Текст книги "Отравленное яблоко (СИ)"

Автор книги: RobinRocks и Narroch

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 43 страниц)

Но Лайт проигнорировал его и, свернув махровое полотенце вместо подушки, улегся на холодный пол. Со всех сторон его окружали зеркала, но Лайт закрыл глаза, абстрагируясь от всего мира.

Он быстро провалился в сон. Конечно, на жестком полу было неудобно и холодно, но долгий и спокойный сон того стоил. Эл еще немного постучал, но вскоре замолк. Лайт слышал, как Эл упал на колени перед дверью, и почувствовал странное удовольствие.

В этот раз он победил. Отстоял себя.

И это было чертовски приятно.

***

Он снова проснулся на полу. И снова дрожал. Шея затекла, а мышцы, казалось, окаменели, настолько все тело ныло, но все же…

Он впервые за четыре ночи нормально выспался.

Цепь все еще лежала на полу и Лайт подумал, что Эл, вероятно, заснул в коридоре. Как бы ни хотелось ему подольше остаться в одиночестве, выходить придется. А еще сегодня очередь Эла быть сверху.

Лайт сел и потянулся, чувствуя, как громко хрустят позвонки. На нем все еще была вчерашняя рубашка, ворот которой все же пошел по швам от цепких пальцев сыщика прошлой ночью.

«Лучше бы этот придурок упал», – ворчливо подумал Лайт, поднимаясь на ноги. В глаза тут же бросились четыре зеркала, в которых он отражался со всех ракурсов. Напоминание о страхе Эла получить удар в спину.

Лайт запустил пальцы в каштановые волосы и помотал головой. Нет, конечно, он не хотел, чтобы Эл упал. Иначе он бы его не спас, верно? Кира, может, ничего бы не сделал, но Лайт не Кира.

Поэтому он не дал Элу умереть. Простая математика.

Голова просто раскалывалась, поэтому Лайт, вздохнув, все же открыл дверь ванной, чтобы выпить обезболивающее. Он сразу увидел его. Эл сидел, прислонившись спиной к стене. Вокруг валялись его мобильный телефон, ноутбук, тарелка с сахаром, пустая тарелка с какими-то крошками, чашка и блюдце.

– Откуда у тебя все это? – холодно спросил Лайт, глядя на него сверху вниз.

Эл поднял голову, взглянув на парня из-под длинной черной челки, и поднял двумя пальцами телефон:

– Ватари, – Эл склонил голову и другой рукой коснулся пальцами губ в его привычном жесте. – Я позвонил ему, и он принес все это для меня.

Лайт только горько усмехнулся:

– Разве его не раздражает, что ты относишься к нему как к прислуге?

Эл поднялся, держась за стену, и выпрямился. С его неловкими и неуклюжими движениями он был похож на труп, восстающий из могилы. Лайт тут же отогнал от себя это жуткое сравнение.

– Раздражает? – повторил Эл, бросив на Лайта взгляд, полный какого-то отвращения.

Что-то в нем изменилось, Лайт это заметил. Все в манере поведения детектива говорило о том, что он чувствует отвращение, глядя на Лайта. Он смотрел с такой злобой и разочарованием.

– Я не отношусь к Ватари, как к прислуге, – отрезал детектив после короткой паузы.

– Относишься, – Лайт хотел еще больше его разозлить. – Ты относишься так ко всем, кого считаешь ниже себя. И не надо на меня так смотреть, Рьюзаки. Ты знаешь, что я прав.

– Как «так»? – он в самом деле начал выходить из себя.

– Ты относишься к Мисе и Мацуде как к глупцам, ни во что их не ставя. Ты лжешь моему отцу, ты заставляешь Ватари себе прислуживать… Ты как… как какая-то капризная принцесса, которой все чем-то обязаны.

Эл склонил голову и челка закрыла половину лица:

– А что насчет тебя, Лайт-кун?

– Ты сам знаешь, как ты ко мне относишься, – сердито сказал Лайт, толкнув сыщика в плечо. – И меня это ужасно бесит, Рьюзаки!

– Но я люблю тебя, Лайт-кун.

– Тогда почему ты меня мучаешь? – Лайт шагнул ближе и схватил его за ворот рубашки. – Ответь мне! Если ты меня любишь, если я единственный человек, кого ты когда-либо любил, то… то почему ты так жесток ко мне?

– Я не хотел напугать тебя прошлой ночью, – Эл не отрывал от Лайта глаз.

– Ты сделал это все не просто так! – Лайт сильнее сжал пальцы на его воротнике. – И ты это знаешь!

– Что если и так?

– Да всё! – Лайт судорожно вздохнул. – Ты как… чертов садист! Ты постоянно меня мучаешь! Ты лжешь мне в карточной игре, ты… ты… Ты намеренно не давал мне спать каждую ночь!

– Нет, это…

– Да! Да, черт возьми! – Лайт как следует встряхнул сыщика. – Ты не давал мне спать! Я не знаю, зачем, но это так!

Эл слегка пожал плечами:

– Ты и так слишком много спишь, Лайт-кун.

– Лишение сна одна из форм пыток, – прошипел Лайт, потянув за цепь. – Так же, как и быть прикованным к тебе.

Эл ничего не говорил, только продолжал смотреть на Лайта и тот видел свое искаженное отражение в черных бездонных глазах. Ему нечем было крыть, нечего было сказать в оправдание своего ужасного поведения, но это молчание только еще больше злило Лайта.

– Ну и? – Лайт злобно прищурился, ожидая ответа.

– Что ты хочешь, чтобы я сказал, Лайт-кун? Если я начну все отрицать, ты назовешь меня лжецом.

– Потому что так оно и есть!

– Тогда мне нет смысла ничего говорить, – Эл мягко отстранился и, поправив воротник, пошел обратно по коридору: – Идем. Тебе нужно переодеться.

Лайт тяжело вздохнул и угрюмо пошел следом. Настроения спорить уже не было. Это было холодное октябрьское утро и он провел половину ночи на ледяном кафельном полу, одетый только в рубашку и пижамные штаны. Он продрог до мозга костей и мечтал только о теплом свитере и горячем напитке.

Они вошли в спальню и, демонстративно игнорируя друг друга, разошлись по разным углам: Лайт к шкафу, а Эл к окну.

Цепь натянулась, заставляя обоих обернуться и посмотреть друг на друга.

– Рьюзаки, – предупреждающе прошипел Лайт, – быстро отошел оттуда.

– Я просто хочу посмотреть.

– А я хочу одеться, – Лайт потянул за цепь. – И чем быстрее я переоденусь, тем быстрее мы сможем приступить к работе.

Эл вздохнул и остановился за спиной у Лайта. Парень видел его в отражении зеркала на дверце шкафа, которое отражало в полный рост. Теперь, по крайней мере, он был спокоен, что Эл ничего не выкинет, стоя у окна.

«Какое мне вообще дело, – думал Лайт, перебирая свои вещи в поисках теплой одежды. – Эл никогда себя не убьет. Он слишком занят тем, что думает, будто это я собираюсь его убить».

Лайт вытащил джинсы, чистую белую рубашку с длинными рукавами и шерстяной свитер с круглым вырезом, затем развернулся и бросил одежду на кровать. Вдруг перед глазами что-то замельтешило и Лайт, сфокусировав взгляд, заметил галстук, который Эл держал вытянутой рукой у самого его лица.

– Он мне не нужен, большое спасибо, Рьюзаки, – отмахнулся Лайт, проходя мимо детектива к кровати.

– Ты очень редко носишь галстуки, Лайт-кун.

Лайт обернулся, оглядев Эла с ног до головы в его старых джинсах и помятой после ночи в коридоре рубашке:

– Ты не думаешь, что это лицемерно, Рьюзаки?

– Это всего лишь мое наблюдение, Лайт-кун. Пожалуйста, не обижайся, – попросил детектив, все еще сжимая в руке галстук. Он наблюдал, как Лайт начинает расстегивать рубашку. – Могу ли я тебе помочь?

– С чем помочь? – нахмурился парень.

– Снять рубашку.

– Зачем?

– Потому что я не хочу, чтобы ты меня ненавидел.

Лайт бросил на него настороженный взгляд, расстегнул последние две пуговицы и, вздохнув, опустил руки по швам:

– Хорошо…

Эл подошел сзади, положив руки на его плечи и медленно стянув рубашку вниз, обнажая грудь и руки, заставляя Лайта задрожать от холода. Он мягко, почти невесомо и благоговейно поцеловал его позвонки и рубашка упала на пол.

– Пожалуйста, не надо… – прошептал Эл, пробираясь поцелуями к шее. – …ненавидеть меня…

– За что?.. За прошлую ночь?

– За это, – Эл без какого-либо предупреждения толкнул Лайта в спину и тот рухнул на кровать. Прежде, чем он успел начать возмущаться, Эл оказался сверху, не позволив ему перевернуться на спину. Лайт почувствовал, как Эл накинул ему на запястье петлю от галстука.

– Рьюзаки!.. – Лайт ахнул, когда петля быстро начала затягиваться на его руках. – Что это, черт возьми, такое?!..

– Месть, – Эл слез со спины Лайта, позволяя ему перевернуться. Руки были туго завязаны за спиной.

– За что? – воскликнул парень. – За спасение жизни?

– За то, что оставил меня снаружи.

– Ты это заслужил!

Эл на мгновение замер, затем положил руки на плечи Лайта и навис над ним:

– Мне это не понравилось.

Лайт презрительно прищурился, глядя в глаза, которые были всего в полуметре от него:

– Ты хоть когда-нибудь в своей жизни играл по правилам?

Эл только усмехнулся:

– Лайт-кун, я никогда бы не стал тремя лучшими детективами в мире, если бы играл по правилам.

Лайт заерзал, потянув за петлю на галстуке:

– Тогда скажи, – выплюнул парень, – ты всегда играешь в такие игры со своими подозреваемыми, мистер ТриЛучшихДетективаВМире?

Ухмылка Эла стала еще шире:

– Ах, ты пытаешься выбить меня из колеи, – он провел холодным пальцем по вздымающейся груди Лайта. – Кстати, ты сам знаешь, что твой вопрос смешон. Я был девственником, пока ты не изнасиловал меня, разве ты не помнишь, Лайт-кун?

Лайт вздрогнул от бездушного тона в голосе Эла.

– Не волнуйся, Лайт-кун, – продолжал детектив, скользя прохладной ладонью по животу Лайта все ниже и останавливаясь на поясе его боксеров. – Мы в скором времени должны вернуться к остальной следственной группе, где, к сожалению, я не смогу отомстить тебе из-за свидетелей, поэтому, полагаю, мы можем пропустить завтрак и заняться этим прямо сейчас. Хотя, Лайт-кун, ты выглядишь не очень. Как будто без чашки крепкого кофе можешь отключиться в любую секунду.

– И чья это вина? – прошипел Лайт, незаметно борясь с галстуком, связывающим его руки.

– Ты не можешь меня в этом винить, Лайт-кун, хотя я могу сделать скидку на твою усталость. Моя месть будет не так страшна. Сначала мы займемся ею, а потом позавтракаем, мы не можем позволить тебе снова уснуть за рабочим компьютером. Твой отец этого не одобрит.

Лайт стиснул зубы, когда Эл коснулся губами его обнаженной груди. Несмотря ни на что, это было чертовски приятно и тело с готовностью откликалось на нежные прикосновения.

Лайт ненавидел себя за то, что ему это нравилось.

Он вспомнил, что сегодня была очередь Эла быть сверху, и понял, что он собирается воспользоваться этим сейчас, а не ночью. Хотя, зная Эла, он может взять свое и ночью.

Может и не раз.

– Зачем ты это делаешь? – тихо спросил Лайт, прижавшись щекой к подушке.

– Лайт-кун, – Эл обжег дыханием его шею. – Я с детства был отшельником. Я нуждаюсь в любви, хоть и выражаю это немного иначе.

– Почему ты так жесток? – в отчаянии просил Лайт, не в силах бороться.

Эл перебрался ниже и раздвинул его ноги.

– Я не такой, как ты думаешь. Возможно, я кажусь жестоким из-за моих нетрадиционных методов, – Эл, склонив голову, коснулся рукой его щеки, погладив ее тыльной стороной ладони, а другой стягивая с него боксеры.

– Это не оправдание.

– Я этого и не говорил, – и он вошел в него. Без подготовки, резко, больно. Лайт выгнулся и закричал, но Эл тут же прикрыл ему рот рукой и наклонился ближе к его лицу, торопливо зашептав: – Моя любовь… кажется тебе жестокой. Что бы… Что бы ты хотел, Лайт-кун? Объятия? Цветы? Ты же знаешь… Я не такой.

– Я этого… и не хочу, – выдавил Лайт, когда Эл убрал руку от его лица. Слезы застилали глаза от непереносимой боли, когда Эл начал двигаться.

– Но ты не принимаешь… меня… таким, какой я есть, – Эл покачал головой. – Я не могу… изменить себя, Лайт-кун. Даже… даже ради тебя.

– Люди могут меняться, – задыхался Лайт.

Эл вдруг остановился и посмотрел на раскрасневшегося Лайта сверху вниз. Его дыхание тоже сбилось и он тяжело дышал:

– Да, люди… могут меняться… Я знаю, что они могут… меняться…

И очередной резкий толчок. Лайт почувствовал, как все тело свело судорогой, и он, запрокинув голову назад, кончил.

– Это было быстро, – заметил Эл, – Эмоциональное истощение сделало тебя более чувствительным?

– Наверное… Сейчас мы должны идти вниз, – простонал Лайт, продолжая бороться с галстуком.

– Пожалуйста, подожди… Еще немного, Лайт-кун, – Эл вошел в него еще несколько раз и, кончив следом, тут же вышел, сев на кровати в поисках своих джинсов.

Лайт почувствовал, как тягучая сперма выходит из него, пачкая постель.

– Рьюзаки… – пробормотал Лайт. – А галстук?..

– Подожди, Лайт-кун. Пожалуйста, имей терпение.

Лайт вздохнул и закрыл глаза, едва не провалившись в сон. Вскоре он почувствовал, что его руки снова свободны.

– Давай, Лайт-кун, – поторопил его детектив. – Идем. После чашки кофе тебе должно стать лучше.

– Мне нужно быть на внушительном расстоянии от тебя, чтобы мне стало лучше – прошипел Лайт, собрав все силы, чтобы сесть прямо. Он бросил негодующий взгляд на Эла: – Это было так необходимо?

– Я так думаю.

– А я нет.

– В любом случае, уже слишком поздно, – пожал плечами детектив.

– Снова были проблемы с утренним стояком, верно? Теперь ты так с этим борешься? – съязвил Лайт, натягивая чистую рубашку.

– Как злобно, Лайт-кун.

– Так оно и было! – Лайт быстро застегнул рубашку, не глядя на Эла, затем надел джемпер.

– Ты сказал, что люди могут меняться, – вдруг сказал Эл.

– Это были просто бессмысленные разговоры во время секса.

– Правда?

– Да. Самые распространенные разговоры во время секса это глупые признания в любви, на втором месте повторение имени партнера в момент страсти. А у нас вот такие вот философские размышления.

– Люди могут меняться.

Лайт посмотрел на него через плечо, застегивая джинсы:

– Полагаю, что так.

– Мне кажется, ты изменился, Лайт-кун. Тогда, когда ты был взаперти…

– О, только не начинай по новой! – Лайт застегнул ширинку и потянулся к ремню. – Естественно, я изменился! Я был заперт в одиночной камере в течение пятидесяти дней! Повезло еще, что я не сошел с ума.

– Как ты думаешь, преступники могут меняться?

– Я не преступник, Рьюзаки.

– Я сейчас говорю не о тебе, Лайт-кун, – Эл наблюдал за каждым движением рук Лайта. – Я имею в виду преступников в целом. Некоторые меняются, приняв определенную религию и уверовав в Бога… Неважно, какими способами они приходят к этим изменениям, смысл в том, что они «меняются». Становятся хорошими людьми.

– Да, – Лайт осторожно пожал плечами. – И что?

– Так, значит, Кира не прав, убивая всех преступников без разбору? Может, он случайно убивает и тех, кто может осознать свою вину и встать на путь истинный? Но Кира отнимает у них эту возможность.

Лайт снова пожал плечами:

– Полагаю, что да.

– Но у тебя нет определенного ответа?

– Ну… Я не думаю, что Кира прав, Рьюзаки. И ты это знаешь. Но… Японская система правосудия имеет за собой право выносить смертные приговоры за тяжкие преступления. Таким образом большинство преступников, убитых Кирой, в любом случае ждала смерть.

– Так ты думаешь, что это правильно – убивать преступников?

– Нет же! – вспыхнул Лайт. – Это была констатация факта о том, что в Японии разрешена смертная казнь.

– Верно, – рассеянно кивнул Эл и склонил голову. – Я вознагражу Киру, когда однажды его поймаю.

Лайт даже вздрогнул:

– Ты говоришь это с такой… радостью, – тихо сказал парень. – Ты одержим, Рьюзаки.

– Радостью? – повторил детектив. – Возможно. Если Кирой окажешься ты, Лайт-кун, то… не думаю, что я буду этому рад.

– Но ты все равно отправишь меня на эшафот.

– У меня нет выбора.

Лайт слегка кивнул:

– Но перед этим ты засадишь мне в последний раз, да? – горько сказал Лайт. – Прежде, чем надеть на меня наручники и передать правосудию.

– Лайт-кун… – Эл молча смотрел на него с минуту или даже две, – …ты говоришь страшные вещи.

– Я говорю те страшные вещи, которые ты бы со мной сделал, – Лайт бросил на него холодный взгляд и подошел к тумбочке. – Я в самом деле думаю, что так бы оно и было.

Лайт вытащил свой бумажник, затем пересек комнату и поднял с пола свою старую порванную на воротнике рубашку.

– Ты сердишься на меня, – наконец сказал Эл.

– Ничего себе, гениальное умозаключение, достойное трех лучших детективов мира, – саркастически фыркнул Лайт и направился к двери. – А теперь пошли, ты недавно утверждал, что мне не помешает чашка кофе.

Эл пошел следом, волочась где-то позади, потерянный и погруженный в свои печальные мысли, в которых вертелись проценты и вероятности. Он пришел в себя только тогда, когда они оказались на кухне. Лайт открыл шкаф в поисках кофе.

– Могу ли я сделать его для тебя, Лайт-кун? – вдруг спросил Эл.

Лайт обернулся, удивляясь такому предложению. Неужели принцесса решила снизойти до таких холопских забот? Золушка, не иначе. Эл никогда прежде не делал ему кофе.

– Конечно, – Лайт отошел от шкафа и сел в глубокое кресло, положив бумажник и испорченную рубашку рядом. Он с интересом наблюдал, как Эл собирается готовить ему кофе. Это поистине редкое явление.

Но спустя пять минут он сам стоял у плиты, ожидая, пока вскипит вода. Эл никогда раньше не делал кофе и поэтому облажался.

– Я мог бы сделать его, Лайт-кун, – надулся Эл, забираясь с ногами на кресло.

– Я хочу попить кофе этим утром, а не в следующем веке, Рьюзаки! – резко сказал Лайт. – Если бы ты хотя бы изредка делал что-нибудь сам, то у тебя не возникло бы с этим проблем.

Эл вздохнул:

– Я пытался хоть что-нибудь для тебя сделать.

– О, только не дави на жалость, – закатил глаза Лайт. – Ты уже по шею погряз в яме вины, Рьюзаки.

– Красиво сказал, Лайт-кун.

Парень пересилил желание снова закатить глаза и просто поставил перед детективом чашку горячего кофе:

– Держи.

– Две минуты и сорок секунд, – отчеканил детектив. – Впечатляет, Лайт-кун.

– Заткнись, – Лайт снова опустился в кресло, потягивая свой кофе, прежде чем открыть свой бумажник.

– Что ты делаешь? – спросил Эл, наклонив голову набок.

– Зашиваю свою рубашку, – Лайт вытащил из кармашка крошечный швейный набор и отложил бумажник в сторону. – Это четвертая испорченная рубашка, Рьюзаки. Мое терпение на исходе.

– Зачем ты носишь в бумажнике швейный набор?

Лайт пожал плечами:

– Могу задать встречный вопрос, почему у тебя на запястье наручник, который соединяет тебя с подозреваемым, – пробормотал Лайт, с первого раза вдевая нитку в иголку.

– Это необходимость.

– Верно, – кивнул Лайт, не глядя на него. – Здесь то же самое. Необходимость.

Эл завороженно наблюдал, как Лайт умело работает с иглой, делая маленькие стежки.

– Ты очень хорошо шьешь, Лайт-кун.

– Это не сложно.

Эл быстро потерял к этому интерес и потянулся к бумажнику Лайта, принявшись с любопытством его разглядывать.

Фотографии, карты, несколько сотен йен…

Лайт поднял голову и заметил это.

– Рьюзаки! – с негодованием прикрикнул Лайт, выхватывая у него кошелек. – Не трогай мой бумажник!

– Почему нет? Ты что-то скрываешь?

– Нет, просто… это личное. Там мои карточки и всякое прочее.

– Я бы не стал воровать твои карточки, Лайт-кун.

– Я знаю, просто… не трогай. – Лайт положил бумажник к себе на колени и вернулся к шитью. – Ты не имеешь права копаться в чужих личных вещах.

– Я детектив, Лайт-кун, – пожал плечами Эл, отпивая кофе из чашки. – И, кстати, я заметил, что ты зашивал свой кошелек. На одном из кармашков нитки отличаются на пол тона по цвету. Простым взглядом этого не заметить, но все же. Ты сделал это самостоятельно.

– Очевидно, потому что он порвался, как и моя рубашка, – грубо отрезал Лайт.

Эл не ожидал другого ответа.

– Почему ты с таким подозрением относишься ко всему, что я делаю? – раздраженно добавил он.

– Потому что ты подозреваемый.

– Тогда ты не должен спать с подозреваемым, чертов лицемер, – мрачно проворчал Лайт.

– Я ведь говорил уже, Лайт-кун. У меня нетрадиционные методы.

– Это не оправдание!

– Ты это сам начал, – заметил Эл.

– А ты мог бы и закончить, – Лайт потянул за нитку, делая очередной стежок. – Ты мог бы вернуть меня за решетку.

– Мы уже через это проходили и это ни к чему не привело.

Лайт не стал снова спорить. Он отложил коробочку с иголками на стол и вытянул руки с рубашкой на уровне глаз, оценивая ровные стежки.

Элу стало скучно и он, протянув руку, взял швейный набор. Пока Лайт был занят созерцанием своей работы, Эл высыпал все на стол, разглядывая блестящие иголки самых разных размеров.

– Положи обратно, Рьюзаки, – раздраженно сказал Лайт, даже не взглянув на него.

– Я думал, ты объявил мне бойкот, Лайт-кун.

Лайт посмотрел на него и вздохнул:

– Сложи все на место, ты можешь их растерять.

Эл снова надулся и, сложив обратно нитки, принялся за иголки.

Лайт методично его игнорировал, пока не услышал, как тот зашипел от боли.

– Что там еще? – Лайт нахмурился, переводя взгляд на сыщика.

– Я уколол палец, – пожаловался Эл, в доказательство показывая ему палец, на котором уже собралась ярко-красная капля крови.

Лайт устало вздохнул. В голове снова возникли безумные мысли о диснеевских принцессах. Как иронично, Эл, словно Спящая Красавица, уколовшая палец проклятым веретеном.

– Лайт-кун, помоги мне, – Лайт услышал панику в его голосе. Кровь усиливалась и Эл, тряхнув рукой, забрызгал свою белоснежную футболку.

Как кровь на снегу.

– Да Бога ради!.. – Лайт отбросил свою рубашку и вышел из-за стола. – Доволен? Вот что бывает, когда играешься с иголками.

Он взял салфетку и приложил к раненому пальцу, чтобы та впитала кровь. Эл сидел, растеряно глядя на Лайта и на стремительно краснеющую салфетку.

– Пластырь остановит кровотечение, – сказал Лайт, комкая окровавленную бумажную салфетку в руке. – Они у нас вообще есть?

Эл слегка кивнул:

– В аптечке, – слабо сказал сыщик, словно уже представлял себя на смертном одре. Лайт закатил глаза и ударил его по плечу:

– Успокойся, – бросил он. – Ведешь себя как ребенок. Где аптечка?

– Я покажу, – Эл поднялся с кресла, пересек кухню, держа перед собой палец, по которому продолжала струиться кровь, затем остановился и грустно взглянул на Лайта через плечо: – Ты наклеишь мне его?

Лайт устало потер переносицу и вздохнул:

– Конечно. Хотя не понимаю, почему ты не можешь сделать это самостоятельно.

– Я не умею, – ответил Эл и вышел из кухни.

– Как это ты не умеешь?

– Ватари всегда обрабатывал мне раны, если я вдруг порежусь.

– Тогда я научу тебя, – сказал Лайт. – Сколько тебе вообще лет, раз ты не умеешь таких элементарных вещей?

– Ровно двадцать четыре года, одиннадцать месяцев и тринадцать дней, – мгновенно отчеканил детектив.

– Это был риторический вопрос, Рьюзаки, – покачал головой Лайт, затем заметил: – У тебя скоро день рождения.

– Да. Тридцать первого октября мне исполнится двадцать пять.

Лайт ухмыльнулся:

– Хэллоуин. Какое совпадение.

«Учитывая, что ты выглядишь так, будто заблудился по пути в морг», – мысленно добавил Лайт.

– Почему?

– Потому что ты превращаешь мою жизнь в ад, – вздохнул Лайт. – И, кстати, в двадцать пять лет уже никому не завязывают шнурки и не перебинтовывают ранки.

– Но мне пока двадцать четыре, Лайт-кун.

– Господи, заткнись. Это почти то же самое.

К тому времени они дошли до какой-то пустой комнаты, где Лайт прежде еще не был, и Эл сунул больной палец в рот.

– Не соси его, – поморщился Лайт, дернув его за запястье. – Это не поможет.

– Прошлой ночью ты так не говорил.

Лайт обернулся и заметил, как Эл широко улыбается, затем развернулся и подошел к шкафу с лекарствами. Он вытащил небольшую коробку с медикаментами и в глаза сразу бросился бутылек…

…снотворного.

В голове сразу возник план действий, но Лайт не подал виду. Он разорвал пакет с лейкопластырями и вытащил один из них.

– Вот, давай сюда свой палец, – Лайт стянул неклейкую ленту и плотно обернул пластырь вокруг его пальца, заметив, что Эл пристально на него смотрит. – Видишь, это так просто.

Эл только кивнул. Затем Лайт вернулся к шкафу в поисках таблеток от головной боли.

Он вытащил их так, чтобы Эл мог видеть названия лекарства.

– У тебя болит голова, Лайт-кун? – спросил Эл, теребя пластырь.

– Да. Эти лекарства же подойдут?

Эл пожал плечами:

– Не знаю. Я никогда не пил таблетки. Они снижают мои дедуктивные способности.

– Ну, ничего, мне это не страшно, – Лайт огляделся и заметил раковину. – Тут есть стаканы?

– Только пластиковые, там, в шкафу.

Лайт снова порылся в шкафу и, отыскав там стаканчик, обернутый в целлофан, как в гостинице, развернул его.

– Можешь налить мне воды? – попросил Лайт, протянув детективу стакан.

Эл мгновение смотрел на Лайта, как будто пытаясь найти причину для отказа, но, вспомнив, что Лайт помог ему с лейкопластырем, кивнул и отошел на пять футов к раковине.

Как только детектив повернулся к нему спиной, Лайт стремительно протянул свободную от наручника руку, схватил бутылек со снотворным и сунул в карман джинсов, прикрывая джемпером небольшую выпуклость от баночки. Когда Эл вернулся с водой, Лайт высыпал в ладонь две маленькие красные капсулы из упаковки таблеток от головной боли:

– Спасибо, – сказал он, принимая стакан воды, и было поднес руку ко рту, чтобы выпить их, как Эл схватил его за запястье.

– Не пей, Лайт-кун.

– Почему? – Лайт нахмурился. – Хочешь, чтобы я, и без того не выспавшийся, теперь страдал за работой от головной боли?

– Нет, я… – Эл отпустил его запястье и отвернулся. – Я подделал их.

– Ты «что»?

– Я… Я подозревал, что они тебе понадобятся, поэтому я их подделал.

– Когда?

– Ночью. Я попросил Ватари принести мне аптечку, – Эл чувствовал, как Лайт сверлит взглядом его спину. – Усталость часто приводит к головной боли. Я заметил, что ты потирал виски прошлым вечером.

– Таким образом, ты подделал таблетки от головной боли?

– Да. И я бы не советовал тебе их пить.

– С чего бы тебе вдруг тогда меня предупреждать?

– Я чувствую себя отвратительно, – Эл склонил голову, разглядывая заклеенный палец. – Ты был так добр ко мне.

– Так если бы не этот случай, ты позволил бы мне их выпить?

– Вероятно, да, – вздохнул Эл, обернувшись.

Лайт, стиснув зубы, бросил таблетки обратно в шкаф.

– Ну, спасибо тебе, – Эл не успел среагировать, как в лицо ему плеснули холодной водой.

Лайт вылетел из комнаты, волоча за собой детектива, с которого капала вода, оставляя на полу мокрые следы. На секунду у него мелькнула мысль, что Эл мог подделать и снотворное.

***

Лайт искренне надеялся, что Эл не подделал снотворное. Всё, что он хотел, это выспаться ночью, чтобы его ум смог снова нормально функционировать, а тело нормально отдохнуть. Он ужасно вымотался за все это время и чувствовал, будто по нему пробежало стадо бизонов.

Нет, этой ночью он должен выспаться и Эл не будет будить его своими глупыми приставаниями. Лайт заметил, что Эл в последнее время стал часто есть яблоки. Может, причиной стали те записки от Киры, которые, по мнению Лайта, не несли особого смысла, но факт остается фактом – Эл полюбил яблоки. И Лайт, подобно Злой Королеве, собирался пропитать яблоко ядом, чтобы усыпить Белоснежку, и забыть о ней хотя бы на одну ночь. Эл съел бы яблоко и тут же упал, погрузившись в глубокий сон, а Лайт отнес бы его в их комнату, бросил на кровать, небрежно укрыл одеялом, лег рядом и наслаждался бы спокойным, многочасовым сном, о котором так долго мечтал.

Он думал об этом в течение всего дня, будто одержимый этой идеей. Единственное, что смущало – это эксперименты детектива с лекарствами. Знает ли он, как опасно смешивать химические элементы, и чем это грозит, особенно в смешивании лекарств?

А затем он решил, что все будет в порядке. Разумеется, Эл превосходно знал фармацевтику и химию. Он же гений. Не было того, чего бы он не знал. Но проблема в другом. Он не заботится о том, что делает. Он может намешать самый чудовищный яд из всех и оставить на видном месте. С него сбудется.

Это был своеобразный сумасшедший Джекил-и-Хайд. Если бы Лайт выпил эти таблетки, то Эл бы просто сидел и наблюдал за ним, отпивая из кружки свой кофе и размышляя о том, что сегодня его очередь быть сверху, даже если бы Лайт с пеной у рта заходился в предсмертных конвульсиях.

Разломав напополам четыре капсулы, Лайт высыпал порошок в воду, надеясь, что все его опасения напрасны и Лайт сам не уподобился Джекиллу-и-Хайду.

Ну нет, подождите, это смешно. Это Эл чудовищный доктор, экспериментирующий с лекарствами, а не Лайт, так что он никакой не Джекилл.

Риск стоил того. Если сработает, то Лайт сможет нормально выспаться, а если нет, то Лайт хотя бы будет знать, что получил от разъяренного Рьюзаки за дело и впервые все будет справедливо.

Почему же его так гложет чувство вины? Эл никогда не играл по правилам, так почему Лайту так совестно делать такое?

Эл может прийти к выводу, что Лайт – Кира, раз усыпил L.

Ну нет, это месть. Месть за обман в карты, месть за лишение сна, месть за то, что пережил Лайт, когда этот идиот едва не выпал из окна, месть за то, что тот связал его и вместо утреннего завтрака устроил утренний жестокий секс, избавляясь от своего утреннего стояка, месть за подделанные таблетки от головной боли. Да даже у Киры не наберется столько поводов для мести, как у Лайта, так что у него есть оправдание.

Любой нормальный и здравомыслящий человек бы так поступил, это факт.

Хотя, по правде, любой нормальный и здравомыслящий человек давно придушил Эла подушкой, расчленил его, пропустил через мясорубку и закопал где-нибудь на цветочном лугу, но так как Лайт был главным подозреваемым, то не мог позволить себе такую роскошь.

Зря Белоснежка прогневала Злую Королеву.

***

Лайт читал подлинную историю братьев Гримм о Белоснежке в японском переводе. У Саю на полке было полное собрание самых разных сказок и когда было особенно скучно, Лайт в детстве их читал, поэтому заметил, что она отличается от мультфильма, снятого Диснеем в 1937 году. Там Белоснежка с подозрением отнеслась к дару королевы. Злая Королева, предусмотрев, что Белоснежка может попросить надкусить яблоко первой, отравила только половинку яблока и, придя к Белоснежке, разрезала его напополам, съев нормальную половину. Только после этого Белоснежка согласилась принять дар и была за это проклята.

Эл редко отказывался от сладостей, которые Лайт ему предлагал, особенно ему нравились блины из пиццерии, которые приносил им Мацуда, но тем не менее, нужно было все просчитать.

Еще одной проблемой было то, что у него была только одна свободная рука и бдительный взгляд детектива, который следил за каждым его движением, так что отравить яблоко было сложнее, чем он думал. Ко всему прочему, нужно было оставить яблоко на какое-то время, чтобы лекарство смогло просочиться внутрь и подсохнуть, в противном случае у детектива могли возникнуть подозрения.

Эл, казалось, ослабил бдительность, все это время почти не глядя на Лайта. Время близилось к одиннадцати вечера, Эл был погружен в работу, листая материалы. Лайт устал и ужасно хотел спать, веки сами закрывались. Сейчас он готов был привести свой план в действие, лишь бы добраться до постели и провалиться в спокойный сон. Он не знал, сколько действует снотворное, но в любом случае это того стоило. Он принес яблоко час назад, когда Эл заставил его сходить с ним на кухню за кофе и тройной порцией мороженого.