Текст книги "Бег времени. Тысяча семьсот (СИ)"

Автор книги: Oh panic

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 42 страниц)

– Два по цене одного! Не упустите такого шанса! Только сегодня два по цене одного!

Рядом с ними на двух деревянных коробах стояли Гидеон и Бенедикт, счастливо улыбаясь, махая толпе, посылая воздушные поцелуи, и лишь изредка бросавшие короткие злобные взгляды друг на друга.

Я тут же кинулась в их сторону, но не успела сделать и трех шагов, как поскользнулась и упала прямо в грязь. И пока я поднималась, со всех сторон набежала толпа абсолютно рыжих девиц, выкрикивающих имена парней. Все они подозрительно были похожи на мою кузину Шарлотту. Где-то все еще орали Фальк и Сен-Жермен, но я их уже не видела. Лишь спустя пару ударов локтем в бок, я смогла оказаться рядом, причем еще и зажатая между огромными юбками рыжих девиц.

– Я беру! – заорала я, как ненормальная вместе с Шарлоттами.

– Выбирайте одного! – прогнусавил Сен-Жермен, – Или идите на плаху!

– Но вы же сказали: «Два по цене одного», – тут же запротестовала я.

– Не было такого! Смеешь сомневаться в наших словах, взбалмошная девчонка? – в ответ заорал Фальк.

– Но вы же сказали!

Что ж, Гвендолины так просто не сдаются.

– У тебя и на одного благородства не хватит! Выбирай кого-то или умри!

Затянутые в разговор, мы и не заметили, как Гидеон и Бенедикт уже слетели с коробов и кидались друг на друга со световыми мечами из «Звездных войн». Когда мечи отлетели в сторону, парни попытались расцарапать друг другу лицо.

– Не Рубин, а наказание! – кричал Фальк, все сильнее начиная напоминать мне мадам Деверо с ее инструкциями по эксплуатации чайного сервиза.

– Казнить ее! – истерично поддакивал ему Сен-Жермен, то и дело, тыча в меня пальцем и пытаясь глазами найти то, чем можно было бы на меня замахнуться.

– Выбирай одного! – присоединились к ним Гидеон и Бенедикт, даже не отрываясь от драки.

– Но «два по цене двух», – крикнула я…

И вынырнула из сна, понимая, что все еще еду в карете до Манор-Хауса, уже маячившего на горизонте.

Когда мы приехали, Бенедикт тут же скрылся в глубине дома, от того большую часть времени, я его даже не видела. Он сидел то в библиотеке, то в кабинете и не подпускал меня туда ни на шаг, взяв с Джорджа (что за верный слуга!) клятву, что меня не пропустят. И лишь под вечер, он начал ходить за мной попятам, стараясь разговаривать на отдаленные от «будущего» темы. И я всячески его в этом поддерживала.

– Все слуги явно уверены в том, что ты скоро меня убьешь, – усмехнулась, в очередной раз наблюдая, как одна из девушек уже пятый раз протирает зеркало напротив нас, уже и без того сияющее словно хрусталь. Скоро дыры появятся от ее стараний.

Девушка то и дело бросала на нас заинтересованные взгляды, но тут же смущенно отводила глаза, явно не ожидая того, что я за ней наблюдаю. В пятый раз! У нее что, память как у рыбки – один круг и новая жизнь?

–Я подумаю над этим. Если найду причину, – усмехнулся в ответ Бенедикт, который явно не замечал бесплодные попытки слуг узнать что-то новенькое, чтобы стать ценным распространителем слухов о своих господах.

– Серьезно! Причин, я думаю, предостаточно.

Да взять хотя бы частые появления в этом времени Гидеона.

– Не знаю ни одной. И не стоит меня просвещать, жемчужина, – просто ответил Бенедикт, явно наслаждаясь этим разговором. В проеме показалась экономка и тут же скрылась вместе с шумом, который она издавала, когда тряпкой пыталась выгнать всех скопившихся вокруг «любопытных».

Правда, даже она не могла сотворить чудо и заставить весь дом замолкнуть. Почему-то в голову мне пришло, что все эти люди совершенно распоясались, что «пряник» должен, в конце концов, закончиться и перейти в «кнут». И это для человека демократии и абсолютной человеческой свободы! Прекрасно, теперь я точно вжилась в свою роль благородной леди. «Дикарка» внезапно ушла в леса.

– Устроим им представление? Пусть наши дорогие друзья, что так любят собирать слухи, умрут от радости! – воскликнула я, вскакивая на ноги. Абсолютно дикая идея заполнила весь мой разум – совершено ни к чему. Глупое занятие. Но кто мы, если не вечные дети? Неумно называть себя стариком в 17 и вести себя так, словно все уже позади.

– Что ты задумала?

– Пусть считают, что все так и есть. Пусть пугаются, ведь знают, что за ссорами следует. Как же глубоко будет их разочарование! – я напустила на себя абсолютно грозный вид, и теперь старалась смотреть на Бенедикта, изображая злость, спиной чувствуя, как стало тихо после моего крика.

– Разочарование? Да что вы знаете о разочаровании, падшая? – спокойным и безразличным тоном ответил мой муж, даже не отрываясь от книги. Лишь уголки его губ выдавали эту странную игру.

– Еще не упала ниже вас, мой лорд.

Я повела плечами, всем своим видом показывая, что плевать я хотела на его слова.

– Женщина! Да вы распутнее меня! И как у меня только хватило ума на Вас жениться? – Бенедикт демонстративно покачал головой и отложил книгу в сторону, пока я стояла как вкопанная, стараясь не рассмеяться в голос от этой глупой и совершенно детской затеи, которая явно ни к чему хорошему бы не привела. Но эти дни были такими тяжелыми, чтобы их вынести, что нам просто было необходимо хоть как-то расслабиться.

– Ну, вот ума и не хватило, чтобы не жениться!

Вставая с софы, Бенедикт случайно задел чашку с чаем и та разбилась о плитку так громко, что диву можно даться, откуда в такой маленькой изящной вещи было столько шума. Это расточительно, но слуги за спиной тут же зашушукались, прячась по углам.

– У меня это даже в голове не укладывается!

– Конечно! Где укладываться, когда голова маленькая?!

В конце концов, мы устроили веселое представление. Кричали друг на друга как безумные и, наверное, теперь прослыли самой ненормальной парой на всем белом свете. Но зато мы смеялись как дети, когда закрывали дверь спальни, оставляя позади не на шутку испуганных слуг, явно думающих, что мы могли разгромить весь дом.

– Наивные… – прошептал Бенедикт мне в ухо и его горячее дыхание тут же вызвало во мне кучу эмоций. И, сама себе не подчиняясь, я прижалась к нему всем телом, заключая его в объятия. И это не смотря на всю злость и ненависть, что все еще грызли меня изнутри – ночная выходка навсегда останется самым нелепым пятном моей жизни.

– Шарлотта, – взволнованно сказал он, но его руки в ответ обвили мою талию, еще больше разогревая воздух вокруг нас. Я же не желала ничего говорить – все, что мне было нужно – это секунда полной жизни – мне так хотелось вдохнуть ее всей грудью, заполнить ею легкие до отказа. Поэтому я просто прижалась губами к его губам. Он ответил не сразу, но вскоре уже я была прижата к стене, пока он яростно, словно от этого зависела вся его жизнь, целовал меня в шею, спускаясь все ниже, обводя языком ключицы, завораживая своим танцем. Его губы оставляли ожоги, но ожоги сладостные – я загоралась словно спичка. Отпустив ярость, потянула его на кровать, на ходу стягивая с него рубашку.

– Шарлотта, – начал он, но я остановила его прежде, чем что-либо испортил.

– Ох, замолчи и просто поцелуй меня.

И это было явным открытым приглашением. Через мгновение умелые руки Бенедикта уже расшнуровывали корсет и стягивали с меня все элементы платья, оставляя голую кожу касаться ветра, гуляющего по комнате.

– Ты такая красивая, – прошептал он, притягивая меня к себе и продолжая целовать со всем пылом и огнем, что горел в нем так же, как и во мне. И это уже не было «поцелуем, который шепчут» – это был крик о помощи, такой мощный, что его мог бы услышать весь мир. Его руки блуждали по моему телу, уже изученному им, но столь же любимому, как и прежде. И я отвечала тем же, чувствуя, как напрягаются его мышцы под моими пальцами, как он вздрагивает и стонет мне в ухо, на секунду останавливаясь, а затем продолжая целовать мою шею.

Это было деяние любви, откровение и обнажение чувств и эмоций. Страсть оживала с помощью наших тел и возносила нас, то в небеса, то в ад. С каждым толчком, с каждым его движением – я чувствовала, что живу. Что эта жизнь никогда не закончится.

Любовь прекрасна вне зависимости от времени и обстоятельств.

Это блаженное ощущение заполняло меня абсолютно всю. Словно во мне взрывался рай. Тело содрогалось в конвульсиях, оставляя лишь блаженство. Спокойствие. Даже не смотря на безутешно колотящееся сердце.

Бенедикт все еще тяжело дышал мне в лицо, не в силах придти в себя, так же как и я. Его черные глаза горели безумством и счастьем, и я улыбнулась, насколько могла совладать с собой. Как я смела думать, что когда-то могу позабыть этого мужчину? Что смогу вернуться в 21 век и сделать вид, что ничего этого никогда не существовало? Разве смогла бы я, после всего пережитого, довольствоваться ролью друга человека, которого любила – стоять рядом с Гидеоном и знать, что есть вещи прекраснее, чем поцелуи? Смогла бы заставить себя жить без Бенедикта, оставляя его в прошлом?

Ни за что. Никогда.

Мы заснули счастливыми. И, пожалуй, если бы не судьба, такими бы и проснулись.

Но этого не случилось.

Все это стало искрой и завалило нас пеплом.

Я проснулась от грохота. Опять. Мы с «грохотом», похоже, стали закадычными друзьями. Надев тапочки, накинув на себя ночное платье и мимолетно глянув на безмятежного Бенедикта, я двинулась к гостиной.

Позже, я еще не раз думала над своими действиями. Думала о том, что бы случилось, будь я более ответственной. Или, если бы я не услышала шума и дальше спала в объятиях мужа, что было бы тогда? Если бы я разбудила его или хотя бы подумала, что это могут быть бандиты.

Просто на секунду остановилась у двери и поразмыслила о последствиях своих уверенных шагов.

Все было бы тогда по-другому?

Все сложилось бы хуже или все-таки лучше?

Глупые и бесполезные вопросы. Ответа на них я никогда не найду.

Потому что все шло само по себе. Потому что я уже сделала все эти шаги.

В гостиной было тихо, но не успела я развернуться и уйти, надеясь, что шум вызвала какая-нибудь кошка или служанка, как кто-то тут же схватил меня за шиворот и, зажав рукой рот, с трудом потащил в сторону входной двери.

– Миледи, успокойтесь, или они услышат, – знакомый голос тут же заставил мое тело непроизвольно перестать бороться. Я следовала за ней, как и раньше, в любом случае, когда бы она ни пожелала. Мы уже оказались на улице, когда смогла увидеть лицо мадам Деверо.

Теперь она уже не была похожа на ту чопорную леди, которую я видела недели две назад. Она то и дело оглядывалась по сторонам, но я пристально рассматривала ее. Всегда идеальная прическа теперь была похожа на воронье гнездо, собранное в некое подобие пучка. Ее платье, идеальное в моей памяти, было помято и порвано. На лице красовались царапины и синяки, на лбу красовался все еще кровоточащий глубокий порез. Она дрожала от холода, а я от невыносимой неизвестности и страха.

– Что с вами случилось? Пойдемте в дом, мы должны обработать ваши раны! – прошептала я, протягивая в ее сторону руку, но она отмахнулась от меня, как всегда.

– Уже поздно! Я здесь, что помочь тебе, девочка моя.

– Помочь мне? Что происходит? Почему вы так выглядите? Я думала, вы с отцом, – она протянула ко мне руки, но я сделала шаг назад, чтобы вновь не оказаться в ее хватке.

Тогда я еще не знала, даже не догадывалась, что теряю драгоценное время. Я бы не стояла на месте ни секунды, если бы знала, чему свидетелем стану.

– Вам не сказали? – испуганно пискнула она, зажимая рот рукой, – Они скрыли от вас…

Я помотала головой, уже не понимая, что же должна делать.

– Не сказали что?

– Нет времени, миледи! Вы должны бежать! Они вот-вот будут здесь! – она начала толкать меня в сторону леса, но я упиралась ногами в землю, не желая подчиняться столь слепым приказам. Я все еще не понимала.

– Я не сдвинусь с места, пока вы мне все не объясните! – закричала я, пока Деверо все дальше умудрялась уводить меня от поместья.

Мы были уже достаточно далеко, когда раздался невероятный грохот. Словно земля разверзлась, оставляя меня в пустоте. Я упала вперед, застигнутая врасплох. И когда приподнялась и смогла обернуться, увидела пылающую часть дома с выбитыми окнами. Огонь распространялся наверх, захватывая все большую часть здания.

Вдалеке мелькали чьи-то силуэты – это наездники продолжали палить по дому и выбегающим из здания уцелевшим слугам.

Крик застрял где-то в горле. Нет. Пожалуй, я просто не заметила, как заорала.

Все звуки слились в один пищащий шум в моей голове.

Сердце раскалывалось на части – я раскалывалась на части вместе с ним.

И если я когда-то знала, как жить.

Сегодня я поняла, что такое умирать.

Иллюстрации к главе:

http://radikall.com/images/2014/03/20/0FGxY.png

http://radikall.com/images/2014/03/20/pkaTy.jpg

========== Пепел моей жизни. Гвендолин ==========

Вы когда-нибудь наблюдали, как горит дом? Это самое страшное зрелище на свете. Чьи-то надежды, уют – всё, что человек любил и берёг, – исчезает без всякого смысла. У огня нет совести.

Йен Макдональд. Странник между мирами

О смерть, безжалостно твое жало! Ты побеждаешь все…

Уилки Коллинз. Женщина в белом

Пепел заполнял пространство вместе с дымом. Он пробирался в мои легкие, отчего хотелось вывернуться наизнанку, и вырывался обратно вместе с кашлем.

Люди, еще не осознавая, что вне дома их ждет вовсе не подмога, бежали прямо навстречу смерти. Их белые одежды рассыпались по земле, наполняясь кровью. Их глаза, стеклянные, безжизненные, все еще смотрели на мир с ужасом. И они все еще кричали. Каждый из них кричал. Звук застрял у них в горле и уже никогда не найдет выхода.

Потому что они потеряли свой голос навсегда. Остался лишь один звук, сливаясь в один шум, что прорезал воздух, становясь музыкой, что издавало пламя – это треск огня, что уничтожал Манор Хаус.

– Миледи! – мадам Деверо, успевшая встать на ноги, подбежала ко мне и попыталась поднять на ноги, но мое тело перестало меня слушаться. Я не могла оторвать взгляд от трупов. – Вам нужно бежать! Вы – их единственная цель! Давай же, девочка.

– Они мертвы, – словно отчаянная прошептала я. И повторяла это раз за разом вместе с выстрелами и звоном шпаг.

Словно я слышала, как сталь проходит сквозь кожу, как разрывает их внутренности и выходит обратно, оставляя лишь потоки крови.

Все они мертвы.

– Они будут исследовать дом. Они поймут, что вас там нет.

– Они?

Проще закрыть глаза и окунуться в бездну.

– Люди графа Сен-Жермена, – ответила Деверо, помогая мне встать на ноги. А я же словно лишилась воли, тела и контроля над жизнью.

– Они разгромили Флорентийский Альянс и теперь явились за вами, чтобы подстроить все так, словно это Грегор, глава Альянса, убил вас.

Ее лицо прояснилось всего на секунду, чтобы я увидела искреннее сожаление в ее глазах. Она плакала, как плачет любой человек. Эта закаленная временем и жизнью женщина, что считала правила и этикет самыми важными составляющими нашей жизни.

– Я не понимаю…

Я вырвала руку из хватки своей гувернантки и сделала шаг назад. Голова кружилась. Взрывалась. Умоляла упасть в пустоту – от того подкашивались ноги, застигнутые слабостью тела и духа.

Но я не падала.

Стояла на ногах, когда за спиной огонь все сильнее заполнял Манор Хаус. И почти с каждым моим вздохом я слышала, как взрываются бочки с порохом, что совсем недавно привезли в поместье.

По просьбе давнего друга.

По просьбе человека, которому поклоняются люди сегодня и будут поклоняться еще три столетия.

Граф Сен-Жермен.

Спичка, что зажгла наш сад, выращенный, как оказалось… на порохе.

– Альянс остался без предводителя. Сен-Жермен атаковал поместья всех людей, которые были так или иначе причастны к Флорентинцам. Это бойня, миледи, – она развела руки в сторону, но словно охватила меня своей стальной хваткой. Словно перекрыла воздух – желудок свело и легкие иссохли.

– Какое это имеет отношение к нам? – прошептала я, заранее зная ответ. Графу не стоило создавать таких спектаклей, для того, чтобы устранить меня. Но он не мог жить иначе, чем помпезно. Оттого и убийства он планировал так же.

– Граф хочет стать бессмертным с помощью крови путешественников. Но его бессмертие прекратится в момент вашего рождения. И лишь ваша смерть вернет все на свои места.

Она говорила, а я не слышала. Все слова казались бессмысленными. Словно колыбельная на неизвестном мне языке.

– Разве ваш муж не знал об этом?

Я уже хотела ответить. Рассказать, что мне ничего не было известно о планах Сен-Жермена, хотя я и пыталась это выяснить вместе с дедушкой. Прежде, чем пропала здесь.

Но все эти мысли перебила другая, главная.

Бенедикт!

Даже не успев осознать, я понеслась в сторону дома, в сторону мужчин со шпагами, игнорируя крик мадам Деверо. Все мое тело захватил лишь страх, что он уже может быть мертв. Что пламя добралось до нашей спальни и превратило его тело в пепел.

Стало плевать абсолютно на все. Лишь бы был жив Бенедикт…

Но внезапно чьи-то руки стальной хваткой обхватили мою талию, не давая двигаться дальше. Я визжала, как ненормальная, пытаясь снова вырваться, и легкие сжимались от боли, горло начинало гореть.

– Бенедикт! – орала я, ногтями впиваясь в кожу противника, понимая, что вот-вот шпага проткнет мое тело, как протыкала тела слуг – словно нож в масло. Крик переходил в слезы, но я продолжала бороться – мне нельзя сдаваться так просто.

– Гвендолин, прекрати! – услышала я голос, но в безумии даже не поняла, реален ли он. Это был душевный взрыв – он умолял меня остановиться, вернуться в сознание и начать думать светлой головой, а не эмоциями. – Нам нужно бежать в лес! – продолжал кричать Гидеон, все сильнее обхватывая мое тело. И если бы я не боролось, ему бы это удалось.

Только я не могла.

Там в доме все еще был заперт Бенедикт.

– Отпусти меня! Мы должны спасти его!

Просто помочь. Просто помоги мне, Гидеон, и я вернусь с тобой в 21 век. Он должен жить.

– Он должен жить… – прошептала я вслух, но не успела еще раз попытаться вырваться, как руки Гидеона перестали держать меня на месте. Вместо этого он стоял рядом и смотрел на приближающихся к нам мужчин, чьи лица больше напоминали морды зверей, чем человеческие. Они были вымазаны в саже, а их одежда испачкана кровью. Не их кровью.

Все существо людей Сен-Жермена орало об опасности и безжалостности. Эти люди уже давно лишились души, отправив ее на служение Дьяволу, оттого улыбались так широко. Это пугало до дрожи, подгоняло в никуда – все, лишь бы не видеть это желание в их глазах – желание убивать и наслаждаться криками людей, коим не посчастливилось встретить их на своем пути.

Они подняли свои шпаги. Все разом.

Все четыре шпаги, поднятые вверх, сияющие в свете пламени.

Гидеон тут же кинулся в их сторону, удивляя неожиданной решимостью. Таково было негласное правило.

Убивай, иначе убьют тебя.

Он вновь и вновь замахивался шпагой, уклонялся от резких выпадов противников и, хотя они и задевали его кончиками, оставляя на теле раны, Гидеону удавалось ранить их больше: один из убийц повалился на землю, корчась от боли, хватаясь за живот, куда пришелся удар.

Все это пробудило меня от спячки и заставило действовать. Воспользовавшись ситуацией, сначала неуверенно, а затем, разогнавшись, со всех ног понеслась в сторону горящего здания. Позади меня слышался гром – это Гидеон кричал так, что разрывались перепонки.

– Гвендолин! Нет!

На секунду я обернулась, отчего волосы ударили по щекам.

Он уже убил четвертого мужчину, и пока тело падало на землю, словно безжизненная кукла, которой порвали нитки, Гидеон уже бежал в мою сторону.

– Прости, – шептала я, прося прощения за то, что любила, за то, что собиралась жертвовать всем, чтобы спасти человека, душу которого забрать никто не мог. Потому что она принадлежала мне.

И просила прощения за то, что не буду ждать.

Я развернулась и кинулась к дому, где все еще шла драка – это Джордж, камердинер Бенедикта, дрался с одним из нападающих. Не раздумывая, я схватила с земли шпагу, окрашенную в алый – чья-то кровь все еще стекала по лезвию – и кинулась в сторону его противника.

Лезвие тут же вошло в тело.

Словно нет ничего проще, чем разрезать кожу и лишить жизни.

Испустив последний вздох, он упал к моим ногам. Не дожидаясь реакции Джорджа, я вновь уже бежала вверх по лестнице к входной двери, что смотрела на меня, словно пасть ада.

Внутри все пылало от огня.

Балки, поддерживающие стены, падали вниз, превращаясь в угли.

– Гвендолин, умоляю тебя, не делай этого! – все еще кричал Гидеон позади. Но вот не судьба, на его долю всегда находился очередной противник. И вот уже его плечо орошает кровь – это один из уцелевших убийц протыкает руку парня шпагой.

Именно в эту секунду я влетаю в горящее здание, едва успевая проскочить – за моей спиной тут же летит вниз балка, перекрывая выход обратно.

Огонь тут же опаляет кожу. Воздух температуры «добро пожаловать в преисподнюю» тут же приникает к телу и на секунду останавливает меня своей интенсивностью.

Я не могла дышать. Задыхаясь, чувствовала, как огонь жжет кожу, как больно босым ногам от осколков и горящих углей, и как едкий дым иссушает глаза. Но стоять, не было времени, оттого я заставила себя бежать дальше, прикрывая лицо рукой.

Коридор вдруг стал бесконечным. Но я продолжала двигаться, хотя все мои инстинкты умоляли вернуться обратно, на улицу.

Но тут мой взгляд наткнулся на чье-то обугленное тело. Не нужно было даже напрягаться, чтобы узнать это зеленое льняное платье, которое теперь пожирал огонь. Наша экономка раскрыла рот в предсмертном крике, лежа на каменном полу, вытянув руки вперед, словно стараясь кончиками пальцев почувствовать холодный воздух улицы.

Я зажала рот руками, стараясь не закричать от ужаса. Слезы застилали глаза, стараясь отогнать от меня этот кошмар – скрыть от меня последствия внезапного пожара. Не знаю, сколько бы я так простояла, если бы дом не продолжал рушиться. Поэтому я двинулась дальше, стараясь миновать самые жуткие очаги возгорания.

Дверь в нашу спальню была закрыта, что подтвердило мои догадки, что Бенедикт все еще там. Только вот вход завалили горящими остатками стульев и стола. Оторвав от низа платья кусок ткани и обмотав им руки, я постаралась отодвинуть эту преграду, скинуть на пол и попасть внутрь. Удалось мне это, однако, лишь спустя изрядное количество времени – отчего мои голые ноги уже были покрыты ранами и ожогами.

Дверь в комнату тут же открылась и моему взгляду тут же предстала еще одна картина из ада.

Бенедикт лежал на полу без сознания. На его лбу было размазана уже запекшая кровь, и я кинулась к нему, молясь всем богам, чтобы он оказался жив.

– Бенедикт, очнись! – кричала я, стараясь привести его в чувство, тряся за плечи и хватая за щеки, заставляя открыть глаза.

Он просто не мог быть мертв!

Просто не мог оставить меня здесь!

– Бенедикт, пожалуйста, ты должен открыть глаза, – шептала я вновь и вновь, мой голос осип. И когда все это не помогло, я со всей силы влепила ему пощечину.

Его глаза тут же испуганно распахнулись, и он жадно стал глотать воздух, в страхе озираясь по сторонам. Но едва его глаза нашли меня, Бенедикт словно снова пришел в сознание.

– Шарлотта, – прошептал он, будто какую-то молитву.

– Нам нужно выбираться отсюда, бегом! – прикрикнула я и помогла ему подняться на ноги. Его шатало, но он все же мог стоять на месте и не падать. Он тут же прикоснулся к ране на голове и возмущенно выдохнул:

– Застали меня врасплох. Жалкие трусы.

Но я уже тянула его в сторону выхода.

– Нет времени, скоро это здание рухнет.

Мы двинулись к выходу, миновали мраморную лестницу, до которой не добрался огонь, и прошли в гостиную. Эту комнату уже было не узнать. Огонь сжигал все на своем пути. Софа, за которой мы так часто сидели с Бенедиктом летними вечерами, наполовину сгорела и наполовину была самого ужасного зеленого цвета, который я видела. Все книги, что ютились в углу – те, что я не дочитывала и складывала в стопку, стали лишь горкой пепла.

Мы двинулись дальше, но тут же в поле нашего зрения оказался один из поджигателей, который, видимо, проверял, все ли слуги сгорели в огне или погибли от шпаг и выстрелов, но не успел вовремя выбраться из здания, и оказался в ловушке, точно так же, как и мы.

И глупо было верить в то, что он поможет спастись нам, чтобы выбраться вместе.

Вместо этого он кинулся на нас со своей шпагой, от которой на ладони у него уже вздувались ожоги. И можно лишь удивляться, почему он еще ее не выронил.

Бенедикт, точно так же, как и Гидеон, сразу пошел в наступление и свалил того с ног, вновь и вновь опуская кулак на лицо противника, который корчился и извивался под телом моего мужа, словно червь, отчаянно боровшийся за свою жизнь.

– Бенедикт! Мы должны выбираться! Оставь его! – крикнула я и кинулась к окну, из которого уже выбило стекла вместе с взрывами. И простонала от разочарования.

Расстояние до земли казалось бесконечным.

И Бенедикт, оставивший поджигателя позади, понял это тоже.

– Там нам не выбраться. Придется идти дальше и найти выход, – со злостью смотря на окно, сказал он и, схватив меня за руку, повел дальше, к коридору, где все еще лежало обугленное тело нашей экономки.

Впереди зияла дыра – это Гидеон и Джордж смогли расчистить выход, чтобы можно было выбраться. Балки стояли по сторонам и грозились упасть прямо на них, но они продолжали стараться удержать эту горячую массу, что к тому же трескалась и падала на лицо, опаляя кожу.

– Быстрее! – прокричал Гидеон, глядя на меня.

Бенедикт не став ждать, тут же потащил к выходу.

Коридор казался бесконечным. Он и стал таковым. Потому что едва моя нога добралась до порога, едва я смогла выбежать за него и очутиться на свободе, далеко от огня, едва кто-то смог что-то заметить – как мою грудь пронзила резкая боль. Настолько сильная, что хотелось кричать. Словно тысяча мелких осколков стекла вонзились во внутренности – царапали сосуды, разрывали ткань легких, прятались в сердце.

Все тело словно стало чужим.

Клянусь, я услышала звук. Это сталь распорола мою кожу, разрывала мои сосуды.

Этот звук был громче всего. Он единственное, что я продолжала слышать.

Я опустила взгляд и увидела кроваво-красное пятно, расползающееся по платью. Словно безумная я тут же прижала руку к ране и тут же отвела, с каким-то равнодушием глядя на ладонь в крови.

Все это произошло так быстро, что не стоило и догадываться, что же произошло на самом деле. Это просто мое тело, в которое успела попасть пуля от поджигателя, что оставался в глубине дома.

Она вылетела из груди, словно птица. Она подогнала меня к выходу, словно дружественный толчок в спину – прежде, чем за моей спиной все балки рухнули одна на другую и загородили выход.

Я хваталась за воздух, пыталась отправить его в дырявые легкие , но все оказывалось тщетным. Поэтому я просто падала вниз, не в силах удержаться на слабых, ватных ногах. Мое тело отвергало меня: кровь отливала от лица и стала кровоточить из раны, что оставила во мне пуля.

Я знала, что мои глаза открыты. Что я должна видеть перед собой Бенедикта, который ловит меня, не давая упасть лицом на каменные ступеньки.

Мои глаза открыты, но я смотрю на все через щель, что оставили балки.

Это мой порог, который я так и не смогла преодолеть. Но делаю шаг и прохожу сквозь преграды, словно их не существует.

Хотя на самом деле это я. Я больше не существую.

Я уже не чувствовала боли.

Ее не было.

Лишь странное чувство пустоты в груди, высасывающее жизнь из некогда полного энергией тела.

– Нет, нет, не смей умирать, – шептал Бенедикт, поднимая меня на руки и унося прочь от дома. С каждым его шагом, я все меньше чувствовала связь с телом.

– Гвендолин, – крик разрезал воздух и застрял в нем, словно подвешенный. Это Гидеон упал на колени рядом с моим телом, которое Бенедикт положил на землю. Он разорвал на мне платье и не сдержал крика при виде раны. Пожалуй, только это смогло напугать его больше, чем что-то другое в жизни.

Я стояла рядом, глядя на то, как мое тело с трудом глотало воздух, теряло фокус и не могло остановить взгляд на чем-то одном.

– Нет, милая, не оставляй меня. Не оставляй меня, Гвенни, – шептал Гидеон, отчаянно зажимая рану, из которой бешено сочилась кровь. Его руки теперь были красными, но он все равно продолжал бороться, пока краска исчезала с моего лица.

Я хотела сказать, что все нормально.

Все идеально.

Что я не могла бы найти лучшей причины, чтобы умереть.

И что не чувствую боли, потому что мне на удивление легко.

Но я не могла прошептать ему, как сильно я его люблю. Что он – моя первая, совершенная и безумная любовь. И что весь мир мог катиться к черту, если бы он только попросил.

Я не могла, потому что мой голос пропал.

Если бы видели это, то наверняка, застыли от неспособности понять, что же нужно чувствовать в этот момент.

Первые капли дождя опускались на Манор Хаус, заставляя огонь отступать. Всю тишину заполнил один звук – грохот рухнувшей крыши дома и треск затухающего огня. Люди, отчаянно боровшиеся за свою жизнь, некогда живые, зажимающие раны, теперь безжизненно смотрели в небо, где усиливался дождь, превращаясь в ливень.

Пепел оседал на мокрую землю. Дым все еще прорывался сквозь влагу.

Время словно остановилось.

Бенедикт отчаянно прижимал мое тело к себе, раскачиваясь из стороны в сторону, и теперь моя кровь растекалась и по его телу. Я все еще смотрела вверх, как и все, безжизненным взглядом, что стремился к небу, затянутыми тучами.

Гидеон сидел рядом, со всей силы сжимая руками голову, опустив ее между коленями, словно борясь с приступом тошноты. Из его горла вырывались звуки, полные боли.

Я была самой счастливой женщиной в мире, потому что любила этих мужчин всем сердцем, всем существом, а они любили меня, эти два самых красивых, самых смелых рыцаря.

Но вот она я. Застигнутая врасплох в самом начале своего пути, усыпанная пеплом и истекающая кровью от открытой раны. Девочка, что просто хотела быть нормальной. Жить без страха, любить до безумия и уж вряд ли хотела умирать. Я хотела дойти до конца книги, где меня бы ожидал отчаянно счастливый конец.

Только этого никогда не случится.

Потому что я умерла.

Умерла, спасая жизнь человека, которого, безусловно, любила. Любовью нежной и тихой, наполняющей всю мою душу. Это не то чувство, что страстью выжигает в вас дыры. Но чувство спасительное, словно маяк в шторм или темную ночь.

И если когда-нибудь и стоило умирать, то это кажется мне стоящей смертью.

И вот она я. Переставшая дышать пять минут назад. Совершенно незаметно. В луже собственной крови, на грязной и холодной земле, покрытая пеплом от пожарища. Сердце мое сделало последний удар и остановилось навсегда.

Меня звали Гвендолин Шеферд. Я родилась 7 октября 1994 года.