Текст книги "Зеленый фронт (СИ)"

Автор книги: Рус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 43 страниц)

  – Как советское правительство может объяснить? – повторил он слова посла, глядя ему прямо в глаза. – А Советское правительство никому и ничего не обязано объяснять! – твердо и с угрозой в голосе проговорил Верховный. – Но, господин посол, учитывая добрую волю советского руководства и большевистской партии и стремление к безусловному выполнению своих союзнических обязательств..., – тут он сделал краткую паузу, выделяя слова «союзнические обязательства», словно на что-то ими намекая. – готов предоставить правительству Великобритании в лице господина Черчиля документы, которые совершенно однозначно доказывают, что Красная Армия не применяла химическое оружие против немецко-фашистских захватчиков.

  Он встал с кресла и под прицелом внимательного взгляда барона взял с дальнего конца стола светлую бумажную папку довольно пухлого вида.

  – Вот здесь, господин посол, в данной папке содержаться все непроходимые сведения, – негромко проговорил хозяин кабинета, кладя папку перед послом. – Берите, смотрите...

  После некоторого колебания, и ссылаясь внутри себя на то, что папка не является дипломатическим письмом или каким-либо иным образцом запечатанной дипломатической почты, 1-ый барон Инверчепел раскрыл ее и стал внимательно читать лежавшие сверху бумаги (русским языком он владел в совершенстве, сказывался его гуманитарный склад ума и просто уникальная способность к языкам).

  Первое на что он сразу же обратил внимание, это внешний вид лежавших в папке бумаг. Листки были разной формы, различного оттенка, рукописные и с машинным текстом, с какими-то подтеками и повреждениями, то есть определенно наводили на мысль, что все это является результатом кропотливого труда многих десятков человек по сбору и обработки сведений. «Впрочем, – промелькнуло у него в голове. – Есть специалисты, которые все это могут с легкостью изготовить... Хм, даже фактура у бумаги разная». Подушечки пальцев ощутили чуть грубоватую поверхность у одного из случайно вытащенных листов.

  – Разразившаяся эпидемия есть результат антигуманной, чрезвычайно жестокой и варварской политики по отношению к населению оккупированной территории, – говорил Сталин, держа в руке чуть дымящуюся трубку. – Советские разведчики, партизаны не раз сообщали о том, что руководство немецких комендатур заставляет население разбирать на строительный материал здания скотомогильников. Несмотря на предупреждающие надписи о возможности заражения такими заразными болезнями, как сибирская язва, туляремии, лептоспироза.

  Посол, казалось, его не слышал, настолько его вниманием завладели предложенные документы. Он внимательно вчитывался в заголовки писем и донесений, реквизиты накладных и распоряжений. Незаметно, по крайней мере так казалось послу, мял их пальцами, стараясь определить насколько новая бумага и высохшие чернила. На одном из бланков, он даже додумался поскрести ногтем остатки сургучного штемпеля...

  Сталина не пугала проверка, которой, несомненно, будут подвергнуты предоставленные советской стороной сведения. Созданная в недрах НКВД группа, в которую включили графологов, специалистов банковского дела, а также талантливых фальшивомонетчиков, несколько месяцев трудилась над содержимым данной папки. Несколько раз членам группы даже организовывали выезды в прифронтовые районы для изучения местности, находящихся в разных местах скотомогильников. С оккупированной территории партизаны доставали образцы немецких бланков, печатей, бумаги, подписей гражданской и военной администрации. В массовом порядке разыскивались эвакуированные из Белорусской и Украинской АССР председатели колхозов и совхозов, предприятий по переработки сельскохозяйственной продукции. Особое место среди консультантов рабочей группы занимали ветеринары, у которых в рамках особой секретности, выясняли условия захоронения зараженных животных, специфику признаков заболеваний, поведение пораженных заразными болезнями животных, возможности мутации болезней и т.д. Подготовленные документы изготавливались целыми партиями, которые потом размещались в архивах, библиотеках, школьных музеях и т. д. Иногда сотрудникам безопасности приходилось устраивать целые операции для того, чтобы не вызывая подозрений у граждан поместить той или иной исправленный или воссозданный заново документ в нужное место.

  – Есть свидетельства, что немецкое командование в отдельных районах использовала бетонные саркофаги в качестве укрепленных артиллерийских точек, – с усмешкой продолжал говорить Сталин. – Это парадокс! Армия, которая покорила всю Европу, – последнее он произнес особенным удовольствием. – оказалась настолько тупой, чтобы не понять особую опасность скотомогильников. Не кажется ли вам, господин посол, что это в очередной раз доказывает ограниченность не только немецких солдат, но и в определенной степени немецкого командования?

  Услышав свою должность, посол вздрогнул. Он настолько погрузился в бумаги, что не услышал сам вопрос. Заметив это, Верховный вновь усмехнулся в усы и повторил вопрос.

  – Неужели немецкий солдат настолько глуп, чтобы не видеть опасность в разрушении скотомогильников?

  – Ответить однозначно достаточно сложно, – туманно начал барон. – Я не изучил в достаточной степени предложенные документы, но... осмелюсь сделать предположение, что разрушения скотомогильников вызваны военными действиями. Возможно, германское командование не отдавало приказа вскрывать захоронения зараженного скота, а все произошло в результате случайного стечения обстоятельств. В любом случае данный вопрос необходимо самым пристальным образом изучать.

  – Браво, господин посол, – выпустив очередной клуб дыма, зааплодировал Сталин. – Очень уклончивый и осторожный ответ, достойный настоящего аристократа, но он очень далек от истины... В папке зафиксированы случаи разрушения 14 скотомогильников, из которых только 6 находятся на территории Белорусской АССР. Еще 5 расположены на Украине. Я уверен, что разрушение такого количества могильников является актов целенаправленность агрессией, – он мельком взглянул на продолжавшие лежать на столе фотографии. – Некоторые наши товарищи даже считают, что разрушая скотомогильники немцы действовали во имя особой цели. Им нужны были споры заразных болезней для опытов над военнопленными.

  – Я бы хотел уточнить один вопрос, – вдруг прервал его барон, оторвавшись от изучения бумаг. – По какой причине эти документы вдруг оказались в полной готовности? Ведь цель своего визита я ранее никоим образом не озвучивал..., – витиевато выразился посол, намекая на эту странность.

  Однако, оказалось, Сталина и этим смутить было нельзя. Он невозмутимо произнес:

  – Все дело в том, господин посол, что сотрудники наркомата безопасности готовили данный пакет документов по моей личной просьбе, – на лице у дипломата отразилось легкое недоумение. – Последние несколько месяцев мы занимаемся тщательной фиксацией всех преступлений фашистов на территории нашей страны для того, чтобы после окончательной победы над этим врагов судить его за все злодеяния. А вы должны понимать, что любой суд потребует не только обвиняемого и обвинителя, но и весомых доказательств. Победа не за горами. Именно поэтому так важно, уже сейчас задокументировать каждое преступление немецких войск, каждое злодеяние нацистов и их главарей...

  С каждым новым словом удивленная мина на лице посла становилась все менее уловимой, пока, наконец, не растаяла окончательно. Чувствовалось, что эта версия его устраивает на все сто процентов.

  Через некоторое время барон встал со своего места и, легким поклоном обозначив свое уважение к хозяину кабинета, произнес:

  – Мне необходимо срочно отправить полученные документы в Лондон.

  – Хорошо, господин посол, – не дал ему закончить Верховный, подталкивая к нему фотографии. – Дело превыше всего, – продолжил он, наблюдая, как посол кладет папку и фотографии в портфель. – Только я надеюсь, господин посол, – в голосе Сталина неожиданно появился «лед». – Что, больше, правительство Великобритании и лично господин Черчиль не позволит себе что-то требовать от Советского Союза! Я могу надеяться, что вы передадите все в точности?!

  1-ый барон Инверчепел с трудом сохранил беспристрастность на своем лице и вновь еле заметно поклонился.

  – Я в точности передам все ваши слова.

  Через несколько секунд дверь кабинета зарылась за ним. На не гнувшихся ногах посол вышел из приемной и пошел по коридору. Только сейчас, за стенами кабинета, его начало немного отпускать нервное напряжение. Он с усилием разжал правую ладонь, как клещи вцепившуюся в ручку портфеля, и перехватил его левой рукой.

  105

  Длинная змея из нескольких десятков повозок, конных и пеших на несколько часов показалась из леса только для того, чтобы снова нырнуть в очередное укрытие. Несколько десятков всадников, скакавших в удалении от основной части, насторожено наблюдали за небом. Не отставал от них и молодой летчик с черными как смоль волосами, сидевший в повозке возле поставленных на станину пулеметов с задранными вверх стволами. Он тоже наблюдал за небом. Однако в его глазах сквозила не только тревога, но и дикая тоска...

  – Не темни, Василий, – раздраженно буркнул Пантелеев своему командиру. – Думаешь, я ничего не замечаю? Этих непонятных радиограмм, о которых больше никто ничего не знает, а радист, вообще, молчит, как воды в рот набрал... Это странное задание, по которому разве только ленивый не прошелся... А спецы из госбезопасности, которых ты позавчера встречал. Что происходит, командир? – он с упреком смотрел на своего друга. – Мы же с начала войны с тобой вместе...

  Командир хмурил брови.

  – Алексей..., – начал он.

  – Что Алексей? – прервал его начштаба. – Что в конце концов происходит? Мне что не доверяют? Да? – чувствовалось, ему было по-настоящему обидно. – Тогда скажи прямо в лицо!

  Они шли в стороне от основной колонны отряда, поэтому свидетелей этой сцены не было.

  – Дело не в этом, – наконец, Козлов сумел вставить слово. – Есть приказ, Алексей. Понимаешь, приказ! – он смотрел ему прямо в глаза. – Никто, кроме меня, до определенного времени не должен знать, – тот возмущенно вскинул голову. – Даже ты, мой начальник штаба не должен ни о чем подозревать.

  Со стороны головы отряда наметилось какое-то движение. Одинокий всадник, раздвигая людей, кого-то искал. Наконец, кто-то из бойцов махнул рукой в сторону командира и конный радостно вскрикнул.

  – Идет операция, – негромко продолжил командир. – и очень многое зависит от того, насколько успешно она пройдет...

  – Командир! Командир! – они повернулись в стороны орущего вестового. – Местного разведка повязала. Главного требует, – скороговоркой доложил молодой паренек, не слезая с жеребца. – Говорит, срочно поговорить нужно.

  – Вот, кажется и ответ тебе, Лёща, – пробормотал Василий Иванович, кивая головой в сторону поля. – Пошли...

  Через несколько минут их нагнал странного вида человек, которого сопровождали двое партизан. Козлов не сразу сообразил, что именно ему показалось необычным в этом незнакомце. Довольно длинная борода? Так этим сейчас никого особо не удивишь. У него в отряде тоже многие отпустили бородки; не каждый готов в лесу каждый день скрести лицо опаской. Одежда? Она у старика была на первый взгляд совершенно обычная. Мешковатые брюки, заправленные в начищенные сапоги; светло-серая рубаха, подпоясанная тонким ремешком; подбитая какой-то мешковиной теплая жилетка да мятая кепка. Ему доводилось встретить и не такое... Он несколько секунд смотрел на него, пока наконец до него не дошло, почему этот человек произвел на него такое впечатление. Все дело было в чуждости! Старик держался так, словно был для них для всех совершенно чужой. Казалось, взглядом, фигурой, он давал понять, что он не отсюда.

  – Я командир, – тверд произнес он, когда все эти мысли пролетели у него в голове. – Василий Иванович Козлов, – добавил он, когда заметил в глазах незнакомца сомнение. – Хм, отец, может тебе и документ показать? – улыбнулся он.

  А вот охране было не до смеха. Странное поведение местного было очень подозрительным. Они сразу же взяли старика на мушку.

  – Док[у]мент! – ехидно переспросил тот, делая ударение на втором слоге (вот ведь, старый пень, знает как правильно, а специально делает ударение именно так!). – Нет, не надобен он мне, – рассмеялся он, отчего его выпирающее пузо затряслось как студень вместе с небольшими темными комочками на поясе. – Дай-ка ты мне руку, лучше, – отсмеявшись, попросил он, делая шаг ему на встречу. – Давай, давай!

  Козлов на секунду опешил. «Записку что-ли передать хочет? – подумал он, отмечая требовательно вытянутую руку. – Ведь Центр передал, что будет связной... Не уж то это дед?!». Он вытянул раскрытую ладонь, которую старик тут же накрыл своей, словно попытался поздороваться немного странным образом.

  – Значит, это тебе нужен Отец..., – забормотал он, внимательно изучая его лицо. – Нужен? – увидев утверждение в его глазах, вновь спросил он. – А это тебе все зачем? – он еле заметно кивнул в сторону неторопливо бредущей колонны партизан. – Или ты боишься?

  Вновь командира посетило тоже самое чувство, что он пережил в самые первые секунды встречи. В тоне старика просто сквозило что-то такое, что говорило – я другой, совершенно другой и мы не похожи с тобой, с вами со всеми. Это было настолько яркое чувство, что Василий Иванович мотнул головой, словно пытаясь сбросить это наваждение.

  – Слушай, отец, – из-за спины Козлова вышел его начштаба и раздраженно проговорил. – Говори толком, чего тебе надо?! – Алексей видел, что командиру что-то известно, и это его еще больше злило. – Немцы что-ли в селе? Так скажи где, а наши бойцы мигом их прищучат. Вона, видишь какая силища у нас теперь! – он с гордостью показал на лошадей, тащивших мимо них пару немецких зенитных орудий. – Так расчихвостим, что мало не покажется!

  Старик на него посмотрел недовольно и перевел взгляд на командира.

  – Я провожу вас к Отцу, – наконец, произнес он. – Тебя и еще пару твоих людей. Остальные вона пусть здесь отдыхают. Чай путь-то не близкий прошли.

  Покрасневший от злости Пантелеев хотел что-то сказать, но не успел. Его плечо твердо сжала рука. «Все-таки он проводник, – понял Козлов, глядя на старика. – Но тогда почему он не спросил про...». Тут до него дошло, что не прозвучал пароль, который пришел в письме с последним самолетом и спецами из госбезопасности. «Подослан?! – сверкнув глазами, Козлов потянулся за пистолетом. – Немцы?!».

  – А если Отец родную кровь пожелает, не пожалеешь? – вдруг буркнул старик и хрипло рассмеялся. – Извини, внучек, запамятовал, – командир сделал вид, что поправлял кобуру. – Старый я... Ну и как, не пожалеешь? – уже без всякого смеха, пытливо повторили он свой вопрос. – Задумался.

  – Нахимов! – один из партизан, все это время стоявших сзади старика, молодцевато вышел вперед. – Давай мухой к нашим зенитчикам и зови сюда летуна! – тот козырнув убежал.

  Ждать им пришлось недолго. Минут через семь – девять к ним подошло двое, один из которых был Нахимов, а второй – тот самый летчик. Он подошел к Козлову и вопросительно посмотрел на него. «Да, все-таки как похож..., – подумал он, на секунду задержав а нем взгляд. – Характер, тоже вроде... кремень!».

  – Для блага Советского государства не пожалею даже родной крови, – четко, разделяя каждое слово, произнес он слова, которые содержались у него в пакете.

  Старика после этих слов будто подменили. Древний старичок, борода лопатой, ухмылявшийся и сыпавший шутками – прибаутками, куда-то исчез, а вместо него появился кто-то другой. На партизанского вожака глядел уже совершенно другой человек … или не человек.

  – Кто ты? – длинный костлявый палец словно лезвие ножа вытянулся в сторону летчика. – Как твое имя!

  Тот расправив плечи, хмуро произнес:

  – Подполковник Сталин, – трое из шести стоявших рядов замерли от удивления. – Василий Иосифович, командир 32-ого гвардейского истребительного авиаполка. – а через мгновение добавил, улыбнувшись. – Ну и что, похож?

  – Похож, – практически одновременно произнесли и проводник и сам Козлов.

  Через несколько часов отряд вновь встал на стоянку, а командир, забрав несколько человек с собой, отправился дальше в лес. Улучив минуту, когда и проводник и Василий Сталин вырвались вперед, Козлов чуть притормозил своего начштаба.

  – Понял теперь? – прошептал он, кивая в сторону идущего впереди летчика. – Не мог я ничего сказать. Понимаешь, не мог, – тот согласно кивнул. – Меня же в Москву вызывали после того самого рейда..., – Пантелеев вновь кивнул головой. – Сам товарищ Сталин попросил помочь, – в этот момент в его словах прозвучала ничем не прикрытая гордость – гордость за свой отряд, своих товарищей и за себя. – Говорил, что кроме нашего отряда здесь больше никого нет...

  – Думаю, готовиться большое наступление, – тоже зашептал Алексей, отталкивая от своего лица очередной куст орешника. – И сюда стягиваются все партизанские соединения. Понимаешь, какой кулак будет?!

  – Нет, Леха, – отрицательно качнул головой Василий Иванович. – Не наступление это. Здесь что-то другое..., – вдруг он шепотом выругался и остановился. – Какой же я дурак! – буркнул он. – Какое наступление, Алексей?! Ты же знаешь что здесь твориться последние месяцы. Да, немцы тут мрут как мухи... Радист говорит, немчура в открытую пятки смазывают. Понимаешь? Вон, смотри! – он рукой лихо очертил полукруг вокруг себя. – Да тут еще пара месяцев назад их было как блох на собаке. Гарнизон на гарнизоне! Да сечевиков целая туча... А сейчас все! Нет, никого!

  Кожанка летчика уже практически исчезла за деревьями, которые стали буквально врастать друг в друга.

  – Теперь товарищ Сталин сына сюда направил, – Козлов словно рассуждал вслух. – Это же переговоры! – Пантелеев, ставший начальников штаба по причине давней дружбы с командиром, звезд с неба не хватал, но очевидные вещи понимал прекрасно. – Похоже тут крупная шишка со стороны немцев будет...

  106

  – Ну чо, хлопче, боязно? – обернувшись, хриплым голосом спросил один из провожатых – мужчина лет тридцати – сорока с довольно большой бородой. – А?

  До этого вся группа шла молча... Обстановка, мягко говоря, не располагала к разговору. Довольно наезженный тракт вел через «Пожарище», которое выглядело именно на заглавную букву «П». Вокруг них спутанными рядами стояли изуродованные деревья – угольно черные с неприятным зеленоватым отливом кое-где подернутые серым налетом, утончающиеся к самому верху. На них почти не осталось веток: вся мелочь сгорела, а те что остались, вызывающе торчали в разные стороны. Это уже были не деревья! Это были похоронные свечки, приготовленные безумцем для сатанинских шабашей.

  Каждый шаг сопровождался хрустом прогоревших до состояния углей веток. Мелкая серая взвесь поднималась в воздух и сразу же оседала на обувь шагавших людей.

  Вряд ли кто из них был знаком с безумными по своей выразительности картинами Иеронима Босха – «Страшный суд Апокалипсис», «Низвержение грешников», «Адская река» и т. д., которые очень ярко могли бы передать угнетающий дух окружающего людей места. Иссиня-зеленая чернота медленно смыкалась вокруг дороги, заставляя людей неосознанно ускорять шаг, а угольная пыль, кружащаяся вокруг, делали их самих похожих на чертей из картин безумного творца. Тишина, чуть разбавляемая хрустом, становилась похожей на что-то осязаемое и вещественное, которое можно было трогать руками или наоборот, которое могло прикоснуться к идущему самым последним...

  Люди тревожно оглядывались по сторонам. Давящее чувство не отпускало...

  – Слышь, хлопче, тебе говорю? – раздался хриплый голос. – Труханул что ль?

  Василий дернулся, отрывая глаза от очередного выгоревшего до черноты дерева. До него, наконец, дошло, что обращались к нему. Больше никого подходящего возраста среде них не было.

  – Нормально, – ответил летчик, унимая дрожь в теле. – Сухой вроде..., – посмотрел он в глаза говорившего. – Не обделался.

  Тот в ответ хрипло рассмеялся. И смех был таким, что сразу было не понятно – то ли ему было, действительно, смешно, то ли, наоборот, до коликов в животе страшно.

  – Замолкни, Гнат! – их нагнал второй провожатый и залепил своему товарищу затрещину. – Сколько раз тебе было сказано, неча ржать как лошадь на пожарище. Не хорошо это. Не любит Он этого..., – мужичок в мгновения спал с лица – бледность разом сменила красные пятна. – Понял, блазень?! – тот дернувшись от него как от огня, закивал словно «китайский болванчик».

  – А вы тоже помалкивайте, – негромко произнес он в сторону остановившихся партизан. – Чай не дома. Ясно?! – те пробурчали что-то в ответ.

  … Пожарище протянулось километров на пять – шесть, на протяжении которых небольшую группу людей сопровождала все та же унылая картина. Первые признаки того, что их путь подходил к концу, появились внезапно. Казалось бы монотонная чернота должна была тянуться бесконечно... Но, вдруг, то тут то там из под выжженной земли показались крошечные ростки зелени. Робкие нежные стебельки испуганно вылезали на свет и, казались, сами удивлялись своей смелости.

  – Вот, хлопчики, скоро и на месте будем, – тихо произнес Гнат, показывая вперед. – Посмотрите на наше жилье-былье.

  Через несколько сот метров пожарище внезапно закончилось и закопченные головешки сменились высоченными деревьями, едва опаленными огнем. Контраст между мертвой словно кладбищенской землей и цветущим и полным жизни лесом был столь разительным, что люди сами того не осознавая замедлили шаг.

  – Да уж, – только и смог выдавить из себя командир бригады. – Жизнь...

  Из-за одного из деревьев, стеной выстроившихся впереди, выскочил невысокий мальчишка в ладно сидевшей на нем красноармейской форме, и увидев, их закричал:

  – Идут! Дедушка Мирон, идут! Идут!

  – Не кричи, Олесь! – как-то так внушительно одернул его, появившийся рядом с ним старик. – Сам вижу. Давно вас ждем, – произнес он, уже обращаясь к ним. – Давайте в лагерь. Там поешьте чем Бог послал, – и сразу же добавил, не давай им опомниться. – А ты, к Отцу иди, – вдруг его палец вытянулся в сторону опешившего Василия Сталина. – Разговор у него к тебе есть.

  – Что здесь происходит? – мгновенно ощетинился Козлов, не понимая что происходит; данные ему в Москве инструкции заканчивались ровно на этом месте. – Почему Василий Иоси...

  – Все в порядке, Василий Иванович, – успокаивающе проговорил Сталин, смотря ему в глаза. – Ваша задача выполнена, теперь должен действовать я, – в глазах комбрига появилось понимание. – Так надо, Василий Иванович, так надо... Переговоры, мать их...

  Козлов изумленно посмотрел на своего начштаба, который судя по всему оказался прав. «Значит, действительно, будут переговоры, – он был поражен до глубины души. – Не уж-то немцы решили договориться... Это что, войне конец?! – все еще неверяще смотрел он то на начштаба, то на Сталина. – Войне конец...». С трудом взяв себя в руки, он понимающе кивнул Василию и пошел за стариком.

  – Поглядим, поглядим, каков ты..., – тихо бормотал Сталин, выходя на небольшую поляну с кострищем посередине.

  – Зверь?! – спросил вдруг мягкий голос, взявшийся словно из не откуда и висевший в воздухе. – Ты хотел сказать – зверь? Так ведь?! – Василий, до сих с трудом верил в то, что ему рассказал его отец. – Не дергайся? Я Лес! Здесь я везде и вроде как нигде...

  Сталин замер и молча, продолжал всматриваться то в ствол дерева, то в его листву. А как еще он должен был поступить? С ним разговаривает Лес! Это самый настоящий Лес, с тысячами деревьев, сотнями тысяч кустарников, с бесчисленным количеством листочков! Он что, должен был сделать вид, что это совершенно естественно?! Или может вскочить и с безумными воплями начать бегать вокруг дуба?

  – Да..., – прошептал Василий, садясь на сложенную в несколько раз скатку. – Отец говорил, но …, – перестав дергать головой, он со странным выражением в глазах окинул взглядом раскинувшийся перед ним дуб. – Это просто немыслимо!

  Он, летчик, не раз смотревший в глаза смерти, себя просто не узнавал. Василий был ошарашен!

  – Нам о многом нужно поговорить, – голос словно возникал у него прямо в голове. – Об очень многом, Василий. О войне, о семье, о предательстве..., – на миг опустилась тишина, все звуки словно накрыло непроницаемым куполом. – Ты можешь простить предательство, Василий?

  П-р-е-д-а-т-ел-ь-с-т-в-о! Прозвучавшее слова каждой своей буквой, звучавшими в его голове звуками, отдавалось в нем. В этот момент время будто остановилось, и Сталин вновь услышал голос своего отца. «Васька, прежде чем, поедешь, ты должен знать вот что..., – он тяжело вздохнул. – Мы плохо поступили с ним. Очень плохо..., – в его голосе слышалась искренняя горечь от совершенно. – Так как мы поступили, друзья не делают... Я бы не простил, если бы был на его месте. Такое сложно простить».

  П-р-е-д-а-т-ел-ь-с-т-в-о! Как много в этом слове приторного и гадкого, которое пристает к тебе словно смола! «Он нам верил, Васька. Понимаешь меня, верил нам. Помогал. Доверил свою семью..., – он снова тяжело вздохнул. – Думаю, он все знает..., – он многозначительно посмотрел на Василия. – Там все может случиться – все, что угодно, – Василия прочитал в его глаза и то, что он не договорил».

  – Предательство сложно простить, – прошептал он, сжимая кулаки. – особенно, если боль тебе причин близкий человек.

  – Да... Сложно, – согласился с ним Лес. – Очень сложно... Ты раскрываешься весь без остатка, отдаешь все свое, а кто-то..., – вновь прозвучала многозначительная пауза.

  «Мы хотели перестраховаться, сын, – Сталину тяжело давался весь этот разговор, ведь дело было не столько в том, что он признавался в сделанной ошибке, сколько в том, что он своими собственными руками посылал сына фактически на смерть. – Этот … Лес становился слишком силен. Его возможности стали нас пугать... Да! Мы испугались, что он заберет все! – ТАКИМ отца Василий еще никогда не видел. – Мы должны были что-то делать!».

  – Ты понимаешь о чем я говорю? – Василий медленно кивнул. – Я готов все забыть, но …, – в воздухе повисла тишина. – Но тебе придется остаться здесь, – Василий вновь кивнул головой. – И все время быть здесь.

  Василий молча кивнул снова. «Все время быть здесь, – фраза молотом отдавалась в его висках. – Идет война... А я должен быть здесь. Прятаться в лесу ото всех, – он тяжело вздохнул и, запрокинув голову далеко назад, посмотрел на просвечивающее сквозь ветки нависающего над ним дерева небо. – Это значит бросить все... Семью, друзей и … Небо! – курчавые облака медленно плыли в смой высоте. – Небо... И совсем не летать». Он опустил голову и с горечью посмотрел на свои руки. Длинные узловатые пальцы с темными частичками въевшегося в кожу металла и масла сами собой потянулись к воображаемой ручке управления. Словно наяву Сталин ощущал ревущую мощь готовой к взлету машины. По телу пробежала дрожь, следом жидкий огонь заменил собой кровь … Адски захотелось прыжком вскочить на ноги. Ощутить как сильное и молодое тело рвется вперед и лететь – лететь далеко-далеко, высоко-высоко...

  – Любишь летать? – узнаваемый голос мгновенно выбил его из этого божественного забытья. – Высоко в небе, где лишь один ты, где крылья стремительного самолета режут воздух как острый нож, где от очередного маневра захватывает дух и сердце так и норовит выскочить из груди... Так ведь?

  Сталин кажется впервые с момента их встречи улыбнулся.

  – Да, именно так, – прошептал он, стряхивая с себя оцепенение. – Лететь также быстро, как молния; лететь также высоко как ангел, – вот он уже улыбался во весь рот. – Это же такое наслаждение! Полет..., – шептал он. – Да, что ты знаешь!

  Дуб зашелестел листвой словно пытаясь поспорить с утверждением летчика.

  – А ты хочешь летать еще быстрее и выше? – Сталин замер, едва до него дошел смысл слов, сказанных, по-истине, дьявольским искусителем. – Хочешь прыгнуть выше своего предела? – со стороны могло показаться, что он даже дышать перестал. – Перед тобой может открыться такое, что даже сказки, читаемые детям на ночь, покажутся явью.

  Это был волнующий момент! Человеку, который уже почти смирился с потерей семьи, друзей, своего образа жизни, предложили исполнение одной из своих самых сокровенных мечт... Сказочному медведю-сладкоежке пообещали вкуснейшего, просто божественного, меда; интеллигенту-библиофилу – редчайшую книгу на планете; фанатику автомобилей – авто его мечты... А летчик от Бога может получить возможность летать не взирая на любые ограничения – физические¸ психологические...

  – Как это нет предела? – хриплым голосом спросил Василий, какой-то частью себя ощущая как вспотела его спина. – Предел есть всегда и у всех. У человека, у самолета..., – он боялся поверить в то, что ему, действительно, предлагают «полет без границ».

  … Предел есть всегда. Это правило Сталин-летчик знал, как свои пять пальцев. Боле того, страшным переломом трехлетней давности оно намертво впечаталось в его сознание.

  – Ха-ха-ха, – странный звук, которые прошелестел в его голове, однозначно был смехом. – Предел есть у человека, у такого человека, как ты! Ты слаб. Тебе нужен воздух, тепло, вода и многое другое, без чего твое тело не выживет. При резких маневрах самолета ты можешь потерять сознание, запаниковать..., – каждым словом Василия тыкали во все новые и новые недостатки человека. – Поэтому ты прав, у человека обязательно есть предел. Но все может стать совершенно иным... Твое тело перестанет быть слабым. Потребность в воде и пище снизится в разы.

  – Я хочу летать, – едва эти слова вырвались у Василия, он понял, что бесповоротно поверил во все, что ему рассказывали и обещали. – Я хочу летать так, как ты говоришь! – он понял, что ради настоящего полета пойдет на такое, что раньше ему не пришло бы и в голову. – Летать...

  108

  4 августа 1942 г. Воронеж. Чижовский палцдарм.

  Странное, кажущееся нереальным, затишье длилось уже второй день. После тридцати пяти дней непрерывных артобстрелов, бомбардировок, боев, нередко доходивших до рукопашных схваток, Чижовский район, как и весь Воронеж, напоминал развалины залитого лавой Помпей. От небольших одноэтажных частных домов, которыми преимущественно и был застроен район, почти ничего не осталось. На сколько хватало глаз возвышались лишь редкие остовы, похожие на гнилые клыки неведомого поверженного гиганта. По земле стелился черный удушливый дым, застилавший горьким покровом и неубранные тела советских и немецких солдат, и глубокие воронки от снарядов дивизионных гаубиц, и сгоревшие остовы некогда грозных машин.