Текст книги "The Beginning of the End (СИ)"
Автор книги: MadameD
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 38 страниц)
Белла была почти счастлива, слыша эти заверения; но потом задумалась о том, как быстро пролетят эти пять лет, пока Сетеп-эн-Сетх не пойдет в школу. Еще пять лет Белла Линдсей скормит древнему прошлому, и ей никто их не вернет!..
Белла рисовала своему сыну картинки, которые он один мог бы понять, когда подрастет; сама вырезала игрушки из корня папируса. Скоро она заметила, что дочери Синухета избегают своего нового брата. Эти девочки были деликатны, как воспитанные египтянки, – насколько могли быть деликатны дети в это время; но они переняли отношение госпожи дома.
Англичанка и Синухет еще раз съездили вдвоем в Буто, где составили новый подробный договор, касавшийся ее имущества. А думая о младшем сыне, Синухет уже хотел переписать свое завещание. Но откладывал это дело, намереваясь обсудить все с женой и предвидя ее гнев и страх.
Когда Сетеп-эн-Сетху исполнилось два года, Синухет предложил Белле взять ее и сына в Уасет. Имхотепа как раз не было в городе – он в Абидосе исполнял свои обязанности перед Осирисом.
– А госпожа поедет? – спросила Белла.
– Нет, – Синухет улыбнулся, и на его щеках обозначились складки, почти такие же, как у Мути. – Наша госпожа снова беременна и хочет быть в покое. Она уступила свое право тебе.
Белла изумилась новости; потом удивилась такой покладистости Мути. Может, египтянка наконец признала право чужеземки на место рядом со своим мужем? А возможно, Мути надеялась родить Синухету второго сына…
Как бы то ни было, Беллу обрадовало предложение господина.
– Конечно, поедем! – воскликнула она. – Мы поселимся при храме Амона, как раньше?
– Нет, при другом храме, – святилище Мут, – ответил египтянин.
Затем Синухет неожиданно шагнул к наложнице и крепко схватил ее за руку повыше кисти. Как тогда, при первой встрече.
– Поклянись, что не попытаешься снова убежать!..
Беллу ужаснула его сила. Она здесь боялась не столько силы мужчин, сколько их необузданности.
– Мне больно, – прошептала англичанка. На глаза ей навернулись слезы.
Синухет ослабил хватку. А потом за талию привлек Беллу к себе.
– Поклянись, – повторил хозяин, обнимая ее.
– Я полюбила тебя, мой добрый господин Синухет, – прошептала Белла и улыбнулась, ощутив благодарную ласку египтянина. – Я всем сердцем люблю нашего сына.
Она зажмурилась, набираясь отваги. В этом ей нельзя лгать!
– Но я по-прежнему хочу вернуться… однако знаю, что это невозможно.
Синухет резко отстранил ее от себя, глядя в лицо.
– Я не утверждал, что это невозможно, – неожиданно сказал египтянин. – И не говорил, чтобы ты перестала хотеть! Я говорил, чтобы ты не пыталась вернуться, когда мы будем в Уасете!
Белла поняла его.
– Это слишком опасно, – сказала она.
Синухет давно рассказал ей про несчастную Хапимерит и про Тамин; но Белла и без того понимала, насколько ей опасно попытаться проникнуть в Ипет-Исут снаружи.
***
Они снарядили две лодки, как египтянин путешествовал и раньше, – в первой плыл Синухет со своей женщиной и ребенком, во второй их слуги, Реннефер и помощница Беллы. По дороге на юг отец и мать вдвоем занимали сынишку, показывая то разукрашенные лодки, то лягушек и уток в камышах, то рыбацкие хижины на берегу. Синухет, как настоящий педагог, называл все эти предметы на родном языке; Белла пока еще не смела сразу же повторять за своим господином по-английски, чтобы не спутать мальчика. Но когда они с сыном были вдвоем, мать разговаривала с ним по-своему.
Сетеп-эн-Сетх хорошо переносил путешествие; только когда жара усилилась, начал капризничать. Белла укрывала мальчика под навесом, и он спал по целым часам.
Прибыв наконец в Уасет, они остановились в храме Мут, супруги Амона, – почитаемой в городе богини, которая покровительствовала жене Синухета. Храм соседствовал с Ипет-Исут, но Белле в нем жилось гораздо спокойнее.
Синухет один навестил старшего сына, потом Тамин, которая оказалась дома. Жрица Амона тоже отправляла свои обязанности без мужа – пела для бога во время мистерий, участвовала в процессиях. Ребенка они так и не зачали.
Похоже, между нею и Имхотепом не возникло за это время любви, только телесная близость, удовлетворявшая обоих, и понимание двух жрецов. Что ж, и это немало.
Однажды Синухет явился к Белле очень возбужденным.
– Мы приглашены в дом его величества! Во дворец! – воскликнул египтянин.
Белла испугалась. Она настолько привыкла к затворничеству, что уже забыла, как ждала чего-то подобного.
– Мы приглашены?.. Почему? Ведь фараон даже не знает нас!
– Госпожа Тамин посодействовала, – ответил Синухет. – Царь устраивает большой прием, на котором будут жрецы Амона, Перхор и его дочь. Моя жена бывала при дворе, а я приглашен в первый раз, – прибавил он, сам не свой от гордости.
– И я увижу фараона? Я боюсь, – сказала Белла дрогнувшим голосом.
Синухет засмеялся.
– Не бойся, наш владыка щедр и любит радовать тех, кто под его рукой! На приеме будет много разных женщин, и чужеземки тоже. Только не забудь пасть ниц, когда его величество войдет в зал.
Белла перевела взгляд на сынишку.
– А как же он? Куда его девать во дворце?..
– Во дворце живет множество детей, – Синухет пожал плечами. Он, похоже, был опьянен успехом. – А если тебе страшно взять сына, можно оставить его у Тамин.
– Что ты говоришь! – ахнула Белла.
Синухет снисходительно улыбнулся.
– Тамин давно знает о тебе. И мы пойдем вместе, – напомнил египтянин. – Думаю, Тамин устроила это, желая познакомиться с тобой.
Белла опустила голову. Она и сама так подумала почти сразу…
– Хорошо, – сказала англичанка. Будь что будет.
Она посмотрела на Синухета и улыбнулась. Почему бы не попытаться получить удовольствие от приключения, если все уже решено!
– Благодарю тебя, господин.
И на фараона посмотреть совсем не худо. Пусть даже Сетеп-эн-Сетху еще только два года с небольшим.
Тамин сразу же напомнила Белле госпожу Мути, но почему-то больше располагала к себе. Может быть, потому, что с Тамин пленнице не приходилось соперничать. В поведении Тамин сочетались любезность и отрешенность, которые англичанка заметила у всех жрецов Черной Земли.
Но Тамин позволяла себе с ней ту интимность, которую может допустить только женщина. Белла не успела опомниться, как стала рассказывать жрице о себе вещи, известные одному Синухету.
Но почувствовав, что может отпугнуть гостью, хозяйка внезапно перевела разговор на ее сына. Спросила, где они хотели бы оставить Сетеп-эн-Сетха, пока гостят во дворце.
– Это может быть несколько дней, – предостерегла Тамин. – Неизвестно, как долго Сети пожелает занимать вас, а уходить без приказа нельзя.
Белла никак не рассчитывала на несколько дней! Как кормить сына, как следить за ним? Она беспомощно взглянула на Синухета.
– Что же делать?
И тут Тамин улыбнулась и, склонившись к брату мужа через свой столик, коснулась его руки.
– Можете взять ребенка во дворец, и служанку тоже. Многие придворные женщины делают так. Ваш сын поживет в гареме с женщинами фараона.
Белла открыла рот, но от замешательства ничего не могла сказать. Она снова посмотрела на господина.
У Синухета взволнованно задрожал подбородок.
– Но зачем? – воскликнул он.
Жрица подняла голову.
– Если великий царь, да будет он жив, здрав и невредим, заметит тебя, он может пожелать увидеть твоего сына, – сказала она. – Если нет, ты ничего не потеряешь. А если да, ты можешь потерять очень много, Синухет.
Белла поняла, что это совет опытной женщины.
– А вдруг дитя заболеет? – произнесла англичанка. – Ведь там, где так много детей, наверное, часто бывают болезни!
Певица Амона склонила голову.
– Ты права. Но сейчас лихорадки нет, иначе все бы уже знали.
Белла подумала, не сообщается ли жена Имхотепа с женщинами из царского гарема. Почему бы и нет? Они ведь приходят в храм Амона, как и простые женщины Уасета!
Тут англичанка почувствовала устремленный на нее взгляд Синухета.
– Ты мать, и ты знаешь свое сердце. Если ты сейчас скажешь нет, мы оставим сына дома, – серьезно сказал ее господин.
Белла облизнула губы и наконец произнесла:
– Возьмем его, я согласна!
* Буто – центр культа змеи Уаджет (“Зеленой”), олицетворявшей власть фараона.
========== Глава 63 ==========
Приглашение передали заблаговременно, за четыре дня, – чтобы и царские гости, и сам солнцеликий хозяин подготовились должным образом. Перед тем, как отправиться во дворец, Синухет осуществил свою давнюю мечту. Прошелся с Беллой по большому рынку, выбирая для нее и для себя подобающие случаю наряды.
У нее были неплохие драгоценности, но одежду Белла до сих пор не могла ни выбрать, ни оценить должным образом. У египтян отсутствовала “мода”, к которой она привыкла у себя, – понятие о костюме не менялось очень, очень долго; но многие мелочи могли выдать людей из захолустья и вызвать насмешки и преувеличенное внимание к ним.
Сам Синухет и, тем паче, Белла очень скоро потерялись бы среди обилия товаров. Особенно когда торговцы старались перекричать друг друга, привлекая самых выгодных покупателей. Но на выручку к ним опять пришла Тамин.
Жрица захватила из дома носилки для себя и для Беллы, и, пока могучие покорные носильщики пробирались между крытых рядов, Тамин зорко присматривалась к товарам. Время от времени она приказывала остановиться. Первая сходила на землю – и, найдя предложенное достойным внимания, подзывала своих спутников.
Белла вспоминала, как бывала с Аббасом Масудом на каирской толкучке, но даже в мусульманском Египте ей не было так страшно, как тут. Синухет, единственный, за кого она могла держаться и кому довериться в этом мире, – и он понимал ее мало. А уж прочие покупатели, столпившиеся на рынке Уасета, меднозагорелые египтяне, черные нубийцы, рыжеволосые, как ее сын, финикияне, косматые евреи – они казались Белле невиданными зверями, от которых ее защищает укротитель.
А Тамин, похоже, сознавала, как себя чувствует наложница Синухета, да и он сам, и наслаждалась своим могуществом. Иногда жена Имхотепа вовсе обходилась без слов, а привлекала внимание спутников и распоряжалась слугами, сухо щелкнув пальцами. Легко было представить, как она таким образом гоняла безъязыких рабов в доме отца…
Сама Тамин была одета просто, и на ней был парик без всяких прошивок, завивки или лент. Белла знала, что эти фальшивые волосы скрывают обритую голову.
Жрица, обрившая голову, – это женщина обезличенная, поднявшаяся выше своей красоты. Та, которая может себе это позволить! Себе Тамин не купила ничего.
Зато Синухет и Белла накупили целый ворох обнов, гладких и вышитых золотом, с плиссировкой, драгоценными вставками и накладками; приобрели по паре посеребренных сандалий с закрытым большим пальцем, усаженных мелким янтарем. Проголодавшись, купили с лотка у разносчика горячих пирожков с луком и воды. Тамин не ела, только пила воду – и в ее сощуренных глазах Белла видела удовлетворение и какой-то расчет. Конечно, жена Имхотепа помогала Синухету не из одних только родственных чувств.
Под конец Тамин остановила их у палатки, где торговали игрушками. Жрица сама купила несколько забавных и прехитро сделанных зверят – разборные куклы, приводившиеся в движение с помощью веревочек. Она подарила их Белле.
– Это мальчику, – сказала египтянка. Сетеп-эн-Сетх был дома у Тамин, под присмотром няни.
Белла подергала за веревочку, заставлявшую деревянного крокодила, покрытого зеленой глазурью, открывать пасть. Она поблагодарила за очаровательные игрушки, но после такого подарка на душе остался неприятный осадок. Как будто Тамин преподнесла их Белле, а не ее сыну.
Может быть, жрица намекала, что Белла еще дитя в сравнении с такими, как она?.. А может, эти примитивные механизмы означали что-то другое? Уж не могли ли жрецы Амона заглядывать в будущее?
Белла успокоила себя. Скорее всего, ей хотелось видеть скрытый смысл там, где его не было, – как многим прихожанам языческих храмов, которым жрецы так ловко помогали обманываться: потому что люди всегда желали этого.
Когда они ехали назад, Белла спросила Синухета:
– Не следовало ли нам купить что-нибудь госпоже?
Тот удивленно взглянул на нее.
– Может, и следовало, – коротко ответил он.
По резкости тона египтянина Белла поняла, что они сегодня сильно потратились. А она ведь даже не знала, сколько у Синухета свободных денег.
Как же дорого живут те, кто постоянно бывает при дворе! Чего же Синухет хочет для их сына и для себя? Ведь Синухет совсем не тщеславен…
Наверное, каждому человеку хочется добиться чего-нибудь из ряда вон – стать больше себя. И часто человек сам не знает, когда для него настанет звездный час.
Вечер они провели в доме Тамин, и за этот вечер хозяйка выспросила у Беллы почти все, что было известно о ней семье Синухета. Тамин так ставила вопросы, что отмалчиваться не получалось.
Белла давно выучила сказку про себя, которую рассказывала всем и в которую она сама уже почти поверила за годы, проведенные в Древнем Египте. Но у пленницы сложилось впечатление, что певица Амона ей не верит.
Как, наверное, не верил и Менна.
Однако Тамин оставила свои мысли при себе.
Взамен полуфантастических откровений Беллы она кое-что поведала ей и Синухету о фараоне и его дворе. Из этого рассказа Белла заключила, что всевластный Сети сам очень несвободен.
Жизнь его величества была расписана по часам – по священным часам обращения Амона. Время подъема, обеда, молитвы, отхода ко сну – все это было установлено и соблюдалось неукоснительно. Фараон почти никогда не бывал один, даже в частной жизни. За выражением его лица, за малейшим жестом, который мог быть истолкован как волеизволение, наблюдало множество глаз…
“Что ж, – подумала Белла, – это справедливо для любого монарха, даже и в наши дни”. Однако древние египтяне всем подробностям царской жизни придавали священное значение. А сам Сети? Каково это – самому веровать в свою божественность?
У Сети была жена, великая царица, – Туйя, родившая царевича Рамсеса и царевну Нефертири. Девочке было теперь немногим больше, чем Сетеп-эн-Сетху и Небетах, дочери Кифи.
– Божественная дочь – красавица, уже теперь, – с улыбкой сказала Тамин. – Его величество любит Нефертири превыше всех других детей. Должно быть, Амон хранит ее, она никогда ничем не болела… А дети в гареме умирают нередко.
Белла посмотрела на сына, поглощенного новыми игрушками, и мысленно порадовалась за него. Жизнь во дворце для ребенка – не мед, нечего и сомневаться. Тем более, что царских детей наверняка сызмальства приучают к утомительным ритуалам.
Тамин долго смотрела на гостей, подперев подбородок рукой.
– Мы живем и мы умираем – вот все, что несомненно, – сказала жрица. – Хотите, я спою вам? – неожиданно предложила она.
И прибавила с улыбкой:
– Говорят, я в этом неплоха.
Синухет и Белла взглянули друг на друга. Конечно, отказаться было бы очень невежливо… Но Тамин, похоже, была уверена в своем даровании.
Она хлопнула в ладоши, и явился слуга, который принес арфу.
Тамин устроила ее у себя на коленях и тронула струны. А потом запела, сильным и проникновенным голосом.
Моя возлюбленная несравненна,
Прекраснейшая из прекрасных в Та-Кемет.
Вот она встает
На горизонте моего видения,
Она подобна звезде, что сияет
На челе счастливого года.
Сладостны уста, что воркуют,
Но не многоречивы,
И высокая шея, что ведет
К юным грудям, которые тверды
В сиянии, что озаряет
Синеву ниспадающих волос.
Стройны руки, оттененные золотом,
Пальцы нежнее лепестков лотоса,
И изгиб спины нисходит
Тонким шепотом стана
К изобильным чреслам.
Подобных им не видели
Со времен богов.
Облеченная в совершенную плоть женщины,
Она царит над этою землей,
И шея каждого отрока
Поворачивается, когда его глаза провожают ее.
Тот, который обоймет это тело,
Познает совершенный восторг –
Лучший среди сильных,
Первый среди возлюбленных.
Смотрите же, живущие:
Вот идет Золотая,
Подобная Царице любви,
Первая из прекраснейших.
Изумительно было слышать мужскую любовную песню в исполнении жрицы Амона. В ее голосе прозвучала тоска по любви, которой ей не довелось испытать; и сожаление обо всех влюбленных, чье чувство так скоротечно.
Синухет и Белла несколько мгновений молчали, пораженные. А потом Белла начала хлопать, и Синухет присоединился к ней.
Тамин польщенно улыбалась, но глаза ее влажно блестели. А потом жрица неожиданно сказала:
– Я не завидую той, о которой поется в этой песне. Но ради таких песен стоит жить, не правда ли?
***
Собираясь во дворец, Белла тщательно сколола волосы на затылке, спрятав их под свой черный парик с пробором и челкой. Нарисовала широкие черные брови, подвела глаза и припудрила веки фиолетовой марганцевой пудрой.
Посмотревшись в круглое медное зеркало, пленница понадеялась, что получится сохранить инкогнито.
Она надела широкое ожерелье и браслеты с лазуритовыми вставками, голубое платье на ней было из льна третьей степени прозрачности. Чтобы скрыть все, что следовало скрыть, Белла надела узкий набедренник, который сама расшила бисером, и нагрудную повязку. Синухет тоже нарядился и накрасился так, что стал сам на себя не похож.
Они, взяв малыша и обоих слуг, а также ящик с самым необходимым, пешком дошли до дома Тамин. Благо дневная жара лишь недавно пошла на убыль, и улицы еще спали.
Тамин ждала их, одетая в простой белый калазирис. На ней был синий парик, такой же, как тот, что Белла носила в храме Амона. У англичанки екнуло сердце.
Жрица приказала приготовить двое носилок, и они не мешкая отправились во дворец. Белла держала на коленях сына и не выглядывала наружу, все внимание отдав ему.
Они остановились в первый раз у внешней стены дворца, где их проверил первый караул, а во второй – на площадке перед дворцом. Широкая лестница поднималась на верхнюю площадку, где стояли на часах меджаи – стражники его величества, вооруженные боевыми серпами.
Во внутреннем дворе, на дышавших жаром каменных плитах, уже столпилось множество приглашенных. Белла увидела цвет Уасета – надменных, небрежных мужчин, беспечно смеявшихся женщин, которые обмахивались веерами. Они были разодеты так, точно потратили на это все свое состояние. Вероятно, некоторые так и сделали.
Белла с облегчением увидела, что есть женщины, которые, как и она, привели с собой маленьких детей.
Она попросила Синухета, чтобы они поднялись на верхнюю площадку, – боялась, что Сетеп-эн-Сетху напечет головку.
Едва только они взошли по ступеням, как двойные двери распахнулись и на пороге появился человек в белой одежде до пола, в парике, который курчавился, как баранья шерсть. Он громко стукнул своим жезлом.
По знаку этого распорядителя церемоний гости устремились внутрь. Белла мимолетно удивилась, как могут меджаи за всеми уследить… или Сети просто слишком надеется на свою неприкосновенность?
Теперь их должны были развести по комнатам. Белла почти не смотрела по сторонам, следя за сыном и своим хозяином. Она даже не заметила, когда Тамин осталась позади.
Очевидно, жрецам полагались отдельные покои.
Синухету с его женщиной, ребенком и слугами досталась небольшая комната без окон и почти без украшений, хотя и чистая. Что ж, это понятно. У фараона гости, наверное, живут как сельди в бочке…
Тут Белла вспомнила, что детей разрешали селить в гареме. Ей было страшно отпускать от себя сына, но здесь им не предоставили никаких удобств!
Она сказала об этом Синухету, и египтянин согласился, что сына следует устроить немедленно, пока их не позвали к царю. Поколебавшись, Синухет велел идти с мальчиком обоим слугам: чтобы нянька осталась, а Реннефер вернулся и доложил, где ребенок и как найти к нему дорогу.
Едва только они успели это сделать, как явился царский вестник с золотым знаком на груди. Пора было идти.
Слуга фараона довел Синухета и его наложницу до дверей зала. Они ступили внутрь, борясь с робостью. Пиршественный зал оказался огромен, с мозаичным полом и отделанными позолотой стенами. В конце его было широкое тронное возвышение. Сладко пахли курения, и гости рассаживались на подушках, за пока еще пустыми столиками.
Белла аккуратно села и осмотрелась, ища глазами Тамин. Ах, вот же она – в группе таких же белых жрецов Амона…
И тут в зал вступила процессия, при виде которой все стихло. А потом люди, как один, уткнулись лбами в пол. Белла лежала не дыша, приникнув к холодному полу и слушая, как вестник громко выкликает титулы фараона, Властителя Севера и Юга.
Спустя некоторое время Белла ощутила, что можно распрямиться. Она сделала это, и тут произошло страшное.
Синухет, который так же был непривычен класть придворные поклоны, распрямляясь, поддел широким плечом их столик, и тот упал.
В общей тишине этот удар прозвучал оглушительно.
Белла увидела, что все смотрят на них, – что и фараон, и молодая царица смотрят на них; и от ужаса у англичанки отнялись руки и ноги. Она теперь поняла, что Сети высокий, крепкий и почти уже пожилой человек, с твердой линией рта и пронзительными глазами. Но все это проходило мимо ее сознания. Белла вжала голову в плечи, предчувствуя расплату…
Синухет поставил на место столик и снова простерся ниц. Потом выпрямился и встал, глядя на фараона, – бледный и безмолвный, но спокойный.
И наконец Сети произнес:
– Кто ты такой? Ты мне неизвестен!
Синухет поклонился.
– Я Синухет из Дельты, винодел… Осмелюсь сказать, один из тех, кто поставляет вино ко двору его величества…
Сухие губы царя тронула улыбка. Ему понравилось это самообладание.
– Так значит, сегодня мы будем пить твое вино! Прекрасно, – и Сети взглянул на притихших придворных и гостей. Потом он вновь обратился к Синухету.
– А есть ли среди мужчин твоего дома те, кто поднимал меч в защиту своего царя и своей страны?
Синухет дрогнул.
– Нет – мы люди других занятий, сияющий Хор… Мой брат – жрец Осириса…
Сети опять улыбнулся. Но теперь чувствовалось, что он раздражен.
– А что делают твои сыновья? Они у тебя есть?
– Старший сын – ученик в школе Амона, – начал Синухет. Но тут царь отвернулся от него, не дослушав, и воскликнул:
– Еще один жрец! Они облепили меня как мухи свежую тушу, – Сети сам усмехнулся своей грубой остроте. Никто больше на это не осмелился.
– Откуда же Обе Земли возьмут силу, чтобы защищать твой дом, винодел Синухет?
Сети повернулся к подданному с таким видом, точно и вправду ждал от него предложения. Белла поняла, что ее господин очутился в западне. И Синухет потупился и сказал то, что ему оставалось:
– У меня есть еще один сын, он сейчас со мною во дворце. Ему два года, и он назван в честь Сетха, – отважился прибавить брат Имхотепа. – У него рыжие волосы!
Сети неожиданно засмеялся.
– Мне это нравится! Ну что ж, мы отдадим должное виноделу Синухету! Пусть составят приказ, – Сети обратился к кому-то из своей свиты. – Его второй сын поступит в военную школу при царском доме, когда войдет в возраст.
Синухет еще раз поклонился и сел на место, весь бледный. Он молча взглянул на свою наложницу и подругу. И только тут Белла ощутила, как воля древнего царя, одно лишь слово, могла переменить и разрушить всю человеческую жизнь.
========== Глава 64 ==========
На празднике обильно и вкусно угощали – подавали жаркое из всякой дичи и птицы с имбирем, шафраном и корицей, под острым и мятным соусом; маленьких рыбок, целиком отваренных в масле и уксусе; соленые оливки и яблоки, должно быть, поставлявшиеся из Средиземноморья; сладкое печенье с цукатами, молодое вино и гранатовый сок. У Синухета скоро стерлась краска с губ, и теперь его рот, испачканный красным соком, казался окровавленным. Такой же кровавый след был на губах смеющегося царя, который говорил с одним из советников. Его величество, верно, и думать забыл, что походя вынес приговор маленькому мальчику и его родителям…
Наконец англичанке удалось приободриться. Еще так много времени!
Белла тихонько спросила Синухета, и тот сказал ей, что обучение в военной школе начинается с шести лет, и продолжается десять. За такой срок и фараон может умереть, а ее с сыном судьба повернуться совсем иначе!
Подавив мучительную тревогу, Белла заставила себя смотреть на зрелища, которыми Сети решил порадовать гостей. Перед ними, в центре зала, выступали акробаты и танцовщицы, которые исполняли сложные композиции – разбегались и вновь сходились, изгибались во все стороны, образовывали живые пирамиды и цепочки из человеческих тел, разворачивавшиеся змеями; они разбрасывали вокруг себя цветки лотоса и водяной лилии, распускали тончайшие розовые и синие покрывала. Белла была заворожена этим выступлением, показавшимся ей священнодействием. Больше всего поражала слаженность движений танцовщиц – словно в этом зале через них явило свою волю новое божество, противопоставившее себя фараону…
Однако Сети был так же увлечен и восхищен, как и остальные. Артистам рукоплескали; Белла заметила, что зрители бросают им драгоценные украшения и деньги, серебряные и медные дебены. Волшебство для нее разрушилось, когда в конце выступления девушки и акробаты, кланяясь, начали подбирать подношения. Век этих артистов, конечно же, был недолог…
Между развлечениями фараон не забывал и о делах. Белла украдкой следила за владыкой и заметила, что он беседовал с несколькими белыми жрецами Амона. А потом неожиданно Сети опять обратил внимание на Синухета.
Фараон что-то сказал одному из молодых прислужников, и тот приблизился к их столику; юноша негромко передал, что его величество приказывает Синухету подойти.
Египтянин встал, неловко качнувшись. Оглушенный первым повелением фараона, Синухет успел влить в себя порядочно вина, хотя обычно был умерен. Но это вино на него не подействовало. Он направился к тронному возвышению.
Белла увидела, что Синухет опустился на одно колено, потом встал и сел на ступеньку, подняв глаза на повелителя. Сети заговорил с подданным с высоты своего кресла: люди в зале шумели, и теперь слов царя не было слышно посторонним.
Синухет некоторое время напряженно слушал, потом коротко поклонился и снова встал. Он направился к выходу из зала, даже не взглянув в сторону Беллы.
Англичанка, исполнившись ужаса перед происходящим, увидела, что в дверях к Синухету примкнул один из стражников. Ее господина арестовали?.. Нет, быть не может…
На нее саму никто не обращал внимания. В отчаянии Белла начала искать глазами Тамин, но та потерялась среди пирующих. Вдруг Белла страстно возненавидела все это собрание господ, среди которых никому не было дела до ее участи.
И тут Синухет вернулся. Он нес на руках их сына!
Белла закусила край своей накидки, чтобы не вскрикнуть. Она проследила за тем, как Синухет с поклоном подносит государю ее мальчика. Сети нагнулся к Сетеп-эн-Сетху, рассмотрел его и со смехом пощекотал малышу животик. Потом фараон с таким же благодушным смехом что-то сказал ее хозяину.
И вдруг оба мужчины обернулись к Белле и уставились на нее!..
Сети несколько мгновений смотрел на англичанку взглядом хищника. Потом отвернулся и сделал Синухету знак, по-видимому, отпуская его.
При этом фараон снова что-то сказал. Белла по-прежнему не могла разобрать ни слова, но догадалась, что Сети сделал замечание насчет нее самой. Синухет молча поклонился, отступая с ребенком на руках. А потом египтянин передал мальчика меджаю, который сопровождал его, и стражник унес Сетеп-эн-Сетха.
Белла чуть с ума не сошла, видя все это. Когда Синухет вернулся к их столику, она больше не могла сдерживаться.
– Что это значит? – шепотом воскликнула она.
Синухет сел на место и взглянул на наложницу. Было видно, что он сам расстроен и сбит с толку, почти оскорблен.
– Фараон захотел увидеть нашего сына, и тот ему понравился…
Выражение лица египтянина, однако, противоречило царской хвалебной оценке. Было заметно, что Синухет до сих пор страдает из-за решения Сети.
– Еще его величество спрашивал о тебе.
Белла наконец осознала, что для нее самой могло означать внимание фараона. Ей стало дурно.
– И что же?..
Синухет замялся, даже покраснел.
– Я сказал, что ты пленница из северной страны за морем. Фараон ответил, что у него в гареме есть такие северянки, как ты, – что они холодны и унылы… и совсем не умеют развлечь мужчину!
Белла была так оскорблена, что только молча открыла и закрыла рот. Ее щеки залил жар.
– Что… Что он сказал?..
Синухет, казалось, понял, каково ей. Он улыбнулся наложнице и коснулся ее руки, точно разделял ее негодование.
– Я о тебе так не думаю, ты это знаешь.
Белла молча кивнула, отвернувшись от него. Она, конечно, знала, что она содержанка Синухета; но знала, вместе с тем, что в Та-Кемет это совсем не так постыдно, как в Англии ее времени. И вот впервые ее оценили как…
– Можно нам уйти? – спросила Белла шепотом.
– Да, – ответил Синухет с явным облегчением.
Они встали вдвоем и осторожно пробрались к дверям, ступая между раздавленных цветов и обходя опьяневших гостей. Стража свободно выпустила их; однако за дверями к царским гостям опять присоединился меджай.
Воин проводил их до дверей комнаты.
Там гостя и его женщину ждал Реннефер, а еще – молоденькая дворцовая служанка. Она поклонилась Белле, избегая глядеть ей в лицо.
– Я пришла позаботиться о госпоже.
Белла села на кожаный тюфяк, застеленный белой простыней, на котором им предстояло спать.
– Могу я увидеть сына?
– Это мне неизвестно, – ответила девушка ровным тоном и снова поклонилась. Потом выразительно взглянула на Реннефера, молча приказывая удалиться.
Служанка приготовила кувшин с водой и умывальный таз. Реннефер поспешно вышел, а Синухет отвернулся, чтобы не смущать Беллу, – он был погружен в свои невеселые думы.
Когда Белла умылась, переоделась ко сну и служанка готовилась унести использованную воду, Синухет попросил и ему принести умыться. Девушка едва кивнула. Было видно, что к ним здесь относятся не очень уважительно.
А, собственно, с чего бы к ним относиться иначе? Синухет для фараона – пока еще никто… И хорошо уже то, что не навлек на себя царскую немилость.
Когда они легли спать, так ничего и не узнав о сыне, Синухет привлек к себе Беллу, точно просил у нее утешения. Приник разгоряченным лицом к ее шее и прошептал:
– Фараон сказал, что мы можем уехать завтра… Сказал, что видит, как мне не терпится уехать в свою деревню, – египтянин усмехнулся.
Белла лихорадочно размышляла, что может ответить униженному любовнику.
– Я тоже хочу уехать! Здесь все враждебно нам… А фараон не доверяет тем, кто живет сам по себе, кого его око не видит.
– Он никому не доверяет, – сказал Синухет. Горько рассмеялся:
– И правильно.
Оба уже значительно успокоились.
Белла спрашивала себя, не захочет ли ее Синухет сейчас. Но в царском дворце, в этом враждебном месте, он был, по-видимому, совсем не расположен к любви. Египтянин заснул, обняв ее.
