Текст книги "Зеленый фронт (СИ)"

Автор книги: Рус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 43 страниц)

  «Вот-вот! – предвкушение расправы затопило его сознание. – Больше никто из вас не причинит вреда моему лесу... Никто!». Следом за крошечным корешком, из самых глубин земли тянулись узловатые влажные корни.

   29

  – Вот она, товарищ командир, – прошептал Сергей, кивая на стоявшую на коленях женщину. – С самого утра так стоит и рыдает. Голову ломаем, что с ней теперь делать. Вставать не хочет, кричать сразу начинает... На вопросы тоже не отвечает, а нам скоро на новое место уходить.

  Старшина с кряхтением присел на поваленное дерево и стал с любопытством наблюдать за женщиной. На шепот своего товарища он не обращал никакого внимания, словно его совсем и не существовало.

  – … Я вот и предлагаю, – продолжал что-то говорить голос где-то там далеко-далеко. – Может хоть руки ей что-ли скрутить, а то случиться чего?! А? Выделить все равно ей никого не сможем... Нету у нас никого лишнего! Все бабы с детишками возятся. Откуда еще человека возьмем?

  – Помолчи, – неожиданно дернул его командир за рукав, усаживая рядом с собой. – Что-то разговорился не к месту. Мне вот тут подумалось кое-что... Посмотри-ка на нее повнимательнее!

  Опешивший от такого поворота Сергей, опустился на бревно и в очередной раз окинул взглядом истово молящегося человека.

  – Товарищ командир, чего на нее любоваться? – в недоумении спросил он, ерзая на месте. – Мы только время теряем! Надо срочно что-то делать... Хоть новое место лагеря что-ли поискать?! Командир, слышишь?

  Тот опять замолчал, продолжая смотреть вперед.

  – Знаешь, – вдруг Голованко очнулся. – Что-то меня гложет такое, а что, понять не могу... Где-то тут оно – совсем близко, а как его ухватить?!

  – Что? – на секунду в голосе старшины мелькнули какие-то странный нотки.

  – Говорю, мы что-то важное из виду упустили, – словно его и не прерывали, начал говорить командир. – Что-то, Сережа, очень важное! Ты понимаешь, мы забыли очень важное, что может изменить все это! Продукты, оружие, медикаменты – даже это кажется не таким важным... И я ни как не могу понять, что?

  Все это время Фекла была в полной прострации и для нее не существовал окружающий мир с его странными наводнениями, земляными провалами и исчезающими людьми. В этот момент для нее существовало лишь одно – ее пропавший сын! Андрей, первенец, долгожданный в семье ребенок, которого любили сильнее чем дочь, – стал тем центром, вокруг которой остановился ее мир.

  – … Что же ты, сыночек, совсем забыл свою матушку, – причитала она, устремив взгляд в никуда. – А я тебя не забыла! Уж сколько я слез выплакала, одному только богу известно! Уж сколько я ночей не спала и не вспомнить... Сыночек, что же ты молчишь?! Вот здесь, я... Пришла к тебе, а тебя то и нет! Андрюшечка, ненаглядный мой, отзовись! Дитятко ты мое, Андрюшечка!

  Вдруг, старшина начал медленно сползать с бревна. «Этого еще не хватало, – схватил его за руку Сергей. – И этого что-ли стукнуло!».

  – Вот, дурья башка-то! Вот дурак-то, – еле слышно забормотал старшина, пытаясь нащупать свой кисет. – Забыл... Надо же, такое забыть... Сергей! – на заросшем лице, кажется впервые за последние несколько дней, появилась улыбка. – Вспомнил я! Вспомнил! Знаешь, кто это?! – кивок в стороны женщины. – Ха! Это же мать Андрея! Андрея! Понимаешь, про какого Андрея я говорю?! Про того самого Андрея! Это его мама! Такого совпадения просто не может быть!

  Стряхнув руку, старшина решительно встал на ноги.

  – Гражданка! – громко проговорил он, стараясь не касаться молящейся фигуры. – Гражданка! Извините... Черт! Как сказать то? Э! Гражданка, я знаю где ваш сын!

  Бормотание прекратилось и установилась тишина. Фекла стояла неподвижно: ее босые ноги по-прежнему утопали в черной жиже из грязи, а руки были скрещены на груди. Казалось, она глубоко задумалась и не слышала эти важные для нее слова.

  – Ты знаешь, где мой сын, человек с оружием? – голос прозвучал неожиданно глухо, словно из огромной трубы. – Откуда тебе это знать?

  Наконец, она повернулась к ним лицом. Немного вытянутое, с длинным, тонким носом и большими карими глазами, лицо смотрело на него с надеждой и недоверием. Это даже не надо было озвучивать – оба вопроса читались без всякого труда: где же он, где, говори скорее и не мучай сердце матери и не обманешь ли ты тех, кто доверился?

  – Я, гражданка, старшина Голованко, – как-то сразу же смутился всегда бравый и уверенный в себе командир. – Мы сына вашего, Андрея Ковальских, знаем... Давно уж, знаем. Ковальских ведь его фамилия? Вот... Как сказать то? Здесь он! Где-то... Здесь, это точно! Он нам помог даже как-то...

  Говорил то он все правильно, но что-то у него не получалось сказать главное. Выходили какие-то несвязные слова... А глаза смотрели на него не отрываясь, выворачивая на изнанку душу.

  – Да чего тут политесы разводить, – буркнул Сергей, увидев, как поплыл командир. – Видели мы все тут Андрюху вашего! И, точно, помог он нам! Иначе не выжили бы! Да, вон посмотрите вокруг! Вот это и есть Андрей ваш...

  Ничего не понимая, Фекла перевела взгляд в сторону. Потом посмотрела назад.

  – Андрей..., – как-то беспомощно прошептала она, вновь оглядываясь вокруг. – Сыночек... Где?

  Она осторожно словно слепая подошла к ближайшему дереву, толстенным стволом закрывавшим пол неба.

  – Андрюшечка, – бормотала женщина, нежно касаясь рваной поверхности коры. – Где же ты?

  – Ты, головой то думай! – выразительно прошипел старшина. – Что говоришь? Надо как-то тихо... По-другому что-ли... Вы, это... гражданка, не пугайтесь! Мы точно с ним разговаривали! Как есть говорю! Разговаривали с ним, как с вами сейчас... Только он лесом стал... Ну там деревом, кустиком, травкой... Бог мой, что я такое говорю?!

  После этих слов, вырвавшихся наконец-то на волю, оба мужика напряглись, словно перед прыжком опасного зверя. Они ожидали от нее чего угодно – бешеных метаний, бесконечных слез и ужасной истерики, но никак не этого... Невесомая фигура оторвалась от дерева и повернулась к ним. По ее лицу текли слезы...

  – Знаю, я все, знаю..., – устало проговорила она. – Все я про своего Андрюшечку знаю. Здесь он, рядышком со мной, – ее ладонь опять прикоснулась к стволу и медленно погладила узловатую морщину. – Он и тут в дереве, – вдруг женщина присела и столь же ласково коснулась толстого корня, выглянувшего из под земли. – И тут в корешке... Андрейка говорит со мной...

  Сделав круглые от удивления глаза, Сергей с намеком покрутил пальцем около своего виска. В ответ командир незаметно показал ему кулак.

  – А что он про нас говорит, – старшина в этот момент был готов поверить во что угодно. – Что нам-то делать? А? Ты, мать, спроси его... Черт задери, я не знаю что происходит? Мне непонятно, что вокруг твориться? Это не война, а какое-то сумасшествие! Спроси, мать, спроси, Андрея.

  Еще звучала просьба и слова висели в воздухе, а Фекла уже присела на корточки и боком прислонилась к основанию дерева. Ее руки прикоснулись к коре... Она словно читала какие-то письмена, скрытые от всех и понятные только ей одной. Губы беззвучно шевелились,чутко реагирую на каждую шероховатость поверхности...

  – Плохо ему совсем! Совсем свою матушку не узнает, – наконец, она оторвалась от дерева. – Что же ты сынка, таким стал? Али забыл как я тебя баюкала? Ночами не спала?!...

  – Что?! – чуть не заорал Сергей, все это время завороженно наблюдавший за женщиной. – Плохо? Не узнает? Да хрен с ним! Уходить надо нам! Только, куда? На старую балку, что-ли? Или к заброшенному хутору?

  – Уходить всем надо, – вдруг прошептала женщина, настороженно посматривая по сторонам. – Из леса! Все вон, из леса! Вон! – в голосе стали прорезаться истерические нотки; голова дергалась рывками, чутко реагируя на каждый шорох. – … Лес стал для нас чужим! Андрейка совсем меня не слышит! Всем бежать из Леса!

  Ее рука, до этого касавшаяся дерева, вдруг резко дернулась, словно на нее капнули кипятком. Тело будто подбросило!

  – Надо уходить, уходить отсюда! – пальцы с хрустом крепко вцепились в гимнастерку, а безумные, с влажным блеском глаза, близко приблизились к лицу старшины. – Уходим, товарищ командир... Уходим...

  – Гражданка, – с испугом пробормотал старшина, осторожно хватая ее за запястья и пытаясь отцепить. – Ну что вы такое говорите? Как это так, уходить из леса? Это же наш главный защитник, наш кормилец и поилец! Куда мы без него?! Нас же враз немчура найдет... Да, что вы рыдаете... Ну зачем... Все будет нормально! Сейчас, потихоньку соберемся и всем женским табором, спокойно, без всяких истерик и рыданий, пойдем в другое место! Хорошо?! Заварим травки?! Давайте, держитесь за меня. Вот, так... Да, да, за руку... Осторожно, тут какая-то коряга, – он перенес ее через небольшой ров, из которого выглядывали какие-то полусгнившие ветки. – Так, а теперь и я... Сейчас. Раз и... Черт! Что же это такое, опять на голом месте навернуться?! И хватит ржать!

  Однако, выражение лица, протягивавшего ему руку Сергея, было совсем не веселым, как показалось поначалу старшине.

  – Думал, решил над стариком посмеяться, – пробормотал было Голованко, хватаясь за руку. – Ты что это? Что?

  Глаза приготовившегося партизана расширились от удивления. Румяное лицо мгновенно покрылось белизной, а рот скривился в непонятной гримасе.

  – Чего кривишься? Тащи! – буркнул старшина, напрягая руку. – Да, за руку, не за шею же! Сергей!

  Что-то влажное, совсем как в тот раз – в воде, скользнуло между его лопаток. Он аж вздрогнул! Дальше протянулось вдоль шеи и медленно заерзало...

  – …! – засипел старшина, левой рукой нащупывая какой-то шнур на шее. – Нож! Нож, дай!

   30

  … Андрей испытывал страх – необычный, не естественный. Это не была осознанная боязнь чего-либо конкретного и понятного, когда человек боится встреченного им дикого животного в лесу или важного завтрашнего мероприятия... Нет! Здесь было нечто совершенно иное и даже близко не стоявшее рядом... Страшное ощущение! Вроде бы вот, только сейчас ты был совершенно спокоен и уверен, что все тебе знакомо и развивается именно так, как хочется тебе. Все происходит и складывается в знакомую и радостную для тебя картину, но вдруг... Вмиг все меняется! Раз и все понятное тебе мироощущение оказывается полной глупостью! Более того, из под этой спокойной и устраивающей тебя оболочкой всплывает что-то ужасное и настолько неправдоподобное, что замирает сердце...

  «Они везде, – едва коснувшись чужого мирка, ужаснулся Андрей. – Это же просто не может быть! Нет! Нет! Так не должно быть! Они вокруг меня! Они все окружили! А-а-а-а-а-а!».

  Его картина мира окончательно сдвинулась. Свои – чужие, люди – животные – растения, плюс – минус – все это перемещалось в невообразимый клубок, в котором уже было невозможно разобраться.

  Перед ним мелькали, пролетали, проползали миллионы образов – важных и неважных, свежих и давних, спокойных и эмоционально будоражащих... Все текло, словно полноводная река несет свои воды куда-то вдаль, не задумываясь о смысле и важности такой действа...

  … Вот пронесся взмыленный лось, чуть не снеся ветвистыми рогами молодой клен. Андрей ясно видел раздувающиеся ноздри, стекающиеся бисеринки пота и кровоточившую на боку рану... Лось остановился около небольшого оврага и замер, вслушиваясь в звуки леса. Его бока бешено поднимались и опускались, заставляя кровь сочиться все быстрее и быстрее... Ноги его подогнулись, как спичечные палки и он упал! Крупное тело начала сотрясать дрожь. Конвульсии были настолько сильные, что откинутая назад голова рогами глубоко взрыхлила землю. Андрей чувствовал, как в умирающее с каждой падающей на землю каплей крови лосиное тело наполнялось чем-то другим – другой жизнью! Из под земли, в том самом месте, где шкура ее касалась, вырывались сотни крошечных иголок, сразу же впивающихся в мертвеющую плоть. Пробивая кожу, они устремлялись по кровяным каналам к органам. Валяющегося лося корежило: копыта ударял о землю, хвост молотил с бешеной скоростью...

  «Они губители жизни..., – Андрей с каждым новым усвоенным им образом все ближе и ближе становился к Лесу, к его внутреннему миру. – Нужно защитить лес! Защитить от всего, от всех! Защитить лес!». Вдруг, лосиные ноги вновь подогнулись и с напряжением вытолкнули тело наверх. Тонкие, с более светлой шерстью, они немного дрожали, будто с трудом держали тяжелое тело. Голова, секунду назад бестолково свисавшая, с хрустом заняла свое законное место...

  Лося сменили другие образы, созерцание которых открывало все новые и новые грани этого безумного миропонимания. Это были глубокие русла рек, менявшие свое устоявшее веками направление; лесные поляны, быстро зараставшие подлеском; глубокие обрывы, в течение нескольких дней исчезавшие с лица земли...

  Потом обрывочные, несвязные друг с другом картины исчезли, передав эстафету непонятным звукам... Какое-то противное, сводящее с ума, чавканье, вызывающее целый поток неприятных ассоциаций – то вынимаемый из тягучей и липкой грязи сапог, то жрущее что-то животное.

  «Теперь все измениться! Теперь все окончательно измениться и уже никогда не станет прежним, – шептал Андрей, погружаясь во все новые и новые видения. – Все измениться!!». Из чернильной темноты на него наползали белесые фигуры, с бессильно мотающимися конечностями. Огромные глаза с черными кругами под ними, отросшие до плеч волосы были покрыты какой-то слизью, медленно, капля за каплей, стекающей с лежавших тел. «Люди..., – он угадывал знакомые контуры, складывавшие очертания человеческих тел. – Теперь вы будете ближе к лесу...». Десятки людей были погружены в земляную жижу, из которой время от времени выходили пузыри и лопались с резким звуком. На смертельно бледных руках яро выделялись выпуклые синие вены... «Это все ближе и ближе... – он распалялся все больше и больше. – Мы станем едиными! Мы станем одним целым». Набухшие вены пульсировали, словно по ним неслась не кровь, а что-то более быстрое и тяжелое. Резкие хлопки! Кисти взрываются водопадом кровяных брызг и выпускают наружу гибкие корешки, которые сотнями маленьким змей начинают метаться по венам человека. Туловище лихорадит; то там то здесь на поверхности кожи вспухают все новые и новые кровяные фотанчики, щедро разбрасывавшие густую, почти черную кровь... «Одним целым! – его неумолимо тянуло дальше и дальше. – Больше не будет никого кроме леса ибо только он живой».

  Словно в ответ на невысказанные мольбы и вопросы, подернутые грязью дергающие тела стремительно превратились в огромные темные пещеры, превращенные в настоящие бассейны с грязью. Повсюду – справа, слева, спереди и сзади – глаз натыкался на валявшиеся в беспорядке тела, которые пронизывали еле видимые волоски древесных корней. «Раз, два, три... Нет, десять! – светло-серая и влажная плоть бросалась вперед, словно красовалась перед необычным ценителем. – Здесь их десятки..., сотни...Нужно быстрее, быстрее и больше! Больше не будет людей, животных! Не будет этой губительной мерзости».

  Взрыв! Еще один! Калейдоскоп ярко-белых вспышек заполнил нестерпимым светом окружающее пространство!

  … Откуда-то из глубин выплывало все больше и больше ужасного и в тоже время поразительного, до глубины души удивительного... Падающий человек, в отчаянии хватающийся руками за воздух. Вот он уже лежит посреди высокой травы и нелепо дрыгает ногами, стараясь освободиться от пеленающих его пут. Крупное, почти круглое лицо быстро краснеет, его кривят гримасы! Широко открытый рот пытается что-то исторгнуть из себя... Нет, ни звуки! Нет, стоит абсолютная тишина! Лишь склизкая масса медленно переваливается через искусанные губы... «Человек! – он бессильно зарычал на всплывший в его сознании образ. – Снова человек!».

  Вдруг сведенное судорогой лицо стало совершенно другим... Мясистый нос стал быстро утончаться и в конце концов превратился в классический греческий. Массивные надбровные дуги испарились, явив скорбно взметнувшиеся вверх тонкие брови. Сверху на самые глаза был тщательно надвинут черный платок. «... Такие знакомые черты. Нос, губы..., – вдруг заметалось его сознание, теряя, чешуйку за чешуйкой, свою новую скорлупу. – Это же...». Печально поникшая голова, молитвенно сложенные руки, коленопреклоненная фигура, все это напоминало памятник всем матерям и женам, которые долгие дни и ночи верно ждали своих родных...

  .

   31

  – Капитан, – зашипел якут, еще при первой встречи давший понять, что субординация ему совершенно не знакома. – Тише!

  Группа была сформирована в кратчайшие сроки. В обстановке максимальной секретности откуда-то из-под Минска вытянули якута Абай Тургунбаева, несмотря на свой неказистый вид – покрытого мхом и пеплом махорки древнего старика – оказавшегося прекрасным следопытом и метким стрелком. Вторым членом особой группы стал врач Центрального госпиталя города Москвы Карл Генрихович Завалов – один из наиболее опытных ученых инфекционистов с большим опытом практической работы.

  Высохшая до состояния отменного пороха ветка, действительно, хрустнула вызывающе громко, что в очередной раз и отметил недовольный следопыт. «Вот глазастый какой! – и не думая обижаться, хмыкнул Смирнов. – Все видит, все слышит... Черт, завидно! С этой работой все навыки забудешь!... Хотя, все равно здесь тихо. До намеченного района еще ползти и ползти! Чего он шебутной какой стал?».

  Действительно, якут последние несколько часов вел себя крайне странно. Всегда невозмутимый как скала, не делающий никаких лишних движений, он резко изменился. Движения стали более рваными, дерганными какими-то, словно его что-то грызло изнутри.

  «Смотри-ка, опять Абай остановился, – прежде чем замереть коренастая фигура сделала характерный жест. – Случилось что-ли что-то?». Капитан, отводя ветку от своего лица, осторожно сдвинулся к нему.

  – Что! -спросил он одними губами.

  Вопрос остался без ответа. Абай, словно заведенный медленно водил головой из стороны в сторону, сопровождая каждый поворот движением винтовки.

  – Абай, – капитан тронул его за плечо, привлекая к себе внимание. – Что случилось? Чего стоим-то?

  Молчание... Узкие губы что-то шептали, а щелки глаз внимательно следили за зеленой стеной. Вдруг темно-коричневая кисть скользнула внутрь маскхалата и наружу показался какой-то потемневший от времени и кожного жира мешочек на перекрученной веревке. Крепко его сжимая, он что-то еле слышно забормотал.

  – Подожди, капитан, – выдал, все-таки, он через несколько минут. – Что-то плохо мне. Постоим немного... Посмотрим, послушаем... и понюхаем.

  Крылья носа раздулись и втянули в себя воздух.

  – Не пойму я что-то..., – еле слышно пробормотал Турунбаев, стаскивая с головы плотный капюшон. – Не то...

  Вслед за ним насторожился и Смирнов, машинально проверивший магазин автомата.

  – Что не то? – в разговор вдруг вклинился подошедший сзади врач. – Я ни чего не слышу...

  – Все не так! – Якут расстегнул комбинезон, обнажая шею. – Здесь все не так, как дома! Плохо здесь как-то.... Лес тут другой – чужой он, непонятный! Слушаю, его слушаю, а ни чего не слышно, будто и нет тут ничего... Странно! Не может быть лес таким... Лес живой! В нем всегда кто-то есть. То белка шумит, то филин ухает, а тут мертвая тишина. Надо обойти этот лес. Вон там пройдем... День, может два, и на месте будем.

  Достать карту из планшета было делом одной минуты. «Так, – водил пальцем капитан по изгибам леса. – Если Турунбаев прав, то идти нам пара дней... Пройдем здесь и здесь, и 14-го будем на месте. Плохо, поздно! Напрямик тут ходьбы часов на десять!».

  – Слишком долго, – капитан выразительно постучал по часам. – На месте нужно быть сегодня ночью, в крайнем случае, завтра утром...

  Якут присел. Высеченное из камня лицо ни чем не выдало недовольство, словно это его полностью устраивало. Отложив в стороны винтовку, он осторожно коснулся бархатистого мха у самых корней полусгнившего дуба. Темные пальцы нежно вдавились в мох, оставляя на нем ясно видное углубление.

  – Пойдем, командир, – чуть громче, без всякого шепота, проговорил якут. – Только палец с курка-то убери, пальнешь еще ненароком.... Да, и чуя я, не нужен от тут будет! Нам сейчас ни к чему тут шуметь. Лес он вообще никакого шума не любит – наказать может!

  Его винтовка молниеносно перекочевала из рук за спину. Потом откуда-то справа возникло длинное узкое лезвие, заканчивавшееся толстой удобной рукояткой.

  – Ну, смотри..., – недоуменно пробормотал капитан, косясь на столь странную смену оружия. – Знаешь же же как лучше!

  Однако нож оказался совсем для другого. Узкий с голубоватым отливом клинок осторожно коснулся запястья темного. Несколько секунд ничего не происходило, словно в высохшей от времени кожи и не осталось никакой крови... Влажные края ранки слегка раскрылись, обнажая розово-белое нутро. Вот показалась алая капля, затем еще одна, и наконец, к пальцам протянулась тонкая струйка крови.

  Якут встал на колени и стал медленно водить кровоточащей рукой в направление лесной чащи. Все это сопровождалось монотонным бормотанием.

  – Смотрите, товарищ капитан, – прошептал, вынырнувший из-за плеча, врач. – Камлает. Слышал я, что так местные шаманы делают, когда хотят помощи духов... Вот, тебе и победили религиозный мрак! Бред, какой-то!

  Он вознамерился сказать что-то язвительное, как в его живот воткнулось что-то твердое.

  – А теперь меня послушай, очкастый хмырь, – также тихо, но более угрожающе прошипел, командир. – Это наш проводник и сейчас от него многое зависит... Да пусть хоть жертвы приносит! Главное задание! Выполнил – получи награду, не выполнил – зеленкой лоб намажем... Ты меня понял?

  Во время этой довольно странной беседы якут исчез в ближайших кустах. Следом за ним нырнул и Смирнов, на мгновение прикрывая глаза от растопыренных во все стороны веток... Бац! Сразу же он натыкается на вновь застывшего Абая...

  – Ты..., – вопль давиться в зародыше. – Боже мой!

  Прямо перед ними, буквально в нескольких метрах, было нечто... Здоровенная куча металлического хлама, густо заросшая молодыми березками... Метра два в высоту, непонятного грязно зеленого цвета, это напоминала свалку металлолома, забытого кем-то десятки лет назад! С боку все это подпиралось небольшим земляным холмом, на которым гордо тянулся высоченный дуб. Его корни, словно им не хватало места под землей, змеились по ее поверхности.

  – Нехорошо это, нехорошо, – не переставая бормотал якут, не приближаясь к холму. – Совсем нехорошо!

  Смирнов сделал шаг вперед, потом еще один. Вблизи эта непонятная куча выглядела несколько иначе... Появилось во всем этом что-то неуловимо знакомое! Какие-то обводы, резкие углы – все это о чем-то напоминало... Прикладом он осторожно постучал по поверхности, с удовольствием отмечая металлический гул и обнажая крупный сварной шов.

  – Вот тебе и встреча, – тихо рассмеялся он, вешая автомат на плечо. – Климент Ворошилов... Что же ты тут, в этой глуши делаешь? Экипаж что-ли бросил?

  Без сомнения это был танк! КВ-2! Угадывались очертания массивной рубленой башни, с обрубком орудия впечатляющего калибра... Немного выступающая из-под земли трубка-ручка, с помощью которой танкисты взбирались наверх... Действительно, он! Но в каком виде!

  – Это танк Климент Ворошилов? – впервые за все время совместного путешествия третий член группы проявил хоть какое-то любопытство. – Что за бред?! – тон его был крайне безапелляционный для человека, мало знакомого с военной техникой. – Климент Ворошилов – это мощь! Бывало по брусчатке идет, дрожь до домов в округе доходит! А это что? Какая-то оплывая куча, я извиняюсь дерьма... И эти деревья?! Этим березам лет семь – восемь, не меньше! Что танк все этой время делал здесь?

  – Слушай, врач, – вдруг якут выпал из спячки. – Не надо кричать в лесу... Лес не любит шума... Плохой здесь лес! Странный здесь лес! Не слышу я его... Очень плохо это... Уходить надо отсюда... Капитан, говорю, уходить отсюда надо по-быстрее...

  Смирнов в это самое время кряхтел над люком башни.

  – Да, Абай, сейчас двинемся, – проговорил он, не отрываясь от не хотевшей открываться металлической крышки. – Только проверим, может, документы какие там остались?! Нехорошо так все оставлять... Не по-человечески...

  – Товарищ капитан, – никак не мог успокоиться врач. – Год посмотрите? Год, вы слышите? Когда его выпустили? … Что? Какой? 41! Не может быть! Это же просто удивительно! Они не могли так вымахать за это время...

  Ученый от услышанного и увиденного пришел в сильное возбуждение. Без всякого сомнения, если бы не тяжелый рюкзак, оттягивавший его плечи, он бы пустился в настоящий пляс. Врач сначала в одном, потом в другом месте что-то ковырял, пытаясь отделить какую-то деталь от металлической поверхности. Наконец, встав на четвереньки он принялся осматривать заваленное землей основание танка.

  – Профессор Зелинкий точно съел бы свою собственную шляпу, чтобы хоть краешком глаза увидеть это..., – раздавалось откуда-то со стороны его торчавшего зада его несвязное бормотание. – Как же так? Вот один, вот второй, но почему именно так? … Они же не соединяются! О! Господи!

  В сторону Абая, настороженно посматривавшего по сторонам, полетел из-под низа скрученный танковый трак. Через минуту к нему присоединился и его добытчик.

  – Нет, вы посмотрите! – тыкал он массивной железкой в лицо якуту. – Видите, видите, вот здесь... Тут металла на несколько килограмм и замечу вам, первоклассного металла... А мы что видим? Вот тут! Вот дырочки, много дырочек... Там были какие-то ветки! Вы понимаете, ветки! … Это потрясающе! Вы знаете, в хмерских памятниках что-то подобное встречалось..., – он смотрел на Абая, словно в ожидании ответа. – Да, да, именно подобное! Там джунгли прорастали сквозь огромные каменные колонны, но никогда не трогали металл...

  – Ладно, наука, хватит, – Смирнов, наконец-то спрыгнул с танка и что-то спрятал на груди. – Пора идти! Абай, вперед!

  – Но, товарищ капитан, товарищ капитан, вы должны что-то сделать, – врач вцепился в него как клещ. – Вы просто не понимаете, что это такое?! – он тряс куском продырявленного металла. – Это надо сохранить и донести...

  – Заткнись, – рявкнул капитан, за что заслужил укоризненный взгляд якута. – Тебе, что напомнить, зачем нас послали? Или сам вспомнишь?... На это совершенно нет времени! На все про все у нас пара дней! Источник сообщает, что в течение этой недели немцы полностью закроют этот район! Повторяю для глухих – полностью, что значит крах всего задания! Поэтому, помалкивать и идти строго за мной! Все ясно?! Вперед!

  32

  Плохо смазанные оси жутко скрипели, что однако совсем не влияло на скорость движения телеги.

  – Тьфу! – смачно сплюнул Гнат, расстегивая на груди темно-зеленую рубаху. – Вот стерва, до сердца продирает! Говорил же тебе, смазать надо!

  – Так нечем, – буркнул в ответ лежащий на боку детина. – Масло кончилось и, кажется, нам его вообще больше никогда не видать... Господин капитан сказал, что мы дураки и все наши запасы сгорели.

  Лошадь медленно переставляла копыта, словно намекая, что неплохо бы и подковать ее заново. Впрочем, на меланхоличной морде было сложно что-то прочитать. Глядя на эти поникшие уши, заросшие бельмами глаза и отвисающую губу, вообще ничего не хотелось спрашивать, тем более у лошади.

  – Дураки, дураки..., – не следя за дорогой, бормотал Гнат. – Это не мы, а ты дурак! Я же тебе говорил, ломай дверь! А ты, что? Не могу, не могу... Дверь дубовая, да из ладных досок, – он очень похоже, гнусавым голосом, передразнил напарника. – Не могу. Очень больно. Дохляк! Теперь все, алес! Изба сгорела! Девки убежали! От барахла осталась кучка пепла... Что сопишь? А? С кого теперь господин лейтенант спросит? С кого, с кого? С меня, конечно. Вот, опять Гнат Михеич за всех отдувайся... Молчишь?!

  Наконец, так и не дождавшись ни какой реакции, полицай повернулся назад.

  – Мить, ты чего? – напарник, чуть не свесился с телеги, всматриваясь куда-то вдаль. – Скачет за нами кто? А? Матерь божья! Людишки какие-то... Смотри сколько! Один, два, три..., человек десять кажись. Ненашеньские, вроде. Точно ведь, Митрофан?! Я всех в округе знаю! Нету у нас таких!

  У самой кромки леса, действительно, виднелись какие-то фигуры.

  – А что делать то будем? – почему-то с дрожью в голосе, спросил Митрофан. – Вона их сколько. Тикать надо! А то разом нас побьют.

  Не смотря на свое тугоумие, Митрофан обладал поразительным чутьем на опасность, что не раз его выручало. Бывало еще в детстве, соберется местная шантрапа в колхозный сад за яблоками и обязательно зовет его. Знали хитрецы, что он всегда сухим из воды выходит.

  – Тикать, говоришь? – внезапно Гнат дернул на себя вожжи. – Неее, Митка! – он с превосходством посмотрел на товарища. – Сейчас мы их уконтропопим, как говаривал мой папашка. Посмотри-ка, лучше... Винтарей то у них нету! А у нас есть! Поди совсем там в лесу оголодали, раз на дорогу лезут...

  Спрыгнув с телеги, полицай начал заряжать винтовку. Как назло, именно в этот момент, затвор ни как не хотел открываться... Сгоревшее масло и здесь успело отметиться!

  – Давай, вылазь! – зло он выкрикнул, ковыряя в железке. – Дурак, медали нам дадут! Господин лейтенант после этого, точно все забудет. Понял? А может и денег каких дадут... Нет! Если всех партизан в плен возьмем, в Неметщину поедем! Точно, в Неметчину! Люди бают, что там хорошо... В магазинах всего полно, морды у всех сытные, а бабы там знаешь какие? Вооо! Так что хватай винтарь, а то назад уйдут!

  Фигурки людей приближались чересчур медленно, буквально еле передвигали ноги. «Как есть, оголодали, – про себя усмехнулся Гнат, с теплотой вспоминая припрятанный в котомке большой кусок сала. – Поди кору да лебеду там жрали... Дурни! Чего в леса переться?! Если мозгами то шевелить, то и здесь хорошо прожить можно... Ха-ха-ха-ха-ха! Так, скоро, глядишь, и начальником каким сделают».

  Телега вновь скрипнула, освобождаясь от тяжелого груза. Митрофан, все-таки решился... Нервно оглядываясь, он застыл около лошади.

  – Эх, вояка. Рожа, как у хряка, а малохольный что ли? – еле слышно пробормотал Гнат, увидев, как у напарника в руках ходит ходуном винтовка. – Что-то еле плетутся они... Может покричать им для скорости? – уже вслух проговорил он.

  До них оставалось примерно с километр, если напрямую идти. Через болотистую ложбинку перемахнул и все, встречайте, дорогих гостей. К удивлению обоих полицаев. первый же ее бредущий партизан пошел прямо на них. Было прекрасно видно, как он с трудом вытаскивает ноги из илистого дна.