Текст книги "Нашествие гениев (СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 47 страниц)

– А я знаю, что ты можешь написать. Тебе понравится, я уверен.

– И что? – озадачилась я.

– Я не имею права давать советы, – пожал плечами Ривер, не оборачиваясь, но я на сто процентов уверена, что он ехидно ухмылялся. Хотя бы в душе, ага… – Однако скажу так: тебе присущ сарказм. Ты всю свою жизнь шутишь именно так. И это хорошо: в житейских ситуациях это очень полезный юмор.

Он утек куда подальше, а я призадумалась. Житейский юмор? Что он хотел сказать? Я воззрилась на прислонившегося к холодильнику Майла, который явно боролся с желанием пояснить слова Зефирки, но играть надо честно, а потому он махнул рукой и пошлепал мыть мафиозные тарелки, бросив:

– Я хоть и лемур, но тарелки мою. Договор, что поделать. А вот Михаэль – кот, который гуляет сам по себе, он их никогда мыть не будет. Интересная позиция, да?

Да что вы все мне хотите сказать, мозговыносители?!.. Стоп. «Бытовые ситуации»? «Интересные»? Интересная бытовая ситуация с лемуристым Мэттом и котообразным Мэлло, пропитанная сарказмом?!

– Автобиография?! – ошалело выдала я.

– «Слава ананасам», как ты любишь повторять, – фыркнул Майл, домывая посудину.

– Но ведь… финал будет не самый веселый, – пробормотала я, погрустнев.

– А от тебя не требовали юмора на сто процентов, – выдал Ниар, выползая из укрытия, то бишь из-за угла коридора. Он подслушивал? Ай-яй-яй, как нехорошо, Ривер! – Пусть в конце будет драма, или, к примеру, сделай хороший конец, ведь это лишь рассказ.

– Нет, раз уж автобиография, то без выдумки, – тяжко вздохнула я и сказала: – Спасибо, ребята, сама бы я точно не доперла.

– Мы тут ни при чем, – поспешно заявил Ниар и опять утек за угол. Интересно, далеко ли…

– Да вы вообще никогда не при делах, – хмыкнула я и, тяжко вздохнув, обратилась к геймеру: – Тогда я пойду писать.

Мэтт кивнул, и я почапала пытать ноутбук своими излияниями. Ой, мама, неужто я и впрямь сумею написать юмористический рассказ?..

Дни потекли ровно и размеренно. Я вновь вставала по будильнику со странным именем из одной буквы и готовила завтрак моим глючным нахлебникам, которые, кстати, нахлебниками являться перестали, потому как получили первую зарплату и расплатились за все шмотки, что им были куплены, ну, кроме Киры, ясен фиг. После этого я будила Ривера, и мы, дождавшись Юлишенцию ака Грелль Сатклифф, завтракали, после чего я садилась за написание автобиографичного рассказа о нападении на мою жизнь анимешных глюков, перевернувших ее с ног на голову. Кира был прикован к дивану, и изредка Рюзаки водил его к «белому другу», но мы расщедрились на то, что выдавали маньяку аудиокниги, которые он просил, причем Кира упорно отказывался признаваться, что же у него было за задание, да и вообще раскаяться: на это он был не способен в принципе, и, когда Юля его кормила (о да, он таки на это согласился, видать, угрозы зондом в нос получить испугался), пытался всеми правдами и неправдами уломать ее встать на его сторону. Но Юлька у нас стойкий оловянный солдатик – не велась. Кого-кого, а предателей она простить и понять не способна.

Вечером мы всей гурьбой перлись на пляж, оставив Ягами с застегнутыми за спиной руками и полной невозможностью сбежать, причем у реки к нам присоединялись мафиози и Бейонд, и мы бултыхались всей гурьбой. После водных процедур мы с Бёздеем устраивали махач на боккенах, а затем шлепали домой. Кстати говоря, Бёздей от своего «начальника» в мире подпольных боев ушел, за что надо сказать «спасибо» моему мафиозному родичу, что мы с Юлькой, наступившей себе на горло, и сделали, а потому угрозы того, что маньяк и в этом мире кого-то пришибет, не оставалось абсолютно. Ниар сдал перевод и уже завершил еще один, но сдавать его не спешил, а вот его собственный роман издательство, после долгих споров, где та тетка-училка играла в оппозицию, решила опубликовать, и потому Ривер теперь частенько мотался в издательство на разговоры с редактором, вернее, с новым редактором, потому что с той грымзой он работать категорически отказался. L продолжал учить любителей чайной церемонии и каллиграфии японскому языку, и мы с Юлей выбились в лучшие ученики класса, поскольку он с нами дополнительно занимался дома, каждый вечер по два часа, за исключением дней, когда мы ходили на курсы. После ужина же все рассасывались по своим делам. Юлька шлепала гулять с Бейондом, который водил ее по красивым местам, лично им обнаруженным, причем понятия о красоте у них бывали довольно странные: заброшенный морг, недострои, районы с темным прошлым… Ну да это их дело: все же он ее и по старой части города выгуливал, а там и правда очень и очень красиво. Ниар садился за написание второго детективного романа, L перся в сеть – отлавливать очередного преступника, все же без своей работы он жить не мог. Мэлло присоединялся, как ни странно, к Рюзаки или же, притырив Юлькин планшет, смотрел триллеры, боевики, ужастики и психологические детективы – другие жанры он не очень-то любил. Мы же с Майлом в дни помощи Михаэля L смотрели аниме в жанре «психология» и «драма», сидя в обнимку на койке мафии, когда же он у нас планшет реквизировал, мы брали книги, и я вслух читала геймеру свои любимые произведения. Кстати, вкусы у нас во многом совпадали, что безмерно радовало. Также он частенько давал мне поиграть на приставке и даже научил правильно махать мечиком в виртуальной реальности, что было достижением: обычно я терялась, мечтая махнуть лапкой и поставить блок вместо того, чтобы жать на кнопки. Да и в целом геймер окружил меня такой заботой и вниманием, коих я в жизни не видывала. Он меня разве что на руках не носил, хотя вру, пару раз было. Так что я себя рядом с ним чуть ли ни принцессой чувствовала… на горошине, потому как стоило мне с ним расстаться хоть на пять минут, и грусть возвращалась, накатывая с новой силой, и терзала меня, как бультерьер мозговую кость. Майл был прав, посчитав, что для меня его смерть будет концом… Ну да ладно, я не буду впадать в пессимизм, ведь пока он рядом и превращает мою жизнь в самую настоящую сказку… Вот только силы уже были на исходе, если честно.

На общем собрании было решено, что сначала я напишу рассказ и научусь плавать, после чего отправлюсь петь песню на сборище любителей потрепаться обо всякой ерунде, с гордым названием «Клуб». Ага, клуб… сельский. А после сеанса музицирования я должна буду сразу же вступить в клуб кен-до. L ведь задание выполнил раньше Бейонда, но лишь потому, что я так и не записалась в клуб, а ведь мечом начала махать куда раньше, чем доверилась Майлу, и это значило, что ВВ на этот раз Рюзаки все же обошел. Вот только, думаю, Бёздею это было уже не столь важно, и потому вступление в клуб мы решили оставить напоследок…

Утром субботы, явившемся миру двадцать девятого августа, я проснулась ни свет ни заря – аж в шесть утра. Поймав недоуменный взгляд Рюзаки, я почесала затылок и глубокомысленно изрекла:

– «Гроза уже близко».

L никак не прореагировал на цитату Брэдбэри и вернулся к поимке какого-то преступника посредством взлома баз полиции, а я пошуршала в душ. Воды бояться я за это время и впрямь перестала: плавала уже уверенно, не делая попыток покормить рыбок своими бренными останками на дне речном, и вообще уверенно держалась на воде, даже заплывала к линии, по которой должны были бы проходить буйки, будь мы на пляже. Рассказ же был почти дописан, и я, приготовив моим анимехам завтрак в виде торта, ясен фиг шоколадного, уселась его дописывать. Я не знала, как закончить повествование – уж больно тяжело было писать о том, что они ушли, но и врать не хотелось. А потому, прописав сцену разговора с моим родичем в больнице, я написала, что впереди у нас было туманное будущее, которое зависело только от нас самих, потому как даже шинигами не властны над людскими судьбами, и если бороться до конца и не сдаваться, есть шанс победить. Я надеялась на это, но, если честно, не очень-то верила. Хотелось выть и лезть на стенки, но я решила отложить занятия альпинизмом «на потом» и не сходить с ума в присутствии друзей. О да, самых настоящих друзей…

Помыкавшись немного, я подумала о том, что скоро приедут предки, и парням придется переезжать, а этого я бы уже не перенесла, и лучше уж сразу обрубить все концы, чем тянуть до последнего, вытягивая при этом из себя все жилы и нервы. Тяжко вздохнув, я прошлепала в спальню и сказала Рюзаки, что хочу пройтись по городу, причем одна. Он кивнул, и я, прихватив незаметно купальник, висевший в ванной на веревочке, утекла на речку. Всю дорогу я думала о моих глюказоидах. Об L, который последнее время был совсем другим, вернее, он был все тем же, но наконец-то начал показывать хоть часть своих эмоций. О Михаэле, который наконец подуспокоился и перестал впадать в истерику без повода – он в нее впадал исключительно «по делу». О Найте, который стал мне как младший брат, о котором я не мечтала, и который оказался просто чудом понимания и доброты. О Бейонде, который о Юле заботился больше, чем о самом себе, понимал ее, принимал такой, какая она есть и, не прикладывая особых усилий, делал счастливой, и с которым я крепко сдружилась, считая своим верным собратом по оружию. И о Майле, который был мне дороже всего на свете, который понимал меня без слов и намеков, который дарил мне теплые объятия, покой и уверенность в себе, но который меня ни разу не поцеловал, за что я была ему безумно благодарна… Я не хотела отпускать их, не хотела их терять, но не могла ничего поделать – они должны были уйти до того, как шинигами скажут, что время вышло и срок их пребывания в этом мире истек, и лишат их возможности попасть в «мир вечного счастья». Они заслужили его. И я не могу их его лишить…

Подойдя к реке, я не испытала ни страха, ни ужаса, ни даже неприязни. Мне просто было грустно от того, что сегодня я выполню задание Киры. Раздевшись, я зашла в воду и поплыла. Нет, ясное дело, реку я переплыть не смогла бы, потому как плавала пока не слишком хорошо, но за «линию буйков», де-факто здесь не существовавшую, я таки заплыла. А еще я рассчитала, на какое расстояние мне надо заплыть, чтобы, вернувшись на берег, преодолеть то самое расстояние от одного берега озера, в котором чуть не откинула коньки Грелля, до другого и обратно. Борясь с водной стихией, но отнюдь не со своим страхом, который и правда исчез, я вернулась на берег и уселась на траву. Хотелось разреветься, но я не стала этого делать – на фига землю неплодородной влагой орошать? Но и домой меня не тянуло, а потому я решила еще немного побултыхаться. «Немного» растянулось аж на два часа, и когда я вылезла из воды в очередной раз, нехило так прифигела, глянув на часы и врубившись, что мои анимульки остались без обеда. Быстро собравшись, я помчала домой, где была встречена метавшимся по хате, как тигр в клетке, Мэлло. Я вам говорила, что он похож на представителя семейства кошачих? Я была права…

– Ты где была?! – возопил он, стоило лишь мне заплыть в акваторию собственной хаты.

– Эмм… – да, я снова многословна, как Брут перед убийством Цезаря…

– Она ходила на реку, я же говорил, – выдал тайну Мадридского двора сидевший на койке моих предков и резавшийся в приставку, задымляя спальню табачным дымом, Майл. Блин, как он узнал?

– Откуда ты… – начала тупить я, но была перебита Ривером, активно собиравшим перед Дживасом монумент из доминошек:

– Ты дописала рассказ. Я видел. Значит, ты решила доказать себе, что не боишься воды.

– Ну, в целом, да, – тяжко вздохнула я и уселась на кровать рядом с Майлом. Он меня осторожно обнял, а Михаэль грустно и как-то до безобразия тихо спросил:

– Значит, все?

Повисла тишина. В дверном проеме появился Рюзаки и первым ее нарушил:

– Это правильное решение. Так мы все попадем в мир «вечного счастья». Ты боролась до конца, и ты победила в схватке. Но… «Время уходить», Маша.

Слова Рэя Брэдбэри больно резанули по сердцу и на глазах выступили слезы, но я их нещадно подавила. Не стоит портить им настроение… Оно и так на отметке: «А не пойти ли повеситься, а лучше повесить того, кто мне в первом классе в ухо жеваной бумагой плюнул?»

– Значит, я позвоню Кате и договорюсь. У них по воскресеньям встречи. Надеюсь, она нас примет.

– Ты молодец, – улыбнулся Майл, и я кивнула, выдавив слабое подобие улыбки, больше напоминавшее спазм Ривера, когда он впервые улыбнулся мне…

– Не расстраивайся, ведь они попадут в хороший мир, – попытался взбодрить меня этот самый Ривер. – Они будут вечно счастливы. А я буду раскрывать преступления, как и мечтал в детстве.

– Не о том ты мечтал, – пробормотала я, и Найт нахмурился, но я тут же взяла себя в руки, поняв, что им тоже нелегко дается весь этот фарс под названием «Все будет хорошо», после чего, хлопнув ладонями по коленям, встала и набрала номер Катерины.

– Алло? – удивленно вопросила она в динамик. Не удивляйся, обстоятельства так сложились…

– Привет, Кать, – бодро возвестила я. – Слушай, я тут подумала, можно я у тебя выступлю, а? Пожалуйста.

– Ты решила вступить в наш клуб? – ошалело вопросила Катюха. Я так и вижу ее полные немого афига глаза, словно она увидела, как марсиане на ее заднем дворе в волейбол Чернушками гигантских размеров играют…

– Типа того, – усмехнулась я. – Хочу разок попробовать выступить: если понравится, обязательно вступлю, – заявила я, подумав, что в жизни мне это не понравится, особенно учитывая, к чему это приведет.

– Здорово! – обрадовалась Катя. – Тогда завтра в пять вечера приходи в универ: мы там собираемся, на крыльце. А потом пойдем в клуб «7 дней», он принадлежит отцу Алисы Северовой, она в нашем клубе с самого основания, у нее и собираемся.

– Лады, – кивнула я. – В пять у универа.

– А Юля придет? – перебила меня Катя. Эх, ну кто о чем.

– Не знаю, – честно ответила я, – но спрошу.

– Лады! – просияла она, и я нажала на отбой, бросив: – Тогда до встречи.

Н-да, что ж, пора готовить прощальный ужин! Я обернулась к гениям и спросила:

– Кто что хочет? Заказывайте.

– Айнтопф, – выдал Кэль, – и шоколадный пудинг.

Кто бы сомневался…

– А мне тот салатик, – несколько смущенно заявил Ниар. Кажись, он как обычно не хочет меня напрягать. Ути, моя лапочка…

– Найт, я весь оставшийся день буду готовить праздничный ужин, – фыркнула я. – Давай уж, заказывай нормально.

– Тогда салат и борщ. Люблю его в твоем исполнении, – усмехнулся Ривер, ехидно на меня глядя.

– Найт, ты капустный монстр, – фыркнула я, отлично зная причину его прошения о борще.

– Есть немного, – даже не стал отбрыкиваться этот гаврик.

– Мне пирожки, – вклинился L, – в виде рулетиков со сладкой начинкой из сахара и маргарина. И ватрушки.

– Лады, – кивнула я. – Майл?

– Мне паприкаш из курицы, – выдал мой персональный дракон. Почему дракон? Потому что обожает острую пищу, от которой огнем можно начать дышать! – Но так как тебя жутко нагрузили, я помогу.

– Лады! – обрадовалась я, и мы пошлепали на кухню. Я решила порадовать Бёздея пирогами с джемом и начала месить тесто, а Майлу было дано задание настрогать Риверовский салат. Ну, салат «Сербский» – пускай его серб и готовит… Мы болтали обо всякой ерунде, но меня дико бесило наличие на фейсе моего рыжего помощника гогглов. Не знаю, почему, но последнее время они меня просто-таки из себя выводили…

– Майл, сними эту гадость, – наконец не выдержала я, перебив Дживаса во время повествования о новом шутере, который он видел в сети.

– Что? – опешил он и замер. Я воззрилась на него тяжелым взглядом, а он, въехав в ситуацию, стянул гогглы и шваркнул их на стол. Зря я его об этом попросила…

В зеленых глазах было столько боли, что захотелось плюнуть на все, обнять его и никогда не отпускать… Но ведь это невозможно. Он все равно уйдет. Днем раньше, днем позже…

– Майл, прости, – пробормотала я, извиняясь совсем не за свою эгоистичную просьбу.

– Не твоя вина. На этот раз точно не твоя, не сомневайся, – слабо улыбнулся он и, чмокнув меня в лоб, вернулся к салату. Болтать сразу расхотелось, я сосредоточилась на готовке, и вечер завершился в полной тишине. Но, когда миру были явлены чудеса поварского искусства в виде айнтопфа, борща, паприкаша, пирогов, жареной картошки, салата «Сербский» и шоколадно-манного пудинга, Майл поймал меня за руку и спросил:

– Ты всем подарок сделала, а себе?

– А себе подарки дарить – нарциссизм, – усмехнулась я и щелкнула Дживаса по носу.

– Не скажи, – хмыкнул он. – Так какое твое любимое блюдо?

Я призадумалась. А правда, какое? Я когда-то обожала суши, но «перегорела», картошку я тоже любила, но любимым это блюдо не назвала бы. Хотя было кое-что, что я просто обожала в детстве, но сто лет уже не готовила. Интересно было бы сейчас это попробовать…

– «Дорогая, ты не поверишь», – заявила я. – Сырники.

– Сырники? – озадачился Майл.

– Ага, это такое блюдо…

– Я знаю, – перебил меня он. – Нам в приюте давали что-то вроде этого.

– А, ясно, – пробормотала я и отвернулась от геймера.

При всем при том, что у меня от него секретов не было, он для меня был закрытой книгой, и о его прошлом я ничего не знала. Равно как не знала и о том, ответит ли он мне, если я задам вопросы. Обжечься не хотелось, а потому я их не задавала, и даже не знала, в каком возрасте он оказался в доме Вамми, не говоря уже о том, кем были его родители. Было до ужаса обидно и больно: мой прогноз сбывался. Я открылась им, а вот в ответ – тишина. Хотя не совсем: с Ниаром я часто беседовала о его прошлом и многое о нем знала, да и Мэлло выдал пару секретов, причем сам, без пинков и вопросов. А вот Майл, самый дорогой мне человек, молчал как рыба. Ну и ладно, ничего страшного. Переживу без колбасных обрезков с барского стола…

– Что не так? – удивленно спросил Дживас, каким-то макаром поняв, что у меня на харе не печаль об их скором отчаливании.

– Да так, мысли бродят, – отмахнулась я, убирая следы готовки в виде горы грязной посуды.

– А конкретнее?

Настырный какой… Нет уж, Майл, на этот вопрос я не отвечу. Ни к чему.

– Забей. Всякая ерунда в голову лезет. Зови лучше ужинать остальных.

Хакер нахмурился, напялил гогглы и, посверлив меня пару секунд тяжелым взглядом, уполз за другими представителями семейства «Гений обыкновенный, пафосный». Я послала Юльке СМС с вопросом: «И где вас носит? Пироги стынут, картоха заиндевела!» – и плюхнулась на стул с чувством выполненного долга. Народ прискребся, и мы начали болтать о том, что вычитал Рюзаки в интернете: о каком-то странном рецепте пирогов, который мне показался очень любопытным, и я журила L за вредность и за то, что он ничего не пояснил до того, как я начала готовить. Панда-сан же заявил, что не хотел стать жертвой эксперимента, а мечтал о вкусных и проверенных временем и его желудком пирогах, и я ошизело отметила, что он впервые назвал мою готовку вкусной. Вскоре притопали голодные Грелля и Бейонд, и мы приступили к трапезе. Юля сразу поняла по обилию блюд, что происходит, и загрустила, но маньячелло со склонностью поддерживать близких в трудной ситуации сжал ее ладонь, и она, слабо улыбнувшись, начала заваливать нас черно-юмористическими стишками собственного сочинения. Вскоре атмосфера разрядилась, и «поминки», как и принято в России, превратились в праздник. Вот и впрямь странно, но как в России-матушке начнут поминать толпой, так все в праздник превращается. Не зря ж анекдот такой есть: «Хоронили тещу – порвали два баяна»…

Когда чай был допит, Грелля утекла подкармливать Ягами, который, кстати, уже ел сам, благо, руки у него немного поджили, и их ему застегивали уже не за спиной, а спереди, если кто-то из гениев находился дома. Но ведь оставлять маньяка с вилкой без присмотра – не самый лучший вариант. Нет, он не заколет ею сам себя, ясен фиг, но вот пакость какую удумать – в легкую, а потому мы не рисковали, и одиноким обладателем обеденных принадлежностей Ягами не становился, да и вилку, если честно, мы ему не давали – только ложку, а тарелка выдавалась не керамическая, а пластмассовая, как и кружка. L обезопасил нас со всех сторон, ага… Вскоре Юля вернулась и заявила, что Ягами велел передать следующее: «Не важно, что для вас справедливость. Если вы покорно уходите в мир мертвых, сдавшись, вы просто трусы, не больше. А трусы не знают, что такое справедливость, потому что не умеют бороться до конца». Мне резко захотелось дать Кире в глаз, и я подумала, что мой «братец» не так уж и неправ был, говоря, что даже я способна мечтать причинить людям боль… Но Дживас перехватил меня, вскочившую на ноги, схватив за локоть, и громко сказал:

– Подарить друзьям счастье, сделав несчастной себя, зная, что конец один – не предательство. Принять свою судьбу, не теша себя иллюзиями о несбыточном, а идти на смерть с гордо поднятой головой – не слабость. Справедливость же у каждого своя, и навязывать ее миру права нет ни у кого – ни у слабака, ни у сильнейшего из живущих.

Повисла тишина. Кира наверняка слышал слова Майла, но вряд ли они могли произвести на него хоть какое-то впечатление, а вот на нас, на «светлую сторону», к коей я причислила и Юльку с Бёздеем, эти слова впечатление произвели неизгладимое. Я подумала, что он прав: надо быть сильной до самого конца, и впервые за последние несколько дней абсолютно искренне и от всей души улыбнулась, а Юля кивнула и сказала:

– Впервые полностью согласна с мафией и даже добавить нечего.

Я показала ей двойной знак «победа», а затем продемонстрировала его каждому из присутствовавших. Все же на нашем с Юлей языке это значит: «Ты победил, и я этому рад»… Парни кивнули и разбрелись, кто куда – L и Мэлло потопали завершать поимку какого-то серийного убийцы, Ниар решил сегодня дописать свой новый роман, Бёздей утащил Юлю домой, а Майл, подхватив меня под локоть, потянул в свою спальню.

– Я же еще посуду не помыла! – возмутилась я. – Как и вы все, кстати! Но вы – ладно, я помою, но так мне же надо…

– Потом, – бросил Дживас и, затащив меня в их с Кэлем комнату, рухнул на койку, скинув тапки. Я тяжко вздохнула и уселась рядом с ним – у изголовья, притянув колени к груди. Повисла тишина. Что опять не так-то? Впрочем, кажется, я знаю… Это ведь прощание, да, Майл?

====== 41) И все же Романтизм – это не только направление в искусстве... ======

Минуты две в комнате стояла абсолютная тишина, и мы с Майлом просто смотрели друг другу в глаза, а затем он изрек:

– Однажды я тебя об этом попросил, попрошу снова. Сними с меня очки.

Ой, мама. К чему бы это?.. Как-то мне страшновато. Чего он так серьезен, как Карл Девятый перед Варфоломеевской Ночью?..

Я стянула с него гогглы и зашвырнула на тумбочку, а Дживас вдруг обнял меня и прошептал прямо в ухо:

– Я, кажется, понял, почему ты злилась. Но знаешь, причины-то у тебя нет, потому что если бы ты задала вопрос, я бы ответил. Что бы ты ни спросила. А молчал я потому, что ты не спрашивала, и я думал…

– Что мне неинтересно? – фыркнула я. Как-то на сердце сразу тепло стало…

– Нет, – усмехнулся Майл, зарываясь пальцами в мои волосы. – Я просто думал, что если начну разговор сам, то могу расстроить тебя. Все же мое прошлое не самое радужное, а ты наверняка будешь переживать из-за этого. Не хотел делать тебе больно своими воспоминаниями.

– Балбес великовозрастный! – возмутилась я, двинув кулаком по лбу этого недо-гения. – Разве не для того нужны друзья, чтобы делиться с ними своей болью? Разве любить – не значит принимать человека со всеми его странностями, черными страницами прошлого и мечтами о концерте Нюши?

– Балбес, не спорю, – пожал плечами Майл и уселся, прислонившись спиной к изголовью койко-места моих предков. – Что ты хочешь узнать?

– Да все! – радостно возвестила я, всплеснув руками. – Мне о тебе все интересно!

– Что, даже то, какую марку сигарет я курил с самого начала и сколько раз из приюта сбегал? – хмыкнул он.

– Ясен фиг, – заявила я и уселась рядом с ним.

– Ладно, курил я «Мальборо», а из приюта сбегал так часто, что даже не считал, – пояснил он. – Что еще?

– Дживас, хорош на моих нервах лезгинку плясать, – поморщилась я, а он беззвучно рассмеялся и начал, наконец, вещать:

– Я из простой семьи, ничем не примечательной, разве что очень бедной. Братья-сестры отсутствовали как данность. Родители погибли в автокатастрофе – их сбила машина. Пьяный водитель от наказания был освобожден. Мне было три, и я был одиночкой. Меня бесило присутствие вокруг толпы других детей, и я прятался в книги. Хотя характер у меня всегда был спокойный и пофигистичный, и на провокации я никогда не реагировал. Именно мое поведение с другими привлекло внимание Михаэля. Он поставил себе целью вывести меня из себя и всеми силами этого добивался. Безрезультатно, впрочем. Я ни разу в жизни не сорвался и ни на кого не наорал, не «дал в морду», если того не требовала ситуация, не хлопнул дверью, уйдя в туман по-английски с голубой мечтой сделать из собеседника отбивную. Это подстегивало интерес Михаэля, и вскоре шутки его стали достаточно жестокими, но я продолжал игнорировать их, а он проигрывать не любит. И тогда он решил сменить тактику и предложил мне стать его другом. Я же ответил, что мне не нужны фальшивые друзья, потому как друг – слишком важное и ценное понятие, чтобы называть так того, кому на меня плевать. Михаэля это тогда очень задело, и он оставил меня в покое, а затем я ему помог. Он влип в очередную драку, а я проходил мимо и, видя, что он один явно не справится, зачем-то в это влез. Как оказалось, влез на всю жизнь и ни капли не жалею. Он тогда призадумался еще сильнее, а на следующий день заявил, что, хочу я того или нет, я стану его другом, потому что это уже не просто «блажь» – ему нужны верные люди. Я отнекивался, но Михаэль умеет добиваться своего, и вскоре он и впрямь стал моим другом, потому как он был единственным, кто понимал меня и принимал со всеми моими заморочками. Кстати, это он купил мне первую в моей жизни PSP, о которой я так мечтал, на деньги, которые заработал, сбегая из приюта и обыгрывая народ в покер. Что-что, а блефовать он умеет… Когда мне было шесть, он спас мне жизнь, вытолкнув из-под падающей балки. Тогда чинили колокольню, а я шлялся внизу, в ожидании, когда же снимут колокол – я всегда любил колокола, ведь рядом с нашим домом была церковь и самая настоящая колокольня…

Майл замолчал, глядя на кровать перед собой, а я осторожно обняла его за шею и прижала к груди. Повисла тишина. Ему было больно, и мне стало стыдно – я вынудила его говорить о таких вещах… Но ведь я убедилась на собственном опыте: когда выговоришься, становится легче. А потому я осторожно гладила Майла по мягким, шелковистым рыжим волосам и крепко прижимала левой рукой к себе за предплечье. Его голова покоилась у меня на груди, а глаза были закрыты. Он дышал очень ровно, но вот сердце билось так, словно готово было вырваться из груди. Наконец он успокоился, сердце начало биться ровнее, и он прошептал:

– Я ведь любил родителей, хоть они меня и не любили. Им на меня было наплевать, да и, если честно, думаю, они меня побаивались. Я всегда был «слишком умным». Но когда они погибли, я подумал, что вообще никому и никогда не буду нужен, и что раз меня не принимали собственные родители, то другие люди тем более не примут. Но я ошибся. Меня не принимали не из-за коэффициента интеллекта, а из-за характера, который во мне воспитали родители. Я привык отгораживаться от мира и боли, которую он может причинить, прятался от окружающих и, как результат, стал полностью самодостаточным и считал, что не должен реагировать на то, что происходит вокруг, потому что, в конечном итоге, все это меня не касается, а если коснется, неминуемо причинит боль, как страх родителей. Но Михаэль эту мою защиту пробил, и я понял, что он единственный человек в мире, которому я могу верить, и который не будет меня чураться. Ведь когда он вытолкнул меня из-под балки, то чуть сам не попал под нее и лишь чудом выжил. Он рисковал собой ради меня, и я ему поверил, но не из-за этого, а из-за того, что он мне сказал, когда мы встали. А именно, он сказал: «Ты чего ворон считаешь, идиот? Я не хочу потерять друга!» Впервые меня назвали идиотом, впервые я почувствовал, что он сказал слово «друг» абсолютно искренне. Впервые я понял, что кто-то не хочет потерять меня, что кому-то я дорог и нужен. И я ему поверил. А когда он ушел из дома Вамми, я и мысли о предательстве не допустил. Я знал, что он не хотел втягивать меня в то, что задумал, вот только, что именно он задумал, было не ясно. Он хотел меня оградить, но я верил, что нужен ему, и пошел следом. В приюте меня ничто не держало, кроме друга, а когда он его покинул, смысла там оставаться у меня не было. Может, я и правда похож на Хатико: четыре года зарабатывал, ломая игры и продавая в сети читы, и упорно разыскивал Михаэля. И я нашел его. Он долго отнекивался и не принимал меня, но я тоже умею убеждать, и в конце концов он все же меня принял. Знаешь, я ему за это благодарен. Несмотря на то, что меня, в конце концов, убили, несмотря на то, что я сам убивал людей, я ему благодарен. Потому что, откажись он тогда меня принять, я бы разочаровался в людях и повесил на всех клеймо «потенциальные предатели». Но он не бросил меня, и я не потерял друга. Единственного человека, которому не было на меня плевать. Когда я оказался в темноте… – Майл снова замолчал, а я еще крепче прижала его к себе, и он продолжил, слегка дрогнувшим голосом: – Когда я там оказался, я не думал ни о чем. Вообще ни о чем. Потому что знал: Михаэль тоже умер. Я просто это чувствовал. И если бы я начал о чем-то думать, это была бы всего одна фраза: «Он умер из-за меня». С его стороны план был идеальный, и погибнуть он мог, только если бы сам подставился, а сделал бы он это лишь если бы узнал, что я погиб. Я был прав. Так и было. Он сам об этом сказал, когда мы оказались здесь. И… Я не мог тогда позволить себе думать о нем, потому что меня бы съедало чувство вины. Но когда я очнулся здесь, я увидел тебя. Меня просто вырвали из темноты, и я оказался в твоей гостиной, а передо мной стояла удивленная и растерянная девушка, которая откуда-то меня знала и начала нести полную, на мой взгляд, ерунду, явно пытаясь меня задобрить.

Дживас усмехнулся и уткнулся лбом мне в плечо, а затем заявил:

– Вот только ты меня крайне озадачила, когда вдруг резко изменила поведение, а потом позвала Михаэля. Я растерялся, не знал, что ему сказать, не знал, как извиниться, но видел, что он терзает себя еще больше, и это делало чувство вины еще острее. Но ты, незнакомая странная девица, подтолкнула меня к нему и сказала то, что мне так нужно было в тот момент услышать. Спасибо тебе за это.