Текст книги "Бег времени. Тысяча семьсот (СИ)"

Автор книги: Oh panic

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 42 страниц)

Смеясь, я отворачиваюсь от него и…

Падаю с кровати, больно ударившись лбом об паркет. Черт! Открыла глаза и поняла, что свалилась не с такой уж и восхитительной высоты, о которой стоило бы беспокоиться, но сам факт, что я упала с кровати, заставлял меня чувствовать, если и не ужасно, то, по крайней мере, немного неловко. Учитывая тот факт, что свою одежду я оставила вчера где-то в районе между кабинетом и лестницей. Весьма смущающее обстоятельство, учитывая, что в доме проживал еще и де Виллер-младший.

– Так и будешь валяться, мисс Аморальность?

В испуге я тут же запрыгнула в кровать и обмоталась одеялом, прикрывая им наготу, но спустя секунду облегченно выдохнула. На подоконнике, уютно устроившись между маленькими подушками, лежал Ксемерус, смотря на меня настолько осуждающе, насколько мог.

– Что тебе нужно, Ксемерус? – прошипела я ему, оглядываясь на закрытую дверь. За ней лишь отдаленно были слышны голоса Рафаэля и Гидеона. О боже! А я валялась тут совершенно голая и разговаривала с воображаемым (как всем кажется) другом. Если выставить эту сцену в театре, то все зрители были бы похожи на персонажа «Крика» Эдварда Мунка.

– Ты пропала, и я забеспокоился, – с напыщенной важностью произнес демон, перемещаясь на кровать. Конечно, как же. Дождешься от него беспокойства. Единственное о чем Ксемерус умел беспокоиться – это его призрачный желудок.

– Я серьезно. Мне сейчас не до тебя и твоих шуток, – вновь прошипела ему я, стараясь согнать его с кровати. Но рука как обычно лишь словно погрузилась в холодную воду. Отличное средство, чтобы отогнать сон.

– Естественно! Совсем не юная Ева соблазнила маленького Адама, – съехидничал Ксемерус, взлетая к потолку, оскорбленный тем, что я запустила в него руку, – Совсем забыла о том, ради чего ты здесь?

Уничтожить Сен-Жермена.

Такое я не забуду никогда. Но заснуть в одной кровати с человеком, которого я ждала более ста лет… Сравнится ли это чувство с тем, что я испытаю, когда наконец-то избавлюсь от вечно преследующего меня желания мщения? Долгое время мне казалось, что месть – это единственное, что удерживает меня на плаву. Пока не поняла, что больше не знаю, за что же пытаюсь мстить. Граф разрушил мою жизнь в такой же мере, в какой сам того не осознавая сделал ее восхитительной. Только чувство неполноценности продолжало бегать за мной точно верная собака.

– Я знаю, Ксем, просто… – я вспыхнула, вспоминая прошлую ночь, и тут же зарылась лицом в одеяло.

Я ждала его более ста лет. Вряд ли это можно сравнить хоть с чем-то. И вот он – Гидеон де Виллер вместе со мной. Его длинные пальцы пианиста так изящно вырисовывали на моей коже незамысловатые линии, словно именно он создал меня. Словно его губы всегда покрывали мою кожу поцелуями.

– Просто ты вернулась в самое начало, – с иронией протянул Ксемерус и тут же налетел на меня, отрезвляя холодной водой, которой, однако, невозможно коснуться. Это мгновенно погасило все мои романтические мысли.

– Ты просила не давать тебе сойти с верного курса, – виновато сказал он, пожимая плечами. Мол, я всего лишь делаю то, что ты сказала. Как обычно.

– Порой я жалею, что вообще встретила тебя, – пробормотала я, поднимаясь с кровати и ища хоть что-то, в чем я была бы похожа на нормального человека.

– Я единственный, кто не давал сходить с ума! Знаешь, как сложно было притворяться, что я тебя совсем не знаю? Молодая версия тебя еще сварливее, чем ты, – демон обиженно скрестил свои лапы и отвернулся от меня, сев на подоконник. Но я проигнорировала его и, накинув на себя найденные в шкафу чистые боксеры и футболку, что практически полностью закрывали боксеры, вышла из комнаты, оставляя демона со своим «никто меня не ценит» наедине. В конце концов, я уже насмотрела на эту сцену вдоволь. Ксемерусу уже давно пора придумать к своему фильму новый сценарий.

Осторожно, точно боясь разбудить спящего тигра, я спустилась по лестнице вниз, по пути подбирая свои туфли, и даже умудрившись найти часы, правда с уже с безнадежно порванным ремнем.

– И что же? Ты наконец-то с ней? – послышался голос Рафаэля. Он явно над чем-то смеялся, но все, что я видела, это его руку, выглядывающую из-за стены.

– Я не знаю, Рафаэль. Когда я с ней все становится слишком запутанным, – тут же ответил ему Гидеон, находящийся вне поля моего зрения.

– И что запутано на этот раз?

Гидеон тяжело вздохнул. Затянулось молчание. Я тут же вытянулась, перегибая перила и стараясь разглядеть, чем же они заняты, но тогда, когда чуть ли не сваливаюсь с лестницы головой вниз, де Виллер-старший вновь заговорил:

– Порой я замечаю, что она застывает. Она долго смотрит в одну точку, точно видит что-то, что я никогда не увижу. И ее глаза в этот момент темнеют, мне кажется, что ее зрачки полностью становятся черными… В эту секунду я вижу в ней отголоски всех тех лет, что она провела одна.

Я застыла, как он и говорил. Только теперь я слушала его так внимательно, что даже не заметила, как рука впилась в железные прутья, узором украшавшие лестницу. Острый угол впился в ладонь и на деревянный пол уже начала капать кровь. Я отдернула руку и под шепот Гидеона смотрела на нее словно на что-то чужое, не мое, случайное. Рана привычно стала затягиваться, оставляя лишь маленький рубец.

– Она старается. Я вижу, что она старается быть такой же, как все, но иногда ее выдает ее же тело. То, как она двигается, как говорит, как смотрит на людей. Она идет с высоко поднятой головой, словно мир уже склонился к ее ногам. Люди видят это, от того обходят стороной. За два дня я ни разу не увидел, чтобы хоть кто-то случайно дотронулся до нее. Они огибают ее, наверное, даже сами того не осознавая.

Я закрыла глаза. Никогда в жизни не замечала этого. Прошлое тащилось за мной попятам, но я отпихивала его ногой, стараясь быть как все. Мир вокруг меня менялся, но одновременно с этим всегда оставался таким же, как и всегда. Открытым к изменениям, переворотам, неожиданностям.

Я старалась быть такой же.

– Тебе только книги писать, чувак, – откликнулся Рафаэль, пытаясь откашляться. Похоже не меня одну поразила речь.

– Я подумаю над этим на досуге. Хотя может лучше мне начать печатать статьи в журналы, которые предпочитает мой младший брат? – Гидеон вновь возвратился в свое игривое настроение, точно минуту назад не выпотрошил все мое естество.

– Ох, заткнись! Это были не мои журналы! – рассмеялся в ответ Рафаэль со всей силы ставя чашку на стол. Удивительно, как она не разбилась от такого напора.

– И что ты будешь делать? – все же спросил он, обойдя стол. Скрипнула дверца гарнитур и Рафаэль уже вернулся обратно, но уже с новой чашкой. Значит, посуда все же пострадала.

– Плыть по течению, – ответил Гидеон, – Наверное, это еди…

– А подслушивать нехорошо! – тут же прервал его громкий крик Ксемеруса. С перепугу я даже взвизгнула, поворачиваясь в сторону застывшего в воздухе демона, но потеряла равновесие и начала падать вниз, грозясь сломать себе шею при падении, но умудрилась ухватиться за перила и пролететь лишь парочку ступенек.

– Напугал! – накинулась я на Ксемеруса, стараясь восстановить равновесие.

– Умереть ты все равно не можешь, – пожал тот плечами, но мой гневный ответ тут же прервал голос Гидеона.

– Ругаешься с лестницей? – он стоял, скрестив руки и облокотившись об дверной косяк, и смотрел на меня, улыбаясь до ушей. Позади него маячил до жути любопытный Рафаэль.

– С добрым утром, Гвендолин, – крикнул он, но когда выбрался из-за спины Гидеона, то тут же остановился и засмеялся в голос.

– Что с твоими волосами?

Я удивленно запустила руки в волосы и тут же с ужасом принялась распутывать спутанные пряди.

– Это не волосы. Это сено. Сеновал для птиц, – ухмыльнулся Ксемерус, явно довольный тем, что нарушил мои планы по прослушивание разговоров людей. Правильно, ведь многие годы – это было его работой.

– Я лишь хотела спросить, где ванная, – начала оправдываться я, все еще пытаясь распутать волосы, к слову сказать – безуспешно. Но вместо того, чтобы мне ответить, Гидеон поднялся ко мне и потянул за собой, оставляя Рафаэля хохотать в одиночестве. Немного виновато, я, наверное, впервые за долгие годы, я послушно плелась за ним. Я! Та, от командного тона которой седеют сотрудники моей же фирмы.

– Эта рубашка поразительно тебе идет, – едва за нами закрылась дверь, как он медленно подошел ко мне и обхватил мое лицо своими до неприличия самыми теплыми ладонями на свете. Его большой палец так нежно очертил линию моей нижней губы, что все мрачные мысли тут же начали испаряться.

– Это потому что она твоя, – я потянулась к его губам за желанным поцелуем, но сверху на меня тут же накинулся Ксемерус, который, как оказалось, вновь не смыкал свои призрачные веки.

– Сначала Сен-Жермен, потом сеновал, женщина! – прикрикнул он и вместо того, чтобы тут же смыться в ближайшем водостоке, чего я ему искренне желала, вновь уселся на подоконник, осуждающе цокая своим раздвоенным точно у змеи языком. Точно, так и есть. Я пригрела на своей груди змею.

Тяжело вздохнув, я лишь быстро поцеловала Гидеона и тут же отстранилась.

– Тебе нужно на элапсацию, – протянула я, носом утыкаясь в его голый торс. От него приятно пахло гелем для душа и чем-то цитрусовым, от того совершенно не хотелось отстраняться. Только противная мысль о том, что я здесь совершенно не ради этого, заставляла меня переставлять ноги подальше от соблазнительного обмана, чтобы скрыться от всего мира в ванной, отправив Гидеона на несколько унизительные поиски моей одежды, разбросанной по всей квартире.

Я старалась не думать о том, что говорил Гидеон, но мысли точно змеи окольцевали мое сознание, снова и снова возвращая к одному и тому же. Неприятное чувство, словно меня облили грязью, хотя все, что меня окружает – это горячая вода, паром обволакивающая всю душевую кабинку.

Смогу ли я когда-нибудь открыть глаза и быть нужным человеком? Не Рубином, не Вороном, не владелицей огромной компании, не девушкой, которую бросили, не девушкой, которую когда-то любили и уж точно не оружием, что жаждет мщения. А просто человеком, который может открыть глаза и видеть солнечный свет, проникающий сквозь шторы, чувствовать легкий ветер на своей коже, чувствовать, что кто-то поддерживает меня, а не сторонится точно прокаженную, не достойную. Так много всего, что я хотела изменить! Так много всего, что я не могла сделать!

В бессилии прислонилась лбом к стене и резко переключила душ на холодный режим. Ледяная вода тут же обхватила все мое тело, заставляя напрячься, но я продолжала стоять, не способная двигаться, стараясь смыть всю грязь, что накопилась во мне за последние дни. Все мысли – то, на что я надеялась, но не могла иметь, то, о чем и не думала, но смогла заполучить.

С протяжным и бесшумным криком, я ударила кулаком по стене. Снова и снова, пока вся боль грязью стекала в водосточную трубу. А я и не думала, что она когда-нибудь покинет меня окончательно. Будь здесь Бенедикт, он бы знал, что сказать, знал, что нужно было бы делать – ломать весь мир или подчиняться его беспокойному течению. Но его тело истлело, как и мои воспоминания о нем, оставляя лишь голый скелет человека, которого я когда-то любила.

Все, что мне осталось, это надеяться, что Гидеон сможет принять меня такую – покореженную временем, войнами и бесконечными погонями. Застывающую на какую-то секунду, чтобы вспомнить что-то давно ушедшее. Огибающую людей точно они не были достойны моего внимания.

Я такая. Ничего во мне более не изменится.

Люди могут либо принять меня, либо игнорировать.

– Гвендолин Шеферд-Монтроуз-Бенфорд! Бога ради! – вновь закричал Ксемерус, – Я устал только повторяя твои фамилии! Шевелись!

Я нервно рассмеялась такой резкой смене обстановки и тут же облегченно вздохнула. Что ж, по крайней мере, Ксемерус никогда не меняется. Он все тот, каким я встретила его двести с лишним лет назад.

***

– Что мы будем делать?

Машины так быстро проносились мимо, завораживая меня своей скоростью, что я не сразу осознала, что Гидеон задавал этот вопрос мне. Я повернулась к нему и застыла, не зная, что же сказать. И вправду, что же мы собирались делать? Ждать подходящего момента, чтобы наконец-то разрушить эту петлю, что обхватила мою жизнь или действовать вопреки всем доводам рассудка, чтобы вновь встать на ноги и жить спокойно?

Все утро Гидеон выглядел самым счастливым человеком на свете – он улыбался, подпевая Райану Теддеру о том, что он готов выдать все свои секреты, если я не дам ему пропасть в этой фальши. Подтанцовывая, он выложил на мою тарелку самую изумительную яичницу, которую мне только приходилось пробовать (ведь ни один французский ресторан не готовит руками любимого мужчины) и так задорно рассмеялся, когда я сказала ему это вслух, а после запечатлел на моих губах самый нежный поцелуй , заставляя Рафаэля сморщится и попросить нас уйти в комнату.

Разве не так должно было быть всегда? Если бы не сломанный хронограф и жалкие попытки Сен-Жермена скрыть меня в прошлом и без всяких помех уничтожить ту единственную, что мешает его «жил очень долго и счастливо», сложилась бы моя жизнь подобным образом? Школьные будни, любимая лучшая подруга и вечные сплетни во время уроков, пятничный мятный чай вместе с семьей и невероятные вечера с любимым человеком, просмотры новых кинофильмов и ссоры из-за музыки или чьих-то не слишком приличных взглядов на чужих нам людей.

Вместо этого я держу под контролем могущественную организацию, чтобы тайно управлять через нее другой организацией и все это лишь для того, чтобы уничтожить всего лишь одного человека. Глупое стечение обстоятельств.

Поэтому я просто улыбнулась Гидеону и взяв его руку, сильно сжала ладонь.

– Мы начинаем игру.

Которую я ни за что не проиграю.

Я выхватила телефон из сумки и поморщилась, увидев около пятидесяти звонков от Лесли, но тут же проигнорировала это, обещая себе, что разберусь со всеми последствиями позже, и набрала другой номер.

– Гвендолин, – тут же отозвались на другом конце провода.

Я вновь повернулась к Гидеону, словно ожидая хоть какого-то знака. Правильно ли я все делала? Настало ли нужное время? Но увидев его обеспокоенное лицо, я лишь набралась решимости. Я ждала слишком долго.

– Découvrir, – произнесла я пароль.

– Ты уверена? – тут же всполошился собеседник. Я лишь устало покачала головой. Нет, вовсе я не уверена. Но все же сказала:

– Да.

Но не успела я убрать телефон обратно в сумку, как он тут же зазвонил. На дисплее тут же высветилось имя: «Джудит». Гидеон все это время не сводил с меня своего настороженного взгляда.

– Что случилось, Джуди? – спросила я, понимая, что уж она-то не стала бы звонить просто так.

– Шарлотта, – тут же зашептала миссис Дженкинс. Ее было плохо слышно, словно она прикрывала рукой рот, чтобы ее не услышали, – Она здесь. Разговаривает с Уитменом и то, что она ему говорит, ему явно не нравится.

Я тут же в ужасе замерла, пока сознание быстро перебирало в голове всевозможные варианты того, что Шарлотта могла бы рассказать Уитмену. Что я не вернулась сегодня домой? Что моя мама в ярости, что я опять пропала где-то с Гидеоном де Виллером? Или быть может то, что я сильно изменилась за время амнезии, хотя и вспомнила всю свою прежнюю жизнь? Бинго!

Разочарованный выдох нашел меня точно пуля. Мои бабочки вспорхнули в Таиланде, вызывая грозу в Нью-Йорке. Вот они последствия всего того, что я делала. И будучи влюбленной, я даже не вспоминала о них, пока не стало слишком поздно.

– Теперь он знает.

Теперь он знал, что я вернулась из прошлого с ужасными воспоминаниями о пожаре и о том, кто был ему виной. О том, что ему на самом деле нужно и что вся эта ложь с Флорентийским Альянсом – это лишь попытка скрыть его истинное лицо. И то, что я пропала из дому, едва сказав матери о том, что я все вспомнила, явно не прибавило моей затее дополнительных хороших ходов в этой шахматной партии.

– Знает о чем? – тут же всполошилась Джудит. Ее напряжение чувствовалось даже сквозь телефонные провода.

– Что я играю не по его правилам.

Что я вела на него охоту. Благо, что он совершенно не догадывался о том, насколько интенсивной эта охота была и до каких масштабов она могла дойти. Я собиралась уничтожить его до основания, пока он всего лишь будет думать, что я догадываюсь о его истинных целях и ищу доказательства своей правоты.

Он наверняка думал, что я стану просить помощи у Темпла. Что стану разыгрывать драму, будто злой граф что-то замышляет, а на деле никто не будет мне верить. Но ему бы стило знать, что я сама себе Бог.

– Спасибо, Джуди. Операция Découvrir уже в деле. Поставь всех в известность, – продолжила я и после утвердительного ответа, тут же выключила телефон, понимая, что вот теперь-то война начата.

Гидеон молчал, точно боясь спрашивать, но я уже достаточно долго хранила тайны, в особенности от него. Если и существовал на планете человек, который должен был знать все мои секреты, то им определенно был Гидеон де Виллер. И точно так же, как и Райан Теддер я признавалась в своих грехах.

– Только что мои люди начали массовую атаку всех счетов Уитмена, то есть более 75 банков в 15 странах мира были взломаны. Каждую секунду из его состояния вычитаются миллионы, и к концу дня у него не останется ничего, кроме ощущения банкротства. Разумеется, он поймет, что это Флорентийский Альянс, но в то время, пока его мысли будут заняты лишь тем, как бы спасти свои драгоценные деньги, ты должен будешь отправиться к Люси за кровью и завершить круг крови. Сен-Жермен должен дожить до нашего времени.

– Что в это время будешь делать ты? – спросил Гидеон, явно обескураженный таким потоком информации. Он сидел, сведя брови на переносице и смотря себе под ноги, будто бы боролся со своими мыслями.

– Я отправлюсь к Сен-Жермену, как и было указано в его бумагах. Он должен ощутить вкус победы – это усыпит его бдительность.

Моя смерть – это его лучшее успокоительное. Только вот Гидеону об этом знать не обязательно.

– Я не знаю, что будет происходить дальше, у меня нет сценария, все строится на догадках. Но нам необходимо показать Темплу истинное лицо Сен-Жермена.

Долгое время Гидеон молчал, словно собирая пазл из информации, но в итоге поднял голову и улыбнулся, сжимая мою ладонь.

– Так давай сделаем это.

Его голос полон теплоты и нежности, и хотя я совершенно не заслуживала его доверия, я улыбнулась в ответ, благодаря всех богов мира за то, что в этот момент Гидеон со мной.

========== Всё, что изменяет нашу жизнь. Гидеон ==========

Всё, что изменяет нашу жизнь, – не случайность.

А.С.Грин

Она спала, неслышно дыша на моей груди. Такая нежная кожа, такое хрупкое тело. Я гладил ладонью изгибы ее тела. Кажется, закрой глаза – и я вспомню его наизусть: каждый шрамик, каждую родинку, каждую ложбинку. Нереально…

К моей досаде на некоторых местах ее тела проявились синяки после первого нашего раза, а на бедре красовался след от поцелуя – перестарался. Слишком много было страсти. Мы были, как дикари. Два сорвавшихся умалишенных. За эту ночь мы никак не могли насладиться друг другом. Начали в кабинете, потом перебрались в мою спальню, где сейчас и пребывали. Оба уставшие, выбившиеся из силы, уснули в объятиях друг друга. Мы были колыбелью мира, точкой отсчета времени и всех координат, мы – чистый лист: вписывай новую жизнь, а старую вырви, сложи и спрячь от глаз подальше, иногда вытаскивая в час меланхолии.

Если бы не день, рвущийся назойливо своими лучами к нам в спальню, то мы бы продолжали находить новые способы признания любви. Нам было дано мало времени и собственных сил. А хотели большего.

Я смотрел на нее, мирно спящую, в моих объятиях. Моих! Заполучил её, как долгожданную награду, как милость сверху. При том не подключенную к приборам, не умирающую, а живую, настоящую, мою. И теперь не отпущу. Всё. Я обрел смысл жизни, моя Вселенная обрела центр. Я эгоист до мозга костей, поэтому посылаю на все лады тех, кто желает её внимания.

Нежно гладил по щеке, запоминая эти ощущения . День неумолим. Он шел своей поступью, приближая час, когда нам надо будет вставать, собираться, что-то делать, куда-то бежать. Обязательная элапсация, будь она неладна. Я бы вечность проторчал тут с ней, превратившись в экспонат для музея в виде мумии.

Часы показывали ранее утро – шесть часов. Ох и достанется Гвенни от матери! Боюсь, миссис Шеферд меня не пустит на порог вообще, после того, как целую ночь провел с ее дочерью.

Воспоминания о нашем сексе наваливались яркими картинами, что даже заныло в паху. Гвендолин была потрясающая: мне, чтобы ею полностью насладиться, не хватит вечности. Воспоминание, как она шептала мое имя, запускала ноготки мне в спину и в волосы – просто переворачивало всё внутри. Так. Всё. Хватит! MERDE!

Иначе, я накинусь на спящую, как последний извращенец. Внизу спасительно послышался хлопок входной двери, отвлекающий от развратных мыслей, которые так и лезли, глядя на ее оголенное плечо и аппетитное округлое бедро, выглядывающее из-под одеяла . Ага, наверное, это Рафаэль пришел после того, как пропадал чёрт-те где. Надо ему сказать, чтобы тише себя вел, не разбудил Гвендолин. Заодно спущусь, завтрак приготовлю.

Осторожно выскользнув из кровати и поцеловав любимую в обнаженное плечо, накинул на себя домашние штаны и майку и поспешил вниз. Рафаэля я застал врасплох, пожирающего ветчину с хлебом прямо у раскрытого холодильника ,– кто-то явно голодный.

– Оставь хотя бы яйца для яичницы. Не выпивай их разом!

Рафаэль хмыкает, кидает недовольный взгляд и замирает. Наверное, я выгляжу как-то по-особенному сейчас. Ну да, счастливый болван. Не без этого.

– Дай угадаю, – говорит он, жуя и проглатывая куски сэндвича, – На тебя напал беззубый вампир. Пытался прокусить шею, но сдался, и убежал.

– Ты про что? – я рефлекторно, хватаюсь за шею.

– Я про засосы. – Но тут он замечает на моем плече багровые полосы – царапины Гвен, личное тавро моей шельмы. – О! Так он еще пытался в рукопашную тебя завалить!

– Я… ты… я…– меня накрыла волна удушающего гнева и стыда. Запалил собственный брат! Твою мать…

– Очень красноречиво, Гидеон! Браво! – Рафаэль издевается с мерзкой ухмылкой.

– Не завидуй, мелкий. Между прочим, сам всю ночь где-то шлялся. – Рафаэль ухмыляется. Видно и ему сегодня достался кусок счастья. – Подвинься, хочу сделать завтрак.

– Так вампир здесь? –Рафаэль изумленно смотрит вверх, будто сквозь потолок он сможет рассмотреть что-то.

– Нет, Рафаэль, это я сам себя оцарапал и засосы наставил – мне уже давно говорят, что эгоистичен и не люблю никого кроме себя. Конечно же, здесь! Подвинься!

Я отодвигаю ошалевшего брата и начинаю готовить завтрак. Рафаэль молча сидит и пьет чай, переписываясь смс с Лесли, попутно хмыкая и улыбаясь. Умилительное зрелище!

– Не забудь приписать «покасики-покасики. Чмоки-чмоки!»

– Твое познание в сленге поражает меня. – Рафаэль достает пачку крекеров и начинает пожирать их с ужасающим хрустом.

– Ты голодный, как абориген! Ну-ка, дай сюда. – Я отнимаю у него пару крекеров и запихиваю в рот. Вкусно. Но не сытно.

– А я смотрю ты тоже. Физические упражнения располагают к голоду. – Рафаэль язвит, засыпая в рот последние крошки.

– Вампир достался кровожадный. – Яичница аппетитно скворчит, отстреливаясь брызгами обжигающего масла. По кухне разносится запах еды.

– И что же? Ты наконец-то с ней? – Рафаэль задает вопрос как бы невзначай, но по голосу слышен неприятный холодок отчуждения и неприятия Гвен.

– Я не знаю, Рафаэль. Когда я с ней все становится слишком запутанным.

О! «Запутанным» – слабо сказано. Гвендолин – девушка-загадка, целый лабиринт. Я столько раз оказывался с ней в тупике.

– И что запутано на этот раз?

Merde! Тяжело объяснить то, что сам не до конца понимаешь. Пытаясь сформулировать ответ, тяжко вздыхаю и выключаю яичницу. И из меня льется исповедь в виде деталей, наблюдений:

– Порой я замечаю, что она застывает. Она долго смотрит в одну точку, точно видит что-то, что я никогда не увижу. И ее глаза в этот момент темнеют, мне кажется, что ее зрачки полностью становятся черными… В эту секунду я вижу в ней отголоски всех тех лет, что она провела одна.

Если бы вы знали, как это больно! Как это тяжело. Это словно вычерпывать кружкой море. Иногда, кажется, я не способен воздать и залечить то, что нанесло ей время.

– Она старается. Я вижу, что она старается быть такой же, как все, но иногда Гвен выдает ее же тело. То, как она двигается, как говорит, как смотрит на людей. Она идет с высоко поднятой головой, словно мир уже склонился к ее ногам. Люди видят это, от того обходят стороной. За два дня я ни разу не увидел, чтобы хоть кто-то случайно дотронулся до нее. Они огибают ее, наверное, даже сами того не осознавая.

Гвендолин даже не замечала этого. Она словно обросла непробиваемой незаметной чешуей. Как пробиться через нее и что там под ней? Я знаю, что там столько боли и одиночества, сколько невозможно вытерпеть и не сойти с ума. А она смогла! Нереальная девушка! Потрясающая женщина! Волшебная Гвендолин Шефферд.

– Тебе только книги писать, чувак, – Рафаэль даже закашлялся, слушая мою исповедь. Забавно.

– Я подумаю над этим на досуге. – Но тут же захотелось разрядить обстановку, поэтому не удерживаюсь и язвлю, наступая на любимую мозоль. – Хотя может лучше мне начать печатать статьи в журналы, которые предпочитает мой младший брат?

– Ох, заткнись! Это были не мои журналы! – Рафаэль смеется, будучи задетым. Он со всей силы ставит чашку и та дает трещину, из которой тут же на стол течет чай.

– И что ты будешь делать? – Чашка летит в помойное ведро и тут же достается новая. Рафаэль начинает делать свежую порцию чая.

– Плыть по течению. – Я хмыкаю, наблюдая за действиями брата. А что мне еще остается делать в моем положении? – Наверное, это еди…

Меня обрывает резкий девичий визг и странные глухие удары в гостиной. Я выглядываю в зал и вижу на лестнице Гвен в моей рубашке и боксерах, встающей со ступенек и потирающей ушибленные места. «Напугал!» – она грозно смотрит куда-то вверх, как обычно разговаривая с невидимыми друзьями. Милая странность, даже особенность; этакая сумасшедшинка в ее характере. Мне нравится! Глядя на ее фигурку с длинными черными волосами до поясницы, поражаешься, что ей далеко не восемнадцать лет. Что ее багаж знаний и опыта даст вперед самому старому и бывалому человеку на земле. Поэтому без сумасшедшинки ей просто нельзя!

– Ругаешься с лестницей? – Я вижу, как чуть краснеют девичьи щеки, будто застукал ее.

– С добрым утром, Гвендолин! – Рафаэль практически гаркнул мне в ухо, выглядывая из-за спины. Резкий хохот брата – кажется, мы с Гвен прям подарок для него: продлеваем жизнь за счет смеха. – Что с волосами?

Волосы Гвен были взлохмачены. По мне, мило, безобидно. Тем более зная, что это я их привел в такой беспорядок, да еще весьма во время приятного действия, то собственно не вижу ничего смешного. Я бы с удовольствием повторил…

– Я лишь хотела спросить, где ванная,– Гвендолин смущенно пытается распутать колтуны. А я спешу на помощь к любимой, чтобы скрыть от глаз и едкого сарказма Рафаэля. Положив руки ей на талию и ощутив горячую кожу под тонкой тканью, которую хочется убрать, как препятствие, увожу ее в ванную комнату. Гвендолин выглядит очень аппетитно и желанно в моей рубашке, заставляя бежать мою кровь быстрее, распаляя мою мужскую природу. Надо ей сказать, чтобы почаще так наряжалась для меня. Только для меня! И только в моей комнате.

– Я не знаю, что будет происходить дальше, у меня нет сценария, все строится на догадках. Но нам необходимо показать Темплу истинное лицо Сен-Жермена.

Я с ней хоть в бой, хоть в рай, хоть в ад, хоть на Голгофу – куда скажет, туда и пойду. Главное, вместе. Суровый Темпл со своей историей, загадками и личным драконом на потолке встретил самую безумную пару за всю человеческую историю. Я шел, постоянно бросая взгляды, замечая ее гордую осанку, уверенную поступь, вздернутый подбородок. Бизнес-вумен, женщина вне времени с лицом восемнадцатилетней девушки, с навыками бойца и умом шпиона. Не удивлюсь, если она иногда носит ножи, прикрепленные к чулкам. От этой мысли мое воображение рвануло вскачь, разворачивая соблазнительные картины. О боже! Это тело, изгибы, формы я целовал ночью, ласкал руками, слышал ее стоны и вздохи.

– Ты чего? – она смотрит на меня своими голубыми сапфирами, не понимая, как моя кровь вскипела от воспоминаний.

Вместо ответа я шумно выдохнул, не справляясь с тем, как моя глупая счастливая улыбка расползается по лицу. И она ответила мне своей: очаровательная, милая, любимая.

Наплевав на Хранителей и их деловой мрачный вид, я привлек ее к себе, вызвав недоуменные взгляды, после чего начал шептать на французском ей в ухо: «люблю», «очаровательная», «невероятная», «непостижимая», «любимая», «дорогая».

Ее щеки все больше рдели румянцем, под конец нашего пути, она уже кусала губы и нервно сжимала мою футболку. Эх! Если бы не Фальк, вышедший нам навстречу, клянусь, я бы ее выкрал куда-нибудь в укромное место.

– Наконец-то! – Он смотрел своим суровым взглядом, который, если бы имел материальные свойства, развел бы в стороны меня и Гвен. От этого я еще сильнее привлек девушку к себе: пускай привыкает, что я ее теперь не отпущу. – К вашему сведению, в зале собрались Хранители Ближайшего круга и ждут вас битый час. Гидеон, ты сделал прививку у Уайта?

– Да, – тяжелый взгляд Фалька метнулся на Гвендолин, отчего та встретила его без страха и снова включила свой режим «неприкасаемости», что даже я чуть выпустил из своих объятий. Когда она такая, ты ощущаешь, что она не твоего круга, она выше тебя, меня и всех присутствующих. Словно за мгновение обрастает невидимой непробиваемой чешуей. Это пугает, задевает своей отчужденностью.

– Я не делала, если вы хотите спросить про прививку у меня.

Фальк даже чуть сбавил свой пыл, присмирев от ее вида. Он коротко кивнул, намекнув, чтобы она сходила к доктору и сделала прививку. Гвен тут же меня отпустила и ушла, не обернувшись, заставляя ощущать холодный пустой воздух с той стороны, где я чувствовал тепло ее тела. Merde…

Пройдя в зал, увидел всех, кроме Уайта. Уитмен сидел и прожигал меня взглядом, словно хищник, готовый накинуться и растерзать жертву, если та сделает хоть одно резкое движение.

– Итак, Гидеон сегодня день Икс. Думаю, Гвендолин не стоит сообщать об этом. –Фальк поднял бровь, словно говорил: «Ты понимаешь почему». Видно, что дядя заметно нервничал, его мельтешение по комнате раздражало и сбивало с толку. – Ты сегодня отправишься в 1912 за кровью леди Тилни. Откладывать больше нельзя! Пора уже возвращаться к делу. А то мы заигрались с вами, наплевав и послав все к черту!