Текст книги "Отравленное яблоко (СИ)"
Автор книги: RobinRocks и Narroch
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 43 страниц)
– Ясно… – Эл подпер рукой подбородок, рассеянно глядя на Лайта. – Интересно, каково это, настолько любить яблоки. Я не понимаю.
– Хочешь попробовать? – спросил подросток.
– Да.
Лайт вздохнул. Эл и так был на грани депрессии, потому что чего-то вдруг не понимал. После недолгих раздумий, Лайт положил на стол надкусанное яблоко и кивнул на него:
– Бери.
Эл недоуменно взглянул на Лайта, затем на яблоко, и обратно на Лайта.
– Я не понимаю, Лайт-кун…
– Можешь доесть мое яблоко, мне не жалко, – выдавил вежливую улыбку Ягами. – Если, конечно, ты не брезгуешь.
– Я не могу взять твое яблоко, Лайт-кун. Оно ведь тебе нравится.
– Да брось, – карие глаза встретились с черными, – бери.
Эл, не сводя глаз с Лайта, протянул руку и осторожно взял яблоко.
– Ты уверен? – спросил он.
– Конечно, – кивнул Лайт, – попробуй.
Эл повертел в руках ярко-розовое яблоко, разглядывая его со всех сторон. Наконец, он поднес его к губам, взяв двумя руками, и взглянул на Лайта из-за черной челки…
…как Белоснежка.
– Оно отравлено? – тихо спросил он, едва заметно ухмыляясь.
Лайт не растерялся. Откинувшись на спинку стула, он скрестил руки на груди и усмехнулся:
– Может быть.
Эл только улыбнулся и откусил яблоко в том месте, где пару минут назад кусал Лайт. Подросток следил за ним, отпивая кофе из кружки. В голове вдруг вспыхнула мысль, что он будет делать, если Эл сейчас подавится заколдованным яблоком и рухнет на пол, свалившись со стула. Неожиданно он почувствовал странное, импульсивное желание…
…снова его поцеловать.
Только на этот раз не со зла. Он не знал, что именно на него повлияло. Может то, что он так походит на Белоснежку, держа на уровне лица рубиново-красное яблоко, ярко контрастирующее с его белой кожей и бледными губами, может, чертовы зеркала, которые сводили с ума, может, слова Эла…
Лайт тряхнул головой, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей. Это ведь Эл, который совсем недавно так цинично рассуждал о любви.
Поцеловать его без всякой причины, без логики и здравого смысла. Любовь к человеку, как к брату, и любовь, как сексуальное влечение были совершенно разными понятиями. Хотя Эл сказал, что не видит разницу между дружбой и чувствами. Какой же он все-таки невежественный.
И этот человек зовется именами трех лучших в мире детективов.
Не нужно быть гением (хотя, по иронии судьбы, они ими и являлись), чтобы понять, что между ними уже не просто битва умов и интеллектов, не просто игры разума. Сейчас они боролись со странным, неестественным притяжением, которое медленно, словно сладкий яд, отравляло кровь, грозясь испортить суровые отношения между детективом и подозреваемым, между соперниками, между друзьями.
Свежая кровь на снегу. Любое притяжение между Кирой и L может убить, отравив кровь одного из них.
Назревал вопрос: стоит ли игнорировать все это? Игнорировать границу, которую нельзя было переступить.
– Рьюзаки, – тихо сказал Лайт, глядя на Эла, все еще державшего в руках запретный плод, – теперь ты мне должен.
– Из-за яблока? – Эл откусил яблоко и послышался хруст. Лайт, нервно сглотнув, не мог оторвать глаз от его губ, немного влажных от яблочного сока.
Лайт сжал кулаки и усилием воли поднял глаза.
– Я понимаю, тебе, наверное, не хотелось его отдавать, – кивнул Эл, жуя откусанный кусок.
– Что ты хотел мне рассказать?
– А, – Эл ухмыльнулся, проглотив яблоко, – вижу, ты, Лайт-кун, не любишь сдаваться.
Лайт мог поклясться, что Эл сделал секундную паузу перед словом «сдаваться», и тут в его голове возникла новая мысль. Лайт поймал себя на мысли, что даже с яблоком в руке, белой кожей и черными волосами, сравнение Эла с Белоснежкой было ужасно ошибочным. Разве перед ним не Злая Королева, которая взяла себе за цель уничтожить невинного человека, видя в нем грешника? Нет, весь грех Белоснежки был лишь в ее красоте. А Эл, как и Злая Королева, одержим тем, чтобы наказать грешника. Эл, поклявшийся уничтожить Киру, чтобы вернуть свой титул, чтобы восстановить справедливость.
– Ладно, – снисходительно кивнул Эл, снова откусывая яблоко и задумчиво его пережевывая, – я расскажу, Лайт-кун.
Он наклонился вперед, навалившись на стол и, понизив голос, будто это был очень большой секрет, сказал:
– Тот поцелуй этим утром… – Эл не решался взглянуть на Лайта и сосредоточенно смотрел на яблоко, – был моим первым.
– Правда? – всего секунду Лайт выглядел удивленным. Сначала ему показалось это нелепым, Эл немного, но старше него, как он может целоваться в первый раз? Но потом он вспомнил, кто перед ним сидит и эти мысли показались ему не такими нелепыми. Это ведь Эл, холодный эксцентричный интроверт, который во всем этом совсем не заинтересован.
Вот почему тот поцелуй ввел его в ступор. Нет, конечно, Лайт и не ждал ответной реакции. Он поцеловал его со злости, желая стереть самодовольную ухмылку с ненавистного лица, он не собирался целовать его по-настоящему и не ждал, что Эл ответит на поцелуй. Наверное, поэтому он и решился, зная, что Эл будет шокирован и ничего не предпримет в ответ.
– Хотя, – добавил Эл, по-прежнему внимательно глядя на яблоко, – я знаю, что для тебя это ничего не значит. Ты сделал это, чтобы отомстить мне.
– Я… Прости, – Лайт не знал, что сказать, а отрицать было бесполезно.
– Да ничего, – Эл вздохнул, снова откусывая уже наполовину съеденное яблоко. – Очень интересный способ для мести. Я все еще не знаю, что тебя на это подтолкнуло, ведь ты понимал, что это повысит мой уровень подозрения, но…
Эл снова задумался.
– Нет, я имею в виду… Прости, что твой первый поцелуй был таким… бессмысленным, – торопливо добавил Лайт.
Эл вдруг улыбнулся:
– Первый поцелуй? Для меня это не так важно. Разве тебе не кажется, что это нелепо, волноваться из-за того, где, с кем и при каких обстоятельствах это произойдет в первый раз?
– Ну, обычно люди считают это важным, Рьюзаки, – пожал плечами Лайт.
– Да, я знаю, люди странно относятся к таким делам.
– К каким? К поцелуям?
– Ко всему, что имеет отношение к тесным контактам, – Эл, наконец, поднял глаза и взглянул на Лайта. – Люди придумали традиции, моральные устои, которые они вечно обсуждают и практикуют… Некоторые считают сексуальные утехи подарком Всевышнего, некоторые считают, что это грех. У каждой религии есть целый свод правил, касающийся соития. Это одна из человеческих потребностей, Лайт-кун.
Лайт молча кивнул, стараясь не обращать внимание, насколько странно и непривычно слушать от Эла рассуждения о сексе.
– Эта потребность заставляет людей терять над собой контроль, – беспечно продолжал Эл. – Если ты считал количество жертв Киры, то большинство из них были насильниками, извращенцами, педофилами, торговцами незаконной порнографией… Если такой человек предстанет перед судом, то может оправдаться и умолять о снисходительности, сославшись на неконтролируемость полового влечения. Это можно сравнить с голодом. Голодный человек, не в силах больше мучиться, идет на все, чтобы утолить свою потребность. Так и сексуально озабоченный человек готов на все, чтобы получить желаемое. Другие люди, прося снисхождения, ссылаются на психические расстройства, ибо половое влечение и потребность к размножению – это важная часть человеческой сущности. Разумеется, люди пытаются установить границы, устанавливая законы о возрастных ограничениях и определенные правила для браков и религий. Вот что движет людьми, Лайт-кун. Похоть.
– Я… Я не понимаю, к чему ты ведешь, Рьюзаки.
– Очень хорошо, – Эл на мгновение отвел взгляд, размышляя. – Давай рассмотрим прелюбодеев, которые издеваются над собственными женами. Разумеется, он, как мужчина, больше и сильнее её, в постели он может делать с ней всё, что захочет, если, конечно, желание обоюдное, однако… у него есть еще одна женщина. Он тщательно скрывает факт измены от жены, изо всех сил стараясь, чтобы она ни о чем не догадалась. Почему он боится? Ведь он мужчина, он может пригрозить женщине или даже по-настоящему угрожать, чтобы она не вмешивалась в его личную жизнь на стороне. Так бы и было, но предусмотрительные люди создали семейные законы, в которых указано, что супруги должны быть верны друг другу. Правительство диктует мужчине свои законы, но у него есть свои особенные сексуальные предпочтения или желания, которые ему приходится искать в чужой постели. Ему хочется быть свободным, чтобы без всяких ограничений быть с другой женщиной, или даже со многими, а не проворачивать все это за спиной жены, но общественные правила этого не одобряют, поэтому, под влиянием похотливых желаний, он вынужден прятаться, портя жизнь не только жене, но и себе, и той другой женщине.
– Рьюзаки… – Лайт в недоумении покачал головой. – Это все, конечно, правда, но… что ты хочешь этим сказать?
– Что секс порабощает человека, – жестко сказал Эл, бросив на собеседника холодный взгляд. – И я не заинтересован в том, чтобы меня поработили, Лайт-кун.
Лайт моргнул, пытаясь осознать услышанное. Он относится к этому, как к порабощению?
– Ты девственник, – скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Лайт.
– Конечно, – кивнул Эл.
Лайт мысленно вздохнул. Еще одна странность в его стремительно пополняющуюся копилку. Лайт не мог вспомнить ни одного парня двадцати с лишним лет, который бы признался, что он девственник. Хотя, из его рассуждений было очевидно, что он с презрением относится к низменным потребностям, откуда сразу стоило бы сделать надлежащий вывод.
– Ты, кажется, удивлен, – ровным голосом сказал Эл.
– Немного, – Лайт посмотрел на детектива, – наверное, глупо было спрашивать. Если вчерашний поцелуй был твоим первым, то логично предположить, что ты еще девственник.
Эл медленно кивнул:
– Просто меня это не интересует.
– Но… – Лайт почувствовал, что начинает путаться. – Ты все время твердишь, что любишь меня…
Эл в упор посмотрел на Лайта:
– Это вовсе не значит, что я хочу с тобой каких-то сексуальных отношений, Лайт-кун.
Но разве влюбленные люди не испытывают влечения…
Лайт прервал глупые мысли, вспомнив, о ком идет речь. Если Эл просто хотел запутать Лайта, то у него это прекрасно получалось. Он не понимал, как эта тема может помочь Элу выяснить, что он Кира. Это просто одна из сумасшедших игр Эла, где он сначала рассказывает о том, что ему снятся недвусмысленные сны с его участием, потом признается в любви, а затем утверждает, что любовь не сопровождается сексуальным влечением…
Нет.
Лайт видел все совсем иначе. Он разбудил в Эле чувства, который тот старался в себе убивать на корню, чтобы его не «поработили» человеческие потребности, а сейчас, не зная, как с ними справляться, он просто все отрицает. Лайт понимал, что Эл никогда в этом не признается. Да, холодный, суровый и бесчувственный Эл может всем сердцем его желать, но никогда, никогда этого не скажет вслух. Его гордость и убеждения этого не допустят.
Он мог признаться в любви, но в похоти?.. Нет, похоть была чем-то низким, чем-то невежественным для такого святого человека, как Эл. Многие из тех, кого карал Кира, поддались плотским желаниям, за что и были наказаны.
– Ты должен согласиться, Лайт-кун, – вежливо сказал Эл, – люди очень глупо подходят к подобным вопросам, заморачивая голову свиданиями, важностью поцелуев и потере девственности. У животных же в этом плане все гораздо проще.
– Ну… может ты и прав, что это заложенные обществом нормы морали, но… – Лайт немного нахмурился, – для некоторых людей это и вправду очень важно, Рьюзаки.
– Я знаю. В этом-то и проблема.
– Какая проблема?
– В обществе годами, а то и столетиями, принято чрезвычайно щепетильно подходить к потере девственности. Они обдумывают все: одежду, место, партнера, к которому обязательно должны быть чувства. Я наблюдал за подобным, Лайт-кун. Люди, которых связывают отношения, которые любят друг друга, кажется, будто они обязаны своему избраннику, и в ответ на его любовь дарят своё тело…
– К чему ты клонишь?
– Девственность – это свобода, – ответил Эл, отпив кофе. – Ты ни к кому не привязан, никому ничем не обязан… Я ни перед кем не могу быть в долгу, Лайт-кун. Это опасно.
– Рьюзаки, это… – Лайт покачал головой, – бред.
Эл пожал плечами:
– Это мое мнение.
– Но… тот человек, которого ты… с которым вы… Он ведь может взять тебя силой?
– Может, – вздохнул Эл, щелкнув по цепи, – злейшие враги чаще всего ближе остальных к твоему сердцу.
– И все же, Рьюзаки, это глупо.
Эл бросил на него холодный взгляд:
– Я ведь не навязываю тебе свое мнение.
– Нет, я… – Лайт чувствовал, что начинает раздражаться. Да, это великий и всемогущий Эл, который считает секс чем-то грязным и обременяющим, а девственность – свободой. Он считал себя свободным и не собирался менять своих глупых взглядов, и все же…
Он отобрал свободу Лайта, настоящую физическую свободу, которая, безусловно, стоит больше, чем глупая философия Эла, касающаяся сексуального удовлетворения.
Двойные стандарты, как это характерно для Эла. Порой он был невыносимо лицемерен. Лайт часто задавался вопросом, удивился бы он, узнав, что на самом деле Кира – это Эл? Вряд ли.
Лайт поймал себя на мысли, что Эл почти не проявлял положительных эмоций. Ему будто было это чуждо. Нет, он иногда улыбался, уплетая сладкое, или ухмылялся, когда загонял Лайта в угол своими обвинениями, но это совсем не то.
Он нарочно отказывал себе в истинных удовольствиях.
Лайт взглянул на Эла, который, в свою очередь, смотрел куда-то в пространство, погрузившись в свои мысли. В отражении черных, стеклянных глаз Лайт видел себя, держащего кружку с кофе, и в который раз поежился.
Эл был безнадежен. Он никогда не даст себя опорочить.
Порой Лайту казалось, что Эл сам был бы не против, чтобы его заточили в стеклянный гроб, где со всех сторон его бы окружали только кристально чистые стены. Заточение было бы для него свободой, где никто бы не смог до него добраться и испортить.
В отличие от других сказочных принцесс, подвергшихся заклинаниям злых ведьм, поцелуй возлюбленного не освободил Эла. Он пробудил его от отравленного сна.
Разница была лишь в том, что Эл не хотел просыпаться.
***
Возможно, во всем случившемся был виноват Мацуда. Конечно, его было обвинить проще всего, ведь что бы ни случилось, все шишки летели на этого бестолкового, наивного идиота. В конце концов, это он предложил всем прерваться на двадцать минут и сходить за пиццей.
Айзава тут же его исправил, подсчитав, что на это уйдет двадцать пять минут: пять минут до пиццерии, пятнадцать заказать и получить пиццу, и еще пять минут на обратную дорогу.
Айзава хотел было заказать пиццу по телефону, но, по-видимому, в пиццерии не принимали курьерские заказы. Затем Айзава предложил сходить в неплохое кафе через дорогу, где подают отличную лапшу, но Мацуда заныл, что хочет именно чикагскую пиццу, которую все его знакомые так расхваливают. Моги поддержал идею с пиццей, и они теперь уже вдвоем ополчились на Айзаву. Загнанный в угол полицейский обернулся к господину Ягами, занятому важными бумагами, и спросил его мнения, на что тот только раздраженно сказал, что ему все равно, и если Мацуда и Моги так хотят пиццу, то будет пицца.
Мацуда радостно подпрыгнул, Моги же, как обычно, оставался невозмутимым.
Лайт откинулся на спинку стула, задумчиво засмотревшись на Рьюзаки. Эл так задумался, перекатывая между указательным и большим пальцами кубик рафинада, что не заметил, как раздавил его. Сахар посыпался на стол и Эл, не обратив на этом внимания, слизал оставшиеся на пальцах кристаллики сахара. Он, казалось, не замечал внимательного взгляда Лайта. Впрочем, младший Ягами вскоре вернулся к работе, сосредотачивая все внимание на экране монитора.
В 12:15 послышался звук отодвигаемого стула и господин Ягами, сложив документы в стопку на краю стола, пошел к вешалке, где уже собирались Мацуда, Айзава и Моги.
– О, вы тоже идете, шеф? – удивленно спросил Тода.
– Я думал, что все идут, – пожал плечами Соитиро и оглянулся на стол, где все еще работали Эл и Лайт.
Эл, подхвативший из вазы очередной кубик сахара, снова начал крутить его меж пальцев, отрешенно глядя в пространство.
– Эй, вы, двое! – позвал господин Ягами. – Идем.
Лайт обернулся через плечо и заметил, что отец стоит в дверях, ожидая его. Кивнув, Лайт поднялся на ноги и было пошел к выходу, но цепь резко натянулась.
Эл либо не слышал приглашения, либо специально его игнорировал, продолжая пялиться в одну точку. Хотя от резкого рывка цепи он едва не полетел на пол, чудом успев вцепиться к подлокотники кресла. Лайт зашипел, потирая запястье. Он в который раз забыл про это чертову цепь.
– Рьюзаки! – рявкнул Лайт, уже намеренно дергая за цепь. – Пошли!
Эл покачал головой, снова поудобнее устраиваясь в своем кресле:
– Я не пойду, Лайт-кун.
Лайт удивленно моргнул:
– Что это значит ты не пойдешь?
– Это значит, что я остаюсь здесь, Лайт-кун.
– А я? – раздраженно выплюнул подозреваемый.
– Ты, очевидно, тоже. Мне очень жаль.
– Но я голоден! – возмутился Лайт. – Прекрати быть таким эгоистом!
– Я занят, – отрезал Эл, возвращаясь к работе.
– Я не вижу, чтобы ты был занят, – прорычал Лайт, ткнув пальцем в монитор, на котором был пустой рабочий стол.
– Я работаю. Дело Киры для меня намного важнее, чем пицца, Лайт-кун.
– Но, как я вижу, не важнее, чем сахар, – съязвил юноша и снова дернул за цепь. – Вставай давай! Ты ведь слышал Мацуду, это займет всего двадцать минут!
– Двадцать пять, – поправил с порога Айзава.
– Я ведь сказал, что не пойду, Лайт-кун, – тоном, не терпящим возражений, сказал Эл.
– Тогда разреши мне пойти! – Лайт потряс рукой и цепь зазвенела. – Слушай, сними наручники… я только туда и обратно…
Он замолчал, с надеждой глядя на профиль детектива, но тот даже не пошевелился.
– Рьюзаки, серьезно, – господин Ягами подошел к ним, закатывая рукав, – ты можешь надеть свой наручник на меня, я прослежу за Лайтом.
– Шеф, но ведь он ваш сын, – подал голос Мацуда, – в критической ситуации вы не сможете рассуждать здраво и… Ай!
Айзава резко ткнул его локтем в бок и Мацуда заткнулся.
– Я доверяю вам, Ягами-сан, – монотонным голосом сказал Эл, – но я не могу этого допустить.
– Почему нет? – возмутился Лайт, – Только из-за того, что он мой отец? Рьюзаки, перестань…
– Ты прав, – Эл обернулся через плечо и бросил взгляд сначала на старшего Ягами, затем на младшего. – Он твой отец и он считает, что ты невиновен…
– То есть ты имеешь в виду… – вспыхнул Лайт, – что я могу быть прикован только к тому, кто считает меня серийным убийцей?
– Я не это имел в виду, но…
– Нет, я думаю, Рьюзаки прав, – вздохнул господин Ягами, опуская рукав. – Я тебя ни в чем не подозреваю, поэтому не могу смотреть на вещи с точки зрения, что ты Кира. Это может быть опасно.
– О! – Мацуда выскочил вперед и вытянул руку. – Я тоже согласен с Рьюзаки. А как насчет того, чтобы приковать Лайта ко мне? Я буду следить за ним как ястреб, Рьюзаки, честное слово!
– Ну, что скажешь? – спросил Лайт, покосившись на детектива, хотя перспектива быть прикованным к гиперактивному Мацуде не прельщала.
– Определенно нет, – холодно ответил Эл, не отрывая глаз от экрана. – Лайт-кун останется здесь. Со мной. И это не обсуждается.
Лайт разочарованно вздохнул и упал обратно в свое кресло. Господин Ягами только покачал головой, а Мацуда с Айзавой обменялись недоуменными взглядами.
– Ладно, мы быстро, – наконец сказал Мацуда. – Мы сами выберем тебе пиццу, хорошо, Лайт?
Тот только удрученно кивнул.
– Мы вернемся через двадцать минут, одна нога здесь, другая там, – продолжал трещать Мацуда, выходя вслед за остальными за дверь.
Где-то из коридора послышался отчаянный голос Айзавы:
– Двадцать пять, Мацуда, двадцать пять!
Когда в коридоре затихли шаги, в рабочем кабинете повисла гнетущая тишина. Эл взял со стола ручку, придвинул поближе блокнот и принялся рисовать какие-то квадраты, о чем-то рассуждая.
– Ну, – первым прервал молчание Лайт, скрестив руки на груди, – я надеюсь, ты счастлив.
– Почему я должен быть счастлив из-за того, что не отпустил тебя вместе со всеми?
– Тогда почему ты это сделал? – не унимался младший Ягами.
– Потому что не хотел идти, – Эл принялся соединять квадраты стрелками. – И я сказал, что занят, – он сделал паузу, прежде чем добавить: – и ты ведь знаешь, я ненавижу обувь.
Лайт застонал от негодования, закрыв лицо рукой:
– Какой же ты эгоист…
– Возможно, но… – Эл, задумавшись, начал грызть колпачок ручки, – …чем скорее мы поймаем Киру, тем скорее снимем эти наручники. Согласись, нам обоим это на руку. И если ты не Кира, Лайт-кун, то вскоре можешь быть свободен и ходить в пиццерии, когда тебе вздумается.
– И это не отменяет того факта, – раздраженно проворчал Лайт, – что ты отказался отпустить меня только потому, что не хотел обуваться.
– Я работаю.
– Над чем? Я бы не назвал рисование нелепых квадратиков «работой», – буркнул Лайт. Он был чертовски голоден и желудок не переставал об этом напоминать. Настроение, мягко говоря, было скверным.
– Я пытаюсь выстроить схему своей теории, – рассеянно ответил детектив, склонившись над листком и вписывая что-то в пустые поля. – И это не «квадратики», а таблицы. В общем, Лайт-кун, пожалуйста, перестань жаловаться. Я пытаюсь сосредоточиться.
Лайт фыркнул и замолк. Он нервно качался на стуле, стуча пальцами по подлокотнику. Цепь тихо звенела и Лайт, проследив за ее направлением, уставился на руку детектива. Эл что-то быстро строчил, будто боясь потерять мысль.
Почему он так резко и категорично отказал Мацуде? Да, возможно, в пиццерии он был бы увлечен только заказом пиццы и потерял бы бдительность, хотя обещал следить за ним, как ястреб. Хотя, у Мацуды было приличное звание в японской полиции, и он был очень способным, несмотря на свою наивность и местами бестолковость, поэтому Эл мог бы позволить ему на двадцать минут взять ответственность и приковать к себе опасного подозреваемого.
Так что… может, причина отказа Эла лежала намного глубже, чем убеждение в профессионализме Мацуды? Может, он просто не хотел, чтобы Лайт был прикован к кому-то еще? Может, он просто…
…ревновал?
Лайт раздраженно запустил пальцы в волосы и растрепал их. Взгляд невольно опустился на наручники, блестящие в тусклом свете экрана компьютера. Символ отобранной Элом свободы.
Вдруг Лайту подумалось, что ему даже повезло быть прикованным к эксцентричному, жестокому, вечно подозревающему его детективу, страдающему бессонницей. Мацуда хороший парень, который по-своему любил Лайта, но… Быть прикованным к нему 24 часа в сутки, 7 дней в неделю было бы адом. Он бы вечно болтал, настаивал на том, чтобы они носили одинаковые пижамы, а по ночам рассказывали друг другу истории о призраках. Он бы не давал Лайту никакого покоя, в отличие от Эла, который по ночам тихо садится за свой ноутбук и молча работает.
– Рьюзаки?
– Да, Лайт-кун?
– Если бы Айзава, ну или Моги, предложили приковать меня к кому-нибудь из них… – Лайт пододвинулся ближе к Элу, – тогда бы ты меня отпустил?
– Нет, – мгновенно и немного резко ответил детектив.
Лайт хмыкнул и снова откинулся на спинку кресла. Это все решило. Айзава и Моги, ответственно подходившие к своей работе, не спускали бы с него глаз, в отличие от Мацуды или того же шефа. Значит, дело все же в том, что Эл не хотел отпускать его от себя.
– Почему? – спросил Лайт, заведомо зная ответ.
– Потому что они не подозревают тебя так, как подозреваю я, – Эл, отложив ручку, потянулся к вазе с сахаром. – Они могли где-нибудь просчитаться и упустить объект, находящийся под заключением.
– Что? – Лайт тут же вскинул голову, уставившись на детектива. – Заключение? Это как… тюремное заключение? Серьезно? Рьюзаки, я что, твой пленник?
Это еще что за «Красавица и чудовище»?!
– Ну… – Эл задрал голову вверх, уставившись на потолок. – Возможно, ты выразился слишком утрированно, но… думаю, если учесть то, что у тебя нет выбора и ты обязан следовать моим указаниям, то, думаю, да, по сути, ты мой пленник, Лайт-кун.
Да, Эл в самом деле был гребаным Чудовищем. Забудьте его большие темные, порой наивные, глаза, фарфорово-бледную кожу и невинное выражение лица. Нет, он был уродливым Чудовищем, для которого своя свобода значила всё, чужая – ничего.
– Ну и чего ты хочешь? – резко спросил Лайт. – Ты думаешь, что я чертов убийца, поэтому мысль о том, что ты приковал к себе Киру, тешит твое самолюбие?
– О, нет. Просто когда ты рядом, я могу следить за тобой, за твоей реакцией на провокации, за каждым твоим шагом, повышая и понижая проценты. Только так я смогу понять, Кира ты или нет.
– Ясно, – холодно сказал Лайт. – Это мне даже на руку, Рьюзаки.
– То есть?
– Ну, может тогда Эральд Койл, Денев, Рьюга, или за какими именами гениальных сыщиков ты там еще скрываешься, наконец, поймут, что я не Кира! – выпалил Лайт, резко вставая на ноги. – Это ведь так очевидно! Ты просто не хочешь принять, что тогда потеряешь главного подозреваемого и у тебя никого не останется. Ты боишься оказаться дураком в глазах следственной группы, признав свою ошибку.
– Возможно, ты прав, но я все равно подозреваю тебя, Лайт-кун.
– А я думаю, что есть еще причины! – Лайт рывком развернул кресло детектива к себе и склонился над ним, упираясь руками в подлокотники. – Может, то, что я скажу покажется неуважительным по отношению к «великому L», но я все же выскажусь. Хочешь знать, что я думаю? Я думаю, что ты получаешь от этого удовольствие. Тебе нравится, что я твой заключенный, тебе нравится контролировать меня, нравится то, что только ты один в праве решать, могу я пойти куда-то или нет. Возможно, ты уже и сам понял, что я невиновен, но не хочешь отпускать. Тебе нравится, что я твой пленник, не так ли, Эл?
– Лайт-кун, это не так, – Эл буквально вжался в спинку кресла, когда Лайт вторгся в его личное пространство. – Будь я на сто процентов уверен, что ты не Кира, то, конечно, тут же бы тебя отпустил.
– Не верю.
– Можешь не верить, но это правда.
– А почему, собственно, я должен тебе верить? – раздраженно спросил Лайт. – Вся твоя жизнь построена на альтер-эго – Рьюга, Рьюзаки, L… Господи, да я даже твоего настоящего имени не знаю!
– А зачем тебе знать мое настоящее имя? – спросил Эл, слегка склонив голову.
Лайт задрожал от злости и, схватив детектива за ворот футболки, как следует встряхнул:
– Я знаю, к чему ты ведешь, – прошипел он, – думаешь, что я Кира, и хочу узнать твое имя, чтобы убить, но это не так, Рьюга, – Лайт нарочно сделал акцент на вымышленном имени. – Ты лжец. Я не верю тебе, не верю ни одному твоему слову… Может ты и есть Кира? Я тебя не знаю. Никто тебя не знает.
Эл удивленно поднял брови:
– Я Кира? Ты думаешь, что я использую тебя как козла отпущения, Лайт-кун?
– Тогда зачем я тебе нужен? – выпалил юноша. – В качестве игрушки? Не можешь добраться до Киры, так решил хоть на мне отыграться? Ты думаешь, что я Кира? Или ты хочешь, чтобы я им был?
Эл фыркнул:
– Ты полагаешь, что я люблю Киру?
– Я уже не знаю, что и думать! – вспыхнул Лайт. – Все, что я знаю, так это то, что та дурацкая цепь была твоей идеей, Рьюзаки. Я даже не знаю, отпустишь ты меня когда-нибудь, или нет.
– Если докажешь, что невиновен – отпущу. Даю слово, – Эл уперся босой ногой в живот Лайта, пытаясь оттолкнуть. – Отойди, Лайт-кун. Мне нужно работать.
– Так ты говоришь, что сейчас моя свобода… в твоих руках?
– Пока я не уверен, что ты не Кира – да, – Эл сильнее надавил на живот подозреваемого, – уходи.
– Как я могу уйти? – с негодованием спросил младший Ягами. – Если ты не заметил, я все еще прикован к тебе чертовыми наручниками!
– Вернись на свое место, – раздраженно приказал Эл, пытаясь оторвать руки Лайта от своей футболки. – У меня много работы.
В эту минуту Лайт ненавидел Эла больше всего на свете. Нет, это разжигающееся внутри чувство было даже сильнее, чем ненависть. Ему хотелось стащить ублюдка со стула, грубо бросить на пол и стереть в порошок. Боже, как можно быть таким высокомерным…
Ярость, подпитываемая голодом, распространялась по всем телу. Лайт видел только один выход из этой ситуации – получить контроль над самодовольным придурком.
Забрать свободу Эла так же, как он забрал его.
– Лайт-кун! – терпение детектива лопнуло и он повысил голос.
– Нет, Рьюзаки, – голос Лайта вдруг стал пугающе спокойным и решительным. Юноша схватил Эла за локти и крепко сжал. – Я уже устал от тебя.
Прежде, чем Эл успел что-нибудь понять, Ягами жестко дернул его вверх, заставляя подняться на ноги. Эл хотел было возмутиться, но Лайт, воспользовавшись тем, что Эл приоткрыл рот, накинулся на него, впиваясь в бледные губы жестким, грубым, требовательным поцелуем. Лайт крепко обнял его, прижав руки Эла к бокам, чтобы тот не мог его оттолкнуть.
Как и в прошлый раз, Эл сначала никак не реагировал, не сразу осознав ситуацию, но вскоре начал неистово вырываться и извиваться в его руках. Лайт, затаив дыхание, прервал поцелуй.
– Лайт-кун!.. – Эл задыхался то ли от поцелуя, то ли от собственной ярости, хватая ртом воздух. – Сделаешь это… еще раз и я…
Лайт прервал его, снова целуя. Руки тем временем оказались на костлявых плечах детектива и Лайт, тут же отстранившись, толкнул его обратно в кресло. Эл, воспользовавшись тем, что его руки, наконец, свободны, хотел оттолкнуть от себя подозреваемого, но тот перехватил его запястья и оперся коленом на кресло между ног Эла.
И, как вскоре оказалось, напрасно. Колесики офисного кресла подкосились от большого веса и оба парня, вместе с креслом, с грохотом полетели назад. Лайт приземлился на Эла, который, к слову, здорово приложился затылком о твердый пол и теперь болезненно морщился.
Голову пронзила жгучая боль, и Эл попытался скинуть с себя подростка, но тот мертвой хваткой вцепился в его плечи, прижимая к полу. Но детективу удалось изловчиться и ударить Лайта коленом в живот, из-за чего тот задохнулся от боли и откатился в сторону.
Эл сел, потирая ушибленный затылок, затем встал на колени в попытке подняться на ноги.
Лайт тут же подался вперед, крепко схватившись за запястье детектива и потянув на себя. Глаза Эла уже сверкали от ненависти.
– Покушение на сексуальное доминирование, – процедил он сквозь зубы. – Очень высокий процент, Лайт-кун.
– Заткни пасть, Рьюзаки, – Лайт вцепился в волосы Эла на затылке и сжал их в кулак. Детектив зашипел от боли. Лайт силой притянул его к себе, снова целуя. Эл не мог замотать головой и увернуться. Свободная рука юноши обхватила тощее тело детектива вокруг талии, прижимая к себе.
Эл почувствовал, как требовательный язык подозреваемого проскользнул в его рот. Он не знал, как на это реагировать. Сердце бешено стучало. Он не заметил, как Лайт обвил цепь вокруг его шеи, так что когда юноша немного отстранился, разрывая поцелуй, Эл почувствовал на шее неприятный холод металла.