Текст книги "Бег времени. Тысяча семьсот (СИ)"
Автор книги: Oh panic
Жанры:
Любовно-фантастические романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 42 страниц)
Все сидящие понимали, что граф будет в ярости, что ему не сообщили о произошедшем с Гвендолин тот час же. Правда, то, что мы не явились с депешей, не означало, что он был не в курсе. Руку даю на отсечение, каждый, кто сидел за столом на совещании в Зале Драконов отчетливо это понимал.
– Может, все-таки отложим? – мистер Джордж еще раз постарался пробить броню Фалька.
– Откладывать нельзя! Мы и так достаточно тянули быка за рога! Не забывайте, сколько времени, сил, денег у нас ушло! И что в итоге? Вот уж три месяца мы топчемся на одном месте, когда так близки к финишу.
– Я не понимаю, почему мы не можем послать Гвендолин? Ведь девочка столько времени провела в прошлом. К тому же, вы сами видели, к ней возвращаются воспоминания! Я не думаю, что бал будет в тягость, ей только надо будет находиться рядом с Гидеоном и молчать. Да, и возможно, это поможет быстрее вернуть память, – Мистер Уитмен посмотрел на Фалька из-под своих очков, а я снова опустил взгляд на свои крепко сцепленные руки. Мне было тяжело разделять в сознании, что этот тихий и манерный учитель и есть граф Сен-Жермен.
Поразительные вещи творит время со своими петлями и ловушками.
Уитмен с самого начала совещания практически со слюной у рта уговаривал послать Гвендолин. Я не знал, как на это реагировать. Ведь этот человек знает исход моей дальнейшей элапсации, он единственный понимает, что ему надо расслабиться, ведь исправить будущее нельзя. Или все-таки можно, и он надеется, вот только вопрос, на что? На то, что Гвен все-таки пойдет со мной на бал, предоставив возможность прикончить её, стравив Флорентийскому Альянсу, или она не будет со мной на балу, и все эти уговоры – жалкие попытки изменить будущее через прошлое?
Черт ногу сломит на этих временных кривых! Так или иначе, я вообще категорически против затеи ехать на бал. Но если вопрос стоит ребром: с Гвендолин или без нее, то я определенно выбираю второй вариант. Чем дальше она от Сен-Жермена, тем лучше.
– Вот именно, Уитмен! Она только начала вспоминать! То, что ее французский стал лучше – еще не означает, что ее можно посылать на бал! Да она провалится в ту же секунду, как ее представят какой-нибудь королевской особе! – Фальк дрожащей рукой платком собрал пот со лба, после чего опрокинул в себя целый стакан воды. Дядя был на взводе, точнее в истерике. Не понятно, почему именно сейчас ему нужно было посылать путешественников на бал, ясно одно – откуда-то сверху было распоряжение, на него надавили, не смотря на то, что он Верховный Магистр Ложи. Идея ему тоже не нравилась, Фальк отчетливо осознавал, чем грозит это в обоих случаях исхода дела.
– Я тоже против, чтобы Гвендолин посылали в прошлое, – прозвучал холодный размеренный голос доктора Уайта. – Давайте не забывать о гуманности. Гвендолин не просто девушка без прошлого, у нее была сложная черепно-мозговая травма с амнезией как последствие. Она до сих пор пытается совладать с теми навыками, которые для нас абсолютно нормальны. Если ее сейчас послать на бал, это станет для нее стрессовой ситуацией, которая усугубит постамнестические синдромы. И вместо банального поклона, она может ударить кого-нибудь, пнуть, нанести себе травму. Помните, как она перебила стаканы в палате? – его голос стал тверже и звонче. – В общем, Гвендолин будет вести себя не совсем адекватно для незнающего человека. Как врач, я против этого и не могу допустить ее элапсирование в 18 век.
Не знаю, что именно я почувствовал в этот момент: то ли вселенскую благодарность доктору Уайту, то ли любовь к нему, как к врачу. Теперь против Уитмена было больше людей: я, мистер Джордж, Фальк и доктор Уайт. Это, считай, победа. Гвендолин на бал не едет.
Я чувствовал, как облегчение разливается по телу, освобождая сердце от сковывающего страха.
Машина подъезжала к черному ходу школы Сен-Ленокс, на ступенях которых ждал директор, которому сообщили о съемках исторического фильма в стенах его здания. Он соловьем распевался о том, какая для него честь принимать столь значимых гостей. Директор Не-помню-твоего-имени-чувак раздражающе действовал на мои нервы, которые итак были взвинчены до предела. В рукаве огнем жгло руку спрятанное письмо для графа Сен-Жермена от Фалька де Виллера с глубочайшими извинениями и объяснениями, почему я один. Мои бледные, еле заметные следы от синяков на лице от Пола скрывал тональный крем и слой пудры, как бы я не противился этому у мадам Россини. Восемнадцатый век имел свои представления о мужской красоте, которые не ложились в мои понятия, поэтому для себя я решил, что как только прибуду в назначенный год, пожертвую «аутьентичнёстью» и сотру косметику со своего лица, которая ощущалась слоем грязи на коже. Да и кто увидит мои желтоватые синяки при свете свечей?
Меня сопроводили в подвал, где старательно на одной из стен витиеватым подчерком вывели фразу Дега «Художник пишет картину с тем же чувством, с каким преступник совершает преступление». Отлично! Мы все тут художники, каждый рисующий свой вожделенный обеденный стол с яствами и десертом, хладнокровно убивающие для своего натюрморта куропаток и прочую дичь. Только какой счет принесет нам официант?
– Тебя там будут ждать у лестницы, – произнес замогильным голосом Фальк, который своим отсутствующим видом в сочетании с черным строгим костюмом реально напоминал работника похоронного бюро. Он открыл крышку хронографа и взмахом руки пригласил к элапсации. На ватных ногах я двинулся к игле и выставленной дате. Укол пальца, на котором корочкой образовались ранки от предыдущих элапсаций : исколотые пальцы в кровь до синяков – расплата путешественников за пользование хронографом, в такие минуты ты все больше завидуешь Шиве с ее кучей рук. И вот меня выдергивает из реальности снова в 18 век. Интересно, жив ли Бенфорд? Что стало с ним за эти 25 лет?
И снова резкая смена освещения в комнате сообщила мне о только что совершившемся прыжке в прошлое. Глаза, непривыкшие к мраку, не видели ничего. Лишь темнота. Пытаясь прийти в норму, сзади себя я отчетливо услышал шорох.
– Кто здесь? – я обернулся на звук. На выходе из подвала кто-то стоял, но из-за темноты и ослепших глаз не мог понять кто. Рука рефлекторно легла на эфес шпаги.
– Это всего лишь я.
Звук с девичьим смешком колокольчиком пронесся в тишине, звонко отразившись от стен. Не может быть!
Я судорожно нащупал зажигалку, которую теперь всегда с собой таскал после дуэли с Бенфордом.
Щелчок кремния, и темноту тускло осветил лепесток огня зажигалки Zipp – привет из 21 века.
Она стояла напротив, одетая по моде 1782 года. Ее глаза сияли радостью и любовью, она улыбалась самой красивой улыбкой в мире – и это абсолютно сбивало меня с мыслей «откуда она здесь», как бы старательно я не старался ухватиться за этот вопрос.
– Гвен? – я не верил своим глазам. Не верить происходящему в последнее время стало для меня нормой.
– Ну, наконец-то, граф Велидер, а я вас уже заждалась! – и снова знакомый сарказм с пляшущими бесятами в глазах. Только отчего мне показалась примесь грусти в ее словах? Словно послышался звук треснутого хрусталя в голосе.
– Гвенни, откуда ты?
– Тссс… – она приложила палец к губам и кивнула в сторону – мол, нас могут услышать. – Я чуть позже расскажу.
И снова эта улыбка, из-за которой в одно мгновение я умер и возродился. Гвендолин улыбалась мне так, будто я был самым дорогим ей, самым любимым и самым желаемым человеком на свете.
– Я думаю, граф Сен-Жермен нас уже заждался, – она так просто и естественно протянула мне руку, за которую тут же ухватился. Клянусь небом и землей, я всегда буду откликаться и брать ее за руку, если будет протягивать для меня!
Подняв свои шуршащие атласные юбки, Гвен повела меня наверх, постоянно оглядываясь и жадно рассматривая мое лицо, словно не могла наглядеться. Мое сердце превратилось в глушащие мир барабаны. Я отвечал такими же влюбленными взглядами, не замечая ничего вокруг и улыбаясь, как счастливый идиот. Мы прошли коридор для слуг и вышли к главной галерее, ведущей к парадной лестнице.
– Подожди, – прошептала она. – Что тебе сказали Хранители?
– Что я должен объяснить графу твое отсутствие на балу и передать объяснительное письмо.
– Гидеон! Ни слова о том, что я пропадала.
– Поясни, – я почувствовал, как нервно дернулась ее рука, а бледность лица усилилась.
– Веди себя так, будто события 1758 года будут в дальнейшем. Будто мы только что после суаре.
– Да, но мы не элапсировали после суаре. Ты сразу же пропала!
– Но граф-то не знает об этом, – она прожигала меня взглядом, чтобы до меня наконец-то дошло, какую роль я должен исполнять на балу.
– Ты ведь из будущего?
– Я не могу тебе сказать, просто доверься мне, – почти умоляющим тоном прошептала она, хватая мою руку.
Я мысленно укладывал сказанное и произошедшее. Ясно одно – эта Гвен не хочет, чтобы граф 18 века знал о своем фиаско в 1758. Вот почему Уитмен так настойчиво пытался послать «мою» Гвендолин со мной на бал. Фальк был прав, Гвен с амнезией легко ошибется и снова поставит себя под удар.
– Покажи мне письмо Хранителей, – произнесла она приказным тоном, который я впервые слышал от Гвендолин. В нем проскальзывали полководческие нотки леди Тилни. Не споря с ней, я вынул бумаги из рукава камзола.
Гвендолин схватила и, не раздумывая, сорвала сургуч.
– Что ты делаешь? – шокировано прошептал я.
– Какая разница! Всё равно он не прочитает… Не должен прочитать, – она развернула письмо и подошла к окну, с которого лился чистый лунный свет. Я подошел к ней вплотную, вдохнув сладкий аромат незнакомых мне духов с запахом ее тела, и внутри меня поднялась волна желания. Maintenant n’est pas le temps de réfléchir à ce sujet, Gideon*!
Снова щелкнув зажигалкой, чтобы было светлей, мы углубились в чтение. Письмо рассыпалось в слова уничижительной формы: «искренне просим Вас простить», «нам не хватает прозорливости Вашей Светлости», «просим о помощи, как утопающие»… Фальк расшаркивался перед подонком Сен-Жерменом, пытаясь объяснить, почему я прибыл на бал один и почему они не сообщили графу о пропаже Гвендолин сразу же. Читать такую лицемерную фальшь было противно.
– Ага. Вот! – Гвендолин ткнула пальцем в конец письма. Внизу обычной шариковой ручкой, забыв обо всех предосторожностях, была приписка чужой рукой – не дядиной: «Германия. Бремен. Мужской монастырь Святого Марка. Портрет Шарлотты Бенфорд. Сожги!»
– Уитмен, – выдохнул я, озвучивая свою мысль. Гвен кивнула мне. – Кажется, твой учитель беспокоится.
– Беспокоится? – засмеялась она натянуто, махая листом бумаги перед моим лицом. – Да он в панике!
– Письмо не должно попасть к графу в руки, – внутри меня жгло пламя адреналина, смешанное со страхом. Нельзя допустить ошибки! Нельзя. – Давай сожжём? – я вырвал лист из ее рук и подставил зажигалку к краю бумаги, нервно щелкая запал.
– Нет! – и вот снова лист в руках Гвендолин. – Нельзя!
– Почему?
– Ты забыл про Уитмена! – простая истина, я бы и сам мог догадаться. Merde! Я только что чуть не совершил грубейшую ошибку: Уитмен тогда будет в курсе, что Сен-Жермен не получил письма, а значит догадается, что я всё знаю о нем.
– Точно. Прости… – я ошалело озирался в поисках ответа и ничего не находил. – Что же делать?
Она снова обворожительно улыбнулась, отчего я почувствовал невероятный прилив нежности в ответ. Как же Гвен была красива! И как любима мной. Интересно, насколько сильный между нами был временной разрыв, насколько далеко она из будущего? И, какого черта, где меня носит в это время?
– Я же сказала, доверься мне, – она протянула письмо мне, – Спрячь и постарайся до последнего не отдавать Сен-Жермену. Что ж, милорд, profiter de la vue *. Давай не будем заставлять графа Всезнайку ждать.
Спрятав бумаги, я посмотрел на девушку другими глазами. Можно ли еще сильнее влюбиться в человека? Гвен не переставала меня удивлять. Сейчас в ней было что-то другое, что-то ускользало от меня, какая-то другая тайна и загадка. Может все дело в том, что она из будущего и ей открыты многие тайны? Интересно, мы вместе? Или все еще в ненавистном мне статусе друзей?
Предложив руку, я повел ее на встречу с графом Сен-Жерменом. Наверху лестницы нас уже ждали его люди во главе с Миро Ракоци. Поздоровавшись с ними, мы были сопровождены в залу, где торжественная часть была закончена и гости вовсю отплясывали менуэт. Гвендолин молча держалась на шаг позади меня, либо чуть за мной, будто была напугана всем происходящим. Гул стоял неимоверный, будто взлетал Боинг: люди смеялись, кричали, громко разговаривали, перекрикивая друг друга, огромный оркестр на балконе выдавал пассажи, пытаясь чисто сыграть в этом адском шуме. Люди сновали туда-сюда. Где-то сбоку за колонной зажималась парочка, по крайней мере, женщина наигранно отбивалась от кавалера, постоянно обзывая его шалунишкой и стуча веером по его пальцам. Я невольно улыбнулся, кинув взгляд на Гвендолин: она тоже улыбалась, но другой улыбкой, такой, какой люди улыбаются, когда возвращаются домой. Это кольнуло. Но, в конце концов, она год провела в этом времени, возможно, ей нравился этот век.
– Вам туда, – Ракоци указал в другой конец залы.
– Ты готова? – спросил я у Гвендолин. И опять эта переворачивающая мой мир улыбка, что я самый любимый человек на свете. Жгуче захотелось ее поцеловать, и вновь себя отдернул, что не время и не место.
– Готова, если ты готов, – и мы двинулись по направлению, куда указал Ракоци.
Он стоял на балконе, манерно приняв изящную позу, и с кем-то разговаривал. Я сделал поклон, а Гвендолин без заминки присела в глубоком реверансе. Получив от него царственный кивок, он жестом пригласил нас присоединиться к нему. Поднявшись к графу, я практически осязал нервозность Гвен.
– Дети мои, вы прибыли как раз вовремя, – граф практически удушил меня в объятиях. Казалось, что мы не по разные стороны баррикад, а самые настоящие старые друзья. В отличие от жаркого приветствия со мной, он смерил взглядом Гвен и холодно кивнул. Для него это было сверх нормы, зная его отношение к женскому полу, тем более к Рубину. – Каково ваше мнение, Элкотт? Удастся ли вам разглядеть черты моего наследия в этом красивом юноше?
Он повернулся к разодетому франту, лукаво щурясь от удовольствия.
– По моему скромному мнению, присутствует некоторое сходство в осанке, – по моей спине пробежал холодок, но я старался не показывать этого, вежливо улыбаясь мужчинам. А перед глазами отчетливо возникла кровавая резня в Манор Хаусе. Вот уж с кем бы я не хотел, ни то, что сходства иметь, но и приходиться родственником, так это с Сен-Жерменом!
– И как только сравнивать столь юное лицо с моим, старческим? – граф скривился в самоироничной улыбке. – Года изменили мои черты до неузнаваемости, иногда я вижу в зеркале совсем другого человека. Кстати, разрешите представить: его превосходительство Альберт Элкотт, первый секретарь ложи в наши дни.
Я сразу вспомнил этого человека, которого видел, когда только начал элапсировать:
– Мы уже встречались во время визитов в Темпл.
Первый секретарь начал рассказывать о том, что леди Бромптон имела успех со своей прической, пока его не прервал граф, предложив Элкотту сбегать за выпивкой для нас. Началось! Сейчас граф наверняка потребует отчет.
– Это послание твоему Магистру. В нём содержатся детали нашей следующей встречи, – граф передал мне конверт, ожидая, что я сделаю то же самое в ответ.
– Спешу сообщить, что кровь леди Бергли добавлена в хронограф. Остались лишь леди Тилни, Пол де Виллер и Вы.
– О, если бы он знал, как близки мы к тому, чтобы изменить мир! – заулыбался удовлетворенно граф, кивая в сторону. Я проследил взглядом. Внизу за нами наблюдал Аластер. – Ну, так что? У вас есть бумаги для меня?
– Есть, только я не хотел бы передавать их у всех на виду. Тем более на глазах Аластера, – я наблюдал, как удивление, граничащее с шоком, отразилось на лице графа. – Там что-то важное в них, мне, к сожалению, не сказали и не пояснили. Сказали передать лично вам в руки без посторонних.
Граф покосился в сторону главы Флорентийского Альянса, который стоял хмурой статуей в этом колышущемся море людей и прожигал своим взглядом, ни на секунду не отводя глаз. Я подумал, что графу этого мало, поэтому поспешил дополнить свою ложь новыми причинами.
– Возможно, всё дело в том, что Флорентийский Альянс каким-то способом собрал силы и все еще имеет возможность противостоять нам. В последний раз, когда я был у леди Тилни с операцией, чтобы забрать у нее кровь, меня поджидал неприятный сюрприз. Кто-то донес о нашем плане, месте и времени, на меня напали, избили и оставили без сознания на улице. В моем времени Хранители не на шутку обеспокоены, поэтому они всякими способами пытаются обезопаситься и свести все риски.
Есть! По взгляду графа я понял, что убедил.
– Хорошо. Тогда отдадите позже. Я пришлю за вами Ракоци. А пока наслаждайтесь балом!
Я почувствовал отсрочку казни, когда граф благословенно отправил нас развлекаться на балу. Я взглянул на Гвендолин, она прямо встретила мой взгляд. Наверное, в этот момент мы оба подумали об одном и том же: бумаги графу передавать нельзя.
– Как насчет потанцевать со мной? – я слышал, как зазвучал ригодон, пытаясь пробиться через гам людей.
– Только при условии, что ты не оттопчешь мне ноги, – подхватила она, закусывая губу, – Точнее, я тебе. Лет сто не танцевала!
Я рассмеялся на ее реплику.
– Ну, раз лет сто, то думаю пора поразмять тебе ноги… То есть, я не в смысле поразмять-оттоптать! Обещаю быть аккуратным.
И мы уже оба смеялись как дети над моим словесным фиаско. Взяв ее за руку, я повел вниз к кругу танцующих, попутно оглядываясь, чтобы увидеть глаза и счастливую улыбку Гвендолин. Вот, за что я боролся все эти дни, все эти годы и жизни! Вот, за что я хотел принять пулю за нее! Всё это было ради таких моментов, когда я могу быть с ней, видеть счастливой, слышать смех и иметь счастье держать ее за руку. В такие моменты, она моя. Я нагло краду ее у всего мира.
Мы практически вышли на танцевальный зал, как внезапно передо мной возник ядовитый зеленый цвет. И только через мгновение осознал, что это была леди Лавиния в платье цвета «вырви-глаз-себе-изумрудным».
– Как прекрасно здесь вас снова увидеть! – она присела в глубоком реверансе. Невольно мой взгляд упал в вырез ее декольте, где вздымалась при каждом вдохе обольстительная грудь. Будь проклят этот век с его модой! Я посмотрел на Гвендолин. Diablo! Кажется, она видела, куда я только что пялился. Ее лицо не предвещало ничего хорошего.
– Леди Грей? Как вы, дорогая?
– О, вы знаете, лучше всех, – съязвила Гвендолин в ответ. – Ох, дорогая, спешу заверить вас, что зеленый недавно вышел из моды! В Париже уже его не носят.
Судя по лицу Лавинии, колкий ответ уже был готов сорваться с ее губ, а, предполагая реакцию Гвендолин, лучше ей промолчать. Драка посреди бала популярности нам не добавит.
– Простите мою сестру за бестактность, – я предупреждающе сжал руку Гвендолин, игнорируя ее возмущенный взгляд. Кажется, любовь всей моей жизни уже обдумывает способы пыток для меня. Excellent!* – Благодарим вас за беспокойство о нас. Мы не преминули воспользоваться любезным приглашением леди Пимпелботтом. Не находите, что бал просто чудесен, леди Лавиния?
– О! Бал выше всяких похвал! Леди Пимбелботтом превзошла всех, как и всегда. Лучший бал в сезоне.
– Пожалуй, не буду мешать вашей милой беседе об изысканности балов! Не берусь тягаться с профессионалами, – заявила Гвендолин, затем что-то быстро прошептала Лавинии на ухо, что та аж чуть ли не выпрыгнула из своих юбок от радости, затем провела ладонью по моей руке и ретировалась в сторону, высматривая кого-то в толпе. Я не успел среагировать на такой поворот событий, чтобы узнать, куда пошла Гвендолин, как был схвачен за руку леди Лавинией.
– Oh, ma chère! Пора вам давать больше свободы своей сестре! Иначе бедная так никогда не составит партию. Ведь балы просто созданы для создания выгодных связей!
Я нервно высматривал Гвендолин в толпе, которую люди ловко спрятали за своими головами, платьями, перьями и париками.
– Партии? Связи? О чем вы? – я не понимал, о чем она мне говорит с томным придыханием, если быть честным, и не старался. Гвендолин! Куда ты делась? Merde! Вернись сейчас же!
– Как о чем? Глупый, я говорю о ее будущем муже.
Меня словно окатили холодной водой.
– О будущем муже? О каком таком будущем муже?
Леди Лавиния смотрела своими красивыми, но холодными глазами в мои.
– Рано или поздно вам придется отпустить свою сестру, чтобы девушка заимела собственную жизнь, мужа и семью. Или вы собираетесь ее отдать в монастырь?
Я рассмеялся своим мыслям. Ну, конечно же… Муж. Имелось в виду обобщённое понятие, а не кто-то конкретный. А я уж был готов вытрясать имя из леди Лавинии. Мне и присутствие Бенфорда в жизни хватило.
– Ну, когда придет время, я сам подыщу ей мужа. Не доверяю я случайным знакомствам на балах!
В этот момент я хотел раскланяться с ней и ринуться на поиски «сестры», как был задержан толстым лордом Бромптоном.
– Ах, вечер спасён, – воскликнул он. – Я несказанно рад! Леди Лавиния вы уже поймали этого негодника? Держите крепко, а то улетит!
Лавиния рассмеялась натянутым смехом на фривольное замечание лорда. А я улыбался приклеенной улыбкой, мысленно проклиная Бромптона.
– Как вы мой дорогой?
– Вашими молитвами, милорд!
– Вот и отлично! А я все вспоминаю ваш изумительный дуэт с сестрой. Кстати, где она?
Я не успел и рта раскрыть, как меня опередила леди Лавиния.
– Леди Грей отлучилась ненадолго, чтобы почистить перышки и освежиться. Нам бедняжкам приходится столько сил тратить, чтобы подчеркнуть свою красоту и угодить вам, мужчинам.
Наверное, в этот момент я был похож на Щелкунчика: рот открылся – рот закрылся – Гвендолин ушла «чистить перышки»… Вы издеваетесь?!
– Согласитесь, публика наипрекраснейшая собралась. А какой оркестр! Какие танцующие пары – само изящество! – лорд Бромптон сладко причмокнул своими губами. – Помнится, в юности я не упускал ни одной возможности. Молодые должны танцевать! Вы так не считаете, милорд?
Намек был яснее некуда, если откажусь, то это будет сродни оскорблению.
– Согласен с вами. Леди Лавиния, вы не против посвятить этот менуэт Гайдна танцу со мной?
Лавинию, казалось, разорвет от радости, а меня от нетерпения рвануть на поиски Гвен. Вместо этого я должен отплясывать менуэт. Выйдя с дамой в круг танцующих в центр залы, я внезапно нашел плюс для себя – хороший круговой обзор. Поэтому, вежливо улыбаясь партнерше, выискивал голубой всплеск атласа Гвендолин в разношерстной толпе. Ее не было нигде. Я почувствовал удушающую злость: в конце концов, что она себе позволяет? Разве мы не должны держаться вместе и работать сообща!? На повороте и обмене соседними партнершами, внезапно на глаза попался Ракоци, который, не замечая никого, протискивался к выходу. Меня накрыло беспокойство. Отыскав графа глазами, который все еще находился на балконе и с кем-то оживленно болтал, я начал высматривать Аластера. Его не было, так же как и Гвендолин. А вот теперь пора бояться!
Не помню в какой форме и какими словами извинялся перед леди Лавинией ,уводя ее из круга танцующих, но, как только мы вошли в толпу, я практически рванул к выходу, грубо расталкивая людей и попутно оправдываясь. Вылетев в пустой полумрак коридора, начал заглядывать в каждую комнату. Здесь было пусто, гулко и прохладно, в отличие от громкой яркой бальной залы, от этого страх сильнее нарастал и заполнял каждую клетку моего тела. Еще одна пустая комната, и тревога усиливалась сильнее. Я готов был практически заорать имя Гвендолин, пока не открыл одну из дальних комнат и не увидел ее бледную, прижавшуюся к стене. У ее ног лежал без сознания Ракоци. Элкотт истуканом стоял рядом.
– Что здесь происходит?
– Ничего сверхъестественного, – прошептала Гвендолин, ногой отодвигая от себя тело Ракоци, – Можешь продолжать свои танцы и заигрывания.
Ничего сверхъестественного? Я в шоке уставился на Элкотта.
– Элкотт? Может, вы мне объясните? – тот же странно заговорщицки посмотрел на Гвендолин, но каким выражением лица она ему ответила, я не увидел, потому что успела поймать мой взгляд.
– Он напал и приставал к мисс Грей. Кажется, Ракоци опоен отваром и не контролировал своих действий, – я кинул взгляд на распростертое тело Ракоци, только сейчас увидев флягу у его головы – чертов наркоман!
– Ты в порядке? – я сделал шаг к Гвендолин, боясь напугать, чтобы не дай бог у нее не случилась истерика, а сам рассматривал – цела ли она и как далеко зашел этот ублюдок. Целостность платья на ней говорило, что всё в порядке.
– В полном, можешь возвращаться к своей Порочной ведьме*, – проворчала она и, обогнув меня, направилась к выходу. Ее резкое отторжение моей заботы вызвало во мне злость: я бегаю, ищу ее, схожу с ума от страха, а она тут… кстати, что она тут делала?
– Хорошо, я вернусь к ней, но сначала объяснишь мне, что ты тут делала?
Гвендолин резко остановилась в дверях, отчего следовавший за ней Первый секретарь, тут же врезался ей в спину, но тут же отпрыгнул от нее, словно от прокаженной.
– Целовалась с Ракоци! Чем же мне еще заниматься на балу? – почти прокричала она, разводя руки в стороны и смотря на меня с нескрываемой злостью. И, не дав мне опомниться, тут же вышла из комнаты и скрылась за поворотом, заставив меня следовать за ней.
Я оглянулся на валяющегося Ракоци, пытаясь понять – правда это была или нет. Гвендолин он никогда не нравился, я помню. Так что фраза скорее была, чтобы позлить. Ну что же, у нее это получилось!
Вылетев в коридор, я увидел как к ней и Элкотту подоспел слуга и о чем-то сообщил. Подойдя к ним, я видел, как слуга уже удалялся, передав указания.
– Граф попросил нас подождать в верхней гостиной на втором этаже. Там мы передадим бумаги. – Ее голос был спокоен и ровен, хотя я слышал страх и напряжение.
– Хорошо. Милорд, благодарю, что позаботились о моей сестре, – я сделал поклон застывшему в неуверенности Элкотту. На мгновение он замешкался, ожидая позволения уйти у Гвендолин, пока та не кивнула, соглашаясь со мной. Галантный век галантен во всем.
Он удалился, оставив меня наедине с Гвен, отчего сразу тишина между нами стала напряженной и неприятной. Я попытался объясниться с ней, но только произнес ее имя, как она в нетерпении рванула от меня по лестнице на второй этаж.
– Гвенни! Остановись! Пожалуйста!
– Оставь меня в покое!
Никогда не слышал такое отчаяние в ее голосе! Я попытался схватить ее за руку, чтобы развернуть и заглянуть в ее глаза, чтобы хоть на секунду понять, что у нее творится в голове.
– Не могу. Каждый раз, когда я оставляю тебя одну, ты совершаешь что-нибудь необдуманное.
– Поди прочь!
– Нет, я этого не сделаю. Послушай, мне действительно жаль, что так получилось. Я не должен был этого допустить.
– Но допустил ведь! Потому что ты глаз с неё не сводил! – как-то неправдоподобно звучал ее гнев. Ничего не понимаю… Она влетела в первую попавшуюся комнату, а я рассмеялся на ее заявление. Гвен стояла, потупив взор, стараясь не смотреть на меня.
– Да ты ревнуешь!
– А тебе только этого и надо! – это – правда, мне было приятно. Я получал наслаждение от одной мысли, что она считала меня своим по праву.
– Граф обязательно спросит нас, где мы задержались, – мой ответ был странным, но я растягивал удовольствие.
– Пусть твой ненаглядный граф пошлёт за нами своего названого брата из Трансильвании. Может, он никакой и не граф. Титул его такая же фальшивка, как и розовые щёчки этой… как её там? – Гвендолин от ярости шмыгнула носом. Эта свойственная ей привычка вызвала во мне прилив нежности и любви. Захотелось сильно сжать ее в объятиях, пока она не попросит пощады, чтобы отпустил. Вместо этого я продолжил:
– Хм… Я вот, например, снова забыл её имя.
– Врёшь, – ее голос уже не был так суров и беспощаден. Я видел призрак улыбки на ее губах.
– Граф никак не виноват в поведении Ракоци. Он наверняка накажет его за это. Ты можешь не любить графа, но ты обязана его уважать, – я вздохнул, как бы мы ненавидели Сен-Жермена с его шайкой, но они наши враги, опасные и вероломные. А врага нужно уважать. Нельзя пренебрегать этим. Гвендолин злобно сверкнула глазами и засопела, отворачиваясь. Видно, что внутри нее бурлит лава эмоций.
– Ничего я не обязана… – она запнулась. Я увидел, как ее взгляд остановился у меня за спиной, а зрачки чуть расширились.
– Что там? – я обернулся, проследив за ее взглядом.
– Ничего! – ее голос был звонче обычного «ничего». И тут я увидел легкое колыхание портьеры.
– Там, у окна. Кто-то подслушивает нас, – моя рука дернулась к эфесу шпагу. Но в этот момент Гвендолин прижалась ко мне и приникла к губам. Не сразу осознав, что она меня поцеловала, я потерял пару драгоценных секунд. И только потом, отдался нахлынувшему чувству, будто меня смывает в водовороте. Я целовался со всей страстью, которая накопилась за все эти дни, со всей тоской по ней: ее смерть, кома, мои ежедневные просиживания в палате за чтением Шекспира, борьба с адом за ее душу и амнезия – как счастье, что она жива, и мучение из-за невозможности быть ей больше, чем просто другом.
Не знаю, сколько времени прошло, возможно, сменилось столетие, прежде чем мы очнулись и оторвались друг друга, тяжело дыша и шатаясь, как пьяные.
– Ты же не… – я обернулся к занавеске. Неужели она поцеловала ради того, чтобы отвлечь меня? На плохо гнущихся ногах, я шпагой отодвинул портьеру – никого… Наверное, показалось. Я обернулся к ней и увидел саркастический взгляд.
– Решил вызвать на дуэль занавеску? Не думаю, что у нее есть шанс против тебя.
Я рассмеялся.
– Рад, что мои способности фехтовальщика превосходят по твоему мнению хотя бы занавеску.
Теперь ее очередь была смеяться над моей шуткой, отступая назад к двери и смущенно опустив взгляд.
– Пойдёмте, граф Велидер, нас ждут, – и снова перемена мест слагаемых – опять ощущение, что передо мной незнакомка из будущего. Я последовал за ней к выходу, и мы молча двинулись к гостиной, которая была через пару дверей. Внутри, сидя на расшитой пестрыми птицами софе, сидел граф с недовольным видом.
– Прошу прощения, что заставили вас ждать. Произошел весьма неприятный инцидент.
– Попробуйте меня удивить, – граф это сказал с улыбкой, но было ощущение, что передо мной скалится чудовище.
– Ваш преданный слуга Ракоци перепил опиумной настойки, и вместо того, чтобы нас защищать от людей Альянса, пренебрёг всеми правилами приличия и непристойно домогался до мисс Шеферд! – я с вызовом смотрел в лицо графа. Ни один мускул не дрогнул на его старческом лице, лишь глаза выдавали удивление. – Благо во время подоспела помощь.