Текст книги "Зеленый фронт (СИ)"

Автор книги: Рус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 43 страниц)

  – Не спишь, старшина? – улыбнулся молодой лейтенант, увидев застывшего у бруствера часового. – Добро... Бди, – прошептал он. – А то что-то тихо больно... Аж уши режет.

  Старшина проводил взглядом седую голову, исчезнувшую в блиндаже комбата, и вновь устроился на наблюдательном пункте.

  – Тихо, – шептал Голованко одними губами, зорко осматривая прилегавшие к окопам развалины какого-то дома. – Вон и командование зашевелилось, – В блиндаж нырнул и комроты-2 – загорелый до черна грузин.

  Сводные подразделения 6-ой стрелковой дивизии продолжали удерживать плацдарм. За последние дни непрерывных боев личный состав подразделений так часто менялся, что отдельные роты и полки включали в себя бойцов совершенно разных родов войск. Так, в роте, где служил Голованко, были и спешившиеся танкисты 110-й танковой бригады, лишившиеся машин в последних боях, и бойцы 287-о полка внутренних войск НКВД, приданные пару недель назад им в усиление, а даже пара летчиков, которых никак не удавалось отправить в тыл.

  – Почему до сих пор не выяснили? – до старшины донесся зычный ор комбата – крупного мужика с вечно красным лицом, которое в момент недовольства его хозяина становилось просто багровым. – Что?

  Глянув по сторонам, Голованко сделал пару шагов в сторону штабного блиндажа. Вход в него прикрывался свесившейся шинелью, из-за которой изредка доносились крики особо ярых командиров.

  – … олову оторвут! А у них нет данных! – старшина понял, что причиной суеты начальства было непонятное затишье, которое держалось уже пару дней. – Где ...нные? Уже сорок восемь часов прошло, а вы...! – об стену что-то с грохотом ударилось.

  «Действительно, непонятно, – подумал Голованко, продолжая прислушиваться к звукам из блиндажа. – То, как бешеные лезли вперед, то тихо, как в морге... Может, паскуды, готовят что?».

  – … Бегом! – вопль вновь разорвал воздух.

  Из блиндажа вынырнул взмыленный лейтенант и сразу же наткнулся на часового.

  – Так, старшина. Другого на пост, – ошалелыми глазами вцепился он в него. – А сам в расположение! Готовь группу. Приказано в поиск выходить! Давай, давай, батя как с цепи сорвался..., – он дернулся было в противоположную сторону, но резко остановился. – К 13.00 готовь. Я за пайком.

  Особая группа была готова уже через десять минут. Шесть человек, негромко переговариваясь, выстроились около одного из домов, которые прямым попаданием снаряды был превращен в кучу битого кирпича и дерева. Почти все шестеро, как на подбор, невысокие и коренастые. Разведчику, ведь главное что? Скрытность! Незаметность!

  – Вот спецпаек, – вернувшийся лейтенант кинул старшине вещмешок. – Недавно завезли. Разбирайте.

  – «Второй фронт»? – спросил Голованко, намекая на американскую тушенку.

  – Нет, – буркнул командир, тоже натягивая на себя маскхалат. – Наши делают... Все, пошли.

  Несколько секунд он постоял перед бруствером, словно набирался смелости, а потом резким подтянулся и перекатился в сторону остатков здания, где и занял позицию. Следом за ним пошли и остальные.

  Лежащее перед ними пространство еще недавно было плотно застроено частными домишками с многочисленными пристройками. В том месте, где они сидели, постройки сохранились несколько лучше чем в других местах. Здесь еще можно было наткнуться на несколько стоявших прямо стен, за которыми так удобно прятаться.

  – Смотреть в оба, – прошептал лейтенант, не оборачиваясь. – Неделю назад здесь снайпер лютовал.

  Те полкилометра, которые их отделяли от немецких позиций, они прошли часа за три. Идти пришлось буквально на карачках, пробираясь через обугленные скелеты зданий, держащиеся «на честном слове» остовы массивных печей, многочисленные трупы немецких солдат.

  Лейтенант сделал предупредительный знак рукой. Все мгновенно замерли в очередной воронке.

  – Впереди траншея, – он привалился к стенке воронки. – Немцев не видно, – недоуменно продолжил он. – Кажется на востоке пулеметное гнездо. Можно попробовать вдоль забора проползти. Там мертвая зона похоже, – он вновь высунулся. – Старшина, давай первым. Потом я. Остальным ждать.

  Стараясь слиться с землей, Голованко медленно перебирал ногами и руками, извиваясь как ящерица. Возможно со стороны это и выглядело смешно, но ему самому было далеко не до смеха. То недоразумение, которое когда-то было полноценным забором, сейчас вряд ли бы остановило и черепаху. Он прекрасно понимал, что любой мало мальски внимательный взгляд, брошенный каким-нибудь зевающим немцем, мог быстро поставить крест на всей их группе.

  «Еще немного, – подбадривал он сам себя, намечая видневшийся контрольный рубеж. – Вот... Теперь нож». Согнув ногу, в голенище сапога он нащупал рукоятку финки. На несколько секунд он весь превратился в слух, пытаясь понять есть ли кто-нибудь по близости. «Ну, пошла, родимая, – с очередным ударом сердца, он перевалился внутрь траншеи».

  – Бог мой! – едва сдержал вскрик он, свалившись на окровавленное месиво трупов немецких солдат.

  Почти сразу же следом свалился и лейтенант, которого он еле успел удержать от падения в самый центр кучи.

  – Ты, что командир? – тот скрючился возле закутка, который образовывал поворот траншеи. – Давай, родной, вставай! – посеревший лейтенант несколько минут явно был не бойцов – его бурно рвало. – Вот тебя развело-то..., – пробормотал Голованко, осторожно заглядывая за поворот. – Вроде никого... Лазарет у них где рядом что-ли?

  Он присел на корточки возле одного из трупов и прикладом оттянул ворот кителя. От нажима черноволосая голова опрокинулась на бок и стала видна большая рана в виске солдата.

  – Чего-то я не пойму, командир, почему их сюда складывают? – недоуменно пробормотал старшина, посмотрев на приходящего в себя лейтенанта. – В тылу места что-ли нет. Они ведь хоронят всегда... Не успели что-ли? Или не кому? – произнес он и сам усмехнулся своему предположению.

  – Потом, Сергеич, подумаем, – прошептал командир, проверив автомат. – Давай-ка, пошуршим тут немного, пока тихо... А потом и ребят вызовем.

  Однако, остальных им пришлось позвать почти сразу, так как с первых же минут осторожных поисков выяснилось, что первая линия окоп была полностью покинута. Вся группа почти час лазила по ровным, обшитым деревянными реечками, окопам, замирая от каждого шороха. Во встречающихся по пути блиндажах, оборудованных не хуже деревенских домов, было все перевернуто вверх дном. На полу валялись личные вещи, какие-то остатки обмундирования, засохшие галеты. В одном и блиндажей, судя по убранству офицерском, группа задержалась на долго.

  – И кто мне скажет, что это такое? – произнес риторический вопрос командир, глядя на буквально растерзанного автоматными очередями майора, валявшего на каком-то топчане.

  – Человека три – четыре палили, – проговорил старшина, пиная носком сапога разбросанные гильзы. – Да еще в упор. Счеты сводили что-ли... Или что-искали. Вон, похоже копались в офицерских вещах.

  Лейтенант нагнулся и поднял планшет, который лежал под головой майора.

  – Пустой, – буркнул он, выкидывая его обратно. – Так, старшина бери двоих и дуй дальше. Надо выяснить, что там! Деваев! Ты мухой к комбату и все расскажешь ему, что тут видели. Пусть пришлет кого-нибудь. А мы тут дальше пошукаем.

  Забрав двоих бойцов, Голованко пошел в сторону небольшой рощицы, которая жидкими деревьями маячила метрах в двухстах. Он нюхом чуял, что там просто обязано быть что-нибудь.

  – Кухня, – прошептал он, едва они поднялись из низины и подошли к первым деревьям. – Харчи готовили здесь, – на небольшой поляне расположились пара длинных столов, сбитых из крупных досок. – Бак холодный. Мишаня, давай проверь есть там что-нибудь?

  Один из бойцов – заросший до самых бровей мордвин – буквально взлетел на бак и уже через секунду докладывал:

  – Каша, товарищ старшина. Дня три – четыре ей, не больше... Ух-ты, товарищ старшина, склад кажется.

  Мордвин, углядевший с бочки, невысокое строение, накрытое маскировочной сеткой, кубарем слетел на землю и понесся проверять свою догадку.

  – Сергей, на фланг, подстрахуй этого болвана, – старшина, передернув затвор, осторожно пошел вдоль тропинки. – Я отсюда зайду.

  Третий боец расположил пулемет под колесом бочки и улегся рядом. Позиция была роскошной. Сзади пустая траншея, а впереди – все, как на ладони.

  – Взяли же в группу дурака, – со злостью шептал Голованко, чувствуя себя как на иголках. – Шлепнут же.. Вот, черт!

  Радостный разведчик как черт из табакерки из склада. На его довольной роже была написана такая радость, что старшина даже растерялся. Обеими руками он обнимал какой-то таз, битком набитый всякого рода коробочками, консервами и бутылками.

  – Товарищ старшина, товарищ старшина, – закричал он, дергая все это время плечом сползавший на землю автомат. – Это же склад. Жратвы столько, чт...

  Неожиданно раздался сухой гулкий выстрел и удивленный мордвин замер на какие-то секунды. Тазик накренился и из него посыпались продукты. Пальцы бойца разжались и таз упал на землю вместе со всем своим содержимым.

  – Товарищ старшина, внутри он, паскуда, – заорал третий. – Сейчас я его сниму, – сразу же загрохотал пулемет.

  – Черт! Стой! Прекратить стрельбу! – заорал старшина. – Он живым нужен. Хватит, я сказал!

  Орал это он уже на ходу, пробираясь в это время к склады через невысокие кусты.

  Здание выступало из земли почти на метр. Из под маскировочной сетки выглядывала массивная каменная кладка и перекладины крыши. Машинально все это отметив, Голованко медленно прошел вдоль стены. До входа осталось несколько сантиметров.

  – Эй, Фриц, хенде хох! – крикнул он в сторону прохода. – Слышишь? Хенде хох! Не тронем мы тебя, – послышалось какое-то шебуршание. – Выходи! Гранату кину, слышишь? – после этих слов вновь раздался какой-то странный шум и что-то упало.

  – Ну, дери тебя за ногу. – прошептал Голованко, осторожно заглядывая за угол стены. – Где же ты там?

  Оказалось, немец все-таки решил драться до конца. Судя по следам он полз к выходу и тянул за собой карабин.

  – Сергей, давай сюда. Тут он, – старшина ногой перевернул тело на спину и прислушался. – Жив, сволочь! Чего глаза вытаращил? – привалившийся головой к стене немец, блестел белками глаз. – Где остальные? Где все? Слышишь, пень с глазами? Спроси-ка ты его, а нет у меня больше мочи глядеть на него...

  – Wo die übrigen Soldaten? (пер. с нем. Где остальные солдаты?) – чуть помедлив, спросил второй разведчик. – Wir versprechen dir das Leben. Sage, wo die übrigen Soldaten? (пер. с нем. Мы обещаем тебе жизнь. Скажи, где остальные солдаты?).

  Немец поднял на него свои глаза и облизал потрескавшиеся до крови губы. Он выглядел изможденным. Темные, почти черные круги под глазами. Свалявшиеся волосы на голове. Впалые щеки.

  – Ich werde alles sagen. Nur gestatten Sie für den Gott, zu trinken! (пер. с нем. Я все скажу. Только ради Бога, дайте попить!) – хриплым голосом прошептал он, глядя на фляжку бойца. – Ich trank schon zwei Tage fast wessen aß (пер. с нем. Я уже почти два дня ничего не пил и не ел).

  – Товарищ старшина, немец воды просит. Говорит, два дня ничего не ел и не пил, – с недоумением перевел Сергей. – Да, точно. Два дня не пил воды.

  Старшина машинально отстегнул свою фляжку и дал лежащему солдату, который, открыв крышку, начал жадно пить.

  – Товарищ старшина, смотрите, – разведчик кивнул головой на видневшиеся внутренности склада. – Здесь же полно еды. Вон консервы, галеты. Здесь вино... Как же так? – они оба не сговариваясь вновь уставились на немца.

  Тот с трудом оторвался от фляжки.

  – Danke. Sie haben mich gerettet (пер. с нем. Спасибо. Вы меня спасли), – негромко произнес он без всяких хрипов в голосе. – Ich werde Ihnen alles erzählen (пер. с нем. Я вам все расскажу), – он расстегнул ворот кителя, стягивавший его шею. – Sie sind weggegangen. Kurt, Otto, Herr Leutnant Fischer... Alle... Haben Herrn des Majors erschossen und sind weggegangen. Ich sagte ihnen, dass man so nicht machen darf! (пер. с нем. Они все ушли. Курт, Отто, господин лейтенант Фишер... Все... Застрелили господина майора и ушли. Я говорил им, что так делать нельзя!).

  – Его товарищи ушли, – негромко переводил Сергей, не спуская глаз с немца. – Все ушли. Даже лейтенант Фишер. Сначала они застрелили майора.

  Немец вновь приложился к фляжке и благодарно кивнул старшине, от чего тот скривился.

  – Es ist der Gott bestraft uns für unsere Übeltaten! (пер. с нем. Это Бог наказывает нас за наши злодеяния!), – фанатичный огонек зажегся в его глазах. – Wir schufen solches, dass er nicht ertragen hat! Schnitten, vergewaltigten, töteten! Wir wie die wilden Tiere! Nein! Nein! Wir schlechter als Tiere! Jener töten sich ähnlich niemals! (пер. с нем. Мы творили такое, что он не выдержал! Резали, насиловали, убивали! Мы как дикие звери! Нет! Нет! Мы хуже зверей! Те никогда не убивают себе подобных!).

  – Нас проклял бог, – продолжал разведчик. – За наши злые дела. Мы совершали убийства, насилие... Was ist los? (пер. с нем. Что случилось?).

  Тот что-то продолжал бормотать, время от времени закатывая глаза и сверкая белками. Это продолжалось до тех пор, пока потерявший терпение старшина не пнул немца по раненному колену.

  – Bei uns sagen darüber seit langem, dass die Russen irgendwelche neue Waffen verwendet haben... Das Kommando von uns verbirgt. Aber Sie verstehen, der soldatische Rundfunk schweigt nicht. Sagten, was es im Süden schon keine ununterbrochene Front gibt und auf Hundert Kilometer blieb es keines deutschen Soldaten übrig. (пер. с нем. У нас давно говорят о том, что русские применили какое-то новое оружие... Командование от нас все скрывает. Но вы понимаете, солдатское радио не молчит. Говорили, что на юге уже нет сплошного фронта и на сотни километров не осталось ни одного немецкого солдата), – все это время он со страхом смотрел на старшину. – Uns sagten, dass diese Waffen die furchtbare Krankheit herbeirufen. Von ihr werden die Tiere verrückt, und die Menschen verfaulen lebendig buchstäblich. Niemand wusste genau! Es gingen nur ein Gerüchte... Das Kommando schwieg (пер. с нем. Нам говорили, что это оружие вызывает страшную болезнь. От нее животные сходят с ума, а люди буквально гниют заживо. Никто не знал точно! Ходили лишь одни слухи... Командование молчало).

  – Товарищ старшина, он говорит, что советские войска применили какое-то новое оружие, – усмехаясь проговорил Сергей. – От него, мол, немцы заразились чем-то очень страшным... Его товарищи говорили, что на южном направлении эта болезнь очистила от немцев несколько сот километров фронта.

  – Ich betrüge nicht. Nein! Bei uns sie nennen die russische Lepra oder die Verdammnis Stalins (пер. с нем. Я не обманываю. Нет! У нас ее называют русская проказа или Проклятье Сталина), – с возмущением произнес он, видя что ему не верят. – Sieben Tage rückwärts ist der Soldat der ersten Klasse Gajer krank geworden. Er lebte im dritten Unterstand. Erstens niemand sogar nachdenken konnte nicht, dass es die das Krankheit ist. Über, Gott! Wie es furchtbar war! Im Lazarett dachten, dass es nur das Unwohlsein... Aber auf den zweiten Tag sein Anfang, von irgendwelchem von den weißen Geflechten zu zerreißen. Niemand wusste dass diesen solches! Und später hat angefangen... Noch ein Ist, sowohl zweiten, als auch dritten krank geworden... Der Major hat die Quarantäne erklärt und hat verboten, die Leichen der gestorbenen Soldaten zu verbrennen. Er sagte, dass der Brandgeruch hilft, sich die Krankheiten zu erstrecken (пер. с нем. Семь дней назад заболел рядовой первого класса Гайер. Он жил в третьем блиндаже. Сначала никто даже подумать не мог, что это та самая болезнь. О, боже! как было страшно! В лазарете думали, что это лишь недомогание... Но на второй день его начало рвать каким-то белыми жгутами. Никто не знал что это такое! А потом началось... Заболел еще один, и второй, и третий... Майор объявил карантин и запретил сжигать трупы умерших солдат. Он говорил, что гарь помогает распространяться болезни...).

  С каждым новым словом, которое ему успевал перевести Сергей, старшина все более мрачнел. Все начинало приобретать совершенно другой оборот!

   – Vier Tage rückwärts blieb es uns nur zwei Zehn der Mensch übrig. Sie verstehen? Aus dem ganzen Bataillon – zwei Zehn der Mensch?! Der Major wollte nicht weggehen. Sagte, dass die Hilfe bald kommen wird, dass der Führer uns nicht abgeben wird, dass die neuen tollen Waffen in die Truppen gleich handeln werden... Gott! Mir scheint schließlich er ist verrückt geworden... Wenn er verzichtet hat, wegzugehen, haben es in seiner eigen землянке einfach erschossen! Die ganze Welt ist verrückt geworden! (пер. с нем. четыре дня назад нас оставалось всего лишь два десятка человек. Вы понимаете? Из всего батальона – два десятка человек?! Майор не хотел отходить. Говорил, что скоро придет помощь, что фюрер нас не оставит, что новое супер оружие вот-вот поступит в войска... Боже! Мне кажется в конце концов он сошел с ума... Когда он отказался отходить, его просто застрелили в его же собственной землянке! Весь мир сошел с ума!), – чувствовалось, что немец вот-вот разрыдается. – Ich wollte mit allen auch gehen. Aber bei mir der Befehl! Ich sollte das Lagerhaus beschützen... Ich konnte einfach nicht! Sie verstehen?! Ich sollte diesen чертовый das Lagerhaus beschützen! Ich blieb... Und später habe ich verstanden, dass alle Lebensmittel und das Wasser verseucht sind... Sie darf es ist nicht! Genau! Sie konnten das alles vergiften. Sowohl das Wasser, als auch die Lebensmittel, und die Luft! Alle! Sie die Mörder! Die Mörder! (пер. с нем. Я тоже хотел идти со всеми. Но у меня приказ! Я должен был охранять склад... Я просто не мог! Вы понимаете?! Я должен был охранять этот чертовый склад! Я остался... А потом я понял, что все продукты и вода заражены... Их нельзя есть! Точно! Все это вы смогли отравить. И воду, и продукты, и воздух! Все! Вы убийцы! Убийцы!), – последние слова он буквально выплюнул в лицо разведчикам.

  109

  Невысокий, среднего роста человек в ладно подогнанной форме, мягко захлопнул дверь автомобиля и сразу же сел на переднее сидение. Едва он занял свое место, как небольшой кортеж тронулся.

  Власик (Власик Николай Сидорович, 1896 г. рождения, с 1931 г. возглавил личную охрану В.И.Сталина) прекрасно понимал, что ехать в Тимирязьевскую академию для того чтобы лично передать благодарность сотрудниками учреждения за внесенные в фонд Победы средства, было совершенно необязательно. «Раньше Хозяин так не делал, – размышлял он, продолжая контролировать дорогу. – Несколько строчек в газете всегда хватало... А тут всех на уши на ночь глядя. »

  – Коля, – вдруг раздался голос Сталина, в котором отчетливо прослеживались нотки веселья. – Чего нахмурился? Знаю, что не одобряешь поздние поездки. Но надо, Николай, надо. Да, сейчас и не сорок первый...

  «Точно! – ойкнуло в груди Власика. – Не просто так едем». На мгновение он пожалел, что не привлек дополнительной охраны.

  – Ничего, долго там не будем, а то меня Ситанка (прозвище, данное В.И.Сталиным своей дочери, Светлан) сегодня на даче ждать будет, – продолжил он. – Поблагодарим ученых, да посмотрим, что они нам покажут...

  Последняя фразы прозвучала так двусмысленно и многообещающе, что начальник охраны вновь тяжело вздохнул, понимая, что предстоит бессонная ночь.

  Автомобиль мягко затормозил перед громадой здания, очертания которого еле угадывались из-за маскирующих его конструкций.

  – Все-таки неплохо у нас господа жили, – пробормотал Сталин, выходя из машины. – С размахом...

  Мешковатая ткань и фальшивые конструкции не могли скрыть красоту монументально здания – бывший господский дом в стиле барокко Петровско-Разумовского имения, где в настоящее время размещалась сельскохозяйственной академии имени К. А. Тимирязева (одновременно являвшаяся вузом Норкомзема). Большие арочные окна смотрели на приехавших забитыми досками проемами, словно с трудом победивший в бою великан. На втором этаже угадывалась встроенная колоннада, придававшая зданию изящный, тянущийся в небо, вид.

  – … Дорогие товарищи! – чуть позднее в большом зале академии собрался весь оставшийся коллектив – чуть более ста человек. – В эти тяжелые дни весь советский народ, начиная с колхозника-чабана в далеком узбекском селе и заканчивая заслуженным академиком в едином порыве выступили против захватчика. Каждый из вас своим трудом приближает этот радостный для всех нас день – день Победы, – десятки глаз не отрываясь смотрели на невысокого человека за трибуной, который в эти годы олицетворял для них сражающуюся страну. – … Выражаю коллективу академии высшего учебного заведения свою искреннюю благодарность не только за внесенные фонд Победы немалые средства, но и за самоотверженный труд и несгибаемую волю!

  Едва он сделал небольшую паузу, как зал взорвался. Вставшие с мест люди аплодировали и этот звук, отражаясь от сводов зала, многократно умножался.

  – Знаете, – неожиданно продолжил он, когда аплодисменты начали стихать. – Я уверен, что когда мы разобьем врага и уничтожим его логово, наша советская наука сумеет не только не только догнать, но и превзойти достижения капиталистической науки за пределами нашей страны. Пока у нас есть такие люди, – он открыто посмотрел в зал, – которые жертвуют последним ради общего блага, наша страна всегда будет идти вперед!

  Аплодисменты вновь взорвали зал.

  – А теперь, Василий Сергеевич, показывайте то, о чем вы так восторженно рассказывали, – едва собравшиеся разошлись Сталин обратился к директору академии. – Посмотрим, посмотрим, что такое нельзя было показать в Кремле...

  – Сюда, товарищ Сталин, – полноватый, с чуть седеющими волосами профессор Немчинов по привычке хотел придержать гостя за локоть, но поймав взгляд Власика, мгновенно передумал. – Прошу в нашу лабораторию.

  Довольно просторное полуподвальное помещение с небольшими окнами почти у самого потолка было жарко натоплено и ярко освещено. Едва внушительная делегация прошла внутрь, как директор сразу же плотно прикрыл обе двери.

  – Вот, эта наша лаборатория, товарищ Сталин, – с гордостью Немчинов очертил рукой полукруг. – Здесь мы совместно со Всесоюзным селекционно-генетическим институтом (с 1936 г. его возглавлял Лысенко Т.Д.) выводим новые высокоурожайных сорта многих зерновых, ягодных и плодовых культур, а также адаптируем фруктовые культуры к климатическим и географически условиям регионов нашей страны.

  Столы и длинные стеллажи были буквально заставлены специальными контейнерами с разного рода растениями, над многими из которых установлены мощные лампы, разнообразные приборы.

  – И главное, товарищ Сталин, это те люди, благодаря которым у нас появились особо урожайные и морозоустойчимые сорта пшеницы и картофеля. Иван Исидорович Гунар, Леонид Викторович Панишкин и Татьяна Эриковна Цимбалист, – в самом центре буквально мраморными застыли три фигуры – худой и высокий как каланча грузин с выдающимся носом, миниатюрная девушка с большой копной волос и плотный паренек с веснушчатым лицом.

  Сталин с любопытством посмотрел на троицу и пожал каждому из них руку.

  – Товарищ Сталин, – первым из молодых ученых опомнился от ступора Гунар, тот самый грузин. – Это совершенно особый мир! – он быстро заговорил восторженным голосом – голосом, которым докладывают о выдающихся свершениях и великих победах. – Нам посчастливилось прикоснуться к новой, странице науки о растениях и даже может науке о человеке...Мы сейчас все покажем, – вдруг виновато произнес он, поймав брошенный на него укоризненный взгляд директора академии.

  Сев на стоявшие рядом несколько стульев, Сталин переживал странное чувство, которое уже не первый раз посещало его. «Не от мира сего..., – трое молодых ученых монтировали на столе какую-то конструкцию. – Кажется так называли в семинарии таких людей. Это просто поразительно! Работая по двенадцать часов в сутки, не доедая, думать о новых открытиях... Железные люди! Хм, – он вдруг улыбнулся, вспомнив свою фамилию. – Настоящие люди!».

  – Мне кажется... Мы думаем, – поправился Гунар, беря в руки какой-то горшок с растением. – что растение обладает зачатками сознания. Конечно же не в том виде, как высшие животные, но все же... Растения могут испытывать настоящие, подобно человеческим, эмоции – они сопереживают, испытывают страх, радость. Вот! Причиняя растению боль, мы фиксируем отчетливую его реакцию на данный раздражитель, – девушка подсоединила к одному из лепестков цветка несколько проводов, которые протянулись к массивному прибору, а потом стала водить зажженной зажигалкой возле стебля растения. – Прибор показывает, что растение испытывает определенную реакцию. К сожалению, насколько эта реакция близка к боли мы можем только догадываться.

  Сталин чуть наклонился вперед, показывая свою заинтересованность увиденным. «Если они раскопали не только это, то у нас может появиться в разговоре с Лесом дополнительный козырь, – пронеслось у него в голове. – А козыри нам не помешают...».

  – У нас зафиксированы десятки наблюдений за растениями, установленными в больницах, школах, заводских корпусах, – парень потянулся рукой за небольшой стопкой самых обычных тетрадок. – Выяснилось, что растения совершенно не выживают в палатах, где есть безнадежно больные или пациенты с тяжело переносимыми заболеваниям. В психиатрических отделениях рост растений приобретает совершенно странный, подчас неконтролируемый, характер..., – лицо у Власика в этот самый момент несмотря на всю его выдержку ясно выражало его оценку всего демонстрируемого и декларируемого – полное неверие и неприятие. – Более цветы быстро хирели, когда внезапно умирал человек, который за ними долгое время ухаживал. Вот... сейчас..., – он открыл одну из закладок в тетради. – Медсестра... Заикаина Вера Николаевна умерла, не приходя в сознание, после ранения грудной клетки осколков авибомбы. В ее комнате в течении нескольких дней засохли почти все растения, несмотря на то, что за ними ухаживали. Но удивительнее даже другое..., – третий ученый при этих словах вытащил из кармана перочинный ножик, отчего Власик резко дернулся к кобуре.

  Глаза у Гунара расширились от неожиданности.

  – Смотрите, смотрите, – зачастил он. – Как реагирует растение. Если причинить боль тому человеку, который за ним ухаживает. Давай, Леня! – третий из них медленно проводит лезвием ножа но тыльной стороне ладони, по которой сразу же протянулась кровавая дорожка и несколько капель упало на пол. – Вы видите, видите?! – торжествующе вскричал Гунар, указывая пальцем на небольшой экран прибора, где несколько раз сильно дернулась невесомая стрелка. – Нам еще непонятен сам механизм, но факт связи определенно установлен.

  – Это интересно, – вдруг негромко произнес Сталин, вставая со стула. – Это действительно представляет научный интерес. А какая может быть польза от этих открытий на практике? – даже сейчас, когда Сталин знал многое такое, что этим самонадеянным молодым ученным даже и не снилось, он оставался прежде всего руководителем воюющего государства, для которого важность именно практическая ценность открытий и изобретений. – Вот сейчас? Что это может дать?

  Странно, но этот заданный в лоб «неудобный вопрос» совершенно не обескуражил ученых. Позднее выяснилось, что именно этот критерий открытия – практическая полезность – они отрабатывали в первую очередь, пытаясь найти применения таких способностей растений.

  – Товарищ Сталин сфера использования этого феномена огромна. Например, мы можем продемонстрировать, как использовать растения для разоблачения вражеских шпионов и диверсантов, – Сталин на мгновение замер; ему показалось, что он ослышался. – Благодаря тому, что наши приборы могут улавливать реакцию растений на эмоции человека, различать наиболее ярко выраженные из них, мы можем с довольно высокой степенью достоверностью говорить не только о настроении конкретного человека, но и о его намерениях..., – увидев, что интерес к его словам начала проявлять и охрана Сталина и другие его сопровождающие, парень сразу же оговорился. – Конечно, многое еще не до конца отработано и просчитано... Приборы не обладают достаточной чувствительностью, но … все это рабочие инструменты.

  – Покажи, – от тщательно скрываемого волнения грузинский акцент Сталина проявился чуть сильнее чем обычно. – Как это работает.

  – Нам … нужны три или лучше четыре добровольца, – неуверенно произнес Гунар, почему-то глядя не на Сталина, а на начальника его охраны. – Чтобы все это продемонстрировать.

  После еле заметного кивка Сталина, Власик выбрал из сопровождающих четверых, а сам встал рядом с ними четвертым.

  – Товарищи, нужно, чтобы там за дверью вы решили, кто из вас будет шпионом..., – голос Гунара дрогнул и зазвучал еще более нерешительно. – или диверсантом. Этот человек должен спрятать на себе какое-нибудь оружие и потом вместе со всеми зайти в лабораторию, – группа уже начала выходить, как ученый добавил. – Еще одно... Шпион, мне кажется, должен испытывать определенные эмоции, – он переводил глаза с одного охранника на другого. – Возможно даже сильные! Поэтому выбранный вами человек должен в помещении думать о чем-то плохом..., – в конце речи он чуть на шепот перешел, отмечая выражение лиц у охранников.

  Сталин, наблюдая все эти приготовления, улыбался. Его определенно рассмешила двусмысленная ситуация, в которой оказались его собственные охранники. Действительно, охранники, долг которых защищать первое лицо государства, попали в ситуацию, где они должны выступать в совершенно противоположном качестве – в роли потенциальных убийц. Совершенно естественно, что это нервировало людей...

  Сотрудники охраны, за исключением Власика, вытащили пистолеты и вышли из лаборатории.

  – Ну, и задали вы задачку, – добродушно рассмеялся Сталин, с интересом разглядывая опутанное проводами растение. – Посмотрим, что же из этого выйдет.

  Наконец, двери открылись и все четверо вошли внутрь. Кобура у Власика была открыта и оружия в ней не было, что сразу же было отмечено всеми.

  – А теперь медленно пройдитесь возле цветка, – Гунар в очередной раз оглядел прибор и тянувшиеся к нему провода. – Не так быстро.

  Бойцы начали осторожно подходить к столу. Бросаемые ими на цветок взгляды были отнюдь не дружескими, что сразу же отметил и прибор. Его стрелка совершала нервные и неглубокие броски, когда к цветку подходил очередной человек.