Текст книги "The Beginning of the End (СИ)"
Автор книги: MadameD
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 38 страниц)
Другое дело, что говорить на языке О’Коннеллов верховный жрец Осириса, скорее всего, сочтет ниже своего достоинства. А вот коптский язык, на котором говорят в египетских христианских храмах, ему может показаться близок…
У Хафеза голова пошла кругом от всех предположений касательно будущего Египта, которым завладеет Имхотеп. Но строить такие предположения еще слишком рано.
Они благополучно сошли на берег, и до дома своей возлюбленной Имхотеп доехал на машине. Он, очевидно, считал все эти устройства, на которые взирал с таким спокойствием, чем-то вроде бытовой магии людей будущего… хотя объяснить Имхотепу принципы работы, скажем, паровой машины или лифта при необходимости можно будет гораздо быстрее, чем современному школьнику. Их повелитель был не только незаурядно умен, но и мог читать мысли тех, кто желал их ему сообщать.
Неожиданно Хафезу стало страшно – а не способен ли Имхотеп читать мысли своих приближенных вне зависимости от их желания?..
Но нет, едва ли. Иначе Хафезу бы уже не поздоровилось.
Или просто мумия слишком хорошо скрывала свои чувства? Искусство, которым во времена Имхотепа должен был владеть любой значительный царедворец. Как бы то ни было, о том, какого мнения о нем Имхотеп, Хафезу оставалось только догадываться.
Оказавшись в доме Меилы, Имхотеп похвалил его – и было видно, что искренне.
– Я хотел бы жить в таком дворце, – сказал он. – Это настоящее, не забывшее о прошлом.
Меила была очень польщена.
– Я счастлива, что ты одобряешь меня, дорогой брат*, – ответила она на языке Та-Кемет.
Ее домашние слуги не посмели спросить, кто такой новый гость госпожи. Хотя, возможно, Имхотеп воздействовал на них. Наиболее поддавались его гипнозу те, кто привык исполнять приказы не задумываясь.
Алекс осматривался в доме египтянки с напускным безразличием – впрочем, что мог понимать ребенок? Однако то, что его похитительница богата и способна на многое, он сообразил.
Меила, глядя на потерянного мальчика, потрепала его по светлой макушке. Совсем недавно ей пришлось так же несладко… Меила Наис осталась совсем одна в мире жестоких взрослых.
– Устал, малыш? Ничего, уже недолго.
Алекс не нашелся, что ей ответить, хотя до сих пор хорохорился. Меиле стало немного жаль его – но совсем чуть-чуть.
Его еще могут спасти любящие родители – а кто спасет ее?..
Таков этот мир, малыш, подумала египтянка.
Меила приказала отвести Алекса в ванную комнату и выкупать, если понадобится, силой; а всю его одежду постирать. Она уже очень в этом нуждалась. Придется также достать что-нибудь на смену…
Отправляясь принимать ванну, Меила снова подумала об Имхотепе. Каким мучением, верно, было для него теперешнее состояние – ведь даже простолюдины в Та-Кемет были опрятны и часто мылись и стирали свое платье; а уж жрецы, одно из названий которых было “чистый”, каждый день брили голову и тело и совершали омовения по нескольку раз в сутки.
Но скоро ее возлюбленный снова сможет заботиться о своем теле. Как только станет прежним.
Меила знала, что для этого нужно, и не испытывала по этому поводу никаких колебаний. Хафез думал точно так же.
– Ну конечно, мы принесем жертву при первой возможности, – сказал ее руководитель, когда он и Меила снова встретились внизу в гостиной. – Лучше всего – этих троих воров, которые оказались ни на что не годны. Их никто не будет искать.
Меила засмеялась.
– Главное, чтобы они сами объявились.
Она знала, что Хафез поручил своей шайке вновь отыскать проклятый ларец, в котором некогда содержались ее канопы – органы Анк-су-намун.
– Они слишком глупы и слишком жадны, – сказал Хафез. – И думают, что мы еще глупее. Несомненно, они явятся, чтобы снова попытаться нас надуть.
Хафез нанял частный поезд, чтобы Имхотеп путешествовал со всеми возможными удобствами, – в этот раз без всякого посредства Имхотепа. Его повелитель только предупредил, что время поджимает.
– У нас осталось не больше недели, пока браслет Анубиса не убьет мальчика, – сказал он.
Неделя у древних египтян была десятидневной, а не семидневной. Но все равно, этого было очень мало. Однако тем меньше шансов, что О’Коннеллы их настигнут.
Роза впервые всерьез засомневалась – ехать или остаться. Меила не потащила бы свою служанку с собой против воли: такую поддержку, в которой египтянка сейчас нуждалась, Роза могла ей оказать только добровольно. И это все решило.
На войне ведь бывают нужны не только солдаты, но и сестры милосердия, и связисты, не так ли? Любая помощь могла оказаться неоценимой. Кроме того, Аббас тоже ехал в числе охранников.
Они сели на поезд, но выдвинулись в путь не сразу. Хафез договорился о встрече со Спайви, Редом и Жаком, наемниками, с которыми обещал рассчитаться в дороге.
Когда бандиты подтянулись, поезд тронулся.
Они должны были ехать до Карнака, а дальше двигаться на верблюдах, куда укажет Алексу О’Коннеллу браслет Анубиса. Имхотеп и его слуги будут останавливаться в так называемых “местах силы”, прославленных древних храмах, в которых мощь верховного жреца Осириса будет возрастать. В Карнаке некогда располагалось величайшее святилище Амона.
Роза сидела в пустом вагоне, слушая, как стучат колеса. Ей казалось, что ее сердце сейчас так же стучит. Англичанка очень тревожилась: она не видела Меилу и не говорила со своей хозяйкой с самого начала пути.
Она знала, что жрецы-охранники расположились на крыше поезда и в вагонах. Где же Аббас?.. Вот бы удалось поговорить хотя бы с ним…
Вдруг девушка услышала шум, и в дверях вагона*, который занимали она и Меила, появился ее жених.
Роза вскочила. Какой радостью было сейчас видеть хоть одного неравнодушного человека!
– Аббас!..
– Тихо, – неожиданно прошептал молодой египтянин. Его темные глаза блестели, он был непривычно бледен. – Сядь, я должен с тобой говорить.
Роза ощутила слабость в коленях. Она снова опустилась в отделанное позолотой кресло, рядом со шкафчиком красного дерева. Изнутри поезд был отделан под роскошную старину, в стиле Меилы.
– Что-нибудь не так? – спросила Роза.
– Не так, – подтвердил молодой жрец.
Он присел напротив нее, в такое же кресло.
– Я слушал, что говорит господин Хафез госпоже Меиле, чтобы узнать, что будет, – произнес Аббас.
Он признался в том, что подслушивал, без всякого стеснения – и Роза в эту минуту не могла его укорить.
– И я услышал, как господин Хафез сказал… что в Карнаке наш повелитель Имхотеп сделает обряд…
Юноша глубоко вздохнул.
– Обряд, который вернет госпоже Меиле ее древнюю душу!
– Древнюю душу?..
Роза совсем забыла об этом. А теперь вдруг вспомнила все – про расщепление души, которое произошло с Анк-су-намун. И что же это значит, такой обряд?
– И что тогда? – спросила англичанка.
Аббас покачал головой с отчаянием, как будто она не понимала элементарных вещей.
– А тогда госпожа Меила тебя забудет! И даже если не забудет, не сможет с тобой говорить, – ответил ее жених. – Ты понимаешь?..
Только тут до Розы дошел весь ужас ее положения.
Она долго служила Меиле Наис, и она и ее хозяйка сильно привязались друг к другу. Но что произойдет, когда в тело Меилы вернется Ба Анк-су-намун?..
– О господи, – прошептала Роза. Она невольно стиснула руки между колен, обтянутых брюками. – Что же нам делать, Аббас?
– Надо думать, – ответил ее друг.
Аббас быстро встал с кресла и бросил взгляд в сторону застекленных дверей.
– Карнак уже скоро. Надо думать сейчас.
Пока Роза и Аббас совещались, Меиле удалось заманить назначенные жертвы в вагон, в котором ехал ее возлюбленный. И там было сделано то, что должно было быть сделано.
Имхотеп высосал кровь и жизнь из этих людей, и их сморщенные оболочки остались валяться на полу его роскошных апартаментов.
Меила зашла в вагон только тогда, когда была уверена, что все кончено. Египтянка брезгливо обошла трупы… их выбросят при первой возможности. Но когда перед нею появился Имхотеп, все подлые посторонние мысли разбежались, как перепуганные крысы.
Остался только он… само совершенство. Красивый, сильный, как прежде, облаченный в черные одежды, Имхотеп с улыбкой взирал на Меилу.
Все наносное, ненужное, ничтожное выгорало в его любви. Ни один из современных тонких, разносторонних джентльменов не стоил его ногтя. Ни один из них не был способен на то, что ее возлюбленный совершил ради своей Анк-су-намун!
Анк-су-намун – Имхотеп называл ее только так. Сперва Меилу это коробило, но за прошедшие дни она успела заново сродниться со своим древним именем, священным носителем души. Скоро Анк-су-намун вновь сделается цельной.
* Вспомним, что Алекс в поезде обращается к Имхотепу по-английски.
* Это обращение к возлюбленному или супругу. При этом инцест как таковой был разрешен в Египте только внутри царской семьи, из религиозно-династических соображений, – фараоны брали в жены своих сестер, племянниц и дочерей.
* В сценарии (Рикипедия) помещения, в которых происходит действие в поезде, называются boxcar (вагон): то есть поезд не пассажирский. Имхотеп один занимает целый вагон, обставленный в древнеегипетском стиле.
========== Глава 22 ==========
Теперь и египтянину, и англичанке казалось, что поезд идет слишком быстро. Красноватый пустынный ландшафт за окном уже давно не менялся; мелькали мимо редкие кустарники и купы финиковых пальм, иногда возникали жалкие глинобитные деревеньки, почти такие же, как во времена фараонов. Аббасу и Розе казалось, что поезд стремительно уносит их из настоящего в прошлое.
– Зря ты поехала, – сказал Аббас.
– Кто же мог знать! – ответила Роза.
Они стояли рядом в проходе, слишком нервничая, чтобы усидеть.
Ничего на ходу не придумывалось. Молодой жрец-охранник прошелся вдоль вагона, нервно посматривая в ту сторону, где были их хозяева. Потом сказал:
– Слушай… Карнак огромный, и мы там, наверное, будем долго. Мы придумаем, что делать.
Он улыбнулся, трогательно засматривая Розе в глаза.
– Не волнуйся, хорошо?
Роза не могла не улыбнуться в ответ.
– Хорошо, – обещала она. Хотя ей было с каждым мгновением все страшней.
Египтянин хотел выйти из вагона, но тут вдруг поезд сильно тряхнуло; машина встала. Роза вскрикнула, ее шатнуло к креслу.
– Что это?..
– Мы приехали, – ответил Аббас. Тут он замер и прислушался.
– Там стреляют!
Аббас сорвал с плеча автомат и бросился вперед. Роза побежала за ним, хотя внутри у нее все сжималось. Она успела нащупать кобуру револьвера на поясе.
Хотя едва ли у нее получится защитить кого-нибудь или самой защититься с помощью этого…
Роза спрыгнула с подножки, когда автоматные очереди уже смолкли. В кого же стреляли?
Сердце замерло от страшной догадки. Господи, только бы не Алекс! Ну конечно: мальчик пытался сбежать, а идиоты охранники открыли огонь!..
Англичанка достала пистолет, чувствуя, что сердце бешено колотится. Она взвела курок, ладонь стала мокрой от пота.
Хотя к чему это сейчас? Алекса, конечно, уже поймали, потому все и стихло. Или он сбежал?..
Глупый, он же здесь заблудится и погибнет!
Роза медленно двинулась вперед, стараясь не шуметь. Она сама не знала, что намеревается сделать; но уже поняла, что Аббас подумал верно. Они достигли Карнака.
Роза никогда прежде не бывала в этом историческом месте, но представшие ей величественные руины невозможно было спутать ни с чем. Даже разрушенный и давным-давно заброшенный, храм Амона подавлял своей огромностью.
В следующее мгновение Роза была избавлена от сомнений. В полной тишине, царившей в святилище Амона, она услышала мужскую поступь: мужчина вел ребенка. Роза едва успела спрятаться за громадной поваленной колонной.
Она осознала, кому принадлежат эти шаги, раньше, чем увидела.
Мимо нее прошел бритоголовый смуглый мужчина в длинных черных одеждах. С ним был Алекс О’Коннелл, которого этот мужчина вел, придерживая за плечо: он шагал плавно, но стремительно. Так не умел двигаться никто из современных людей, на западе или на востоке.
– Имхотеп, – прошептала Роза, проводив их взглядом.
Она испытывала огромное облегчение, что не попалась этому существу на глаза. Хотя могла признать, что госпожа Меила, скорее всего, оказалась права: ее возлюбленный был красивым и статным мужчиной – при своей человеческой жизни.
Сидя на корточках, Роза отдула с лица прилипшую прядь. Что теперь делать?.. Что-то подсказывало девушке, что ее еще долго не хватятся, если она останется где есть.
Но нельзя возбуждать никаких подозрений. И Аббас должен прийти, ведь так?
Роза медленно встала и, опустив курок, убрала оружие. Девушка вернулась в вагон, отведенный ее госпоже. Меила там по-прежнему не появлялась.
Роза внезапно поймала себя на жутковатой мысли, что перестает думать о Меиле как о близком существе, о хозяйке, которой нужна ее преданность. За то время, что прошло с воскрешения Имхотепа, ее молодая госпожа необратимо и, пожалуй, страшно переменилась: хотя ее наружность и манеры остались почти прежними.
“Бедная мисс Меила”, – подумала служанка.
Тут послышался топот сапог, и вошел Аббас. Роза вскочила с кресла, в которое только что села.
– Наконец-то!..
– Мальчик пытался сбежать, – сообщил египтянин то, что Роза и так уже знала.
Англичанка кивнула.
– Да, я видела, – сказала она. – Имхотеп его поймал.
Аббас подошел к ней и решительно взял за руку: как будто уже имел на это полное право.
– Наши вышли из поезда, они отдыхают, – сказал молодой египтянин. – Пойдем наружу, чтобы нас не заметили тут вместе.
Они снова пробрались к выходу. Аббас спрыгнул с подножки и осмотрелся; и только тогда помог ей сойти.
– Вон туда, – Аббас показал в сторону развалин, откуда Роза только что вернулась. Однако она не успела углубиться в храм: а сейчас молодой жрец Хафеза уверенно вел ее вперед. Он шел первым, и Роза с трудом поспевала за ним, прокладывая путь между колоннами и остатками стен из песчаника, сливавшимися с местностью.
– Вон там священное озеро, – Аббас вытянул руку вперед. – Но мы туда не пойдем. Садись.
Роза села в тени одной из стен, в квадратном дверном проеме. Здесь было довольно прохладно. Удивительно, как она привыкла к египетскому климату…
Аббас сел напротив, поджав ноги.
– Тебя не будут искать? – спросила Роза, опасливо осмотревшись.
Безмолвие вокруг угнетало. Казалось, кроме них двоих, тут сейчас никого нет.
Ее жених улыбнулся.
– Будут, но долго не найдут. Ничего, – беспечно сказал он. – Я хочу предложить тебе остаться здесь и не ехать дальше.
Роза уставилась на него.
– Как?..
– Карнак – последняя остановка, откуда можно уехать, – ответил Аббас серьезно. – Вернись к реке, я покажу дорогу. Там ходят пароходы с англичанами.
Он помолчал.
– Дальше будет совсем пустыня, дикие места.
Роза молчала. Она чувствовала себя как солдат на чужой земле, брошенный всеми товарищами.
– Как я могу вернуться? Что скажет мисс Меила?..
Аббас всплеснул руками.
– Здесь уже нет мисс Меилы! Сегодня вечером не будет, – ответил он. – Я ведь не лгал!
Молодой жрец помолчал.
– У тебя есть деньги на билет? Если нет, я дам.
Роза медленно подняла голову и посмотрела на него. Это все было как непрекращающийся сон – один переходящий в другой, хуже прежнего…
– И куда же я пойду?
– Домой. К госпоже, – ответил Аббас. – Скажешь, что тебя послали назад.
Это было, конечно, правдоподобно – для тех, кто не знал правды…
– А когда госпожа вернется?..
– Ты думаешь, она вернется? – серьезно спросил Аббас.
Роза вскочила.
– Что ты имеешь в виду?..
– Я не знаю! – ответил египтянин.
Он тоже встал и схватил ее за руки. Они держались друг за друга как утопающие.
– Уезжай, пожалуйста, – умоляюще сказал Аббас. Он коснулся ее щеки. – Я очень постараюсь вернуться к тебе.
Роза несколько мгновений молчала, а потом сказала:
– Хорошо.
Сама не ожидая от себя такой смелости, она обхватила Аббаса за плечи и подняла к нему лицо. Египтянин быстро нагнулся к ней, и их губы встретились. Поцелуй получился неловким и коротким: но эта близость пронзила их до мозга костей.
Потом Роза побежала назад: собрать свои пожитки. Она уже сама находила дорогу.
Не только они сейчас уединились в Карнаке. Имхотеп, сойдя с поезда, увел за собой свою возлюбленную: чтобы, укрывшись от чужих глаз, наконец сделать ее своей женой.
– В храме Амона соединяли браком только царей и цариц, – сказал верховный жрец Осириса, ведя за руку Меилу. – Но мы с тобой выше их и выше древних законов.
Меила не могла противиться ему. Только с Имхотепом ей казалось, что она живет: что только так и возможно жить.
У священного озера они разоблачились и, оставив свои черные одежды на песке, нагими вошли в воду. Она была прохладной и очень чистой, прозрачной до самого дна. Меила, став на колени в воде, пригоршнями брала со дна песок и натирала свое тело. Она знала, что сейчас произойдет…
Египтянка смеялась от радости, подняв лицо к горячему небу.
Выйдя из воды, Меила увидела Имхотепа. Он был уже на берегу и манил ее… меднозагорелый, такой, каким его сотворили боги. Египтянка вначале смутилась, но потом смело посмотрела в его черные глаза.
– Иди сюда, – сказал Имхотеп.
Его глаза пленили ее и уже не отпускали.
Он расстелил на песке свое одеяние, и Меила ступила на него, как на покрывало ночи. Песок облепил ее босые ноги, но сейчас она не обращала на это внимания.
– Анк-су-намун, – прошептал ее древний любовник, опускаясь рядом и обнимая ее за обнаженные плечи. Он опять заставил ее посмотреть на себя, приподняв лицо Меилы за подбородок. – Мой желанный плод, мое дыхание. Иди ко мне.
Он приник к ее губам, и Меила поняла, что память о былом – всего лишь память. Они целовались бесстыдно, глубоко и жарко, точно оказавшись в вечносущем раю, предназначенном только для них двоих. Меила ощутила, как ей передается страсть любовника. Она застонала как от боли, почти неотличимой от блаженства.
Имхотеп ласкал ее там, где до сих пор ее не касался ни один мужчина. Только она сама. Но хотя Меила научилась сама удовлетворять свою созревшую плоть, соединение с любимым было несопоставимо с этим.
Имхотеп был теперь много больше, чем смертный мужчина, и его наслаждение стало другим: качественно другим. Теперь он воспринимал все, что чувствовала его возлюбленная под его руками и устами, – и заставлял ее переживать испытанное им: и их страсть все умножалась. Он был терпелив, и Меила, забыв о всякой робости, стала каждым сорванным с губ стоном, всем телом умолять его взять ее.
И когда Имхотеп по-настоящему овладел ею, она поняла, что назад пути нет. Меила Наис умрет сегодня… Анк-су-намун вернется к жизни. Она станет тою, кем должна быть для него!
Они еще некоторое время лежали, прильнув друг к другу.
Затем Имхотеп помог своей подруге подняться, обняв за талию. Ее влажное тело озябло: жара шла на убыль. Они снова подошли к озеру, расцвеченному розовыми закатными красками, и погрузились в воду.
Меила с жадностью напилась из горсти.
– Близится ночь, – пробормотала она.
Имхотеп подошел к ней в воде и, прижав к своей широкой груди, поцеловал в лоб.
– Тебе больно?
– Нет, – прошептала египтянка, закрыв глаза.
И правда: ей было почти уже не больно. Ее тренированное тело почти не жаловалось, только приятно ныли мышцы.
– Во время обряда тоже не бойся боли. Все будет так, как должно быть.
Меила кивнула, улыбаясь с нежностью. Она сейчас не видела никого, кроме него, и внимала только ему.
***
Роза недолго собиралась: у нее было с собой немного денег, сумка со сменным бельем и небольшим запасом галет и фиников. Но все равно англичанка сомневалась до последней минуты.
– Это похоже на предательство! – сказала она Аббасу.
– Ты больше не будешь нужна и будешь только мешать, – горячо ответил египтянин. – И ты не можешь ждать, – прибавил он, видя, о чем думает Роза. – Когда настанет ночь, ты заблудишься.
Роза вдруг оцепенела, глядя на него.
– Мне кажется, что я знаю тебя, – прошептала она. – Все это уже было: мы с тобой бросили наших хозяев, которые бросили нас… О боже мой. О боже.
Роза поникла головой.
– Мисс Меила снова умрет, и ничего нельзя изменить!..
Аббас обнял ее за плечи.
– Будет только то, что предопределено, – сказал он. – А ты должна вернуться, или ты погибнешь.
Он прижался губами к ее виску.
– Торопись, я успею тебя проводить, а потом вернусь к госпоже Меиле. Может быть, я смогу ее защитить, – юноша улыбнулся.
Роза кивнула.
– А потом… я буду тебя ждать!
Они покинули вагон и поспешили в сторону реки, никем не замеченные.
========== Глава 23 ==========
Спустилась ночь, когда Имхотеп и Меила снова уединились на берегу священного озера. Сумерки в пустыне были очень короткими, и времени для отступления у египтянки почти не осталось.
Имхотеп овладел ею и до сих пор не отпускал – чтобы ничто не помешало ритуалу, который наконец-то будет завершен. И тогда он станет неуязвим…
Имхотеп сидел у кромки воды, держа на коленях черную книгу, и Меила сидела рядом. Она смотрела на своего супруга в вечности, и он без труда завладел ее разумом и повел за собой. Египтянка вновь перенеслась во дворец Сети и вступила в потешный бой с царской дочерью, Нефертири… мистерия, которые даже в исполнении жрецов обычно значили не больше, чем спектакли для современных театралов. Но каждое представление сохраняло свой тайный смысл. Меила все еще оставалась Меилой, и могла отделить себя от тех живых картин, что возникали перед ее глазами.
Анк-су-намун повергла на мозаичный пол Нефертири, и принцесса открыла лицо, сдвинув на лоб золотую маску. Эвелин О’Коннелл. Вторая женщина тоже подпала под власть Имхотепа, и тоже зачарованно наблюдала за происходящим со стороны…
Царевна вскочила, разъяренная снисходительной насмешкой любимой наложницы отца, и вновь набросилась на противницу. Нефертири и Анк-су-намун сражались на коротких кинжалах-саи: во дворце у обитательниц женской половины было достаточно времени, чтобы виртуозно овладеть этим искусством. Сети и Имхотеп неотрывно следили за ними с тронного возвышения; все придворные аплодировали им, забыв о своей важности. Это была битва, достойная двух молодых богинь, из которых одной было предназначено стать демоницей, разрушительницей Маат!
Но кто осудил ее на это?..
Анк-су-намун во второй раз опрокинула свою противницу на пол, перебросив ее через плечо, и победа осталась за нею.
Нефертири отказалась принять руку своей наставницы, поднимаясь на ноги. Маленькая гордячка. “Ничего, твой отец не вечен, как все, кто был до него, – подумала Анк-су-намун, встретившись с царевной глазами. – Посмотрим, кому достанешься ты, когда этот Хор на троне умрет!”
Потом египтянка перенеслась на много дней вперед: она очутилась в опочивальне Сети, за тончайшими золотистыми занавесями. Она пришла на свидание к Имхотепу. Тот проклятый вечер, когда…
Имхотеп приблизился к ней, и они приветствовали друг друга. А потом руки жреца опустились на ее плечи, смазывая черный рисунок, нанесенный для удовольствия ревнивого фараона. Этот поцелуй был последним в их первой, самой настоящей жизни…
Их уединение нарушил фараон. Любовники услышали его шаги и успели разбежаться, но не успели придумать, что делать. И поспешно принятое решение стало роковым. Анк-су-намун ударила своего господина ножом, и это оказалось ее последней жестокой радостью.
Имхотеп и его любовница быстро расправились с Сети, орудуя ножом и собственным мечом фараона; они выпрямились, все еще опьяненные его кровью и своим торжеством.
Может быть, они успели бы бежать вместе с жрецами Имхотепа, а убийство старого царя во дворце приписали бы хеттам* или другим врагам из Азии! Как это было бы легко!.. Но царевна Нефертири успела натравить на них меджаев, и царская дочь не оставила Анк-су-намун выхода.
Когда в спальню Сети ворвались стражники с боевыми серпами, наложница фараона взмахнула ножом и ударила себя. Меила взмахнула ножом и ударила себя, полностью синхронизировавшись со своим древним “я”: ее ослепила разрывающая, невозможная боль, и оба этих женских “я” умерли, смешавшись и погрузившись во тьму.
Но небытие было коротким. Имхотеп громко прочел по книге заклинание, и к Анк-су-намун вернулось дыхание жизни. Та, которая была прежде Меилой, подняла голову и посмотрела на него.
Египтянка изумленно и радостно улыбнулась:
– Имхотеп!..
– Анк-су-намун, – откликнулся жрец, радуясь и торжествуя. Перед ним снова была та, ради которой он перенес муки, непосильные для человека. Та женщина, которая только что умерла, была его возлюбленной лишь наполовину. Но теперь… сбылись все его надежды, пронесенные через многие хенти*.
Египтянка изумленно осмотрела руины, где они находились. Да, она узнавала эти места, и знала, что она и ее возлюбленный находятся в бывшем храме Амона, – но и только. Почему святилище в запустении, сколько времени прошло с того дня, как его покинули служители, – Анк-су-намун не могла бы сказать. Она даже не могла бы в эту минуту сказать, что она и Имхотеп делают здесь.
Египтянка перевела недоуменный взгляд на Имхотепа, потом провела рукой по своей одежде, запятнанной кровью. Отголосок боли вверху и внизу живота еще ощущался.
– Что это?.. – спросила она на языке, который теперь был ей присущ.
– Я тебе напомню, – откликнулся жрец, внимательно следивший за нею и, по-видимому, вполне ожидавший такого поведения.
Имхотеп коротко обрисовал своей подруге то, что с ними случилось до сих пор, – затронул даже жизнь Меилы Наис, насколько успел заглянуть в нее. “Меила Наис”, – Имхотеп, конечно, запомнил имя нового воплощения Анк-су-намун и назвал его ей.
Египтянка встрепенулась при этих словах, подняв руку; Имхотеп смолк, видя, что к его подруге возвращается память Меилы. Но теперь эта память была далекой и еще менее понятной египтянке, чем Меила понимала события из жизни наложницы фараона.
Будущее может понимать прошлое и извлекать из него уроки – но кто когда-нибудь слышал об обратном?..
Имхотеп благодаря своим потусторонним способностям мог довольно быстро учиться у англичан двадцатого века: но Анк-су-намун оставалась простой смертной женщиной, пусть и одаренной, и наделенной острым умом. Язык британцев отныне был для нее недоступен, как и достижения их науки и культуры.
Может быть, опираясь на память Меилы, она смогла бы восстановить для себя и ее знания – и стать в конце концов воспитанной дикаркой, подобно тем, которым улыбаются европейцы, как ученым мартышкам?.. Но кто даст ей на это время?
Анк-су-намун осталось положиться только на того, кого она любила. К счастью, она могла на него положиться: и тогда, и сейчас. Всегда.
– Не бойся, – Имхотеп подал ей руку и помог встать. Приобнял свою жену, укрывая от всего мира. – Пойдем, тебе нужно сменить одежду. А потом мы продолжим путь.
Держа Анк-су-намун за руку, верховный жрец Осириса вернулся с нею к поезду. Египтянка издала удивленный смешок, окинув взглядом черную махину на колесах. Имхотеп сказал, что они ехали на этой повозке, которая движется сама, каким-то новым колдовством… Что ж, она ему поверит. В этом мире много нового и странного, как наложнице Сети смутно помнилось самой: и когда они завоюют его, у них будет целая вечность, чтобы разобраться во всех диковинах.
Анк-су-намун прошла в помещение, которое занимала Меила. Она ориентировалась все лучше, хотя названия многих предметов стерлись из ее памяти.
– Моя одежда, – египтянка присела и, взяв черную сумку из толстой кожи, растегнула странный замок. Когда она не задумывалась, пальцы сами выполняли привычные операции. Анк-су-намун извлекла из саквояжа темную с серебром одежду нелепого покроя… “блузка” и “брюки”, вот что это было такое. Хитроумный белый “лифчик” служил, чтобы поддерживать женские груди. Эти английские названия первыми сверкнули в ее мозгу: но как слова из чужого и чуждого языка.
Египтянка самостоятельно оделась; и, поправляя платье по фигуре, услышала шаги Имхотепа. Она с улыбкой посмотрела на него.
– Я вспомнила, что у меня была рабыня… служанка с рыжими волосами, как у Сетха, – сказала Анк-су-намун. – Где она?
– Служанка?..
На лице Имхотепа появилось какое-то новое понимание: он быстро скрылся, ничего ей не объясняя. Египтянка услышала, как ее повелитель сердито и нетерпеливо спрашивает о чем-то стражников, которые ехали с ними. Те оправдывались – но, как видно, ничего не знали о служанке.
Потом Имхотеп появился снова, и с ним был молодой стражник в красных одеждах, закрывавших все тело, руки и ноги, как у самой Анк-су-намун. Он был похож на азиата из тех, которые появлялись при дворе Сети.
Имхотеп вытолкнул стражника вперед, и тот низко склонился перед нею.
– Он знает, что случилось с твоей служанкой!
Воин что-то сказал… а потом осекся, и на его лице отразились ужас и осознание происходящего. То есть произошедшего.
Анк-су-намун догадалась, что стражник ожидал увидеть Меилу Наис и только сейчас понял, что перед ним другая, древняя и первая, женщина.
Она снисходительно усмехнулась и посмотрела на Имхотепа.
– Ты говорил, что тебе внятна их речь. Ты можешь перевести мне его слова?
Имхотеп кивнул.
Выслушав воина, он сказал:
– Этот стражник говорит, что твоя служанка, должно быть, заблудилась и отстала от нас. Он видел, как эта женщина сходила на землю. Может быть, она вернулась назад.
– Назад? Ко мне домой? – уточнила Анк-су-намун, нахмурившись. В душе шевельнулось смутное щемящее чувство, словно бы тоска по утраченному минувшему. Но эта прислужница уже казалась ей чужой и малозначащей, как и все здесь, кроме Имхотепа.
– Пусть, я потом прикажу дать ей палок, – египтянка вновь посмотрела на своего возлюбленного. – Это неважно. Мне здесь не нужна служанка.
Она сложила руки на груди.
– Можешь идти, – приказала она стражнику в красном.
Тот понял приказ без перевода: воин поклонился и ушел пятясь. Имхотеп закрыл дверь, которая была вся застеклена. Наверное, это очень дорого… Анк-су-намун вспомнила, сколько в Та-Кемет стоили драгоценные вещи из финикийского стекла, которые фараон дарил женщинам своего дома.
Имхотеп подошел к своей жене и взял за руку.
– Мы проведем ночь здесь, а утром купим верблюдов и двинемся дальше. Ты хотела бы спать здесь или снаружи?
Анк-су-намун улыбнулась.
– Я рада, что мы не поедем дальше на этом чудовище, – сказала она. – И тут, наверное, тесно и жестко спать. Мы взяли подушки?
Имхотеп кивнул.
– Все, что пожелаешь.
Он умолчал о том, на что способно его тело теперь, чтобы не смущать Анк-су-намун еще больше.
– Я хочу пить, – сказала египтянка, облизнувшись. – У нас есть вино?
Вино тоже было, и все, что она попросила, для нее вынесли наружу.
С наслаждением выпив вина, Анк-су-намун предложила угоститься и Имхотепу. На самом деле, вернув себе тело, он мог бы теперь пить, есть и спать как смертные – но это было удовольствием, а не необходимостью. Имхотеп выпил вина, потому что так хотелось его жене.
