Текст книги "Бег времени. Тысяча семьсот (СИ)"

Автор книги: Oh panic

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 42 страниц)

– Ты уходишь от ответа.

– Джулия – моя однокурсница. Мы учимся в медицинском университете на одном потоке.

– Тогда откуда ее знаю я?

Если даже умудрилась очнуться именно в ее особняке, от которого у меня остались только мрачные воспоминания и навсегда проникший в меня аромат больницы. Слишком много для одного вечера там собралось врачей и, как выяснилось, хранителей Темпла. Пожалуй, я была весьма значимым человеком, раз удостоилась такого внимания.

– Вы познакомились незадолго до… несчастного случая.

Ах да. Пожара в чьем-то доме, из которого мы выбрались едва ли не чудом, после чего я оказалась в коме. Невероятная версия произошедшего, когда каждый при этом опускал глаза и избегал моего взгляда. Это, конечно же, как раз подбивало верить этим людям на слово и ни в коем случае не подозревать о том, что они врут.

– Что случилось в тот день? – сразу же спросила я, ожидая искреннего ответа.

– Это моя очередь задавать вопрос, – проигнорировал он меня, всем своим видом показывая, что отвечать не будет.

– Какой смысл в игре, если ты не честен? – накинулась я на него, закипая от злости, которая преследовала меня слишком часто сегодня. Врач говорил, что это побочные действия амнезии, но это можно было контролировать, в чем я не была хороша.

– Я предельно честен с тобой, Гвенни!

– Хватит называть меня «Гвенни»!

Тяжело дыша, мы оба смотрели друг на друга с неприкрытой злостью, и не желали сдавать позиций. Только перед глазами помутнело, где…

…Он запускает свои пальцы в мои волосы, в то время как друга рука блуждает по моему телу. И я загораюсь словно спичка, пока он целует меня с бешеной страстью, превращая меня в желе, которое не способно двигаться, а лишь отвечать на его движения. Словно наконец-то нашла то, что искала всю свою жизнь. Недостающую часть.

Я безумно влюблена в этого человека…

… возвращаясь к реальности, где Гидеон непонимающе смотрел на то, как я судорожно сжимала кожаную обивку софы, забыв, что нужно дышать. Это пришло на секунду до того, как сердце перестало биться с бешеной скоростью, оставляя меня с ярким воспоминанием.

– Ты говорил, что я тебя ненавидела, – прошептала я, почти сглатывая слова. Гидеон молчал, ожидая продолжения, а я не могла собраться с мыслями, утихомирить сердцебиение, которое отреагировало так, словно это происходило в эту самую минуту.

– Но я была влюблена в тебя.

Что звучало для меня скорее, как визг скользящего лезвия гильотины к моей голове, нежели как нечто прекрасное, что веками распевают поэты. Понадобилось время, чтобы сердце все-таки перестало танцевать в грудной клетке. Гидеон все так же молчал, не находя слов или же просто избегая этой темы. Возможно, я бросила его, возможно, он бросил меня. Или мы просто разбежались по разные стороны, как и другие люди, которые понимали, что их ничего не связывает кроме привычки. Причин может быть столько, что не хватит и тысячи страниц, чтобы их записать. Только осталось понять, отчего же мне так хочется, чтобы все это не было правдой?

– Наверное, это было очень давно, – сделала я заключение и, стараясь расслабиться, улыбнулась, притягивая к себе забытую нами бутылку с колой. – Твоя очередь задавать вопрос.

– И что теперь? Ты испытываешь отвращение, глядя на меня? – спросил он, а я удивилась, насколько голос может передать все отчаяние, что хранилось в душе. Казалось, что он попал на ярмарку чувств и это единственное, что ему удалось приобрести.

– Нет, – тут же ответила я, не желая тянуть за резину и без того натянутые отношения, – Большую часть времени я пытаюсь понять, с какого неба ты свалился.

Он горько усмехнулся, а я только сейчас заметила, с каким отчаянием он ломал ногти на руках. И, сама себе не повинуясь, тут же протянула руки, чтобы остановить его от такого издевательства над бедными ногтями. Они-то что ему сделали? Но резко остановилась на полпути, словно напоролась на стеклянную стену, которая могла бы сломать мои пальцы. Зачем я это делала? Нет смысла ворошить прошлое, о котором он так старательно умалчивал. Ведь когда-нибудь я вспомню, что же происходило на самом деле и смогу отступить на несколько шагов назад, в противоположную от него сторону, оставляя между нами еще большую стену недопонимания и смущения за совершенное.

– С какого неба я свалился? – удивленно спросил он, глядя на меня так, словно я только сообщила ему, что мировой океан в одночасье высох.

– Сейчас моя очередь! Серьезно, де Виллер, твой дядя был прав, ты всячески нарушаешь правила, – рассмеялась я, стараясь рассеять появившуюся между нами неловкость, словно песок по ветру. В такие моменты я искренне начинала скучать по вездесущему Ксемериусу.

– Итак, – я сняла туфли и, забравшись на софу, скрестила по-турецки ноги, в предвкушении глядя на парня. Он, однако, застыл, увидев мои все еще не до конца зажившие пятки, которые были покрыты рубцами от недавних ран и ожогов. Его руки были сцеплены с такой силой, что побелели костяшки, словно на Гидеона нахлынули эмоции, которые бились о ту же стену противоречий, что и мои, оттого все это выглядело настолько горько.

– Прости, – прошептала я, не ожидая такой реакции. И тут же пересела так, чтобы ноги были полностью закрыты, хотя понимала, что долго так не просижу – ноги затекут и онемеют, а это будет для меня сущим кошмаром.

– Вернемся к игре, хорошо? Потому что кола без газа – это десятый круг ада.

И время и вправду стало двигаться намного быстрее, обгоняя сначала улитку, а затем и черепаху. В этой гонке мы болтали как старые друзья, узнавая что-то новое друг о друге. Потому что я потеряла память, а он и так ничего в особенности обо мне не знал, и даже если удивлялась этому факту, то не обращала на это внимания, потому что могла рассказывать и слушать всю свою вечность. Вопросы были банальными.

– Любимый напиток?

– Да если бы я знала, то уже пила его литрами, чтобы утопить себя. А твой?

– Эспрессо, только что из турки. Какой жанр кино тебе по душе?

– Последний жанр, который я могу вспомнить – это реклама. Но уверена, что мне нравится что-то историческое, с толикой юмора или же там, где рассказывают безумно красивую историю. Твой?

– Немое кино, в особенности, с Бастером Китоном. Ты не замерзла?

Я вздрогнула от неожиданности, и только тогда заметила, что обнимала себя руками, стараясь согреться. В голове тут же противным голосом моего лечащего врача прозвучало: «Берегитесь пневмонии» – отчего я еще сильнее вжалась в софу.

– Говорят, это последствия комы, – ответила я, на что Гидеон тут же кинулся к сундуку, стоящему у стола и вытащил оттуда стеганный шерстяной плед, чтобы укрыть мне плечи так нежно, словно делал это сотню раз, копя в себе все больше заботы.

– Где твой белый конь, рыцарь? – забыв о правилах, спросила я, сильнее укутываясь в подаренное тепло.

– Припарковал у входа в Темпл, миледи, – со смехом ответил он, а мне отчего-то стало плохо на секунду, то ли от холода, то ли от того, как он, шутя, меня назвал. – Почему вы с Шарлоттой постоянно на ножах?

– Когда это наступила твоя очередь задавать вопрос? – возмущенно спросила я, упирая руки в бока.

– Когда решила узнать, на чем нынче ездят рыцари. И это уже другой вопрос, значит с меня два.

– Да что вы говорите, молодой человек!?

– Три!

– Не наглей!

Казалось, так можно продолжать бесконечно. Не ходить по лезвию ножа, но танцевать на тонком мосту, грозившему рухнуть в обрыв. Но время так же быстро бежало, как и заканчивалось, и я объясняла Гидеону, что некоторые люди, просто не выносят твое существование, не зависимо от того, сделал ты им что-то или нет, когда внутренности стали стягиваться в комок, оповещая о том, что время в прошлом закончилось. Еще секунда и парень растворился у меня перед глазами, как и бывает, наверное, в настоящих сказках после неожиданных признаний. Еще секунда для меня, и я упала рядом с ним на каменный пол, больно ударившись коленками. Встать мне тут же помог все тот же мистер «я могу запинаться даже наедине с самим собой», как раз под радостный крик Ксемериуса: «Ну, наконец-то, я со скуки уже подумывал покончить жизнь самоубийством и утопить себя в луже!»

Но, едва мы оказались на улице, меня вновь подхватило желание убежать от всей это шайки ненормальных, которые то и дело повторяли, что это великая честь, которой нас наградила Вселенная, и что мы, о матерь божья, должны выполнить свой долг перед человечеством. Хотелось ответить, что я у человечества ничего не занимала и никакие долги возвращать не собиралась, но портить отношения с Хранителями начала совершенно с другого. Например, заявив, что меня укачивает в автомобилях и что я бы предпочла пройтись до дома пешком. Судя по виду Фалька де Виллера, я только что перешла черту, которую он так старательно чертил весь день, пытаясь создать вид человека, который привык, что его приказам подчиняются.

– Ты даже не знаешь город, Гвендолин! – воскликнул он так громко, что уставшие, но все же считавшие, что каждый камень должен быть сфотографирован, туристы, удивленно повернулись в нашу сторону и продолжили заинтересованно наблюдать за нами. Наверное, мы создавали впечатление каких-то важных персон, раз уж стояли у входа в Темпл, да еще рядом с черным тонированным лимузином.

– Этого не страшно, Гидеон может меня проводить.

Все же я наглая. Зачем его спрашивать, не правда ли? Ему просто придется пройти со мной весь город. Хотя судя по его виду, он не особо был рад такой замечательной прогулке.

– Такой длинный путь вам противопоказан!

– В любой момент мы сможем вызвать такси, – никак не реагируя на крики, продолжала настаивать я, в то время как Фальк выглядел раком, которого только что сварили вживую.

– Ваша мать будет волноваться, так что вы просто сядете в машину и поедете домой.

– Я буду делать то, что захочу и уж точно не вам указывать мне, сир, – ответила я, приподнимая подбородок, сама не зная зачем, – Ce mon mot de la fin! (Это мое последнее слово).

Я говорила и говорила, обвиняя их в том, что они слишком уж ухватились за возможность контролировать мою жизнь. И что-то из разряда того, что я давно вышла из той стадии, когда кто-то имеет право указывать мне, как жить, за исключением мужа или короля, и поначалу даже не совсем обратила внимания на то, как именно говорю. Списывая искреннее удивление на сопровождающих меня лицах скорее на свою наглость, чем на то, что я без умолку болтаю на французском языке.

Марли даже запинаться перестал и стал выглядеть как вполне себе серьезный человек, хоть и разинувший рот.

– Пожалуй, нам и вправду стоит прогуляться, дядя, – ответил Гидеон, хватая меня за руку и вызывая тем самым армию мурашек, чествующих по моему телу. Долгое время, сама того не замечая, я удалялась от застывших от шока мужчин, все еще продолжая смотреть на них, но едва они превратились в маленькие черные точки, а потом и вовсе пропали за углом, я смогла повернуть голову и увидеть перед собой вечерний Лондон. В красе улиц, неоновых вывесок поздних кафе и снующих туда-сюда людей, возвращающихся с работы, или направляющихся на какую-то встречу – все казалось реальным до невозможности. Яркие краски заполняли мое сознание, смешиваясь с ощущениями, превращаясь в образы и эмоции, но все это было новым, неопознанным.

Я шла по городу, который не узнавала.

– Я не говорю на французском? – спросила я после долго молчания.

– Не так хорошо, – хоть и с неохотой ответил Гидеон.

– Должно быть, я очень сильно ударилась головой.

Мы все так же шли по улицам, мокрым от тающего снега, потому что вечер выдался на удивление слишком теплым для начала февраля. Непозволительная роскошь для англичан. Теплая и сухая ладонь Гидеона все еще сжимала мою, и я не спешила напоминать ему об этом, радуясь тому факту, что могу прикасаться к нему и при этом иметь совершенное алиби в стиле «это ты сам, я не виновата». Поэтому я улыбалась, как умалишенная, довольствуясь и тем, что рядом нет Ксемериуса, который бы уж точно нашел едкую фразу за своими рогами, чтобы сделать этот романтический момент наполненным сарказмом.

– Продолжим игру? – предложил он, когда мы миновали людный квартал и вышли на главную дорогу, где было больше машин и кэбов.

– И чья же очередь задавать вопрос? – спросила я, тут же прикрывая рот рукой, понимая, что только что проиграла свой шанс начать игру. Гидеон самодовольно ухмыльнулся, но все же уступил мне.

– Какое я произвела впечатление, когда ты впервые меня увидел? – тут же выпалила я, а затем, закусывая губу в предвкушении ответа, явно не ожидая услышать что-то на подобии:

– Ты показалась мне жуткой занозой в заднице, от которой будут одни проблемы.

От возмущения я тут же ударила его в бок, а он рассмеялся самым замечательным смехом на свете. Наверное, в этот момент, я поняла, почему была влюблена в этого человека. Он мог быть настоящим среди всей той фальши, что укутала Темпл своими широкими ладонями. И был человеком слова, умевшим постоять за себя и умевшим брать ответственность за свои поступки, хотя большинство из них были достойны уважения.

И все это просто было в моей голове. До того момента, как до моего слуха не донеслось:

– Шарлотта!

Я тут же обернулась, ожидая кого-то увидеть. Кого-то определенного, словно делала это сотню раз – откликалась, когда он звал меня, вот так вот нежно, заботливо, влюблено. У него черные глаза, полные жизни и задора. У него сердце размером с созвездие, ведь он – Орион, а я его пояс: Альнилам, Минтака и Альнитак, как сердце, разум и душа.

Но его нет позади меня.

Как и кого-то, кто был бы другой мной.

Парень бежал через дорогу навстречу к высокой миловидной шатенке, держа в руках уже изрядно помятый букет красных тюльпанов, но улыбаясь так, будто весь мир в его руках и он преподнес его именно ей.

– Гвендолин, – донесся до меня голос Гидеона, отчего я вздрогнула, придя в себя и поняв, что стою посреди тротуара, преграждая путь людям. Они недовольно бурчали себе под нос, не останавливаясь и идя дальше по своим делам, пока я старалась вспомнить, что же так меня захватило, – Что случилось?

Я повернулась в его сторону и покачала в ответ головой, успокаивая сбившееся дыхание.

– Ничего, просто показалось, будто меня позвали, – ответила я и тут же потащила его дальше, убегая от галлюцинаций, приносящих лишь тоску о чем-то неведомом.

– О! А вот и они! Что, уже выпустили из психушки? – радостно спросил Ксемериус, прыгая с подоконника и несясь к нам навстречу, хотя я-то знала, что он бы был счастливее узнать, что нас там заперли надолго, да еще и сена навезли для остроты момента. – Да еще и обоих сразу? Правильно, психи должны держаться вместе. Наверное, сподручно отбивались от психиатров.

Не выдержав такого, я нервно рассмеялась, глядя на него, и лишь потом поняла, что без повода смотрю вниз, следя за своей галлюцинацией. Все-таки рано меня выпустили из больницы. Даже демоны понимали это лучше врачей.

– Скажи, ты и вправду видишь призраков? – отчего-то спросил Гидеон, хотя смотрел на меня так, словно я только провозгласила хэллоуинскую тыкву королем этого рынка сумасшествия.

– Призраков? – удивленно переспросила я, переводя взгляд с парня на Ксемериуса и обратно. За эту неделю я придумала сотню вариантов объяснений, почему эта головная боль с рогами продолжает меня преследовать, но ни разу не подумала о том, что это может быть призрак.

– Я не призрак, а высокоуважаемый и всеми обожаемый призрак в департаменте «Покойся с миром»! Почетный гражданин ада, между прочим! Так что попрошу! – тут же вскинулся на него Ксемериус, при этом изрыгая еще больше воды, чем слов.

– Я вижу… Не знаю, как объяснить, – действительно и как можно описать то, что сейчас истерично прыгает по асфальту, рассказывая о том, какой он грозный, – Но я вижу вещи, которые не видят другие. Сейчас рядом с нами находится маленький… демон, как он говорит. Его зовут Ксемериус и он жуткая истеричка.

Я рассмеялась, заламывая руки и боясь, что вот-вот из-за угла выскочат санитары и заберут меня в специальное и закрытое учреждение, которое будут называть школой, а на деле это будет психиатрической больницей. И откуда во мне такие жуткие образы?

– Только не вздумай звонить в скорую! – тут же воскликнула я.

Гидеон, однако, перенес это стойко, словно уже давно был уверен в моей ненормальности, и это стало просто обычным дополнением к моему резюме.

– Все становится более запутанным, – просто прошептал он, свободной рукой потирая лоб, что не осталось без внимания того же самого Ксемериуса.

– О, а чего это вы за ручки держитесь? Весна еще не наступила, сеновальщики!

– Заткнись! – прошипела ему я, а на удивленный взгляд Гидеона лишь пожала плечами, будто ему послышалось.

– Гвендолин!

Моя мать уже стояла у порога, глядя на нас, как на малолетних преступников, взглядом явно осуждая нашу неловкость и сцепленные руки. Услышав ее, Гидеон тут же выпустил мою ладонь, словно его поймали за чем-то незаконным, и виновато улыбнулся мне, засовывая руки в карманы джинсов. Мол, ох уж эти предки. Я понимающе улыбнулась в ответ, все же сгорая от невыносимой обиды на этот непонятный мне мир.

– Уже иду, – ответила я матери, не отводя взгляд от Гидеона.

– Что ж, прогулка подошла к концу, – заключил он, явно не желая уходить, что невероятно льстило мне и невероятно раздражало Ксемериуса.

– Ну, вали уже, недоцелованный. Исчезни, нет сил моих больше видеть тебя! Все! Автобусы ждут! – кричал он, прыгая вокруг его ног и заставляя меня улыбаться. Кажется, меня и вправду пора отправлять в психиатрическую лечебницу.

– Спокойной ночи, Гвенни, – произнес Гидеон и, едва я успела опомниться, поцеловал меня в щеку, развернувшись, направился прочь, сворачивая на первом углу. От счастья, что заполняло меня, отвлек лишь гневный вздох матери, которая все еще ждала меня на крыльце.

Такую незнакомую ей, но очень счастливую дочь.

И только заходя в дом, я увидела у другого дома мужчину в черном пальто, что не отрывал от меня своего взгляда. Даже с такого расстояния можно было разглядеть, как зол он был, казалось, что его всего трясло от гнева.

«Кажется, мистеру Уитмену нездоровится» – пронеслось в моей голове, но едва за мной закрылась дверь, как я сразу же забыла о нем так, как в меня практически врезалась Кэролайн, требуя, чтобы я рассказала ей все-все.

Этой ночью мне снился бал. Там было невообразимо много людей, и каждого я откуда-то знала по именам. Вот графиня Нейнбургская вместе со своим мужем, что так пытается создать вид, что это не он крадет чей-то пунш, пока его жена флиртует с каким-то молодым юношей. А вот и граф Бейрде, что пришел один, танцевал с какой-то молоденькой певицей, что недавно завывала арии у клавесина.

Все они были частью чего-то. Огромного королевского общества. Пафосно и праздно убивая свою жизнь на суаре и балах.

И вот он. Мое отчаяние в бутылке счастья. Смеялся, кружа меня по залу или же радостно отплясывая гавот. Он умудрялся заставлять меня удивляться величию жизни и становиться целой Вселенной на какой-то миг.

Его имя было вырезано у меня на сердце.

Ох, если бы я только могла его вспомнить…

Иллюстрация к главе:http://radikall.com/images/2014/05/02/Vrf45.png

========== Разумно слышать. Гидеон ==========

Стоял теплый осенний вечер. Народ валом шел с премьеры в Ковент-Гарден вдоль по Кинг стрит. Экипажи шныряли один за другим, подбирая и унося домой пары. То тут, то там слышался зычный смех людей и радостная болтовня по поводу представления. Один из кэбов вместе с тремя пассажирами проезжали мимо, свернув на Бедфорд стрит. Возле одного из фонарных столбов стоял молодой человек в котелке и с зонтом-тростью. Желтый электрический свет попадал на него, выхватывая из мрака улицы, но все равно лица было не разобрать, лишь только то, что по телосложению он был молод. Именно рядом с ним притормозил кэб и открылась дверца, приглашая внутрь черноты коляски, при этом сверкнув железом ручки. Мужчина не заставил себя ждать, приняв молчаливое приглашение. Дверца молчаливо захлопнулась, и кэб покатился дальше.

– Добрый вечер, Гидеон, – из темноты впереди с сидения послышался приятный голос леди Тилни. Ее, как и остальных, нельзя было разглядеть в темноте. Лишь иногда, проезжая мимо фонаря, свет выхватывал черты собеседников, либо просто приходилось довольствоваться поблескивающими в темноте сережками у дам и полированными ручками зонтов и тростей у мужчин.

– Леди Тилни, Пол, Люси, добрый вечер. Леди Маргарет, мне приказано силой забрать у вас кровь.

– Да? И как же вы это сделаете? – в руке молодого человека стеклянным блеском сверкнул шприц. – Что это?

– Транквилизатор, способный вырубить лошадь, не то, что миниатюрную женщину.

– Итак, я смотрю, терпение их лопнуло, и они перешли к более резким действиям, – было слышно, как Гидеон бесшумно рассмеялся в ответ. Кэб продолжал свой путь, подпрыгивая на камнях, поскрипывая седлами и стуча копытами. Мимо проносились такие же экипажи, везущие людей с премьеры оперы.

– Злы, как черти. Вместо того чтобы забрать последнюю каплю крови, они возятся с нами. Тем более, когда Рубин выпал из общего дела.

– Что у вас происходит сейчас, Гидеон? Портрет, я как понимаю, не продан.

– Нет. Он его не купил. После того, как Гвендолин очнулась, портрет стал ненужным. Я его опередил.

– Наверное, он взбесился, – довольным тоном прошептала девушка, сидящая рядом с леди Тилни.

– Уитмен? Конечно же! Упустил такой шанс, – ответил ее муж – Пол де Виллер, который сидел рядом с Гидеоном.

– Он попытался сорвать сделку с бароном Скайлзом. Но уже была внесена предоплата, которую он не в состоянии вернуть.

– Пф! Для него это гроши. Уверен, что его счет имеет куда больше нулей, чем у всех де Виллеров.

– А как себя чувствует Гвендолин? – Люси даже не попыталась скрыть материнское волнение в голосе. Гидеон уже как две элапсации назад узнал, что Пол и Люси являются родителями Гвен, в отличие от их дочери. И он еще удивлялся, отчего Фальк забросил проверять миссис Шеферд, и почему она так глупо соврала, будто пыталась уберечь незнанием свою дочь от Хранителей и всего Темпла. Наверное, все дело из-за последних событий, которые не имели аналогов за всю историю путешествий во времени – пропажа девушки в прошлом, попытки вернуть ее в реальное время, а затем и вовсе вся мистическая чехарда по возвращению ее души в тело, которая, к слову, ждала хозяйку у портрета аж триста лет.

– Она ничего не помнит. Пытается научиться тем вещам, которые раньше были привычны, – грустно заключил парень.

– Совсем ничего не помнит? – удивилась Люси. В этот момент свет фонаря попал в экипаж, и на ее плече вспыхнула медь рыжих волос. Рядом прыснул от смеха Пол. Гидеон удивленно обернулся на де Виллера, но из-за кромешной темноты, которая снова накрыла кэб, он не смог разобрать, почему тот засмеялся. Что он вообще нашел смешного в личной трагедии Гидеона?

– Совсем. Как я понимаю, у нее всплывают обрывочные воспоминания, которые смешиваются с ее… пребыванием в 18 веке и другими из 21 века.

– Она вспомнила мужа? – леди Тилни задала вопрос прямо в лоб, не подслащивая пилюлю для влюбленного парня. Как бы он хотел, чтобы Гвен не вспоминала Бенфорда, но судя по тому, что происходит с ней, незримый соперник продолжает оживать и мучить его, когда она невзначай задавала косвенные вопросы о своей жизни в галантном веке.

– Нет. Не вспомнила. А должна? – Гидеон почувствовал страх и ненависть к тому, что знали эти трое и чего не знал он. Они выдавали правду порционно, дозированно, иначе «если будете знать больше, ничего не получится, и Сен-Жермен добьется своего».

Вместо ответа он увидел изгиб губ в полуулыбке леди Тилни. Она всегда так делала, когда дело касалось спойлеров.

– Что мне делать дальше? – Гидеон смиренно вздохнул. Он понимал, что его теперь жизнь подчиняется теперь другим людям. Когда-то Фальк подозревал Гвендолин в возможном предательстве, когда на самом деле Иудой оказался другой человек – его племянник.

– Ничего.

– Ничего?

– А что ты хотел услышать? – донесся справа голос Пола. И хотя он и был родственником и отцом любимой девушки, все равно по привычке вызывал неприязнь своей заносчивостью и высокомерием. Хотя эти черты генетически были и в самом Гидеоне. «В Гвендолин это тоже есть», – пронеслось в голове молодого человека, ведь при новых фактах он осознавал, что та, которую он безумно любил, является ему хоть и очень дальней, но родственницей.

– Я ожидал услышать, что-то типа «не делай того-то», «не будь тогда-то», «не доверяй тому-то».

– Не доверяй Уитмену.

– Это понятно. Но … какова угроза жизни Гвен?

– Ее жизни постоянно угрожают, – нетерпеливо прорычал Пол.

– Пол! Хватит, – мягко произнесла Люси. – Гидеон единственный, кому можно всецело доверять. Ведь ты же ее любишь?

Странно, что Люси еще сомневается. Молодому человеку казалось, что о его одержимости Гвендолин Шеферд знают все, и это будет фигурировать в его истории болезни, когда он совсем загремит в психиатрическую больницу. Свет фонаря из окна плавно высветил плечо с рыжим локоном и попал на лицо Гидеона именно в тот момент, когда он твердо, без колебаний произнес «люблю».

– Тогда у нас есть только один совет: слушай свое сердце и заботься о Гвендолин, потому что кроме тебя этого сделать никто не сможет. Доверяй ей, Гидеон.

– Люси, я уже давно ставлю жизнь вашей дочери выше всех приоритетов, выше собственной жизни. Поэтому мне сомневаться в ней не нужно.

– Вот и отлично, – он не увидел, а скорее почувствовал, как заулыбалась девушка напротив.

– Если Уитмен и есть граф Сен-Жермен, значит, круг замкнется, – Гидеон наконец-то начал озвучивать всё то, что разъедало его душу и мысли. – То есть он станет бессмертным… Означает ли что нас ждет фиаско?

– Это означает, что я вам дам, в конце концов, кровь и вы замкнете круг для Сен-Жермена, – тон леди Тилни был холоден и безучастен, – Главное, не это, главное будет правильно разыграть партию после. Наше будущее уже написано, а вот ваше – еще нет.

– Значит, будет гамбит*? – это был скорее не вопрос, а умозаключение.

– Будет. Обязан быть! – голос леди Тилни был тверд, как камень. Эта женщина успешно могла бы руководить армиями, показывая свою решимость и характер, – Еще вопросы?

– Почему Гвендолин не умерла в 18 веке? Вы знаете?

– А тебе это важно знать? – подтрунила над ним леди Тилни, сделав кивок головой, отчего сережки искрами замерцали в темноте.

– Значит, вы знаете причину?

– Знаем, но не скажем, – она снова улыбнулась своей загадочной улыбкой Моны Лизы. Но увидев, как сверкнули глаза молодого человека, решила дать ему «лакомый кусочек» правды, – В свое время, она сама тебе расскажет. Но больше ты от нас ничего не услышишь.

Это признание не принесло облегчения для любопытства Гидеона, даже, наоборот, разозлило еще больше. Он уже давно понимал, что кто-то из будущего стоит за их знаниями, но кто – он не знал: логично предположить, что из двух человек в мире со способностью перемещаться во времени, один из них и рулит всем их представлением, как суфлер, спрятанный у сцены. Так или иначе, Гидеону остается только ждать и слепо действовать – возможно, и своим – указаниям через леди Тилни и родителей Гвендолин.

– А что думает мой старший брат? – спросил Пол, напомнив о своем присутствии Гидеону, хотя тот и сидел с ним плечом к плечу.

– Фальк бесится. У него в распоряжении остался лишь я. Он сначала обрадовался, что Гвендолин очнулась, но судя по ее состоянию, он не может ее использоваться для миссии. Так же он подозревает Флорентийский Альянс в том, что они выкрали бумаги о Гвен в 18 веке из хранилища, а также что у нас есть их шпион. Бедный дядя, даже не подозревает, что Альянс не при чем совсем, а рядом диктует свои правила Уитмен-Сен-Жермен.

– Ты, главное, не показывай, что все знаешь о нем. Одно лишнее слово, неправильный взгляд, и тебе придется бояться не только за жизнь Гвен. Поверь, он за ценой не постоит. Так что поддерживай версию вероломного Флорентийского Альянса. Пока мы ведем в этой игре.

В тишине экипажа прокатился тяжелый вздох. Кэб начал притормаживать, и за окном возник фасад дома леди Тилни с горящими окнами. Уличные фонари своим желтым мягким светом, наконец, осветили лица сидящих в кэбе.

– Ну вот, мы приехали домой. Наша встреча подошла к концу, – леди Тилни устало смотрела на Гидеона. Теперь, в полумраке, он видел ее лицо, а не представлял в темноте, и оно было намного реалистичней и живей, чем он воображал. – Вопросы еще остались?

– Да, много. Но вы на них все равно не ответите. Только один интересует: как мне вести себя с Гвендолин?

– А что, есть проблемы?

– Просто до ее пропажи, я боялся, что она влюбится в меня и совершит опасную глупость. Поэтому придерживался версии, что я не испытываю к ней никаких чувств, а хотел влюбить ее в себя ради того, чтобы управлять для Сен-Жермена и миссии Темпла.

– Жестоко, – ремарка леди Тилни была колючая, как будто в сердце вогнали иглу. Но она улыбалась своей холодной, королевской улыбкой. Опять возникло неприятное ощущение, что леди Тилни знает слишком много, а Гидеон – ничего.

– Я не знаю, стоит ли мне продолжать придерживаться этой версии? Ведь «за льва кровь ворона прольется»…

– Я думаю, тебе не стоит распускать руки! – ревностно отрезал Пол. Он хоть и был отцом Гвендолин и ревновал вовсе не из-за того, что имел виды на Гвен, как раньше думал Гидеон, все равно, рациональное понимание уступало желанию врезать ему побольнее.

– Мы не знаем, Гидеон, – Люси укоризненно взглянула на Пола, а тот в ответ отвернулся к окну. – Слушай свое сердце. Оно сейчас мудрее всех нас, потому что любит.

Она ласково улыбнулась и накрыла своей маленькой ручкой руку Гидеона, лежащую на рукоятке зонта-трости. Молодой человек улыбнулся в ответ. Все-таки из всех Люси была самой милой и доброй. Понятно, почему Пол был готов ради нее на всё.

– Люси, прекрати. Иначе молодой человек влюбится окончательно, и мне придется бороться за тебя с парнем твоей дочери.

Люси вспыхнула от смущения, быстро убрав руку с руки Гидеона, и не зная, куда деть глаза под всеобщие усмешки и хихиканье.

– Ну что же, давайте заканчивать? – это была жирная точка их беседы от леди Тилни. Мужчины вышли из кэба, помогая галантно выбраться дамам. Все это делалось в молчании. Гидеон знал, чем сейчас закончиться встреча. Поэтому он храбрился и вдыхал вечерний свежий воздух. В то время как дамы расправляли юбки, шляпки и перчатки, он на мгновение кинул взгляд на дом леди Тилни: окна горели теплым, уютным светом. Внезапно он заметил, как шевельнулась тяжелая портьера в одном из окон второго этажа, где свет был намного глуше, чем в остальных окнах, наверное, там просто горел камин – на него кто-то смотрел оттуда, но рассмотреть лица не было возможности. Поэтому Гидеон послал прямой вызывающий взгляд незнакомцу.