя, а я убил его.

Пальцы Майла судорожно сжались, и я осторожно положила на них ладони. Значит, вот так вот… Я опасалась мести Ионова, и он отомстил. Только раньше до такого никогда не доходило… Но ведь раньше и мстил он далеко не за такие серьезные поступки, как предательство. Вот только Майл меня не предавал, я ошибалась, и моя ошибка привела к тому, что совершил Алексей. Значит, это я виновата в том, что произошло с Майлом. Только я…

– У нас тогда возникло жуткое недопонимание, – горько усмехнулась я. И ведь я правду говорю, как это ни прискорбно… – Мы просто не смогли разобраться в самих себе, не смогли быть честными друг с другом и решили слишком важные вопросы в одиночку, не спрашивая мнения друг друга. Майл решил, что я не должна страдать из-за его смерти и попытался отдалиться, я же не спросила его о причинах такого поведения и просто предложила расстаться. Мы оба идиоты. Но мы помирились.

– Что, он просто предложил тебе поужинать? – усмехнулся мой новоявленный родственничек. Вот язва… Точно мы похожи, как ни прискорбно это признавать.

– Нет, – пожала плечами я, почему-то прощая этого самого родственничка. Ведь кроме него раньше, до появления в моей жизни гениев из аниме, меня никто и никогда не защищал. – Он все мне объяснил, а затем сказал, что выбор за мной: верить ему или нет. И я поверила. Я сделала свой выбор и верю, что не ошиблась.

Ионов помолчал, а затем улыбнулся краешками губ и заявил:

– Хорошо. Тогда я не против.

– Да кто бы тебя спрашивал! – возмутилась я, а затем, поймав его расстроенный взгляд, рассмеялась. Почему-то мне вдруг стало очень легко и спокойно на душе. Он мне не враг – он просто такой же идиот, как и я, и поступил, кстати, так же, как и Майл: на свой хохряк, не думая о том, что его «единственное и неповторимое» мнение может оказаться ошибочным. Он хотел защитить меня, а в результате чуть не угробил, хотел оградить от обидчика в лице Дживаса, но лишь причинил боль. Ну, дурак он, хоть и умный. Но ёлки-палки, это как же он на мне помешан, раз на такое пошел? Мне резко расхотелось смеяться, и я спросила родича:

– А с чего ты вообще на мне так «повернулся»? Ну, родственники мы, так ведь очень и очень дальние! Да и вообще, ты же даже не пытался пообщаться со мной до того, как в кабалу взял!

– Я не мог, – поморщился Ионов. – Представь, я подошел бы и сказал, что мы дальние родственники. Ты бы мне поверила? Нет. А генеалогическое древо тех времен достать просто нереально. Ну а если бы я подошел к тебе просто якобы желая познакомиться, ты бы послала меня далеко и надолго, как поступала всегда. Ты только Юлию не оттолкнула, и то лишь потому, что она всегда занимала позицию «я рядом, но я к тебе в душу не лезу», да и вообще вы чем-то похожи. Потому ты и подпустила ее к себе. К тому же, ты мужчинам не доверяешь даже больше, чем женщинам, что неудивительно, и шанс на то, чтобы стать твоим другом, для меня был равен нулю.

Я тяжко вздохнула, понимая, что он прав, но все же повторила свой вопрос:

– Почему я тебе так важна? Почему ты звал меня «Королевой»? Тогда уж «Графиней» логичнее было бы.

– Ты важна мне, потому что мы похожи, – горько усмехнулся Ионов. – И потому что ты единственный человек в мире, которого я хочу защищать. Ты не графиня – ты именно Королева. Для меня. Потому что ты единственный человек, которому я верю. А для меня доверие – самое главное. Верить и защищать, вот и все.

«Защита – единственное, ради чего стоит драться», – промелькнуло в памяти, и я улыбнулась. Почему-то я вдруг его простила – за все. В конечном итоге, ведь именно благодаря его укуренному сознанию, вывесившему табличку «логика бухает вместе с откровенностью», здесь оказался Майл и мои новые друзья, а значит, не все тлен, и я могу протянуть ему руку, как он мне тогда, в Трансильвании… Дура я, знаю, но почему-то и злиться на него не могу: ведь он прав, мы с ним похожи и отлично друг друга понимаем…

– Ладно, Лёш, – усмехнулась я и протянула этой пакости руку. – Я слышала от одного доброго в глубине души параноика с расстройством логики, что замок Бран был недавно отремонтирован, и что-то мне как-то захотелось туда сгонять. Как думаешь, если встречать Новый Год в Румынии, много теплых шмоток надо брать или не очень?

– Не знаю… – растерянно пробормотал Алексей, ошарашено на меня глядя. Не ожидал? Я, честно говоря, тоже. Да и пофиг, как любит говорить Дживас. Хотя настолько растерянного Ионова я, если честно, видела впервые в жизни. То еще зрелище, хе-хе!

– Ну так выясни! – фыркнула я. – Потому как знаешь, я думаю внести в наш договорчик пункт о том, что если я сама, по доброй воле к тебе приперлась, как сегодня, безо всяких там хитрых выкрутасов с твоей стороны, то ты имеешь-таки право гулять со мной по древним замкам и скромным, ничем не примечательным, парковым аллеям.

Ионов продолжал офанарело на меня смотреть, а затем широко улыбнулся и пожал мне руку, внаглую выдернув из собственной лапы иглу капельницы.

– Тогда я заказываю билеты в Румынию, – выдал он. – И надо проверить твой загранпаспорт. Вещи теплые начинай покупать заранее: зиму обещают холодную. А с твоим отцом я сам договорюсь.

Чувак, да ты точно «Максим Горький» по Соционике… Смотри-ка, какая четко выверенная схема нарисовалась в момент! Сразу бизнес-план на мою скромную персону строить начал…

– Лады, только пыл-то поумерь, братишка, – хмыкнула я, улыбнулась и, пожав ему руку, пошлепала к выходу. Дурдом, вот правда… Но почему-то я не против.

– До встречи, сестренка, – донесся радостный голос Ионова, и мы с Майлом выползли в коридор. Мэлло стоял у противоположной стены и держал на мушке охрану моего… братика? Мама миа, жесть какая… Благо, палата, в которой мой родич отходил от ран и собственного идиотизма, находилась в самом конце коридора, и потому пистолет в лапке мафиози никто не видел.

– Ребята, шеф будет рад, что вы меня впустили, – обрадовала я охрану, и мы с Майлом потопали куда подальше, а Мэлло «прикрывал наш отход с тыла», шагая спиной вперед и не убирая пистолет. Ясен фиг, через пару метров ему пришлось это сделать, но он продолжал шествовать не пойми как, и мне пришлось, заметив, что один из охранников уже ускакал к биг-боссу, цапнуть этого деятеля под локоть: мало ли, в кого врежется? На затылке даже у мафии глаз нет! Наконец Кэль соизволил развернуться и пойти как нормальный, адекватный человек, после чего вопросил:

– Ну и?

– «Дорогая, ты не поверишь!» – фыркнула я, вспоминая Петросяна, и начала вещать.

Домой мы вернулись уставшие, но в целом довольные. По крайней мере, парни уверились, что Ионов больше не будет пакостить, а я так и вообще была в состоянии «отмучилась», и больше мне ничего для счастья не нужно было, разве что томик Байрона и долгожданная тишина. Вломившись в мою многострадальную коммунальную хату, мы поскреблись на кухню готовить ужин, вернее, я ушла готовить, а гении уселись на стулья и активно мне мешали, рассказывая забавные истории «из жизни мафии». Я ржала, швыряла в Мэлло, не остававшегося в долгу, фантики, а Майл вяло вертел в руках цыбульку, которую почему-то не спешил прикуривать, и ехидно комментировал безобразие под названием «Дуэль на фантиках мафиози, впавшего в детство, и шизанутой анимешницы». Юлька, как оказалось, давно ушла к себе вместе с Бейондом – она даже поговорить с Кирой отказалась, а тот, связанный, валялся на диване в гостиной. Вернее, ему сковали наручниками руки за спиной и приковали за ногу к дивану. Садюги… Хотя так ему и надо, нечего было устраивать весь этот дурдом. Ниар и L зависали в интернете, и, казалось, у нас снова идиллия и мир-покой. Вечером, когда с грехом пополам были приготовлены айнтопф, суши, плескавица, салат «Сербский» и наипростейшие печенюшки, заявились Юля и Бёздей, довольные жизнью и друг другом. Оказалось, Бейонд таскал Юльку на тренировку по самообороне, а потом вместе с ней смотрел мозговыносящее шикарное аниме в жанре «психология» – «Эксперименты Лэйн». Бейонда аниме заинтересовало, и он собирался его досмотреть, причем сказал, что после просмотра хотел бы прочесть мангу, и я поняла, что Юля таки нашла еще одну родственную душу. Плюс один в нашей компании шизанутых анимешников, ага… Правда, «Наруто» он все же вряд ли будет смотреть, думаю.

Мы уселись ужинать, и я разлила по тарелкам айнтопф, заявив: «Это для Михаэля». Плескавица была подарена, ясен фиг, Майлу, жареная картошка, сопровождавшая ее, – Юле. Поставив на стол суши, я объявила: «Светлая память Ками несостоявшегося мира», – а Грелля фыркнула, сказав: «Не-а, он еще живой. Лучше это тоже будет для меня». Я согласилась и заявила, что салат «Сербский» даруется Риверу, однако Майл решил-таки его попробовать, пояснив, что в прошлый раз всерьез опасался за состояние своего желудка перед трудовым днем и потому не стал рисковать. Тоже мне, перестраховщик… Кстати, салат ему абсолютно не понравился, а вот Кэль, с подозрением косившийся на Ниара, увлеченно поглощавшего экзотическое блюдо за авторством укуренного повара, осмелился-таки стащить немного и, заявив: «Делись, Ниар!» (да-да, именно «Ниар», что удивительно) – присоединился к поеданию салата из одной с Зефирчиком тарелки. Юлька решила, что с нее и суши хватит, хотя поглядывала на салат с сожалением, однако моська Ниара, возмущенно глазевшего на нагло тырившего его добычу Кэля, несколько охлаждала ее желание присоединиться к объеданию Ватного Принца. Арийскому мафиози же на пылкие взоры человека, лишенного после побоища на Арене звания «Ваты», было глыбко начхать, и он продолжал свое благое, а для Ниара – как раз таки наоборот, начинание. Разлив чай и подав печенья, я усмехнулась, вспоминая первые дни пребывания у нас гениев, и выудила из шкафа трехлитровую банку одуванчикового варенья.

– Ты же хранила его для матери, – чуть удивленно заявил L.

– И что? – пожала плечами я. – Ты сам себя слышишь? «Хранила». Больше не храню. Есть люди, которые предают. Есть люди, которые не способны предать. К чему цепляться за память о тех, для кого ты не имеешь значения, когда есть те, кто способен подарить тебе улыбку и тепло?

L удивленно на меня воззрился, а затем уголки его губ дрогнули и явили миру слабое подобие улыбки.

– Так держать, L! – обрадовалась я и шандарахнула гения по сутулой спине. Бёздей фыркнул, а я вручила ему банку и заявила:

– Не ржи, брателло. L печеньки, а тебе – честь первым захомячить ложку одуванчикового варенья.

– Главное, не вспоминать «Вино из одуванчиков» Рэя Брэдбэри, – апатично заметил маньяк и выгрузил в тарелку нехилую часть банки.

– Поздно, батенька, уже вспомнил, – фыркнула Юля и тоже притырила немного сладости, остальное досталось L – все-таки Михаэль любил не все сладкое, а только шоколад, Майлу и Ниару же сладости вообще были до фонаря, как, в принципе, и мне, за некоторыми исключениями. Весело болтая, мы завершили трапезу, и Юля с тяжким вздохом сказала, что все же должна поговорить с Кирой, а заодно покормить его – он же у нас «военнопленный»… Все согласились, а я спросила подругу, сможет ли она спокойно пообщаться с предателем, в котором раньше души не чаяла.

– Смогу, – пожала плечами Грелля и, взяв суши и чай, ушла в зал.

POV Юли.

Так, ладно. Надо накормить этого шизика, он же военнопленный, а о них, раз уж не расстреляли, надо заботиться. И почему именно я? Самая левая, что ли? Хотя сама ж вызвалась, чего теперь ныть? Если кто из анимешных гавриков пойдет, еще хуже будет: даже Вата Киру прибить готов, и только L спокоен. Он вообще по жизни обкуренный, глючный и безразличный ко всему. По крайней мере, внешне. А вот в душе, думаю, он Ягамыча даже больше остальных ненавидит…

Взяв суши и чай, я потопала в зал. Кира сидел на диване, хмуро глядя в окно. Чего ты там ищешь, кошмар на улице Вязов наш ходячий? Свою совесть? Зря, ты ж ее убил, расчленил и сжег еще в детском саду. О, как раз один из трех признаков «Триады убийцы» – пиромания. Про энурез – не мое собачье дело, а вот жесткость к животным – даже не знаю. Рюук у тебя за домашнего барбоса был, а ты его пытал, яблоки ужуливая. Садизм? Еще какой!

Я уселась на диван справа от этого садиста-извращенца, мучителя блудных шинигами, и заявила безразличным тоном:

– Либо я тебя кормлю, либо ты остаешься голодный. Все равно руки не действуют.

– Остаюсь голодный, – безразлично ответил Ягами, отворачиваясь от меня к двери. О как. Игнор, пафосность, гордость? Ну да ничего, не хочешь есть – не надо. Проголодаешься – сам попросишь.