Текст книги "The Beginning of the End (СИ)"
Автор книги: MadameD
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 38 страниц)
Белла приоткрыла рот, отвечая на поцелуй; а потом страсть любовника захватила ее. Он увлек ее за собой, подобно всем таким сильным мужчинам, детям земли и солнца. Она откинула голову, отдаваясь ему с восторгом.
Чтобы любить друг друга, им понадобилось убежать из дома, почти нарушить закон…
Потом Синухет сразу уснул, а Белле долго не спалось. Она размышляла – когда будет продолжен разговор с Тамин, и нет ли у жрицы каких-нибудь предложений? Может быть, Тамин способна помочь ей вернуться… или даже считает, что обязана это сделать?
Но не слишком ли теперь поздно? Ведь сын должен остаться!
И там, в будущем, война!.. Она сама это видела… и не забыла, как ни старалась!
– Это еще неизвестно… Ничего еще не известно, – прошептала Белла, ворочаясь на постели.
Она уснула, когда уже начало светать. А проснулась, только когда Синухет потряс ее за плечо.
– Я бы тебя не будил, но уже почти день, – прошептал он. Поцеловал ее в щеку. – Приходили из дворца – фараон примет нас вечером!
Белла очень волновалась за сына, но он перед лицом фараона повел себя безупречно. Сети так понравились манеры мальчика, что он в присутствии всех придворных пожаловал ему ожерелье из эмалевых васильков, которое собственноручно надел на шею!
Сетеп-эн-Сетх покраснел и онемел от столь великой чести; а потом бросился к ногам владыки и поцеловал его сандалию. Фараон позволил ему и это, хотя по обычаю следовало целовать прах у ног царя…
Синухет был более чем удовлетворен после того давнего унижения. А Белла, любуясь умником сыном, думала, что теперь ему никак нельзя будет исчезнуть – око Хора отныне видит его.
========== Глава 67 ==========
Амон-Аха превратился в серьезного и довольно привлекательного юношу, который, однако же, выглядел более субтильным, чем его отец и дядя. Имя “воитель” ему не подходило совсем – долгое учение в жреческой школе выработало у старшего сына Синухета ту скупость и скованность движений, которая более всего предрасполагала к сидячей работе и воспроизведению раз и навсегда усвоенных образцов. Иначе говоря, Амон-Аха стал теперь образцовым средним египтянином.
Если отец и был в чем-то разочарован таким наследником, он это скрывал. В честь окончания школы устроили маленький праздник в кругу семьи, в доме Тамин, – на котором было разрешено присутствовать и Сетеп-эн-Сетху, и его матери. Имхотеп до сих пор задерживался во дворце.
А на случай, если бы он вернулся раньше, Белле нашлось бы, где спрятаться. Тамин все продумала.
Сетеп-эн-Сетха рано увели спать – на другой день на рассвете ему предстояло идти в дворцовую школу, и мать простилась с ним загодя. Мальчика должен был сопровождать Синухет. Амон-Аха допоздна засиделся со взрослыми; и именно он первым услышал, что возвращается хозяин.
Залаяла собака, раздался стук копыт и колес по улице.
– Твой пес лает! – воскликнул юноша, приподнимаясь с места и обращаясь к Тамин. – Это дядя возвращается?
Глаза Амон-Аха расширились: он, как и остальные, побаивался Имхотепа, которого видел только издали, в облике недоступного жреца.
– Да, это колесница моего мужа, – сказала Тамин. Она посмотрела на Беллу, и та, кивнув, поспешно встала.
Теперь, когда у нее было целых два сообщника, она почти не боялась.
– Я сейчас уйду.
Белла выскользнула в коридор; и услышала, как внизу распахнулась дверь и простучали мужские шаги. У нее сильно забилось сердце, и она бегом промчалась до пустой комнаты, которую ей в этом доме предназначили в качестве укрытия.
Захлопнув дверь, англичанка перевела дух и, прищурившись, осмотрелась. Служанка оставила ей керамическую лампу, которая причудливо озаряла обстановку.
Здесь ничего не было, кроме тростниковой циновки на полу и битой глиняной посуды. Зачем-то ее сохраняли, может, из бережливости…
Белла села на циновку, поставив подбородок на колени.
“А что, если Имхотеп пожелает заглянуть сюда?..”
Вдруг ему понадобится уединение? Хотя это глупости, Имхотеп будет слишком занят с родственниками. И у него есть в своем доме, где уединиться.
Белла просидела некоторое время, царапая папирусное плетение ногтями и напрягая слух, – до нее доносились мужские голоса и женский, который возвышался над ними и звенел. Тамин отвлекала супруга… А может, она уже вовсе позабыла о чужеземке, несмотря на ее поразительную тайну. У нее наверняка своего хватает, а это открытие насчет Беллы Тамин сделала не вчера!
Белла томилась бездействием, от которого нервы натянулись как струны. В конце концов, решив чем-нибудь себя занять, она встала. Взяв лампу, пленница передвинула ее поближе к груде посуды, невесть зачем брошенной в этой комнате.
Присев на корточки, Белла стала брать в руки и рассматривать пыльные горшки, кувшины и чашки, чувствуя себя самым одиноким и самым странным в мире археологом. Посуда была не сказать, чтобы совсем дешевая, – попадались расписные сосуды с очень тонкими изображениями сцен из жизни богов, каноническая черно-красная гамма… И даже иероглифические надписи…
– Погодите-ка, – прошептала Белла, холодея.
В руках она держала большой черепок с небрежно нацарапанным на нем текстом: Белла знала, что глиняные таблички использовались египтянами для упражнений в письменности. А вот еще кусок известняка, тоже весь исчерченный. Кто-то из ученых хозяев этого дома набивал руку – или пытался скрыть написанное от остальных обитателей дома, не решаясь уничтожить?..
Белла уронила кусок мягкого камня, и он раскололся, так что надпись раздробилась. Ахнув, англичанка зажала себе рот, глядя на погибший текст.
Конечно же, копии его не сохранилось, и восстановить будет невозможно, кто бы из хозяев ни хранил здесь свои секреты!..
Белла нагнулась и дрожащими руками собрала куски и крошку. Она замела их подальше в угол, сделав единственное, что было возможно. Потом Белла торопливо попыталась привести кучу посуды в первоначальный вид.
Усевшись на циновку, она постаралась хладнокровно обдумать то, что натворила.
Весьма вероятно, что это ничего не значит… В этой кладовке Тамин может хранить старые счета и хозяйственные заметки, как делает Мути. Да и просто всякий хлам. Многие хозяйки даже во времена Беллы отличались таким неразумием, не решаясь выбросить то, что уже не могло пригодиться.
Однако на душе свербело, и Белла чувствовала себя с каждой минутой все более виноватой. Это нервы, подумала она. Почему же никто за ней не приходит?..
Снова вскочив на ноги, Белла принялась расхаживать по комнате, обхватив себя руками. Потом остановилась, глядя на мерцающий желтый огонек лампы. Она была готова уже выскочить из комнаты и побежать искать Синухета; но тут дверь открылась, заставив ее вскрикнуть.
Синухет, стоявший на пороге, смотрел на нее с удивлением и тревогой.
– Ты что тут делаешь?..
Белла мотнула головой.
– Ничего!
Никому, ни за что нельзя рассказать, что она сделала…
Синухет улыбнулся и протянул руку:
– Пойдем спать. Имхотеп уже у себя.
Белла вернулась за лампой. Она передала светильник египтянину и пошла рядом, опустив глаза. По пути они молчали.
В спальне Белла наскоро умылась и, окунув палец в плошку с натроном, почистила зубы. Потом села на кровать и принялась расчесывать волосы своим черепаховым гребешком, не глядя на хозяина.
– Ты доволен этим вечером? – спросила англичанка.
Она подняла глаза, наткнувшись на неподвижный взгляд Синухета. Он тоже задумался о чем-то своем, глядя на нее.
– Доволен ли я встречей с братом? – уточнил египтянин. Потом качнул головой и сел рядом с Беллой, так что кровать скрипнула и прогнулась.
– Я доволен… Я рад, что Имхотеп теперь так возвеличен… Но мне он показался совсем чужим. Трудно поверить, что это тоже сын моей матери.
Белла молча прижалась к плечу египтянина, поглаживая его руку. Несмотря на то, что она чужая ему и по крови, и по воспитанию; несмотря даже на то, что она отстоит от Синухета на тысячи лет, – теперь она ему ближе, чем его собственная семья.
***
Синухет уехал успокоенным – Тамин обещала присматривать за вторым его сыном, как присматривала за первым. Имхотеп тоже дал слово позаботиться о мальчике. Но насчет своего мужа Тамин была вовсе не так уверена.
Способен ли Имхотеп теперь позаботиться даже о себе!
Жрец Осириса и царский советник, большой господин, казался воплощением хладнокровия и расчетливости. Их жизнь, размеренная на годы вперед, как у многих благополучных супругов, была словно присыпана серым пеплом. Но Тамин знала, какое пламя тлеет под этим пеплом.
Она строила собственные догадки насчет Имхотепа – делая выводы из длительных его отлучек, из многих часов, что ее супруг проводил, разбирая ветхие папирусы, которые он никому не давал переписывать. Ему мало было земной власти, которая совершенно удовлетворяла большую часть жрецов…
Имхотеп искал власти над жизнью и смертью – он алкал могущества, выше которого ничего быть не может.
Рядом с этим блекло даже то, что Тамин узнала о белокурой наложнице Синухета. В храме Амона существовали записи о встречах с людьми будущего: Небет-Нун была не первой такой посланницей. Однако эти встречи, сколь бы ни были они удивительны, принадлежали миру живых.
Имхотеп же хотел покорить себе и мир мертвых. Если бы только в Ипет-Исут прослышали об этом, он сам очень скоро присоединился бы к мертвым. Но пророкам Амона не от кого было узнать об этом чернокнижнике, кроме как от Тамин.
А она сама не располагала еще никакими свидетельствами, только догадками сердца. И терзалась, не зная, как ей быть. Многое мучило Тамин, и она не знала, какой поступок будет угоден Маат! Муж слишком долго не делился с ней ни мыслями, ни чувствами.
Через несколько дней после отъезда Синухета певица Амона решилась попытаться вызвать Имхотепа на откровенность. Хотя бы… в чем-то, если не во всем!
Тамин без предупреждения пошла в спальню мужа, когда он уже готовился ко сну. Жрица знала, что в такие часы человек наиболее беззащитен…
Она постояла под дверью – сердце колотилось, как у молоденькой девушки перед свиданием. Потом толкнула дверь и вошла.
Имхотеп сидел на полу, скрестив ноги и закрыв глаза. Он был в одной набедренной повязке-схенти; и ей показалось, что муж молится. Тамин едва не пожалела о своем вторжении; но тут жрец открыл глаза и увидел ее.
Спустя несколько мгновений Имхотеп медленно улыбнулся. Он ждал ее?.. Тамин не знала.
– Ты желаешь со мной говорить? – произнес он.
Имхотеп поднялся, и рослая, сильная женщина почувствовала себя маленькой рядом с ним.
“Говорить… и не только говорить!” – подумала она.
– Да, – сказала Тамин, подняв голову. – Я давно желала этого.
Имхотеп ласково улыбнулся, точно они жили в полном согласии.
– Садись, – жрец указал ей на свою кровать, и Тамин приняла приглашение, опустившись на холодное ложе. Сам он тоже сел, но не рядом, а на стул немного поодаль.
Имхотеп спокойно сложил на коленях руки, глядя на жену, а та скользнула взглядом по его чеканному лицу и сильным плечам и вновь с горечью подумала, как же этот человек красив.
– Я перестала понимать тебя, – сказала Тамин, вложив в эти слова все, что наболело. – Я давно уже не знаю тебя, и ты отдаляешься от меня все сильнее, муж мой!
Имхотеп даже не подумал этого отрицать.
– Ты хочешь расстаться? – спокойно спросил он.
Тамин уронила руки на колени.
– Ты так легко говоришь об этом? – негодующе воскликнула певица Амона.
И тут она увидела, что слова эти дались Имхотепу совсем не легко. Он впился в нее глазами, точно ожидал себе какого-то приговора… или готовился вынести приговор жене. Тамин стало страшно.
Но она решила высказаться, и будь что будет! Жрица встала, сложив руки на груди.
– Я давно поняла, что я и мой отец – ступени, по которым ты поднялся к трону Хора, – дрожащим от переполняющих ее чувств голосом произнесла она. – Я всегда знала, что ты не любил меня! Я знала, что ты можешь дать мне… и не страдала от этого…
– Но сейчас ты страдаешь, – сказал Имхотеп.
В голосе его появилась мягкость, и Тамин взглянула на мужа с изумлением.
– Я узнала тебя достаточно, чтобы страдать, – прошептала женщина.
Она отвернулась от супруга и принялась мерить шагами комнату.
– Да, я могла бы разойтись с тобой! Я еще не стара, и еще найдутся среди мужчин те, кто скажет, что я хороша… И, уж конечно, найдутся те, кто прельстится моим богатством и моею святостью…
Тамин закатилась смехом. Имхотеп смотрел на супругу пристально и очень странно, но она уже не замечала этого.
– Каждый новый мужчина – как запечатанный сосуд, – сказала жрица. – Но мне даже не нужно открывать их. По многим достаточно щелкнуть ногтем, чтобы понять, что они пусты! А ты содержишь в себе больше всех тех, что я знала… и больше всех, что я узнаю!
Имхотеп подался к жене. Казалось, он действительно впечатлен ее признанием.
– Так ты любишь меня?
Тамин взглянула на него сквозь слезы.
– Я могла бы… Но ты не позволяешь мне этого!
Вдруг жрице подумалось, что именно ей Имхотеп боится открыться как любовник, потому что боится открыться во всем. Тогда, когда они только сошлись, они были опьянены друг другом: как мужчина познает свою первую женщину. Но это время прошло, и того молодого любовника больше нет. А для человека, в которого Имхотеп превратился, теперешняя Тамин слишком чужда и слишком опасна.
А может, она с самого начала была чересчур похожа на него, чтобы воспламенить его чувства, – такая же гордая, самовластная, умная и расчетливая? Есть камни, от соударения которых никогда не вспыхнет искра!
Имхотеп по-своему понял ее молчание, то, как опустились ее плечи. Поднявшись и подойдя к Тамин, муж заключил ее в объятия.
– Мы останемся вместе… так будет лучше для нас обоих, – прошептал Имхотеп над ее ухом.
Он не мог предложить ей любовь, но предлагал ее подобие… Тамин почувствовала, как слабеет в руках этого мужчины, который, опускаясь, целовал ее шею и плечи. Имхотеп поднял ее на руки и перенес на кровать.
Тамин стонала и блаженствовала под его ласками, сжимая его в объятиях так, словно стремилась удержать навеки; забыв, что этот человек может предложить ей только свое тело. Когда же Имхотеп уснул, жрица долго глядела на него, приподнявшись на локте.
Возможно, он искренне расточал ей нежность, ощутив раскаяние. Но Имхотеп знал, что жена может погубить его, – и сделает это, если он даст слабину!
Рядом с ним никакая женщина не могла быть спокойна… Этот прекрасный слуга Осириса был способен обратить вспять законы богов. Но если он сделает это, то не ради нее, Тамин. Она – пройденная ступень в его возвышении.
Даже если ей наконец удастся зачать, это не изменит чувств мужа, – а вероятно, только вызовет еще большее отчуждение.
Осознав это, Тамин зарыдала, глуша слезы подушкой. Она долго плакала, а потом, обессилев, уснула.
Когда Тамин проснулась утром, Имхотеп уже покинул ее.
========== Глава 68 ==========
Синухет отныне много времени проводил со старшим сыном – брал его с собою в виноградник, в поле, на охоту и рыбалку. Юноша окреп и полюбил занятия, которых был лишен в городе, даже таком великолепном, как Уасет. Белла опять осталась одна в четырех стенах – компания простушки Кифи и ее таких же веселых неотесанных дочек больше не развлекала англичанку; а расставание с любимым сыном словно пробило брешь в ее душе, в которую хлынула тоска.
Хотя бы госпожа Мути больше не изводила ее ненавистью – жена Синухета была очень довольна тем, что Амон-Аха вернулся и наконец вступил в свои права. Сетеп-эн-Сетху отныне нечего было делать в доме старшего брата – он мог вернуться только в качестве гостя.
Через месяц Тамин прислала короткое письмо, уведомляя, что с мальчиком все в порядке. Но через три месяца после возвращения, не получая больше никаких известий от жрицы, Белла не выдержала и пошла к Синухету. Он был в своем кабинете, с сыном, которому диктовал что-то как писцу; и оба были неприятно удивлены появлением наложницы.
Однако Синухет сдержался в присутствии юноши. Сдвинув брови, он махнул Амон-Аха рукой, и тот быстро встал и вышел из комнаты.
Египтянин посмотрел на Беллу с раздражением.
– Что случилось? Ты помешала нам работать!
– Прости, господин Синухет, но в другое время я тебя совсем не вижу, – ответила Белла так же сердито. Она покрылась румянцем. – А мне нужно сказать тебе важную вещь!
Синухет вздохнул, сжал губы.
– Говори, – разрешил он.
– Я должна увидеть сына, – сказала Белла. – Мы никогда не обсуждали, когда я увижусь с ним… а я больше не могу так жить!
Египтянин смотрел на нее с удивлением, но больше не сердился.
– Почему не можешь? – ответил он. – Амон-Аха тоже подолгу жил вдали от дома, и мы с женой спокойно переносили это!
Белла чуть было не сказала, что Мути совсем не так тревожится за сына, как за свое положение в этом доме; но сдержалась.
– Амон-Аха учился не на воина, – напомнила англичанка. – Мой мальчик совсем один, его воспитывают жестокие мужчины… Он, наверное, ходит весь избитый, а ночью не может спать от боли! И он рыжий, вспомни об этом!
На лице ее господина быстро сменялись чувства. Казалось, он сейчас пожалел, что упустил из виду это последнее обстоятельство.
– Я занят… Я бы съездил к нему, но теперь не могу, – сказал он. – Собирают урожай, я должен сам проследить, как сок забродит!
Синухет взял ее за руки, посмотрев в глаза.
– Ведь ты знаешь, что мы этим живем. А наши расходы все растут!
Белла кивнула.
– Я все понимаю.
Она опустила глаза и, помедлив, предложила:
– А что, если я съезжу к Сетеп-эн-Сетху сама? Госпожа Тамин не откажется принять меня… Если только Имхотепа не будет…
Синухет долго молчал, пораженно глядя на свою женщину. Казалось, эта мысль, что она может куда-то поехать сама, возбудила в нем инстинкты сильнее и древнее разума.
– Ты опять хочешь сбежать?..
Белла шагнула назад.
– Да как ты можешь! Как я брошу сына! – воскликнула она с таким возмущением, что подозрение исчезло из черных глаз египтянина.
– Ты не обманываешь? – еще раз спросил он, вглядываясь в ее лицо и касаясь щеки.
– Нет, – Белла улыбнулась и истово мотнула головой.
“А ведь я по-настоящему ему дорога”, – подумала она впервые за долгое время.
Синухет обнял ее, опустил подбородок на ее светлую макушку.
– Я подумаю, – сказал он. – Может быть, я поеду с тобой… Мы поговорим завтра.
– Ты ко мне придешь? – спросила Белла.
– Приду на крышу, после ужина, – улыбнувшись, ответил Синухет. Он помнил, где ее излюбленное место.
Поцеловавшись, они расстались. А Белла опять почувствовала вину. Она любила Синухета, привыкла поддерживать его, вросла в эту жизнь – но была не уверена, что устоит перед искушением сбежать, если только ей предоставят такую возможность. Если только она сможет взять с собою сына…
А мальчик пойдет с ней, он привязан к своей матери как ни к кому другому!
Белла поднялась на крышу, чтобы обдумать ситуацию. Она села в кресло, подставив лицо солнцу.
И тут же ей вспомнилось, сколько людей в этом времени уже пострадало из-за нее. Пусть Белла нисколько не хотела этого, пусть сама стала жертвой… смерти Хапимерит и Менны были на ее совести.
Парадоксальным образом, она до сих пор не могла воспринимать эти смерти как “настоящие”. Ведь ко времени ее рождения все эти люди давным-давно истлели в своих гробницах.
Но стоило ей подумать о сыне, как реальность окружающего ошеломляла Беллу. Как будет лучше для него? Кто мог сказать?..
“Я должна посоветоваться с Тамин, если она такая провидица”, – подумала Белла. И даже если не провидица. В Уасете ей станет ясно, что предпринять дальше.
Этой ночью Синухет пришел к Белле, и их нежность возродилась. Господин остался спать с нею в ее комнате, но ничего не сказал насчет поездки в Уасет.
Но на другой вечер Синухет, как и обещал, поднялся к наложнице на крышу.
– Как я люблю сидеть тут с тобой, – задумчиво сказал он, опускаясь на нагретый кирпич. Белла фыркнула.
– А когда ты тут со мной сидел?
Египтянин покосился на нее.
– Ты нахалка!
Но Белла знала, что за эту независимость хозяин всегда и ценил ее. Стоя над ним, она обняла его сзади, ероша густые черные волосы: точно Синухет сам был ее маленьким мальчиком.
Египтянин с блаженным вздохом прижался к ней, и Белла сцепила руки на его широкой груди.
– Что ты решил? – спросила она шепотом.
Синухет накрыл ее маленькие руки своей рукой.
– Я решил тебя отпустить.
Белла задохнулась от неожиданности.
– Что… Правда?
И тут до нее дошел второй смысл этих слов. Она опустилась на колени позади неподвижного Синухета, чувствуя, как темнеет в глазах.
Синухет любил ее и нуждался в ней. Но сейчас он давал ей возможность вернуться туда, где было ее место. Или возможность найти свое место – если Белла до сих пор металась в поисках его…
Белла опять встала, положив руки египтянину на плечи. Посмотрев на него сверху, пленница вдруг заметила у Синухета седину. Ей стало больно.
– Я поеду… и скоро вернусь. Непременно, – с жаром заверила англичанка.
Она села рядом с хозяином, чтобы видеть его лицо. Повернув к ней голову, Синухет улыбнулся, и вечерние тени обозначили его морщины.
– Хорошо.
Он опять отвернулся и закрыл глаза, чтобы не видеть, с каким лицом она станет дальше лгать. Белла коснулась губами его сухой горячей щеки; чувствуя, что вот-вот разрыдается, англичанка вскочила и поторопилась скрыться.
Она долго беззвучно плакала, сидя в своей комнате. Потом умылась холодной водой и легла, подсунув ладони под щеку и уставясь в беленую стену, на которой в прошлом году изобразила саму себя и сына в египетском стиле.
Глядя, как тени бродят по этим неподвижным стилизованным фигурам, Белла подумала о том, что от нее самой, в сущности, очень мало что зависит.
Вздохнув, она перевернулась на спину и вытянула ноги. Она стала такая чувствительная в последние дни, нервы вообще ни к черту… Какая-то неясная мысль коснулась ее сознания, но не успела оформиться. Белла задремала.
Ей приснился счастливо смеющийся Сетеп-эн-Сетх, и Белла смеялась и ворочалась во сне, протягивая руки к своему видению. Когда настало утро, Белла поднялась с болью в сердце, но с улыбкой на губах.
Она тщательно совершила туалет и позавтракала в своей комнате, как раньше делала вместе с сыном. Потом Белла хотела пойти на поиски Синухета, но сомневалась – не занят ли он, и в каком настроении она застанет его?
Синухет пришел сам, и остановился на пороге. Белла уже принялась за вышивание, и не сразу ощутила присутствие господина. Когда же заметила Синухета, то неуверенно улыбнулась, предоставляя говорить ему.
Синухет улыбнулся ей, но остался стоять где стоял.
– Отправляйся через неделю. Хорошо? – предложил он. – Я отпущу с тобой Уаджет и Реннефера. Может быть, и я смогу с вами поехать.
Белла благодарно кивнула. Она понимала, что Синухет тоже мучительно сомневается.
Но сегодня ее настроение значительно улучшилось. Сделав свои дела, Белла пошла к Кифи и помогла ей с малышкой, а потом поиграла в мяч с Кифи и ее старшими девочками.
Потом закрылась в своей комнате, решая, какой подарок привезет сыну. Она подумала, что кожаный мяч для игры с товарищами будет в самый раз. Белла знала, что египетские мальчишки гоняют его битой. Может, Синухет позволит купить мячик в городе.
***
Когда прошло десять дней, Синухет сказал, что сопровождать ее не может.
Он вручил Белле прекрасной работы упругий мяч из красной кожи, в подарок мальчику, потом поцеловал наложницу и сказал, что доверяет ее безопасность Реннеферу. После этого Синухет сразу ушел. Белла все поняла и начала собираться, не пытаясь больше увидеться с хозяином.
Она старалась ни о чем не думать, так было легче. А когда Реннефер приготовил лодку и вещи были упакованы, волнение перед путешествием вытеснило все прочие чувства.
Когда Белла спустилась к реке, слуги уже ждали ее в лодке – их было трое, один был поселянином, которого Синухет специально отозвал с виноградников. Реннефер приветливо улыбнулся ей. Белла уселась на скамью, ощущая тяжесть на сердце.
Она взяла с собой свою черную деревянную кошку – и Синухет, конечно, незамедлительно обнаружит это…
Сильные слуги Синухета вывели лодку на середину реки; Белла схватилась за борт, ее обдало брызгами. Но англичанка не обернулась на дом – она так старательно смотрела себе под ноги, что даже заболела шея.
Сейчас она должна была чувствовать, что покидает Синухета навек… Но ничего подобного беглянка не чувствовала.
Однако желания анализировать эти ощущения у Беллы не было. Она принялась смотреть на блескучую реку и на то, как уверенно Реннефер и его помощник заносят свои весла и опускают их, загребая воду.
Путешествие оказалось спокойным. Но когда на горизонте показался Уасет, Белла уже почти не сомневалась, что с нею происходит. Почему ей, несмотря ни на что, казалось, что она никуда отсюда не уедет…
Стараясь держаться в присутствии слуг, она послала Реннефера к госпоже Тамин и попросила разрешения навестить ее. Скоро Реннефер бегом вернулся к лодке и объявил, что Тамин готова принять гостью.
Значит, Имхотепа опять нет… Бедняжка Тамин!
Но Белла слишком устала с дороги, чтобы думать об этом. Она вместе со слугами быстро добралась до жилища Тамин на окраине, одинокого и неказистого в сравнении даже с домом Синухета. Почему Тамин с мужем за эти годы не приобрели и не построили дома получше?
Ну конечно, чтобы не привлекать внимания и не возбуждать зависти… Дело опять в Имхотепе…
Тамин вышла к гостье, улыбаясь. Она казалась такой же усталой, как сама Белла; однако не выглядела удивленной.
– Я знала, что тебя нужно ждать скоро, – сказала певица Амона.
Неожиданно она склонилась к Белле и поцеловала ее в щеку. За что такая любезность? За то, что Белла явилась из будущего?..
Было утро, но Белле уже хотелось спать. Тамин все понимала и предоставила гостье свои скромные удобства. Англичанка перекусила в обществе хозяйки и вздремнула; а потом попросила разрешения тотчас же увидеться с сыном.
– Реннефер проводит меня, только покажи нам, куда! – умоляюще воскликнула Белла, сложив руки.
Жрица улыбнулась. Она смотрела на нее как-то оценивающе.
– Разумеется. Я дам тебе мои носилки – мои рабы прекрасно знают дорогу.
Сетеп-эн-Сетх, как и опасалась мать, оказался весь разукрашен синяками, но при этом счастлив и воодушевлен. Приезду Беллы и ее подарку он ужасно обрадовался.
Подкидывая мяч и бросая его о каменную площадку, ее рыжий сын громогласно перечислял, с кем из мальчишек здесь будет играть в мяч, а кому не даст. Белла улыбалась, глядя на ребенка и смаргивая слезы. Он нашел свое место в этом мире…
Уходя, она обещала Сетеп-эн-Сетху, что еще побудет в городе и навестит его. Сын радостно обнял ее, чмокнул в щеку и тут же умчался, опробовать новую игрушку.
Белла ехала назад смирившаяся и умиротворенная, сложив руки на животе. Ей казалось, что живот уже растет.
Тамин встретила англичанку в дверях и проводила наверх, где для них был накрыт столик к ужину.
Некоторое время они молча ели; а потом хозяйка произнесла:
– Итак, ты решила попытаться сбежать, но теперь раздумала.
Белла вскинула глаза.
– Да, – сказала она после паузы.
Она не спросила жрицу, может ли та ей помочь, – а Тамин больше и не заговаривала об этом.
Хозяйка сделала глоток вина.
– Ты снова беременна и поняла это недавно… Так?
Белла кивнула. Жизнь опять выбрала за нее…
Певица Амона опустила глаза и потерла пальцами, будто пытаясь подобрать нужные слова. Потом опять посмотрела на Беллу.
– Я не знаю, как было бы лучше для нас и для моей страны, чужеземка… Будь это лучше для нас, я без колебаний предпочла бы твою смерть. Ты уже причинила немало зла.
Англичанка внутренне содрогнулась; затем кивнула. Она знала, что так и есть.
А потом Тамин улыбнулась. Она протянула к Белле руку через столик.
– Однако я тоже не знаю, что нас ждет. Но чувствую, что совсем скоро грядет бедствие, в котором ты будешь нужна господину Синухету и его семье. Поэтому я также тебя поддержу.
========== Глава 69 ==========
Имхотеп опять был в Абидосе. В этот раз исполнял прямые свои обязанности. Белла подумала, что жизнь жрецов Та-Кемет должна была быть убийственно скучна – исключая тех, кто действительно верил, что боги внимают им и дают им силу. Интересно, сколько таких искренних служителей было среди огромного количества жрецов, обременявших страну?..
Неудивительно, что деятельного Сети они так раздражали.
Имхотеп и Тамин, несомненно, принадлежали к искренним, хотя и пользовались своими преимуществами. Близко пообщавшись с певицей Амона, Белла поняла, что эта женщина не относит свои откровения к числу всеобщих.
Впрочем, Белла никогда раньше не задумывалась о “духовном поиске”, а уж тем более – о духовном поиске древних язычников. Но от Тамин англичанка узнала, что пути египетских жрецов были сродни христианской аскезе – пост, молитва, затворничество.
При таком подвижничестве результаты, которых удавалось добиться жрецам, совсем не походили на христианское просветление – хотя об этом последнем Белла имела самое смутное представление. Но ее сильно впечатлили слова Тамин.
– Когда ты подвергаешь лишениям свою плоть, чтобы открылись глаза души, то можешь получить дар, которого совсем не просил, – сказала жрица этим же вечером. – Но назад дарованного уже не отдать!
– Таким образом ты научилась заглядывать в будущее? – робко спросила Белла.
По губам Тамин скользнула улыбка.
– Да. Но я не училась. Однажды я просто поняла, что могу видеть далеко… но совсем не то, что желала бы.
Она устремила взгляд на Беллу.
– Женщины часто имеют эту способность в зародыше, но она требует развития, – сказала жрица. – Можно открыть глаза души и другим путем. Но тебе сейчас это вредно.
Белла догадалась, что речь идет, наверное, о наркотических снадобьях. Она поспешно мотнула головой, как будто ей и впрямь это предлагали. Но Тамин только успокаивающе улыбнулась.
Она вообще разоткровенничалась с гостьей настолько, что Белла только хлопала ресницами, глядя на эту женщину, которую меньше всего можно было заподозрить в склонности к пустословью. Живя в окружении слуг, послушных мановению ее руки, певица Амона была ужасно одинока. Настолько, что даже не стеснялась изливаться перед чужеземкой самого сомнительного происхождения.
Хотя, может, в этом было и дело – Тамин не считала свою гостью полноценным человеком и знала, что Белле, не имеющей ни веса, ни друзей вне дома своего господина, некому будет пересказать то, что она услышит от хозяйки.
Однако Беллу почти не задевал такой подтекст. Она видела, что Тамин не хватает подруги, и была рада, что подвернулась вовремя. Ей самой поддержка вне дома Синухета теперь очень не помешает, особенно в расчете на будущее второго ребенка!
Она осталась у Тамин и на следующий день – с утра жрица участвовала в богослужении, а Белла укрывалась от жары в комнате, которую раньше разделяла с Синухетом. Ей вдруг пришло в голову проверить – не заметили ли хозяева, что за беспорядок она устроила в прошлый раз в кладовой?
