Текст книги "Нашествие гениев (СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 47 страниц)

Собрав банки обратно в авоську и получив красноречивый взгляд Мэлло, ярче любых слов говоривший: «Сама тащи этот кошмар любого современного человека с „Веселым Роджером” на пузе», – я усмехнулась и, вручив ему «Макаров», порулила к выходу. У ворот меня нагнал Майл и попытался отобрать сумку. Ага, «щаз»! Разбежался! Не на того напал, Дживас, я сумки сама таскать привыкла и на тебя не спихну. Нет, я могла бы, как продукты на Ниара, эту кучу жести на него сгрузить, но понимала, что Майл это делает исключительно из-за того, что вчера мне признался – так бы он фиг эту сумку у меня забрал, а потому я вцепилась в нее, как енот-полоскун в яблоко, и отдавать не собиралась, упрямо топая вперед и ворча при этом: «Пусти, не отдам, моё, не трожь!» Наконец, Дживас отпустил авоську, и я было подумала, что он сдался. Наивная! Этот баран упертый сдаваться не привык в принципе, а потому пошел на хитрость. Правильно, не получается взять замок силой – устрой осаду. Не выйдет – бери хитростью и пакостью… Я шлепала по покрытому крупными и не очень трещинами асфальту, как вдруг меня обняли со спины, и виска коснулись потрескавшиеся губы геймера. Я шокировано замерла, и в тот же миг меня отпустили, после чего я обнаружила пропажу – этот нахал спионерил-таки мою авоську!

– Верни, Ирод! – возмутилась я, а Дживас, топая вперед и ухмылкой олицетворяя закон вредителей: «Сделал гадость – себе радость», – изрек:

– Нет таких, ты имя перепутала.

Я хотела было возмутиться, но подруливший Кэль, поймав меня под локоть, заявил:

– Дай ему самоутвердиться, жалко тебе, что ли?

– Авоськой, от которой ты слинял, как от аксессуара, портящего имидж сурового арийского мужика? – фыркнула я.

– Ну, «Дживас» – фамилия явно не арийская, – хмыкнул Мэлло, – да и самоутверждается он в твоих глазах, а не в глазах окружающих. На них ему, как всегда…

– Пофиг, – закончила я за Михаэля, и мы с ним дружно рассмеялись, а Майл лишь фыркнул и ускорил шаг. Я поспешила за ним, таща на буксире мафиозного босса, с которым мы шли под ручку, и думала о том, что как-то это все неправильно: Майлу – авоська, а Мэлло – я. Непорядок. А еще непорядок был в том, что Дживаса это, кажется, устраивало…

Мы приперлись домой, и я сразу кинулась готовить мафии выпрошенные в качестве оплаты за труды праведные айнтопф и манно-шоколадный пудинг. Парни поспешили рассказать L подробности общения с шинигами: как оказалось, забежав сюда недавно, Мэлло лишь вкратце пояснил ему суть задания, и с чем оно будет связано. Юля где-то шлялась со своим маньяком, а я начала быстренько готовить хавчик толпе голодающих гениев. Наконец, пудинг был отправлен на заморозку в местную криокамеру, а айнтопф разлит по тарелкам. В сковороде же шкворчала картошечка и остывали котлеты, а потому я заорала на всю вселенную в лице собственной хаты:

– Кушать подано! Садитесь жрать, пожалуйста!

Народ быстренько прискакал на мой вопль викинга в тумане на носу корабля и расселся по законным местам.

– Вот, Михаэль, – хмыкнула я, падая на свой любимый, надежный и крепкий стульчик, – первое немецкое, второе русское, третье шоколадное.

– Нелогичная цепочка, – высказался Майл, поглощая немецкий суп.

– Что поделать, – развела руками я, помахивая в воздухе ложкой, да убоится ее панд-сама, ибо она – мое карательное орудие в случаях его провинности. – Могла бы я сказать, что десерт у нас английский, но это не покажет нашей Шоколадной Фее, какой он вкусный и замечательный.

– Это еще неизвестно, вкусный ли, – хмыкнула Фея, обидевшись на прозвище.

– А ты сомневаешься в кулинарных способностях Маши? – впервые за все время пребывания в этом мире моих глюказоидных анимешек обратился к Кэлю Ниар. Ого, с чего бы? Пытается наладить контакт, учитывая, что им предстоит работать вместе?

Мэлло поморщился, но все же соизволил ответить:

– Я не имею привычки сомневаться – я проверяю.

Ох ты, какие мы грозные и правильные, аж жутко становится!

– Да, ты не любишь неопределенность, – флегматично констатировал факт Ривер. Вот почему мне кажется, что он не ехидничает? Ведь похоже…

– Можно подумать, здесь есть хоть один человек, который ее любит, – фыркнул Михаэль, начиная возить ложкой по дну тарелки. Ого… Интуиция подсказала ему то же самое, что моя – мне, и он таким макаром сказал Ниару: «Можно подумать ты ее любишь»? Неужто у них контакт налаживается?

– Нет, таких здесь нет, – кивнул Ривер, включаясь в игру. – Но есть те, кто проверять все сомнительное начал с детства.

Это он о себе… Намек на то, что Михаэль, проигнорировав собственную интуицию, поверил тому парню. Кстати, это очень странно: с чего он ему вообще поверил? Или свою роль сыграла обида на Найта?

– А некоторые в детстве просто не любили, когда им врали, – нахмурился Михаэль, прекращая помешивать ложкой суп.

– Врали? – опешил Ниар и чуть не вышел из образа – уж больно удивленно он воззрился на Кэля. – В чем?!

– А то ты не помнишь! – фыркнул Михаэль, не отрывая взгляд от айнтопфа. Он явно злился, но старался держать себя в руках. Так, мне только разборок в стиле мафии тут не хватало! Держись, Кэль, забудь, что у тебя пистолет в соседней комнате припрятан! Ёлки, что-то мне страшновато…

– Я тебе ни разу в жизни не солгал! – возмутился Ривер, роняя-таки маску спокойствия. Видимо, Мэлло и правда был очень важным человеком в его жизни… Мы с ним ведь часто болтали за эти три недели, но ни разу не говорили о том, как он поругался с Михаэлем: я не хотела причинять ему боль, спрашивая о таких страшных вещах.

– Ага, как же! – рявкнул Кэль, выходя-таки из себя и швыряя ложку в тарелку. Посуда-то в чем виновата, истерик?! – Вспомни-ка, как вечером перед тем самым днем ты пообещал, что мы будем работать вместе, в одной команде! Не было такого?! И кто после этого на следующее утро создал собственную команду со своим соседом по комнате и его другом, лишив нас с Майлом третьего члена команды и таким образом выиграв?!

Повисла гнетущая тишина, а затем Ривер закрыл лицо руками и шумно выдохнул, облокачиваясь локтями о стол. Он сгорбился, словно на него рухнули все печали мира, и я, мгновенно подскочив и отпихнув L, который без споров поднялся и отошел к плите, села рядом с Ниаром и осторожно обняла его за плечи. Ривер мелко дрожал, и мне стало больно: он не виноват – это я знала точно.

– Найт, расскажи, как все было, – тихо попросила я, осторожно погладив друга по мягким белым волосам. – Расскажи, он должен знать.

– Я такой идиот… – пробормотал Ривер, и я ошалело на него воззрилась. Наш Принц-Пафосность, вещавший не так давно, что он – идеальный детектив, назвал себя идиотом? Неужели… Неужели тот парень и его обманул?!

– Найт, что он сделал? – спросила я, продолжая перебирать белые локоны и прижимать парня к себе. – Расскажи, пожалуйста…

– Он с самого утра куда-то ушел, – бесцветным голосом пояснил Ривер, не убирая рук от лица. – Как я потом понял, сказал Мэлло обо мне то, чему тот поверил. Потом вернулся и сказал, что видел Мэлло, и тот хочет раскрыть дело вдвоем с Мэттом. Я поверил, потому что накануне вечером еле уговорил Мэлло взять меня в команду – тот говорил, что я еще маленький… Мой сосед сказал, что Мэлло говорил, будто и вдвоем с Мэттом справился бы, но хотел, чтобы в их команде был Р, очень умный воспитанник, ровесник Мэлло… А еще он сказал, что Мэлло согласился взять меня в команду только потому, что я его упрашивал, и я буду его только обременять, поскольку он привык работать совсем не так, как я – он часто полагался на интуицию, а я всегда делал упор на логически выверенные схемы. Он сказал, что слышал, как Мэлло говорил, будто я буду только мешать, и я согласился с его идеей создать свою команду и не мешать Мэлло и Мэтту.

Повисла тишина. Кэль буравил Ниара тяжелым взглядом, словно раздумывал, верить своей собственной интуиции, кричавшей, что Ривер говорит правду, или проигнорировать ее от обиды, как в прошлый раз. Майл переводил взгляд с противника на друга и обратно, L хмурился и внимательно смотрел на Мэлло, а я осторожно прижимала Найта к себе и гладила по волосам.

– Найт, ты ни в чем не виноват, как и Михаэль, – прошептала я минуты через три, и Ривер, убрав руки со стола, прижался ко мне, как ребенок.

Это могло бы любому показаться странным: восемнадцатилетний парень с вечно каменным выражением лица, словно младенец прижимался к двадцатилетней безбашенной девице. Вот только мне это странным не казалось: Найт не знал материнской любви и заботы, он вообще никакой заботы не знал, он вырос в одиночестве, под гнетом борьбы за титул L, ему не давали возможности быть ребенком, не спускали слабостей – он должен был быть идеалом. Вот только сейчас оказалось, что он несправедливо столько лет винил Михаэля в том, что тот поддался на провокацию, в то время, как и сам на нее повелся. Выяснилось, что, поговори они тогда открыто и не копи обиды, все могло сложиться по-другому, и ему не пришлось бы прятаться в раковине и всю жизнь быть одному, а потом оплакивать Мэлло и Мэтта, похоронив их в соседних могилах на старом кладбище. И Найт не выдержал. Ведь он не был той ледышкой, которую старательно изображал: душа у него осталась чистой и светлой, такой же ранимой, как прежде.

– Ты… тоже поверил… – пробормотал Мэлло. – Как и я.

Ниар, не отлипая от меня, поднял голову и удивленно посмотрел на Михаэля. Слез на его щеках не было, но глаза были полны боли и отчаяния.

– Ты… веришь? – осторожно спросил он, и Михаэль неохотно кивнул:

– Верю. Он умел убеждать. Манипулятором он был сильным.

– Ты… – Ниар запнулся, а затем вдруг сказал: – Прости.

Михаэль удивленно на него посмотрел, а затем кивнул и сказал:

– Ты тоже… извини.

Ниар слабо улыбнулся, и улыбка эта была самой настоящей, не вымученной и не болезненной – она была счастливой и яркой, ведь за эти три недели он научился по-настоящему улыбаться, но всегда в его улыбке присутствовала грусть, а вот сейчас ее там не было: он был по-настоящему счастлив.

– Мир? – осторожно спросила я, и Ниар кивнул:

– Да.

– Мир, мир, – пробормотал Кэль, которому было неуютно от вида сияющего, аки медный пятиалтынный, Ривера, ни с того ни с сего из врага вдруг превратившегося в товарища.

– Наконец-то, – вдруг заявил L, усаживаясь на стул, обычно занимаемый Юлей, и возвращаясь к поглощению уже остывшего супа.

Прав он, и правда «наконец»! Найт отлепился от меня и слегка улыбнулся. Я потрепала его по волосам, подмигнула и вернулась на свое законное место. Дальше ужин тек спокойно и без эксцессов: Михаэль на Найта не смотрел, предпочитая молчаливо поглощать ужин, Ривер впал в раздумья, порой косясь на Мэлло, а Мэтт делал вид, что прислушивается к словам Рюзаки, хотя вид у него был жутко задумчивый. L же вещал о своих Наполеоновских планах и о том, что я должна как можно быстрее научиться стрелять без промаха по движущимся целям, причем тренироваться я буду в местном тире – недалеко от Центральной Больницы. Мой глючный собрат по возмущению на двух его наследничков за неспособность к спокойному обсуждению личных проблем откопал в интернете заведение, где можно было пострелять по передвигающимся мишеням, и повелел мне завтра рулить туда. Я энтузиазмом не горела, ибо пистолеты не любила, но слова о том, что на кону будет стоять не только моя жизнь, заставляли задуматься о том, что время тренировок можно будет и увеличить, и тренироваться не только в присутствии мафиози. Еще L сообщил, что Бейонд с утра связывался с главным врагом Ионова на подпольных боях, Лесоницким, и тот, проверив его боевые навыки, взял в оборот, выставив как участника на следующем отборочном туре, который должен был состояться в следующую субботу. Я из-за этого дико переживала, но понимала, что Бёздей очень силен и вряд ли проиграет, хотя, учитывая его Путь Меча, мне все равно не хотелось, чтобы он участвовал – а вдруг он кого-нибудь убьет?.. Но L меня уверил в том, что ВВ без необходимости этого не сделает, и я ему поверила.

Через полчаса явился как раз этот самый ВВ в компании моей лучшей подруги, усталой, но довольной. Ей мы еще не рассказывали о том, что все наши гении должны покинуть этот мир, а потому я начала продумывать варианты того, как сообщить ей эту новость. Оказалось, Бёздей поставил себе главной задачей научить Юлю самозащите, и сегодня таскал ее в клуб, где устроил ей спарринг с Колюсиком, раньше увлекавшимся рукопашкой. Коля, ясен пень, победил, но наша Грелля сумела все же отразить самые опасные атаки. На мой вопрос: «И что Коля о Бейонде сказал, в связи с вашим новым статусом?» – Юлька усмехнулась и пояснила, что, оказывается, Бёздея настолько уважают в нашем клубе, и Коля не исключение из правила, что он ничего не сказал и только недовольно на Греллю глядюкал. Бывают в жизни чудеса, однако! Юлька же не удивилась, заявив, что никакие Колюсики с Бёздеем и рядом не валялись, а если и упадут, то только без сознания и с подбитым глазом. Мне стало грустно: я ведь должна буду ей сказать, что Бейонд обязан уйти… Но я старательно прятала грусть и лыбилась, аки обрадушек: ужин портить было ни к чему.

Наконец, трапеза завершилась побегом Мэлло в свою комнату в компании шоколадки и геймера, а я потащила Греллю в зал, предварительно спросив Ривера, в порядке ли он. Получив утвердительный кивок, я решила, что с ним пообщаюсь позже, у него все-таки радостное событие в жизни произошло, а Юльку мне придется в депру вгонять. Причем, чем быстрее я это сделаю, тем лучше, поскольку иначе она привяжется к Бейонду так, что потом не сможет отпустить… Я и так тянула до последнего – нельзя так продолжать, а то ничего хорошего из этого не выйдет.

Прошлепав в комнату и усевшись на диван, мы с Юлей напряженно друг на друга посмотрели. Она чувствовала, что я из-за чего-то переживаю, а я не знала, как начать разговор. Наконец, Грелля не выдержала воцарившейся гробовой тишины и вопросила тоном заправского психиатра:

– Итак, больной, на что жалуетесь?

– На жизнь, – тяжко вздохнула я, возводя глаза к потолку, игравшему роль небес. – На жизнь я жалуюсь. Несправедливую.

Я погрозила потолку кулаком и пригорюнилась.

– Небеса-то в чем провинились? – хмыкнула Юля. – В том, что тебя на свет «появили»? Так все претензии к родителям…

– Да я не небу, – отмахнулась я лениво и положила подбородок на ладони, поставив локти на колени. Еще немного, и позу Роденовского мыслителя приму, право слово… – Я грозила шинигами из Энма-чо! Этим вредным личностям, испоганившим мою и твою жизни.

– Ну, я не очень-то жалуюсь, учитывая последние события, – усмехнулась Юля, и я нахмурилась, мгновенно собираясь в кучку из состояния «я пластилиновая ворона» и концентрируясь на неприятной теме. Мой аловолосый жнец сразу заметил перемену и вопросил:

– Что не так?

– Юль… – я замялась, но потом решила не тянуть кота за хвост – все равно ничего хорошего не вытяну… – Понимаешь, они не смогут остаться. Никто. Шинигами сказала это Майлу.

Грелля замерла. С секунду она пустым взглядом смотрела в стену, а затем рассмеялась. Своим смехом, обычным – совсем не похожим на истерику недо-Ками грешного мира из воображения мангак.

– Да и ладно, – наконец сказала она, как-то вдруг сгорбившись и глядя на потолок полным презрения взглядом. – Все нормально. Я знала, что все – тлен, а сказки о прекрасных принцах – для дурочек, верящих в чудеса. Я в них не верю. Принца все равно укокошит колдунья или расчленит маньяк, а тебя потом бросят в дурку с желтым билетом, и будешь ты вечно пускать слюни на фото Бибера, ибо на электростимуляции ее тебе под нос совать будут.

– Что за ужас? – поморщилась я.

– Пытка, дитя мое! Пытка жизнью, – горько усмехнулась Юля и встала. – Ладно, пойду я прогуляюсь, свежим воздухом подышу. Скажи… Скажи ему, чтобы не ходил пока за мной, ладно?

Моя подруга была сама собранность, и только по пустым и одиноким глазам я понимала, что она сейчас в ужасном состоянии.

– Ты вообще не хочешь его видеть, или только сейчас? – осторожно спросила я, вставая следом за Греллей.

– Только сейчас, – ответила она, направляясь к двери. – Я его не собираюсь бросать. Он необычный человек – он умеет слушать и слышать. Короче, давай вместе погрозим Энма-чо, и я пойду.

Мы синхронно погрозили кулаками потолку, Юля грустно улыбнулась и ушла, оставив меня наедине с тяжкими мыслями. На душе скребли кошки, а настроение упало ниже плинтуса. За подругу я переживала точно так же, как за саму себя, так что теперь тяжесть от решения Энма-чо давила вдвойне… Я вернулась на кухню, где обнаружился одинокий Бёздей, вяло потягивавший патоку из чашки с вампирообразной летучей мышью.

– Бейонд, Юля пошла погулять, просила тебя не ходить за ней, – с порога выдала я. Маньяк вскинул на меня алые гляделки и нахмурился, а я поспешила пояснить: – Я рассказала ей, что дитя Энма-чо сообщила Майлу. Вы не сможете остаться, она должна была об этом знать.

Бёздей нахмурился еще больше и встал:

– Ты бы не лезла не в свое дело, – процедил он, подходя ко мне. Странно, но почему-то я не испугалась: я вообще когда кого-то защищаю, становлюсь на удивление храброй – прямо Дон Кихот Ломанческий в атаке на мельницы…

– Я и не лезу, – ответила я. – Но ты не мог скрывать это от нее.

– Я не планировал скрывать – я только что узнал. Ниар рассказал, – усмехнулся Бейонд. – Но что-то мне не нравится это положение. Шинигами сказали, что мы не вернемся, не выполнив задание, а теперь говорят, что мы обязаны вернуться – они противоречат сами себе.

– Она сказала, что если хоть один из вас не вернется, остальные не смогут попасть в «мир вечного счастья», – растерялась я.

– И я должен из-за этого упускать шанс начать жизнь с чистого листа? – вскинул бровь Бёздей, опираясь руками о холодильник за моей спиной и наклоняясь ко мне так, что наши глаза оказались на одном уровне. – И не надейся. Я всегда был один, и мне на всех было наплевать. Сейчас все несколько изменилось: есть человек, которому не плевать на меня, а мне не плевать на него. И ради того, чтобы те, кто мне безразличен, попали в какие-то секунды детства, где были счастливы, я этого человека не оставлю. Дело не столько во мне, сколько в ней. Она поверила в меня, и я не уйду.

– Боюсь, они все равно отправят вас, – пробормотала я неуверенно, но не отводя взгляда от красных глазищ маньяка. Поражаюсь самой себе: где мой страх и моя паника? Из зайчишки-трусишки я превратилась в хомяка-воителя? Что за метаморфозы мутации? – Они бы не стали так просто все это говорить. Думаю, у вас есть определенный срок, а потом вы исчезнете. Вспомни, в твоем разговоре с шинигами эта мадам заявила, что ты можешь остаться здесь на определенный период, но не назвала его.

Бейонд нахмурился пуще прежнего. Ой, мама… Зря я упомянула его разговор с посланницей Энма-чо – я Юльку с потрохами сдала, фактически…

– Бейонд, она мне почти ничего о тебе не рассказывала, – тут же затараторила я, пытаясь исправить ситуацию. Жаль, мне мозги никто исправить не сможет, а то извилины распрямились, кто бы их обратно загнул… – Она говорила только про твое задание, и все! Я не знаю, что ты ей рассказывал и…

– Я ей верю, – выдал маньячелло, перебив меня, и пошел к выходу из кухни. Обернувшись в дверном проеме, он эпично сверкнул глазищами и возвестил: – Но упоминать тот разговор не стоило. Будь я менее лоялен, вряд ли бы поверил, что она ничего обо мне не рассказывала. Подставлять друзей под удар – не лучший вариант.

– Я дура… – пробормотала я, замявшись и опустив глаза, на что Бёздей только хмыкнул и почапал к выходу. Я кинулась за ним и спросила: – Ты ведь не за Юлей?

– Нет, если она хочет побыть одна, это ее право, – пожал плечами Бейонд, обувая свои шикарные черные башмаки. Не золушка он – размерчик не меньше сорок первого, а то и весь сорок второй…

– Тогда куда? Гулять? Или в школу?

– Нездоровый интерес, – безразлично бросил он. – Думаешь, если я встречаюсь с твой подругой, то не причиню тебе вреда?

– Ты не причинишь мне его, потому что ты человек хороший, – фыркнула я и поймала слегка удивленный взгляд маньяка, который аж замер в процессе напяливания обувки. – Говорю, что думаю. И не Юля меня к сей мысли подвела.

– Мне все равно, – выдал Бёздей, обулся и открыл дверь.

– Если пойдешь гулять, не ходи в парк и к Центральной больнице, – крикнула я вслед удалявшейся во мрак подъезда черной спине убивца. – Скорее всего, она пошла в одно из этих двух мест.

Ответа, ясен фиг, не последовало, да я его и не ждала – хлопнув дверью я ломанулась к Рюзаки и, забив на то, что на полу сидел Ниар, рухнула на кровать спиной. Взметнулась небольшая тучка пыли – я хоть и убираюсь каждый день, но матрасу тяжко оставаться не пыльным, согласитесь. Приняв же горизонтальное положение, я возопила:

– А теперь, потомок Сократа, Канта и Шопэнгауэра, давай-ка, выкладывай правду! Что-то я не задумывалась надо всем этим, поверив шинигами, но не мог же и ты, философ наш доморощенный, обо всем этом не думать! Вы обязаны вернуться или нет? Ответ «не скажу» не принимается!

Умостырившись полусидя-полулежа на подушках и завернувшись в одеяло, я воззрилась на свою личную панду и молча сверлила его профиль взглядом. L с пофигистичным видом что-то печатал, забив на меня, а Ниар переводил взгляд с меня на Рюзаки и обратно, словно боролся с желанием что-то сказать. Наконец робот-сан соизволил прекратить пытку тишиной и, допечатав свой очередной труд и удостоив меня взглядом, ответил-таки:

– Я еще не пришел к однозначному выводу.

– А ты вообще на сто процентов ни в чем уверен не бываешь, – хмыкнула я. – Вещай о своих теориях, с вариациями. Просвети меня, моя лучина негасимая.

– Мы должны вернуться все, – заявил он, отворачиваясь обратно к компу.

– Так не пойдет, – нахмурилась я, воззрившись на него, как Боливар на Акулу Додсона перед выстрелом. – Я просила с вариациями и процентами, а так же с полными выкладками логических цепочек.

– Цепочка проста – слова шинигами, – пожал плечами L.

– А я не верю, что ты – великий скептик – мог поверить ее словам! – возмутилась я. – L, хорош Ваньку валять, колись!

– Я повторюсь, – вздохнул Рюзаки, глянув на меня, как на безнадежную идиотку, – мы не сможем остаться.

– Тогда почему… – я припомнила слова Бейонда и вопросила: – Тогда почему она в самом начале говорила, что все вы должны выполнить задания? А если не выполните? Нам что, Киру можно не отправлять – сам отправится, авиапочтой?

– Сомневаюсь, – пожал плечами L. – Скорее, он проведет здесь некоторый отрезок времени, после чего и впрямь будет отправлен в мир Мейфу, однако все остальные будут лишены возможности попасть в «мир вечного счастья».

– Противоречие! – возмутилась я. – Ведь вам всем говорили, ну, кроме Ниара, что вы попадете в него, если выполните задание. А за других вы не в ответе!

– Не скажи, – флегматично заявил Рюзаки. – Шинигами не уточняла, должны ли все мы выполнить задания для того, чтобы попасть в «мир вечного счастья», однако каждый раз повторяла, давая задания: «…либо, выполнив задание, когда все закончится так, как должно, ты попадешь в „мир вечного счастья”». Финалом всего этого театра абсурда может быть лишь возвращение каждого из нас. Вопрос лишь в том, вернемся ли мы все, выполнив условия мира Мейфу, или нет – это и будет «верный» или «неверный» конец.

– Блин, L, ты бредишь? – возмутилась я. – Она не упоминала ничего конкретного о том, что если кто-то не вернется добровольно, то будет возвращен «вот прям щаз» самими шинигами!

– «Когда все закончится так, как должно». «Должный» исход для шинигами лишь один – подчинение им смертных, – пожал плечами Рюзаки и вернулся к клавиатуре. Я поняла, что больше мне из него и слова не вытянуть, а потому накинулась на Зефирного Принца, за неимением других подопытных кроликов.

– Найт! Колись! Что ты думаешь обо всем этом? Мы и правда должны вас всех вернуть?

– Думаю, да, – нехотя кивнул Ривер. Блин, не обламывай хоть ты-то меня! – Я понимаю, что тебе тяжело, но мы не можем не подчиниться миру Мейфу. Даже они не в состоянии изменить судьбу людей кардинально: она пишется в Книге Судеб. Когда же написана последняя строка, человек умирает.

– Вы меня без ножа режете! – простонала я, сползая по кровати. – А сколько времени дают, вы не в курсе?

– К сожалению, нет, – пожал печами Ниар.

– Поэтому все мы должны вернуться как можно быстрее, – подвел неутешительный итог Рюзаки.

– L, ты как финансовый аудит, выявивший недостачу: беспристрастен, жесток и всегда прав, – поморщилась я.

– «Ducunt volentem fata, nolentem trahunt», – выдала эта бяка на латыни. Я закатила глаза и перевела:

– «Желающего идти судьба ведет, нежелающего – влачит». Это изречение Клеанфа, а Сенека перевел его на латынь. Ты не соригинальничал.

Мой панд, любящий мертвые языки, лишь пожал плечами, а я подумала, что он прав. Точнее, они: и Клеанф, и Сенека, и Лоулиетт. Ни к чему быть размазней: надо принимать свою судьбу и переносить все ее удары с гордо поднятой головой, и если уж суждено быть счастливой лишь месяц, я не опущу руки, и этот месяц будет лучшим в моей жизни.

– Спасибо, L, – пробормотала я, выпутываясь из одеяла и направляясь в душ.

– Не за что, – донеслось у меня из-за спины. Вау, неужто робокоп со мной теперь нормально разговаривает, и его «спокойной ночи» в прошлый раз не было глюком вследствие короткого замыкания нейронов моего воспаленного мозга?.. Надеюсь, что нет, ибо L хороший человек. Когда не старается показать себя букой и не погружен с головой в расследование преступления…

====== 30) Об устройстве мира Мейфу, планах недо-Ками-самы и прочей ерунде... ======

Комментарий к 30) Об устройстве мира Мейфу, планах недо-Ками-самы и прочей ерунде... Примечание Автора: устройство мира Мейфу по большей части взято из аниме «Потомки тьмы», не обессудьте)

POV Юли.

Блинский блин! Что за жизнь такая?! Прямо Колесо Сансары какое-то! И что печальнее всего, меня явно тяпнул Красный Петух этого колеса – привязанность (не алчность ни в коем случае, не подумайте). Вот жила я себе спокойно, никого не трогала, вдруг бац – падает на мою многострадальную макушку, шлемом не прикрытую, маньяк. Все бы ничего, да он понимающий, зараза такая, умеющий выслушать и слышащий не потому, что старается вникнуть в суть, а потому, что мы с ним мыслим «на одной волне», и я даже забыла за этот месяц о том, что с самого начала мне Кира был куда ближе с его идеей глобальной очистки всего мира от преступности. И что теперь? Я этому убивцу коварному доверилась, втюрилась, как последняя дура, хоть говорила себе, что никогда не полюблю искренне и от души, и бац – его забирают обратно. И ладно бы в их мир, анимешный – нет! Его в мир мертвых тащат. Ну не обнаглели ли? А жирно им не будет?! Поманили конфеткой и пнули! Красота! Ничего, мы еще повоюем! Ни Бейонд, ни я сдаваться не привыкли! Мы еще покажем этим трупикам, превращенным в божества с плохим вкусом в одежде, что значит «идти против своей судьбы». Перетопчутся без колбасных обрезков – не отдам им Бейондыча, пока не станет ясно, что он все равно окажется в мире Мейфу, даже не выполнив задание…

Я шлепала по улицам города, не разбирая дороги и мысленно костеря шинигами, на чем свет стоит. Шутка ли, такое устроить? Честно говоря, я думала, что попаду в парк – чаще всего в дурном настроении я заруливала именно туда. С каким же удивлением, врезавшись в какого-то прохожего и заорав на него: «Смотри, куда прешь, жалкое травоядное!» – я обнаружила, что оказалась у Центральной Больницы нашего города. О как, значит, мне совсем фигово, раз ноги сами сюда принесли… Кстати, о птичках. Раз уж делать нечего, и я пялюсь на больничные ворота, пребывая в полном афиге от осознания степени собственной депрессии, опишу вам рельеф местности.

Ворота у сей больницы ничем не примечательные: железные прутья, выкрашенные черной краской. И это больница… Намек на то, что из нее не выйти? Вполне может быть. Столбики забора кирпичные, обшарпанные, причем желтые (о да, облицовочный кирпич бывает и такой), сама решетка – в тон воротам. Далее можно протопать по узкой асфальтированной дорожке, помнящей еще правление Царя Гороха и Столыпинскую реформу и окруженной вездесущими тополями, и обнаружить двухэтажное здание поликлиники, выкрашенное в ярко-зеленый цвет. Цвет жизни, что ли, они так сымитировали? Тогда почему прутья забора черные? Контраст? Дальше тропа ветвится, аки мысли киллера на допросе, и образует сеть проходов от одного корпуса к другому, причем большинство зданий дремучие, двух или трехэтажные, хотя есть у нашей больницы чуть менее древнее здание, носящее гордое название «Новая Хирургия». Причем «Новый» корпус от «Старого» отличается разве что количеством этажей: их в нем не три, а семь, и годом постройки – его и впрямь чуть позже сваяли. В остальном – такая же жуткая конструкция, в которой без пол-литра заблудишься, как в лабиринте Минотавра. Бродя по тропинкам, можно наткнуться на лавочки в тени деревьев – это вроде как забота о больных и их посетителях. Идеально, но из многих корпусов больных не выпускают, а откуда выпускают, больные выбегают прямо в тапочках, а потом поднимаются в них же в палату, и это при том, что строгие тети-вахтерши следят с видом ротвейлеров, злых на весь мир, за тем, чтобы посетители, не дай Боже, в башмаках в отделения не зарулили. И впрямь «умом Россию не понять, аршином общим не измерить». Ну да ладно. Хоть лавочки поставили, и то спасибо, иначе народ не сидел бы, а шлялся, собирая на тапки не пуд грязи, а всю тонну.

Я посмотрела на ворота, подумав: «А не зарулить ли мне к моргу?» – который на территории больницы присутствовал, и тут меня черт дернул обернуться. На той стороне дороги я узрела Киру. О как, всё чудесатее и чудесатее! Откуда здесь маньяк номер два? А хотя логично, он же работает в издательстве, расположенном как раз на той стороне дороги. Вот только вопрос века: почему это он дорогу переходит? Насколько я знаю, его новая укрывательница живет довольно далеко, надо на трамвае пилить, а Лайт, перейдя шоссе, заодно и через рельсы бодро шагать начал. Уж не по мою ли душу наш несостоявшийся шинигами, чтоб им всем ни дна, ни покрышки, прется? «Ролл, камбиоформа! Я забью его до смерти!!!» – чуть не заорала я, но вовремя вспомнила, что мы не в мире «Реборна», а я – не Хибари Кёя. Эх, а жаль! Иначе я могла бы драться круче, чем Терминатор, и у меня был бы ёжик по имени Ролл, способный прибить кого угодно: хоть Ками нового мира, хоть маньяка из старого… Нет в жизни справедливости! Ну да ладно.

Я подумала: а не сбежать ли на территорию больницы, но вовремя спохватилась. Я что, трус, что ли, сваливать при первых признаках надвигающейся беседы с врагом? О да. Теперь Кира – мой враг. Почему, спросите вы? А если и не спросите, я отвечу. Потому что, во-первых, я не уважаю людей, уходящих по-английски от тех, кто им помогал, несмотря на их прошлые заслуги, например, на длиннющий список преступников в Тетради Смерти. И во-вторых, я не признаю тех, кто делает гадости пусть и не друзьям, но тем, кто дал кров и кормил, причем не тремя корочками хлеба, а булкой с маслом. Короче говоря, неблагодарных людей, кусающих руку, которая их кормит, я терпеть не могу. Ну и можно добавить, что я, как Себастьянчик, становлюсь гиппопотамихой, когда обижают «детеныша» – то бишь этого самого Себастьянчика. Да, вот такие у нас с ней странные отношения: то я ее мамочка, то она – моя. Прямо ролевая игра…