Текст книги "Отравленное яблоко (СИ)"

Автор книги: RobinRocks и Narroch

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 43 страниц)

Такие же стеклянные и бездушные, как и у Бога Смерти. Они блестели в темноте в отражении экранов невыключенных компьютеров.

Он сунул руки в карманы и привычно ссутулился, не сводя с нее своих жутких глаз. Он смотрел так, как будто был в курсе стремительно утекающего времени над своей головой. Словно эти цифры были большим секретом для всех, кроме него.

– Я ухожу, Рэм-сан, – наконец сказал он, как обычно вежливо, словно обращаясь к человеку. – Что вы будете делать?

Она не знала, было ли это приглашение проследовать за ним или просто утверждение, но она покачала головой:

– Я останусь здесь. Хотелось бы побыть в одиночестве.

Эл кивнул и взял Тетрадь Смерти двумя пальцами:

– Я надеялся, что вы так скажете, Рэм-сан, – Эл направился к выходу из комнаты. – Я бы тоже хотел побыть один.

Рэм молча смотрела на него. Она знала, что этому человеку невероятно больно. Уходя, Ягами Лайт даже не обернулся, чтобы взглянуть на него, даже не попрощался. Шинигами заметила, как Эл стиснул в кармане кулак. Ягами Лайт терзал его сердце.

Она смотрела, как он уходит, унося с собой свое имя, продолжительность жизни и Тетрадь Смерти. Этот человек в безопасности, пока находится в одиночестве.

***

Эл чувствовал себя неуютно наедине с собой. Это было странно, учитывая, что большую часть своей жизни он провел в одиночестве, чувствуя себя при этом комфортно. Он готов был провести в одиночестве всю жизнь.

Честно говоря, он не знал, что такое не быть одиноким. До некоторых пор.

Ягами Лайт же не знал, что такое быть одиноким. Еще бы. Он был умным, красивым, популярным, харизматичным. Людей тянуло к нему, как мотыльков на свет. И этот свет всегда был рядом с Элом, а теперь…

Теперь, когда оковы рухнули, Лайт вернулся домой, где его с нетерпением ждала любящая семья. Его отец и мать, гордящиеся таким сыном. Сестра, которая души в нем не чаяла.

Он был совершенной противоположностью Эла. Чувства и холодный ум детектива схлестнулись, перевернув все в его душе вверх дном.

Эл лежал в постели в полнейшей темноте, чувствуя, как это невероятно больно – быть одиноким. Постель была пустая и холодная.

Эл чувствовал обиду за то, что Лайт ушел домой, но разумом он понимал, что Лайт не может вечно быть с ним. У него есть семья, у него появилась свобода.

Сейчас их отношения совсем ничего не значили. Казалось, что Лайт просто утолял им своё одиночество, находясь в цепях.

Эл чувствовал себя использованным.

Как Лайт мог так просто разбрасываться такими громкими словами, как тогда, на крыше?

Что тогда было между ними?

Эл закрыл глаза, пытаясь найти всему объяснение.

Во-первых, если Лайт ушел ночевать домой, это может вовсе не значить, что Эл ему больше не нужен. Наверное, это выглядело бы подозрительным в глазах отца, если бы Лайт решил остаться.

Эл нахмурился и открыл глаза, уставившись в потолок. Произошло то, чего он так боялся. Боялся быть порабощенным, боялся страдать от любви. Все это сделало его слабым, сделало равным с другими сентиментальными глупыми людьми, вроде Амане Мисы и Мацуды…

Эл резко сел и запустил пальцы в непослушные волосы. Он не должен так себя вести, он должен с головой погрузиться в работу, чтобы не осталось времени для душевных терзаний. Хигути был ненастоящим Кирой, Эл был в этом уверен, следовательно настоящие первый и второй Киры на свободе.

Эл привык к Лайту, который всегда был не дальше, чем на шесть футов от него. Одежда Лайта все еще висела в шкафу, его ноутбук стоял в гостиной, зубная щетка в стаканчике их общей ванной. Лайт просто взял и ушел, оставив все, кроме своего бумажника и комплекта одежды.

Есть еще надежда, что он может вернуться.

Но только надежда. Эл привык к стуку клавиатуры рядом, к щелчку мыши, к усталым вздохам и редким жалобам. Он даже скучал по его усталым: « Конечно, Рьюзаки», «Не надо, Рьюзаки», «Прекрати, Рьюзаки!» и злым: «Проваливай, Рьюзаки!» и «Заткнись, Рьюзаки!».

Он был всегда рядом, всегда в радиусе шести футов. Где был Эл ни находился, он знал – Лайт рядом.

А сейчас ему казалось, будто из-под ног выбили табуретку. Его гравитация сомнительно балансировала без Лайта. Он часто поворачивал голову на какой-нибудь шум, думая, что это Лайт, но, не находя никого, снова мрачнел и продолжал работать.

Эл чувствовал невыносимое одиночество. У них были мелкие ссоры, вроде тех, когда Эл шелестел упаковками сладкого зефира, Лайт повышал голос, заставляя его прекратить, детектив отвечал, что он просто голоден, затем Лайт начинал возмущаться, что Эл должен прекратить есть всякую ерунду и перейти на здоровую пищу… Эл вздохнул.

Сейчас, сидя на полу и прислонившись спиной к кровати, с ноутбуком на полу, клубничным тортом и чашкой сладкого кофе, он не мог сосредоточиться. Перед ним были важные данные, но он читал их через раз, не находя в себе сил, чтобы сконцентрироваться.

Черт бы побрал этого парня. Эл покосился на тарелку с огромным куском торта и вспомнил, как Лайт закатывал глаза и ругался, что Эл поглощает так много сахара, особенно посреди ночи.

«Ты вообще ешь что-нибудь кроме сладостей?», – раздался в голове знакомый голос.

Эл моргнул. Это звучало так реалистично, будто Лайт как прежде навис над ним с постели и, заметив торт, начал ворчать. Эл даже обернулся через плечо, чтобы проверить.

Лайта не было.

Ведомый внезапным желанием, Эл поднялся на ноги, прошлепал босыми ногами к тумбочке, взял свой телефон и забрался на кровать. Открыв мобильный, он прокрутил вниз список контактов и собрался было нажать кнопку вызова, как тут же замер, широко раскрыв глаза.

Что, черт возьми, он делает, собираясь звонить Лайту в полвторого ночи? Почему он ведет себя как влюбленная школьница? Да и что он скажет, если решится позвонить? «А, привет, Лайт-кун. Да-да, я знаю, что это глупо звонить посреди ночи, но я очень скучаю по тебе и просто хотел услышать твой голос…».

Эл захлопнул телефон и отбросил его в сторону. Он ведет себя как… как Амане-сан, это уже ненормально.

Да, он скучал по Лайту и не мог этого отрицать. Он хотел бы, но не мог. Как все это ужасно. Эл чувствовал, будто сходит с ума, падая все ниже и ниже под действием чьего-то жестокого заклинания. Он провел большую половину жизни, утверждая, что такая ерунда никогда с ним не произойдет.

Конечно, это было до того, как он ощутил под собой тепло чужого тела.

Ягами Лайт. Опасный, но такой притягательный. Он был олицетворением всех злых персонажей. Он заставил Белоснежку откусить отравленное яблоко; Заставил Аврору уколоть палец…

Эл знал, к чему все это может привести. Вряд ли у его сказки окажется счастливый конец.

Это был его выбор и Эл чувствовал, что может позволить убить себя только Ягами Лайту.

***

Он не заметил Рэм.

Она тихо прошла сквозь стену, не собираясь надолго задерживаться, просто чтобы лишний раз проверить срок жизни детектива, который заметно уменьшался. Эл обычно работает по ночам над делом Киры, поэтому она не должна была ему помешать.

Рэм понятия не имела, что планирует Ягами Лайт, но она ему совершенно не доверяла. Рядом с ним Миса в опасности.

Проскользнув сквозь стену, Рэм застыла в замешательстве. Эл находился на кровати, прислонившись спиной к изголовью. Он сидел правильно, не как в кабинете следственной группы. Ноги были согнуты в коленях. Его голова была низко опущена, плечи тяжело вздымались. Она могла слышать его неровное хриплое дыхание и невнятное бормотание.

Рэм замерла, не решаясь приблизиться и привлечь к себе внимания.

Она вообще была удивлена, что он все еще ее не заметил, ведь у него, казалось, был острый глаз и запредельная внимательность… Но он не замечал ничего вокруг.

Рэм пряталась в темноте, лишь желтые глаза блекло светились из мрака. Ей было интересно, чем он занимается, она никогда прежде не видела этого лишенного эмоций человека в таком состоянии. Его дыхание участилось и она, наконец, услышала связную речь… Эл задыхался, хватал ртом воздух и… он говорил на другом языке?

Английский, это был английский.

И тогда он простонал: «Лайт…».

Без суффикса. Вряд ли он имел в виду английское слово «свет», даже Рэм это понимала. Он бормотал имя Ягами Лайта.

Затем он сполз по изголовью вниз и лег на спину. Колени все еще были согнуты, а пальцы на ногах поджались, сминая под ногами простынь…

И тогда Рэм увидела, что он делает. Его джинсы были спущены, а боксеры стянуты вниз. Рэм знала, что в человеческом мире это называется мастурбация, люди приносят себе самоудовлетворения, но она никогда не сталкивалась ни с чем подобным так близко. Но почему он делает это с именем Ягами Лайта на устах?

Разве не этот человек держал Лайта за решеткой? Не он угрожал ему, держал в наручниках и до последнего подозревал, что Лайт – Кира? Он и сейчас его подозревает, так почему занимается этим, думая о нем? Конечно, к этому моменту Рэм знала, что детектива и подозреваемого связывает не только расследование, она убедилась в этом прошлой ночью.

Рэм исчезла в стене так же скоро, как и появилась, даже не взглянув на продолжительность жизни этого человека.

Люди были ей отвратительны.

***

Он не знал, как к этому пришел. Всю жизнь он смотрел на подобное свысока, считал себя выше этого.

Он говорил Лайту об этом, верно? И, несмотря на это, только что предался этому греху, идя против своих убеждений.

Он перевел взгляд на отброшенный телефон и снова уставился на потолок, пытаясь рассуждать о деле Хигути и Тетради Смерти в том ключе, если представить, что Лайт не был бы Кирой. Что, если после тринадцати дней проверки окажется, что последнее правило фальшивое? Что, если Ягами Лайт – Кира, тогда окажется, что Эл с самого начала был прав, и тогда Лайта предадут смерти. Он умрет, и Эл больше никогда его не увидит.

Эл поморщился. Если сейчас, после одной ночи без этого парня, его так ломает, то что будет потом…

И тогда он подумал о том, что в нем всего-навсего говорит эгоизм и глупость, ведь если Ягами Лайт в самом деле Кира, то это его обязанность как величайшего в мире детектива передать преступника в руки закона.

А потом он просто начал думать о Лайте.

Может, его реакция просто была вызвана гормонами и это никакая не любовь со стороны молодого юноши? Может, он просто плыл по течению, а сейчас, когда снова оказался на свободе, забыл о том, что было, вернувшись в нормальную жизнь? Эл закрыл глаза.

Он снова думает не о том, о чем нужно. Продуктивность работы стремительно падает.

Он просто не знал, чем себя занять. Перед глазами прокручивались картины прошлых ночей, но сейчас рядом не было Лайта. От этого стало только хуже. Рука невольно скользнула вниз, к животу, затем к ширинке. Да, он был возбужден. Было только два возможных варианта: пойти под холодный душ минут так на двадцать, или окончательно переступить через себя.

Длинные тонкие пальцы расстегнули пуговицу на джинсах.

Он сел поровнее и закрыл глаза, представляя, что Лайт здесь, рядом, что сегодня он снова проиграл в двадцать одно и покорно ждет своей участи.

Эл запутался в самом себе. Скатившись на матрас, он утонул в ощущениях, абсолютно абстрагировавшись от реального мира. Тело с готовностью отзывалось на приятные ощущения.

Лайт.

Он повторял это имя как мантру, снова и снова, задыхаясь, запинаясь, забыв весь японский и говоря на своем родном языке. Он даже не понимал, что говорит, голова была совсем пустой.

Лайт.

Он заметил, как Рэм пришла.

Заметил, как снова исчезла из комнаты.

Когда он наконец достиг пика удовольствия, на смену этому пришло дикое отчаяние и безграничная тоска, накатившая с новой силой.

Лайт…

***

По-видимому, он заснул, но вскоре проснулся, растянувшись на животе и прижимая к себе подушку. В комнате было еще темно, значит, спал он совсем недолго.

Быстро натянув боксеры и джинсы, он потянулся за телефоном, чтобы посмотреть время. Он открыл его и, зажав между большим и указательным пальцами, поднял на уровень глаз.

3:47.

Эл снова рухнул на спину и закрыл лицо руками. Может, он в самом деле сошел с ума?

Вздохнув, детектив встал с кровати и подошел к столу. На нем все еще были разбросаны некоторые вещи Лайта. Вот эта расческа выпала из его рук, когда три ночи назад Эл толкнул его к столу и поимел прям там, прижав парня щекой к столешнице.

Сначала Лайт протестовал, потому что прямо над столом висело зеркало и, как Эл давно отметил, Лайт стеснялся зеркал.

Эл склонил голову набок и посмотрел на свое отражение в зеркале. Такой бледный и худой, словно главный герой из фильма «Эдвард Руки-Ножницы».

Он рассматривал свои растрепанные черные волосы, белую, как снег, кожу, темные, как уголь, глаза…

Он попал в ловушку. Ловушку, которую готовил для Лайта. А в итоге страдает он один.

Он влюбился в Лайта. И перестал искать Киру. Он даже не заметил, как вместо усердной работы над расследованием стал уделять все больше и больше времени этому парню. Даже во время работы его мысли уплывали в совершенно иное русло.

Эл продолжал смотреть на себя в зеркало. Пусть внешне он выглядит как и раньше, но внутри все перевернулось. Он не узнавал самого себя. Причины, по которой его продуктивность резко упала, были в том, что он стал зависим от другого человека. Потерял свою свободу и теперь мысли разбегались, путались, вились вокруг одного-единственного человека, которого он любил и…

…был любим.

Даже если это не так, Эл снова и снова продолжал себя в этом убеждать, потому что мысль о том, что Лайт не любит его больно била по сердцу.

Ватари ведь пытался предупредить его, верно? В то утро, почти месяц назад… Он позвонил ему по телефону и пытался предупредить, ведь, очевидно, он намного быстрее заметил изменения в человеке, которого воспитывал с самого детства.

Эл не слушал его. Эл проигнорировал его. Эл был груб с ним.

Почему?

Потому что он был влюблен в Лайта. Потому что он был влюблен в гребанного подозреваемого, который вполне вероятно является массовым убийцей! Ватари предупреждал его, а он не слышал, потому что любил этого маленького ублюдка!

Едва понимая, что он делает, Эл открыл телефон и нажал на экстренный вызов.

– Рьюзаки? – послышался голос Ватари спустя два гудка.

– …Да.

– В чем дело? Тебе что-нибудь принести?

– Кхм? Нет… Большое спасибо, Ватари.

– Тогда в чем дело?

– Я… – Эл снова затих, не в силах выдавить ни единого слова. – …Ничего.

– Ничего?

– Да. Ничего. Извини, Ватари. Доброй ночи.

Эл захлопнул мобильный и, глубоко вздохнув, сел на стул. Сел правильно, потому что сейчас ему больше всего на свете было плевать на уровень своих дедуктивных способностей.

Он положил голову на стол, глядя на телефон, который начал вибрировать. Еще до начала знакомой мелодии Эл знал, что это Ватари перезванивает, чтобы выяснить, что же случилось.

Эл отключил мобильный и скинул его на пол.

Свет*. Что это такое? Ничего, кроме электромагнитного излучения невидимых волн, состоящих лишь из фотонов.

Это вещество. Непостижимое, неуловимое, неприкасаемое.

Свет ничего не значил.

И ничего не случилось.

(* – игра слов. Лайт, на английском, переводится как свет.)

***

Следующий день прошел так же, как и предыдущий. Лайт пришел бодрый и выспавшийся. Еще бы, впервые за долгое время ему удалось поспать больше четырех часов, что благоприятно сказывалось на его настроении.

В этот раз он не игнорировал Эла, наоборот, он даже принес ему чашку кофе и, чтобы сбить неловкость, спросил, какое сегодня число. Эл, даже не обернувшись, пробормотал: «Сегодня тридцатое октября, Лайт-кун». Между ними больше не было никаких тайных взглядов, смущенных улыбок, незаметных прикосновений. Во второй половине дня Элу даже начало казаться, что он спятил и просто сам придумал все эти странные отношения на протяжении полутора месяцев. В полвторого ночи Лайт поднялся и сказал, что ему не помешало бы принять ванну, чтобы немного расслабиться, и Эл по привычке спрыгнул со стула, совершенно забыв, что их больше не связывают наручники и Лайт может идти куда пожелает.

Лайт или не заметил, или не обратил на это внимания, потому что не стал возражать, но господин Ягами схватил детектива за руку выше локтя:

– Зачем ты идешь за ним, Рьюзаки? – тихо спросил мужчина, чтобы не привлекать лишнего внимания. – Ты обещал, что слежка за ним окончена.

Эл сам не знал, почему старший Ягами так отчаянно пытается оградить от него своего сына. Может, он боится, что стоит им остаться наедине, как Эл снова найдет причину, чтобы приковать к себе Лайта? Или у него другие причины?

– Мне нужно поговорить с Лайт-куном, – холодно ответил детектив, скидывая с себя руку мужчины.

– Я уверен, что это можно обсудить при всей целевой группе, – это казалось невероятным, но голос полицейского просто сквозил могильным холодом.

Эл почувствовал себя на сцене пьесы Ромео и Джульеты, которых так же жестоко разлучали друг с другом. Ягами Соитиро был хорошим детективом, так что, возможно, он подозревал неладное в их отношениях и старался все это пресечь, даже не имея доказательств. Всем своим видом он словно говорил: «Только сунься к моему сыну и я прикончу тебя».

Эл смерил его безразличным взглядом и кивнул, пробормотав:

– Да, вы правы, Ягами-сан, – после чего побрел обратно к своему компьютеру, делая вид, что получил сообщение, вытягивая из джинсов мобильный. Он снова чувствовал себя одиноким и даже не заметил, как Рэм покинула комнату вслед за Лайтом.

А затем вернулась вместе с ним.

***

Этой ночью Лайт снова вернулся домой.

Он снова не попрощался, покинув кабинет и смеясь вместе с Мацудой.

Эл, стиснув зубы, пообещал себе завтра пару раз стукнуть Мацуду.

Он был слишком зол, чтобы идти спать, поэтому решил остаться и посвятить ночь расследованию. Эл сходил к холодильнику, взяв целый контейнер с мороженым и вернувшись обратно.

Рэм стояла в темном углу, когда Эл предложил ей немного мороженого, на что Бог Смерти удивленно подняла на него голову и отказалась, поразившись вежливости сыщика.

На третью ночь Эл совсем отчаялся наладить отношения с Лайтом, поскольку тот снова ушел вечером с остальными. Вроде, у них планировалась вечеринка по поводу Хэллоуина.

Эл не был приглашен.

Через полчаса после того, как целевая группа покинула кабинет, раздался звонок.

Эл покосился на монитор, чтобы убедиться, что это только Ватари. Потянувшись, он нажал на клавишу ответа:

– Да, Ватари?

– Рьюзаки, все в порядке?

– Хм? Вроде бы, да.

– Ты… – Ватари притих и, смущенно кашлянув, попытался снова. – Может, хочешь, чтобы я зашел? Мы могли бы сходить куда-нибудь… если хочешь.

Эл улыбнулся такой заботе:

– Не стоит, но большое спасибо, Ватари, мне приятно. Со мной все будет хорошо.

– Ну, если ты так уверен…

– Уверен, – Эл не знал, что можно еще сказать. – Поговорим позже, Ватари.

– Хорошо, – мужчина снова запнулся, прежде чем тихо добавить: – С Днем рождения, Эл.

– Спасибо, Ватари.

Эл отключился и обернулся, глядя на шинигами.

– Я не сомневаюсь, что вы все слышали, – бесстрастно сказал детектив.

– Да, – ответила она.

Эл горько улыбнулся:

– Прошу прощения, Рэм-сан, – сказал он. – Я ничего не могу вам предложить, у меня нет именинного торта.

Бог Смерти молча смотрела на этого человека.

Вздохнув, Эл спрыгнул со своего кресла и поплелся в сторону двери. Он не покидал кабинета около 36-ти часов.

– А ты ждал торт? – вдруг спросила Бог Смерти, как только сыщик открыл дверь.

Он остановился и обернулся, держась за дверную ручку.

– Нет, – признался он, – Наверное, нет.

И он ушел, забрав с собой Тетрадь Смерти. Рэм не пошла за ним, только внимательно смотрела на осторожно закрытую дверь. Если бы Эл знал, сколько ему осталось, он бы с большим энтузиазмом отнесся к своему дню рождения. Если бы он знал, что это его последний день рождения.

Эл опустился на кровать, положив голову на подушку. Тетрадь лежала рядом, почти сливаясь с его черными волосами.

Он не соврал. Он правда не ждал торта ко дню рождения или подарков. Никто из целевой группы не знал, что сегодня не только Хэллоуин. Возможно, если бы они знали, то Мацуда принес бы какой-нибудь подарок.

Конечно, Ватари знал, но когда Элу было 16 лет, он заявил, что больше не хочет отмечать свой день рождения.

Когда Ватари спросил его, почему тот отказывается праздновать, Эл ответил, что не считает это событие особой причиной для веселья, а затем привел в аргументы количество преступлений, совершающихся в Хэллоуин.

Ватари пытался возражать, но Эл стоял на своем:

– Маски, Ватари, – говорил он. – Маски для Хэллоуина. Идеальное прикрытие для преступников. Убийства, изнасилования, грабежи, угоны автомобилей – все это происходит чаще, чем в любой другой день, потому что именно в эту ночь преступники, облаченные в костюмы, могут уйти незамеченными. Я детектив, поэтому не имею права развлекаться, когда происходит подобное.

Ватари только кивнул, не имея аргументов. А на следующее утро газеты пестрили статьями о задушенных и изнасилованных девушках в хэллоуинских костюмах, найденных в переулке где-то в Южном Лондоне прошлой ночью.

– Разве можно, – Эл поднимал газету в свойственной ему манере, – такое праздновать?

И до сих пор он придерживался такого мнения. Он в самом деле не любил Хэллоуин.

И все же… чувствовал себя немного обиженным, что его день рождения проигнорировали. Не то чтобы он винил следственную группу, поскольку они не знали.

Но Лайт знал.

И хотя Эл сам не придавал значения своему дню рождения, впервые за всю жизнь он надеялся, что его поздравит кто-нибудь, кроме Ватари.

Возможно, Лайт просто забыл. Прошло несколько недель с тех пор, как Эл упомянул об этой дате. А если и не забыл, то, в конце концов, он ведь мистер Лучший-Студент-Токийского-Университета, пользующийся большой популярностью. Очевидно, что его пригласили на все вечеринки.

Эл хотел что-нибудь почитать, чтобы отвлечься, но, не придумав ничего другого, поднял Тетрадь Смерти на уровне глаз, глядя на нее в кромешной темноте. Подумать только, мощнейшее оружие в истории человечества.

Рэм его разочаровала. Она вежливо ответила на все поставленные вопросы, но полезной информации все равно не хватало.

Элу было интересно, кто сейчас является владельцем Тетради. Было очевидно, что она больше не принадлежала Хигути, так как он был мертв, так, значит, право владения перешло к кому-то еще? К кому? Несмотря на то, что Тетрадь постоянно находилась под наблюдением Эла, он знал, что не является ее владельцем, так как Рэм многого недоговаривает.

Может, сейчас у нее нет владельца? Может, Рэм сама должна выбрать, к кому она должна перейти?

Или, возможно… новый владелец где-то неподалеку, поджидает время, чтобы убить кого-то?

Эл открыл Тетрадь на последней исписанной странице и коснулся пальцами черных чернил, которыми Хигути когда-то записывал имена своих жертв. Эл безумно хотел проверить правила, написанные на переднем и заднем форзацах. Правдивы они или нет? В конце концов они написаны самими Богами Смерти, значит, те могли написать фальшивые пункты.

Но что Эл мог сделать? Жизни людей не игрушки, чтобы вот так ими раскидываться. Эл хотел проверить чертово тринадцатое правило из Тетради, но ничего не мог придумать.

Детектив потянулся к тумбочке и, достав оттуда ручку, открыл Тетрадь Смерти. Сейчас ему ничего не стоило спокойно протестировать правило. Он один, а значит никто не станет возмущаться, хватать его за руки и вырывать Тетрадь.

Возможно, если он воспользуется Тетрадью, то она перейдет к нему и Рэм сможет ответить на его вопросы.

Но Эл внезапно понял, что у него не хватает духа, чтобы кого-нибудь убить.

Разве это не то, чем занимается Кира и за что Эл хочет его поймать? Разве этим поступком он не уподобится этому убийце?

Эл вздохнул и уронил ручку на тетрадь. Если тринадцатое правило реально, то он может умереть через тринадцать дней после записи последнего имени.

Но если Лайт и Миса виновны, то это будет означать, что Эл может умереть, так и не доказав их вину. Слишком безрассудно так распоряжаться своей жизнью. Слишком опасная игра и слишком много стоит на кону.

Эл сидел в полной тишине, придаваясь тяжелому выбору, когда в дверь постучали.

Эл моргнул, поднимая голову. Ватари? Может, он все же решил навестить его, захватив чай с тортом? Эл спрыгнул с кровати и поплелся к двери. Он даже не злился на мужчину, хотя тот нарушил обещание не приходить. Сейчас Элу было слишком одиноко, чтобы ругаться со своим наставником.

Устало вздохнув, Эл запустил пальцы в густые черные волосы и открыл дверь, собираясь было поприветствовать Ватари, но дар речи мгновенно пропал, потому что на пороге был не Ватари.

Лайт стоял в синих джинсах, легком свитере и серой куртке на молнии с капюшоном. В руках он держал какой-то пакет. Каштановые волосы растрепались от ветра, а на красивом лице растянулась смущенная улыбка.

– Лайт-кун, – пробормотал Эл, изумленно глядя на парня. Рука, которая так и замерла в волосах, упала по швам.

– Да, – еще больше улыбнулся Лайт и демонстративно поднял пакет. – Сегодня твой день рождения, верно?

Эл только кивнул, все еще держа дверь открытой. Лайт медленно опустил пакет и улыбка немного погасла:

– Ну… Мне можно войти?

Эл, не отрывая от него глаз, отошел в сторону, молча пропуская парня в комнату и закрывая за собой дверь.

– Почему тут так темно? – спросил Лайт, оборачиваясь.

Потому что нет света…

Не дождавшись ответа, юноша прошел к кровати и включил небольшую лампу, стоящую на тумбочке.

– Так-то лучше, – кивнул Лайт, ставя пакет на постель и скидывая с себя куртку. Он заметил, что Эл все еще стоит у двери. – Ты так и собираешься там стоять, Рьюзаки?

Эл осторожно шагнул к Лайту, неловко заламывая пальцы. Он был очень рад видеть Лайта и так растерялся, что не знал, как реагировать на его появление.

За эти несколько дней между ними образовалась огромная стена и Эл не знал, что ему делать.

– Разве твой отец не рассердился, что ты сюда пришел? – наконец спросил детектив.

Лайт усмехнулся:

– Он не знает. Я сказал, что иду на хэллоуинскую вечеринку.

– Ты не получил ни одного приглашения на вечеринки? – недоверчиво спросил Эл.

– Шесть, – беспечно ответил парень и немного нахмурился. – А что? Ты хочешь, чтобы я ушел?

Глаза детектива удивленно расширились:

– Нет, – быстро ответил он. – Я просто думал, что… ну, ты, наконец, свободен… Я думал, что ты бы предпочел провести это время с друзьями.

Лайт поднял бровь:

– Ты шутишь, верно? У меня нет других друзей, Рьюзаки. Ты ведь это знаешь.

– Ты очень популярный, Лайт-кун. В университете, я имею в виду.

– Я бы не назвал их всех друзьями.

– А Амане-сан?

– Миса? – Лайт на мгновение задумался. – Ее и других моделей наняла какая-то компания для показа костюмов на Хэллоуин. Тема сказок или что-то вроде того.

– И какой костюм у Мисы-сан?

Лайт помолчал, будто обдумывая ложь, прежде чем ответить:

– Белоснежка.

– Разве у Белоснежки не черные волосы, Лайт-кун?

– Да, – Лайт снова посмотрел на Эла. – У нее парик, – Лайт пожал плечами: – Я не знаю, Миса ныла, что хотела быть Спящей Красавицей, но какая-то девушка выбрала этот костюм первей или что-то такое. Если честно, я перестал ее слушать.

Эл кивнул, отводя взгляд.

– Ты в порядке? – нахмурился Лайт. – Ты как-то странно себя ведешь.

– Я в порядке, Лайт-кун, – пожал плечом сыщик. – Просто не ожидал тебя увидеть.

– Ты думал, что я забыл про твой день рождения, Рьюзаки? – фыркнул парень.

– Да, – признался детектив, все еще глядя в сторону.

– Но я не забыл, – на лице Лайта снова расцвела улыбка. – Я даже принес тебе кое-что.

Лайт подозвал его жестом к себе и Эл покорно подошел. Всё это сильно отличалась от того времени, когда они были в наручниках. В былое время Эл мог делать с ним все, что заблагорассудится, а сейчас Лайт был свободен и мог в любую минуту уйти, снова оставив детектива в одиночестве.

Вся власть была в руках Лайта.

– Я принес торт, – сказал Лайт и отвернулся, чтобы достать его из пакета, когда почувствовал крепкие худые руки, обхватившие его за талию. Эл обнимал его, прижавшись щекой к его спине.

Лайт был поражен, так как Эл никогда прежде не проявлял таких чувств, а сейчас он вел себя так, будто… был в отчаянии. Был похож на настоящего эмоционального человека.

– Кто ты и что сделал с Рьюзаки? – нервно усмехнулся Лайт, осторожно похлопав его по рукам.

– Я рад, что ты пришел, Лайт-кун, – пробормотал Эл, стиснув его еще сильнее.

– Я думал, что тебе все равно. Я думал… Думал, что мне все это приснилось.

Лайт подумал, что уместнее было задать вопрос: «Кто ты и что сделал с L?..».

– Кажется, всего за два дня без секса ты начал сходить с ума, – фыркнул парень. – Посмотри на себя, ты как героиня из мелодрамы. Это так на тебя не похоже.

– Я правда скучал по тебе, Лайт-кун.

– Нет, – Лайт мягко убрал его руки и повернулся лицом к Элу. – Ты думал, что я больше не хочу иметь с тобой ничего общего. Думал, что я использовал тебя. Ну? Не так ли?

Эл помолчал какое-то время, прежде чем кивнуть и опустить голову. Он был похож на нашкодившего ребенка.

Лайт вздохнул и, протянув руку, потрепал его по густым волосам.

– Рьюзаки, – терпеливо начал он. – Ты ведь не дурак. Ты знаешь, почему я держался от тебя на расстоянии. Мой отец… Не знаю, подозревает ли он о том, что мы с тобой… Ну, сам понимаешь… Он мне ничего не сказал, но… Но я вижу, что он хочет мне что-то сказать, или спросить, но не решается. И я думаю, что это касается тебя. Я не хочу его провоцировать, поэтому держался подальше. Я не могу больше проводить с тобой так много времени вместе. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю?

Эл только вяло пожал плечами:

– Понимаю, но это несправедливо.

– Что ты хочешь от меня? Я четыре месяца не отходил от тебя ни на шаг.

– Мне этого мало.

– Очень жаль, – раздраженно ответил Лайт. – Я не вещь. Ты не можешь взять и запереть меня, как заключенного.

– Я не хочу держать тебя в качестве заключенного, – в отчаянии потряс головой детектив. Он слышал злость в голосе Лайта и был в ужасе, что он может вот-вот уйти. – Я… Я просто хочу, чтобы ты остался.

– Рьюзаки… – Лайт устало потер виски. – Это не игра, ясно тебе? Мы играли все то время, пока были в наручниках, но сказка закончена. Я не могу остаться здесь и жить с тобой долго и счастливо.

Эл на мгновение поднял на него глаза:

– Я мог бы вернуть наручники, – тихо пробормотал он.

– Да на каком основании? – резко повысил голос парень.

– На основании того, что ни ты, ни Амане полностью не освобождены от подозрений. Тетрадь не тестир…

– Рьюзаки, заткнись, – сердито прервал его Лайт и схватил детектива за плечи, чтобы как следует встряхнуть: – Я приехал сюда, потому что не хотел, чтобы ты провел свой день рождения в одиночестве, а ты начинаешь обвинять меня в том, что я Кира, хотя это даже не доказано!