Текст книги "Бег времени. Тысяча семьсот (СИ)"

Автор книги: Oh panic

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 42 страниц)

Все было фальшью. Я была рыбой, которая проглотила крючок с наживкой.

– Шарлотта!

Граф догнал меня у входа и в момент, когда я успела замешкаться, он схватил меня за руку и с силой повернул к себе. Его глаза сверкали от гнева, но мне было совершенно плевать на то, почему он злится, единственное, что меня заботило, находилось за этой дверью, и я бы пересекла эту черту, будучи даже за границей ада.

– Что, по-вашему, Вы творите? – его рука сильнее сжала мое запястье, и я вскрикнула от нахлынувшей боли. Едва боль успокоилась, как граф резко отпустил мою руку и уставился на нее, словно она была чем-то чужеродным. Используя этот момент, я кинулась за дверь.

Все, что мне нужно, это как-то оставить послание Гидеону.

1757. Все, что мне необходимо.

Я начала оглядываться в поисках, чем бы подпортить имущество церкви. Сразу вспомнилась гелевая ручка, которой я в школе выцарапывала на парте разные шутки и рожицы, но она осталась в моем рюкзаке, который конфисковали в Темпле и так мне не вернули. Чем бы вырезать? Может у графа попросить шпагу, чего это она висит без дела?

Но тут я заметила кое-что интересное: у алтаря какая-то женщина горячо молилась, стоя на коленях, в то время как ее сын, сидевший недалеко от меня, украдкой от скуки самодельным ножичком что-то вырезал на сидении скамьи.

– Ага! Попался! – я, злобно шипя, подлетела к мальчишке, напуская на себя вид рассерженной фурии. – Не стыдно портить? Ну-ка, ножик отдай!

Мальчишка был чумаз, и от шока, что с ним разговаривает благородная дама, раскрыл свой рот, не успев даже оправдаться. Молча забрав у него «игрушку», я произнесла, наигранно закатывая глаза и пародируя мадам Деверо: «То-то же, неразумное дитя! Теперь я буду молиться за твои проступки и шалости, чтобы Бог был милостив к тебе!»

Я гордо развернулась, чувствуя на себе удивленный взгляд ребенка, и направилась к кабинке исповедальни, в которой со мной будет сидеть Гидеон через несколько сотен лет.

Доски в кабинке были новые, видимо церковь была построена не так уж и давно, а значит, мое послание все же сможет добраться до 2011 года.

– Что вы делаете? – граф, все еще не понимая, смотрел на меня, пока я тщательно скребла по дереву одну единственную дату. Написать что-то большее не хватало духу, ведь ее запросто смогли бы заметить и с такой же легкостью просто поменять доски, чтобы ничто не портило вид исповедальни.

– В моем времени есть… – на мгновение я запнулась, понимая, что вряд ли быстро смогу объяснить графу, что такое сериал, но решила продолжить в том духе, в котором будет понятно хоть что-нибудь, – есть история о человеке, который путешествует во времени на своем корабле.

– В вашем времени знают о существовании путешественников во времени? – удивление графа становилось еще сильнее с каждой секундой.

– Нет, это лишь что-то вроде выдуманных историй, которые показывают по телевизору. Люди не знают о нас. Хотя я тоже о вас не догадывалась три месяца назад, – последнюю фразу я сказала себе под нос. Мне и так не особо доверяли, а после такого и вовсе отправят на виселицу.

– Так что это за истории? – граф явно нервничал, постоянно оглядываясь назад и явно ожидая священника. Я тут же заторопилась, понимая, что не стоило, наверное, портить церковное имущество, особенно в этом веке. Особенно мне.

– Этот человек путешествует сквозь время и пространство, – я замолчала на секунду, когда нож на цифре 5 соскользнул с дерева и полоснул меня по ладони. Черт! Больно-то как! Но тут же слизнув кровь, я продолжила свою работу. – Одна женщина оставляла ему даты на каких-то реликвиях, которые он находил в музее или же оставляла записи в каких-то местах, которые он мог посетить.

– И теперь Вы оставляете послание для кого-то вроде этого человека?

Я вздохнула, переходя к последней семерке.

– Да.

Для человека, который вряд ли догадается посмотреть здесь. Хотя надежда все еще теплилась в моем сердце.

– И этому человеку почему-то захочется посетить эту кабинку в 21 веке?

Действительно, почему бы ему этого хотеть. Я выполнила свою цель, когда отдала свою кровь в хронограф. Теперь я лишь тяжкий груз, который не всякому захочется нести. Особенно человеку, что лишь притворялся, что любит меня.

– Я верю в это, – наконец-то ответила я и вылезла из кабинки, с гордостью взглянув на свое творение. Цифры были заметны лишь при попытке увидеть хоть что-то. Вряд ли какой-то прихожанин обратит на них внимание. А именно это мне и нужно было.

– Но вы не уверены…

Слова графа позволяют темноте безнадежности забраться в мою надежду и все, что мне остается, это молиться всем богам, чтобы хоть кто-то смог разглядеть эту дату.

На тот момент, когда мы вышли из церкви, солнце, медленно опускающееся к горизонту, уже успело скрыться за домами. Лишь теплый оранжевый свет все еще освещал улицу. Народ постепенно рассасывался по домам и тавернам, оставляя на мощеных мостовых лишь бездомных, пьяниц и одиноких рабочих, а так же выгоняя на работу воров, шулеров, грабителей и женщин легкого поведения. Всех тех, кто так неистово нагонял на Лондон невероятную тоску и тот запах, что я ненавидела больше всего. По городу разносился мелодичный гул набата церквей. Мимо нас проезжали, скрипя колёсами, запряженные лошадьми кареты.

– Миледи!

Я подпрыгнула на месте и тут же обхватила руку стоящего рядом графа. Рядом со мной словно из воздуха материализовалась девушка в темной накидке и с чепчиком, отчего я еще сильнее прижалась к плечу Бенедикта.

– Напугала! – вскрикнула я в ответ.

Служанка, красная, как рак, с опухшими от слез глазами, смотрела на меня, как на самый драгоценный подарок в ее жизни и, кажется, всеми силами боролась с желанием кинуться мне на шею.

– Я так испугалась, когда вы пропали, – шептала она, теребя свою накидку и смотря в пол. – Оббегала всю улицу, натыкаясь на пропойц и воров, но все равно продолжала искать молодую госпожу, пока не встретила господина, он велел вам тут же явиться в особняк, потому что у него для вас важное послание…

Ее шепот медленно переходил в поскуливание, и вот она уже тихо рыдала, втягивая в себя воздух. А я так и продолжала стоять, вцепившись в рукав графа Бенедикта и не в состоянии сдвинуться с места. Едва я открыла рот, чтобы спросить, что это за срочное такое послание, что граф Сен-Жермен аж искал меня по всему Лондону, как за спиной служанки промелькнуло еще две тени, тут же скрывшись за углом. Наверное, рабочие, говорю я себе, стараясь совладать со страхом. Но вот чье-то лицо появилось за углом снова – оно было словно сожжено, шрам покрывал половину кожи. Но оно тут же пропало и больше не появлялось. На улице внезапно стало тихо и безлюдно. Только этот леденящий гул колокола.

– Нет, только не сейчас, – вдруг прошипел Бенедикт, пока я боролась с оцепенением. Я удивленно подняла взгляд на него. Его лицо перекосило от ярости, не без того черные глаза словно стали еще чернее, будто заполнив всю радужку. Плечи напряглись, удерживая в себе всю злость. Он походил на пса, который еще секунду и сорвется с диким рыком, чтобы растерзать горло добыче.

Я была сбита с толку. Мысли, словно тараканы, разбегались в разные стороны. Что такого важного было у графа Сен-Жермена для меня, что он бросился на поиски, доведя до слез мою служанку?

Они все-таки пришли за мной?

Я ожидала ответа с небес, надеялась, что вот сейчас метеорит упадет на мою голову, конечно же, в виде Гидеона де Виллера. Беса моих кошмаров и одновременно мечтаний. Но что-то терзало в ответ, какое-то подозрение застрявшее в сознание, что все не будет так просто.

Тем временем, граф Бенедикт осторожно, слишком нежно, будто мог меня поранить своим прикосновением, взял меня за руку и быстро, почти переходя на бег, повел вдоль улицы, словно тряпичную игрушку. Словно я была Винни Пухом, которого Кристофер тащил по лестнице. Это доминантное поведение хозяина шло в разрез с его нежным прикосновением. Это когда-нибудь прекратиться? Перспектива до конца жизни оставаться Винни Пухом меня определенно не радовала.

– Что с Вами такое? – уже повысив голос, спросила я, едва стараясь успевать за идущим широкими шагами графом. Мне определенно не нравилась эта бесцеремонность, но почему-то радовало то, что он все еще не отпускает мою руку. Его ладонь была сухая, с шероховатостью, но все же крепкая и теплая. Словно я сижу у камина и грею свою ладонь у огня, что заполняет мое тело. В какой-то момент, мне даже захотелось, чтобы он вел меня и дальше, туда, куда ему будет угодно.

На край света? Да, пожалуйста!

Таким темпом мы внезапно оказались в каком-то темном переулке, где пахло сыростью и, кажется, я только что увидела крысу. Меня пробрала дрожь омерзения, словно я оказалась в водосточной трубе, заполненной отбросами. Где-то в углу зашевелилась и закашлялась тень – это бездомный укутывался сильнее в свои тряпки, чтобы пережить еще одну морозную ночь.

В какой-то момент граф резко остановился, и я со всей силой влетела в его спину. Когда он повернулся ко мне, единственное, что запомнилось – его испуганное выражение лица.

– Что происходит? – мой голос дрожал от нахлынувшего страха. Я совершенно не понимала, что происходит. Еще пять минут назад я спокойно выходила из церкви, где оставила кусочек надежды.

– Граф Сен-Жермен. Он послал за тобой стражников, видимо подумал, что ты сбежала, – он заглянул мне за спину и чуть заметно расслабился. Видимо, оторвались от погони – тут же пришло мне в голову. Я тоже оглянулась и поняла, насколько далеко мы смогли уйти от церкви.

– Зачем ему посылать за мной стражников? Служанка же… – начала было я, но граф тут же меня прервал.

– Его терпение было на исходе, я и не думал, что оно лопнет так скоро! – то ли прорычал, то ли прокричал он и со всей силой ударил по стене, отчего бездомный в подворотне что-то невнятно крикнул в нашу сторону.

– О чем вы говорите? – паника змеей постепенно прокрадывалась в мои легкие, казалось, воздух вдруг стал ядовит, и дышать стало труднее.

– Шарлотта, скажите мне честно! Вы шпион Грегора Аластера?

Знакомое имя выбило из-под меня почву, отчего я покачнулась в сторону стены. Шпион Аластера? Долгое время я старалась вспомнить и вот оно – человек, что был на суаре. Именно его подозревали в заговоре против Сен-Жермена. Именно он считал нас детьми дьявола. Неприятное лицо молодого мужчины всплывало перед глазами. И что теперь?

– Что за… – начала я, но граф тут же меня перебил.

– Нет, Шарлотта. Просто ответьте, да или нет?

Какая-то часть меня твердила, что это вопрос жизни и смерти. Все это время они считали, что я шпион?

– Нет, – почти пропищала я, от злости голос задрожал.

– Тогда почему вы все еще здесь? Три месяца!

Терпение, наконец, лопнуло, и вся горечь, что я держала за построенной долгими неделями плотиной, прорывалась, разрывая мне внутренности, уничтожая все на пути. Я обхватила себя руками, боясь сломаться в этом туннеле крысиного запаха и отбросов. Только не здесь. Не сейчас. Я все еще должна оставаться сильной ради того, чтобы жить.

Но так ли сильно мне хотелось жить в этом мире?

– Я не знаю. Они должны были найти меня. Обязаны были!

– Но тем ни менее вы здесь.

– Он выбросил меня…

Я прекрасно это понимала на протяжении всего моего пребывания здесь. Но отгоняла эту мысль, словно назойливую муху, не веря в то, что это может быть правдой.

– Я просто стала ненужной.

Что я могла сделать для них? Моя кровь уже занесена в хронограф, теперь неподготовленная взбалмошная девчонка, что портила всем жизнь, могла оставаться где угодно. Через какое-то время они все забудут о моем существовании, лишь мама, возможно, будет вспоминать, что когда-то у нее была еще одна дочь. Как когда-то у нее был папа.

Перед глазами мелькали эпизоды, словно не из моей жизни: мы с Лесли смеемся, сидя в темноте, на экране телевизора мелькают кадры из Гарри Поттера, по полу разбросан поп-корн.

Картинка сменилась, и вот я сижу у ног мамы, пока она аккуратно заплетает мне косички. Она поет мою любимую детскую песню, которая всегда успокаивала меня, а рядом маленький Ник баюкает Кэролайн.

И вот Он. Сидит на зеленой софе и улыбается мне самой очаровательной улыбкой, которую я когда-либо видела. Но рядом с ним уже сижу не я. Рыжеволосая девушка, словно сошедшая с какой-то картины, улыбается рядом с ним, прижимаясь плечом к его плечу. Шарлотта, наконец-то, нашла то, что потеряла когда-то.

– Шарлотта?

Я ненавидела это имя больше всего на свете, словно уродливый шрам на моем теле. Но именно его я выбрала, чтобы стать новым человеком. Возможно, мне просто стоило быть как она? Беспощадной. Холодной. Готовой ко всему.

– Он бросил меня, – снова повторила я. – Вот почему, я все еще здесь.

Время словно застыло на месте, проникая в меня самым отвратным запахом на планете.

– Это был Гидеон?

Имя резало мне сердце, но я кивнула, все еще удерживая себя от падения.

Граф ходил туда-сюда, от стенки к стенке, словно ища какой-то выход из ситуации.

– Что граф хочет от меня? – мой голос перестал дрожать. Он ледяной. Абсолютно безразличный. Словно кто-то внутри меня умер и новая я, уже не Гвендолин, Шарлотта поднялась из пепла.

Бенедикт остановился и наконец-то посмотрел на меня. Я не знала, видел ли он мое перерождение, но что-то изменилось в его взгляде.

– Твоей смерти.

Его слова потерялись в грохоте позади меня. Кто-то кричал, топот эхом разносился по переулку. Еще секунда и кто-то схватил меня сзади, прижимая к себе. Пульсирующая боль проносится по голове, и я падаю в темноту. Последнее, что я услышала, был голос Бенедикта, кричащего сквозь мою боль.

– Шарлотта!

Иллюстрации к главе:

http://static.diary.ru/userdir/2/7/0/2/2702624/79845631.png

http://static.diary.ru/userdir/2/7/0/2/2702624/79845636.png

========== И только смерть разлучит нас. Гвендолин ==========

Брак есть союз, которым мужчина обязывается всю жизнь жаловаться на свою беду.

Теодор Готлиб Гиппель

– Я возьму ответственность на себя…

Темнота разъедала слова. Я падала в никуда, подхваченная волнами боли. Голова гудела невероятно, казалось, что я только что долгое время каталась на американских горках – судя по ощущениям, года два, не меньше. Тошнота уводила все дальше, отчего я не могла заставить себя открыть глаза. Кажется, кто-то очень усердно приложил чем-то по моей голове.

– Вы не можете просто казнить ее!

– Вы защищаете нашего врага, граф Бенфорд?

– Я защищаю Рубин, милорд. Это опрометчиво, отправлять девушку на виселицу не доказав ее вину!

Слова, долетавшие до меня, подталкивали меня к смутному пониманию, что говорили обо мне. Мысли пробивались сквозь толстую пелену темноты. «Твоей смерти». «Казнить ее». «Отправить на виселицу». Эхо усиливалось, голоса становились все громче, пока не стали орать мне в ухо.

– Вы потеряли рассудок! Позволили глупой девчонке ввести вас в заблуждение!

– Я позволил себе хоть раз кому-то поверить.

Голоса постепенно удалялись от меня, превращаясь в невыносимый гул, темнота становилась все гуще.

– Это решать только вам.

Когда я наконец-то пришла в сознание, рядом со мной уже кто-то сидел. Сил не хватало даже на то, чтобы поднять руку, не то, чтобы закричать от страха.

– Шарлотта?

От осознания того, что рядом не стражники, а столь знакомый мне Бенедикт, по телу пронеслась волна облегчения. Страх испарился так же быстро, как и появился, оставляя со мной лишь беспокойство.

– Что произошло? – мой голос охрип от долгого беспамятства. Я постаралась сесть, но голова закружилась, и я чуть не свалилась… Собственно с чего? Попытка оглядеться закончилась неудачей – кругом было темно, хоть глаз выколи. Но по ощущениям это помещение напоминало мне тюремную камеру, в точности такую же, в которой я сидела в свои первые три дня пребывания здесь. Эти камеры были похожи друг на друга словно близнецы.

– Графу стало известно, что в его доме проживает шпион.

Меня вдруг затрясло от внезапно нахлынувшего холода.

– Понятно.

Бенедикт же, кажется, удивился такой реакции. Наверное, он ждал истерических криков и попыток прогрызть стену, чтобы выбраться наружу. Кто я ему, крыса какая-то?

– «Понятно»? Это все, что вы можете сказать?

– Мне всегда было интересно, как же я умудрилась протянуть так долго. Ведь у вас нет никаких доказательство того, что я – Рубин. Только мои слова. А вы, Хранители, никогда не отличались особым доверием к моей персоне.

Бенедикт молчал, словно ожидая продолжения истории. А я молчала, стараясь сдерживать подступающие слезы. Ведь я пообещала себе больше никогда не плакать. Быть более закаленной, более подготовленной ко всему, что меня ждало впереди. Быть истинной Шарлоттой, что так неудачно застряла в 18 веке.

Столько всего накопилось у меня в душе, что, казалось, потребовалось бы больше года, чтобы пересказать все то, что я пережила в этом веке.

– Отчего же решение принято только сейчас?

Граф Бенфорд придвинулся ко мне ближе, словно жар его тела мог спасти меня от холода, идущего от моих мыслей.

– Нам удалось поймать одного из приближенных к Внутреннему кругу Флорентийского Альянса. Он сказал, что в доме графа Сен-Жермена вот уже три месяца проживает их шпион.

– Что, вот так вот просто сказал?

– Способности графа удивительны.

– Да, каждому бы душить силой мысли.

Бенедикт резко повернул голову в мою сторону, словно я только что выдала самую несусветную чушь на свете. Но я прекрасно помню нашу первую с ним встречу. Мой самый первый день в Темпле, когда мне даже не дали время свыкнуться, что теперь я – новая Шарлотта. Лишь обвиняли, упрекали и не верили ни единому моему слову. В их глазах я была второй воровкой, как моя кузина Люси, что когда-то сбежала вместе с Полом де Виллером в прошлое, прихватив с собой хронограф. И все было бы хорошо, если бы в тот же день я не познакомилась с графом и не убила человека, спасая Гидеона.

– Значит, вы знаете о его способностях?

– Все знают. Просто не каждый верит.

– Шарлотта…

Но я не дала ему договорить. Кого бы они там не поймали, он солгал им без зазрения совести – просто выдал ту информацию, которую графу хотелось услышать. А мне же теперь придется отдуваться за его ложь. Фантастика! Просто очаровательно!

– Когда состоится казнь?

Да хоть бы завтра. Мне надоело жить в мире, к которому я, судя по всему, не принадлежу. Я вынесла слишком много. Ложь, предательство, бесконечные унижения и вот теперь даже мое собственное время выплюнуло меня в мусорный бак, чтобы я больше не мешалась.

– Я убедил его подождать.

От удивления я повернулась в его сторону, словно он только что произнес какое-то волшебное заклинание. Убедить графа Сен-Жермена? Нужно, по крайней мере, хотя бы быть самим графом Сен-Жерменом. Может, он убил его? Я ждала, пока Бенедикт разъяснит мне такой поворот событий, но тот просто смотрел на свои руки, словно в них вот-вот должно было появиться решение всех проблем.

– Как? – я старалась сделать так, чтобы мой голос звучал требовательно, но вместо этого получился какой-то неправдоподобный писк.

– Сказал, что возьму всю ответственность на себя.

– И как это помогло?

Он что, поменял мою жизнь на свою? Отправится на виселицу вместо меня?

– Это означает, что вам придется выйти за меня замуж.

На мгновение мне показалось, что это он так неудачно шутит. Но его лицо не выражало ничего даже близкого к смеху. Оно до сих пор было похоже на маску из фарфора в обрамлении иссиня-черных волос. И ни единой эмоции – лишь пустота.

– Что? Выйти замуж? За Вас?

Граф вдруг резко повернулся в мою сторону, отчего я чуть не вскрикнула. Теперь его лицо словно горело изнутри – пылало, глядя на меня. Он схватил меня за руки и крепко сжал мои ладони. Пальцы тут же заныли от боли, но у меня не было времени обращать на них внимание.

– Это даст вам преимущество, пока мы не найдем настоящего шпиона. Если вы выйдете за меня, граф Сен-Жермен не сможет до вас добраться. Сожалею, но я единственный, кто до сих пор верит в вашу историю. И теперь ваша очередь поверить в то, что говорю я.

Меня обдало жаром его тела, казалось, что меня закинули в печку, и я вот-вот расплавлюсь словно пластмасса. Страх отступил на задний план, словно теперь я стояла за каменной стеной, и через нее уже не мог перебраться даже граф Сен-Жермен. Слова Бенедикта отчего-то вселяли в меня уверенность в завтрашнем дне, хотя и выбора у меня не оставалась. Перспектива закончить свою жизнь на виселице, чтобы избавиться от вечной пытки, мне казалось сродни самоубийству.

– Это всего лишь формальность, Шарлотта.

Возможно, так оно и было. Но не для шестнадцатилетней девушки, прибывшей из века других устоев, других мировоззрений и правил.

Но кто я теперь такая, чтобы перечить? Преступница и приговоренная к смерти.

И все, что мне остается, это смириться со своей судьбой.

Я сказала «да». Мне просто не оставалось ничего другого. Моя надежда уже разбилась на миллион кусочков и теперь лежала у меня под ногами. Замуж… Бенедикт говорил, что это всего лишь формальность. Но это был другой век, отличный от моего, здесь не дают разводов – это означает, что я отдаю ему себя навсегда или пока не надоем. Граф красив, интересен, не зря от него все женщины без ума и пылко подставляют свои глубокие декольте для привлечения интереса, но мы же такие разные! И я не люблю его, чтобы выходить за него замуж.

Но я все-таки сказала «да», сменив тюремное заточение на более иллюзорную клеть.

После того, как граф объявил о своем решении, меня тут же вытащили из темницы, и Бенедикт, не церемонясь, посадил меня в карету со словами: «Не волнуйтесь. Теперь вы в безопасности». И кучер, щелкнув хлыстом, покатил меня куда-то в темноту ночи.

Плакала ли я? В тот момент – да, пытаясь себя отвлечь подсчетом вытканных цветов на обивке кареты. Свою первую ночь уже в качестве невесты я провела в Лондонской гостинице, где служанка (кажется, одна из бывших любовниц графа) кидала на меня чересчур изучающие, злые взгляды. Наутро оповестили, что меня повезут в Уилтшир, в поместье графа, что лежит рядом с деревней Касл Комб, где меня уже, конечно же, ждали. Дорога была адской, целый день невероятной тряски в жесткой карете выводили меня из равновесия. Я сразу вспомнила, как в детстве клала жуков в спичечную коробку и трясла, слушая, как жужжат недовольные насекомые. Теперь я в полной мере ощутила себя таким жуком. Мне было страшно и хотелось на волю.

– Добро пожаловать в Манор Хаус! – меня встретила экономка дома. Чопорная старая леди в темно-синем, сшитом на военный манер, платье.

– Шарлотта! Деточка моя! – я возликовала, услышав из глубины комнат знакомый голос и приближающиеся к нам шаги. Мадам Деверо вылетела на крыльцо, недовольно заметив экономке «Берта, посторонись!», и обняла меня, словно родную. И я обняла ее в ответ, уткнувшись носом в ее плечо. Как же я была рада ее увидеть! Никого ближе нее в этом проклятом веке у меня не было: она была единственной, кто по-настоящему обо мне пекся и переживал за каждый мой шаг. Сглотнув комок и не прошеные слезы, я отстранилась и жалостливо проскулила ей что-то вполне похожее на – «я замуж выхожу».

– Деточка! – в ее случае звучало «детьйочка». – Это же просто замечательно! Я очень рада за тебя, дите мое. Но вы не представляете, сколько всего нужно сделать! У нас только месяц! Месяц! Кто может организовать свадьбу за месяц? Видно граф Бенфорд так сильно в вас влюблен, раз уж так сильно желает жениться на вас. Ваш будущий муж просто настоящий безумец! Ему место в Тауре за такие короткие сроки!

Манор Хаус – фамильное поместье Бенфордов, которое грозилось стать моей тюрьмой, правда, фешенебельной тюрьмой по меркам 18 века, было построено еще в 14 веке, на месте сожжённого дотла замка, поэтому он выглядел «старо» и «ему явно не помешала бы современная перестройка». Информацию же я узнавала из вечной трескотни служанок, экономки Берты, мадам Деверо и прочих жителей, в перерывах между подготовкой к свадьбе. По мне, замок был удручающ: серые каменные стены, три этажа, увитые плющом, резьба по камню, статуи химер и львов. Манор Хаус разительно отличался от воздушно-белого в стиле рококо дома Сен-Жермена, он сильно смахивал на Темпл с его такими же суровыми темными стенами и темным деревом внутри, те же огромные камины, в которых средневековые люди не только мылись, но и жарили себе еду. Хотя нет, камины уменьшили, но все равно они были большие и тяжеловесные в отличие от Сен-Жерменовских витиеватых каминьчиков.

Манор Хаус наводил на меня непреодолимое чувство безнадежности. Мне больше не было куда бежать, лишь прятаться в углах и надеяться, что меня никто не найдет. Жизнь медленно катилась в тартарары, словно отправляя меня в ад за все мои грехи. Но замечать всего это, у меня не было времени.

Когда мадам Деверо в первый раз возмутилась, что на подготовку был отведен всего месяц, я не придала этому значения, пока не осознала весь масштаб необходимых приготовлений. Во-первых, нам предстояло вымыть весь замок, меня тоже не обошла участь уборщицы, но, в отличие от служанок, я не драила полы, камины, потолки, а лишь стряхивала пыль с бюстиков и часов, иногда помогая снимать занавесы и балдахины с кроватей. Были наняты служанки из деревни, приезжал важный, как павлин, некий французский месье, который постоянно носился по дому с мадам Деверо и обсуждал «прожекты», забываясь, что они в Англии, и переходя на французскую речь. В 21 веке я бы обозвала его дизайнером, но в 18 веке, кто он такой – я не могла сказать точно. Под его руководством и гордо задранным носом в доме меняли абсолютно все, а он, как полководец, управлял армией слуг: был перекопан и пересажен сад, передвигали и привозили новую мебель, менялась обивка, постоянно снимались и вешались ковры. Под конец я уже не выдержала и спросила: «Да кому это надо все? К нам что, сам Георг Второй приедет?»

– А как же гости, деточка? Здесь будут гости!

– Но зачем? Нам просто надо обвенчаться и все! – все-таки зря я это выпалила, потому что лицо Деверо тут же шокировано вытянулось, будто я неприлично выразилась при ней.

– Шарлотта, что вы такое говорите! Вы же не уличная девка, вы леди, конечно, не столь благородного происхождения, как граф Бенфорд, но все-таки. Вас же должны потом представить высшему свету. А какие слухи тогда поползут! Итак все быстро происходит.

Но то, что слухи ползли уже – было ясно, как божий день. Я слышала, как шушукались за моей спиной служанки и как они смущенно замолкали при моем появлении. Итак, все понятно: непонятная девица без рода и племени, сирота, обозначенная племянницей Сен-Жермена, как черт из табакерки, появляется в поместье с заявлением, что она невеста самого ушлого ловеласа Лондона. Да я сама бы в такое не поверила, не будь это моей историей.

Под кавалькаду скрежета передвигаемой мебели, шуршание щеток об паркет, звон перемываемого серебра и фарфора, выстрелы из ружья – отпугивание ворон в саду, гнусавое «Allez! Ce stand?» важного месье, в этой кишащей слугами и служанками суете, прошел месяц. Ко мне прибыла группа парикмахеров и швей,которые снимали с меня мерки, обсуждали со мной фасон платья и необходимые материалы. И, наверное, это была бы самая приятная часть приготовлений, но страх сильнее забирался в мое сознание, подсыпая в мою чашу все больше кошмаров.

За неделю до свадьбы, в красной карете с геральдикой, в замок прибыл мой будущий супруг. Клянусь, в этом момент, единственное, что мне хотелось – это поднять все свои юбки и дать стрекача в ближайший лес с криками «Я передумала!». Но, увы, я встретила его молча, трясясь от страха, точно осиновый лист. Но, надо было отдать должное, Бенедикт вел себя со мной, как обычно, будто не замечал той суеты, что творилась здесь и какие любопытные взгляды кидали на нас служанки, пытаясь увидеть в нас пылких влюбленных.

– Платье Вам уже доставили?

– Говорят, завтра привезут.

– Надеюсь, без бантиков, не люблю их.

Я попыталась изобразить как можно более расстроенную мину.

– Жалко как! Я как раз заказала платье, полностью увешенное бантиками. Что же теперь делать? Может не выходить замуж?

– Хорошо, тогда вас будут хоронить в этом платье. Надеюсь, не сильно забрызгается кровью после отсечения вашей прелестной головки, – он заглянул мне в глаза, в которых играли бесенята. Я невольно рассмеялась такому повороту.

– Такое удовольствие я вам не доставлю.

Мы сидели в каменной ажурной беседке в парке возле леса, из которой открывался изумительный вид на особняк и текущую рядом речку. Крестьяне и слуги ходили по округе и занимались своими делами, не замечая господ отдыхавших на пригорке в беседке.

– Вы говорите, наш брак – формальность… – мой голос дрогнул, меня трясло только от одной мысли о браке, но рано или поздно мне придется с этим смириться. Мне нужно было научиться с этим жить, – Но, как я помню, разводы в 18 веке очень редки и скандальны. Неужели вы будете всю свою жизнь терпеть меня? Там, в 21 веке про меня словно забыли, и, кажется, нет шансов вернуться обратно. Я постоянно жду, надеясь, что мой знак в церкви наконец-то увидит тот, кому он предназначается, но надежда ведь не вечна…

Мой голос сорвался от нахлынувшей боли. Нет, Гвендолин, никто не придет за тобой. Так будет лучше. Так было всегда лучше для них. Стараясь не смотреть на графа, чтобы он не увидел слез, я чертила зонтиком на полу какие-то линии. Одинокие и ломанные, как и вся моя жизнь в целом.

– Шарлотта! – он прервал мой монолог каким-то необычно грустным тоном. – Клянусь вам, я до вас и пальцем не дотронусь, если вы этого не хотите! Что до терпения… давайте проживем хотя бы этот год, чтобы от вас отстал Сен-Жермен и все остальные Хранители? А там что-нибудь придумаем. – Внезапно он снова вернулся в свое живое искристое настроение. – Или вас пугает то, что вам придется стать именно моей супругой?

Я посмотрела ему в глаза, при этом шмыгая носом. И встретила добрый и нежный взгляд, от которого на душе сразу стало теплее. Я верила ему. Как когда-то умудрялась верить Гидеону. За одним только случаем, что в этот раз я точно не позволю собой манипулировать. Поэтому, вместо того, чтобы его подколоть, я тихо произнесла «спасибо».

Сегодня все же не такое, как все пережитые мною «вчера».

Потому что именно это «сегодня» стало последним для Гвендолин Шеферд, девушки, рожденной в непостижимом будущем, что стала лишь горсткой пепла в 1757 году. Она восстала фениксом, в тот момент, когда навсегда стала совершенно другой личностью – личностью, что способна изменять свой собственный мир, в отличие от той, что умела лишь беззвучно сидеть у горки пепла прошлой жизни. Шарлотта Бенфорд никогда не станет оглядываться назад ради того, чтобы вспомнить былое.