Текст книги "Зеленый фронт (СИ)"

Автор книги: Рус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 43 страниц)

  – Видно, допекла их такая жизнь, – приложив ко лбу руку, пристально наблюдал за переправой Гнат. – Сами в руки идут... Заживем теперя, Митька! Ух как заживем! Жрать будем от пуза, пить как господа! А это что еще?

  Прямо за их спинами, как раз со стороны деревни, в которую они направлялись, кто-то ломился через камышовые заросли. В воздухе стоял хруст высохших стеблей и какого-то бормотания!

  – Что-то не пойму я, – забеспокоился Гнат, поворачиваясь в сторону шума. – А там-то кто так прет... Эй, кто там такой шебутной? Отзовись-ка, а то возьму и стрельну для острастки!

  – Гнатушка, – вдруг, в его плечо вцепился Митрофан. – Не нравиться мне это. Давай уедем отсюда! Вона до деревни сколько...

  – Да что там может быть, – уже без твердой уверенности в голосе, пробормотал полицай. – Плечо отпусти, а то раздавишь! Сейчас я им пальну туда. Будут знать, как со мной шутки шутковать...

  Клацнув затвором, он выстрелил в стороны камышей. Шум, раздававшийся до этого немного в стороне от них, не затих. Наоборот, теперь кто-то шел целенаправленно в стороны телеги.

  – Похоже ты и прав, Митрофанушка, – ему окончательно поплохело. – В комендатуру надо сообщить. Пусть они и разбираются с этими..., – во рту вдруг оказалось подозрительно сухо. – Давай-ка, садись в телегу!

  Едва стена камыша рухнула на дорогу, как кобыла попыталась изобразить галоп. Хлясть! Хлясть! Хлясть! Обезумевший от страха, Гнат, что есть силы хлестал лошадь по крупу. А та, выпучив от неожиданности и боли глаза, сорвалась с места.

  – Стреляй, Митька! Стреляй в окаянных! – не оборачиваясь, заорал Гнат. – А то не уйдем!

  На дорогу что-то упало! Человек! Непонятной кучей каких-то лохмотьев, он копошился. Неуклюже помогая себе руками, попытался встать... Выстрел! Еще один! Упал! Голова откинулась в сторону, а из груди толчками забила какая-то жидкость.

  – Еще пали! – орал Гнат, продолжая лупцевать лошадь. – Не жалей патронов!

  Телега уже исчезла за поворотом, а выстрелы все еще продолжали звучать.

  Валявшийся на дороге человек в остатках покрытого пылью кителя шевельнулся снова. Обгрызаная до костей рука упорно царапала твердую землю, оставляя быстро засыхающие на солнце следы...

  Через полчаса, показавшиеся полицаям вечностью, кобыла буквально влетела в село и была, чудом, не продырявлена огнем пулемета.

  – Не стреляйте, – запоздало начали орать два голоса, демонстрируя при этом нарукавные повязки. – Не стреляйте! Мы не партизаны!

  Телега, не успевая за резко свернувшейся лошадью, перекувырнулась перед шлагбаумом и два визжавших тела покатились к крыльцо. Сразу же раздался довольный гогот, собравшихся полюбоваться на зрелище, немецких солдат.

  – Не надо стрелять, – продолжал бормотать Митрофан, подобострастно вглядываясь в лица здоровых и довольных собой молодых парней. – Мы не партизаны...

  Это были настоящие хозяева жизни. Победители! Тогда еще победители, крепко стоявшие на своих ногам... Небрежно накинутые на плечи кителя, из под которых проглядывали белые майки... Широкие искренние улыбки на все тридцать два зуба...

  – Нам нужно к господину лейтенанту... Можно? – с несмелой собачьей улыбкой, заговорил Гнат. – Мы там вон ехали... Около Малых Хлебцов, а там на дороге люди какие-то...

  – Was? – пролаял загорелый здоровяк – настоящая ровня Геркулесу. – Papiren? Кто есть вы? О, mein Goot! – последнее он уже адресовал Митрофану. – Erlich gesagt, er ist echtes Wiking! Кароший soldat! О!

  – Господин начальник, – продолжал Гнат, стараясь попасться ему на глаза. – Из Березы мы ехали... Господин начальник, нам бы увидеть господина лейтенанта...

  Вдруг, солдат вздрогнул. Несколько секунд он их внимательно рассматривал, словно что-то вспоминал. Губы его при этом еле заметно шевелились.

  – Was, was? Beresa? – нервно облизывая губы несколько раз повторил он, то ли спрашивая, то ли вспоминая название города. – Beresa?

  Наконец, его глаза приобрели осмысленное выражение. Это был ужас! Лицо скривилось в гримасе. Рот приоткрылся...

  – Achtung! Achtung! Achtung! – не хуже паровой сирены взревел он, бросаясь в сторону комендатуры. – Sie kommen aus Beresa! Herr Hauptman! Hier ist durchseucht! Achtung!

  Мирная идиллия развалилась как карточный домик! Прозвучало страшное слово «Береза», ставшее в последнее время для солдат и офицером немецкой армии синонимом ада на земле.

  – Не двигаться! Не двигаться – раздалось откуда-то с боку, со стороны покосившейся избенки, где к стене прижимался переводчик. – На землю! На землю! Сесть на землю!

  Напуганные солдаты мгновенно очистили небольшую площадь перед комендатурой.

  – Не стреляйте! Не стреляйте! – Митрофан уже давно валялся на земле и, закрывая голову руками, рыдал. – Не надо! Не стреляйте! Это же мы...

  В паре метров от него на животе лежал ничего не понимавший Гнат. До него только сейчас стало доходить, что вот-вот, в эти самые секунды, его могут пристрелить. Он даже физически представлял, как крошечный кусочек металла попадал в него...

  – А-а-а-а-а-а-а! – не выдерживая оживающих в его мозгу картин, он попытался резко вскочить.

  Прямо поверх его головы простучала пулеметная очередь.

  35

  … июля 1941 г. Барановичи все еще горели. Густые клубы черного дыма поднимались на окраинах города и корявыми столбами уходили в небо. В самом центре стояла удушливая гарь, все норовившая забиться в глаза, нос.

  Возле здания горкома – одного из последних рубежей обороны до сих пор стояли подбитые советские танки. Обугленные, с рваными дырами в почерневших боках, они были зримым памятником мужеству сражавшихся здесь солдат.

  По широкой парадной лестнице мимо массивных приземистых колонн то и дело пробегали офицеры. С деловым видом, в запыленной форме, они проносились около поста и исчезали за дверями.

  – Когда будут понтоны? – командир 24 танкового корпуса генерал фон Гейр был слегка раздражен, о чем ясно свидетельствовало подергивание кисти его левой руки. – Еще немного и Минск будет взят без нас. Почему мой корпус не обеспечен всем необходимым? Кто ответственен за это?

  Безупречно начищенными сапогами он мерил большой кабинет, где еще недавно заседал первый секретарь городского комитета партии. Возле окна висела огромная карта, на которой отражалась оперативная обстановка боев. Генерал остановился и стал внимательно что-то рассматривать.

  – Завтра, в крайнем случае послезавтра, мы должны войти в Свислочь. Вот здесь это сделать лучше всего, – фон Гейр ткнул карандашом в точку на карте. – Авиация противника еще вчера уничтожила мосты через Березину... Понтоно-мостовые парки куда-то запропастились... Бесподобно! И как господа мы посоветуете мне переправлять мои танки? И еще... С утра мне подали какие-то документики, которые я лучше бы совсем не читал!

  Он обвел взглядом тянувшихся перед ним офицеров словно ища того самого виновника всех бед и несчастий, которые в последнее время преследовали корпус. Взгляд не останавливаясь пробегал по лицам... Обветренные лица, блестящие возле виска струйки пота, и острый запах гари, который преследовал в последние дни каждого без исключения солдата и офицера и который нельзя было скрыть никаким средствами французского парфюма.

  – Это какой-то бред! – никакого не выбрав продолжил выговаривать генерал. – Какой к дьяволу карантин?! Какие спецкоманды?! Это зона наступления моего корпуса, который уже вчера должен был выдвинуться на позиции... Я не понимаю... В этих условиях отвлечь куда-то мои коробочки?! Это...

  Собравшиеся молчали. В такой момент, все знали, командира лучше не прерывать.

  – Господин генерал, – в тишине вдруг раздался хриплый голос.

  Все, как один дружно повернули голову, чтобы рассмотреть того человека, на которого сейчас обрушиться буря. К общему удивлению, «смельчаком» оказался человек далеко не гигантских пропорций и арийской внешности... Пожалуй, он больше подходил для плаката «Этого еврея разыскивает Гестапо!». Один к одному! Этот «самоубийца», как подумали многие, был невысокого роста, с жидко покрытой волосами головой и слегка выпученными глазами. Более того, на нем был безупречно выглаженный костюм, сверкающая белизной рубашка и даже, темно синий платок, кончик которого выглядывал из кармана.

  – Господин генерал, майор Вилли фон Либентштейн, – представился человек, невозмутимо оглядывая собравшихся офицеров и готового взорваться генерала. – Разрешите с вами переговорить наедине?! – последнее он проговорил скорее не просительным тоном, а больше повелительным, демонстрируя при этом какую-то небольшую книжечку. – Срочно!

  Первый раз офицеры, хорошо знавшие своего командира и силу его гнева, увидели чудесное превращение страшного волка в невинного агнца. Багровый цвет лица, который только что демонстрировал генерал, спал моментально и сменился смертельной бледностью. Руки странным образом забегали, не зная куда пристроиться... Пальцы лихорадочно сжимались и разжимались.

  – Господин генерал, эти документики, как вы изволили выразиться, направлены в штаб не только вашего корпуса, – вошедший начал говорить мягким совершенно бесцветным голосом, будто его и не волновала реакция слушавшего человека. – Знаете, мне тоже не понятен ваш тон, но я не сотрясаю воздух по этому поводу. По-моему, все совершенно ясно: вы получили приказ и обязаны его выполнить.

  Карандаш с хрустом переломился. Фон Гейр непонимающе посмотрел на оставшиеся в его руке две половинки и неуклюже высыпал всю эту «кашу» на стол. В установившейся тишине мусор медленно перетек на поверхность стола.

  – Но господин генерал-полковник ясно приказал..., – попытался оказать хоть малейшее сопротивление фон Гейр. – Продвигаться вперед всеми силами и обеспечить плацдарм для наступления на Минск...

  – Командующий второй танковой группой недавно получил все необходимые пояснения по поводу вас и вашего корпуса, – майор демонстративно посмотрел на часы. – Через час я жду от вас все необходимые распоряжения о количестве, составе и маршрутах выдвижения специальных групп!

  – Через час? Количество, состав, маршруты? – солдат, прошедший две войны, встал в генерале на дыбы. – У меня нет никакой точной информации о характере и масштабах угрозы! Что я должен сказать своим людям? – командующий танковым корпусом начал приходить в себя. – Что вы прислали? Карантин?! Эпидемия?! Очистить предполагаемый район заражения... Обеспечить полный контроль над распространением... Что это? Откуда? Мирные жители... вплоть до ликвидации! Как это все понимать? У меня солдаты, а не палачи! Солдат должен сражаться с противником, солдатом!

  – Как это все трогательно, – легко зааплодировал Либентштейн. – Я просто поражаюсь... Вы мне предлагаете заплакать, господин генерал?! У меня солдаты, а не палачи! – продолжая посмеиваться, повторил он. – Солдат должен заниматься лишь одним делом – выполнять приказы, приказы своего командира! Вам, надеюсь, все понятно?!

  Он невозмутимо дошел до ближайшего угла, где располагалось глубокое кресло, и сел.

  – Однако, я понимаю вашу обеспокоенность и ваше полное право знать о том, что происходит..., – уже совершенно другим тоном заговорил майор, закинув ногу на ногу. – Господин генерал, в зоне наступления вашего корпуса были зафиксированы случаи заражения солдат вермахта странным заболеванием. Вообще, по моему мнению, в этой истории слишком много странностей, которые пахнут крайне неприятно... Расследование на месте показало, что пораженные солдаты контактировали либо с местными жителями, либо с животными. Врачи до сих пор не могут определиться с чем мы столкнулись. Это вообще ни на что не похоже!

  Майор уже не смотрел на собеседника. Казалось, что он рассказывал в никуда. Нога слегка покачивалась, взгляд задумчив и устремлен в сторону окна...

  – Это ужасно! – его голос стал немного тише. – В телах словно проросла какая-то гадость... Такая мелкая – мелкая, немного пушистая, сетка покрывает почти все органы... Вы кажется еще не слышали о населенном пункте со странным именем Береза. Все у этих варваров не как у людей! Нет?

  – Это не в зоне нашей ответственности, – задумчиво проговорил генерал. – Но я слышал о каких-то эксцессах... Вроде упоминалась именно Береза!

  Раздался негромкий смех. Это был неживой смех, напоминавший больше воронье карканье.

  – Он слышал о каких-то эксцессах?! – майор наклонился вперед и повысил свой голос. – Так вот мой генерал, Береза это ад! Там стояла наша ремонтно-восстановительная часть, приписанная к … дивизии, кажется. Это десятки людей, техника... Когда они впервые не вышли на связь никто поначалу ничего не заподозрил. Все обнаружилось, когда пропал очередной отряд с трофейной техникой, направленной для ремонта... Вы не представляете, что там было, – было видно, что рассказ ему дается не очень легко; лоб покрылся испариной, крылья носа слегка подрагивали. – Ужас! Из солдат сделали фарш! В некоторых домах вообще не было ничего целого. Стены, крыша... – все это было выедено словно муравьями! Я не могу представить, чем это сделали... Вы понимаете, я даже не представляю этого?!

  – Все хватит! К черту эти подробности! – не выдержал генерал. – Это не совсем то, что я хотел бы услышать, но вполне достаточно для принятия решения! Через час буду готов предоставить вам список и состав специальных команд. В течение этого же времени вам будут предоставлены маршруты патрулирования для групп! Пусть каждый занимается своим делом! Врачи болезнями, а мы войной! Хайль Гитлер!

  Через несколько часов военная машина вновь закрутилась, только в этот раз в ее движение вмешалась какая-то другая, никем и ничем не предусмотренная сила.

  33

  Старшина ожесточенно брыкался, пытаясь просунуть пальцы под гибкий прут.

  – Тудыть его! – заорав, в яму спрыгнул Сергей. – Держись, Петрович!

  Сверкнуло лезвие ножа! Раз! Раз! Обрубленный корень, извиваясь змеей и разве что не шипя, исчез в жирной глине.

  – Фу! Брось ты её! – с трудом выдохнул Голованко, осторожно ощупывая шею. – Вот тебе и Андрейка! Падла! Хватай ее!

  Взгляд старшины уткнулся в лежавшую рядом женщину, поливавшую слезами корявый сучок.

  – Чую я, кончилась наша война, – негромко бормоча, вылез он из земляного плена. – Этот Андрейка спятил... Серега, быстро уходим! Здесь оставаться нельзя! Уж лучше к немцам... Что зыркаешь? Что, совсем ничего не понимаешь? Все! Кончилось война! Сначала вещи пропадали, потом вода начала наступать, теперь дело дошло до корней... Не понял? Учиться он!

  Выливая из фляжки на лицо женщины воды, он продолжал с горечью говорить:

  – Срочно уходить надо! В лесу мы не жильцы... Тут деревня одна есть... Да, та самая! К ней надо идти! Может там пересидим, пока все не утрясется... Слушай, если с нами он так, то что он с немцами он что делает?

  Вопрос остался без ответа...

  Сборы были недолгими. Растрепанные, напуганные люди брали все по минимуму – еда и оружие.

  Голованко в этих сборах не участвовал; вся эта суета прошла как-то мимо него. Рядом то и дело кто-то пробегал, что-то спрашивал, таскал какие-то ящики и мешки. Он смотрел на то место, которое еще недавно надежно их укрывало и от дождя и от жары...

  – Ну вот дождался, – забормотал он, останавливая взгляд на очередном партизане, выглядевшем одновременно и как погорелец и как потопленец. – И от сюда теперь бегу! Сначала с заставы, теперь вот из леса... Видно совсем из меня солдат никудышный!

  Вдруг рядом с ним, как чертик из табакерки, выскочил малец.

  – Что вы говорите, товарищ старшина! Никто нас не гонит... Мы, как это говорят, только отходим на другие позиции. Вот как! Так мой папка говорил. А вы хороший командир! Если бы не было вас, то не знаю что бы с нами было! – Пашка дернул его за рукав, с возмущением заглядывая в глаза мужчины. – Товарищ командир, все готово! – наконец, сказал он то, за чем пришел. – Все собрались, ждем только вас.

  – Пошли, сынок, – покряхтел старшина, скрывая свою временную слабость. – Пора нам в путь.

  Путь отряда лежал к одному из ближайших сел, где по сведениям партизан находилась одна из ремонтных немецких частей. «Хоть из леса выйдем, – размышлял он, шагая в начале растянувшегося отряда. – Немец там – это кажется точно... Надо посмотреть... Глядишь и нет там никого?! Фронт движется, эти ремонтиры точно за ним побегут... Нам бы к людям по ближе выйти. Тьфу! Чертов лес!». Глубоко задумавшись, он не услышал тихого окрика.

  – Петрович, – вновь раздалось чуть громче. – Командир!

  На тропу вышел партизан и откинул плотный капюшон. Сергей! Его немытое лицо с впалыми щеками улыбалось как всегда радостно.

  – Товарищ командир, были мы в селе. Все чисто – немака нема! Но кажись, недавно часть какая-то точно стояла. Можа это она и убралась, – выдал он на дном дыхании итоги разведки. – Только еще кое-что есть...

  – Так..., – разрешающим тоном поощрил старшина. – Что там еще?

  Сергей замялся словно нашкодивший школьник.

  – Крови больно много там, – наконец, решился тот. – Видно что кое-где затерто было, но в других местах еще остается... Не пойму я. Можа в нашем районе есть еще кто-то? Заставы то еще были, а вдруг кто спасся.

  Сумбурный рассказ много не прояснил. Голованко никак не мог решиться, что делать дальше. С одной стороны, вроде бы можно и нужно идти в село, раз немцев там уже нет. С другой стороны, куда они делись? Если передислоцировались, это одно дело, а если нет – это уже совершенно другое!

  – Думаю, посмотреть треба мне, – после небольшого раздумья решился старшина. – Значит так, Сергей... Отряду пока привал, а ты пойдешь со мной. Покажешь все. На месте все и решим!

  Едва заслышав команду людская змея рассыпалась. Люди разбрелись по кустам...

  Село, действительно, находилось довольно близко от них. Все расстояние они отмахали за несколько часов.

  – Село как село, – прошептал Голованко, рассматривая маленькие домики с соломенными крышами в бинокль. – Все вроде на месте... Хотя... Никого нет, собаки не брехают, петухи не кричат... Плохо! Подожди! Гарью, кажется пахнет!

  – Товарищ старшина, вон к тому дому я ходил, – в ухо зашептал Сергей, подползая ближе. – Он к лесу самый близкий. Сейчас до плетня дойдем, а там рукой подать и до крыльца.

  Нагнувшись, они пробежали открытую часть крохотного поля с остатками каких-то трав и вышли к полуразвалившемуся заборчику из лесин.

  – Вона посмотрите, – пальцем Сергей ткнул в стороны крыльца. – Доски у крыльца разворочены. Ломали, кажись... А стены видели... Вот-вот про это я и говорил!

  Все, что он показывал, старшина уже разобрал и сам. «Крыльцо высокое, – проговаривал Голованко увиденное. – Доски толстые, крепкие – потапыча выдержат... Зачем ломали то? Немчура, одним словом! … Тогда что со стенами?». Покосившаяся изба раскуроченными окнами хмуро смотрела на них. Отливающие старинным серебром бревна были больше похожи на решето, столько в них было довольно крупных отверстий. «Кто-то в доме сидел..., – прищуриваясь, рассматривал он дальше. – Отстреливался! Окна выбиты, двери выломаны... Взять долго не могли. Похоже. Если все подступы к избе перекрыть, то все – амба! Потом подогнали вон ту дуру и дали прикурить нашим. Стоп! А почему нашим? Хрен поймешь?». Недалеко от дома, почти уткнувшись в развалившийся сарай, стояла немецкая танкетка.

  – Давай-ка, ты Сергей к той дуре железной, – выдал наконец-то старшина, поворачиваясь к соседу. – Постой там, да осмотрись... Я полезу в дом. Кажется бой тут был. Надо присмотреться!

  Дальше пришлось ползти. Вроде было тихо вокруг, но, кто знает.

  Дверь висела только на одной петле. Верхняя, массивная кованная железяка валялась здесь же. Правда ее вид на несколько секунд ввел старшину в ступор. Полоска металла, толщиной почти в палец, была скручена почти в спираль, а в нескольких местах и покрыта здоровенными щербинами.

  – Сильно! – подивился Голованко, прихватывая кусок металла в котомку.

  Сразу же за дверью начинался крохотный коридор, буквально пара метров. Лишь скрывшись с улицы, старшина вздохнул с облегчением. Теперь можно было не прятаться.

  – Трохи пощарим тута, – пробормотал он, внимательно осматривая стены и пол. – Кто же ту был? Кто это у нас такой лихой?

  С первых же шагов ему стало как-то неуютно.

  – Что за кротовое гульбище такое? – вырвалось у него, когда нога вместо утоптанного пола погрузилась в земляную кашу. – Земля перерыта...

  Нога погружалась почти по щиколотку, оставляя четкие следы сапог. Он с кряхтением наклонился и медленно погрузил пальцы в земляную пыль. Это оказалась не просто рыхлая и лишенная мельчайших комочков, а доведенная до порошкообразного состояния земля.

  – Вот тебе на, подарок! – прошептал Голованко, когда переступил порог комнаты и горлом ощутил холодный метал. – Осторожней железкой тыкай, чай не скотина какая!

  Даже в этой ситуации самообладание ему не изменило. Старшина был готов к чему-нибудь такому и поэтому осторожно вытянул вперед руку. Из полумрака за ним напряженно следило несколько фигур. По крайней мере он точно видел два силуэта... Ладонь перевернулась. Пальцы сжимали последний довод разведчика – лимонку!

  – Сдай-ка назад, Абай! – негромко произнес кто-то спереди и от шеи убрали нож. – Не похож он на немца то! Слышь, человек, не спеши... Давай спокойно поговорим. Вижу, что и тебе не с руки шуметь сейчас! Садись сюда...

  После этих слов старшина с шумом выдохнул воздух и медленно убрал руку назад. Глаза начали привыкать к полумраку: фигуры людей приобрели объем, четкость... Всего в комнате оказалось трое человек, не считая его самого.

  – А почему не поговорить с добрыми людьми? – жизнь его уже давно научила быть вежливым в любой ситуации. – Только точно с добрыми? А?

  В ответ усмехнулся высокий мужчина, потирая заросший подбородок. Еле слышно хихикнул его сосед, нескладный полный здоровяк. Лишь третий, невысокий заросший по самые брови, человек не проронил ни слова. Он все также невозмутимо следил за старшиной.

  – Конечно с добрыми! – проговорил высокий. – Разве может быть солдат Красной Армии быть злым человеком?! Так ведь Абай?

  – Точно командир, – нарушил молчание третий, медленно перебираясь к окну. – В Красной Армии нет злых людей.

  34

  Лес лихорадило... Огромный организм, состоявший из миллионов и миллионов взаимосвязанных живых и неживых существ, продолжал болеть. Два антипода, две противоположности, рвали живое полотно леса на части, никак не желая стать единым целым!

  Двое сошлись в болезненном сознании в кровавой битве, лишь исход которой мог решить судьбу каждого из них.

  … Андрей воевал так, словно еще был жив и его руки сжимали обтертый приклад винтовки. Сменился враг! Поменялось поле боя! Лишь ярость, подпитываемая сметающей на своем пути ненавистью, бушевала в нем. «А-а-а-а-а-а-а-а-а! – снова и снова его губы кривились, извергая яростные крики. – В атаку! Вперед!». Оглушающие разрывы сносили крошечных, словно игрушечных, солдатиков в стороны. Воздух наполняли звенящие куски металла, с неистовостью дикого зверя искавшие себе жертву. «В атаку! – жажда крови переполняла его, заставляя судорожно метаться по пространству леса. – Убей! Убей! Убей!».

  Сильный гнев заставлял его сжимать несуществующие кулаки, давить нереальных врагов... Пыльные сапоги в очередной раз с силой опускались на что-то мягкое и с хрустом раскалывали его. Снова удар! Серое пятно вдавилось в землю, скрежета металлом и костями... «На! Еще! Получи! – ощущение радости охватывало его с каждым новым ударом. – Да! Раздавлю! Получи!».

  Одно сознание поглощало другое, отщипывая у него кусочек за кусочком и становясь от этого более сильным.

  «Сколько же их? – ужасался Андрей в очередной раз выскакивая из казармы и бросаясь в самоубийственную атаку. – Почему же их так много?». Десятки шеренг ощерившихся солдат вновь и вновь поднимались из-за клубов дыма и мерно шагали на него. «Их же сотни, – бормотал он, перетаскивая свое тело в бойницу. – Сотни и сотни! Откуда же они берутся!». Высокие, с покрытыми жирной копотью лицами, солдаты были похожи на механические манекены, которые злая воля заставляла неутомимо передвигать пудовые сапоги вперед и вперед.

  «Я не смогу! Не смогу! – шептали его губы и этот шепот медленно плыл вокруг него. – Я не могу! Никто не сможет!». Длинные пальцы, больше похожие на тонкие щупальца морского осьминога, скользили по прикладу винтовки. Непослушные, какие-то ватные, они бессильно падали вниз. «Они все ближе и ближе, – щерившие в улыбке пасти были рядом; ощущалось исходящее от них зловоние. – Давай же! Не выходит! – вслед за винтовкой на землю летит разорвавшийся подсумок, из которого золотой струйкой выскакивают патроны. – Стой!». «Ха-ха-ха-ха-ха! – дикий хохот разрывает пространство, вновь заставляя содрогаться его от ужаса. – Умри! Умри!».

  Но второй был сильнее, гораздо сильнее. Его «я» было гораздо гибче и с легкостью отбрасывало все человеческое, стараясь как можно скорее врасти в лес. Его щупальца протянулись на многие километры вокруг, уподобляясь клоунским веревками исполинского паяца. С неимоверной скоростью они прорывались по веткам и корням деревьев, лоскуткам трав и кустарников, с каждой минутой вбирая в себя все больше и больше пространства.

  «Быстрее, быстрее! Они уже во дворе! – гремел сильный голос. – Быстрее! В атаку! Вместе! За Родину! Все как один». В сотый раз Андрей, обдирая колено, вылетал из казармы и зарывался лицом в осколки кирпича. Снова, как раньше, окровавленный руками он начинал шарить вокруг себя, надеясь нащупать оружие. Взрывы! Крики ярости и боли! Дым режет глаза, тяжело дышать! Вот! Винтовка под рукой... Он медленно встает. Ноги подгибаются, трещат! «Надо идти, – шепчут непослушные губы. – Надо идти вперед, только вперед!». Спотыкаясь на воронках и кирпичных глыбах, Андрей несется вперед...

  Это было не просто движение вперед или медленное наступление... Нет! Его безумный антипод расширялся всюду! Сознание бурной пеной захватывало не площади, а объемы. Он становился всеобъемлющим! Он был в деревьях, в воде, земле, воздухе... Кора начинала слушать и слышать, земляные зерна шептались друг с другом, по воздуху носились тонюсенькие паутинки корневых плетение... Сознание становилось вирусом, охватывавшим все и вся в геометрической прогрессии!

  «Вот так, – штык хлюпаньем вошел в бежавшего на встречу солдата, который никак не хотел умирать. – А-а-а-а-а-а!». Скрюченные пальцы тянулись к его лицу. Раз за разом они почти доставали до носа, но мимо... «Сдохни! – рычал он, прижимая сапогом тело к земле. – Тварь!». Вот винтовка вновь направлена вперед, а штык блестит в лучах восходящего солнца и готов встреть очередного врага...

  Но движение не может продолжаться вечно, несмотря на простирающиеся вокруг бесконечные пространства. Даже вирус требует определенных условий. В какой-то момент экспансия прекращается... Затухает и вирус начинает пожирать самого себя!

  «Где я? – вокруг больше не было злополучной казармы и уже опостылевшие рожи в мышиной форме не мелькали перед глазами. – Что это такое?». Кругом была темнота... Он втягивал руки, но не мог разглядеть даже кончиков своих пальцев! «Ничего не видно! – бормотал он, оглядываясь то в одну, то в другую сторону. – Почему вокруг ничего нет!». Ноги бежали, отталкиваясь от чего-то похожего на землю. Андрей вновь и вновь протягивал руки вперед, надеясь хоть что-то выцепить. Однако пальцы снова ухватывали очередной кусок темноты, которая словно нежный шелк медленно скользила по пальцам.

   Было страшно жутко... Куда-то снова бежать не было ни сил ни желания. Сильные руки опустились вдоль тела и плетями повисли вдоль плеч. «Андюша, сынок, – вдруг послышался далекий плач. – Где ты? Сыночек, мой миленький, отзовись...». Андрей вскочил на ноги и, забыв обо всем на свете, понесся на звук голоса. «Андрюша, скорее, – голос стал чуть ближе и немного сильнее. – Скорее беги ко мне! Тебе нельзя там оставаться! Андрюша!».

  Темнота начала медленно отступать. Кое-где появились тени, из-за которых выплыли черно-белые фигуры. «Сыночек, – рыдал столь родной для него голос. – Где же ты?». Он побежал еще быстрее.

  35

  Медленно рассветало. Солнце осторожно выглядывало из-за деревьев, окидывая своими лучами деревенские постройки. Наконец, несколько крохотных, едва заметных, солнечных хвостиков проникли в проемы окон дома на краю села.

  – Сейчас хорошо бы борщеца со сметанкой, – мечтательно протянул один из сидевших в доме, продолжая между делом пристально рассматривать напротив сидящих. – Бывало навернешь аж за ушами скрипит. Такой чтобы наваристый, с большой костью, постоявший денек, Эх! Помните, как Чапаев такой уминал?

  Ответом ему стал негромкий смех, раздавшийся их дальнего угла.

  – Давно меня так никто не проверял, – проговорил затем оттуда кто-то. – Борщ со сметаной, с косточой, да еще чтобы сам Чапай наворачивал... Откуда же там борщецу взяться, дорогой товарищ?

  После осторожного шуршания на свет вышел среднего роста человек и мягко присел рядом со старшиной. Неторопясь развязал кисет и дружеским движением предложил закурить.

  – Может серьезно поговорим? – уж без намека на какое-либо добродушие прозвучал его голос. – Смотрю ты старшина, пограничник? Скрывать ничего не буду! Вижу в развалочку перед тобой нечего ходить...

  Голованко совершенно невозмутимо отсыпал себе добрую понюшку махорки и с удовольствием принюхался.

  – Знатный табачок, – с наслаждением пробормотал он, начиная скручивая толстую цигарку. – Давно уж такого не пробовал... Давай поговорим, командир. Мне скрывать тоже нечего. Я старшина Голованко Илья Петрович … пограничная застава … отряда. Воюю потихоньку... Вот так-то!

  После этих слов повисшее в воздухе напряжение немного спало.

  – Понятно, – после некоторого молчания выдал собеседник, убирая кисет за пазуху. – Мое имя..., – он на мгновение запнулся и сразу же продолжил. – Михаил. Разведка.

  Несколько минут оба снова молчали. Была сказано так много и в тоже время так мало...

  – Тсссс, – прошипел от окна низкорослый, наклоняясь к подоконнику. – У сарая кто-то есть. Ползет в нашу сторону... Командир, не похож вроде на немца.

  Винтовка вновь повисла на плече, а в руку удобно легла финка. Абай мягко заскользил в сторону выхода из комнаты.

  – Слышь, друг, подожди-ка, – не меняя положения окрикнул его старшина. – Там мой человек. Проверить хочет. Человек он молодой и горячий, может подумать что дурное.

  – Абай, отставить! – якут невозмутимо спрятал финку и вернулся на свое место, к окну.