Текст книги "Нашествие гениев (СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 47 страниц)

– С чего им адекватные клички, а я лемур? – возмутился мой любимый геймер, а я встряла:

– Ибо это высшее звание! Вот Царь – весь в заботах, в делах, в проблемах. А лемур улегся на ветку и ему все пофиг.

– Тогда ладно, – хмыкнул Майл, а Катя тут же вопросила:

– А вы выступать будете?

– Нет, – хором ответила вся толпа, кроме Бейонда – тот лишь покачал головой.

– Странно, имена как у героев «Тетради Смерти», – улыбнулась Света, внимательно разглядывая парней. – Да и похожи: косплей костюмы надеть – не отличишь.

– Отличишь, – встряла Алиса. – Они ж не нарисованные, а те герои объемными быть не могут. Хотя, когда я их в «Симс-2» делала, были объемные… Но не настолько. Чувак, анимешки не оживают!

– Да ладно, в мире есть место чуду, – глубокомысленно изрекла Света, и мы с Юлькой рассмеялись.

– Нет, они живые, – нагло соврала я. Хотя не совсем соврала – все же они и впрямь живы. Пока…

– Я же говорю, – усмехнулась Алиса. – Не, анимехи ожить не могут. Это все сказочная байда типа глючных фиков и мечтаний нас, анимешниц. Анриал, бро, анриал. Как говаривал Жозеф Ренан: «Мечта хороша и полезна, если только не забывать, что она – мечта».

– «Деяния – последнее прибежище людей, которые не умеют мечтать», – парировала Света словами Оскара Уайльда.

– Закрыли тему, – поморщилась Катя. – Вы же не думаете в самом деле, что какие-то картинки ожить могли? Это всего лишь мультик!

– Да как ты смеешь, несчастная, аниме мультиком называть? – возмутилась Алиса. – Совесть поимей! Аниме – это искусство! Это жанр, который…

– Картинки? Картинки, – перебила ее Катя. – Движутся? Движутся. Мультипликация? Мультипликация. Короче, мультик.

– Мне тебя искренне жаль, – протянула Алиса, а Света лишь пожала плечами и заявила:

– Как ни назови, ценности жанра это не умаляет.

Катя фыркнула, а Юля поддержала Алису:

– Ты права, травоядное, аниме – великая вещь и ни фига не мультик.

– Поклонница Хибари? – вскинула бровь Алиса. – Чувак, ты сама травоядное, если хищника отличить не в состоянии.

– Для Хибари все травоядные, – парировала Юля. – Даже аркобалено во взрослых телах. Но нет, я на стороне Ананасовой Феи, так что не кипиши, ку-фу-фу.

– Бе, маньяки лучше, – усмехнулась Алиса и рассмеялась смехом Принца-Потрошителя Варии.

– Кто о чем, о пьяный о пол-литре, – фыркнула я, а Света обратилась ко мне:

– Ты будешь петь или читать стихи?

– Петь, – тяжко вздохнула я.

– А что?

– Знаешь «Канцлер Ги»?

– Да, конечно, – кивнула девушка и загадочно улыбнулась. Неужто поклонница? Бывает же… Группа-то не популярная.

– Вот ее песню и буду петь. Называется «Романс Квентина Дорака».

– Это которая? У нее много романсов, – озадачилась Катя.

– Цветущих вишен обманный рай —

Воспоминаньям сказать «прощай»

Я не сумел – скомкал слова

Сердца усталый бег. Их возвращенья не запретить,

Память, как пряха, ссучила нить:

Лица, слова… Дрогнут едва

Окна закрытых век, – напела припев Света. Кстати, неплохой у нее голос. В консерватории не петь, но слушать приятно.

– А, помню, – кивнула Катя. – Хорошая песня. Юль, а ты что читать будешь?

Грелля прервала перекидывание язвительными фразочками с довольной спором Алисой и пожала плечами:

– Блок. Сойдет?

– Что именно? – не отцеплялся этот репейник в юбке.

– «Мы все уйдем за грань могил», – с тяжким вздохом пояснила Юля.

– Не пойдет, слишком мрачно, – поморщилась Катя, и тут Юльке на помощь ни с того ни с сего пришел ее оппонент в споре.

– Ты что! – возмутилась Алиса, пихнув подругу в бок. – Бро, это ж стих обалденный! Имей совесть, у Блока все стихи шикарные, а о смерти так вообще просто нечто!

– Ну, мрачно же, – простонала Катя. – У нас не траур!

«У кого как», – грустно подумала я, но решила не впадать в пессимизм и заявила:

– Жизнь вообще штука мрачная, и за укуром в виде игнора ее мрачности порой стоит снимать шоры с глаз реалом.

– Реал рулит! – усмехнулась Алиса, а Катя сдалась на милость победителей:

– Ладно, читайте, что хотите! Но больше такую мрачность не надо читать, ладно?

– Чем же вам темная поэзия так не угодила? – вмешался Бейонд, несколько презрительно глядя на Катерину.

– Да надо жить полной жизнью, а не о смерти думать! – фыркнула она.

– Да ладно, все там будем, – пожала плечами Алиса. – Почему бы не поговорить об этом? И вообще, маньяки, садюги и прочая нечисть рулит!

– Это в аниме, – нехорошо усмехнулся Бейонд, сверкая красными глазищами в своем неповторимом стиле. Не знай я его так хорошо, решила бы, что он имеет виды на причинение смерти «по неосторожности» гражданке любительнице убивцев коварных…

– Ой, я тебя умоляю, – фыркнула эта самая гражданка. – Жизнь и выдумку вообще смешивать нельзя! Ясен фиг, я против маньяков в жизни! Но от анимешных почему бы не пофанатеть? Знаешь, твой тезка из аниме клевый какой? Хотя сомневаюсь, что это твое настоящее имя – наверняка вы все просто назвались в честь тех самых анимешек.

– Все может быть, – загадочно ответил Майл, прикуривая.

– А может и не быть, – пожала плечами Света. – Вы ведь никогда не признались бы, будь вы ожившими персонажами.

– В точку, – хмыкнул Майл, задумчиво глядя на небо. – Ибо какой смысл говорить анимешкам, что они выдумка, а?

– Никакого. Если, конечно, они не хотят человеку открыться.

– Смысл открываться посторонним?

– Никакого.

– Мораль?

– Будь вы анимешками, вы бы не сказали об этом.

– В точку, – усмехнулся Дживас и глубоко затянулся.

– А кто ваши любимые персонажи «Тетради Смерти»? – вдруг вопросила Юля. Провокационный вопрос, Грелля! Ой, провокационный!

– У меня любимчика нет, только Ниара недолюбливаю, – пожала плечами Алиса. Зефирному Принцу на это, если честно, было откровенно наплевать – он вообще не прислушивался к разговору, апатично глядя на небо. А это значило, что ему очень плохо…

– Мне тоже многие нравятся, – усмехнулась Света, как-то странно глянув на Кэля. Кажись, ей Мэлло больше всех нравится… А может, и нет – кто ее знает…

– А я за Бёздея, – заявила Юля, показав этому самому Бёздею язык. – А Маня за мафию, точнее, за Мэтта.

– Так вы вместе? – вопросила меня Света, кивнув на Майла. Ох, блин, Юль, язык твой – враг мой!

– Да, – кивнула я, а Света вдруг заявила:

– Хорошо смотритесь. Красивая пара. И вы тоже, – кивнула она Юле и Бейондычу. Ох, прямо Амур в отпуске – сразу фишку просекла… Хотя тут не надо быть Фрейдом, чтобы все понять. А вообще, эта вежливость без язвительности вгоняет в уныние… Особенно сейчас.

– Ой, спасибо, – хмыкнула ничуть не поверившая в искренность слов новой знакомой Юля. – Прямо бальзам на душу пролила – целый пузырек. Как бы от этой парфюмерии не прискакала свора шизиков…

«Парфюмера»– то ты на фиг приплела, Юля! Эх, и сейчас нас отсюда пнут за хамство, надо бы углы сгладить…

– Она шутит, забей, – слабо улыбнулась я Свете, а та лишь пожала плечами, несколько нахмурившись.

– У нее стиль такой, – вмешался Михаэль, скрестив руки на груди и возмущенно глядя на Греллю, с усмешкой взиравшую на Свету. Она явно записала скромную девушку в «жалкие травоядные», как и меня в день нашего знакомства. Правда, меня потом в «хищники с выраженной склонностью к косплею травоядного» переименовали, но на это куча времени ушла…

– Стиль? – озадачилась Света.

– Ага. Лишь бы съязвить, – пояснил Кэль. – Хлебом не корми, дай гадость сказать. Только это не со зла: характер такой.

– Кому не нравится, пусть шагает вдоль деревни с песней, – пожала плечами Юля.

– Вот это по-нашему, – усмехнулась Алиса.

– Двух язв я бы не вынес, – хмыкнул Михаэль.

– А слабаки нам не нужны! – заявила Алиса и показала Кэлю язык. Дожили: мафию в грош не ставят!

Предчувствуя бурю в стакане воды и возмущение со стороны Мэлло, я осторожно взяла его за руку и покачала головой. Кэль закатил глаза и заявил:

– Что ж ты меня прямо психом-то считаешь? Не собирался я разборки с девицей устраивать!

– Значит, мне повезло, – пожала плечами я. – Неохота чьи-то останки с асфальта соскребать.

– Ой, прямо я кого-то здесь в асфальт закатывал! – возмутился он.

– «Криво»! – фыркнула я.

– Ты ее в шкаф закатывал, в стену, в холодильник… – начала перечислять Юля.

– Не было такого, в холодильник он меня не закатывал, – вмешалась я.

– Не велика потеря! – фыркнула Юля,

– Мне что, извиниться? – возмутился Кэль. О, блин: «Я вас чуть не убил, но я за это что, должен извиниться? А не охамели ли вы!» Что за логика, Михаэль?!

– Извинения важны, только когда идут от чистого сердца, – выдала Света.

– Значит, извиняться я не буду, – пожал плечами Кэль.

– Нахал, – фыркнула Юля.

– Ага, – поддержала я.

– Я бы и не так назвала, – фыркнула Алиса. – Что за воспоминания о домашнем насилии? И еще и извиняться отказывается.

– Так ты же любишь садистов, – съязвил Бейондыч.

– Вымышленных, а не реальных, – пожала плечами Алиса. – Анимешных!

Мы с Юлькой переглянулись и рассмеялись, а L вдруг заявил:

– Вы бы поспокойнее, смеяться тоже нужно к месту.

– Смеяться надо, когда смешно, – пожала плечами Света.

– Я бы поспорил, но не буду, – апатично бросил Рюзаки, и я возблагодарила небо, шинигами и Ананасовую Фею за то, что он не вдарился в философию и не продемонстрировал нам силу ораторского искусства.

– Ну и трус, – выдала Алиса.

– Не оскорбляй Царскую харю, – возмутилась Юля. – А то сиятельство как засияет – не заметишь хука справа.

– А ты его защищаешь, потому что он на твоего парня похож? Любительница селфцеста? – съехидничала Алиса.

Ну все, понеслась нелегкая… Хотя нет, не понеслась – Юльке не дал раскрыть рот подошедший парень, возвестивший:

– Привет, девчата!

– Явился! – обрадовалась Катя и повисла у него на шее. – Знакомьтесь, это Паша, мой парень.

– Очень приятно, – заявил он, всем своим видом демонстрируя, что на самом деле ему глыбко пофиг, но он якобы очень вежливый.

– И нам, – вяло бросила я, а Катя начала нас представлять.

Вскоре подошли еще десять человек, то бишь весь клуб любителей потрещать о ерунде и послушать рифму. Алиса спорила с Юлей и кидала язвительные замечания в адрес анимешек, хотя, как ни странно, мне показалось, что L она «трусом» и «травоядным» не считает и наезжает чисто «по привычке». Света же вполне мирно болтала с Мэлло, который слушал ее вполуха, но все же отвечал на вопросы о том, какие он любит произведения и почему. Видать, не хотел быть грубым, зная о том, что мне могут не дать выступить. Однако я понимала, что ему «не до того», и потому то, что он вообще со Светланой говорил, мне казалось верхом любезности с его стороны. Собственно, у всех нас нервы были не на месте, а потому болтала в основном из «наших» одна Юля – она вообще когда переживает, тараторит в два раза больше…

Мы зарулили в здание клуба, и я подумала, что не зря не хожу по дискотекам: темные стены, металлические столики, декорации в виде цепей по стенам… это что, садо-мазо клуб?

– Твой костюмчик был бы кстати, – ехидно шепнула я Кэлю и получила тычок в бок и возмущенный взгляд сапфировых гляделок. Нет уж, Кэль, после двух месяцев общения с тобой меня такие взгляды в транс уже не ввергают. И тычки в бочельник тоже.

Я пожала плечами, и мы прошли к сцене. Я, Майл, Мэлло и Ниар уселись за один столик, Юля, L и Бейонд – за другой. Как расположились остальные, меня не интересовало, и я металась взглядом между сценой и Майлом… Катя встала и возвестила, что в клубе, возможно, будет пополнение, и первой выступит Юля. Грелля тяжко вздохнула, грустно посмотрела на Бейонда, и прошептав: «Придется подождать, но ведь все там будем», – вышла на сцену. Мне стало очень грустно, а Грелля, тряхнув алой шевелюрой, подошла к микрофону и, пристально посмотрев на Бейонда, начала читать стих Александра Александровича Блока. С лица ее исчезло веселое выражение и осталась только боль. Она просто говорила ему, что когда она умрет, они встретятся, потому что «мы все уйдем за грань могил»…

====== 43) «Я не сдамся!» – неплохой девиз, правда, друзья? ======

– Мы все уйдем за грань могил,

Но счастье, краткое, быть может,

Того, кто больше всех любил,

В земном скитаньи потревожит.

Любить и ближних, и Христа —

Для бедных смертных – труд суровый.

Любовь понятна и проста

Душе неведомо здоровой.

У нас не хватит здравых сил

К борьбе со злом, повсюду сущим,

И все уйдем за край могил

Без счастья в прошлом и в грядущем.

Грелля замолчала, и зрители начали аплодировать. Все, кроме меня и гениев: слишком больно было слышать эти слова… Я вздрогнула, почувствовав на плече чью-то руку и, оглянувшись, увидела Рюзаки.

– Ты же сильная, – тепло сказал он. – Покажи мне свою силу. Покажи, что способна идти до конца, несмотря ни на что, что способна бороться…

Он ушел за свой столик, и я с тяжким вздохом смотрела за тем, как Грелля возвращалась на свое место.

– А теперь второй новичок – Маша! – объявила Катя и ломанулась к музыкальному центру, ставить принесенную мной фонограмму.

– Прощайте, – прошептала я, глядя в глаза Дживаса, лишенные стекол очков, и встала. – И простите…

Я тяжело вздохнула и вышла на сцену. Посмотрев в зал, я нашла взглядом Майла. Он стоял вместе со всеми остальными гениями и Юлей около барной стойки и пристально смотрел мне в глаза. «Я не хочу его отпускать, – подумала я. – Почему восемь шагов к Раю – это всегда пытка, и неизвестно, достигнешь ли ты цели?» И тут в памяти вдруг вспыхнули слова, сказанные моими друзьями и врагами.

«Кто сказал, что журавля не поймать?»

«Вспомни образ, спасающий тебя из тьмы, и следуй за ним. Защити его. Не дай исчезнуть».

«Несмотря ни на что, надо бороться до конца и не сдаваться, не опускать руки, не уходить, отказываясь от собственного счастья, даже если шансов на выигрыш нет совсем».

«Я не допущу, чтобы ты пострадала, запомни. Ты ведь мой друг».

«Ни я, ни L, ни Мэлло, ни Мэтт, ни Бейонд не оставим тебя в беде».

«Покажи, что способна идти до конца, несмотря ни на что, что способна бороться…»

«Защита – единственное, ради чего стоит драться».

«Должный» исход для шинигами лишь один – подчинение им смертных».

«Книга судеб пишет несколько страниц вперед, и я всегда знаю, что последует дальше. И лишь когда перед человеком выбор ставит сама Судьба и мы, шинигами, книга оставляет судьбу непрописанной… И помни, я не люблю слабаков!»

«Самое главное – самурай никогда не должен пренебрегать боевым духом, в любое время и при любых обстоятельствах».

«Желающего идти судьба ведет, нежелающего – влачит».

Зазвучала музыка, и я вздрогнула. «Теряю. Я теряю его, не борясь! Я не могу так! Не могу! Не могу его бросить, не могу позволить уйти! Пока он дышит, я не могу его отпустить! Не могу опускать руки и быть слабой!» – подумала я, и в памяти вновь вспыхнули слова Графа: «И помни, я не люблю слабаков!» «Я буду бороться до конца, и если надо будет, выгрызу у него зубами их жизни», – решительно подумала я и, наплевав на музыку и недоуменные взгляды зрителей, кинулась в зал, спрыгнув со сцены. Студенты возмущенно зашептались, но мне было наплевать – я видела перед собой лишь грустные, растерянные, но такие понимающие, сияющие зеленые глаза. Добежав до Майла, я кинулась ему на шею и прижалась губами к его губам. В памяти вспыхнули страшные образы прошлого, Дживас вздрогнул, но затем теплые ладони легли мне на спину, губы его неуверенно дрогнули, и он осторожно и очень нежно поцеловал меня. Это нисколько не напоминало злой, жестокий поцелуй садиста, сопровождаемый укусом за губу до крови, и я нерешительно ответила, а воспоминания о том страшном дне стали отступать. Я не слышала ни улюлюканья в зале, ни смеха, ни свиста, ни воплей с абсурдным и нецензурным содержанием – для меня существовал только Майл Дживас, хакер, геймер, водитель алого авто в желтых гогглах, Мэтт. Весь мир сузился до двух зеленых омутов, глубоких и затягивающих, слегка замутненных, как два хризоберилла, и таких нежных, что сердце оттаяло, и я подумала: «Я никогда не отпущу тебя…» Я закрыла глаза и отдалась на волю чувств, а когда воздуха стало катастрофически не хватать, и Майл отстранился, я прошептала:

– Не отпущу, слышишь? Загрызу этого Графа зубами, если понадобится, но никогда не отпущу!

– Какая решительность, – послышался ехидный голос. Очень громкий, но никто, кроме меня, Юли и наших гениев его не услышал. Мы все обернулись к двери и увидели пару белых перчаток и маску. Я бросилась к выходу, а Граф исчез, но я поняла, что он на улице. Как? Сама не знаю, просто почувствовала.

Я выскочила на залитый солнцем тротуар и нашла взглядом восседавшего на лавочке во дворе дома напротив прозрачного шинигами. Кинувшись к нему, я зло подумала, что сейчас готова его прибить, и, подбежав к лавочке, наплевала на закон этики и инстинкт самосохранения, схватив Графа за шиворот и начав трясти, как грушу.

– Не смей! Не смей, слышишь?! Не смей, ты не имеешь права!!! – кричала я.

– А что ты мне сделаешь? – язвительно бросил он.

– Я тебя не убью, – процедила я. – Это невозможно. Но вот мучить тебя всю свою жизнь я в состоянии…

– Ой, да не приду я к тебе, и не сможешь мучить, – развел руками призрачный гад.

– Я найду способ! – заорала я. – Я испорчу тебе вечность! Я когда умру, стану шинигами, чтобы вечно тебя изводить!!!

– Хм. Значит, ты решила бороться до конца? – ехидно вопросила эта гадина.

– Да!

– И не сдашься?

– Нет!

– Даже если я скажу, что ты лишаешь их всех, даже белого альбиносика, «мира счастья»?

– Заткнись, я не отпущу его!

– Да?

– Да!!!

– Хм. Ну и ладно.

Граф вдруг встал и отцепил мои руки от своего воротника с такой легкостью, словно я в жизни ничего опаснее иголки в руках не держала.

– Знаешь, – заявил он, сжимая мои запястья так, что дикая боль отдавалась по всему телу. Но на нее мне было наплевать… – мне не нужны слабые наследники, неспособные за себя постоять, опускающие руки и сдающиеся на милость победителя. После того, как умерла моя дочь, рождались разные люди, но такой сильной личности, как она, я не встречал среди них ни разу. И знаешь, ты очень на нее похожа. Нет, не внешностью: она была белокурым ангелочком. И не характером: ангелочек есть ангелочек. Своей решимостью и стремлением бороться до конца. Потому я и решил испытать тебя. Что ж, ты прошла испытание. И можешь получить свою награду.

Граф отпустил мои руки, и на его ладони вдруг появилась белая восковая свеча, горевшая синим пламенем.

– Это его жизнь, – сказал он холодно. – Я могу сейчас же загасить ее или оставить гореть. Твой выбор?

Отчаянно хотелось сказать: «Оставь гореть», – но вместо этого я спросила:

– А Бейонд?

– Ты и за него готова драться? – спросил Граф.

– Да.

– Хм. Я не ошибся. Ты такая же добрая, как моя дочь…

На второй ладони появилась еще одна свеча, но Граф изрек:

– У меня две руки, дорогуша. Больше тебе никого не спасти. Да и живого в этом мире не оставить. Что скажешь? Совершишь еще одну сделку?

– Какую? – раздался ледяной голос за моей спиной. L? Я оглянулась и увидела гениев и бледную, как полотно, Юлю, которую обнимал за плечи Бейонд. Рюзаки стоял ближе всех ко мне, рядом с ним стоял Майл и зло смотрел на шинигами. Никогда прежде не видела в его глазах столько ненависти… Даже к Ионову.

– О, все просто, – усмехнулся Граф. – Я же говорил: мне скучно. Потому после смерти она и этот тип, – он кивнул на Дживаса, – должны будут по собственной воле стать шинигами.

Я замерла. Что он городит? Жить вечно? Обречь себя и Майла на такие мучения?! Но… ведь тогда мы с ним сможем всегда быть вместе. Всегда. Но хочет ли он этого? Я растерянно посмотрела на Дживаса, а он грустно улыбнулся и пожал плечами:

– Тебе решать, я поддержу тебя в любом случае.

– Но ты… – я запнулась и все же решила спросить его и не додумывать сама: один раз подобные «додумывания» нас привели к неприятным последствиям, и я не хотела наступать на одни и те же грабли дважды. – Ты сам этого хочешь? Всегда быть со мной.

– Я – да, – кивнул Дживас без тени сомнения, и я широко улыбнулась. – А ты?

– Шутишь? – пробормотала я и посмотрела на Графа, тот протягивал мне свечи, но я обернулась на остальных гениев.

– Ребята, я… – начала было я, но была перебита Михаэлем:

– Сестренка, ты реально думаешь, что мы сочтем предательством попытку стать счастливой? Я давно умер, как и L, мы сами пошли на смерть. Осознанно. Потому что верили, что поступаем верно. И раз уж у душ есть возможность стать шинигами, я всеми правдами и неправдами буду бороться за то, чтобы им стать. Если же не получится, невелика беда. «Мир вечного счастья» или просто темнота – я свое пожил. И не жалею о том, что умер. В конце концов, смерть моя принесла людям пользу, а я всегда мечтал умереть, помогая им. Уверен, L тоже не жалеет о сделанном выборе.

– Я жалею лишь о том, что не встретил таких людей, как вы с Юлей, еще при жизни, – улыбнулся Рюзаки. – Прости, но та шинигами мне с самого начала сказала, что есть возможность остаться двоим из нас – тем, кто станет тебе и Юле дороже всех. Но для этого ты должна была стать по-настоящему сильной и осознанно пойти против своей судьбы, против всего мира… Нет, против всех миров. Мне запретили говорить тебе об этом, сказав, что иначе все мы будем немедленно отправлены в мир Мейфу, но я пытался всеми силами показать тебе, что ты должна бороться. Получилось или нет – решать тебе. Но не сдавайся и не вини себя. Ты сделала выбор, и я рад, что все так закончилось.

– Маша, я тоже рад, – тепло улыбнулся Найт, накручивая на палец белую прядь. – Мы должны возвращаться, у каждого свое место, и если двое из нас нашли новое – я рад, но остальные должны вернуться. Нам здесь места нет, ведь мы не отсюда. Отпусти и не забывай нас: память – лучшая награда и утешение.

– Найт… – пробормотала я. – Спасибо.

– «Время уходить», – тепло сказал Рюзаки.

– «Здравствуй и прощай», – прошептала я, как и L вспоминая слова Рэя Брэдбэри.

– Мы не прощаемся, – усмехнулся Михаэль. – Я еще поборюсь за то, чтобы стать шинигами.

– Пожалуй, я тоже, – пожал плечами L.

Я кивнула, обняла Ниара, L, затем Михаэля и, прошептав: «Я вас никогда не забуду», – обернулась к Графу:

– Пусть свечи жизней Майла Дживаса и Бейонда Бёздея горят. Я принимаю условия договора.

– Да будет так! Но помни: если ты выполнишь их задания, они уйдут.

– Но клубы ведь могут распасться, – растерянно пробормотала я.

– Значит, у твоего обещания есть срок годности, как у сыра Дор-Блю. Заплесневеет, но будет действовать, а потом окончательно испортится и будет выброшен. Не бойся, с исчезновением клубов исчезнет возможность сплавить их в мир Мейфу, а не они сами. Их срок жизни будет равен вашему. Дата смерти брюнетика с пылким взором совпадет с датой смерти твоей немного хамоватенькой подруги, а полосатого рыжика – с твоей.

– Я согласна!

– По рукам!

Свечи из рук шинигами исчезли, а сам он вцепился в мою ладонь, и в прорези маски, символизирующей глаз, я увидела странный алый огонь, словно на меня смотрел красный глаз, куда более яркий и сияющий, чем глаза Бейонда.

– И помни: шинигами не обмануть.

– Знаю.

По моему телу от ладони пробежал ток, и он разжал руку. Я обернулась к друзьям и грустно улыбнулась.

– До встречи, надеюсь, – сказал L, обнял Юлю, которая заплакала, меня, пожал руку Ниару, Михаэлю и Майлу, и остановился перед Бейондом.

– Прости, – четко и безумно печально сказал он, глядя Бёздею в глаза.

– Тебя я не винил, – пожал плечами он, и L, кивнув, подошел к Графу.

– Я исполню обещание, Маша, – улыбнулся Ниар и пожал руку Юле, которая закатила глаза и крепко его обняла, затем, отлепившись от Грелли, обнял меня, пожал руку Бейонду, Майлу, а затем подошел к Михаэлю и, грустно улыбнувшись, сказал:

– Жаль, Мэлло.

– Жаль, – кивнул Кэль и подал Найту руку. Тот опешил, но затем разулыбался и крепко пожал ее, после чего встал рядом с L.

– Так, я много говорить не буду, – усмехнулся Михаэль. – Просто скажу: до встречи. Вы от меня так просто не отделаетесь, не надейтесь. И вообще, Майл, мы с тобой поклялись на колокольне, что останемся друзьями даже после смерти. Вот и не рассчитывай, что если ты станешь шинигами, я не последую за тобой. Ты за мной – на смерть, я за тобой – в вечную жизнь.

Повисла тишина. Мэлло смотрел в глаза Майлу, а затем Дживас подошел к другу и крепко его обнял. Было до ужаса больно осознавать, что сейчас Михаэль умрет, но поделать я уже ничего не могла. Никто не мог.

– Спасибо, Михаэль, – прошептал Майл.

– Да как всегда, – усмехнулся Кэль, отпустил друга, хлопнул его по спине, обменялся с ним улыбками, сказавшими куда больше любых слов, пожал руку Бёздею, затем обнял Юлю и, наконец, подошел ко мне.

– Не плачь, сестренка, – усмехнулся он и процитировал старую советскую песню, которую я ему заводила на Юлькином планшете: – «Пройдут дожди. Солдат вернется, ты только жди». Мы еще встретимся. Веришь?

– Верю, – улыбнулась я и крепко обняла свою любимую Шоколадку.

С минуту Кэль крепко прижимал меня к себе, а затем отстранился и, поцеловав меня в лоб, встал рядом с Ниаром, который вдруг спросил:

– Маша, а можно…

– Что? – озадачилась я. Найт посмотрел на Дживаса, и тот кивнул, а мой Белый Принц ни с того ни с сего подошел ко мне и осторожно поцеловал в щеку. Его губы были сухими, потрескавшимися и почему-то дрожали, но прикосновение это было очень мягким, нежным и безумно ласковым. Я опешила, а он прошептал:

– Извини за мой роман.

Найт вернулся обратно, встав с краю – рядом с Мэлло, я же растерянно на него смотрела, а L вдруг сказал:

– В компьютере ты найдешь мой подарок. Папка «L» в разделе артов.

– Спасибо, – пробормотала я, и тут рядом с Графом возник Кира, растерянно на него воззрившийся и лишенный наручников.

– А он сбежал, кстати, – усмехнулся мой родственничек и погрозил Ягами пальцем. – Ай-яй-яй, от смерти не сбежать, если за твою жизнь не заплатят.

– Платить некому, – холодно бросил Лайт.

– Потому что ты одиночка, – устало выдохнула Юля, на что он лишь пожал плечами:

– И меня это устраивает. Если выбирать между смертью и изменой самому себе и своим принципам, я выберу первое.

– Вот за это я тебя и уважаю, несмотря ни на что, – поморщилась моя подруга, и Кира ехидно усмехнулся.

– Просто ты понимаешь меня и мою идеологию. Ты грезишь о мести, ты считаешь, что зло должно быть наказано. Вот и все.

– Нет, вернее, не только, – пожала плечами Юля. – Ты сильная личность, а я таких уважаю. Но предателей простить не могу.

– А я и не просил прощения.

– В этом твоя слабость.

– Мы никогда не придем к единому мнению по этому вопросу.

– Да и пофиг.

– А вот это верно.

Ягами встал с другой стороны от Графа и тот театрально возвестил:

– А теперь занавес, дамы и господа! Актеры откланиваются и уходят за кулисы! А вам остается лишь кидать им вслед цветы и кричать: «Браво!» Слово «Бис» не принимается, предупреждаю заранее.

– Спасибо, – улыбнулась я родственничку. – Ты же заранее все спланировал.

– Ой, как хорошо иметь относительно умную родню, – хмыкнул Граф и театрально взмахнул руками.

Черные глаза. Синие. Вновь черные. Карие. Четыре улыбки. Нежная, подбадривающая, добрая, печальная и слегка задумчивая. Вспышка белого света и темнота, а затем – пустой двор и звенящие в тишине слова трех гениев, сказавших перед смертью одно и то же.

«Будьте счастливы!»

Я почувствовала на предплечьях теплые ладони Майла и поняла, что плачу. Все это время плакала, начиная с того момента как спрыгнула со сцены. Я обернулась, уткнулась носом в его грудь и разрыдалась. Где-то рядом плакала Юля, всхлипывая и прижимаясь к Бейонду. Но, несмотря на слезы, мы знали – последний завет наших Друзей мы выполним…

Вернувшись домой, я сразу же села за компьютер, а Майл ушел на кухню – готовить нам ужин на двоих. Юля и Бейонд ушли к себе, и их мы на ужин не ждали, потому как Грелля сказала, что хочет приготовить Бёздею что-нибудь сама. В папке «L» я обнаружила файл под названием «Автобиография „Леонарда Лоулиетта”. Не для печати. Подарок», и весь вечер читала подлинную биографию L Лоулиетта с огромным количеством подробностей. Я прочла лишь одну пятую, когда Майл позвал меня ужинать. Он пожарил картошку с котлетами, но это почему-то показалось мне самой вкусной едой на свете, и на вопрос: «А приготовишь мне как-нибудь что-нибудь сербское?» – Дживас рассмеялся и заявил: «Естественно. Но это острая пища». «Да и пофиг, главное, кто повар», – отмахнулась я, а Майл, довольно улыбнувшись, пожал плечами. Спать он ушел в комнату моих родителей, а я, скрепя сердце, начала читать роман Ниара, безумно меня захвативший, но оставивший очень печальное впечатление. Главный герой, детектив, был очень похож на самого Ривера, а его напарницей оказалась девушка, явно списанная с меня. Вот только детектив ее безответно любил, а в конце романа, раскрыв дело, был убит при задержании и так и не успел открыть ей свои чувства.

«Прости», – вспомнилось прощание Найта. Вот за что он извинялся. За то, что ничего не сказал мне в лицо, но написал о своих чувствах на бумаге. Вот только не стоило извиняться, Найт. Ни за то, что эти чувства были, ни за то, что ты открыл мне их в этом романе, ни за то, что не сказал в лицо – ведь я поняла это, когда потрескавшиеся сухие губы коснулись моей щеки. Это ты меня прости, Найт. Потому что не понимала и потому что не испытывала того же. И спасибо. Спасибо за все…

====== 44) Эпилог. «Год спустя» или «Вера в чудо»... ======

Комментарий к 44) Эпилог. «Год спустя» или «Вера в чудо»... Последнее примечание Автора: ну вот и все, дорогие Читатели! Закончился этот безумный марафон под названием «Нашествие Гениев»! Надеюсь, вам было так же весело, как и укуренному Автору сего произведения, ну или вы хотя бы просто хоть пару раз улыбнулись) А еще смею надеяться, что фик все же получился не бессмысленным, и свою идею Автору донести удалось… Спасибо всем, кто прочел, надеюсь, вам понравилось, и мы не зря старались. Это последняя возможность кинуть в Автора тапок или порадовать его позитивным мнением, надеюсь, те, кто захочет, ею воспользуются) Автор рад, что вы дочитали до этой главы, и прощается с вами, желая всего самого наилучшего и проды к вашим любимым фикам. Muri wo nasaranai yoni! (Берегите себя!)

Блинский блин! Сегодня первое июля, а следовательно, самый жуткий день в году – мой день рождения! Прошел год со дня появления в моей жизни анимешных гениев, и я понимаю, что тот день был не самым худшим, как я тогда думала, а самым лучшим днем моей жизни. Когда мои предки вернулись с Гоа, единственным следом нашествия гениев оказалось отсутствие как данности журнального столика в гостиной, и мое несколько нервное состояние. Ясное дело, моим родителям на последнее было глыбко начхать, а вот первое вызвало лавину возмущения, на что я лишь пожала плечами и сказала: «ЧП, граждане». Майл был временно сплавлен к Юле, но третьего августа на мой счет со счета Ионова была переведена ой какая кругленькая сумма, а точнее, те деньги, которые с него стребовал L в качестве «выплаты отступных за нарушение контракта о работе», который, собственно, нарушила-то я. Но, как говорится: «Закон – что дышло, как повернешь – так и вышло», – а потому Рюзаки, знавший законы лучше кого бы то ни было, извратил реальность, ткнув Фемиду носом туда, куда ему было необходимо, обратил все против моего родича мафиозной наружности и слупил с него нехилую денюжку в мою пользу. Я же решила внаглую воспользоваться ситуацией, и предложила соседям в центре, то бишь между моей и Юлькиной квартирами, завышенную цену за их хату, и через неделю переговоров они «уломались» на продажу квартиры. Думаю, нехилую роль здесь сыграло то, что каждый день, уходя на работу, они сталкивались нос к носу с маньячно усмехавшимся Бёздеем, который то разглядывал катану, то играл ножичком, то просто бросал на них такие взгляды, что кровь в жилах стыла… Короче говоря, извращался, как мог. С таким соседом жить – одни нервы, а потому наши жертвы тиснули денежку и умотали куда подальше примерно через месяц после начала переговоров. Майл переехал в эту самую квартиру, в которой мы сделали ремонт и обставили по нашему вкусу: как ни странно, не в авангардном стиле и не современной мебелью, а в старинном английском стиле – много дерева, темные тона, плавные линии, кресла, торшеры и прочие радости любителей классики. О да, Дживас у нас хоть и суперсовременная личность, ценит классику и уют, а не новомодные веяния в стиле «минимализм, железобетон и отсутствие мягкой мебели». Я проводила с ним все вечера, но на ночь возвращалась к себе, и нас обоих это устраивало.