Текст книги "Нашествие гениев (СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 47 страниц)

– И ты ничего не сказала?! – возмутился Михаэль. – Да я бы…

– «Да ты бы» – что? – перебила его я, фыркнув. – Запретил мне участвовать? А смысл? Так вы хотя бы можете хоть что-то своему недо-Ками противопоставить. И прости, но ты должен был понимать, что меня могли убить прямо в бою, до гонга. Не верю, что ты, как Ионов, меня считаешь непобедимым воином.

– А он тебя таковым считает? – фыркнул Мэлло, наконец отпуская меня из своей медвежьей хватки. Он таки с собой не справился и под конец вновь наградил меня синяками. Вот так вот: с маньяком насмерть дерешься – ни царапины, а домой приходишь – друг из тебя баклажан делает. Непорядок…

– О да, – кивнула я на полном серьезе.

– К сожалению, считает, – поморщилась Грелля, переворачивая котлеты.

– Дурдом, – протянул Кэль.

– Сам дурак, – обиделась я. Нет, я понимаю, что я не «идеальный солдат» и проиграть могу, но вот когда говорят, что человек, верящий в тебя, – идиот, становится несколько неприятно…

– Да я не о том, – поморщился Мэлло. – Ты хороший боец, но я не понимаю, чего этот псих от тебя хочет! У него был боец, зачем ему еще и ты? В то, что он в тебя влюбился, я не верю – не похоже. По крайней мере, его поведение в столовой и то, что ты нам рассказала, не дает повода думать, что он к тебе что-то испытывает. Так что я не понимаю, зачем ему все это.

Кэль начал шастать по кухне, и я подумала, что из этого шоколадного зайца-энерджайзера даже усталость батарейки выудить не может…

– Ты прав, как женщина я ему до лампочки, – усмехнулась я. – Так что я тоже не врубаюсь, зачем я ему вдруг понадобилась. И он мне не ответит – это я точно знаю.

Михаэль фыркнул, а Юлька вернулась к картошке и заявила:

– Майл, следи за котлетами, хорош атмосферу загрязнять!

Дживас сделал глубокую затяжку, шваркнул окурок в окно, загрязнив вместо атмосферы асфальт, и подошел к плите. В голове у меня промелькнула мысль, что, будь он сегодня на месте Бёздея, так легко не отделался бы, но тут же утопилась, к счастью. Нечего злиться на него – на дураков, как говорится, не обижаются…

Мэлло начал строить теории, одна невероятнее другой, по поводу того, что от меня надо моему работодателю, а Юлька начала жарить картошку. Дживас вновь свалил к окну и прикурил, а я подумала, что такими темпами он точно заработает рак легких, поскольку в последние дни он курил даже больше обычного, но вмешиваться, ясное дело, не стала. Вскоре к нам присоединился сам Величайший из Великих, то бишь L, и народ пересказал ему все, что произошло на соревнованиях, причем Кэль долго и упорно возмущался на несправедливость жизни и то, что никто его не оповестил о том, что на этих соревнованиях разрешено добивать лежачего после удара гонга. Рюзаки сей момент не удивил, и он на все вопли мафиози с чересчур наивными представлениями о жизни сказал лишь, что все зависит от устроителей и менталитета тех, кто курирует подобные «заведения», а от Ионова другого ждать не приходится, ибо он явно не признает людей, которые предпочитают сдаться, а не бороться до конца. Кэль еще долго бурчал что-то нелицеприятное о русских бандитах, а я мысленно хихикала, думая, что хоть он и мафиози, но наивный, как три копейки, раз подобного бесчестного, по его мнению, поведения не ожидал. Ну, или как раз чересчур честный и справедливый для своей работы – тоже вариант.

Вскоре картошка была готова, как и котлеты, и Грелля нагрузила гениям и нам, глупым, хавчик. Поужинав под советы Рюзаки о линии поведения с Ионовым во время следующего разговора и предъяв, которые я должна ему кинуть по поводу Киры, мы разбрелись по своим комнатам, причем Кэль мне сказал: «Молодец. Все-таки ты его классно завалила», – Ниар мне улыбнулся и пожелал спокойной ночи, сказав: «Я в тебя верил», – а Дживас ускакал, не проронив не слова и дымя цыбулькой. С L я «спокойноночкаться» опять не стала и заснула, как только голова моя коснулась подушки.

– Кап, кап, вода как кровь, но чище. В воде ты не найдешь примесей, как в крови. Человек – существо грязное. Он пресыщен пороками и гнилью. Вода чиста, даже если в нее сливают радиоактивные отходы, ведь она не способна предать. Убить, уничтожить – да. Но не предать.

– Все предают…

– Да, все предают. Знаешь, хорошо, что ты это поняла.

– Да…

– Когда я уйду, ты ведь будешь это помнить?

– Да…

– И ты никому не поверишь?

– Нет…

– И ты не влюбишься?

– Нет…

– Молодец. А теперь пойдем к воде. Знаешь, сегодня отличный день, не находишь?

– Для чего?

– Для многого. Для прощания, например.

– Не надо…

– Для предательства.

– Пожалуйста!

– И для смерти.

– Нет!!!

Я распахнула глаза и увидела прямо напротив своего лица черные встревоженные глаза. Паника все еще держала меня в железных объятиях, и я попыталась вырваться из стальной хватки человека, державшего меня за плечи.

– Нет, нет, пусти… – бормотала я, пинаясь и брыкаясь, но L с силой вжимал меня в кровать и не давал подняться.

– Успокойся, все нормально, это был сон, – тихо сказал он, но я его увещеваниям не вняла – мне было слишком страшно. – Не нужно, не вставай, ты можешь причинить себе вред, ты неадекватна. Успокойся и приди в себя.

– Что случилось? – услышала я где-то над собой взволнованный голос Кэля, который, впрочем, абсолютно не узнала. И это было неудивительно, учитывая мое состояние…

Я продолжала вырываться, и тут услышала еще один голос:

– Кошмар?

L кивнул, и тут его кто-то отстранил, а мои плечи перехватили другие руки. Рюзаки отошел, а я увидела прямо перед собой такие родные, но причинившие так много боли за последние несколько дней зеленые глаза…

– Успокойся, Маша. Это всего лишь воспоминание. Я сейчас отпущу тебя – пожалуйста, не причини себе вред, хорошо?

Майл ослабил хватку, и я резво отползла от него к спинке дивана, заменявшей изголовье. Стуча зубами и подтянув колени к груди, я сжалась в комочек, не отводя от Дживаса взгляд и нервно сжимая в руках одеяло. Было страшно. Очень. А еще холодно. И одиноко. Потому что все предают…

Майл осторожно и медленно начал приближаться ко мне, едва слышно говоря:

– Спокойно. Все уже нормально. Все будет хорошо. Это просто память. Просто память, слышишь? Тебя никто не тронет. Успокойся…

Он сел рядом со мной и взял меня за руку, а я испуганно на него воззрилась, и пелена, превращавшая весь мир в смазанное пятно, вдруг начала исчезать, а я начала обретать способность мыслить трезво. Дживас уловил нотки сознания в моем взгляде и, осторожно обняв меня, прижал к себе. Я всхлипнула и, отпустив одеяло, вцепилась в его полосатую кофту, кстати, надетую наизнанку. Кажется, я их своими воплями разбудила… Но я ведь не особо орала. Или все же?..

Майл крепко прижимал меня к себе правой рукой, а левой осторожно гладил по волосам, я же шмыгала носом и всеми силами старалась не расплакаться. Тишина, царившая в комнате и нарушаемая лишь дыханием гениев и моим собственным, умиротворяла, а размеренное сердцебиение геймера сливалось с моим собственным, бешеным, и усмиряло его. Не знаю, сколько времени я просидела, прижимаясь к Майлу изо всех сил и пытаясь избавиться от образов, которые сон мне не показал, хотя должен был, но время и присутствие рядом дорогого моему сердцу человека сделали свое дело – я все же относительно подуспокоилась и, последний раз шмыгнув носом, отлепилась от хакера. Тот внимательно посмотрел на меня, и я отметила отсутствие ненавистных мною гогглов, общую взлохмаченность и помятость, а также полный сочувствия взгляд. Да, именно сочувствия… Вот черт, теперь они точно решат, что я свихнулась! Я отползла и пробормотала:

– Извините…

– «Извините»? – негромко возмутился Кэль, такой же взлохмаченный, как и Майл, но даже не подумавший переодеться и прискакавший прямо в черной шелковой пижаме. – Ты шутишь?! Зачем ты извиняешься?! Лучше скажи, что случилось, и почему ты во сне кричала!

– Кричала? – опешила я, переводя взгляд на L. Кстати, что удивительно, в углу комнаты я заметила Ниара – он тоже был в пижаме, только кремовой, и подпирал спиной книжный шкаф, со скоростью пулемета накручивая на палец белый локон, а второй рукой теребя подол пижамной рубашки. Как же я орала, что аж Спящая Красавица подскочила?..

– Тебе снился кошмар, и я не мог тебя разбудить, – пролил свет на мрак происходящего мой панд-спасатель. – Я звал тебя, но ты не просыпалась, а затем ты начала кричать. Ты повторяла одно слово: «Нет», – и я начал тебя трясти. Это помогло – ты открыла глаза, но не приходила в себя. Что тебе снилось?

– …крейсер «Аврора», – пробормотала я, цитируя старую русскую песню. – Не спрашивай, L, я не отвечу.

– Расскажи Мэтту, – пожал плечами Рюзаки. – Это зашло слишком далеко – мы должны что-то делать.

– Нет, L, – покачала головой я, обнимая колени руками. – Я не буду никому ничего рассказывать, иначе ты уйдешь.

– Не обязательно, – пожал плечами Рюзаки. – Есть вероятность…

– Я не хочу рисковать, – перебила его я. – Если есть хоть один процент, говорящий, что ты исчезнешь, я ни словом не обмолвлюсь. Без тебя нам Киру не победить, и это не неверие в силы остальных: просто сейчас Кира слаб тем, что работает один, и только работая командой, мы сможем быстро и максимально эффективно его нейтрализовать. Все, я все сказала. Я никому ничего о себе не расскажу.

С этими словами я встала и отправилась в ванну. Заперев дверь, я сползла на кафельный пол и, включив воду, начала стучаться лбом о стену. Боль меня несколько отрезвила, и я смогла-таки умыться, правда, на подвиг в виде принятия душа меня не хватило, и я выползла в коридор. Народ был на кухне, и я, скрепя сердце, пошлепала туда же. На дворе обозначался рассвет, на часах – пять утра, а на календаре – восьмое августа, суббота. Я мысленно взвыла от перспективы топать на курсы и начала молча готовить завтрак. Мэлло пошлепал в ванную, Дживас дымил цыбулькой в открытое окно, а Ниар что-то сосредоточенно обдумывал, возводя на столе монумент под названием «Памяти шоколадных конфет посвящается». L же в одиночку бухал свою патоку и пристально меня разглядывал, словно пытался понять, подкралась уже ко мне шиза или еще только на подходе. Не кипешуй, Рюзаки! Она уже давно бухает вместе с моим самовосприятием и логикой – я же живу в одной квартире с анимешными трупаками, втюрилась в одного из них и всеми фибрами души ненавижу шинигами – божеств из мира мертвых!

Заморачиваться я не стала и тупо сварганила творожную запеканку. За это время душ приняли все присутствовавшие, включая L: он, оказывается, был мною разбужен, когда я начала метаться по кровати и махать руками, аки Карлсон пропеллером. Собственно, потому он и кинулся меня в кровать вживлять – боялся, что если не прижмет меня к ней, я ляпнусь на пол, а потом испугался, что раз я в норму не прихожу, могу себе навредить вполне умышленно.

Завтракали мы в полной тишине, а затем я утекла к себе в спальню – убирать койко-место, но стоило лишь мне заправить покрывало, на мою кроватку рухнула полосатая тушка, разрушая созданный мной порядок. На Дживасе снова были гогглы, зато сигарета из губ была удалена – и на том спасибо… Он молча воззрился на меня, а я, тяжело вздохнув, села (причем именно села, а не упала) неподалеку от геймера и тихо спросила, глядя на него:

– Майл, зачем все это? Ты ведь не хочешь быть моим парнем, зачем ты согласился?

– Ты хочешь вернуть все в прежнее русло? – спокойно спросил Дживас без тени недовольства или возмущения. Но мне даже больно не было – только всплыл в памяти полный злобы и уверенности в своей правоте голос, говоривший: «Все предают!» Я усмехнулась и ответила:

– Мои желания никогда никого не интересовали, Майл. Ни тебя. Ни Ионова. Ни шинигами. Ни его. Вы все делали только то, что велел вам ваш разум, забывая о том, что рядом есть еще кто-то. Эгоизм? Нет. Простое нежелание понять, что других ваши поступки могут ранить, а то и убить. Если же вы это понимали, мне вас искренне жаль, потому что «предавший предает в первую очередь самого себя». Знаешь, если бы ты тогда не солгал и не сказал, что я тебе нравлюсь, все было бы куда проще.

– Считаешь, я лгал? – усмехнулся Дживас, глядя куда-то мимо меня. Смотреть мне в глаза он упорно отказывался.

– Если нет, еще хуже. Потому что если я тебе была безразлична, это все было лишь естественным следствием того, что тебе на меня плевать. А вот если ты не врал, все куда хуже. Потому что ты поиграл со мной два дня и бросил надоевшую куклу в угол. Ушел, наплевав на меня. Я не предъявляю претензий и не хочу ссориться. Но он был прав – все предают… Он меня предостерегал, а я не послушала, за что и поплатилась.

«Но убивают все любимых, —

Пусть слышат все о том.

Один убьет жестоким взглядом,

Другой – обманным сном,

Трусливый – лживым поцелуем,

И тот, кто смел, – мечом!» Не больше и не меньше, Майл. Не больше и не меньше. Либо ты из доброты душевной решил создать иллюзию любви, но не выдержал, либо наигрался, очень быстро поняв, что кукла – существо неинтересное и тебе не ровня, и решил уйти, но, опять же, из доброты душевной, бросить, сказав: «Все кончено», – не решался, а потому всеми силами пытался отстраниться. И не важно, где правда, а где ложь. Утром у тебя в глазах было сочувствие и больше ничего. Других чувств ко мне у тебя сейчас нет, а потому я не вижу смысла и дальше тебе навязываться.

– Хорошо, – пожал плечами Майл. – Надеюсь, без обид?

– Естественно, – ответила я. – Я не собираюсь обижаться на тебя.

– Из принципа «на дураков не обижаются»? – вскинул бровь геймер.

– Нет. Из принципа «мне уже все равно», – пожала плечами я.

– Вот и хорошо, – хмыкнул он и ушел на кухню, а я до самого конца провожала его взглядом. Я не надеялась – я прощалась.

Дверной проем. Когда-то родная, но теперь такая далекая спина, затянутая полосатой кофтой. Боль. Пронзительная, разрывающая сердце на миллион частиц… Темнота коридора. Пустота комнаты. Одиночество всей моей жизни…

Я закрыла глаза и откинулась на спину. Ну и ладно, ну и пусть. Так и должно было быть. «Жизнь – игра, у тебя нет масти», – вспомнилась строчка из песни «Кукрыниксов», стоявшей на мелодии звонка моего мобильного, оповещавшей весь мир, что меня домогается мой вражина. О да, Ионов – снова мой враг номер раз, ибо я выспалась, увидела кошмар, и глюк в стиле: «Он такая душка, он обо мне заботится», наконец исчез: сняла царица-ночь с глаз лошадки по имени Маня шоры! Ура ей… Вот только почему-то именно сейчас, полностью осознавая, какая Ионов гадость, мне захотелось, чтобы наступила ночь, чтобы именно эта гадость отвела меня на поляну в лес и, усадив на плед и вручив горячий чай из термоса, сказала: «Знаешь, когда я смотрю на звезды, я верю, что даже в моем будущем возможен свет. Как и в твоем. Не верь никому – верь только им, только этим звездам. Возможно, тогда они придут в твою жизнь светом и счастьем. Ведь ты это заслужила». Тогда, в ту ночь, после моей третьей победы в финале подпольных боев, когда я билась в истерике, он именно так и поступил, и это единственное, за что я ему безумно, искренне, всем сердцем благодарна. Когда он это говорил, он искренне улыбался, а не ухмылялся, и я поверила. Поверила в свет звезд, и это дало мне силы жить дальше. Вот только сейчас свет почему-то погас, и мне жизненно необходимы были те самые слова, говорящие, что даже я могу надеяться на счастье, и что, возможно, свет загорится вновь… Но он этого не повторит, к сожалению. Он ведь никогда не повторяется… Ну и ладно, переживу очередную маленькую драму своей жизни и так, без поддержки вампиров со склонностью к лиризму. Я же сильная, как он любит повторять… Вот и не буду в драматизм впадать!

Повалявшись на диване, я таки соизволила соскрести себя с него и пошлепала на кухню. Ниар и L обнаружились за столом, с чашками чая в лапках, и я, усевшись на свое законное место, набрала номер Ионова на мобильном. L как ветром сдуло – даже чай на столе оставил. Ага, ломанулся играть в шпионов, хитрая ты харя?

– Как спалось, моя Королева? – раздался в динамике ненавистный мне голос, который я хотела услышать.

– Как в первый день двадцатипятилетнего заключения в колонии строгого режима, – вздохнула я, а Ионов озадачился:

– Почему же? Вряд ли на тебя так подействовал тот бой.

– Да так, ничего особенного, – хмыкнула я, сверля взглядом скатерть. – Всего-то явился мой рабовладелец и вверг мою жизнь в ад кромешный. А больше ничего не произошло, да. И кошмарам сниться не с чего.

– Ты вспомнила тот день? – вопросила эта пакость странным тоном.

– Нет, блин! – возмутилась я. – Я о нем забыла напрочь и даже под гипнозом вспомнить не способна! Иди ты на фиг!

– Вряд ли что-то изменится с изменением моего местопребывания, – флегматично заявил он. – Однако нам стоит встретиться, чтобы обсудить твою плату, не находишь? А сделать это, если я уйду по указанному тобой адресу, будет проблематично.

– Ладненько, давай встретимся. А потом можешь смело топать на фиг, – усмехнулась я, отчаянно желавшая сейчас его увидеть. Ведь когда на душе черным-черно, статичность, холодность и абсолютное понимание человека, который говорил, что является моим другом, и при этом порой поступал как враг, а порой спасал, могли дать то, что я так ценю. Определенность. Ионов никогда не сумеет меня предать, потому что он мой враг, и я жду от него лишь подлости. Но при этом он меня понимает и никогда не скажет: «Верь мне», – однако, когда мне будет плохо, наверняка процитирует «Божественную комедию» и скажет нечто мрачное, но неизменно совпадающее с моей собственной философией. И эти слова заставят меня продолжать бороться. Как и всегда… А затем он назовет меня другом, и на мое возмущение рассмеется и ответит, что его понятие дружбы отнюдь не такое, как принято в обществе. А я так и не сумею понять, что же для него значит дружба, ведь в этом я его понять тоже не смогла…

– Я подумаю над последней частью твоего любезного предложения, – вывел меня из раздумий Ионов, – а пока давай встретимся в парке, на нашей скамейке, через час.

– Да какая она «наша»?! – возмутилась я, но ответили мне короткие гудки, ясно вещавшие о том, что разговор окончен и восстановлению не подлежит.

– Вот гад! – тихо возмутилась я, глядя на экран мобильника, на котором стояла заставка в виде первой страницы из манги «Певчая птица крыльями не машет» с главным героем – Яширо – и хокку от Йонеды Ко, автора этой чудесной, но очень тяжелой яойной манги: «Будь ты сломлен. Будь ты развратен. Нет выбора, кроме как жить». Я тяжко вздохнула и сменила заставку на другой фрейм из той же манги – первую страницу третьей главы, изображавшую все того же Яширо, и подписанную автором словами: «Чувствительность. Апатия. Удушье». Она идеально передавала мое состояние сейчас, и я, усмехнувшись, подумала, что быть похожим на Яширо в силе духа – это не такая уж плохая мечта, несмотря на все пороки этого персонажа…

– Когда встреча? – вывел меня из раздумий голос Ниара. О как, оказывается, не такой уж у гениев идеальный слух, как я думала…

– Через час, – пробормотала я и тут же добавила: – Я пойду одна. Не хочу проблем: он явно жаждет с тобой пообщаться, а я не хочу, чтобы он тебе гадость мог сделать.

– Ты думаешь, у него получится? – нахмурился Ривер, словно говоря: «Опять ты в меня не веришь?»

– Он может сказать какую-нибудь гадость, которая тебя расстроит. А я не хочу, чтобы тебе было больно, Найт. Прости, – честно ответила я, умолчав лишь о том, что вдобавок ко всему этому еще собираюсь попытаться привести нервы в порядок в компании человека, от которого постоянно жду подляны.

С этими словами я ускреблась к себе в спальню, выпроводила из нее Рюзаки, подслушавшего весь мой разговор с Ионовым, и, быстро переодевшись, свалила в туман, попросив Ниара передать Юле, куда я умотала, и не нервировать ее лишний раз рассказами об утреннем происшествии.

Погодка стояла просто чудная, если ты решившее покончить с собой мороженое. Тридцать градусов, ни ветерка, ни облачка, асфальт начал плавиться с самого утра, а похолодания не предвиделось, как и грибного дождичка. Короче, кошмар… Пешеходы вяло влачили свои бренные тушки по тротуарам, птицы шухарились в тени веточек, листиков и прочей зелени, а собаки и кошки ныкались под кустами и мечтали о хорошем таком ливне. Я же, как и все несчастные, лишенные транспорта с кондиционером, лениво переставляла ноги по нагретому звездой по имени «Солнце» асфальту, и мечтала о большем, чем кото-песики: о ливне и мороженом. Доскребясь таким вот образом до парка и окунувшись в его спасительную сень, я возблагодарила Ананасовую Фею, его ученика и мэрию города за существование сего дивного места, заползла на уединенную аллею и уселась на лавочку, где мы обычно встречались с Ионовым летом. Изнывая от скуки, я выудила мобильник и начала читать яойную мангу «Dog style», вечно загонявшую меня в глубокую депру, но почему-то поддерживавшую в тяжелых жизненных ситуациях. Стоит Грелле сказать «спасибо» уже за то, что, благодаря ее страсти к аниме, я нашла отдушину в таких вот шедевральных произведениях. Да, я не только Гюго считаю автором, способным вывесить на мою жизнь табличку «Умотал в пессимизм, к обеду не ждите», не удивляйтесь.

Примерно через пятьдесят минут после того, как Ионов шваркнул трубку посреди нашего разговора, он соизволил нарисоваться в пределах моей видимости, а если точнее, уселся рядом со мной, отрешенно читавшей мангу, на лавочку, и вопросил:

– Ты снова читаешь что-то мрачное, моя Королева?

Я вздрогнула от неожиданности и, бросив на него возмущенный взгляд, заявила:

– Ага, не хочешь присоединиться?

С этими словами я ткнула ему в нос экран, на котором красовалась откровенная яойная сцена без цензуры, но на него это никакого впечатления не произвело. По крайней мере, плеваться, осенять меня крестным знамением и орать: «Сгинь, нечистая!» – он не начал. Печалька… Я убрала мобильный, а Ионов усмехнулся и, шмякнув лапки на колени и сведя кончики пальцев, вопросил:

– И что же тебя больше раздражает, мое возвращение в твою жизнь или грядущие бои?

– Это синонимы, – пожала плечами я, облокотившись на спинку лавочки и глядя на пыльный асфальт.

– Я бы не сказал, – протянул Алексей-свет-Леонидович, и я лишь фыркнула в ответ, а потому он перевел разговор в более перспективное русло: – Итак, что ты хочешь, чтобы я сделал с твоим обидчиком?

– Да ты меня не меньше обидел, – хмыкнула я. – Не тебе так обзываться.

– Не скажи, – усмехнулся Ионов. – Все же ты с самого начала знала, чего от меня ждать, и я тебя не предавал. Я твой «враг», и ты меня опасаешься, не подпускаешь ближе, чем это необходимо, не доверяешь мне. А потому, ожидая удара в спину, ты не боишься его получить, и если он последует, тебе не будет больно. Это даже предательством для тебя не будет – враг предать не способен, он может лишь нанести очередной удар. А вот от Ягами ты удара в спину не ожидала, и думаешь, что он тебя предал. Но пойми, те, кто наносят подлые удары, – враги априори, и это даже не столько предательство, сколько атака. А вот те, кто не наносят тебе этот удар, хотя могут, не такие уж и враги, поскольку не собираются предавать.

Я закатила глаза, подумав, что по его философии он прямо-таки мой друг, но отметив, что доля правды в его словах все же есть, и если честно, многие тезисы вообще отражают мои собственные мысли. Я уже говорила, что порой мы с этим деятелем мыслим в одном ключе? Не буду повторяться… Но я решила внести свою лепту в данный «конструктивный» диалог и ответила:

– Лучше продолжать опасаться всех подряд: и врагов, и тех, кто друзьями прикидывается, и никому не верить – тогда точно нож в спину не воткнут.

– Кто из них тебя предал? – резко нахмурился Ионов, поджав губы. Злится? С чего бы?

– Так ты знаешь, – пожала плечами я.

– Нет, из-за Ягами ты так не переживала, – нахмурился он. – Кто? «Твой парень»?

– Ох, Лёш, успокойся, а? – простонала я. – Тебе не идет роль заботливого братика.

Порой эта его понятливость бывает излишней! Только «священной мсти» и слов о том, какие гады меня окружают, мне для полного «счастья» не хватает! А ведь Ионов и впрямь может устроить Дживасу акт возмездия: он моих обидчиков несколько раз так «наказывал», что мне их жаль было, хоть я и не особо жалостливая… Но Мэтту я зла не желала. Потому что, не смотря ни на что, все равно продолжала его любить – вот такая я идиотка.

– А в Румынии, помнится, тебе эта роль импонировала, – усмехнулся Алексей, прерывая мои размышления.

– Так там ты меня не заставлял жизнью рисковать – это раз, – фыркнула я. – А во-вторых, тебе напомнить, каким макаром ты меня туда затащил, как долго шантажировал меня и моего папеньку, чтоб я поехать согласилась, и как я чуть не сбежала из аэропорта, да твои охранники поймали и угрозами в самолет загнали?

– К чему вспоминать о плохом, когда было немало хорошего? – усмехнулась эта бяка.

– Так плохое перевешивает, – фыркнула я, посмотрела на него и мне вдруг почему-то очень захотелось показать ему язык. Но его сердечная мышца, любящая лирику и ненавидящая мат, такое вряд ли выдержала бы, потому я сдержалась.

– Это с какой стороны посмотреть, – вновь поджал губы Ионов. – И все же ответь. Кто?

– Лёш, хватит, – поморщилась я и снова уставилась на асфальт. Настроение, чуть было начавшее приподнимать голову, снова рухнуло на самое дно. – Не истери, тебе не идет. Я в норме.

– Я слишком хорошо знаю тебя, чтобы поверить, – парировал он. – Ты лишь однажды была столь же подавлена. В тот день я сделал все, чтобы ты пришла в норму, и сделаю это снова.

– Зачем? – устало спросила я.

– Скажем так, я хочу, чтобы ты была сильной, – улыбнулся Алексей краешками губ. Именно улыбнулся, а не усмехнулся, и я удивленно на него воззрилась. – Не как боец – как человек. Знаешь, слабые люди света в жизни не заслужили, а вот те, кто за него борется до самого конца и не опускает руки, те, кто силен духом, заслуживают его и имеют шанс достичь. Я знаю, что ты сильная. Так борись за свой свет и достигни его. А когда достигнешь, покажи и мне. Я хочу хоть раз увидеть на твоем лице улыбку, а не усмешку.

– Чья бы мычала, – фыркнула я, откинувшись на спинку лавочки. Стало вдруг тепло и уютно, и не важно было, что звезд над нами нет – я просто хотела верить его словам…

– Это да, – усмехнулся Алексей. – Но знаешь, если ты улыбнешься мне, счастливо, а не печально, я улыбнусь в ответ. Можешь не верить, но так будет – в это верю уже я, а то, во что я верю, обычно сбывается, ты же знаешь. Потому что я всегда борюсь за это до конца.

– И побеждаешь, – грустно улыбнулась я, глядя ему в глаза. Завидую ему в этом. Он никогда не сдается. Ни при каких обстоятельствах.

– Ты тоже можешь победить. Я в тебя верю. Даже если сама ты в себя не веришь, пока в тебя верит хоть кто-то, у тебя есть шанс победить.

– Даже тебя? – съехидничала я.

– Кто знает, кто знает, – усмехнулся он.

Мы замолчали. Я смотрела на небо и думала о том, что свет звезд в конце тоннеля моей черной жизни снова замаячил. Почему? Потому что мой враг сказал мне то, что я так отчаянно мечтала услышать. Потому что он верил в меня, и, несмотря на все перипетии наших жизней, я была ему за это благодарна. Он и впрямь умел поддержать, и, несмотря на все его недостатки, иногда я и впрямь думала, что он мне не враг, но и другом он мне не был – скорее, он просто человек, который идет по жизни параллельно мне, и наши пути соприкасаются, но не пересекаются. И в этом был главный плюс: он не просил верить ему, и я не верила, он поддерживал меня и причинял боль одновременно, но я всегда знала, что если мне будет больно, я могу рассчитывать на то, что он подставит плечо и поддержит, а затем вновь нанесет удар, но только когда я оправлюсь от того, из-за чего подошла к нему ближе, чем обычно… Гад он, но не абсолютное зло, и это раздражает даже больше, чем если бы он был последней скотиной – не могу я считать его олицетворением зла на земле, хоть убейте… А зря, наверное.

Тишина умиротворяла, абсолютно статичный сосед по лавочке, который не лез с расспросами, а просто молчаливо поддерживал, возвращал мою жизнь в привычное русло, абсолютной уверенностью в глазах заставляя меня тоже поверить в себя. И как ни странно, я начала успокаиваться. Злость, обида и раздражение проходили, сменяясь на усталость и апатию, а те, в свою очередь, подкинули робкую мысль: «Могу ли я и впрямь надеяться?» И я, поверив словам собственного врага, решила, что да – могу. Дура, ой дура… Ну и ладно. Наплевать. Я усмехнулась и прошептала:

– Спасибо, Лёш.

– Всегда пожалуйста, – спокойно ответил он.

Я тяжко вздохнула, взяла себя в руки и, решив, что хватит нюни распускать, вернулась к повестке дня и собственному скепсису:

– Ладно, короче говоря, я знаю, чего хочет этот гад, Ягами. И я хочу его жестоко обломать.

– Да? И чего же он хочет? – ничуть не заинтересованно вопросил мой работодатель.

«Стать Богом Нового Мира», – чуть не ляпнула я, но сдержалась. Язык мой – враг мой, до добра он меня точно не доведет…

– Власти, – усмехнувшись, ответила я.

– Ее многие алчут, однако получают лишь единицы, – глубокомысленно изрек готичный мафиози, явно причисляя себя к последним. Властолюбец какой! Хотя это и так понятно было…

– Ну, у Ягами есть возможность начать ее захватывать, а я хочу его жестоко обломать, – пожала плечами я. – Поможешь?

– Мне и самому невыгодно, чтобы кто-то посторонний получал власть в этом городе, – нахмурился Ионов. – К тому же, я связан контрактом. Просто скажи, чего ты хочешь.

– Хочешь – не хочешь, это вопрос необходимости, – хмыкнула я, чертя носком туфли непонятные закорючки на асфальте и сжимая край лавочки лапками. – Мне надо, чтобы ты сообщил мне, как только Ягами с тобой свяжется, и рассказал, что он попросит в оплату своих трудов праведных, хотя я примерно представляю, что это.

– И что же? – усмехнулся местный почти-Дракула.

– Ты только не удивляйся, – усмехнулась я не хуже него самого. – Ему нужно, чтобы ты человека кокнул. А точнее, останавливал его сердце и реанимировал несколько раз подряд.

– Хм. Ты угадала, – нахмурился любитель «Божественной Комедии». – Он связался со мной вчера вечером и сказал, что знает о твоем вчерашнем выступлении, а значит, пришло время расплатиться с ним. Ты хочешь, чтобы я оставил его работу неоплаченной?

– Ты человек слова, – тяжко вздохнула я, – как ни печально это признавать в данном случае. Хотя обычно я этому рада – видишь, во всем плюсы ищу. Так что оплату ты ему, ясен фиг, предоставишь, но не так, как он рассчитывает. Кстати, как он с тобой связывается?

– По мобильному, – с хитрым прищуром ответил Ионов. – Откуда подобный интерес?