Текст книги "Бег времени. Тысяча семьсот (СИ)"

Автор книги: Oh panic

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 42 страниц)

Чувство мести, что нашло адресата. Я искала его слишком долго ради тебя.

Я поднималась на ноги, точно слаженный механизм, поднимая за собой и Уитмена. На автомате он сделал пару шагов назад, но дуло все еще смотрело в его испуганное лицо. Осторожно я убрала мокрые от крови волосы назад и обнажила горло, чтобы он видел, во что превратилась та рана, которую нанес его клинок.

Но на самом деле заставляя смотреть его в самую глубь. Рана, что он нанес мне двести с лишним лет назад, превратилась в меня – монстра, что жаждет расплаты за содеянные грехи.

– Тебе следует научиться думать, прежде чем говорить. Даже у мертвых есть уши.

Уитмен все еще молчал, явно пытаясь справиться с шоком. Пытаясь разобраться, что же делать дальше. Его побег только что накрылся медным тазом.

– Ты прав, этот день пришлось ждать слишком долго. Но с другой стороны у меня было 224 года, чтобы разработать все до мелочей.

Уитмен попытался сделать еще один шаг в сторону, туда, где лежала его сумка, где непременно лежало бы хоть какое-нибудь средство самозащиты, но я тут же сняла пистолет с предохранителя, заставив его вернуться на прежнее место. Он слишком любил свою шкуру, чтобы потерять ее сегодня.

– С 1788 года, с того самого дня, как Бенедикт умер у меня на руках, я ждала этого момента.

– Так ты возомнила себя ангелом мщения? – с усмешкой спросил Уитмен, стараясь сохранить больше времени для раздумья, заговорив меня тем, что меня волновало больше всего.

– Возможно, – невозмутимо ответила я, – Есть грехи, которые нельзя прощать, Сен-Жермен.

Он нервно вздохнул, но не двинулся с места.

– Ой ли, – прошипел он, делая шаг вперед, переборов минутный страх перед пулей. Но вот только и она тоже была лишь разыгранным спектаклем. Он сделал еще один шаг, уже улыбаясь, справившись с ситуацией, – А что ты можешь рассказать о своих грехах, Гвендолин? Как ты оказалась в 1788?

– В конце концов, я оказалась вдвое умнее. Неужели ты так и не понял, Леопольд?

Столько раз рушила планы, столько раз путала все карты – поглощенная лишь одной целью в жизни. Уничтожить то, что уничтожает меня. Сен-Жермен затих, чтобы через секунду рассмеяться, заставляя меня вздрогнуть. Он смеялся и смеялся, пока смех его не превратился в мерзкое хихиканье.

– Значит, я был прав. Тогда, в Болгарии, ты чуть ли не выдала себя с головой. Но я был поглощен своими делами, чтобы додумать все и сложить цифры.

Едва ли меня можно было не заметить, когда я неслась по освещенному лишь факелами подземному коридору, ведя за собой Шона – тогда первого заместителя Темпла. Сен-Жермен, уже тогда в 1867ом живший под фамилией Уитмен, поймал его, когда тот пробрался в его лаборатории, чтобы найти тайник с сокровищами магии. Шон был моим первым лучшим другом, после смерти Бенедикта, от того я отправилась спасать его, не подумав о последствиях. Именно тогда, то кольцо Гидеона спасло нам жизнь, когда всего на секунду, оно выдержало натиск каменной плиты, которая закрывала нам проход из подземелья. Тогда-то Сен-Жермен и увидел мое лицо в свете пламени. Всего на секунду.

– Я просто положился на теорию, что это игра воображения.

– А на деле я всегда была за твоей спиной. Вернулась обратно, прожила свою жизнь и умерла бы, оставив бессмертие тебе, но ты испортил все сам. Ты убил его. И дал мне повод прожить 271 год, чтобы вновь оказаться с тобой лицом к лицу. Глупый-глупый Леопольд, – подначила я, улыбаясь. Но прежде, чем я смогла сказать что-то еще, комнату озарило голубым светом, чтобы передо мной тут же появился Гидеон, позволив Уитмену, ожидавшему такой поворот событий, прыгнуть мне за спину и обхватить меня руками, вновь приставив ко мне нож, но только уже к спине, в области сердца. Не раздумывая, он надавил на рукоять клинка, распоров кожу, но промахнувшись, задев лишь мышцы. Осознав это, я схватила из рукава тонкую шпильку и проткнула Уитмену руку, что позволило мне вырваться чуть вперед и со всей силы ударить локтем ему в лицо, разбивая нос. Тот сразу на автомате сделал шаг назад и оступился о собственный стул у рабочего стола, осел на пол, а я тем временем вновь подняла пистолет и направила на него. Кровь продолжала впитываться в платье, ослабляя мою хватку, заставляя ноги подкашиваться от слабости, но я все упрямо стояла, не позволяя ране затянуться.

– Гвенни, – послышался голос Гидеона, но будто сквозь толщу воды. В растерянности я помотала головой из стороны в сторону, стараясь отогнать наваждение и сфокусировать взгляд на Уитмене, который пытался остановить кровотечение из носа, подняв подбородок и смотря на меня лишь краем глаза.

– Тебе нужно к доктору, – продолжал говорить де Виллер, но я не слушала его, продолжая смотреть на человека, сидящего напротив.

– Не хватает духу, Ворон? – насмешливо спросил Уитмен. Я сильнее сжала пистолет, не понимая, почему же не могла выстрелить, а лишь продолжала смотреть на него, будто это могло утолить мою жажду. Зубы стучали точно от холода и мне, наверное, все-таки было холодно, потому что я умирала. В очередной, уже не вспомнить какой раз.

– Гвен, что ты делаешь? – голос Гидеон прорвался ко мне сквозь воду, но все что я могла слышать – это то как бешено билось мое сердце в тишине кабинета. Ярость поднималась во мне точно надвигающаяся стихия.

–Да, Гвен, что ты делаешь? – насмешливо повторил вопрос Уитмен, прижимая ладонь к окровавленному носу и смотря на меня из-под руки.

– Гвенни, опусти пистолет, пожалуйста, – умолял Гидеон, медленно подходя ко мне, вытянув руки вперед, точно ради защиты. Будто я сумасшедшая, – Ты можешь остановиться.

– О нет, – пропел Уитмен, отодвигаясь все дальше к стене, – Она никогда не могла остановиться. Особенно, когда дело касалось мести. Она уже рассказала тебе, почему здесь, Гидеон? Конечно же, рассказала. Ради тебя, верно?

Краем глаза я видела, как напрягся Гидеон, переводя взгляд от меня к Уитмену, и мне хотелось кричать, чтобы он не верил ни единому слову, но язык прирос к небу, парализуя все то, что я могла сказать.

– Она использовала тебя. Посмотри в ее глаза, это же монстр, девочка окончательно сошла с ума, – он облокотился об стену и начал подниматься, все еще держа голову поднятой вверх. Но вместо него я видела историю своей жизни. Напротив меня стою я и я поднимаюсь на ноги, прижимая руку к лицу, чтобы попытаться остановить крики, когда воспоминания о том, как закрывалась каменная плита могилы, становились реальнее. Становясь выше и выше, я продолжала жить ради любви, которую уже не могла носить в сердце. Она оставалась со мной шрамами на коже.

– Ты сделал меня такой.

Говорят, тираны боятся тех, кого угнетают. Бойся же меня. Настала моя очередь угнетать.

– Милорд, все счета аннулированы… – в этот момент дверь в кабинет открылась, впуская Марли. Он застыл на пороге, глядя на разразившуюся драму, а спустя секунду тело рефлекторно потащило его назад. Рот его приоткрылся, готовый выпустить крик, но я тут же развернулась в его сторону, чтобы выстрелить в плечо, и даже не стараясь убедиться, что попала, снова повернула дуло в сторону Уитмена. Послышались крики, адепты высунули свои головы из кабинетов, желая знать, что произошло, но тут же прятались, чтобы, конечно же, вызвать помощь, сообщить начальству о выстрелах. В Темпле всегда была удивительная система связи, когда бабочка порхала в подвале, вызывая бурю в приемной на верхнем этаже. Через секунду сюда стекутся абсолютно все.

Сен-Жермен же смотрел на Гидеона, но не словно ожидал от него помощи, а точно уже приготовившись к чему-то, будто тот должен был что-то сделать. Я же старалась не поворачивать головы, избегая того, чего боялась больше всего – увидеть в его глазах, что я и вправду превратилась в монстра, которого должна была убить вовсе не в Сен-Жермене, а в себе.

– Ну же, Гидеон, ты знаешь, что можешь это сделать, – наконец-то произнес Сен-Жермен, а я в непонимании лишь продолжала стоять точно статуя, – Все это исчезнет, будто и не было.

Все это исчезнет, точно и не было. Слова эхом ударялись о стену.

– Разве это та девочка, что когда-то впервые зашла в Темпл? Разве эта та веселая и милая Гвендолин, в которую ты влюбился? Посмотри же на нее! Она убивает людей, не моргнув и глазом. Нужна ли она тебе такая?

Я наконец-то повернулась в сторону Гидеона, чтобы понять, что все это время он смотрел на меня и его глаза, самого потрясающего цвета, который я когда-либо встречала, были наполнены болью, точно я недостаточно разбивала его сердце. Разве не достаточно? Разве жизнь не могла просто вернуться в спокойное русло?

– Тебе нужно просто нужно сделать это и ты вернешься в тот день, когда Гвендолин еще была твоей Гвендолин. До того как она сошла с ума. До того как она решила, что вбила в свою голову абсурдную идею, что я – Сен-Жермен! – продолжал говорить уже давно не граф, а Уитмен, игнорируя меня и направленный в его сторону пистолет. Да я и не ожидала от него страха. Лишь момента, когда он сам признается в своих грехах.

Но планы никогда не идут так, как ты представлял. Поэтому Гидеон лишь сделал шаг вперед в хронографу и Сен-Жермен удовлетворенно кивнул, поддакивая по его мнению верным решениям, а я лишь наконец-то опустила пистолет, продолжая смотреть на де Виллера, смиряясь с любым его решением.

– Все встанет на свои места, – улыбался Сен-Жермен или Уитмен, который навсегда останется главным злодеем этой странной оперы. И вся прелесть этой сцены заключалась в том, что никто и никогда не вспомнит о том, что произошло на самом деле, – Ты вернешь ту девочку.

Но продолжить ему не дали.

–Что за чертовщина здесь происходит? – закричал вбежавший в кабинет запыхавшийся Фальк де Виллер. Он выглядел как медведь, только что вылезший из берлоги после длительного сна, переводя взгляд с меня на Уитмена и останавливаясь на секунду на пистолете и крови, впитавшейся в мое платье.

– Она сошла с ума, Фальк! – закричал в ответ Уитмен, блестяще изображая страх, – Совсем слетела с катушек! Направила на меня пистолет и заявила, что я – Сен-Жермен!

– Возмутительно! – возмущенно воскликнул догнавший Фалька доктор Уайт. Но он тут же присел возле продолжающего стонать Марли, который так отчаянно держал руку у плеча, стараясь удержать кровь.

– Отдай мне пистолет, Гвендолин, – Фальк протянул руку в мою сторону и, приподняв брови, смотрел на меня так, будто задал вопрос и ждал на него ответа. И за всей этой напыщенной строгости, я видела лишь то, как трясутся его руки от страха, потому что он не знал, на что еще я могла быть способна. Уверена на 60 процентов, что он думал о том, что всему виной то, что произошло в 1757 году – сдвиг по фазе, не иначе.

Я лишь усмехнулась, совсем забывая весь план, который строила годами. Мне даже нечего было сказать, словно я растеряла все буквы, позабыла все фразы, которые могла бы сказать. И будто бы и вправду сошла с ума, потому что не могла объяснить всем этим людям глупость всей ситуации. Объяснить, что человек – существо эгоистичное по своей натуре. И граф Сен-Жермен никогда бы и не стал заботиться о других, потратив всю свою жизнь на поиски лекарства, панацеи для всей планеты. Я знала, на что давить, но не могла, потому что не хотела становиться такой же, как и мой враг. Даже, если это уже произошло давным-давно.

– Ну же, Гвендолин! Это уже переходит все грани! – брызгая слюной, закричал Фальк, делая ко мне шаг. Но не ожидая ответа, он с разбегу кинулся на меня, стараясь выбить из рук пистолет, но я отвела руку назад одновременно выставив ногу вперед, от того Фальк лишь споткнулся, умудрившись схватиться за край моего мокрого от крови платья, потянув меня на себя, чтобы снова попытаться выхватить пистолет. Моя рука тут же дернулась и сжалась в попытке удержаться на ногах, от того по всему кабинету пронесся оглушающий звук, за которым последовал не менее громкий крик. Фальк лежал на полу, прижимая руки к бедру в месте, куда пришелся выстрел, и отодвигался к стене. Гидеон тут же кинулся к нему на помощь.

– Доктор Уайт! – закричал он на застывшего в дверях доктора, который, однако, смотрел не на своего друга, а на меня, будто я его чем-то озадачила. Только я и сама была озадачена не меньше его – мои руки были по локоть в крови, а я не была уверена, что когда-либо смогу их отмыть.

– Я заметил ее! – прошипел Фальк, тыча в меня пальцем, – На твоей шее!

Я повернулась в его сторону, но продолжала молчать, слыша, как в кармане тикает секундомер, который уберегал меня от лишних фраз до тех пор, пока время на них не закончится.

Конечно же, он заметил ее. Ее невозможно было не заметить, когда знаешь каждую линию как свои пять пальцев. Удивительно, что ее не увидел Сен-Жермен, когда перерезал мне горло. Слишком много крови для такого рисунка?

– Татуировка Флорентийского Альянса!

Уайт тут же дернулся в мою сторону, но затем словно передумал и направился в сторону Фалька. Присев рядом с Гидеоном он осмотрел рану, но промолчал, лишь задумчиво покачав головой.

– Когда ты стала одной из них, паршивая девчонка? – спросил Фальк, игнорируя попытки помочь ему. Но не успела я и рта открыть, как за меня тут же ответил Уитмен, которому как всегда не терпелось перетянуть одеяло на себя.

– в 1758 году, когда вернулась к Бенфорду прямо перед нашим носом! – ядовито протянул он, выгибая бровь, – Отсюда и помутнение рассудка. Она всегда была наивна.

Не уверена, что Фальк вообще его слушал, потому что в это время он трясущимися руками старался вытащить из кармана брюк телефон, а когда все-таки умудрился это сделать, тут же набрал чей-то номер. Мне не нужно было даже гадать, кому же он был предназначен.

– Джордж, – с болезненной улыбкой протянул Фальк, гневно смотря на меня, – Я думал, что мы с тобой заключили договор.

Ответ собеседника, однако, разозлил его еще больше.

– Ты и есть глава! Не смей убеждать меня, что не имеешь полномочий решать! – заорал он так, что чуть не заложило уши. Бедный-бедный Фальк. Никогда не был способен смотреть дальше протянутой руки, от того всю жизнь словно блуждал в темноте, где главной целью оставалось лишь желание в очередной раз не врезаться в стену.

– Так перенаправь звонок на него!

Еще секунда и кабинет вновь заполнился громкой мелодией, заставляя Гидеона вздрогнуть от неожиданности, пока Уайт невозмутимо вытащил из кармана своего пиджака сотовый телефон, орущий песней «Слишком молоды, чтобы умирать».

– Ты…

Когда-то мне говорили, что друзья – это только твой выбор, от того выбирай того, кто никогда и не подумал бы о том, что мог тебе врать. Друг всегда должен был говорить правду, всеми силами цепляясь за ветку понимания на этом несчастном древе лжи.

Но когда-то другие люди сказали обратное. Что человек умудрялся врать даже самому себе, так какого понимания он мог требовать от кого-то вне собственного эго?

– Ты и есть…

Фальк даже не договорил, опустив руку с телефоном, точно ему обрезали все нитки, а Уайт лишь усмехнулся, поднимаясь на ноги.

– Я слежу за тобой уже больше тридцати лет, а так и не разобрался, притворяешься ты или и вправду идиот.

Он развернулся и направился ко мне, протягивая телефон, в котором уже затихла мелодия.

– Смени мелодию, терпеть не могу эту песню.

– Она потрясающая! – возразила я, сжимая трубку. Фальк же продолжал сидеть у стены, и я уверена, если бы ее там не было, он бы все равно продолжал сидеть так, словно вместо позвоночника ему вшили металлическую палку. Так выглядели люди, которых предали. Они тут же становились стальными, потому что в этот момент ничто другое не смогло бы пробить эту броню. К его везению, именно в этот момент секундомер запищал, напоминая о том, что прошло ровно полтора часа с тех пор, как тот же Фальк отправил меня прямо в кровожадные лапы Сен-Жермена.

Но теперь же моя очередь угнетать неугнетенных, верно?

– Вы никогда не верили мне, как Рубину, но может быть Флорентийский Альянс сможет вас убедить, – говоря, я положила пистолет на пол и подтолкнула его в сторону Фалька, который смотрел на мои действия с плохо скрываемым непониманием.

– Я привык не верить врагам, – все так же гневно ответил он.

– Ваш ли это враг?

– Что ты имеешь в виду?

– Зачем ты вообще слушаешь ее? – закричал Уитмен, но тут же замолк, когда Фальк перевел взгляд на него.

– Флорентийский Альянс никогда не угрожал Темплу. Он лишь требовал прекратить работу на графа Сен-Жермена, разве не так, Фальк? – продолжала я, но повернувшись в сторону Гидеона, выглядевшего на фоне всего происходящего по-настоящему призрачно. Словно совершенно не участвовал в этой затянувшейся войне. Я ожидала увидеть осуждение, но вместо него увидела лишь решимость. Гидеон кивнул, точно давая мне знак – я могла двигаться в любом направление. И, конечно же, только вместе с ним.

– Я пришла драться не с вами, Фальк, а с человеком, которого вы так долго боготворили! Вы дали ему бессмертие, которое он будет забирать любыми путями, – я протянула палец сторону Уитмена, который, как он считал, незаметно передвигался все ближе к выходу. Его нога застыла прямо в воздухе.

– Куда тебе бежать, Сен-Жермен? – рассмеялся Уайт, возвращаясь к Фальку и перевязывая ему ногу, чтобы тот не истек кровью. Скорая помощь уже была на подходе. Секундомер замер, а значит, все, что я задумала, уже исполнилось. Уитмен – все, кем ему приходилось быть – попал в ловушку.

– Все твои активы перераспределены во все благотворительные компании, которые Флорентийскому Альянсу удалось найти. Все твое имущество было распродано государству или подарено бедным. Твои паспорта аннулированы, потому что ты человек, которого никогда не существовал в природе, – продолжил Уайт, в то время как Уитмен задумчиво смотреть в одну точку.

– Теперь у тебя нет ни гроша. И уж тем более бессмертия. Ты – ноль в воздухе.

А я стала чем-то большим, потому что переросла тугую смесь мести и гнева, я смогла переступить через нее, как когда-то переступала через годы, что стелились у меня перед ногами. Вот она обновленная я.

– Ты убил всех тех, кто был мне дорог в прошлом. Отравил Бенедикта, застрелил Элизабет, задушил Шона и этот список можно продолжать и продолжать. Но ты никогда не сделаешь этого снова.

Потому что я наконец-то была здесь. В правильном месте и в правильном времени. Там, где мне всегда стоило быть.

– О, так значит, ты убьешь меня?

Я усмехнулась в ответ на его ядовитый, полный неверия голос. Конечно же, он не ожидал такого. Никогда удар не мог придти из будущего в прошлое, чтобы догонять его словно ветер. Никогда я, обычная девочка, не могла нанести ему вред.

– Но только ты не настолько прозорлива, как я.

Не успела я понять, что он имел в виду, как в коридоре послышались выстрелы. Один, еще один и целая обойма – словно кто-то пытался пробить стену. Шум настолько отпечатался в моих ушах, что показалось, будто взорвалась Вселенная. А Уитмен тем временем воспользовался ситуацией и подбежал к Фальку, схватил пистолет и выстрелил мне в грудь, заставляя кровь в испуге сначала отпрянуть от сердца, а затем начать впитываться в мое платье. Уитмен тут же перевел пистолет на Гидеона.

– Верни все обратно, – приказал он.

Гидеон же испуганно смотрел на меня, застыв на месте, совершенно не обращая внимания на наставленный на него пистолет. Это было неправильно. Потому что я как никто другой понимала, что Гидеон не принял порошок. Бессмертие не представлялось ему даром.

– Сделай, как он хочет, – прохрипела я, стараясь держаться на ногах. Пожалуйста, сделай, как он хочет. Я не пережила бы еще одной потери.

– Делай же! – Уитмен махнул пистолетом в сторону хронографа и Гидеон послушно направился к нему, делая вид, что вытаскивает из кармана его пиджака камень. Я повернула голову в сторону сидящих у стены Уайта и Фалька и мысленно умоляла их молчать. Потому что любая секунда неудачи привела бы к смерти Гидеона.

Мне нужен был план, только в голове словно выросла бетонная стена. Никаких зацепок. Никаких подсказок.

Но в момент, когда я опустила руки, Гидеон лишь поднял их. Потому что он стоял у хронографа и смеялся, немного грустно, опустив голову. Снял парик и ладонью взъерошил волосы, поворачиваясь к нам, чтобы дать крыльям за моей спиной окончательно раскрыться.

– Вы так и не поняли, граф? Вот та Гвендолин, которая мне нужна. И я буду рядом с ней, не смотря ни на что. И если она решит, что ты заслуживаешь смерти, я буду тем, кто поможет ей нажать на курок.

Когда-то думала, что уже все знаю о любви, но клянусь, в этот момент где-то в центре мироздания взорвалась звезда, поглощая все беды и несчастья, которыми я себя окружила. Взорвалась, чтобы дать мне жить заново.

Гидеон вытащил из кармана вовсе не сломанный рубин, а заряженный кольт, пуля из которого с оглушающим хлопком врезалась в лоб Леопольда Сен-Жермена, потерянного и разбитого во времени. Без имени и титула. Обычного человека, которому не посчастливилось родиться в знатном роду, но посчастливилось иметь хитрость и ум.

Его тело упало на пол вместе со мной. Но если в его глазах отражалась лишь пустота, то в моем все еще были образы всего времени. Помпезности 18 века и уютные вечера 19ого. Революционные крики войны 20ого и неоновые вывески 21 века.

Вся я – напротив того, кто построил мою жизнь.

Но я знала, что еще чуть-чуть и я открою глаза в совершенно новом свете, где все, что я буду знать – это тепло любимого человека. Потому что прекрасно помнила фразу, что если ты идешь через ад, то продолжай идти.

А пока закрывай глаза.

Здравствуй и прощай, Гвендолин Шеферд.

========== Эпилог. Гидеон ==========

Эпилог

УБЕРИТЕ ЭТУ ЛУНУ

Задерни шторы поскорей,

Спугни обманный свет

Луны, чья маска и теперь

Все та же – большей фальши нет, -

Хотя на наших лютнях пыль

Бог знает сколько лет.

Не выходи в полночный сад,

Забрызганный росой,

Глядеть на звезды, что горят

Нездешнею красой, -

Так было век тому назад,

Сегодня век иной.

Не трогай веток в темноте,

С волненьем не лови

В их аромате чувства те,

Что жили у тебя в крови,

Когда любовь равна мечте,

А жизнь – самой любви!

Пусть комнатный бесстрастный свет

Мечты твои зальет,

И эхо отлетевших лет

В душе твоей замрет…

Был слишком нежен Жизни цвет,

Да слишком горек плод!

(Томас Гарди, 1904)

Я прижимал ее к себе посильнее, укутывая в своих объятиях, чувствуя, как Гвен дрожит. Мое тело грело ее, я ловил изящные пальчики, которые она игриво вырывала из моих рук. Схватив их, прижал холодную ладошку к своему рту и начал согревать своим дыханием.

– А они хорошо смотрятся вместе…

– Кто?

– Марк и Шарлотта…

– Bravo, mademoiselle! Vous êtes une grande entremetteuse!*

Гвендолин наигранно возмущается.

– Я не сводница! Я просто их познакомила.

– Я так и подумал!

– Хватит, Гидеон. Ты сам тоже хорош. Подталкивал Марка к ней комплиментами.

– Ревнуешь?

– Нет. – Она отворачивается от меня, показывая всем видом, что ревнует. Я начинаю шептать ей на ухо по-французски слова, которыми полно мое сердце, поочередно целуя в щеку: «Милая Гвендолин. Любимая Гвендолин. Красавица моя. Нежная Гвендолин. Опасная Гвендолин. Страстная Гвендолин».

– Прекрати, – шепчет она ответ с красными щеками от смущения. – Иначе я не сдержусь и покажу аморальное поведение в отношении тебя.

Мы ехали с Дня Рождения Лесли, где мой братец Рафаэль устроил своей девушке милую вечеринку-сюрприз в честь нее. Я как подозреваю, Марк и Шарлотта оказались там неслучайно. Уж больно странно выглядели эти двое в нашей компании. Но надо отдать должное, хитрость сработала, и этот слащавый внучок не отходил от рыжей надоеды весь вечер. Отлично спелись. Шарлотта, кажется, сегодня влюбилась не на шутку. Мы сбежали первыми из гостей, выбрав простой Лондонский автобус вместо лимузинов с водителями, своих машин и такси.

– Давай, Гвен, покажи этим чопорным старичкам, что ты умеешь!

Я киваю в сторону одной пожилой супружеской пары. Мужчина бурчит что-то своей седой даме сердца, а та его слушает и кивает, слушает и кивает…

Вот бы так состариться с Гвен. На фразе «И жили они долго и счастливо» в нашей паре идет сбой – либо долго, либо счастливо. Гвендолин все-таки приняла мой отказ от бессмертия, так как она знает, какого это быть «сторожем своего личного кладбища».

Я смотрю и вижу, как она зависла в своем личном аде – в своих мыслях, глядя, не отрываясь, от пожилой пары.

– Гвенни, милая! – Я стону, прижимая сильнее. Как же это больно видеть! Это страшно.

– Прости меня. – Она возвращается снова ко мне, но все еще мыслями там. – Прости.

Она постоянно извиняется, когда такое происходит. И мне подсказывает, что это не только за потерянное внимание. Гвендолин считает себя уродцем, что она обделяет меня, так как не смертна и не может постареть рядом со мной вот так, как эти старички. А еще, что бесплодна…

– Гвен, ты знаешь, что извиняться не стоит.

Она сглатывает комок в горле и пытается сдержать наворачивающиеся слезы.

– Знаешь, а давай, как приедем домой, закажем большущую пиццу, наденем пижамы с Микки Маусами и …

– Только не пижамы! Я вообще не понимаю, в каком коматозном состоянии я был, согласившись купить их!

– Оденешь, куда денешься!

Мы были в Дисней Лэнде. Где поедали мороженное, конфеты и катались, как дети, на всех аттракционах. Но самое безумное – это привезенные оттуда пижамы. Хоть Гвен и в восторге, когда я надеваю ее. Говорит, что «я настоящий секс» в ней. Ага. Секс. В пижаме с розовой Минни и красноштанным Микки.

Гвен молодец, умница, она организовала лабораторию по исследованию генома человека, в том числе и нас. Благодаря ей, ученые нашли чудо-сыворотку, которую мне вкалывают раз в три дня, теперь элапсация растягивается не в 24 часа ,а раз в неделю. Это стало моим спасением и спасением моих рук. Ведь для скрипача исколотые хронографом пальцы –кошмар.

Гвендолин передергивает от холода.

– Я тебе говорил одеваться теплее. Не хватало, чтобы ты заболела.

– Я не болею…

– Простудой болеют все.

Я целую ее в макушку, ощущая любимый аромат волос, духов Гвендолин и ее шампуня. Она положила голову мне на грудь и закрыла глаза, позволяя мне играться с ее локонами. Я укутал любимую в свою куртку, чтобы она сильнее согрелась, наплевав на ее возмущение. Гвен сильно боится за меня. Иногда маниакально начинает уверять, чтобы я проверился у всех врачей. Смеюсь, отшучиваюсь, зная, что она обижается и начинает нервничать потом сильнее. А потом иду к знакомому доктору и прошу сделать мне полный медосмотр, чем постоянно вызываю смех с его стороны. Я славюсь, как будущий хирург-придурок, боящийся заболеть.

– Гвендолин…

– Ммм?

– Выходи за меня замуж…

Я чувствую, как она замирает у меня на груди, прекратив дышать. После чего отстраняется и смотрит на меня своими голубыми глазами.

– Гидеон, ты не понимаешь, о чем ты просишь…

– Нет. Я, как раз, понимаю.

Она смотрит на свои пальцы, снова уходя от меня в прошлое. И ей не нужен никакой хронограф…

Я беру нежные хрупкие руки в свои.

– Гвендолин Бенфорд, я прошу вашей руки. Я хочу, чтобы вы стали моей супругой и в горе, и в радости. Пока смерть не разлучит меня с вами.

Она закрывает глаза и пытается справиться со слезами. Но они все равно начинают течь по ее щекам. Я хватаю ее пылающее лицо в свои ладони.

– Посмотри на меня, прошу, посмотри… – Шепчу, заклинаю. И вот самые прекрасные глаза распахиваются, обнажаю всю муку. – Я не просто люблю тебя. Я живу тобой. Мне нужно быть рядом, как человеку нужен воздух. Я прошел свой личный ад, где терял и находил тебя, где на моих глазах умирали и воскресали. Жили все, даже ты прожила огромную жизнь рядом с Бенфордом, даря ему тепло и уют, как жена, а я был где-то там, в одном моменте настоящего, где было пусто, где не было тебя. Прошу тебя, подари мне себя перед Богом, перед законом и остальными людьми, живущими на Земле. Позволь называть тебя моей женой. Хочу обладать тобой по праву.

Я горю, будто в лихорадке. Выпаливаю слова, еле переводя дух. Хочу, чтобы она поняла, что это не просто моя прихоть.

– Но я бессмертна… А ты нет.

– Знаю. Но в сейфе до сих пор хранится эта чертова панацея от всех болезней. Может, когда-нибудь я и передумаю.

– Нет, не передумаешь, Гидеон.

Она говорит это горько; мучительно больно.

– Откуда ты знаешь? Ведь будущее не написано и ты там еще не жила.

Она горько ухмыляется.

– Я не смогу подарить тебе детей.

– Зато у тебя внуков полно! – Я пытаюсь отшутиться, но плохо получается. – Эй! Ты за полгода совершила революцию в отношении меня и моих прыжков. Мне не надо каждый день заставлять себя отправлять в прошлое. Ты собрала самые светлые умы в генетике, неужели ты не думаешь мы не найдем способ завести детей? Тем более это 21 век, когда суррогатное материнство стало нормальным явлением.

Я вижу, как понемногу вселяю в нее надежду. Но она продолжает молчать.

– Ты изменила ход истории, ты нарушила все возможные законы физики и природы! И боишься выйти за меня? Эмансипация явно не пошла тебе на пользу.

Она наконец-то смеется.

– Я, кстати, выступала вместе с суфражистками и участвовала с ними в разгроме Оксфорд-Стрит*.

Теперь моя очередь была смеяться.

– И как? Понравилось?

– Ну… Разбивать витрины камнями оказалось весело!

Я смеюсь вместе с ней. Мы обнимаемся и хохочем, чем привлекаем внимание многих в автобусе.

И тут она нежно шепчет мне на ухо:

– Я согласна.

Отлично. Я любуюсь самым красивым и дорогим мне человеком на земле, нежно очерчивая пальцем любимые черты.

– Мне очень нравится, как это звучит, Гвендолин Де Виллер.

– А мне нравится, как звучит «Гвендолин Де Виллер».

– Потрясающе звучит!

Я целую ее нежно и страстно. Кажется, пора начинать писать новый виток истории – про двух однажды потерянных, но наконец-то нашедших друг друга людей.

Зажигайте свечи. Пейте вино. Загадывайте желания на созвездия Льва и Ворона.

–

*Bravo, mademoiselle! Vous êtes une grande entremetteuse! (франц.) – Браво, мадмуазель! Вы отличная сводница!

* Лондон, 10 ноября 1911 год. В “Caxtenhall” суфражистки произвели демонстрацию вследствие того, что новый законопроект об избирательном праве не распространяет избирательных прав на женщин. Демонстрантки пытались пройти на площадь парламента, но были задержаны полицией. Суфражистки камнями разбили стекла в правительственных зданиях, банках, магазинах на Стреэнде и ресторанах. Происходили сцены дикого беспорядка. Было произведено 220 арестов.

========== И будешь вечно жить, не умирая. Эпилог. Гвендолин ==========

ЭПИЛОГ

Открыты мне Небесные врата,

Из перьев птиц я надеваю платье;

Взнуздав дракона, мчусь я неспроста

Туда, где ждут меня мои собратья.

Лечу вперед, к восточной стороне,

К стране бессмертных у границ Пэнлая

Ты снадобье прими, сказали мне,