Текст книги "Бег времени. Тысяча семьсот (СИ)"

Автор книги: Oh panic

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 42 страниц)

– Сколько я спал? – обратился я к Рафаэлю, пропустив вопросы дяди.

– Часов… шесть. Сейчас 16.25.

– Есть хочу. У нас есть что-нибудь?

– Понял. Сейчас что-нибудь найду, – с этими словами Рафаэль скрылся из виду.

– Ну, так что? – спросил дядя, все это время молча ожидая моих пояснений.

– Я видел ее. Гвендолин жива, здорова, замужем за Бенфордом. Не похож он на маньяка, но я не доверяю ему. Слежки не было, но подслушивать могли.

– Ты ей сказал о трещине и замене камня?

– Да, сказал.

– И что она сказала про возвращение?

– Она… замялась, – я внезапно осознал, что от радости встречи я так и не узнал конкретно время и место для возвращения. – Сказала, что у нее дела. Скорее всего, нас подслушивали. Поэтому она так сказала.

– Что еще она сказала?

– Она пригласила меня на суаре.

– Зачем?

– А я-то откуда знаю? Возможно, чтобы оценил ситуацию, – мысленно добавив: «или просто хочет меня видеть».

– А ты сам, что думаешь?

От этого вопроса я впал в ступор. А что я думаю? Я видел свою любимую, которая замужем, все так же язвительна, но стала еще больше хороша. Словно ей дали тот лоск, который не хватал до этого. На мгновение промелькнула мысль, что они теперь с Шарлоттой по воспитанию на одном уровне, даже Гвендолин выше.

– Я думаю…, что за ней следят, вполне возможно держат дома. Графа Сен-Жермена не видел, будет он на суаре или нет – не знаю. Упоминала что-то про Аластера… Еще она держалась как-то настороженно. Я у нее спрашивал «боится ли она?», Гвен храбрилась, отшучивалась, но вполне возможно и боится кого-то… – в этот момент пришел Рафаэль с подносом, на котором красовалась яичница.

– Аластера? – удивился Фальк. – Стоп! Но в 1758 году он еще был ребенком!

Ощущение, что меня, как слепого, вывели на свет. И вправду! Почему я сразу не подумал об этом?

– Ну, да…Странно, я сразу не сообразил.

– Кушать подано, мсье! – официально произнес Рафаэль, ставя поднос рядом со мной на кровать.

– Спасибо, – поблагодарил я брата, и с жадностью накинулся на яичницу. Брат продолжал стоять над душой, наблюдая, как я её уминаю. – Она, что, отравленная?

– Нет, просто…, – ответил Рафаэль , после чего спросил у Фалька не хочет ли он чая или кофе. После того, как он скрылся, я продолжил:

– Может, Гвен что-то имела в виду, что не могла назвать вслух?– Фальк пожал плечами. – Так или иначе, мне нужно быть завтра на суаре.

Дядя молча встал и в задумчивости подошел к окну.

– Кому это на руку, Гидеон? Кому на руку, удерживать Рубин подле себя… Ради чего? – меня так и подмывало сказать, что Сен-Жермен спит и видит смерть Гвен, ему на руку, так как бессмертие хочет именно он, а остальные подыгрывают. Но я молчал. Логично было бы показать дяде бумаги Пола, но тот скажет, что они специально настраивают меня против Ложи, что этим бумагам грош цена.

– Аластер… что она хотела этим сказать?… – в задумчивости протянул Фальк.

– Буду на суаре – узнаю. В принципе, я готов элапсировать сейчас.

– С ума сошел? – заорал на меня Фальк, услышав, что я готов рваться в бой. – Посмотри на себя! Ты еле на ногах держишься! Душа держится в теле за счет физраствора! А вдруг нападут? Да ты защититься, толком, не успеешь. Лежи и не рыпайся! Завтра элапсируешь.

Увидев мой обиженный вид, он как-то смягчился.

– Рафаэль! – рявкнул он. Тут же появился брат в проеме.

– Что?

– Что-что? Брату приготовь еще яичницу. Мне он нужен живым к завтрашнему дню.

Брат, кинув на меня недовольный взгляд, забрал поднос и пошел в кухню.

– Ты скажешь матери Гвендолин, что мы ее нашли?

– А ты как думаешь? Она уже давно похоронила свою дочь… – как-то тихо произнёс Фальк.

– Только не забудь упомянуть, что Гвен пробыла в 18 веке год и ей уже 17.

После ухода Фалька, я расслабился и начал наслаждаться жизнью с отпустившей меня болезнью. Я слышал, как Рафаэль включил в своей комнате радио и стал собираться в завтрашнюю поездку с классом и мистером Уитменом в Нотумберленд. Я так же, как и он, с удовольствием погрузился в мечты о завтрашнем дне, в котором меня ждет Гвендолин, моя дерзкая графиня. Пускай и замужем за этим уродом Бенфордом, но это дело поправимое. На ум сразу пришло воспоминание, как он сорвал намечающийся поцелуй между мной и Гвен. А ведь я был так близко! Практически снова ощутил ее вкус, шелковистость губ и страстность Гвендолин Шеферд.

Я застонал от этих мучительно-сладких воспоминаний. Будь ты проклят, Бенедикт Бенфорд! Ну, ничего я украду у тебя жену, в прямом и переносном смысле.

Иллюстрация к главе: http://radikall.com/images/2014/02/05/lf3Bu.png

========== Ненадёжные. Гидеон и Гвендолин ==========

«Но если уж мужское слово ненадёжно,

Чего тогда от женщины ждать можно?»

(У. Шекспир)

Этим утром я проснулась с криком. Нет, даже не просто проснулась – вскочила на ноги ни свет ни заря. Меня пробирал озноб, трясло от холода, как будто я спала прямо в снегу во дворе.

Мне снилось, что я бегу. Не зная куда, не зная зачем. Вокруг меня были люди. Они кричали, шептали, молились и плакали. Каждый из них был окутан тьмой, словно они давно перестали быть теми, кто они есть. Словно жизнь превратила их в призраков. Покалеченные, обнаженные, одинокие и забытые. Каждый из них шел в совершенно разные стороны, но никто даже не обращал на меня внимания.

Потому что вокруг была тишина.

И эта тишина превращалась в туман, окутывая темный лес белизной.

В этот момент я начала кричать.

Потому что место говорило мне о том, что я забыта.

И с криком я проснулась, чтобы понять, как сильно я боюсь того, что случится сегодня на суаре. Вернусь я домой или стану одной из тех людей, что бродят в моем темном лесу потерянных душ?

Ох, что за мысли, Гвендолин? Это всего лишь суаре. Ты побывала на многих суаре, и вроде никто пока не провалился в преисподнюю. Даже несчастных случаев не было: что за благодать!

Все утро провела в поисках любых недочетов, которые необходимо было исправить. Естественно, я ни одного не нашла. Еще бы! Чтобы их найти, нужно хотя бы знать, как они могли бы выглядеть.

Особняк жил сам по себе. Слуги ходили туда-сюда, расставляя убранства, расчищая пространство. На кухне негде было пройти, пар от кастрюль застилал глаза, отчего там нельзя было находиться. Да в принципе, мне по статусу было не положено, да и наш искусный повар Франсуа Мерье постоянно выгонял меня оттуда, коверкая слова, как мадам Россини: «Мильеди, что ви здесь делать? Oh mon dieu! От вашьего вида киснет всья капуста! Ви меня обижать! Ви мне не доверять!» Поэтому я, закатывая глаза, ретировалась оттуда каждый раз, стоило меня ему увидеть.

Галерея, музыкальный зал, гостевая, комнаты – все было вычищено чуть ли не до дыр. Даже сэр Годрик, мой любимый рыцарь, стоящий в коридоре для прислуг, блистал, как самый настоящий алмаз, начищенный так, что в нем спокойно можно было разглядеть собственное отражение.

По сути, меня должен был восхищать весь этот устроенный театр абсурда, должно было забавлять это масштабное действие, что развертывалось перед моими глазами – ведь это я! – я устраивала суаре – но, по известной причине, меня все еще тянуло спрятаться в коморке с пауками. Правда, я была уверена, через некоторое время они бы противным голосом де Виллера рассказывали мне о том, какая я никчемная, раз уж прячусь в подобном месте, избегая встречи с ним.

Вела я себя и вправду как маленькая девочка. Пора бы привыкнуть.

К вечеру у меня, уже изрядно сдавали нервы. Я так не волновалась даже на свою свадьбу! Платье, сшитое на новый французский манер с вшитым стомакером из алой тафты и серебряной вышивкой, на меня натянули с каким-то трудом. И кого волновало, что творилось у меня в душе. Вот оно. Возмездие за то, что я списывала на уроках у Лесли! Возмездие за то, что я тайком пробиралась на кухню за лишним куском десерта! Прическу парикмахер нагромоздил слишком массивно с перьями и рубинами. (Он даже хотел мне воткнуть птичек в волосы, но я уговорила не делать этого и пожалеть мою шею, хотя мне просто не хотелось весь вечер ходить с чучелами попугайчиков в голове. И так нервов хватает!)

В шесть вечера начали прибывать гости. Кареты то и дело привозили очередную неимоверно «крутую» личность высшего сословия: бароны, баронеты, виконты, графы, маркизы, поэты, философы, сэры и их дамы. Они тут же бросались все ко мне, как к хозяйке дома, лепетали что-то о том, как все великолепно и как они счастливы, быть сегодня с нами. Я, конечно же, улыбалась, как могла, благодарила их за то, что они приехали. К тому времени, как все уже прибыли, начался пир. Пожалуй, я многое усвоила за этот год.

У нас было шесть блюд, на легкое суп (по маминому рецепту – да простят меня за то, сколько нервов я потрепала месье Мерье), на основное пять видов мяса, чтобы каждый мог выбрать на вкус. Каждый вел себя так, как полагается высшему обществу. Но не упускали рассказать смачную сплетню, новость, чем-то похвастаться или же рассказать сальную шутку, чтобы посмотреть, как краснеют дамы.

Это мне всегда нравилось здесь. Никакой разницы с нашими праздниками! Вроде бы во время смены блюд все собраны, но, как только подали десерт, и обед закончился, началась самая настоящая вечеринка. Благо хотя бы никто на столах не танцевал. Да и было бы мне до этого дело… Вместо этого я просто сидела на иголках. Самых острых, что существовали.

Меня тревожила одна и та же мысль. Что если он не придет? Вдруг все мне приснилось? Вдруг забыл или ему запретили? Ему уже полагалось быть здесь!

– Жемчужина моя, с тобой все в порядке? – Бенедикт наклонился ко мне и прошептал так, чтобы никто не слышал. Он видел мой отсутствующий взгляд, мое нервное теребление вышивки на платье, что еще чуть-чуть, и я ее распущу своими ногтями, а также вялое реагирование на разговор.

– Да, конечно! – ответила я, наблюдая его серьезное лицо. В эту минуту я ненавидела саму себя, зная, что причиняю ему боль своим нетерпеливым видом. Но как я могла прекратить его страдания, когда меня пытали внутри страхом?

Внезапно дверь слугами в ливреях открылась, и на пороге появился граф Велидер, его имя громко озвучили на всю залу.

***

Гидеон, войдя в зал, сразу увидел ее, невыразимо прекрасную, от чего пульс участился, превращая его сердце в барабаны. Она была словно драгоценный камень, а комната, да и вообще все эти люди и эта эпоха служили лишь оправой. Не видя никого, Гидеон направился к ней, сидящей на диване рядом с мужем, беседующую с гостями напротив.

Подойдя он сделал поклон по этикету, холодно и учтиво поздоровался с Бенфордом, но не отрывая глаз от его жены. Затем, заглядывая в ее голубые глаза, по которым читалась радость от встречи, де Виллер поздоровался с Гвендолин и поцеловал ее руку.

– Простите меня за опоздание, что не успел к обеду. Дела требовали своего!

– Вы опять спасали мир, милорд? – спросила Гвендолин, поднимаясь с дивана, не смотря на гневный взгляд Бенедикта. Ее вообще мало что теперь волновало. Главное, Гидеон здесь. Он выполнил свое обещание, не смотря ни на что, – Думаю, мы сможем вас простить, если это так.

Ее распирал смех от счастья, словно вся радость мира свалилась ей под ноги. Даже сидящие рядом господа улыбались во весь рот, словно чувствуя эту энергетику.

– Пожалуй, если наш гость поведает нам о своих подвигах, – подхватил Бенедикт, с иронией осматривая де Виллера, – Не стесняйтесь, граф Велидер, мы с радостью вас выслушаем.

Гидеон видел яростный блеск гнева в глаза графа. Но ему было все равно, он не позволит нарушить это обоюдное счастье от встречи.

– Ничего особенного. Графиня просто приукрашает мои обязанности. У меня все, как обычно: ссоры со слугами, заседания в судах, слушанье лекций, поиск дам по портретам… – последнее он проговорил тихо, только для ушей Гвен.

Услышав такое, она отчего-то тут же вспыхнула от смущения. Ее портрет. Произведение великого Томаса Гейнсборо, которое Гвендолин повесила в галерее, подальше от глаз. Слишком чужда ей была та девушка.

– Похоже, очень тяжело вами быть, – продолжал Бенедикт свою речь. Гвендолин тут же села обратно и сжала его ладонь, глазами пытаясь сказать, чтобы он прекратил. Она понимала, что присутствие Гидеона выводит его из себя, но устраивать скандал при всем народе, на ее суаре – черта с два! – она позволить не могла. К тому же, сидящие рядом граф и графиня Нейбургские проявляли к их троице слишком большой интерес, молча наблюдая за мужчинами. Жаль только она не могла просто взять и увести за собой Гидеона.

– В любом случае, мы очень рады видеть вас, милорд, – сказала Гвендолин, обращаясь к Гидеону.

– А вы нас не представите? – улучила тут же момент леди Нейбургская, с интересом смотря на Гидеона, отметив про себя красоту лица молодого сэра. Бенедикт сразу воспользовался ситуацией, чтобы отвлечь супругу.

– С удовольствием, леди Элизабет! – с самой сладкой улыбкой практически пропел Бенедикт. – Хочу вам представить графа Гидеона де Велидера, подающего надежды молодого человека. Гидеон, граф и графиня Нейнбургские!

– А подающего надежды в чем? – пробасил граф Нейбургский, тучный и неповоротливый мужчина, к тому же и противный на лицо.

– В медицине, – ответил вежливо Гидеон и сделал легкий поклон в знак приятного знакомства. А пухлая и молодая графиня так и пожирала де Виллера глазами, что не ускользнуло от Бенедикта. Он знал, какая горячая штучка эта миледи. Поэтому он решил отдать сразу соперника в ее руки, пытаясь увести Гвендолин в другой конец залы:

– Дорогая, мне кажется, барон Бейрд заскучал. Он сегодня без супруги, и я думаю, нам, как хозяевам, нужно уделить ему чуточку внимания, дабы не прослыть не радушными. Пойдем! – последняя фраза скорее прозвучала, как приказ, чем предложение.

Не ожидая такой резкой перемены настроения, Гвендолин пришлось следовать за мужем, который со всей силы ухватил ее за локоть, чтобы увести в другой конец зала. И, конечно же, она понимала, что дело было вовсе не в графе Бейрде, который в отсутствие своей жены развлекался тем, что старался охмурить как можно больше дам. Еще не хватало Гвендолин отвлекать его от подобного разврата.

Поэтому она резко остановилась на полпути, остановив тем самым и самого Бенедикта.

– А я-то думала, что мы обо всем договорились.

– Да, о том, что он будет здесь. Теперь его спокойно может развлечь графиня Нейбургская.

Тем временем Гидеон наблюдал, ловкий, даже военный, маневр соперника, уводящего от него возлюбленную. Он уж было хотел нарушить все рамки приличия и пойти за ними, как графиня, почувствовав, что кавалер «уплывает» от нее, преградила ему дорогу, сладко улыбаясь и принимая жеманную позу.

– Милорд, – проворковала она, тем временем, как Гидеон сделал шаг назад от нее и покосился на ее мужа, который уже был занят обсуждением закусок с каким-то мужчиной. Это что у них в руках? Мини-сэндвичи что ли?

– Милорд! – снова обратила на себя внимание графиня Нейнбургская. – Так вы мне не ответили!

– Что не ответил? – ошарашенно пробормотал Гидеон, отступая все больше под ее натиском. – А вы разве задали вопрос?

– Ах! Какой вы невнимательный! – пожурила она, наигранно смеясь, – Я спросила откуда вы? Я вас раньше не видела в кругах знакомых…

– Ээээ… – Гидеон судорожно стал вспоминать свою легенду, которая с трудом припоминалась, когда на другом конце залы Бенедикт нежно обнимал Гвендолин за талию. – Я приехал. Недавно. Вчера.

– А откуда, позвольте узнать? – графиня чуть подалась вперед и открыла взору свой необъятный бюст в декольте. Справа шепталась группа дам, которые явно обсуждали его и открыто разглядывали.

– С островов, из Вест-Индии! – тут Гидеон увидел, как граф что-то шепчет Гвен на ухо, не убирая руки. Волна ревности насквозь пронзила Гидеона. Нет! Он так не оставит это! – Прошу прощения, миледи, – самым сладким голосом обратился Гидеон к графине Нейнбургской, беря ее за руку и целуя кончики пальцев, – но мне нужно переговорить с графом Бенфордом. Как раз о моей поездке! Дела, увы, дела! Вы позволите?

И не дожидаясь ответа графини, кинулся к Бенфорду и Гвендолин, которые даже не заметили неожиданного появления Гидеона рядом с ними, потому что так яростно спорили о том, почему Гвендолин должна поговорить с “наглецом”, как выражался в сторону Гидеона Бенедикт.

– Ты просто невозможен! Это всего лишь разговор! – яростно прошипела девушка, отчего рядом стоящие господа уже заметили ссору между супругами и то и дело оглядывались, и шептались, не совсем понимающие из-за чего разгорелся скандал вокруг хозяев дома, – Бога ради, Бенедикт…

– Я не доверяю ему. И ты тоже.

– Я же не закатываю истерики каждый раз, как вижу твою очередную бывшую любовницу!

– Так получается, что он не просто твой друг?

– Просто друг!

Не выдержав, Гвендолин взмахнула руками и, вперив руки в бока, сердито уставилась на пол. Ее выводило из себя то, что ей приходится отчитываться за каждое свое действие.

– Черт, у меня скоро разовьется аллергия на чушь. В следующий раз просто швырни в меня камень, эффект будет тот же!

Она развернулась на каблуках и тут же врезалась носом в Гидеона, подходящего сзади к ним. На секунду ей даже показалось, что вся комната вспыхнула. Только от того, как он прекрасен вблизи.

Де Виллер не ожидал, что Гвендолин так резко развернется и, не глядя куда идет, окажется у него в объятьях. От этой неожиданной близости, которая внезапно обострила все органы чувств, помутилось в голове – только глаза, только ее глаза. Если бы небо знало эту синеву и глубину, то оно бы умерло от зависти. В этот момент Гидеон даже забыл, как дышать.

– Ну и что ты тут стоишь, Парис*? – все еще не отодвигаясь от него, прошептала Гвендолин, забывая о том, что вокруг столько людей. Вот бы улучить момент и убежать с ним куда-нибудь. Но едва она подумала об этом, как за руку ее схватил Бенедикт, разворачивая в свою сторону.

– Удачное время, чтобы вспомнить Шекспира, – съязвил Бенфорд, гневно взирая на Гидеона и слыша, как люди хихикают из-за этого пикантного момента.

– Надеюсь, никто не собирается убивать друг друга, – прошептала Гвен, вырвавшись из рук своего мужа и схватив бокал пунша у мимо проходящего слуги, – Я в ближайшие годы помирать не собираюсь.

Она залпом осушила стакан и, схватив парней за руки, потащила их в сторону, чтобы гости прекратили смотреть на них так, словно они устроили цирковое представление.

– Ах, Шарлотта, милая, а не представите ли нас этому прекрасному незнакомцу? – внезапно выделилась маркиза Уэнтворт из толпы дам, наблюдавшие странные действия графини. Графиня Бенфорд вообще в их узком кругу считалась не от мира сего, которая себе оттяпала одного из самых завидных женихов Лондона, что уж говорить о качествах Бенедикта, как любовника! Но раз у нее водятся в знакомых не менее обольстительные незнакомцы, почему не полебезить перед ней? Тем более, когда amant** маркизы только вчера расторг их отношения и на всех порах ускакал во Францию.

“Опять эта сумасшедшая,” – тут же подумала Гвендолин, с негодованием уставившись на выскочившую буквально из ниоткуда маркизу Уэнтворт. Та самая дама, которая считает вопрос “сколько вам лет” тем же самым, как если бы ей на голову уронили канделябр. Пару раз Гвендолин так и хотелось это сделать, наблюдая за тем, как та клеилась к ее мужу.

– Конечно, Арабелла, – милым елейным голосом начала она, – Это граф Гидеон де Велидер. Самый великолепный мужчина, которого вам довелось встретить, и, какое счастье на вашу голову, он даже не женат! К тому же, такой, как вам нравится: несдержанный, порывистый, грозный – просто лев в человеческом обличье!

Теперь не только Бенедикт с гневом смотрел на жену, но и Гидеон, так как, с легкой руки Гвендолин, его только что пустили на съедение акулам в женском обличье. Дамы сразу поняли девушку и окружили их кольцом. Гидеон почувствовал, как рука Гвен исчезла с его руки, и вот она уже снова удаляется от него с мужем. В этот момент ему дико захотелось заорать «Спасите!», но он лишь глупо улыбнулся женщинам.

– Что ты вытворяешь? – практически прошипел Бенедикт, гневно сжимая руку Гвендолин в своей ладони. Теперь злость сменялась гневом, и этот гнев грозил уничтожить все на своем пути.

– Что не так? Я просто ответила ей, – начала оправдываться Гвен, взирая на сжимающую ее руку мужа. Ей напомнило это о том, как прошла ее последняя встреча с Гидеоном. Он оправдывался, просил остаться друзьями и сжимал ее руку точно так же, словно она вот-вот пропадет. И она и вправду пропала. В какой-то мере это позволяло ей взглянуть на ситуацию чуть шире.

– Расписав его, как Аполлона? Хорошее решение! Просто восхитительное!

– Просто уйми свою ревность. И прекрати водить меня из угла в угол точно куклу.

Она вырвала свою руку как раз вовремя, когда к ним подошла одна из дам, которой явно не досталось внимание Гидеона. И та пошла на крайние меры, стараясь привлечь его внимание: она решила спеть. И, конечно же, аккомпанировать ей должен ни кто иной, как самый красивый и влиятельный мужчина в доме – Бенедикт.

– Прошу вас, это было бы так чудесно, – распиналась она, тайком бросая на Гвендолин ненавистные взгляды. «Стерва. Самая натуральная стерва,» – думала она, но тут же поняла, что может и воспользоваться чей-то глупостью и самовлюбленностью. Это ведь даст ей шанс поговорить с Гидеоном. И плюс ко всему – утереть нос всем дамам этого суаре. Поэтому едва Бенедикт отошел, все еще бросая на нее взгляды полные боли, она тут же кинулась к Гидеону. Точнее к толпе перьев и тканей, которая его окружала.

– О, дамы, простите, я забыла упомянуть? Этот вам тоже не светит! Он в скором времени примет постриг! – Гвендолин схватила парня за рукав камзола и потащила за собой, стараясь найти какую-нибудь свободную комнату.

– Что? Какой постриг? – Гидеон обалдел от наглой клеветы на него. Вот уж куда он не торопился, так это в монастырь!

– Как, вы уже забыли, милорд? Вы без ума от Господа Бога!

– В смысле? – еще больше опешил Гидеон, не обращая на вопли певицы и взгляды Бенедикта, ищущего их в толпе, который изредка отрывался от партитуры на клавесине, чтобы найти жену и соперника.

Гвендолин открыла первую попавшуюся ей дверь и тут же облегченно вздохнула – там, на удивление, никого не было. Даже парочек, стремившихся ото всех укрыться.

– Ты что, пока элапсировал, рассудок потерял? – сказала она, закрывая дверь.

– Нет, но потеряю точно, – он соблазнительно улыбнулся, оглядывая пустую залу. – А как тут не потерять? Ты, я, одни в комнате.

Он нежно провел кончиком пальца по ее щеке, отметив, что безумно хочет впиться губами в ее и отдаться всем тем, чувствам, которые взрываются в нем при только взгляде на нее.

– И это четыре несовместимых слова, – произнесла в ответ Гвендолин, совершенно забыв, как нужно дышать. Она смотрела на его губы рядом с ней и совершенно не могла сопротивляться. “Нет, Гвендолин! Сделай шаг назад! Ты просто хотела поговорить”.

У каждого мужчины есть предел, даже у святых! Гидеон не сумел совладать со своим желанием и со всей ярой страстью, которая накопилась за все это время, со всей неутолимой жаждой, впившись в ее губы. Ощущение взрыва внутри себя, огромного цунами, которое смывает их, ощущение свободы, безвольности. Только он, только она , только их вкус. Ее хрупкое тело в его руках, которое, кажется, еще чуть и сломаешь. «Никому не отдам, никогда» – единственное, что в этой бури счастья, страсти, огненного пыла пронеслось в голове Гидеона.

Гвендолин казалось, что она взлетела на седьмое небо. Нет, даже десятое. Давно забытое чувство поднималось из небытия и заставляло ее сердце бешено биться. Разрушив все границы, она просто наслаждалась этим моментом, отвечая на его яростный поцелуй той же силой, той же любовью, которую она не забыла. Она запустила руки в его волосы, прижимая еще ближе к себе, боясь, что это чувство скоро исчезнет, отыгрываясь за весь год, проведенный в мыслях о нем.

Да он и не сопротивлялся, чувствуя себя марионеткой в ее ласковых и нежных руках. Это возбуждающая дрожь от того, что она запустила в его волосы пальцы, еще больше накалило желание обладать это женщиной: и душой, и телом. Он готов стать ей слугой, рабом, пленником, домашним чудовищем, да кем угодно, лишь бы не прекращала, лишь бы всегда была рядом.

Он прижал Гвен к стене, еще больше сокращая расстояние между ними. Его губы, не прекращая целовать, перешли с губ на ее шею, ощущая нежную кожу и аромат тела. Руки стальным кольцом сомкнулись вокруг талии, которая была закована в тугой корсет. Сквозь эту красную, жаркую пелену Гидеон услышал то ли вздох, то ли стон Гвендолин. Что еще сильнее подстегнуло его в поцелуях, начиная легонько покусывать бархатистую кожу девушки …

И пока его губы блуждали по ее шее и плечам, заставляя терять рассудок, пока все мысли были только о том, как стягивает ее платье и что было бы славно снять его – всем телом, всей кожей почувствовать его рядом с собой. Но что-то не прекращало ее беспокоить, где-то там, очень далеко, на задворках ее рассудка: столь сильное, что как бы она не пыталась отогнать это чувство, оно все равно ее достигало.

Теплые руки, окольцовывающие ее обнаженную талию, проникающее под ночную сорочку, горячие губы, оставляющие вереницу поцелуев по всему телу. Все это имело какое-то значение.

– Гидеон, – Гвендолин не хватало воздуха, чтобы закончить предложение. Все тело протестовало против остановки – оно хотело от Гидеона большего! Гвендолин так безумно его хотела!

– Гидеон, остановись, – но рассудок все равно взял вверх против воли сердца. Она уткнулась руками в его грудь, пытаясь оттолкнуть его от себя.

От ее вкуса и аромата кружилась голова, тем более, когда Гвен, задыхаясь, прошептала его имя. Гидеон почувствовал сопротивление девушки, на которое сначала не обратил внимания, только лишь, когда ее ладони стали упираться сильнее, он понял, что что-то не так. Де Виллер, еле оторвавшись от нее и задыхаясь, словно от огромной пробежки, заглянул в любимое лицо: от прилива крови ее щеки раскраснелись красивым румянцем, кожа словно светилась изнутри, а глаза – о боже! – от страсти они стали, как два потемневших сапфира.

Он с радостью продолжил бы, но наконец-то признаки жизни начал подавать здравый рассудок, что не время и не место. А то еще чуть-чуть и Гидеон точно овладел бы ей, наплевав на все рамки приличия и временной континуум тоже.

– Графиня, я сражен! – Он сделал резкий выдох и рассмеялся, – Всегда знал, что дамы 18 века – очень страстные натуры.

– Ты вообще умеешь просто разговаривать, не пытаться пробить мной стену в моем же доме? – с иронией прошептала Гвендолин, стараясь привести дыхание в норму. Ей казалось, что ее сердце вот-вот сломает грудную клетку и выпрыгнет наружу, а все органы расплавились и теперь жгли все тело изнутри. Его руки были невыносимым спасением – холодным ветром. – Выйди замуж и не такое знать будешь.

– Замуж? Вряд ли! Если только жениться, – засмеялся он. Но тут же пришло другое осознание сказанного Гвен: «Замуж? И не такое знать будешь? Они спали вместе? И как часто у них происходит супружески долг?» Эта мысль словно холодный нож вспорола душу и выявила адскую ревность и жестокость к Гвен.

Он резко оттолкнулся от стены, стараясь не смотреть в ее лицо. Гидеон еле сдерживался, чтобы не задать эти вопросы, закусывая нижнюю губу. Внезапно эта комната стала ему ненавистна, как и вся эта реальность. Захотелось что-нибудь сломать, разбить или ударить кого-нибудь, например, ее мужа. Гидеон решил себя отвлечь, вспомнив, что хотел поговорить с ней.

– Ну, так как, чтобы вернуться домой? – он старался не выдать в голосе ревность и злобу на Гвен, смотря только на свои серебряные пряжки на башмаках. – Не пора ли вспомнить графине о своем настоящем доме и семье?

Гвендолин все так же стояла у стены и глядела в пол, отчего даже не заметила, внезапно ставший холодным, взгляд Гидеона. Она все старалась успокоиться, но сердце упрямо билось быстрее обычного.

Она не хотела говорить о возвращении. Это заставляло ее сделать свой выбор. И дело даже не в том, что там ее ждала настоящая семья, а в том, что не так-то бросить привычный образ жизни – не просто бросить человека, к которому успела привязаться.

– Я так давно хочу вернуться домой, что в последнее время эта мысль стала привычной. Настолько привычной, что я думаю лишь о том, что не могу вернуться туда. – Гвендолин почувствовала, что ей нужно высказать всё, что так давно просится с губ. – Я настолько свыклась с этим временем, что кажется, что по-другому и не было. Что все будущее, вся моя семья, ты – лишь плод моей фантазии. И ты не стоишь здесь, это просто пунш ударил мне в голову. Я… – она старалась найти слова, которые уже придумывала тысячу раз. Но весь словарный запас словно испарился. Все буквы разбегались врассыпную, – Я нашла друзей. Нашла себе занятие. Столько пережила здесь! И теперь мне снова нужно уходить. Снова с чем-то свыкаться! Я боюсь, Гидеон, что этого не выдержу. Не снова.

Она замолчала. Из зала все еще слышно было противное пение дамы. Гидеон стоял и пытался понять, только что сказанное, поставить себя на ее место. Но это было несравнимо. Он понимал, что для Гвен прошел год, в то время для него – пара месяцев. Но Гидеон никогда не пытался бы смириться с этим веком, его обучали не так, в то время как Гвендолин вообще не учили ничему. Это была самая большая разница между ними, огромная пропасть! К тому же она слабая девушка. Поэтому, понять можно, но почему такое странное чувство – страх… Гидеон не понимал этого: он знал лишь реальный страх, например, потерять ее, а не страх, что все это – плод больной фантазии. Но если это нереальный страх, почему теперь страшно и ему?

– Я тебя не совсем понимаю, Гвен… Ты боишься вернуться домой? Или боишься снова привыкать к своей настоящей жизни? – Он не знал, как правильно сформулировать свои вопросы к ней. Эта девушка всегда была загадкой для него. – Гвендолин, ты же Гвендолин… а не Шарлотта Бенфорд! Ты из 21 века, а не из этого… – Он почувствовал, как тяжело дается говорить из-за подступающей к горлу паники. Поэтому снова выбрал свой излюбленный защитный прием – сарказм. – Гвендолин, ведь ты же та, которая интересуется только причёсками, фильмами и звёздами. Которая постоянно хихикает с подругой и презирает Лизу за то, что купила футболку в Marks & Spencer.

Гидеон почувствовал, что его бьёт озноб, как во время болезни. Теперь он уже сомневался в реальности происходящего…

– Кажется, ты так и не успел пообщаться с нормальными людьми. И что, черт возьми, бедная Лиза сделала тебе, что ты вечно покупаешь ей одежду в Marks & Spencer? – с негодованием, забыв все остальное, воскликнула Гвендолин. Она взмахнула руками и, оттолкнувшись от стены, направилась к стоящим напротив стульям. Она только сейчас заметила, что они оказались в малой галерее.