Текст книги "Бег времени. Тысяча семьсот (СИ)"

Автор книги: Oh panic

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 42 страниц)

Каждый день я был сплошным комком нервов, словно на иголках ждал встречи с Гвендолин. Фальк придумал отличную версию без упоминания дневника Гвендолин. Понимаете ли, Шульц обратил внимание на один факт: на картине, а точнее на фоне портрета изображена маленькая сельская церквушка. И по данным (тут мне предстояло изумляться и бурно восхищаться находчивостью историков) эта церковь была построена летом 1757 и случайно сожжена от местного пожара в православное рождество, то есть 7-го января. А чтобы не мучиться с поиском более ранних дат, «возьмем эту для элапсации» (здесь я аплодирую стоя и кричу «брависсимо!» Фальку и всем его шулерам). Шах и мат, Гидеон. Партия!

Я, как послушный мальчик, спорить не стал, но на заметку взял – это сколько же раз они так красиво меня обманывали?

Тем не менее, жар от скорейшей встречи с Гвен во мне разгорался с каждым днем. Пока мадам Россини строчила, как Золушка, по ночам мужские платья 18 века, я помимо подготовки у Хранителей, самостоятельно изучал историю и загонял себя до полусмерти на фехтовании. Я засыпал и просыпался с мыслью о Гвен. Мой кабинет превратился не только в место, где я готовился, но и в личную камеру пыток – я распечатал портрет Гвен и портрет графа Бенедикта Бенфорда, повесив их на разные стенки. Как же ненавидел эти холодные, злые черты графа и его бездушные черные глаза, постоянно представляя, как я с ним расправляюсь на дуэли и освобождаю Гвен от его уз. Воображение рисовало страшные картины, как он издевается над Гвен, как бьет ее, как берет силой… и как сжимаются мои руки вокруг его горла.

Утром в пятницу прозвучал звонок Фалька: «Гидеон, сегодня элапсируешь за Гвендолин» и через несколько минут я уже мчался на всех парах в Темпл, где меня ждал совет Ближнего круга.

– Я думаю, он должен взять собой оружие! – возмущался мистер Джордж.

– Да, но там будет граф Сен-Жермен, – возразил ему мистер Уитмен.

– Я думаю, что и шпага сойдет, – коротко отрезал доктор Уайт.

При моем появлении в Зале Драконов все замолчали и уставились на меня. Фальк хмуро смотрел на меня из своего кресла.

– Доброе утро, Гидеон.

– Доброе. Все готово к элапсации?

– Не совсем. Она откладывается до завтра, пока мы не решим пару вопросов, – все тем же холодным и суровым голосом произнес Фальк. Merde! Каких еще вопросов? Они издеваются надо мной?

–Ты о чем, дядя? Поясни.

– Ну, мы сейчас решаем – брать тебе оружие или нет? Это, во-первых…

– А во-вторых?

– А во-вторых, к кому и куда тебе элапсировать?

– В Темпл, конечно! К Сен-Жермену, – с уверенностью произнес я и тут же запнулся. А к нему ли? Мы Сен-Жермена не извещали о пропаже Гвендолин, но он в курсе событий, т.к. исчезли все записи о ней из Темпла. Тогда надо его обойти стороной и чтобы он не знал о моей элапсации…

– Мы не извещали Сен-Жермена, – громко произнес Фальк, подтверждая мою первоначальную мысль. – Гвендолин, каким-то образом обошла его и поэтому ее появление в прошлом никем не зафиксировано.

Ах, вот он как думает об этом всё! Дурак я. Конечно же, Фальк не знает, что Сен-Жермен гоняется за бессмертием для себя и готов идти по трупам ради него. В том числе, по трупу Гвен.

– Ты уверен, что он не в курсе нее? – я закинул удочку, чтобы посмотреть догадывается ли Фальк.

Дядя беспомощно поднял руки в знаке «откуда я знаю». Ясно, он тоже думал об этом и тоже не знает ответа. Только для дяди Сен-Жермен – светоч, главная звезда плеяды путешественников на стороне добра. Поэтому он пытается удержать позиции: и думать плохо не хочет про графа и в то же время его ставит в тупик факт, что о Гвен нет ни единой записи, а не знать о ней граф в принципе не мог.

Обдумав все это и выдержав паузу, я опять спросил, прощупывая почву, на которой стоят убеждения дяди:

– Тогда куда?

Дядя нахмурился и стал тереть лоб. Кажется, у него болит голова. Я всегда видел это мученическое и беспомощное выражение, когда у него начиналась мигрень.

– Я предлагаю сразу к графу Бенедикту Бенфорду, – раздался голос Уитмена откуда-то сзади со стороны окна.

– Да, но мы нарушаем протокол… – возразил ему тихо мистер Джордж.

В зале опять повисла оглушающей тишиной пауза. Все ждали чего-то, наверное, чтобы сам Сен-Жермен явился и сказал, что нам делать.

Первым тишину нарушил я.

– Это резонно. Ведь он муж Гвендолин, – на слове муж голос предательски понизился и выдал мою ненависть к «супругу» моей девушки. – Он точно знает, кто она.

– А может, не знает? – опроверг мои слова доктор Уайт. – Откуда ты знаешь? Может Гвендолин не говорила и хорошо сыграла роль девушки из того века? А что, женщины всегда были во все времена одинаковые…

– Может и не знает. Но Гидеон прав, он ее муж и Гвендолин находится в его доме, – ответил за меня Фальк. Судя по приказному тону, он уже решил, как нам действовать. – Думаю, нам нужно будет действовать исходя из того, какая обстановка сложится, – затем он встал из кресла и обратился ко мне. – Тебе, мой мальчик, нужно действовать крайне осторожно.

Затем снова наступила тишина, пока Фальк закуривал сигару.

Выпуская клубы дыма, он, глядя куда-то вдаль, начал излагать нам план действий.

Карета неслась по разбитым дорогам Англии. Мой путь лежал в поместье Манор Хаус, дом графа и Гвендолин. Я был весь в напряжении, поджилки тряслись от страха и от того, что меня ждет. На элапсацию мне дали три часа. При том обратно я элапсирую в 21 век в близлежащем лесу, отпустив карету на полпути. Согласно плану, я должен буду встретиться с Бенедиктом и попытаться уговорить пригласить Гвендолин в комнату, где я приберег для нее записку с пояснениями, если граф будет препятствовать разговору о возвращении домой. Если мне не хватит времени, я завтра снова элапсирую в тоже место и час. Главное условие, увидеть Гвен!

О боже! Неужели я ее увижу? От этой мысли сердце совершало кульбит и начинало неестественно биться.

Я уставился в окно кареты, за которым уныло тянулись поля и леса Уилтшира. Элапсировав из современного маленького городка Касл Комб в деревню 18 века, из которой и разросся городок потом, я прыгнул в заранее нанятую карету. Вчера всю элапсацию потратил на съем дома в Лондоне 18 века, поиск экипажа и прочее, ради того, чтобы сегодня явится к графу Бенедикту.

Я предлагал хранителям сразу элапсировать к поместью, но, мне сказали, без кареты явиться нельзя, нужно делать все по уставу.

На этих словах я чуть не рассмеялся! Мы нарушили десяток правил из свода правил путешественников, а они говорят о какой-то карете! Я гневно фыркнул от этой мысли, но тут колесо попало на кочку, и меня подбросило до потолка так, что сильно треснулся головой.

Заерзав от неудобства (мне еще за спиной болезненно мешался пистолет с транквилизатором, заткнутый за пояс, «на всякий случай» впихнутый доктором Уайтом), подняв с пола шерстяное одеяло отороченное мехом – слишком холодно было в дороге, я недовольно крикнул кучеру, чтобы следил за дорогой. «И как люди живут в таких условиях?» – пронеслось в голове. Но поймав себя на каламбуре, отметил, что обязательно спрошу об этом у Гвен.

Через несколько часов я въехал в Манор Хаос: небольшое поместье, где дом был не высокий, но крепкий из темно-серого камня с башенками, статуями химер и орнаментальным узором под карнизами. На меня произвело это удручающее впечатление. «Так вот, где они держат Гвен».

От этой мысли мне подумалось, что по канону, здесь либо водятся привидения, либо обитает дракон, который я должен убить. И, кажется, знаю, как его зовут.

Приняв на себя важный вид, я подошел к двери, но, не успел даже постучать в нее, как мне тут же открыли. Прямо по волшебству! На пороге меня встретила старая леди в чепце и в темно-зеленом, сшитом на военный манер, платье. Кажется, она экономка.

– Bonjour! Меня зовут мадам Грэйвз, я экономка, – она присела в неглубоком реверансе, наверное, из-за ревматизма. – Чем я могу вам помочь?

– Скажите графу Бенфорду, что к нему приехал граф Велидер, – произнес я так надменно, как мог. Отлично, Гидеон! Практически назвался бельведером. Решив не оглашать своего реального имени – мало ли, может они в курсе, назовись я де Виллером – решил взять анаграмму своей фамилии и титул графа: ну, если все его разбирают, то почему я не могу? Даже Гвен обломилось!

Но вместо ожидаемого «я доложу сейчас графу», услышал: «Его милости нет сейчас». Как его нет? А кто есть? «Никого. Они с супругой с начала зимы находятся в Лондоне». «С супругой?» «Возможно вы не в курсе, но прошлой весной граф обвенчался на племяннице графа Сен-Жермена, Шарлотте Лойд». Распрощавшись с экономкой, полностью в растерянности я сел в карету и покатил обратно. Что же делать? Что же делать? Что делать?! Так значит Гвендолин взяла имя кузины. Умно. Ведь граф знает, что Шарлотту готовили с рождения к путешествиям во времени. Возможно, это ее спасло от смерти. Но сути не меняет! До Лондона в карете день езды! А мне еще два часа торчать здесь! Градус паники зашкаливал. Я не хотел откладывать это дело еще на день, дожидаясь, когда случай нас сведет с Гвендолин, находясь от нее так близко и так далеко одновременно.

От этой муки я застонал и откинулся на сидение. Это просто невозможно! Как я еще не повредился умом за это время. Хотя может и повредился!

Я начал хаотично соображать. А что если я еще раз прыгну сегодня в 18 веке на три часа? Да, мне будет плохо. Но это по возвращении же! Зато я, наконец, смогу увидеть любимые голубые глаза после полтора месяца разлуки и испытаний на мою бедную голову. Взвесив доводы разума и крики рвущегося к Гвен сердца, я решил идти на безумство. Хотя, что есть безумие по сравнению с тем, что происходило с Гвендолин? Сколько бы дядя не пытался упрятать от меня документы, я все равно был прекрасно осведомлен о том, чем знаменита вторая половина 18 века – они сами же обучили меня всему необходимому.

Последствия элапсации? Ничего страшного.

Главное, это вновь увидеть ее. Вырвать ее из этого грязного века и заточения.

– Да ты рехнулся!

– Да, дядя, рехнулся! Но я не могу так просто все оставить и дожидаться завтрашнего дня. Слишком долго мы ждали!

– Гидеон, послушай. Еще один прыжок на три часа за сегодняшний день и завтра тебе будет плохо. Ты будешь недееспособен! -вступил в наш ор доктор Уайт.

– И пусть. Мне и так будет плохо, если я не попытаюсь! – мы орали друг на друга стоя на шоссе, ведущее в Касл Комб, на котором в 18 веке пару минут назад я отпустил в Лондон экипаж, а сам вернулся в 21 век. Вид нашей группы был безумен, да мы сами были безумны: ряд припаркованных у обочины черных лимузинов, три пожилых человека в дорогих костюмах ругаются с молодым человеком в старинном камзоле и с тростью.

– Гидеон, подумай о последствиях! Тошнота, рвота, дезориентация в пространстве – это только цветочки. Последствия могут быть и хуже, – но я стоял на своем. Мое лицо выражало, что мне все равно, хоть вывернет наизнанку, но мне нужно встретиться с Гвен, убедиться, что она еще реальна хоть где-то, хоть в параллельной вселенной, но жива. Иначе образ превратится в призрак, станет невыносимым кошмаром.

–Послушай, Гидеон, «сегодня» ты никогда не вернешь, а в прошлое – ты можешь в любую секунду, – прозвучал еще один довод от мистера Джорджа, который тоже не понимал моего рвения. Что же творилось с этими людьми? Почему каждый из них так упрям?

– Да черт с ним! – взорвался Фальк, который уже стоял в сторонке, хорошенько наоравшись на меня, и нервно курил. – Если хочет, пускай элапсирует в Лондоне второй раз. В конце концов, ему будет хуже, а не нам.

Спорить никто не стал, понимая, что я не успокоюсь. Все просто молча согласились с дядей и сели по машинам. Через несколько минут мы на всех парах мчались в Лондон, в то время как мистер Джордж искал в файлах Темпла адрес Лондонского дома графа Бенфорда.

– Ну что, готов? Ты точно этого хочешь? – с надеждой спросил Фальк, все еще надеясь, что я откажусь от своей затеи. Но я уже уколол палец и через пару секунд оказался в исповедальне церкви Holy Trinity в 1758 году. Выйдя оттуда в полумрак церкви, я сломя голову, рванул на улицу. 18 век сразу встретил меня вонью нечистот и гамом таверн, продавцов, точильщиков, глашатаев, топотом копыт и скрипом проезжающих карет. Везде предлагался дешевый джин, разбавляемый в то время серной кислотой – от этого пойла умирало кучу людей. Мальчишки бегали от кареты к карете, попрошайничая и передавая записки между пассажирами. Гадалки и нищие привязывались ко мне на каждом шагу. Некоторых я отгонял, замахиваясь кулаком, потому что по-другому они не понимали. Глашатаи, расчищая дорогу важным особам, орали «разойдись» так сильно, что пару раз я думал, что оглохну. Вскоре я был у дома графа Бенфорда, тайно молясь всем богам, чтобы там оказалась Гвен, и не было графа Сен-Жермена. Дверь мне открыл чопорный, вышколенный мажордом.

– Добрый день! Желаю видеть хозяина дома. Они здесь? – мои нервы были натянуты, как струны, до самого предела.

– Да, они-с дома. Как доложить? – осведомился он.

– Доложите, что прибыл граф Велидер … из Франции. По поводу интересующей их сделки.

Мажордом удалился. Его не было несколько минут, длившиеся бесконечно. Я, как лев в клетке, метался перед дверью, готовый уже сорваться и самому поднять внутрь дома.

Но к моему спасению, вышел мажордом и повел по парадной лестнице наверх, в главную гостевую залу. Я судорожно сжимал рукоять шпаги, в ожидании, что мне сейчас придется либо защищаться, либо сдерживать себя от попыток заколоть Бенфорда.

Сердце стучало как перед казнью, шаги давались тяжело, словно ноги были тяжелые. И вот передо мной открылись высокие резные двери, и я вошел в комнату. Сначала мне подумалось, что тут никого нет, так как ненавистного ожидаемого лица я не увидел. Но в то же мгновение я увидел женскую фигуру у окна с черными, как смоль, волосами, и глаза, те самые глаза, которые меня мучили все это время во снах и в воспоминаниях. Но сейчас они были реальные, настоящие, широко открытые от испуга и бездонные. В миллионы раз прекрасней, чем я помнил!

Не знаю, сколько времени я стоял, как вкопанный, наверное, вечность прошла и мир тысячу раз умер и ожил – кажется, я забыл как дышать…

Наконец-то, совладав с собой, я хрипло смог произнести имя, которое не мог до этого произносить без боли и отчаяния. Может я умер или мне снится очередной сон, пугающий своей реальностью?

– Гвен! Гвендолин, это ты?

кюлоты*– короткие до колен брюки, которые французские дворяне носили как часть парадной одежды до начала XIX в

cravat**– шейный платок

аби*** – французское название верхней мужской одежды с узкими полочками. Модная одежда придворных XVIII в. Шили А. из бархата, борта украшали изящной вышивкой золотом, серебром, цветным шелком.

Иллюстрации к главе:

http://radikall.com/images/2014/01/27/QRH0u.png

http://radikall.com/images/2014/01/27/Fdq8P.png

========== Отрывок из зашифрованного письма. Уитмен ==========

Отрывок из зашифрованного письма, переданного Сен-Жермену в 1769 от Уитмена, с помощью Тимоти де Виллера, а тот – через Гидеона де Виллера.

«Мой дорогой граф, читая эти строки, будь спокоен – цель будет достигнута и вечность распластается перед тобою, павшей ниц Смертью.

Я – твое будущее, а ты – мое прошлое. Мы сможем разрушить оковы и воссиять в плеяде звезд.

Все будет так, как было предначертано: не сомневайся, Рубин умрет, запутавшись в сетях времени. Ты видел ее смерть собственными глазами, поэтому не смущайся, когда будешь видеть в дальнейших датах – это только отголоски ее короткой, глупой жизни. Сейчас, в 2011, предо мной раскрываются интересные события, затрагивавших тебя в 1757-58 годах и в дальнейших датах. Поверь, Лев будет сломлен. Ибо как предсказывалось, любовь сама убьет птицу Смерти.

Всё тленно. Кроме нас…<…>

P.S.

Единственная просьба из будущего – убери часть досок в исповедальне церкви Holy Trinity. Пусть остается только часть.

С уважением, твоя Альфа и Омега, твое будущее я.»

========== Отрывки из сгоревшего дневника. Гвендолин ==========

Это так необычно чувствовать себя запертой в клетке. Аластер верно считал, что меня очень просто запугать смертью. Но у него не вышло, лишь попросту растратил силы и лишился людей. Людей. Люди ли это? Тот, кто способен такими извращенными методами издеваться над другими: пытать, резать, сжигать, но не давать умереть, потому что это было бы слишком просто. Я смогла насмотреться этими ужасами вдоволь. Бенедикт уверяет меня, что эти видения скоро исчезнут, но я точно знаю, что такое не сотрется из моей памяти никогда. Но мне не страшно. Больше не страшно.

Аластер лишь укрепил во мне веру во что-то лучшее, что-то великое – жизнь. Не смотря ни на что, я все еще жива! Удивительно!

10 декабря 1757.

Сегодня Сен-Жермен снова приезжал к нам. С целью убедиться, что со мной все хорошо. Кого он обманывает? Ему поверят лишь такие же крысы, как и он сам. Удивительно, как может действовать на нервы всего лишь один человек. Будь моя воля, давно бы отправила его.

14 декабря 1757.

И вот он опять здесь. С каждым днем уверяюсь в том, что он всеми своими манерами напоминает мне одного человека из моего времени, Лесли бы посмеялась: «Бельчонок? Да он скорее сойдет за суфражистку, чем за мистера Всезнайку-графа». Лесли, знай, мне тебя безумно не хватает…

19 декабря 1757.

Бенедикт привез мне прелестное платье! Порой я рада, что застряла в этом веке! Надо же извлекать выгоду из всего, что само бросается мне в ноги.

20 декабря 1757.

Кто-то подкинул мне под окно мертвого голубя. Если эта та девушка, что вот уже месяц пытается увести у меня мужа, то при первой же возможности я выцарапаю ей глаза. Возможно, тогда она поймет, как слепа в своей вере, что у нее получится. В конце концов, это вполне может сойти за доброе дело! Эй, Господи, учти это в моем договоре! И с днем рождения, конечно же.

25 декабря 1757.

Новый год. На дворе 1758ой. А я проснулась в свои семнадцать лет в кровати с самым очаровательным мужчиной Лондона. Синтия бы обзавидовалась, но, к счастью или нет, она родилась лишь триста лет спустя. К тому же, меня пригласили на рождественский ужин во дворце, сам принц! Хотела огорошить Бенедикта этой новостью, но мадам Деверо бесцеремонно прервала мою тираду. Порой я ненавижу эту женщину так же сильно, как и люблю.

Сегодня сэндвичи получились очень вкусные! Парочку отправили прямиком к Сен-Жермену, пусть порадуется мужчина. А то делов-то у него, как мне не верить и Бенедикта изматывать.

1 января 1758.

Через десять дней намечается суаре. Туда прибудут все самые знатные люди Англии. Не знаю, по какой причине туда пригласили нас: богатства моего мужа или же мои неслыханные завывание современных опер? Буду уповать на удачу.

6 января 1758.

Он заявился, точно ничего не произошло! В гробу я видела такие подарки! Катись ко всем чертям, Гидеон де Виллер.

… дата отсутствует.

Приглашаем Вас в группу по фанфику: http://vk.com/begvremeni

========== Конец петли. Гвендолин и Гидеон ==========

«Женщины не умеют ждать, помните об этом».

Агата Кристи

«Когда тебя предали – это всё равно, что руки сломали. Простить можно, но вот обнять уже не получается».

Л.Н.Толстой

– Гвен! Гвендолин, это ты? – Гидеон нерешительно двинулся навстречу женской фигуре у окна, словно был не уверен в том, что видит перед собой.

Вопрос показался Гвендолин глупым. Но в то же время таким правильным. Ведь она давно перестала понимать, кем является. Отвечать не хотелось, хотелось верить в то, что он всего лишь кошмар. Вот она закроет глаза, и он исчезнет, точно его тут и не было.

– Я сплю, это всего лишь сон, нужно просто проснуться… – шептала она, тем временем неуверенно отступая все ближе к камину и все дальше от него.

А молодой человек, видя смятение девушки, еще больше испугался. Разве такое поведение нормально? Она не узнала его? Что шепчет? Он осторожно двигался к ней, пока она отступала от него.

– Гвен, – ласково произнес он ее имя, словно обращался к душевнобольной, – Гвенни, ты меня узнала? Это я, Гидеон…

А девушка все больше отступала шепча что-то, пока не почувствовала, что дальше идти не может, так как в спину упиралась холодная облицовка камина.

Кошмар не прекращался, возвращая ее в реальность. Значит, это не сон. Значит, он и вправду здесь. Невообразимо прекрасный и невообразимо… далекий. Год прошел для нее не зря, чтобы без раздумья броситься ему в объятья. Легче сломать все ребра разом. И вместе с этим осознанием, в ней закипал гнев. Зачем он явился сюда? Как посмел посягать на тот песочный замок, который она так долго строила?

– Вас сложно не узнать, – Гвендолин присела в поклоне, как и положено перед графами, даже если его титул и был всего лишь очередной ложью, – Гидеон де Виллер.

Гидеон рассмеялся. Ничего себе заявление! Да еще с книксеном? Она, наверное, шутит и забавляется. Но, черт возьми, как приятно снова видеть ее! Он чувствовал, что улыбка расползлась по всему его лицу до ушей, в голове звучало только одно слово:

– Нашел! Я нашел тебя! – произнес он, переводя дыхание от радости. Ему хотелось петь, плясать, смеяться, а еще заключить ее в объятия. От этой мысли он почувствовал, как в горле пересохло и вспотели ладони. Приказав сдерживать себя, он решил перевести все в шутку. – Я смотрю, из тебя наконец-то сделали истинную леди! Осанка, грация. Даже поклон сделала, не задев ничего!

От этих слов гнев в девушке начал закипать сильнее и сильнее. Этот негодяй еще смеет смеяться, словно нашел какую-то игрушку, которую так долго искал – деталь от Lego под диваном, не меньше! Хотелось кричать от безысходности! Все ответы, которые она придумывала ночами, на случай, если он и вправду заявится, забылись все разом! Вот бы врезать ему – единственное желание, оставшееся на этот случай. Но нет, быть истинной Шарлоттой Бенфорд – вот, что ей необходимо – быть холодной и неприступной.

– А я смотрю из тебя не вытравили негодяя, – вздохнула она, – Какое разочарование!

Увидев в девушке такой знакомый гнев, когда она была похожа на взъерошенную фурию, было усладой для души Гидеона. Этот жар, этот яростный блеск глаз, когда хочется спорить с ней и целовать в губы – всё больше возносило его к небесам радости! Он теперь понимал, почему фанатки рок-музыкантов визжат при виде кумиров. Ему впервые в жизни так же захотелось завизжать и заорать в приступе радости. Но если он сделает это, то Гвен точно его не поймет или убьет, например, каблуком своей туфельки.

В ответ на гнев, Гидеон подошел вплотную, наклонившись к ней и заглядывая в разъяренные голубые глаза. Не переставая улыбаться, де Виллер все ближе и ближе наклонялся к ее губам, готовый напомнить ей и себе те мгновения, прошедшие на кузине Софе.

Внезапно соседняя дверь открылась, и он услышал разъярённое «Что здесь происходит?».

Гидеон обернулся на голос и увидел того, кого несколько минут назад хотел убить – перед ним стоял сам Бенедикт Бенфорд.

В какой-то момент сердце закричало от разочарования. Он был так близко, что хотелось продлевать это вечно. Но дверь распахнулась и ее уже не закрыть. Гвендолин в ужасе повернулась в сторону мужа, понимая, какую он только что застал картинку. И ей было стыдно! Ей-богу, ей было стыдно, что ее муж застал ее с этим негодяем в такой момент.

Резко оттолкнув от себя Гидеона, она попятилась назад, пока не оказалась рядом с Бенедиктом. До нее начинало доходить, что только что чуть не произошло. Вот так вот просто? Он действительно считал ее настолько глупой? Рассчитывал, что она бросится к нему, забыв обиды, забыв, что он бросил, что оставил гнить в этом веке?

– Акт негодяйства от лживого ублюдка (упс!), – прошипела она, у Гвендолин даже не было сил улыбаться. – Это так в твоем стиле, Гидеон, верно?

Но мужчина ее не слышал, он напрягся, как лев, готовый броситься на соперника; Де Виллер с вызовом смотрел в глаза графа: изумруд против оникса.

Граф быстрым резким шагом подошел к Гидеону:

– Извольте объясните, кто вы и что здесь происходит? – на последних словах он кинул взгляд на Гвендолин, в котором Гидеон прочитал … боль?

– Позвольте представиться, – Гидеон решил не церемониться и с легким кивком, чеканя и рапортуя, произнес свое имя. – Меня зовут Гидеон де Виллер – последний из круга двенадцати. Я путешественник во времени, как и Гвен, и я пришел сюда, чтобы вернуть ее в 21 век.

– Гвен? Кто, к черту, такая Гвен? О чем он говорит, Шарлотта? – в голосе Бенедикта сквозило и непонимание, и злость, смешанная с болью. Что-то в этом голосе приносило ей невыносимую боль, будто ломали ребра, было столь ощутимо, что хотелось кричать.

– Бенедикт, успокойся, – хоть и безуспешно, пыталась защититься Гвен. Слова Гидеона ранили сердце. Что за ложь! Ее имя, которое она так бережно хранила в тайне, выдавало ее с головой. И о чем только думает этот идиот? Хранители итак решили, что она слишком хорошо устроилась, хотя должна была умереть в первой же канаве от холода и голода? Решили, что пора утихомирить её? Что ж, они выбрали правильного человека для этой миссии.

– Пожалуйста, дай мне минуту, всего лишь минуту, чтобы поговорить с ним. Наедине, – умоляюще произнесла она, понимая, что не может вот так вот ранить мужа, который так часто спасал ее, что ее жизнь и вправду стала принадлежать только ему.

– Наедине? – граф отчужденно посмотрел на жену, его взгляд красноречиво говорил о предательстве с ее стороны. «Ему больно, как и мне», – пронеслось в голове Гвен, от этой мысли стало еще невыносимей. Чувство стыда, что она причиняет ему боль, жгло ее, поэтому, не выдержав взгляда мужа, уставилась на свои руки. – Хорошо, я дам вам поговорить наедине. Раз так просишь, жемчужина моя.

Бенфорд повернулся к Гидеону, с вызовом и ненавистью посмотрел в глаза соперника, отвечающие ему тем же. Гидеона резануло то, как граф нежно произнес «жемчужина моя». Это его смутило и насторожило: неужели этот напыщенный франт 18 столетия испытывает какие-то чувства к Гвен? Брак по расчету и принуждению не располагает к таким красивым эпитетам в адрес супруги.

– С ней будет все в порядке, – после паузы вкрадчиво произнес Гидеон.

– Если бы, – тихо прошептала Гвен в ответ. Невыносимо было предавать его, но ей ничего другого не оставалось. Либо так, либо никак, а отправить Гидеона восвояси, не задав ни одного вопроса, она не могла.

Бенфорд еще раз окинул взглядом Гидеона, не веря ни единому его слову, но все же направился к выходу – медленно, совершенно не хотя уходить. Его съедало чувство, что если он оставит жену здесь вместе с ним, то потеряет снова. Слишком хорошо помнил те ночи, когда она с болью повторяла проклятое имя этого человека – раз за разом. Едва за Бенедиктом закрылась дверь, как Гвендолин сразу направилась к креслу и бессильно в него упала. Ноги больше не держали ее, так как сильно дрожали, что казалось, будто сам пол ходил ходуном.

– Что тебе нужно, Гидеон?

– А ты разве не слышала! Я нашел тебя! – он присел на корточки рядом и взял ее руки в свои, чтобы она почувствовала, какой жар от встречи пылает в нем. – Я пришел сказать тебе, что мы нашли тебя и готовимся вернуть домой.

– Забрать домой? – дрожащим голосом повторила Гвен. А где теперь ее дом? Там, где есть люди, которые верят в нее или в мире, где о ней забыли, а потом притащились, словно ни в чем не бывало, рассказывая сказки о том, что пришли ее забрать? Не в силах перебороть гнев, она вырвала руки из рук Гидеона. – Искали меня? Когда же ты научишься не лгать, Гидеон?

– Лгать? – он неуверенно посмотрел на нее. Что с ней? Причем здесь ложь? Что эти твари наплели за его спиной, как оболгали, что она уличает его во лжи? – Гвендолин, о какой лжи ты сейчас говоришь?

– О том, что вы искали меня! Ну, уж нет, второй раз я не куплюсь… – Гвен закрыла глаза, чтобы не видеть его. Эти глаза слишком сильно манили и слишком сильно злили. – Просто уходи, оставьте меня – таков же был первоначальный план.

Оставить? Второй раз? Ее слова все больше подтверждали мнение Гидеона, что его оболгали и скорее всего он догадывается кто именно: тот, кто только что вышел из этой комнаты.

– Гвен, мы не оставляли тебя, – он говорил с ней так, как говорят с маленькими детьми, которые обижены на взрослых. – Мы искали тебя! Все свое время. Я не давал хранителям расслабиться. Поверь, я им осточертел, как прыщ на заднице. Да я весь Лондон перевернул из-за тебя! Дни считал, часы, минуты, и не сдавался…

Господи! Да как ей объяснить, какой он ад прошел, как его мучили сны, в которых она мертва и забыта, как он пошел на уступки и элапсировал к Полу де Виллеру, какие страшные знания из его бумаг знает, как он мучается тем, что не имеет права на ее ответную любовь… Как?

– Не сдавался? Дни считал? Что же, весьма прозаично с твоей стороны. А я конечно тут крестиком вышивала, на пианино изредка брынькала, а! – еще один раз заглянула к Аластору на чай, – ухмыльнулась Гвен. Кто в такое поверит? Неужели за чертов год они ни разу не догадались заглянуть в Хроники и найти всего лишь одно слово (одно!): “рубин”. – И это пока ты решил, что я “сделала все, чтобы погубить себя”. Что же изменилось?

Гидеон отметил последние странные слова, почувствовав ,что где-то это было уже или он слышал их. Да ни факт! Эта упрямая ослица, сидящая напротив в куче юбок, обвиняет его в бездействии и лени.

– Хорошо! По-твоему я ничего делал, да? А что ты сделала тогда? Год нацарапала в исповедальне? Портрет намалевала? Велики твои дела! А главное, так заметны, что мы, дураки такие, не сразу нашли их!

Он взвился, как пружина, и начал ходить из стороны в сторону, не находя себе места от обидных слов. Гидеон так ждал эту встречу, он думал, что она страдает, ждет, что будет рада, в итоге, перед ним сидит обиженная девчонка и капризничает, что, понимаете ли, они слишком мало усердия вложили на ее поиски!

– О, конечно! Не велики дела! А что я должна была сделать? Отправить смс? Спасти Англию от Франции? Быть может сгореть на костре, как еретичка? – Гвендолин тоже вскочила на ноги, подгоняемая гневом. – Что мне нужно было сделать? Ну же, Гидеон, удиви меня!

У нее гудела голова, хотелось забыть все на свете, проснуться, да даже испытать все те ужасы заточения, лишь бы больше не спорить с ним. Слезы покатились по щекам непроизвольно, слишком больно было слушать его придуманные речи. Целый год! Год! А он приходит сюда и обвиняет ее, что она ничего не сделала. Пожалуй, и вправду нужно было сгореть на костре в первые же дни.

Если бы Гвендолин влепила ему пощечину, то результат был бы тот же для парня. Гидеон почувствовал себя подавленным и отрезвленным. В конце концов, на что они тратят драгоценные минуты? Стоят и выясняют кому хуже.