Текст книги "Нашествие гениев (СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 47 страниц)

Ривер нахмурился, но просьбу мою выполнил. Причем молча, и то, что он немного раздражен, я поняла исключительно по его возмущенному взгляду. А, пардон. Ты ж не хочешь, чтобы остальные, особенно мафия, узнали, что ты со мной теперь в нормальных отношениях… Дживас удивленно воззрился на Вату, а я хмыкнула:

– Вот спасибо! Спас загибающуюся от чахотки кормилицу-поилицу, а то остальным-то наплевать, что если я помру, вы все от голода загнетесь!

– Я умею готовить, напоминаю, – усмехнулся Майл, – так что мы с Михаэлем вряд ли бы умерли от голода.

– Тоже верно, – хмыкнула я. – А вот L не умеет, и его смерть была бы на твоей совести. А тебе оно надо? Как возьмет Михаэль, как обидится, и решит мстить. А его «мстя» страшна, ты же знаешь!

Дживас фыркнул и выудил из кармана приставку. Она мне уже в кошмарах скоро сниться будет… И тут на кухню прискребся L, а из ванны выплыло распаренное блондинистое существо. Похоже, горячий душ – и правда лучший способ успокоиться: Кэль даже почти не злился. Разве что был немного недоволен, но, узрев доставаемые мной пирожки с шоколадом, заинтересованно пригляделся к ним и повел носом. Принюхивается? Ого. У мафии «нюх, как у собаки, а глаз как у орла», что ли?

– Интересно, – хмыкнул он, и я показала ему язык.

– Специально для тебя пекла, – усмехнулась я, – а для Бейонда испекла с джемом. Ну и для Ниара – с капустой. Помнится, он солянку поедал с аппетитом. Для L – с сахаром и маргарином, ну и, ясен фиг, с творогом для Юли, она у нас творожная душа.

– Ясно, – фыркнул Кэль. Ох, похоже, он мою первую фразу опять не так понял… Хорошо, мне ума хватило на ней не останавливаться и про всех остальных рассказать – он успокоился. И чего он так из-за этого парится?..

– А Майлу что, ничего «эдакого» не приготовила?

– Не-а. И не потому, что я скотина такая, – покачала головой я, – просто тупо не представляю, с чем он любит пирожки.

– А если предположить? – ехидно вопросил босс мафии.

Я призадумалась. А правда, с чем? Что может любить Майл? Ну…

– Так… Вы все – ну, кроме Ниара – сладкоежки до безобразия. Так что с вами все понятно. Тонкая душевная организация, любовь к глобальным размышлениям о смысле бытия под хруст шоколада и чашку патоки… Вы у нас народ неземной, возвышенный. А Майл – парень поприземленнее. У него приоритеты попроще. Да и вообще, если уж смотреть здраво: он единственный настоящий Мужик с большой буквы в этой толпе замороченных на глобальных вещах гениев. Так что, думаю, он бы выбрал мясо.

Повисла тишина, а я подумала, что мой язык мне не враг – он просто шпион, которого непонятно зачем вживили в мой организм, и он ведет меня к эшафоту, плахе, виселице – нужное подчеркнуть… Но вдруг раздался дикий ржач. Все ошалело воззрились на хохочущего Дживаса, а я так и вовсе неэстетично уронила челюсть, хоть она у меня и не вставная. Похоже, один Кэль в нашей компашке слышал подобное из уст молчаливого пофигистичного лемура…

– Чего ты ржешь? – шокировано спросила я, и сама начиная смеяться. Да, глупый смех заразен, даже если смеется гений.

– Самое странное, – давясь ржачем, изрек Майл, – что я и правда предпочитаю пироги с мясом.

Чего?! М-да… А вот тут и меня накрыло. Я упала на стул рядом с Майлом и заржала еще громче, чем он.

– Ну, значит ты точно Мужииик! – выдавила я сквозь хохот.

– С большой буквы! – поддакнул Дживас и вновь разразился хохотом.

– Идиоты, – бросил Ниар, но в глазах его едва различимо читалось веселье. L молчал и просто разглядывал пироги на столе, словно его наша беседа никоим боком не касалась, а Кэль, усмехаясь, заявил:

– Рассмешить Майла – это надо постараться. Хотя, если честно, мне самому смешно, хоть ты только что нас всех, фактически, унизила.

Я подавилась смехом и возмущенно вопросила:

– Это когда же?!

– Когда сказала, что Мэтт – единственный «мужик» среди нас, – флегматично пояснил панда-кун, который, оказывается, все же звуки из реальности воспринимал, хоть и не подавал виду.

– Ой, – я смутилась. Не, ну я не это имела в виду. Они все парни… ясен фиг. Но вот так, чтобы именно приземленно, по-нашенски, типа: «Я только с пальмы слез», – это скорее к Майлу, чем к остальным. Только как им это объяснить, да так, чтобы еще и Дживас не обиделся? – Ну, вы не совсем правильно поняли…

– Да плюнь, – фыркнул Мэтт, – мне приятно, Мэлло понял – это я точно знаю, иначе бы он не смеялся, а орал, а на остальных мне наплевать и ничего больше я слышать не хочу.

– Лады, – хмыкнула я. Нет, я что, из-за этих вредителей единственного адеквата, который меня с самого начала принял, должна обижать? Не дождутся. Я, может, и наглая, как танк, но на добро плачу добром. – А что, вот эта кривая ухмылка на моське биг-босса – это его смех?

– А то! – фыркнул Дживас. – Это у него одно из наивысших проявлений веселья!

Мэлло фыркнул и запустил в Майла фантик от конфеты, ухомяченной… кем? Правильно, Рюзаки. Геймер увернулся, а я возмутилась:

– Ты у меня завтрака лишишься, если будешь за столом дурью маяться! Нефиг едой играться!

– Это фантик – конфету давно съели, – пожал плечами Мэлло.

– Да пофиг!

– Набралась ты слов от Майла…

– Сама всю жизнь так говорю.

– Прямо-таки всю?

– Нет, лет с четырнадцати.

– Значит, всего ничего.

Это вот сейчас о чем вообще разговор, а? Смех наш давно уплыл в небытие, но вот три улыбки до ушей, хоть завязочки пришей, кухню освещали, так что когда к нам ворвалась темная сторона, атмосфера царила дружественная и непринужденная: мы с Майлом балагурили, Мэлло поддерживал, представьте себе, Ниар с пофигистичной моськой и заинтересованным взглядом за этим наблюдал, похоже, он и правда никогда в таких посиделках не участвовал, а тут ему стало не просто интересно, но еще и понравилось все это, а L просто не обращал на нас внимания и поглощал патоку. Сколько ж в него влезает?.. Появление Киры испортило настроение сразу всем: и мне, которая его на дух не переносила, и Кэлю, который столько лет мечтал о его смерти, и Мэтту, который погиб ради мечты друга о поимке этого человека, и L, которого убили из-за него и его амбиций, и даже Ниару, который его победил, но все же тихо ненавидел – когда он понял, что L не проигрывал Кире, он вновь воспылал к недо-Ками прежними чувствами и понял, что хоть тот и гений, достойный определенной толики восхищения, по большей части он попросту использовал других, да еще и «ловил удачу» вместо того, чтобы что-то предпринимать самому.

– Утречка вам, народ! – возвестила Миса-Миса, то есть Грелля, то есть Юля. На ней было платьишко готик-Лолиты, делавшее сходство с возлюбленной Лайта просто зверским. Разве что парик она надевать не стала, и это несколько спасало ситуацию. Кстати, платье это подарила ей я, как косплей Вокалоидов, чему Грелля два года назад была безумно рада – она и сама пыталась писать песни голосом одной из этих замечательных программ, правда, получилось не очень, и она это гиблое дело забросила.

– И тебе не хворать, Грелль-сама, – заявила я с поклоном заправского дворецкого.

– Спасибо, Себастьянчик, – просияла Юля, – а что остальные как не родные? Здороваемся, мальчики?

– Ой, тебе оно надо? – закатив глаза, спросила я.

– Ну, не ото всех, – честно призналась Юля. – Но вот с Майлом мы вчера неплохо поболтали, и я жду продолжения банкета, да и L я уважаю – он же такой…

– «Он душка!» – апатичным тоном воспроизвел человек с абсолютной памятью слова Грелли с нашей первой с ним встречи. – «Он же детектив! Величайший детектив мира! Он же чудо что такое!»

– Как ты мог? – поморщилась Юля, и я поняла, что L ее обидел. Ой как обидел. Ляпнул такое при Лайте… Она его теперь явно возненавидит и права будет. Я тоже в возмущении! Где его чувство такта и вежливость?!

– Я лишь озвучил твои слова.

Пофигист ты долбанный! Чтоб тебя только в яойных фиках рейтинга НЦ-21 как укё прописывали!

– Не ожидала от тебя, L, – холодно бросила я и обратилась к Кире: – Она это на эмоциях тогда сказала.

– Да мне все равно, – флегматично ответил Лайт, усаживаясь за стол. – Я знаю, что она не восхищается Рюзаки, и не собираюсь расстраиваться из-за этих слов.

– Хоть кто-то понимает, что ничего обидного в этих словах не было, – пожал плечами Лоулиетт.

– Да пошел ты… по грибы по ягоды, – бросила я и потащила Юлю в спальню, бросив остальным: – А вы ешьте, не стесняйтесь! Может, даже поясните гражданину «я не знаю слово „такт” и знать не хочу», какой он балбес!

Когда дверь спальни захлопнулась, я первым делом спросила:

– Меняемся обратно?

Юля призадумалась, а потом покачала головой:

– Нет. Знаешь, я человек не очень мстительный. И потом, так я смогу его под контролем относительным держать. Он же вчера собирался на моего Лайтика наехать со словами: «Все должны вернуться, и ты тоже», – но Лайт его послал. Вежливо так. Сказал, что он никому ничего не должен и сам решит, как и что ему делать. А еще сказал, что он не дурак, и с законами мироздания знаком.

– О как, – хмыкнула я. – А хотя и правда: его же должны были шинигами сделать за то, что он творил. Ты не в курсе: сделали?

– Ну, он переживал смерти всех тех, кого записал в тетрадь, – нахмурилась Юля, – постоянно умирая. И должен был после последней смерти стать шинигами. Но его «дернуло» и принесло в наш мир на предпоследней смерти.

– Ого, – опешила я. – А как же память? Он бы стал шинигами и устроил техасскую резню авторучкой!

– Да нет, – отмахнулась Юля, прислонившись спиной к шкафу. – Ему должны были память стереть. Шинигами, ставшие таковыми после смерти в человеческом обличье, не помнят прошлого и не в курсе, кем они были раньше. К тому же, характер их меняется в сторону глобального пофигизма.

– Что ж Рюуку-то его не поменяли?

– Кто знает…

– Значит, ты хочешь последить за поведением L? – вернулась я к нашим баранам, оперевшись спиной о книжную полку напротив Грелли.

– Не совсем, – усмехнулась Юля, складывая руки на груди. – Я планирую не дать им перегрызться, и буду между ними спасательным буем. Таким макаром Кирушка будет знать все, что нужно, чтобы свалить в мир Мейфу, не общаясь с Рюзаки напрямую, а я в свою очередь буду подкидывать L информацию о том, что нового мы с ним выясним относительно всей этой ерунды.

– Ясно, – кивнула я, – а что ты уже выяснила?

– Да не много, – поморщилась Юля и пересказала мне свой разговор с Бейондом, не затрагивая, впрочем, его план.

– И что он собирается делать? – озадачилась я.

– Ну, он много чего запланировал, – хихикнула Юля. – Но если я расскажу, эффекта не будет. А он ведь нам нужен, да?

– Нет, – хмыкнула я, – он вам нужен. А мне нужно, чтобы меня в спорт не тянули. Но раз уж выбора нет, придется мне принять правила игры. Но я не собираюсь пока возвращаться. Вот подойдет L поближе к решению своей загадки, тогда вернусь. Пусть маньяк порадуется, а нетактичный детектив задумается, почему я подыграла его врагу.

– Сомневаюсь, что его это заденет, – хмыкнула Юля.

– Так я к этому и не стремлюсь – главное, чтобы он мозгами пораскинул, а это он умеет… когда ему надо.

Мы с Греллькой синхронно ухмыльнулись и поскакали на кухню – радовать, ну, или огорчать мужскую половину нашего общества своим присутствием. Парни со спокойной совестью жевали пироги, и наше возвращение на них никак не повлияло. Даже L бровью не повел, гад!

– Питаетесь? – фыркнула я. – Ну питайтесь, пока вас тут кормят.

– Ты опять превращаешься в самку гиппопотама? – флегматично съязвил Дживас.

– Типа того, – ответила я и упала на стул. Что-то со вчерашнего дня падения у меня в привычку вошли. Прямо как у него… – Еще кто на Греллю наедет – лишу кормежки.

– Ой, да ладно, – фыркнула Юля, – а если я скажу: «Кто тебя обидит, того из дома выставим», – думаешь, они хамить тебе перестанут?

– Нет, – пожала плечами я и притырила пирог с капустой. – Но я надеюсь, что разница между «кормить не буду» и «выставлю из дома» очевидна, и первое легко претворить в жизнь. Да и потом, обижать тебя – последнее дело.

– А тебя – первое, что ли? – возмутилась Юля, наливая себе и мне чай.

– Не-а, но ты у нас не при делах. Ты им не хамишь так, как я, – после этого пояснения мы с Греллем мысленно захихикали: я прекрасно знала, что Юля в мыслях дает их действиям такие комментарии, что мои выпады по сравнению с этим – детский лепет.

На сем разговор был свернут. Мы с Юлей занялись поглощением пирогов, так и не одарив гениев чаем, а гении в свою очередь тихонько думали на тему «Как нам не лишиться пищи», либо, что вероятнее, взвешивали все «за» и «против» вариантов: «налить себе чаю самому», «попросить полоумного Грелля» и «попросить еще более полоумную Машу». В результате все они пришли к абсолютно разным выводам. Первым поднялся ВВ и налил себе чаю сам. Хвалю, Бейонд, ты теперь мой герой! Кира же посмотрел на Юлю и улыбнулся. Та поняла его без слов и с довольной моськой поспешила выполнить немую просьбу сошедшего на землю «божества». Мэлло посмотрел на Дживаса (кто бы сомневался?), тот фыркнул и поскребся осчастливливать себя и своего биг-босса, а L воззрился на меня и заявил:

– Налей мне чаю.

Так, ну, в этом я тоже не сомневалась. Я ж его рабыня! Сочувствую Ватари. Как он эту царскую морду столько лет терпел? Я бы давным-давно начала в пирожные пурген подсыпать…

Я тяжело вздохнула, встала и налила чай Рюзаки. Учитывая, что Ниар молчал, но и попыток подняться не предпринимал, я решила и его осчастливить.

– L, а теперь колись: ты на работу уже устроился? – спросила я, наблюдая за превращением чая в патоку.

– Нет, сегодня я иду на собеседование.

– Удачи, – с сарказмом хором заявили мы с Греллем, причем не понятно, в чьем голосе сарказма было больше.

Рюзаки пожал плечами, словно говоря: «Я в удаче не нуждаюсь», – а я вопросила:

– Кто еще куда пойдет сегодня?

– Я иду в издательство, – вяло отозвался мой белоснежный глюказоид.

– Круто, – кивнула я. – Порази всех знаниями русского языка, да так, чтобы они неделю в себя приходили.

Ниар на мои язвительные слова не отреагировал, молодец какой – понял, кажись, что я так ему удачи пожелала. А в беседу вклинился Дживас:

– У нас с Михаэлем тоже собеседования.

– В субботу? – озадачилась я.

– Где-то я слышала, что издательство наше местное в субботу работает, – призадумалась Юля, – а вот насчет их работы…

– Я собираюсь сисадмином в одну фирму устраиваться, – поморщился Мэтт. Его явно не привлекала идея ходить в деловом костюме, и он предпочел бы работу в интернет-кафе, но деньги ему были важнее, а потому он, скрепя сердце, решил временно отказаться от своей странной манеры одеваться. Впрочем, сейчас он был одет как обычно: небо в клеточку, жизнь в полосочку.

– А ты? – вопросила я у Михаэля, но он лишь пожал плечами и бросил:

– То же самое.

Не поняла. Он решил при «посторонних» меня сторониться, как раньше? Печаль-тоска…

– Ясно, – поморщилась я.

Пирогов на блюдах становилось все меньше, и я подумала, что гении тоже падки на выпечку. Время близилось к обеду, а мы еще завтракали – нехорошо… Но куда деваться, если меня окружают сони? Посидев еще полчаса, мы с Юлей ушли переодеваться. Я – в классические черные брюки и белую офисную блузу, а Юля – в черную футболку с белой надписью «Death Note» и черные же джинсы. Да, я в общественные места и места учебы всегда надеваю классику, а вот Юльке формальности по барабану, и кто из нас прав сказать сложно, однако преподы больше уважают меня, а студенты – Грелля Сатклиффа. Мне же частенько говорят, что я «выслуживаюсь» перед профессурой, хотя на самом деле это не так – я просто привыкла к классике, и во время учебы это для меня идеальный вариант.

Через полчаса мы с Юлей с сумками наперевес стояли на пороге моей хатки и ждали L. Его Царское Величество запаздывало, и мы с Греллей уже начинали нервно посматривать на часы, как вдруг к нам подошел Ниар и, не глядя на Юлю, заявил:

– Я еду с вами.

– Класс, – улыбнулась я Зефирке, и он покосился на Греллю.

– Да я и так в курсе, – отмахнулся «жнец», и Найт нахмурился. Точнее, он так и остался ледяной глыбой, но в глазах мелькнуло недовольство.

– Она моя лучшая подруга, – возмутилась я в ответ на невысказанный упрек со стороны Ваты. О да. Он снова «Вата» – не по шерстке меня погладил, ага. Ниар пожал плечами и промолчал, а минут через пять заявился Рюзаки, и мы безмолвной лавиной выпали из квартиры.

====== 21) Зефир, Шоколад, Самурай и Шинигами, а также очередной фингал ======

Ниар отделился от нас на трамвайной остановке – ему надо было ехать в другом направлении. Я выдала парню денежные знаки в необходимом количестве и проинструктировала насчет цены билета. Ясное дело, детектив все это знал, но промолчал и сделал вид, что мои инструкции его не касаются, скрыв и то, что они ему, в принципе, не нужны. L же вмялся в трамвай вместе со мной и Юлей, и мы, толкаясь в душном вагоне, кое-как добрались до того самого района с речкой, где вчера жаловались на рассеянность гениев, приведшую к утере документов.

– Жарииища, – пожаловалась Юля, выпадая из трамвая, который тут же бодро умчался, покачивая рожками.

– И не говори, – кивнула я.

Жара и впрямь стояла ужасная – тридцать градусов, а конкретно до этой точки микрорайона прохладный ветер с реки не долетал. В общем, мы плавились, жарились, испарялись, но упорно шли к пункту назначения – кирпичному двухэтажному зданию с покосившейся дверью, на которой значилась табличка: «Курсы иностранных языков». Также здесь находилось еще несколько офисов, если так можно выразиться, и склад соседнего магазина сельхозтоваров. Мы зарулили внутрь, поднялись по грязной лестнице на второй этаж и вошли в один из кабинетов, на котором значилось: «Курсы японского языка». L, кстати, шел с нами не до конца – в финале марафона он зарулил в соседний кабинет, на двери которого висела табличка «Бухгалтерия ООО «Альянс». О да, у учителей иностранных языков не очень богатая фантазия, ну да ладно – так запомнить проще. Может, это они ради нерадивых учеников стараются?

– Здрасьте всем! – возопила Юля, а я тихо сказала:

– Привет.

Нам не ответили. Как и в универе, на курсах нас послали в глубокий игнор, но мы по этому поводу и не переживали. Усевшись на первую парту, мы с Юлькой достали конспекты и принялись за повторение материала.

– А красный цвет еще больше раздражает, чем зеленый, – протянула за нашей спиной Катя Позёмкина, вечный Греллин враг на курсах.

– Конечно! Знак «Стой, идиот!» бесит всегда больше, чем зеленый свет, орущий: «Дуракам везде у нас дорога!» – съязвила Юля. Ну все, началось! Я с головой ушла в повторение материала, а пикировка девушек продолжилась, причем к ней присоединились подруги Кати. Спросите, почему я не вмешалась? Отвечу. Потому что сие мне было запрещено еще четыре года назад, когда я попыталась вступиться за тогда еще салатововолосую девушку в школе. Она сказала, что ее хобби – «ставить на место выскочек с помощью сарказма и язвительности», и попросила меня не лишать ее возможности «почесать язык о добровольно подставляемые шеи». Я согласилась и с тех пор вмешиваюсь, только если дела угрожают принять более серьезный оборот, нежели «обмен любезностями».

– Да ты вообще полоумная отаку, не знающая вкус жизни! – выцепил мой слух выпад Кати. Ой, девушка нарвалась… Она в слове «отаку» ударение не на ту букву поставила.

– Вкус жизни? – «призадумалась» Юля. – Это такой горьковато-кислый, как твоя душа? – она плотоядно облизнулась. – Нам, демонам, такие есть – самое милое дело! Чем в душе яда больше, тем нам больше нравится. Одно плохо: ты ж безграмотная! Я тебя есть не буду – отупеть боюсь. Как тебя на курсы-то приняли? Да еще и японского языка!

– Это ты к чему, каннибалка? – фыркнула Катя.

– Это я к тому, что ходить на курсы японского языка и не знать на какую букву падает ударение в слове «фанат», стыдно, – покачала головой Юля. – К тому же, я не каннибал: демонов с жалкими травоядными равнять не стоит. Тем более с такими, которые не только не знают изучаемый язык, но и о родной речи забывают. Все же в русском языке словечко тоже в ходу.

– Ага, среди таких же полоумных, как ты! – хмыкнула Катя, а Грелля ехидно усмехнулась, все так же пренебрежительно глядя на оппонентку.

– Э, нет, – фыркнула она. – «Полоумная», видимо, в данном случае произошло от слова «пол» – рискну предположить, что имелся ввиду противоположный, хотя в твоем случае это значения не имеет. А потому со всей ответственностью заявляю, что единственная, кто думает о противоположном, да и не только, судя по вечно недовольным харям твоих подружек, поле здесь – ты, а значит, и полоумная – тоже.

Я фыркнула, а Юля, поймав свирепый взгляд ловящей ртом воздух Катьки, показала мне знак «победа». Я кивнула, и тут в класс зашел наш препод – пятидесятилетний дядечка с седыми бакенбардами и лысинкой на макушке. Небольшой такой – всего полголовы вентилировалось, да еще и прикрытой тремя прядками по три волосинки, приколотыми невидимкой со свободного края, «чтоб не разлетелись». В классе повисла тишина, и не успевшие ничего вякнуть подруги Катерины свалили в туман. Началось занятие. Через час нам дали десятиминутный перерыв, и я думала, что девчата прибегут «мстить», но сделать это им не дали: в класс вошла заведующая курсов и привела с собой нашего нового учителя. И вы правильно угадали его личность. L выглядел довольно странно: отглаженные лично мной, идеально сидящие светло-серые брюки, бежевая рубашка, старомодный портфель, который Лоулиетт спионерил из загашников моего папика, плохо прилизанное воронье гнездо на голове (кажись, у L та же проблема с волосами, что и у Гарри Поттера – их невозможно уложить), сутулая до невозможности спина, апатичное выражение лица и незабвенные фингалы под глазами а-ля «бамбуковый медведь». Я улыбнулась детективу, надеясь поддержать его, но ему, похоже, поддержка не требовалась – он был в себе уверен.

– Этот человек, возможно, будет вашим новым преподавателем японского, – выдала заведующая. – Сейчас он проведет урок, надеюсь, вы сработаетесь.

С этими словами она уселась за свободную парту на «Камчатке», а пандочка прошаркал к учительскому столу. Послышались смешки и откровенное хихиканье, но тут L заговорил, причем на чистом японском без акцента! Его слова я приведу на русском, дабы те, кто язык страны восходящего солнца, рамена и девочек-волшебниц из махо-сёдзё не знает, тоже смогли эту речь понять.

– Меня зовут Леонард Лоулиетт, – выдал робот-сан. «Леонард»? Какого фига, L? Лучше б уж «Рюзаки» назвался, а то прям странно… Хотя я до сих пор не в курсе, какой ты национальности, так что ладно, пропустим мимо ушей. Да и «Рюзаки Лоулиетт» звучит еще более странно, чем «Леонард», только мне от этого не легче – я же консерватор…

– Я долгое время жил в Японии и надеюсь поделиться с вами знанием богатого и красочного языка этой удивительной страны самураев, хокку и новейших компьютерных технологий.

Вау, не думала, что Рюзаки способен выдавать такие длинные речи. Впрочем, он говорил об «удивительной» стране таким пофигистичным тоном, что невольно приходилось задумываться: «А столь ли она удивительна?»

– Я должен проверить ваши базовые знания, прежде чем приступить к уроку. Есть желающие?

Ясен фиг, желающих не оказалось: половина класса слов «профессора Лоулиетта» не поняла, а вторая половина (мы с Юлькой в их числе) решили прикинуться ветошью и не отсвечивать. Однако Рюзаки мне явно за что-то мстил, а потому кивком указал на несчастную подругу Грелля Сатклиффа и вызвал меня к доске. Я, мысленно взвыв, выползла к учительскому столу, возле которого замер ссутулившийся недо-препод, и представилась. Ясное дело, по-японски. L начал задавать провокационные вопросы о грамматике, лексике японского языка и истории Страны Восходящего Солнца (к чему были вопросы по истории, я не поняла, но старалась отвечать как можно точнее – мало ли?), а я, судорожно выстраивая в голове ответные фразы, вяло отвечала этому моральному инквизитору.

– Садитесь, – наконец смилостивился мистер «Я знаю все, и вы у меня будете стремиться к тому же», и я, мысленно возблагодарив всех, кого только было можно и нельзя, поскреблась к себе за парту. Вот только я думала, что следующей кара настигнет Юлю, однако жестоко ошиблась: Рюзаки позвал ее вечного врага – Катю Позёмкину. Та язык знала «постольку-поскольку» и была вечной троечницей, а на курсы ходила исключительно потому, что родители пнули. Они собирались следующим летом поехать отдыхать на эти замечательные острова, а на переводчика тратиться жаба душила, вот и отправили дочь на курсы: вроде как потом потраченные деньги пользу ей в жизни принесут. Конечно, принесут, если в нее влюбится какой-нибудь полоумный потомок самурая или, скорее, камикадзе, а вот если она вернется на Родину, то забудет все свои скромные познания в данной области буквально за неделю. Забывать-то проще, чем запоминать, ага…

L начал засыпать нашу вражину вопросами, она вяло отвечала, постоянно уточняя у Рюзаки: «Что Вы сказали?» Он повторял, перестраивая фразу иначе, осыпая ее и нас синонимами первых вариантов вопросов, и мы с Юлькой были абсолютно счастливы, что нам достался такой знающий преподаватель. А вот Катя, напротив, Рюзаки возненавидела – это читалось в полном ярости взгляде. Наконец, он смилостивился и отпустил страдалицу.

– Уровень у вас очень сильно разнится, – нахмурился (это я опять утрирую) Рюзаки. – Придется подтягивать отстающих, тем же, кто ушел вперед, я буду давать отдельные задания.

Ого, какие, интересно? L, словно в ответ на мой немой вопрос, выудил из портфельчика несколько тонких папок и возвестил:

– Те, кто сможет перевести и понять смысл следующей фразы, пусть возьмут одну из этих папок.

L, ясное дело, высказался на японском, но я приведу перевод: «Самурай должен прежде всего постоянно помнить – помнить днем и ночью, с того утра, когда он берет в руки палочки, чтобы вкусить новогоднюю трапезу, до последней ночи старого года, когда он платит свои долги – что он должен умереть. Вот его главное дело. Если он всегда помнит об этом, он сможет прожить жизнь в соответствии с верностью и сыновней почтительностью, избегнуть мириада зол и несчастий, уберечь себя от болезней и бед и насладиться долгой жизнью». Это была цитата из Бусидо, а точнее, из «Будосесинсю» Юдзана Дайдодзи, и мы с Юлей, ясное дело, ломанулись за папками. Нашему примеру последовало еще пятеро учеников из группы в двадцать человек, и Юлька закатила глаза. Права Грелля, ой, права!

– В папках вы найдете, – возвестил мой глючный панд, как только добытчики расселись по местам, – первую главу того самого варианта Бусидо, который я вам процитировал. Ваше задание – прочесть текст и исправить намеренно внесенные мной грамматические ошибки. Время – до конца урока.

Мы с Юлькой тут же зарылись в папки, а L стал вещать что-то о местоимениях. Я слушала в пол-уха, но отметила, что он отлично все объяснял. Кстати, ради пояснений «особо одаренным ленью», наш «Неспящий не в Сиэтле» перешел-таки на родную для этих самых «одаренных» речь, и мы с удивлением внимали русскоязычным красочным пояснениям, приправленным легким английским акцентом и познавательными комментариями. Рюзаки постоянно приводил примеры из истории Японии и ее языка, рассказывал об этимологии слов и об интересных событиях средневековой феодальной Страны Восходящего Солнца, связанных с этими самыми словами. Частенько ученики начинали хихикать над очередной забавной историей или наоборот – грустили от истории печальной. В целом, урок прошел просто сказочно, и настроение у нас с Греллей было что ни на есть замечательное. Однако все хорошее имеет гадкое свойство заканчиваться, как, к счастью, и все плохое, а потому L объявил о конце урока, собрал папки у тех, кто доказал ему свою относительную грамотность минимального уровня в самом начале занятия, и, прошаркав за учительский стол, поблагодарил учеников за занятие старинным словом «Katajikenai», редко сейчас употребляемым. Мы с Греллем синхронно, как на каждом уроке до этого, встали и поклонились учителю, а тот, удивленно на нас посмотрев (и снова я завысила уровень его эмоциональности), слегка поклонился в ответ. Вау! Мне отвесил поклон сам L Лоулиетт! Я была бы счастлива, если бы только Рюзаки каждый вечер не выказывал, что на самом деле он меня чуть ли не презирает, не отвечая на мое вполне себе доброжелательное: «Спокойной ночи, L».

Заведующая утекла из класса, и Рюзаки поплелся следом, а Катя не преминула съязвить, как только за новоявленным преподавателем закрылась дверь:

– Пафоса-то сколько! А сам похож на обкурившуюся панду, которая только с эвкалипта слезла!

Грелля закатила глаза и выдала:

– Ой, как я была права, тебя безграмотной называя! Ты даже не в курсе, что по эвкалиптам коалы ползают, а панды – бамбуковые мишки!

– О да, давай, защищай убогого, – фыркнула Позёмкина. – Вы же одного поля ягоды! Таких фриков днем с огнем не сыщешь!

Я хотела было возмутиться, но поймала предостерегающий взгляд Юли и замолчала.

– Лучше быть фриком среди толпы серых посредственностей, которые не могут отличить панду от коалы и свято верят, что панды, как и они сами, курят травку.

В классе послышались смешки, и Катя побагровела: все знали о недавнем скандале, который произошел недалеко от задания курсов, и который устроила мама Екатерине за то, что ее, восемнадцатилетнюю дубинушку, застукали курящей что-то явно позабористей табака за зданием универа.

– Ты у меня сейчас договоришься! – зло прошипела она.

– Ах, боюсь! Kowai! – заломила руки Юля, и Катя прыснула:

– И кто тут идиот? «Каваи» – это «мило».

Мы с Юлей посмотрели на нее как на младенца, влезшего в кабину подъемного крана с намерением построить дом.

– Век живи, век учись, – протянула Юля. – Кать, а у тебя со слухом все в порядке? Может, к ЛОРу сходишь, вдруг марихуана у тебя уже в ушах прорастает, дабы не тратится на покупку?

– «Каваи» и «коваи» спутать – это надо постараться, – поддакнула я, а Позёмкина фыркнула и вылетела в коридор.

– Эй, я же еще не зачитала лекцию о том, как «милашесть» превращается в «ужас, летящий на крыльях ночи», когда у «а» стирают хвостик, и он становится «о»! – крикнула ей вдогонку Юля и рассмеялась смехом Киры. Я поморщилась: мне Ягами хватает в собственной хате – на курсы-то зачем мне его под нос подсовывать? Но Грелля не обратила на мои носодвигательные процессы никакого внимания и начала быстро собирать вещи, ухмыляясь так же маньячно, как Бейонд. Раньше она лыбилась в стиле «Бельфегор – Принц-Потрошитель Варии», но теперь решила пойти по стопам вполне себе реального (на данный момент) потрошителя, и ухмылочки притыривала у Бёздея, равно как и маньячные взгляды. Получалось, надо сказать, отменно, и выглядела она даже страшнее, чем с улыбкой Бельфегора, так что я подумала, что хоть какой-то прок от наших попаданцев есть – Юля научилась распугивать народ взглядом, потому как завидев эту ее ухмылку, наши сокурсники как-то резко потеряли желание вступаться за «несправедливо обвиненную» Катюшу (не путать с системой полевой реактивной артиллерии). Покинув кабинет, мы наткнулись на стоявшего у стеночки L.