Текст книги "Отравленное яблоко (СИ)"

Автор книги: RobinRocks и Narroch

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 43 страниц)

Лайт вздрогнул. Он понимал, на что намекал детектив, и это одновременно и пугало, и выводило из себя. Глаза Эла блестели только благодаря ему! Это он вручил ожившему мертвецу чужое сердце, чтобы тот вернулся к жизни! Эл жив, благодаря Кире, и тем не менее он смеет снова его осуждать.

– Рьюзаки, – начал Лайт и, вздохнув, поднял запястье с застегнутым на нем наручником. – Я знаю, что мы, вероятно, не будем жить долго и счастливо, как в сказках. Мы ведь оба это понимаем. Несмотря на то, что судьба свела нас подобным образом, мы осознаем, что сам факт наших сумасшедших отношений на грани фантастики, и все же… Прошу, всего на одну ночь, давай сделаем вид, что мы обычные люди…

Эл снова склонил голову и, подумав, сказал:

– Неужели ты думаешь, что «долго» и «счастливо» это одно и то же?

– Да это не важно! – разочарованно выдохнул парень. – Я все понимаю, но черт возьми… я устал… устал бороться с тобой.

– Так оставь войну, – равнодушно предложил Эл. – Признайся.

– Вот видишь? – простонал Лайт. – Вот от чего я устал!

И хотя Лайт продолжал всеми способами уходить от ответа, он вдруг поймал себя на мысли, что в таком состоянии мог бы в самом деле признаться. Его не сломили ни запугивания детектива, ни лишения, ни издевательства, в таких условиях он никогда бы не сказал Элу правду, но сейчас, когда он мог с легкостью уничтожить детектива вместе с его воспоминаниями, чтобы потом снова вернуть его к жизни с чистого листа… Это было глупо, и Лайт не хотел все портить, но если Эл продолжит этот мозговой штурм, то Лайт сломается.

– Лайт-кун, ты подозреваемый, – устало сказал Эл. – Я просто делаю свою работу. Мне очень жаль.

– Я просто хочу…

– Я знаю, знаю, что ты хочешь, но, если честно, Лайт-кун, я не понимаю, почему ты это хочешь, – Эл нахмурился, проведя большим пальцем по губам. – Сегодня ты хочешь сделать вид, что я не Эл, а ты не подозреваемый Кира. Ты хочешь сделать вид, что мы обычные люди, что мы не живем в страхе за свою жизнь, что мы счастливы… Мы оба понимаем, что так никогда не будет, но ты хочешь сделать вид… Так будет больнее, ты не думаешь? Почему ты хочешь представить то, чего у нас никогда не будет? То, чего бы я так хотел, но не мог осуществить? Когда ты перестанешь притворяться, я буду задыхаться от боли, Лайт-кун.

Лайт молчал, сверля взглядом ковер под ногами. Щеки горели, а в носу защипало от подступающих слез. Обычно он спокоен и невозмутим, но эта ситуация с Элом убивает его гордость.

«Может, Эл прав. Когда все это закончится и воспоминания Эла исчезнут, мои воспоминания останутся при мне и будут сжигать изнутри. Всего на ночь пытаться убедить себя, что все хорошо, когда внутри ты рассыпаешься на части. Разве это не глупо?».

– Лайт-кун? – Эл чуть наклонился, взглянув Лайту в лицо. – Кажется, ты сегодня чем-то расстроен. Пожалуйста, не плачь. Ты ведь и сам понимаешь наше с тобой положение. Ничего личного.

– Иногда… Разве тебе не хотелось, чтобы все было иначе? – пробормотал Лайт, продолжая избегать взгляда черных глаз.

– Конечно, но, по правде говоря, все идет так, как должно идти. Если бы ты не был подозреваемым по делу Киры, а я не был бы детективом, то мы никогда бы не встретились.

– Но это не справедливо! – вспыхнул Лайт и почувствовал, как хлынули горячие слезы, а горло болезненно сдавило от подступающих рыданий. – Почему одни люди имею право на счастье, а другие – нет?! Что, черт возьми, не так с этим миром?!

– Прими его таким, каков он есть, – вздохнул Эл, подтягивая рукав своей длинной рубашки и вытирая им лицо парня. – Я не знаю, что с тобой сегодня, но я хочу, чтобы ты успокоился. Несмотря на то, что ты напрасно пытаешься убедить меня в том, что ты не Кира, – я не хочу видеть твои слезы.

Лайт кивнул и попытался успокоиться. Плакать перед Элом, как стыдно!

– Так-то лучше, – удовлетворенно заметил детектив и подался вперед, успокаивающе обнимая Лайта за шею. – Ты не должен расстраиваться из-за того, что тебе не подвластно.

– …А что, если бы это можно было контролировать?.. – пробормотал Лайт, обняв Эла за талию. Он чувствовал, как его щека касается теплой щеки Эла, а длинные черные волосы щекочут ему шею.

– Тогда в твоих руках было бы даже больше власти, чем у Киры, – сказал Эл, слегка пожав плечами. – Но, как и Киру, сомневаюсь, что это сделает тебя счастливее.

– Почему ты думаешь, что Кира не счастлив? – хрипло спросил Лайт, опаляя дыханием тонкую шею.

– Потому что я видел, как власть и сила убивали счастливых людей, превращая их в тиранов.

– А что ты думаешь о такой силе… – Лайт немного отстранился, чтобы взглянуть Элу в глаза, – …способной вдохнуть в мертвое тело настоящую жизнь?

– Похоже на алхимию.

– Так что ты об этом думаешь?

– Современной наукой доказано, что воскрешение невозможно. Во-первых, это противоречит природе, во-вторых, подобные опыты запрещены законом. Но, следует отметить, что весьма уважаемые ученые прошлых столетий, преимущественно европейского происхождения, пытались доказать возможность воскрешения человека путем экспериментов. Таких людей называли алхимиками. Я считаю, что большая часть их трудов дала большой толчок для нынешней науки, но опять же, я думаю, что алхимия очень опасная вещь…

– Возможно, но… большая часть алхимии происходит от химических экспериментов, исследований и теорий, так что по сути она та же самая наука, только незаконная.

– Ты не понял, что я имел в виду, Лайт-кун.

– Ну так объясни.

– Алхимия происходит от человеческой жадности, – мягко сказал Эл. – Ты ведь знаешь две основные цели алхимии: создание золота и поиск способа, чтобы обмануть смерть. За это алхимики рисковали своими жизнями. Богатство и альянс со смертью занимали в их сердцах даже больше места, чем самая страстная любовь.

– Ты думаешь… что способность возвращать мертвых к жизни… это просто жадность?

– Всё не так просто, – покачал головой детектив. – Человеку свойственны эмоции, например страх смерти, горе, скорбь по ушедшим. Когда я сказал, что жадность доминирует над любовью… Возможно, ты неправильно меня понял. Если бы у человека была возможность вернуть свою погибшую любовь к жизни, он непременно бы ей воспользовался, нарушая все законы природы. Это эгоистично, и за него говорит жадность. Люди хотят контролировать все, что им неподвластно. Помнишь наши разговоры о желании? Желание доминирует над всеми факторами и делает нас слабыми.

– Я не…

– …Согласен? – Эл, не мигая, смотрел на Лайта. – Ты и не должен. У каждого из нас свое мнение на этот счет. Но давай рассмотрим себя в качестве примера. Что мы творим? Мы хотим, мы желаем, чтобы эти отношения продолжались, несмотря на то, что они не несут ничего, кроме боли. У нас не будет счастливого конца, мы знаем это, но все же не делаем никаких попыток все это прекратить. Почему? Потому что нами управляет желание.

– Тогда, можно сказать, что это слабость, а не жадность, – едва слышно предположил Лайт и уже чуть громче добавил: – Я имею в виду, возвращение к жизни человека, которого ты любил…

– Я бы не назвал это слабостью, – покачал головой Эл. – А вообще… Ты поднял серьезную тему, Лайт-кун. Золото и жизнь ценнее любви, но в то же время любовь – самая мощная вещь в мире. Она заставляет воров, убийц и самых последних людей общества жертвовать своими жизнями ради того, кого они любят. Любовь может исправить преступника или, наоборот, сделать из нормального человека чудовище. Любовь может как спасти, так и добить. Даже после смерти человека, любовь оставляет в сердце любящего огромную рану, заставляя страдать. Люди были бы намного сильнее, если бы не существовало любви, но в то же время с уверенностью могу сказать, что без любви мир был бы намного хуже, чем сейчас, потому что иногда… любовь – это единственное, что заставляет жить дальше.

Лайт грустно усмехнулся:

– Иногда ты бываешь очень сентиментальным, – отметил он.

– Думаешь? – фыркнул детектив.

Лайт не успел ничего ответить, когда Эл настойчиво потянул его на себя и лицо Лайта оказалось в нескольких сантиметров от лица Эла. Он видел перед собой черные глаза, в которых, словно в зеркале, отражался сам Лайт. Он на мгновение замер, разглядывая живые, блестящие глаза, а затем порывисто подался вперед, впиваясь в теплые губы. Эл, казалось, только этого и ждал. Обвив руки вокруг шеи парня, Эл с готовностью отвечал на поцелуй. Лайт совсем забыл, каково это – вместо льда и яда чувствовать тепло и сладкий шоколадный вкус.

Лайт немного отстранился, переводя дыхание, но уже не мог себя остановить. Оседлав беспомощного детектива, Лайт наклонился, чтобы снова поцеловать его и запечатлеть в памяти каждое мгновение этой ночи. Эл приподнялся на локте, запустив пальцы свободной руки в густые каштановые волосы.

Лайт понимал, что если бы Эл был действительно жив, то он не придал бы значения этой ночи, ведь она была бы одной из многих, но не сейчас. Он помнил стеклянные безжизненные глаза, холодную кожу и маску полного безразличия, от которой становилось не по себе. Невозможно было поверить, что это один и тот же человек.

Лайт почувствовал, как по спине пробежали приятные мурашки, когда ладонь детектива легла на его затылок, притягивая еще ближе к себе. Лайт чувствовал себя так, словно умирает от жажды.

– Мы сами выбрали этот путь, – вдруг прошептал Лайт, мягко разрывая поцелуй. – Независимо от того, какой конец нас ждет – мы сами выбрали этот путь…

– Да, выбрали, – хрипло ответил Эл, садясь на постели. – Человек может делать выбор, зная, что тот его убьет…

– Это не имеет значения, – Лайт коротко поцеловал его в губы и спустился поцелуями к шее. Эл повернул голову в сторону и слегка откинул ее назад, позволяя Лайту делать все, что он захочет.

– Разве не имеет? – пробормотал Эл и прикусил губу, чувствуя, что начинает плавиться от удовольствия.

– Нет, потому что… Ты сам сказал, что любовь – единственная вещь, которая имеет значение…

– Я так не говорил. Конечно, не только она имеет большое значение. Есть еще справедливость, честность и нормы морали. Я всего лишь сказал, что любовь – самая мощная сила из всех.

– И все же, Рьюзаки… прямо сейчас, ты единственное в мире, что имеет для меня значение.

– Это потому, что ты хочешь секса, Лайт-кун, – сухо сказал Эл. – Но все же, ты прав. Наша любовь не будет иметь счастливого конца, но для нас это не имеет никакого значения.

Лайт задумался о том, стоило ли давать ему сердце Мацуды. Никогда прежде Эл не был таким сентиментальным романтиком. Это, конечно, лучше, чем бездушная холодная кукла, но все же…

Лайт почувствовал странную боль глубоко внутри. Он вдруг вспомнил, что скоро все закончится. Скоро Эл снова станет холодным и пустым, а Лайт будет всячески его избегать. Любовь и правда страшная сила. Она отказывалась умирать вместе с Элом, как бы Лайт ни хотел ее похоронить.

– Я люблю тебя, – пробормотал Лайт, нежно прикусив мягкую кожу на шее и спустившись к плечу. – Не говори, что веришь мне. Мне все равно, так это или нет, потому что я в любом случае люблю и буду тебя любить.

– Я знаю.

Лайт натянуто улыбнулся:

– Ты никогда не признаешься мне в ответ.

– Ты умный, Лайт-кун. Я уверен, что ты сам все понимаешь.

Лайт вздохнул и взял руку Эла в свою:

– А ты скажи, – Лайт склонил голову и осторожно поцеловал запястье детектива. – Я хочу услышать это.

– Я люблю тебя, Лайт-кун, – тихо сказал Эл. – Теперь ты счастлив?

Лайт снова улыбнулся и, перевернув руку Эла ладонью вверх, прижал ее к своей щеке, ласкаясь, словно кот.

– Да, Рьюзаки. Я счастлив, – детектив заметил, как тоскливо и грустно прозвучали эти слова.

– Люди такие странные существа, – задумчиво заметил Эл.

– Ты тоже человек.

– Иногда я в этом сомневаюсь, – вздохнул он.

– Мы можем это проверить, – немного раздраженно ухмыльнулся Лайт.

– Можем, – кивнул Эл.

Лайт знал, что это значит. Спустившись ниже, он быстро расстегнул пуговицу на джинсах Эла. Послышался громкий звук расстегиваемой молнии, и ненужные джинсы, вместе с нижним бельем, полетели на пол. Лайт заметил, что Эл был возбужден не меньше, чем он сам, но решил растянуть удовольствие.

Эл внимательно следил за каждым движением Лайта, когда тот, надавив на его грудь, заставил откинуться назад. Руки заскользили вверх по его талии, останавливаясь на пуговицах рубашки. Он расстегивал их мучительно медленно и, когда дошел до середины, скользнул руками под рубашку, касаясь теплой груди и ощущая под ладонью бешеное биение чужого сердца. Подняв глаза на детектива, Лайт заметил, что Эл покраснел, а блеск его глаз был затуманен желанием.

Ухмыльнувшись, Лайт опустился ниже, проведя ладонью по ноге Эла вверх, коснувшись внутренней части бедра. Он целовал его живот, спускался ниже и ниже, будто нарочно избегая истекающего смазкой члена.

Эл, казалось, начинал выходить из себя, толкнувшись бедрами вперед, буквально ткнув Лайта в лицо, явно намекая, чтобы тот заметил его проблему. Лайт почувствовал горячую каплю на своей щеке и, подняв голову, прищурился:

– Обязательно было это делать?

– Прости меня, Лайт-кун, – выдохнул Эл, – но ты ужасно медлителен.

– Это называется прелюдия… – проворчал он, хотя внутри понимал, что нарочно издевается над ним.

Раньше, до реальной смерти Эла, все происходило быстро и без промедления, они прерывались разве что на споры о том, чья очередь быть снизу. Все было так сухо и жестко, что Лайт даже пожалел о том, что в свое время пренебрегал нежностью. Он много потерял и хотел возместить все это именно сейчас, но Эл и так был возбужден, а дополнительная трата времени его утомляла.

Лайт улыбнулся и решил выполнить просьбу нетерпеливого любовника и дать ему то, что он хочет. Растянувшись в ногах детектива, он обхватил пульсирующий член и разом вобрал его в рот. Эл дернулся и откинул голову назад, сминая пальцами простынь. Он снова и снова повторял имя Лайта на английском, пока тот не прервался и не поднял голову, облизывая губы:

– Я тебя не понимаю, – сказал он.

Эл приоткрыл глаза и посмотрел на Лайта слегка расфокусированные взглядом:

– Ты бы предпочел… чтобы я говорил по-французски?..– отрывисто спросил Эл, послушно переходя на японский. – Это язык… любви…

– Я не знаю французского.

– Очень красивый язык… – пробормотал детектив, откидывая со лба взмокшую челку. – Может, на немецком? Или итальянском? Могу даже на русском.

Лайта всегда впечатляли возможности Эла в плане владения другими языками. Он блестяще знал немецкий, испанский, итальянский, французский, голландский, японский и русский, а так же не так свободно, но мог связать предложения на арабском, китайском, корейском и португальском языках.

– После того, что ты вытворял своим ртом… – прошептал Эл, наблюдая, как Лайт встал на колени, принявшись расстегивать ремень, – …я могу говорить только на своем родном языке.

Лайт наклонился, вовлекая Эла в глубокий, слегка горьковатый поцелуй, попутно стягивая с себя брюки и боксеры, затем опустился на ноги детектива так, что их члены касались друг друга. Эл зашипел сквозь стиснутые зубы, когда Лайт взял их вместе и провел рукой вверх.

– Закрой глаза, – пробормотал Лайт, наклоняясь так, что их лица были всего лишь в нескольких дюймах друг от друга.

– Кажется, сегодня ты… особенно доминируешь, Лайт-кун.

– Закрой. Я не сделаю ничего, что бы тебе не понравилось.

Эл поколебался, будто мысленно боролся с недоверием к молодому человеку, но все же закрыл глаза. Лайт положил руку на его плечо, прижимая к постели, а другой рукой обхватил член Эла, направляя его в себя. После долгих бессонных ночей он уже не нуждался в том, чтобы тратить время на растяжку.

Эл задохнулся от неожиданности и распахнул глаза, глядя, как Лайт слегка поморщился от боли.

– Лайт-кун… Если тебе больно, ты не должен…

– Нет, – решительно прервал его парень, продолжая опускаться все ниже. – Все нормально, нормально… Просто… Сила тяжести… Немного больно…

– Давай обманем силу тяжести, – Эл положил руки на бедра Лайта и резко насадил его на себя, срывая с губ Лайта болезненный вскрик.

– Ты в порядке? – взволнованно прошептал Эл.

Лайт кивнул, тяжело дыша.

– Больно?

– Не очень… – пробормотал он.

– Можно мне… начать двигаться?

Лайт снова кивнул, но Эл не пошевелился. Он смотрел на смущенного парня, щеки которого залил румянец. Грудь тяжело вздымалась, на висках выступили капельки пота. Эл протянул руку, коснувшись его щеки, и почувствовал, что она мокрая. Склонив голову, детектив провел большим пальцем по его коже, вытирая влажную дорожку.

– Ты снова плачешь, – констатировал он. – Я сделал тебе больно?

Лайт уже почти не чувствовал физической боли. Он был морально сломлен. После долгих месяцев ненависти к этому человеку и удовлетворения своих потребностей лишь при помощи рук, внезапная перегрузка эмоциональных и физических ощущений дала о себе знать. Лайт покачал головой, глядя на своё отражение в черных глазах, и улыбнулся сквозь слезы.

«Ты все равно не сможешь остановить эту боль».

– Все хорошо, – прошептал он. – Можешь двигаться.

Эл слегка кивнул, положил руки на талию парня и медленно качнул бедрами. Лайт сдавленно застонал от боли, запрокинув голову назад. Он все еще был в рубашке, и ее длинные полы то и дело задевали эрекцию.

Лайт почувствовал, как слезы с подбородка закапали на рубашку. Он не мог их остановить. За всю свою жизнь он не плакал столько, сколько сегодня.

Может, Эл был прав. Алхимия была создана жадными и слабыми людьми? Вернуть Эла к жизни только на одну ночь было самым эгоистичным поступком даже для Ягами Лайта, и он это осознавал.

Опустив глаза, Лайт посмотрел на Эла. Детектив тяжело дышал, одной рукой держа Лайта за бедра, а другой сжимая простыни. Черные волосы прилипли к лбу, из-за густой челки Лайт почти не видел его глаз, лишь нос и соблазнительно приоткрытые губы.

Он сделал это. Он дал ему жизнь. Дважды он забрал ее и дважды вернул.

Он может продолжать делать это снова и снова. Он знает формулу. Он знает компоненты.

Это была жадность. То же самое, что желать богатства и бессмертия, только желать счастливой жизни без страха смерти. Но алхимия не совершенна и не может вернуть человека с того света без последствий, за все надо платить. В их случае – чужими жизнями, которые поплатятся своими сердцами за счастливую жизнь Киры.

Вдруг Лайт ахнул, когда пара рук обхватила его член и начала двигать ими в такт движениям бедер. Он всхлипывал от удовольствия, понимая, что всего одно слово и он больше не сможет сдерживаться.

– Лайт…

Этого хватило, чтобы перед глазами вспыхнули грандиозные фейерверки. Эл громко застонал, прикрыв глаза, и Лайт почувствовал внутри себя разливающееся тепло.

Легкость и приятная нега охватила все тело. Лайт наклонился, чтобы поцеловать детектива и перекатился на постель, тут же угодя в теплые объятия. От Эла исходил жар, а сердце выбивало бешеные ритмы. Чужое сердце.

Лайт обнял его в ответ и уткнулся носом в тонкую влажную шею. Вскоре дыхание Эла стало ровным, грудь мерно вздымалась. Он заснул.

Лайт стиснул зубы и приподнялся на локте, глядя на бледное лицо Эла, на щеках которого еще сохранился румянец.

– Прости меня, – выдохнул Лайт, борясь с подступающими слезами. – Пожалуйста, пожалуйста, прости меня.

***

Ниа однажды сделал Мэлло и Мэтту язвительное замечание по поводу того, что они слишком громко «дерутся» в своей комнате. Ему было всего тринадцать и в силу своего возраста он не понимал, какие именно между ними отношения, но когда шум в соседней комнате продолжился, мальчик отправился туда, чтобы снова попросить не отвлекать его от размышлений.

Именно тогда Ниа увидел то, чего не должен был видеть. Вопреки всему, на бледном лице не проскользнуло ни тени удивления или ужаса. Он просто отвернулся и, тихо попросив быть потише, так же безразлично ушел.

Он мог бы пожаловаться Роджеру, ведь подобное не должно твориться в детском приюте, тем более для гениев, но ему было неловко идти в кабинет к мужчине с таким доносом. Мэлло был до ужаса упрям, единственный, кто мог терпеть его – это Мэтт.

Ниа замечал, что их дружба очень крепкая, ведь они с самого детства держались вместе, но о том, что между парнями может быть что-то большее, даже не думал. Ведь это противоречит природе.

Только однажды он говорил об этом с Мэлло. Спустя три месяца Ниа сидел на полу в опустевшей игровой комнате, играя с маленькими машинками. Был очень жаркий летний день, и в такое время в этой комнате было очень влажно и душно, поэтому дети либо разбрелись по своим комнатам, либо прятались в тени. Помимо Ниа, там был только Мэлло, который ждал Мэтта, который должен был вернуться после отработки за то, что играл в приставку во время урока.

– Я все понял, – безразлично сообщил Ниа, не отвлекаясь от игры. – Раньше я думал, что вы с Мэттом деретесь. Я думал, что тебе больно, раз ты временами стонал и шептал его имя.

Мэлло поднял голову от книги, которую держал в руках.

– Я понял, чем вы на самом деле занимались, но мне все еще кажется, что вы дрались, – продолжал Ниа. – Это было так агрессивно. Ты так сжимал его шею…

Словом, спустя пару мгновений Роджер нашел Мэлло, сжимающего шею Ниа, но это было не так страстно, как с Мэттом. Ниа удалось так сильно разозлить парня, что если бы не Роджер, все могло закончиться плачевно. В качестве наказания, мужчина закрыл Мэлло в комнате на целый день, а Ниа, сразу придя в себя, продолжил играть.

***

Какого бы мнения Ниа ни был об этих двоих – Мэтт с Мэлло были умелыми бойцами.

Несмотря на то, что их с Мэттом имена были схожи, характерами они абсолютно отличались друг от друга. Мэлло был агрессивным, вспыльчивым и безрассудным. По интеллекту он не уступал Элу, но ему не хватало терпения и спокойствия.

Что касается Мэтта… Он был более сдержан. Его почти не интересовал реальный мир, поэтому все свободное время он проводил в виртуальном. Он всегда был в тени Мэлло, поэтому люди привыкли не замечать его, и вскоре он стал лишь приложением к яркому блондину, что, впрочем, было напрасно: Мэтт мог составить серьезную конкуренцию за титул L, если бы это его хоть каплю интересовало.

Обычно Мэтт казался тихим и безобидным, но его натура была не менее жестока, чем у его партнера.

– Мэтт!.. – зашипел Мэлло, толкнув друга в плечо. – Не впивайся в меня ногтями, это чертовски больно!..

Мэтт ослабил хватку и усмехнулся:

– Видишь, до чего ты докатился? Отсиживаешься в этой грязной квартире в Лос-Анжелесе, трахаешься с парнем на кровати, которая вот-вот развалится, и при этом ты наслаждаешься своей жизнью. Ты понимаешь, что твоя жизнь в опасности, ведь мы пытаемся поймать самого опасного преступника всех времен, но это только подпаляет твой интерес.

– Напомни мне, – процедил Мэлло, – почему я не могу столкнуть тебя с постели?

– Потому что никто не сможет доставить тебе такое удовольствие, которое могу доставить я, – просиял Мэтт. – И ты никогда не ляжешь в постель к кому-нибудь другому.

– С чего ты решил, что я не стал бы спать с кем-нибудь другим? – угрюмо спросил Мэлло.

– Потому что тогда бы ты был шлюхой.

– Может, я и есть шлюха…

– Если только внешне.

Послышался вскрик Мэтта, глухой стук, и Мэлло, раздраженно поджав губы, скрестил руки на груди и уставился в потолок. Мэтт приподнялся на полу, потирая ушибленный затылок.

– Больно же, – пробормотал Мэтт, забираясь обратно на кровать.

– Я сыт по горло этими детскими препирательствами, Мэтт, – заявил Мэлло, с серьезным видом глядя на друга. – Либо продолжи уже трахать меня, либо проваливай обратно к своему компьютеру и проверь сообщения.

– От твоего драгоценного Ниа? Так не терпится? – фыркнул Мэтт.

– Скоро ты окончательно меня достанешь, Мэтт.

– А что? Ты постоянно твердишь: Ниа то, Ниа это! – с негодованием сказал парень. – Я и поцеловал-то тебя, чтобы наконец заткнуть.

Мэлло сначала нахмурился, затем стянул с себя расстегнутую черную рубашку и поманил Мэтта ближе к себе:

– Хорошо, хорошо, я понял, – кивнул он. – Больше ни слова о Ниа, идет?

– Идет, – Мэтт расплылся в улыбке и подполз к Мэлло, одновременно стягивая через голову свой любимый полосатый свитер. Мэлло задержал взгляд на соблазнительных выпирающих ключицах и, когда тот, наконец, наклонился, сам впился в его губы настойчивым поцелуем.

Пальцы Мэтта медленно заскользили вниз по его шее и остановились на тонкой цепочке с большим крестом. Его всегда удивляло, почему Мэлло внезапно начал его носить, ведь еще будучи в Вамми он не отличался религиозным фанатизмом, да и вообще не проявлял интереса к вере, а сейчас носит крестик, не снимая даже в душе.

Поцелуй становился все глубже и требовательнее, когда Мэтт осторожно коснулся цепочки. Мэлло сразу же почувствовал это и разорвал поцелуй, ударив парня по рукам:

– Не смей трогать, – прорычал он.

– Зачем ты его носишь, Мэлло?

– Не важно, – пальцы Мэлло стиснули крестик. – А что насчет тебя? Почему ты всегда таскаешь очки?

– Я всегда их носил.

– Ну и что? Я спросил, почему.

Мэтт озадаченно пожал плечами:

– Не знаю. Просто ношу и все.

– Чего ты сразу в оборону встал?

– Чего? – возмутился Мэтт. – Это ты накинулся на меня из-за глупой цепочки!

– Она не глупая.

– Ты даже не верующий!

Мэлло нахмурился и отвел взгляд:

– Это не повод говорить, что она глупая.

– Ладно, не глупая. В любом случае, где ты ее взял?

– Разве это имеет значение?

– Ну, мне просто инт…

– Это не имеет значения, – отрезал Мэлло, наклонившись чуть вперед. – Всего лишь цепочка. Не важно, откуда она у меня. Не важно, верующий я или нет.

Мэтт нахмурился, уязвленный такой резкостью со стороны друга. Вздохнув, он запустил пальцы в темно-рыжие волосы:

– Ладно, ладно… забудь. Прости, что заговорил об этом, чтоб тебя… – проворчал парень и, наклонившись, продолжил то, на чем остановился, покрывая обнаженную грудь влажными поцелуями, спускаясь ниже к животу. Стоило ему приблизиться к ремню кожаных штанов, Мэлло раздраженно отодвинулся назад.

– Что не так? – Мэтт начал выходить из себя.

– Ничего.

– Знаешь, если тебе не нравится, можем остановиться, – огрызнулся парень, садясь на постели.

– О, не будь идиотом, – мрачно бросил Мэлло.

– Что? Не быть идиотом? – повысил голос Мэтт. – Я делаю все для твоего удовольствия, обхожусь с тобой, как с чертовой принцессой, и что я получаю взамен? Ты говоришь мне перестать быть идиотом, хотя сам ведешь себя как полный придурок, а когда я спрашиваю, что случилось, ты говоришь, что все нормально.

– Слушай, я просто… Я сегодня не в настроении, понятно? – Мэлло оттолкнул Мэтта и сел, спустив ноги на пол. – Я занят, у меня еще куча работы. У тебя, между прочим, тоже.

Мэтт схватил Мэлло за запястье и рывком утянул его обратно на постель, прижав к спинке кровати:

– Я пошутил, когда сказал, что мы можем остановиться, – складывалось ощущение, что воздух вокруг наэлектризовался от напряжения. Зеленые глаза яростно потемнели. – Очень жаль, что ты сейчас не в настроении, Мэлло. Зато я настроен очень решительно.

Глаза Мэлло презрительно сощурились:

– Мэтт, серьезно, я не…

Но парень не дослушал. Схватив блондина за длинные волосы, Мэтт сгреб их в кулак и дернул назад, запрокидывая голову парня и впиваясь в его губы требовательным и жестким поцелуем. Тот задохнулся от боли и удивления, не ожидая такой дерзости, и начал усиленно сопротивляться, колотя Мэтта куда придется, но тот только сильнее прижимал его к себе. Воздуха уже не хватало, когда Мэлло изловчился и больно укусил Мэтта за губу. Тот зашипел от боли и отклонился назад. Мэлло тяжело дышал, забившись в угол кровати. Он заметил, как Мэтт слизал каплю выступившей крови и поднял на него глаза.

– Почему я всегда должен прибегать к насилию, а, Мэлло? – ухмыльнулся парень. – Ты что, мазохист?

– Если мы закончили… то надо возвращаться к работе, – задыхаясь, сказал Мэлло, продолжая многозначительно сверлить Мэтта взглядом, и тот рассмеялся:

– Я не уверен, что у тебя останутся силы на работу.

Мэлло помедлил, затем коварно усмехнулся и подполз к другу:

– Это мы еще посмотрим, у кого не останется сил, – с этими словами он ловко стянул с Мэтта его полосатую водолазку.

Получив разрешение на свободу действий, Мэтт снова набросился на Мэлло, запрокинув его голову и вцепившись в горло. Руки заскользили по талии вниз и принялись нетерпеливо расстегивать пуговицу на кожаных штанах, которые, словом, вскоре полетели за кровать к двум ненужным рубашкам. Вскоре там оказались и брюки цвета хаки, принадлежавшие Мэтту.

– Тут чертовски холодно, – заметил Мэтт, когда остался совсем без одежды.

– А ты что хотел?

– Ты ведь понимаешь, что эта квартира – отстой, а?

Мэлло воспользовался моментом и, схватив парня за рыжеватые волосы, жестко поцеловал:

– Заткнись, Мэтт, – прошипел он, кусая и оттягивая нижнюю губу. – Заткнись, наконец.

Мэтт тоже не остался в долгу, укусив парня, и потянул его на себя, вжимаясь в теплое тело, надеясь согреться.

– Так лучше, – пробормотал он и почувствовал, как его член упирается в эрекцию Мэлло через ткани боксеров.

Мэтт толкнулся вперед, и Мэлло выгнулся, закусив губу.

– Какой ты нетерпеливый, – фыркнул Мэтт, – хочешь, чтобы я их снял? Но ведь в них теплее… – парень откровенно издевался.

– Сними их уже! – зарычал Мэлло. – Сними, черт возьми!

Мэтт мрачно ухмыльнулся и стянул с Мэлло боксеры, обхватив его член наподобие джойстика от старых приставок:

– Я, конечно, люблю, когда ты просишь, но…

Мэлло задыхался на постели от каждого движения парня, но когда большой палец прошелся влажной от смазки головке, он протяжно застонал:

– Мэтт, Богом клянусь, если ты будешь издеваться, я приставлю чертову пушку к твоей башке!..

– Ладно, ладно, – лениво кивнул Мэтт и, схватив его за бедра, ощутив при этом острую угловатость его костей, резким движением перевернул Мэлло на живот. Блондин приподнялся и попытался обернуться, чтобы возмутиться из-за такой грубости, но Мэтт толкнул его обратно, заломав руки за спиной.

– Ты говоришь со мной, даже не выбирая выражений, а вот с Ниа…

Мэлло так сильно сжал кулаки, услышав это имя, что костяшки заметно побелели, но он сдержался и ничего не сказал. Мэтт, продолжая крепко держать его руки, наклонился и потянулся к ящику прикроватной тумбочки.

– Где же ты, черт возьми… – процедил Мэтт, сосредоточенно копаясь в куче барахла.

Мэлло разочарованно простонал в подушку и приподнял голову:

– Ты потерял, что ли?

– Да не терял я, просто…

– Черт, забей, давай так…

– Тебе будет больно, идиот.

– Мэтт, если ты помедлишь еще хотя бы секунду, я перестану с тобой разговаривать.

– Хорошо, – нахмурился парень, захлопнув ящик. – Без проблем. Сам согласился. Но учти, что это будет чертовски больно.

– Можно подумать, я привык к нежностям.