Текст книги "Зеленый фронт (СИ)"

Автор книги: Рус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 43 страниц)

  – Ты что бормочешь, боец? – Голованко наклонился вперед, всем своим видом выражая нешуточную угрозы. – Немцев пожалел? – Его короткие, как молоденькие огурчики, пальцы схватили Сергея за шиворот его гимнастерки и сильно тряхнули. – Да? Пожалел? Иди на ребят посмотри и послушай, что они рассказывают... Или может заставу забыл? Как раненных бензином обивали и поджигали, помнишь? Жалостливый ты наш! Ладно, хватит! Договаривая, что там случилось...

  – Командир, это все дуб! – неожиданно глухим голосом заговорил Сергей. – Это все дуб, что рос у дороги! Помните, он такой огромный, раскидистый.

  – Что ты несешь, Сергей? – ярость вмиг слетела со старшины. – Какой к лешему дуб! Говори, кто напал на егерей? Сколько их и куда они идут? Мы же можем объединиться! Понимаешь?! – командир даже забыл про свою рану, воодушевленный неожиданно появившимися перспективами. – У нас будет целый отряд. Да, мы здесь такого натворим! Ты видел их? Оружие у них есть?

  Он с надеждой смотрел на своего подчиненного, выискивая в его лице хотя бы малейший намек на радостное известие. Однако, Сергей хранил угрюмое молчание, прерываемое тяжелыми вздохами.

  – Ну?! – в нетерпении прогудел он. – Рассказывай!

  – Я же говорю, это чертов дуб все сделал, – с трудом выталкивал из себя слова партизан. – Дуб! Дуб! Он живой, он может говорить! Понимаешь, командир, он говорил со мной..., – его речь разгонялась все сильнее и сильнее, становясь бессвязной и прерывистой. – Его корни двигаются по земли, как змеи. Он разговаривал со мной... Спрашивал обо мне, обо всем... Он дал мне оружие, патроны...

  Старшина от неожиданности крякнул и нервно зашуршал руками по карманам, пытаясь найти хотя бы несколько крупиц махорки. Курение его всегда успокаивало, но чувствовалось не в этот раз.

  – Я что слышу, боец? – прохрипел Старшина, так и не найди курева. – Что это за бред? Тебя контузило? Ты, вообще, понимаешь что происходит? Что ты несешь? Трус! Сбежал! Под трибунал захотел?!

  Искривленные болезненные деревья, окружавшие командирскую палатку, медленно зашелестели веками. Темно-зеленые листочки, насквозь проеденные каким-то жучком, густо попадали на землю. Осторожно хрустнул брезентовый край палатки, приоткрывая свое нутро. Рядом зашуршала земля...

  – Прекратить! – командир едва сдерживался что бы не закричать в полный голос. – Прекратить рассказывать этот бред! Прекратить сеять панику! Забыл, что за это полагается?! Дуб?! Спятил?!

  Кто-то легонько коснулся старшины. Что-то гибкое и влажное сомкнулось на его шее. Голованко попытался обернуться, но его приковал к себе взгляд Сергея. Тот ошалело смотрел куда-то ему за плечо и что-то шептал.

  – Не надо волноваться, человек, – возник из ниоткуда голос. – Я не причиню тебе вреда... Я лишь хочу поговорить.

  – Говори, раз поговорить треба, – сиплым от волнения голоса разрешил старшина, нащупывая пистолет. – Я разве против доброго разговора?! Да ни в жисть! Спроси кого хочешь, старшина Голованко всегда был горазд потрепать языком.

  Рука почти дотронулась до рукояти пистолета, когда запястье кто-то сжал. У него дыхание в груди сперло.

  – Отпусти, я все понял, – прошептал старшина. – Давай поговорим.

  – Ну вот и хорошо, – одновременно со словами, удавка медленно сползла с шеи солдата. – Я дуб и все, что рассказал этот человек, правда!

  11

  – Фриц, Фриц, – раздался еле слышный шепот. – Надо осмотреть это место.

  Высокий егерь осторожно присел и начал ковыряться во мху. Одежда бурого цвета, покрытая извилистыми разводами, прекрасно маскировала его фигуру на фоне густого подлеска.

  – Они были здесь, – наконец, он поднял голову и с довольным видом показал небольшую пуговицу с отвисшей ниткой. – Капитан был прав. Партизаны были здесь... Примерно сутки назад. Двое. Одни ранен... Здесь его тащили.

  Второй, солдат помельче, с отвисшим до самой земли пулеметом, напряженно всматривался в сторону оврага, густо поросшего лещиной. Сквозь густую листву ни чего не было видно.

  – Вот кровь, – на клочках мха показались бурые пятна. – Ранен, серьезно. Пытался перевязать...

  Эти мельчайшие крохи, мимо которых малосведущий человек пройдет мимо, для Фрица были не просто открытой книгой, а книгой с крупным шрифтом для слабовидящих людей. Лучший следопыт специального отряда по борьбе с партизанами, дважды чемпион ежегодного конкурса среди охотников Баварии, был полностью уверен в себе: свою задачу по обнаружению следов он выполнил на сто процентов и осталось всего лишь навести на цель оперативную группу, в полной готовности дежурившую на базе.

  – Подожди-ка, Кранке, не спеши, – вдруг остановил он своего товарища, деловито готовящего рацию к передаче. – Здесь что-то не то!

  Его взгляд был прикован к обрушенному краю оврага, который выглядел так, словно здесь что-то пытались скрыть. Кромка далеко выдавалась вперед почти по всей длине оврага и лишь в одном месте обрывалась, показывая свежий слом.

  – Внимание! – его кулак взметнулся вверх и настороженно застыл. – Я вниз. Посмотрю, что да как... Стой здесь, если что, прикроешь.

  Напарник мгновенно отложил рацию в сторону и схватил пулемет. Спуск в овраг не занял много времени, однако доставил много хлопот. Весь склон был покрыт вырывавшимися из земли корнями, которые назойливо цеплялись за одежду и мешали спуску. На дне Фриц начал осторожно разрывать землю.

  – О, мой бог! – непроизвольно вырвалось у него, когда лезвие ножа во что-то уперлось. – Что это?

  Клинок выковырял из земли подошву ботинка с характерными гвоздями. Ботинок был немецким. Вскоре показался и сам хозяин. Странным образом искореженное тело – осколки ребер вылезли из грудой клетки, конечности согнуты под немыслимыми углами.

  – Да, это же пропавшие связисты, – удивленно присвистнул егерь, вспоминая недавнюю кутерьму с их исчезновением. – Вот, значит, куда их забросило! Оружия, значит, нет! Что?!

  Сразу же под телом торчал деревянный приклад. Извлеченный карабин выглядел совершенно исправным и было не понятно, почему его не забрали партизаны.

  – Кранке! – приглушенным голосом позвал он напарника. – Кранке! Куда, черт тебя дери ты спрятался? Здесь двое наших! Связисты! Оба мертвы, оружие при них... Слышишь?! Разворачивая свой аппарат и вызывай кавалерию! Одни мы здесь не справимся.

  Ответа не было. Сдавленно чертыхаясь, Фриц полез наверх. Как назло автомат все время цеплялся за какие-то корешки и никак не хотел следовать за своим хозяином. Наконец, лямка соскочила и он вылез наружу.

  – Где ты там, эльзаская задница?! – выдохнул он, переваливаясь через край. – Решил пошутить, да? Ну?!

  Солдата нигде не было. О его присутствии говорила лишь примятая трава, распакованная рация и опрокинутый пулемет.

  – Как-то не вовремя ты решил отлить, идиот! – с раздражением проговорил Фриц, направляясь к ближайшим кустам. – Я тебе оторву твою чертову бошку и засуну её в ...!

  Прямо перед внезапно заткнувшимся егерем показались коротковатые ноги, медленно исчезавшие в кустах. Перепачканные в глинистой земле ботинки оставляли в зеленоватом мху небольшие бороздки.

  – О! Черт! …! – автомат, секунду назад болтавшийся за спиной, словно сам прыгнул ему в руки и затрясся огнем. – Черт!

  Густой кустарник, поливаемый свинцом с нескольких метров, редел на глазах. Тоненькие кустики превращались в щепки, разлетавшиеся в разные стороны. С противным чавканьем пули попадали в лежащего солдата, заставляя его дергаться как припадочного. Палец снова и снова нажимал на курок, но автомат молчал. Магазин был пуст.

  – Сейчас, я с тобой познакомлюсь поближе, – нервно улыбаясь, раздвигал оставшиеся кусты Фриц. – Где же ты?

   Он нисколько не сомневался, что пули попали точно в цель и где-то совсем рядом валяется беззащитная добыча.

  – Где же ты, дружок? – бормотал он, вглядываясь в кусты. – Папаша Фриц тебя не обидит... Он вообще никого не обижает. Ха-ха-ха!

  Фриц, действительно, никого не обижал. Правда, понимал это он совершенно по своему! «Я никого не обижаю, – с этой фразы у него начинался почти любой разговор. – Я почти ангел! – после вполне искренней улыбки интеллигентного человека он продолжал. – Ведь обидеть – это причинить зло человеку, который ни в чем не виновен. Так ведь?! – как правило, с этим утверждением все соглашались. – А у нас ведь нет невиновных! Все мы в чем-то виновны. Так ведь, Курт?! Кто-то виновен в том, что в детстве воровал леденцы из бабушкиного комода... Это был точно ты, Курт! Ха-ха-ха! Ну, а кто-то проштрафился гораздо сильнее... Поэтому, все мы в чем-то виновны! Вот видите, я никого не обижаю! Я просто воздаю людям именно то, что они заслуживают».

  – Иди ко мне, – с щелчком на свое место влез новый магазин. – Мы поиграем.

  Вот показалась спина Кранке с растопыренными руками. На его шее блестел какой-то влажный шнурок, крепко стягивавший зону воротника. Из под плеча торчал еще один, более толстый. Оба они уходили в сторону громадного дуба, ствол которого виднелся в густом кустарнике.

  – На удавочку, значит, взяли, – с некоторым удовлетворением от созерцания хорошо исполненной работы, прошептал Фриц. – Хорошо сработали. Даже пикнуть не успел. Ну, ничего, я и не таких ломал... Иди ко мне, дружок! Ты где-то здесь. Папашу Фрица, не проведешь. Я тебя нюхом чую! А-а-а-а-а-а!

  Крик Фрица оказался на удивление тонким и женоподобным. От такого массивного и мужественного на лицо солдата можно было ожидать совершенно иного, например, такого зверского, буквально парализующего на месте, вопля или какого-нибудь яростного рыка, от которого просто падаешь в обморок.

  – А-а-а-а-а-а! – непрерывный тонкий вопль продолжал звучать, наполняя лес жутким страхом и вонью. – А-а-а-а-а-а!

  Все новые и новые, пахнущие землей и влагой, жгуты рвались из под его ног. Казалось, егерь попал в зыбучие пески, с жадным чавканьем поедающие его ноги. Гибкие путы за считанные мгновение оплели его тело и быстро потащили под землю, где любой биомассе можно было найти применение.

  12

  Его возможности непрерывно росли и эта скорость не просто поражала воображение, а более того, пугала его. Андрей не успевал осознавать то, что с ним происходит. Каждая секунда, каждая минута, новый день или наступающая ночь приносили с собой умопомрачительные открытия.

  Корневая система дуба разрасталась бешеными темпами, завоевывая все новое и новое пространство. Гибкие тросы, которые ощущались им уже как неотъемлемые, прорывали за день десятки длинных извилистых ходов, превращая окружающее пространство в рыхлую массу. Еще недавно твердая и похожая на скалу земля стала мягкой как пух, а покрывающие ее листья, обломки веток, желуди рассыпались равномерно по всей поверхности.

  Со стороны дороги Андрей уже давно добрался до деревни. Его корни вовсю хозяйничали под бревенчатыми домами, порой пробираясь в комнаты и подвалы. Он побывал во всех колодцах, разворошил добротно сложенные срубы и вдоволь напился. За эти дни и часы деревня, вообще, обзавелась дурной славой. После разгрома егерей и бегства жителей сюда хлынули толпы мародеров из окрестных деревень, сразу же столкнувшиеся с необъяснимыми явлениями. Ходуном ходящие дома, плывущая местами земля, ломающиеся как спички деревья – все могло отговорит от грабежа кого хочешь.

  Однако, главное он обнаружил буквально недавно. Его корни, беспрерывное метание которых становилось системой, как-то странно стали реагировать на встречавшиеся деревья. Если раньше они просто игнорировались, то теперь все началось меняться... Первый раз Андрей ощутил это вечером, когда в очередной раз обдумывал свою судьбу. Вдруг он почувствовал какое-то давление, словно ему хотелось сделать что-то непонятно, не осознаваемое. Кусочек его сознания пробежался по телу – сначала сверху вниз, потом снизу верх. Все вроде было как обычно! Все было спокойно! Однако, вдруг вновь что-то появилось... «Ага! – обрадовался Андрей, обнаружив, наконец, источник своего беспокойства. – Вот оно где сидит-то». Один из его корней в своем путешествии коснулся корешков крохотной березки, растущей почти в сотне метров к северу. «Как это странно, – вздрогнул Андрей, пытаясь определить это новое для него ощущение. – Какой-то легкий холодок... Брр! О! Что это? Кажется … Как же это все легко!».

  Андрей, пробуя на вкус и цвет новое ощущение, вдруг куда-то провалился. Вновь, как и раньше, возникло чувство падения в бездонный, бесконечный колодец, своими сходящимися стенками убегающий в темноту. Его несло в течении нескольких секунд, мотало и бросало из стороны в сторону. Вот показался свет! Из небольшого, едва заметного, пятнышка он вырос до целого мира, залившего светом все вокруг.

  «Что за …? – пробормотал Андрей, вновь оказавшись в дереве, другом дереве. – Куда это меня закинуло? Береза! В березу!».

  Все его новое тело просто вопило о себе новыми ощущениями. Андрей очутился в тоненьком тельце молоденькой березки, которая только едва начала кудрявиться. Крошечные листики с влажными зубчиками медленно шелестели на ветру. Вместо разветвленной и густой корневой системы он едва шевелил небольшими отростками, которые с трудом вгрызались в почву. «Вот это я скаканул! – выдохнул он, пробежавшись по стволу. – Но здесь похуже... Слабовато. Привык я что-ли к своему дубу». Ему было как-то не по себе. Он быстро нырнул обратно и по стволу добрался до корней. Нужный отросток нашелся практически мгновенно. Благо, разница между здоровенными корнями его дуба и хиленькими корешками березы была видна невооруженным глазом. Сделать переход во второй раз Андрею удалось гораздо быстрее, чем в первый.

  «Значит, я могу ходить! – наконец-то, стало доходить до Андрея. – От дерева к дереву, от дерева к дереву, от леска к леску... Я могу ходить». Это было незабываемое для него открытие! Ходить! Обрести подвижность в тот момент, когда ты, казалось, был навечно заточен в деревянные оковы, когда ты с этим смирился... В этот самый момент он вновь почувствовал себя человеком. «Я могу ходить, – по ветвям и коре проходили едва заметные судороги. – Я увижу маму, братьев! Мама! Я скоро приду!». Он рисовал перед собой красочные картины встречи с родными. Родная деревня, вокруг которой он бегал босоногим мальчишкой. Глубокая речушка с переброшенным через нее крутым мостом. Старый жеребец Прошка с подслеповатыми глазами, так любивший ржаной хлеб. Эти видения были столь реальны, что, казалось, ткни в них пальцем и ты там!

  Дуб шатало. Его узловатые ветви рвались из стороны в сторону, словно необъезженные скакуны. Желуди дождем сыпались на землю, покрывая ее блестящим ковром. Почва близ дерева кипела от грызущих землю корней. «У-у-у-у-у! – ревел парень, пытаясь заглушить невыносимую боль. – Я же дуб! Какая мама?! Какая к черту деревня? Откуда все это возьмется? Я же проклятый кусок дерева! Как я им покажусь на глаза?». Ему действительно было плохо, невыносимо плохо! Он был одинок, он был другим, он был непонятно кем и становился непонятно кем!

  К горлу поступила тошнота – по крайней мере Андрей ясно ощутил это неприятное чувство гадости, медленно возникающий и ползущей наверх. Казалось еще немного, и все это выплеснется наружу. Он упал вниз и летел в бесконечность. Его мотало от одного дерева к другому! Один мир сменялся другим: коренастый вяз внезапно превращался в корабельную сосну, она в свою очередь сменялась раскидистой ивой, и потом по новой... Он несся через деревья, не успевая даже как следует ощутить их. В эти мгновения ему хотелось лишь одного – забыться! Хотелось перестать думать, перестать мучиться!

   Лес угрожающе шумел. Шевелились не только верхушки высоких елей, которые всегда первыми подхватывали любой ветерок, но и все растущее. Волоски мхов трепетали словно живые. Трава лежала плашмя, будто боясь подняться. Трещали кустарники. Скрипели толстые стволы. Лес перестал быть просто кучей деревьев, растущих в системе сложных взаимосвязей! Все изменилось! Лес превратился в единый организм, в единую зеленую массу, которая была жутко недовольна!

   Он был везде – в почке, листочке, кусочке коры. Он был вверху, в середине и внизу. Он дышал вместе с поверхностью каждого листа в лесу. Он пил с каждым корешком, нырнувшим глубоко вниз – к водоносным слоям. Он рос с каждым последним ростком, хило тянувшим свою макушку к солнцу. Андрей на какое-то мгновение перестал быть просто дубом, просто деревом. На доли секунды его сознание накрыло весь лес – гектары и гектары бесконечного пространства.

  13

  Лесная поляна. Слегка тлеющие угля. Пепел белым налетом покрывал разгоравшиеся огоньки. Люди сидели вокруг костра и молчали. Давно небритые лица, впалые щеки, кое-как перевязанные раны. Старшина Голованко молчал вместе со всеми. Где-то на заднем фоне, недалеко от командирской палатки, возвышался вяз, искривленным стволом напоминавший сказочные чащобы.

  – Ну и что, хлопцы? – наконец, подал голос командир. – Вы все слышали. Что об этом кумекаете?

  Ответом ему вновь было молчание. Партизаны, даже пройдя страшные испытания – тяжесть плена, потерю своих товарищей, по-прежнему, оставались людьми своего времени. Им с детства вдалбливали, что окружающий их мир совершенно прост и понятен и не претендует на какую-то сказочность и мифичность. Многочисленные лозунги, антицерковные кампании последовательно вытравливали из сознания последние остатки веры во что-то нерациональное и необычное. Сотни газетных статей, многотомные книжные серии, яркие плакаты, важные выступления седых профессоров твердили о том же, заставляя человека, еще вчера исполнявшего церковные обряды и прикармливавшего домового за печкой, поверить во всемогущество науки. Разве может обычный человек, лишенный каких-либо иных источников информации, сопротивляться столь яростному напору. Нет! Его сознание, особенно сознание молодежи, впитывает все это с яростью кутенка, сосущего свою мать, с неутомимостью арабского скакуна, оставляющего за собой сотни километров безводной степи.

  – Что молчите? – вздохнул старшина, вновь пытаясь добиться от своих товарищей какого-нибудь ответа. – Языки отсохли что-ли?

  Что могли ответить эти люди, в считанные мгновение осознавшие ошибочность своих жизненных представлений? Их картина мира, основанная на разуме, всемогуществе науки, обрушилась как соломенный домик самонадеянного поросенка от слабого дуновения волка. Стоявшее за их спинами дерево и осторожно тянувшее свои ветки к тлеющему огоньку, до сих пор заставляло их поеживаться и время от времени с дрожью оглядываться назад.

  – Д-а-а-а-а-а, – вслед за командиром утвердительно вздохнуло дерево и непринужденно потянулось своим стволом. – Не бойтесь меня, люди, – искривленный ствол немного вытянулся и сразу же с хрустом вернулся на место. – Болит... Все затекло, – виновато, словно в оправдание пробормотал Вяз. – Ну это пройдет.

  – Затекло? – вдруг подал голос один из бойцов, сидевший почти у самого дерева. – Так, встань и пройдись немного...

  Несмотря на всеобщее молчание шутка была сразу же оценена. Смех на некоторое время разрядил обстановку и разу же посыпались вопросы.

  – Братки, ведь точно говорит?! – удивленно восклицал кто-то из раненых, приподнимаясь на локтях. – А рот то где у тебя милок? Ха-ха-ха-ха!

  – Эх, земеля, нашел чего спросить, – махнул на него рукой еще один неходячий. – Такой шанс может один раз в жизнь бывает! Вы посмотрите на него! Да, ниже! Во! Видали?! Вот это я понимаю агрегат! Да, если бы у меня такой был...

  Все заинтересованно умолкли и уставились на то самое место, про которое шел разговор.

  – Ого-го! – протянул старшина с усмешкой. – Действительно, штукенция!

  – Не надо завидовать, – заскрипел своей корой Андрей. – Все что висит на мне это мое! Ха-ха-ха-ха!

  Все. Лед тронулся! Тот холодок недоверия и страха, который царил между ними, незаметно исчез под напором шуток и дружеского смеха. «Вот, я снова среди людей, – с удовлетворением подумал Андрей, осторожно втягивая корешок в сторону костра. – Как же мне этого не хватало. Боже, как же это хорошо...». Это было странное зрелище! Гурьба оборванных и изможденных людей, громко ржали, словно и не было никакой войны, словно и не было никакой смерти.

  – Ладно, хватит, хлопцы, – старшина прекратил веселье, строго посмотрев на товарищей. – Пора серьезно поговорить. Дело не ждет! Что делать будет? Кто, что думает? И, вообще, как нам звать-величать нашего нового друга?

  – А чё думать-то? – вскочил с места Серега в лихо заломленной кубанке. – Это же сила! Силища! Это же он егерей пощипал! Вы бы видели, что он там делал. Как детей! Они орали, визжали...

  – Верно! – поддакнул его сосед, все это время подкладывавший в костер сучья. – Хватит, как крысы прятаться! Оружие есть, подмога есть, – с этими словами он легонько хлопнул по вязу. – Давно у меня уже руки чешутся на один гарнизон, где полицая засели... Вот бы вдарить по ним! В землю втоптать!

  – Угомонись, Петро, – усадил его старшина. – Все хотят воевать с врагом и мы будем его бить. Будем так бить, что только сопли кровавые будут летать! Среди нас нет трусов и любой, я повторяю любой, готов хоть сейчас отдать свою жизнь за Родину!

  Блестящими от возбуждения глазами он прошелся по партизанам.

  – Но воевать надо с умом, – на пол тона ниже продолжил командир. – Это вам не в песочнице играть. Ученые уже! Знаем, как пехота в землю ложиться и кровушкой своей поливает нашу землицу от безмозглых командиров! Думать треба! Хорошо думать, иначе смерть!

  Думал старшина по настоящему, по отечески. За следующие часы в костер пришлось раз семь подкладывать дрова, чтобы темнота окончательно не поглотила поляну. «Бедный» вяз он буквально вывернул на изнанку своими вопросами. «Что можешь», «чем владеешь», «как долго», «как быстро», «часто ли», «плохо ли», «а что думаешь про это...», «а если попробовать по-другому», «а не слишком ли сильно...», «может сделать по-нашему», «откуда появилось», «почему владеешь» – Голованко изрыгал вопросы непрерывной очередью, подобно искусному пулеметчику на наступающего врага.

  – Смотрите..., – прозвучал голос и началось действо.

  Искривленное дерево, со стороны казавшееся таким беззащитным и страшным, превратилось в нечто... Огромные корневые жгуты смертоносным фонтаном выстреливали из под земли, наполняя воздух неприятным свистом. Во все стороны рассыпались земляные комья; перепуганные солдаты закрывали головы и бежали прочь от разбушевавшегося дерева. Корни хлестали по земле, оставляя на ней глубокие канавы.

  – Хватит! Хватит! – закричал старшина, с трудом успевший отползти на безопасное расстояние. – Уймись, достаточно этого...

  Резкое гудение внезапно прекратилось. Мгновения назад полосовавшие все вокруг корни успокоились и спрятались именно туда, где им положено было быть. С легким шуршанием они втягивались в еле заметные дыры, оставляя после себя вспаханную поверхность.

  – Видели, люди, что я умею? – с гордостью спросил Андрей. – И это далеко не все... Это всего лишь мелочь! Фокус, которым опытные мошенники дурачат людей! Я могу гораздо больше! Я могу такое, что перевернет этот мир.

  Высунувшиеся из под разных коряг и кустов головы с испугом смотрели на говорящее дерево. По их лицам отчетливо читалось, что в этот самый момент они готовы поверить во что угодно.

  – Вот! Вот! – вновь заговорил он и умолк.

  Голованко затравленно всматривался в его сторону, но ничего не происходило. Кругом было тихо. Его солдаты боялись даже пошевеливаться.

  – Я здесь, – вдруг почти у самого уха возник знакомый голос и старшина от неожиданности подпрыгнул. – Обернись!

  За его спиной из земли поднималась совсем крошечная березка, тянувшаяся своими ветками в сторону командира. старшина недоуменно рассматривал ее, пока дерево снова не подало свой голос.

  – Я это, я! Чего молчишь-то?! Видел, как умею?!

  – Бог мой! – ахнул один из бойцов, со всяческими предосторожностями кравшийся по направлению к ним. – Он теперь здесь! Смотри-ка, сначала был там, а теперь уже здесь! Чудо!

  Андрей носился как угорелый, стараясь выпрыгивать из деревьев с максимальной скоростью. Вскоре деревья, растущие близ поляны, превратились в какое-то подобие живого организма, своими щупальцами вспарывавшими вокруг воздух.

  14

  Весь покрытый черной копотью и издававший время от времени пронзительный сигнал, больше похожий на рев, паровоз серии Сергей Орджоникидзе неторопливо взбирался в гору. Из вагонов, длинным хвостом тянувшимся сзади локомотива, гроздями свисали довольные солдаты. Раздавалось лошадиное ржание, кое-где, причудливо изогнувшись, справляли нужду.

  – Бог мой, Отто, ты посмотри в окно! – казалась здоровенная туша рядового вывалиться из окна. – Сколько же здесь места!

  В ответ раздалось какое-то ворчание и рядом с первым появилось еще одно тело. Солдат замотал головой по сторонам, словно высматривал что-то знакомое.

  – Да, знатно, – пробормотал он, прикрывая глаза от падавших солнечных лучей. – Это тебе не Бавария... Леса, леса, кругом одним леса.

  Вдруг, он сделал нырок обратно в вагон, а через секунду снова появился. Крупное, в оспинах лицо, приобрело загадочное выражение.

  – Слушай, Зигги, – он развернулся к соседу, который пожирал глазами пролетавшие метры Белоруссии. – Парни говорят, фюрер здесь землю обещал. Я бы не отказался от такого хорошего кусочка землицы. Чтобы с лесом, с прудиком, да с деревней. Вот было бы здорово! А ты как?

  – Вот это дело! – наконец-то отозвался сосед. – Лишь бы нам хватило. А то, сам знаешь, до нас может и дело не дойти. Оглянуться не успеешь, а уже все поделено. Надо с Карлом поговорить. У него брат в штабе. Тот-то уже все знает точно.

  Поезд стал замедляться. Иссиня черный дым из мощного хвоста превратился в крошечный крысиный. В землю ударили струи пара и состав остановился.

  – Что-то случилось, – Курт начал одергивать ворот. – Лейтенант!

  Мимо, словно метеор, пронесся офицер.

  – Куда-то понесся, – протянул Отто. – Неспроста все это. Смотри!

  Оба они вновь высунулись в окно. Недалеко от головного вагона, где как раз и расположилось руководство, показалась колонна военнопленных.

  – Большевики, – солдат с интересом всматривался в тех, о ком постоянно слышал от своих товарищей и командиров. – Вроде, люди, как люди...

  Он был несколько разочарован тем зрелищем, что предстало перед его глазами. «Где эти чудовища? – недоуменно спрашивал он себя. – Где еврейские комиссары, которые сражаются до последнего?». По слегка заросшему склону устало брело людское стадо. Здесь уже не было солдат, жизнь которых подчинены исполнению присяги и выполнению воинского долга. Это была разобщенная, израненная, уставшая, сломленная толпа. Опустив лица, они брели мимо вагонов, не обращая внимание ни на летящие в них сигаретные окурки, ни на оскорбления. «Кто же из них тот самый грозный враг, о котором нам так проникновенно вещал рейхсфюрер? Может этот блондин? Черт! Это такой же еврей, как и мой кузен!».

  Поток пленных, казался нескончаемым. Люди все шли и шли, провожаемые взглядами победителей, пока победителей.

   – Мне кажется, мы с вами и повоевать то не успеем, – с хрустом потянулся Отто. – Если они будут сдаваться в плен такими темпами, то по Москве мы будем гулять уже через месяц. Так ведь, Курт?!

  – Иногда, Отто, мне кажется, что в твоей голове слишком много шнапса и совсем не осталось мозгов? – не поддержал шутливый тон его товарищ. – Мы с тобой уже давно воюем и я привык к твоим шуточкам. Но кто-нибудь другой может и не понять!

  – А что, я такого сказал? – попытался обидеться тот. – Все это говорят! Мы скоро раздавим большевиков. Они везде бегут! Парни из соседней дивизии, что перегружалась с нами в Варшаве, вообще сказали, что у Сталина больше не осталось войск и до Москвы дорога свободна. Что тебе непонятно?

   – Знаешь, Отто, не все так просто, как нам кажется. У нас ведь говорят не только про это... Ходят слухи о том, что русские настоящие фанатики и не отступают даже тогда, когда попадают в окружение.

  – Ха-ха! Большего бреда я не слушал! – напарник мощно и с чувством заржал. – Вон, смотри! – взмах головой на проходящую колонну военнопленных. – Это что, по твоему, фанатики?! Смотри внимательнее! Я скажу тебе, кто это... Русские всего лишь славянское быдло, которое занимает принадлежащее нам по праву место. Только сильная раса – нордическая раса может и должна владеть всеми этими и другими территория. Быдло! Оно не умеет воевать! Ударить исподтишка, как обиженный раю или незаметно укусить, как жалкая собачонка... Ха-ха-ха-ха! И он мне говорит о фанатиках?!

  Вдруг он резко замолчал, словно чем-то подавился. Курт удивленно проследил за взглядом друга. Прямо на них из колонны не отрываясь смотрел солдат, в глазах которого было столько ненависти, что становилось не по себе.

  Он брел в той же самой колоне, где были точно такие же люди. Выгоревшая на солнце гимнастерка, грязно-белые спутанные волосы, устало мотавшиеся почерневшие руки – это был всего лишь один из многих сотен солдат.

  – Эта скотина смотрит на меня! – не выдержал Отто, отводя глаза. – Ладно! Посмотрим!

  Казавшееся грузное тело быстро перевалилось через подоконник и оказалось прямо перед пленным.

  – Смотреть на меня! – рявкнул немец, тыча стволом карабина в грудь. – Ты, грязная собака, должен знать свое место! Перед тобой стоит немецкий солдат! – взбесившегося Отто, оравшего со всей дури, ничуть не заботила языковая проблема. – Твой господин!

  Небритое, немного вытянутое лицо с выпиравшими скулам, было словно вырублено из камня. Это впечатление еще более усиливал налет всепроникающей пыли. Пленный стоял неподвижно, будто совершенно не понимал бросаемых ему в лицо фраз. Наконец, он слегка отпрянул назад и харкнул. Землистый плевок попал прямо на немецкий сапог.

  – Ты..., ты, – багровое лицо, наводило на мысль о скором сердечном ударе. – В меня?! На!

  Приклад со всей силы влетел в грудь пленному, сразу же согнувшемуся от невыносимой боли.

  – Хорошо! – ровный багровый цвет сменился какими-то непонятными красными пятнами. – Еще получи!

  Приклад с постоянством кузнечного молота поднимался и опускался, поднимался и опускался, превращая человеческое тело в кровавое месиво.

  – А теперь слизывай! – Отто тыкал сапогом в окровавленное лицо. – Чтобы было чисто! Быстрее!

  Высыпавшийся из вагона солдаты обступили обоих и весело гоготали. Их можно было понять – в монотонном пути, наконец-то, появилось хоть какое-то развлечение.

  – Что, Отто, хочешь, чтобы этот русские за тобой и белье стирал? – раздался из кампании чей-то веселый голос. – Тогда не бей его больше!