Текст книги "The Beginning of the End (СИ)"
Автор книги: MadameD
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 38 страниц)
На обратном пути египтяне потратились на первый класс, заняв каюты-люкс. Две большие спальни, для Имхотепа и его жены, имели отдельную общую ванную. Ореховые панели, которыми были отделаны стены, и громоздкая мебель “в стиле Людовиков” сразу же напомнили Меиле о злополучном “Титанике”. Но в первом классе хотя бы не так качало, как внизу; и нашлось место для детских кроваток…
Меила и ее горничная со своими малышами, разумеется, заняли одну каюту. Когда женщины остались вдвоем, Меила впервые за долгое время обратила внимание на свою англичанку. Роза не поднимала глаз и казалась не то подавленной, не то нездоровой.
Египтянка подождала, пока служанка устроит в кроватке сынишку. Темноглазый Камиль, одетый в белый фланелевый костюмчик, отличался особенной миловидностью, свойственной египетским мальчикам.
– Роза, – позвала хозяйка.
Служанка тут же подняла глаза.
– Да, мисс?
Меила посмотрела на свою дочь, игравшую погремушкой в соседней кроватке, потом опять перевела глаза на горничную.
– Ты мне не нравишься, – сказала египтянка напрямик. – Ты плохо выглядишь. Что у тебя, что-нибудь разладилось с мужем… или дома?
Роза тут же мотнула рыжими волосами.
– Все хорошо, мисс.
Меила вздохнула. Из таких агнцев правду всегда приходится вытягивать клещами. Она похлопала по покрывалу на своей большой кровати, где сидела.
– Поди сюда.
Служанка послушно приблизилась к египтянке и села рядом, сложив руки. Меила несколько мгновений рассматривала ее лицо, а потом резко спросила:
– Ты что, заболела?
Роза хотела снова мотнуть головой… но вдруг передумала и, порозовев, сказала:
– Кажется, я опять жду ребенка!
– Что?.. – воскликнула оторопевшая хозяйка. Она схватила англичанку за плечи. – Когда ты узнала?
– Я все сомневалась и не говорила вам, моя госпожа. Это Аббас, я не хотела так скоро, – Роза виновато улыбнулась.
Меила хмыкнула. Ясное дело, Аббас!
Она знала, что католикам вера запрещает предохраняться от беременности. Сестры Дженсон унаследовали и рыжину, и свои религиозные убеждения от матери-ирландки…
– Я же говорила, что Аббас для тебя слишком темпераментен, – заметила Меила. – К тому же, он тебя моложе. Когда муж старше, гораздо лучше.
А еще у Аббаса Масуда было слишком много времени и сил, которые он расточал своей единственной жене. На западе праздные мужчины могут найти куда больше увлечений, чем в Египте.
Придется Меиле и впрямь заняться фермерством и как следует занять своего телохранителя крестьянским трудом, к которому он привычен с детства, – посадками и перевозками. Если только она хочет дать Розе отдых от мужа…
– Я поговорю с Аббасом, – заключила Меила успокаивающим, но непререкаемым тоном.
Меила очень доходчиво разъяснила Аббасу Масуду сложившуюся ситуацию. Тот выслушал госпожу, не поднимая глаз, и обещал “стать сдержаннее” со своей женой.
Меила надеялась, что внушение подействует, – и, в любом случае, она это так не оставит.
Дети хорошо переносили плавание, а вот Роза расхворалась и часто прикладывалась на койку, пока ее мутило. Любимая кошка не отходила от нее, и спала, свернувшись у хозяйки под боком.
Тут неожиданно напомнила о себе мисс Линдсей, которая занимала собственную каюту и ванную комнату. Меила почти уже успела забыть про эту богемную особу.
– Что тебе? – неприязненно спросила египтянка, когда Белла появилась на пороге.
– Я подумала… может быть, вам нужно помочь с детьми? – смущенно предложила девушка.
Меила изумилась. Но это и вправду было бы кстати.
– Попробуй, если сумеешь, – немного подумав, разрешила египтянка. – Сейчас не нужно, но когда понадобится присмотреть за детьми, я тебя позову.
Толку от этой барышни оказалось немного, но при уходе за малышами еще одна пара глаз и рук никогда не будет лишней. Мисс Линдсей, похоже, относилась к смуглым египетским детям с той же опаской, что и к их родителям, но старалась помочь искренне. Меила даже начала чувствовать к ней симпатию.
Прибыв в Каир, египтяне дали телеграмму Линдсеям. Меила чувствовала, словно между ними и Лондоном пролег трансатлантический кабель, который нельзя оборвать. Она и Имхотеп больше не принадлежали самим себе…
Белла Линдсей вначале остановилась у Амиров. В первые дни, пока Меила не нашла себе новую помощницу, Белла была слишком занята, чтобы наслаждаться новыми впечатлениями. Однако юной художнице все равно хватало времени их получать.
Древнеегипетские раритеты, наполнявшие дом Мухаммеда Наиса, вызвали у Беллы немой восторг. Она попросила разрешения зарисовать их.
Имхотеп не раз наблюдал, как белокурая англичанка рисует, расположившись напротив какой-нибудь статуи со своим альбомом и акварельными красками, прямо посреди гостиной или коридора. Белла почти никому не мешала: дети были еще слишком малы, чтобы бегать, и в особняке хватало обходных путей. Но жрец заявил жене, что присутствие дочери Линдсея “вредит их дому”.
– Она чужая нам… и им, – сказал Имхотеп, подразумевая священные статуи. – И она унесет с собой то, что не должна!
Меила довольно легко относилась к занятиям англичанки – но при этих словах мужа вспомнила, что ислам осуждает всякое изобразительное искусство. Особенно изображения человека. Недаром же слуги-арабы так избегают мисс Линдсей.
И не зря, наверное, у разных народов издавна существовала вера в порчу, которую можно навести через портрет… А ведь Белла творила в присутствии Имхотепа, который все еще оставался посредником между мирами живых и мертвых!
– Она съедет от нас, как только будет можно, – обещала египтянка супругу.
Только бы найти вторую служанку. Можно было бы обратиться к родственникам Меилы со стороны матери… но нет, ей нельзя больше идти ни на какие контакты с этими мусульманами.
В конце концов, через своих немногочисленных европейских знакомых в Каире, они нашли помощницу, пожилую египтянку Фатиму. Тогда же мисс Линдсей сняла квартиру в доме через улицу: девушка переехала на другой день. Такое расселение в Египте означало намного большую разобщенность, чем английская “privacy”.
Однако, если дочь Линдсеев приехала сюда на курорт, этого ей будет вполне достаточно.
========== Глава 43 ==========
Какие бы долгосрочные планы ни строил Оскар Линдсей, отправлять дочь на отдых в Египет сейчас было определенно не лучшей идеей. К началу июня, когда она переехала от Амиров, установилась жара, труднопереносимая даже для египтян. Сама Меила, глядя из окна особняка на блестящую бурую реку, вспоминала о временах, когда женщины вместе с мужчинами купались в этой воде, сбросив одежды…
При том, что просторный дом Мухаммеда Наиса, выстроенный из кирпича, хорошо удерживал прохладу. А двухкомнатная квартирка, в которую вселилась мисс Линдсей, прокалялась насквозь с утра до вечера. Конечно, никакого вентилятора или другого подобного роскошества.
Меила своими глазами увидела страдания бедной барышни, потому что не могла ее предоставить самой себе. С переездом Беллы Линдсей хлопот с нею только прибавилось. Англичанка даже никуда не могла самостоятельно выйти.
Мусульманских женщин в таких случаях сопровождал “махрам” – родственник, которому поручалась опека; а белых женщин их белые мужчины. Белла умела готовить и была способна себя обслужить; и Меила договорилась, чтобы Фатима, ее собственная новая служанка, покупала для мисс Линдсей продукты. Но в остальных случаях молодая англичанка была совершенно беспомощна.
Она была блондинкой, что еще усугубляло положение. Многие египетские арабы и турки были падки на светловолосых западных красавиц. А теперь, когда Египет вышел из зоны британского влияния, даже в британском квартале мисс Линдсей не могла чувствовать себя в безопасности.
Наверное, Оскар Линдсей, будучи рисковым человеком, просто недооценил ситуацию в Северной Африке. Ведь он уже много лет здесь не был!
Меила пришла навестить девушку вместе с Аббасом. Белла открыла им в халате, с мокрым вафельным полотенцем на лбу. При виде египтян в голубых глазах хозяйки на миг мелькнул испуг; но потом дочь Линдсея приветливо улыбнулась.
– Добрый день. Я просто умираю от жары, – пожаловалась девушка. – Сижу здесь как в клетке.
– Это ты правильно делаешь, – сказала Меила.
Белла растерянно хлопнула ресницами, приоткрыла яркий ротик… но потом снова улыбнулась.
– Может, выпьете лимонаду?
– Не откажусь, – Меила бросила взгляд на своего впечатляющего спутника и первой шагнула в квартиру.
Белла усадила гостей на диванчик в комнате и принесла им лимонад в стаканах. А потом, усевшись на стул, нога на ногу, жалобно сказала:
– На таком солнце я всегда сгораю. Видите?
Она вытянула свои белые руки с ярким маникюром. Бросила на Меилу умоляющий взгляд.
– Вы ведь поможете мне, мадам Амир? Я так мечтала посмотреть пирамиды, руины, все чудеса… Меня даже по магазинам некому сопровождать!
– Магазины у нас не ахти, – заметила египтянка. – Лучше иди на базар. И тебе лучше было бы присоединиться к туристической группе.
Меила посмотрела на свои стройные ноги в черных чулках, скрещенные в лодыжках.
– Но группы набирают заранее, а туристы предпочитают прохладные сезоны.
Белла нервно сцепила руки, и египтянка заметила на пальцах девушки следы въевшейся краски. Она впервые дружелюбно улыбнулась мисс Линдсей.
– Вот что, – сказала Меила. – Я могу ненадолго одолжить тебе моего Аббаса Масуда.
При слове “одолжить” египтянин вздрогнул, точно от удара, но только плотнее сжал губы и распрямил плечи.
– Аббас может сопровождать тебя во время прогулок по городу и показать тебе Каир, – продолжала госпожа. – Здесь есть на что посмотреть, кроме языческих памятников! У нас изумительные дворцы и мечети!
Белле явно было этого недостаточно, и Меила примирительно прибавила:
– Я подскажу тебе, где найти настоящие древности. Я знаю такие места. А Аббас будет для тебя переводить с арабского.
Белла вскочила со стула, стиснув руки.
– Спасибо, мадам, вы так добры!..
Меила взглянула на Аббаса.
– Ты согласен?
– Да, – сказал он.
Хозяйка кивнула. Неожиданно Меила ощутила сильную ревность, точно это был ее собственный супруг.
– Не вздумай флиртовать с моим помощником, он женатый человек, – предупредила Меила англичанку.
Белла широко раскрыла глаза, прижав ладони к пылающим щекам. – Конечно, нет, – обещала она.
Аббас Масуд был из тех суровых восточных мужчин, “флиртовать” с которыми представлялось решительно невозможным.
Нейтрализовав на некоторое время мисс Линдсей, Меила смогла заняться покупкой садового участка. Имхотепу, который, несмотря на все свои новые знания и привычки, сохранил удивительную простоту стремлений, это приобретение казалось самым желанным и нужным. И саму Меилу мысль о ферме все сильнее завораживала.
Это было как вернуться к самой себе, к своему началу, – той невинной девчонке из Уасета, которая нагишом плескалась в великой реке и, в одном тесном калазирисе, садовничала, утопая коленями в ароматной теплой земле. Той, которая умерла… и никогда не умирала.
Подыскать землю им помог один из братьев Аббаса, которые до сих пор жили натуральным хозяйством. Имхотеп и Меила поехали посмотреть участок – это было старое заброшенное поместье: сохранился дом с глинобитными стенами, вполне пригодный для жилья, и амбар. По границе был проложен канал. Перед домом росли старые оливы. Египтянка подумала, что здесь хорошо будет сажать и цветы, и лекарственные растения.
Оформить сделку Меила доверила Имхотепу. Конечно, она выступала совладелицей этого поместья. Но Меила знала, каким наслаждением для Имхотепа будет ощутить себя собственником египетской земли.
– У тебя была своя земля в Та-Кемет? – спросила она по дороге домой, когда они медленно поднимались на пароходе по Нилу. Поразительно: не только Меила, но и Анк-су-намун очень мало знала о прошлом своего возлюбленного.
– Да, была, – ответил жрец. Он привлек жену к себе, но его взгляд стал отсутствующим. – У меня и моего брата Синухета. Когда Осирис призвал меня, я оставил брату все, что было нашим, и удалился в храм.
– В поисках “имущества лучшего и непреходящего”, – по губам египтянки скользнула ностальгическая улыбка. Имхотеп кивнул.
Он и Меила время от времени почитывали христианскую Библию, которую привезла с собой Роза. Горничная попросила разрешения поставить священную книгу в шкаф хозяйки, “ради сохранности”, – но Меила, конечно, разгадала этот нехитрый маневр.
– Ты знаешь, – задумчиво сказала египтянка, – тогда, в той жизни, я понимала, что у тебя и меня ничего не может быть. Но у нас оставалось то, чего не может быть сейчас, – постоянство… Мы знали, что Та-Кемет стоит со времен богов и пребудет вечно.
Имхотеп кивнул. Теперь жрец понимал, что такое мифы, – они, в конце концов, становятся правдой прошлого, претворяющей реальность.
– А теперь? – спросил он.
– Теперь… все так скомканно, хаотично… В этой жизни я узнала о тебе давно. И за те семь лет, что я искала тебя, у нас было перекроено все, от повседневной одежды до карты мира!
Египтянка бросила на супруга взгляд, полный боли и сожаления.
– Хотя эти перемены, наверное, проходят мимо тебя…
Сидящий Имхотеп склонил голову на руку.
– Мне представляется, что эти перемены проходят и мимо вас, и вы теряете больше, чем приобретаете, – сказал жрец. – Ваши сердца не насыщаются – а извечный страх растет.
Меила усмехнулась уголком рта.
– Да, да… Чем больше изощряются наши умы и наши вкусы, чем больше мы знаем, тем страшнее для нас заглянуть в вечность.
Имхотеп улыбнулся.
– Люди разучились умирать, – медленно проговорил он.
Меила прикрыла глаза. Ее до сих пор восхищала и страшила эта способность мужа – закруглять беседу несколькими словами, рядом с которыми все другие прозвучали бы бледно.
– А чему ты будешь учить нашу дочь? – спросила египтянка.
Фэй на время этого короткого путешествия осталась дома, с нянькой. Меила, заговорив о дочери, сама ощутила тоску по своей меднотелой маленькой волшебнице, которой уже отрезали челочку.
– Ну, так что ты будешь говорить Фэй о нас? – поторопила Меила. Вдруг ей стало очень важно услышать ответ.
Имхотеп вздохнул широкой грудью и ничего не ответил. Но жена поняла. К тому времени, как Фэй начнет заглядывать родителям в глаза и задавать первые вопросы, мир уже вновь будет другим.
***
Белла Линдсей быстро переняла египетский обычай – спать днем, в самую жару: она растрачивала время, которого у нее в Каире оказалось в избытке. Белла как раз встала и причесывалась, когда Аббас Масуд постучал в дверь.
Девушка поняла, что это он, по короткому твердому стуку. Бросив расческу на подзеркальник, она побежала открывать.
Когда дверь распахнулась, Аббас тут же потупился.
– Собирайтесь, мисс Линдсей, – он взглянул на красивую чужую блондинку и опять опустил глаза. – Здесь темнеет быстро, и у нас мало времени.
Белла с опозданием улыбнулась и кивнула.
– Конечно, я сию минуту! Проходите, пожалуйста, – она отступила, давая дорогу. Но Аббас не желал протискиваться мимо, рискуя соприкоснуться с ее грудью, и остался стоять на том же месте, на старом половичке. Смутившись, Белла повернулась и поспешила в свою комнату.
Закрывая дверь, она услышала в коридоре шаги египтянина. А потом его голос сказал:
– Мадам Меила просила, чтобы вы оделись поскромнее.
– Да, я все поняла! – звонко отозвалась Белла.
Она вышла к телохранителю миссис Амир – то есть к своему телохранителю на эти часы – одетая в закрытое темное саржевое платье.
– Сойдет?
Аббас взглянул исподлобья.
– Да, – сказал египтянин. – И еще наденьте вот это.
Он подал ей черную шелковую накидку.
– На голову, – объяснил Аббас. – Мы будем ходить по арабским кварталам, а ваши волосы очень заметны.
Ошарашенная Белла взяла платок и надела, свободный конец забросив на плечо. Ей уже начало казаться, что это путешествие опаснее, чем она думала прежде. Но теперь не отказываться же.
В дверях египтянин пропустил даму вперед, но когда она заперла квартиру, спустился по лестнице первым.
– У нас принято, чтобы женщины на улице шли позади мужчин. Я знаю, что на Западе другой обычай, – тут Аббас улыбнулся. – Вы будете идти первой, но если я захочу выйти вперед, не спорьте.
Белла кивнула. Она подумала, что улыбка у этого страшноватого человека по-настоящему притягательная – а с непокрытыми волосами, густыми и черными, ему очень идет.
Аббас, как и было условлено, прислушивался ко всем пожеланиям англичанки. Вначале мисс Линдсей захотела походить по сувенирным лавкам.
– Кто знает, сколько я здесь пробуду, – сказала она. – Вдруг ничего не успею купить на память!
Аббас предвидел такую просьбу и повел ее в лавку, которую любила сама госпожа Меила. Здесь, как и везде в Египте, наверное, приторговывали подделками – папирусами, изготовленными на местной фабрике, и искусственно состаренными бронзовыми и деревянными безделушками – но Меиле всегда предлагали настоящий антиквариат. Наверное, хозяин сразу понял, что эту женщину провести нельзя…
Мисс Линдсей, вошедшая в сопровождении Аббаса, произвела должное впечатление. Будь англичанка одна, едва ли она удостоилась бы уважительного приема, – но при виде иностранки со слугой-телохранителем низенький старый араб выбежал из-за прилавка и поспешил к ним, отвешивая поклоны.
– Прекрасная госпожа желает посмотреть мои сокровища?
Услышав ломаный английский, Белла нахмурилась и кивнула. Но торговец, обращаясь к ней, смотрел при этом на ее спутника.
– Да, покажи нам, что у тебя есть, – спокойно ответил Аббас.
Араб поспешил вглубь лавки, скрывшись в подсобном помещении. Полки на стенах были сплошь заставлены – но продавец не тронул ничего из этих товаров, выставленных на всеобщее обозрение.
Белла начала осматриваться, заметив среди тусклых статуэток и шкатулок с облупившейся инкрустацией медный сосуд явно позднейшего арабского происхождения; но тут хозяин вернулся.
– Вот, – сказал он, лучась. И поставил на прилавок перед Беллой деревянную статуэтку сидящей кошки с вырезанным ошейником.
При виде этой вещицы у Беллы вырвался взволнованный вздох. – Бог мой, – прошептала девушка.
Сама статуэтка была покрыта черной краской, только миндалевидные, совсем человеческие глаза – зеленые, а ошейник позолочен. Поджарым телом кошка напоминала пантеру или египетскую мау… и Белле без всяких уверений стало ясно, что эта вещь очень древняя. Подлинная…
Статуэтка не просто выглядела очень старой, хотя краска на ней сошла местами, – она так ощущалась.
– Где нашли эту вещь? – спросила англичанка с радостным возбуждением.
Улыбка разлилась у антиквара по всему лицу.
– В древнем городе, великом городе, – сказал он. – В Фивах! Там, где стоял дворец фараонов!*
– Я беру, – заявила Белла. – Сколько?
Араб слегка поклонился.
– Для такой прекрасной английской госпожи – тридцать фунтов.
Белла без колебаний полезла в сумочку; но тут Аббас, стоявший позади, шагнул к прилавку и оттеснил ее плечом.
– Это грабеж! – негодующе сказал египтянин; и тут же заговорил с хозяином лавки на родном языке.
Какое-то время они возмущенно препирались по-арабски; и наконец торговец воздел руки к небу и с жалобной физиономией сказал:
– Десять фунтов.
Аббас удовлетворенно кивнул.
– Хорошая цена. Это не фальшивый товар, – сказал египтянин мисс Линдсей. – Но он просил очень дорого.
Белла и сама уже догадалась. Ей стало стыдно за свое простодушие, и она расплатилась с продавцом, не поднимая глаз.
Взяв деревянную кошку в руки, англичанка бережно опустила ее в сумку.
– Вы хорошо разбираетесь в древностях… мистер Масуд, – сказала Белла, взглянув на своего красивого чернобородого заступника. Вдруг мисс Линдсей вспомнила, что она сама дочь удачливого коммерсанта, торговавшего египетским антиквариатом. – Мне кажется, на эти предметы трудно установить расценки. Ведь каждая такая вещь… уникальна, как полотна великих мастеров!
– Да, – согласился Аббас. Он улыбнулся, вспоминая свое прошлое. И почему-то эта черная деревянная кошка, статуэтка Баст, странно тревожила его.
Аббас думал даже сказать жене о приобретении Беллы Линдсей, но решил, что не стоит волновать ее. Розе сейчас и так тяжело с детьми и домашними заботами.
– Госпожа хочет покупать еще? – со льстивой улыбкой осведомился забытый продавец. Похоже, ему надоело ждать.
– Скоро магриб, вечерняя молитва, – вполголоса объяснил Аббас.
Белла спохватилась. Конечно, они же молятся по пять раз в день: бедняги…
– Давайте, что у вас есть еще, – попросила девушка.
Она намеревалась прежде всего купить в Каире подарки отцу, братьям и особенно маме, которая очень любила разные изящные предметы старины. Но теперь Белла поняла – эту статуэтку она оставит себе и не расстанется с ней.
* Подразумевается та самая статуэтка кошки, которую Анк-су-намун в первой части истории подарила Хенут.
========== Глава 44 ==========
Царевна Нефертири вышла из своих покоев на балкон и оперлась обеими руками на позолоченную балюстраду, ощущая вечернюю прохладу. Отсюда были видны комнаты придворных женщин на противоположной стороне дворца, но попасть в них можно было только кружным путем.
Прямо напротив балкона Нефертири располагалась опочивальня Анк-су-намун – наложницы, недавно возвышенной его величеством, которую Нефертири терпеть не могла. Эта женщина, которая могла стать царицей, была зла и коварна. Несмотря на то, что фараон пытался помирить женщин своего дома и даже назначил Анк-су-намун наставницей царевны крови…
На Черную Землю спускались быстрые сумерки, и на сердце у Нефертири тоже стало темно. Что-то должно было случиться с фараоном и всею страной… что-то страшное!
Она уже напряженно вглядывалась вперед, в сторону чужого балкона; но тут неожиданно услышала шаги позади себя. Нефертири вздрогнула и вскрикнула, повернувшись.
– Это ты, Сешира!
В женской фигуре, мягко очерченной в полумраке, она разглядела Сеширу, младшую жену отца. Молодая царица улыбнулась и протянула к Нефертири руку.
– Я хотела навестить тебя.
Когда женщины, взявшись за руки, ушли с балкона в освещенную спальню, Нефертири увидела в темных глазах Сеширы испуг.
– Ты чуть не упала с балкона, царевна! Не стой больше так опасно!
Нефертири улыбнулась: Сешира, хотя и резковатая в речах, всегда отличалась робостью. А потом царевна с изумлением заметила, что на жене отца синее траурное платье.
На ней самой был калазирис, шитый сплошными рядами крошечных золотых лилий, – и ожерелье, и золотые браслеты на руках и ногах.
– Почему ты в синем? – спросила Нефертири. Сешира была, к тому же, без парика, так что подстриженные волосы обнажили шею, и без драгоценностей.
Сешира, казалось, от такого вопроса потеряла дар речи. А потом воскликнула:
– Что ты говоришь, царевна? Его величество умер, все люди рыдают, и Исида проливает слезы! Река вздулась, как раньше не бывало!
– Умер? Убит?.. – воскликнула Нефертири.
И тут она все вспомнила. Убит, Сети заколот своей вероломной наложницей и ее любовником, жрецом Имхотепом!.. Кажется, эти преступники схвачены и казнены…
Но кто схватил их, и к чему их приговорили?..
– Со мной было помрачение, сестра, и я забыла, – покаянно сказала Нефертири Сешире. – Не сердись. Я сейчас сниму все это.
Царевна стянула со своих округлых обнаженных рук браслеты и хотела снять золотой венчик с волос, как вдруг Сешира остановила ее.
– Не нужно, – теперь младшая жена фараона смотрела на Нефертири с восхищением и легкой горечью. – Семьдесят дней траура уже почти прошли.* А ты так прекрасна, царевна.
Сешира коснулась ее плеча.
– Неудивительно, что Сетх захотел лишить тебя памяти. Ведь теперь ты станешь великой царицей и воссияешь вместе с братом!
У Нефертири подогнулись колени, и она молча опустилась на пурпурную подушку. Великая царица. Жена своего брата Рамсеса – ну конечно, божественной дочери предуготовано именно это… Но почему ей так тяжело и странно, почему кажется, что ничего этого не должно было быть?..
– А что сделали с преступниками? – спросила Нефертири, вновь взглянув на Сеширу, которая села на подушку рядом. – Я этого тоже не знаю!
Лицо Сеширы побелело. Она пальцем поманила к себе царевну и, когда та склонилась к ней, прошептала на ухо:
– Анк-су-намун убила себя и навеки проклята… А этот жрец – он хуже, чем проклят… Он приговорен к Хом-Дай…
Нефертири резко выпрямилась. Вот что значил этот безотчетный страх!
– Откуда ты знаешь?.. – девушка запнулась. – О Хом-Дай нельзя говорить!
Сешира скрыла грустную усмешку.
– О том, о чем нельзя говорить, языки всегда говорят, – справедливо заметила она. А потом беспокойно оглянулась и прибавила:
– Я ведь пришла к тебе потому, что хотела сказать об этом деле. Во дворец прислали вещи из Города мертвых. Есть одна священная статуэтка, которую я предлагаю тебе купить!
– Вот как? – переспросила Нефертири без особого интереса.
Священными статуями был полон дом фараона – и, однако же, все эти бесчисленные боги не защитили ее отца. Но Сешира не дала царевне продолжать кощунственные мысли. Она схватила девушку за руку и встала, потянув Нефертири за собой.
– Идем, посмотрим!
Нефертири не стала противиться.
– А почему ты ходишь одна, как тебя пустили? – удивилась царевна, когда они вышли в коридор, миновав неподвижных стражников. Сешира никогда раньше не была так смела, чтобы бродить без сопровождения, даже по женской половине.
Сешира приложила палец к губам, потом приостановилась. Окинула взглядом высокие белые стены, покрытые тонкой росписью, драгоценный яшмовый пол и сказала полушепотом:
– Я скоро уеду домой, в свое поместье. Ведь я больше не жена его величества, и меня отпустят, я уже подала письмо…
– О, – воскликнула Нефертири, отступив на шаг. Она ощутила внезапную зависть. – Теперь я понимаю!
И вдруг ей стало ясно, кто обрек смерти Имхотепа и Анк-су-намун. Это она, Нефертири, божественная дочь, пустила меджаев по следу любовников! Она совершила возмездие!
И теперь ей, которая после смерти отца должна была стать царицей и занять место рядом с братом на малом троне, сделалось ясно, что ощущала Анк-су-намун, когда принадлежала ее отцу…
– Идем, – велела Нефертири, отогнав мрачные мысли. – Отведи меня, куда ты хотела.
Молодые женщины сделали несколько поворотов и очутились у высоких двойных дверей малого зала приемов, расположенного на женской половине. Этот зал принадлежал Туйе, великой царице, – матери Нефертири. Но сейчас старой царицы там не было.
Зато в этом зале собрались придворные женщины и даже несколько молодых людей, с испугом и возбужденным смехом разглядывавшие какие-то товары. Все эти господа и госпожи, в прямых и витых черных париках, в белых одеждах и широких воротниках из золотых пластин с каменьями, смолкли и склонились перед вошедшими Нефертири и Сеширой, простерев к ним руки.
– Показывай мне, Сешира, – приказала дочь фараона, когда перед ними все расступились.
Сешира наклонилась и взяла черную деревянную статуэтку Баст, выполненную в виде кошки, – с зелеными глазами, с позолоченным ошейником.
– Смотри, царевна, – сказала младшая царица, благоговейно проводя покрытыми хной пальцами по спине деревянной кошки. – Это хранительница мира мертвых, твоя защитница… Ее доставили из Хамунаптры! Эта богиня – враг всех, кто поднимается против фараона, она будет охранять тебя и твоего царя!
Нефертири дотронулась до статуэтки… и вдруг весь мир опрокинулся, и она с криком стала падать куда-то в пустоту.
Эвелин с криком проснулась, разбудив мужа. Рик вскинулся и уставился ей в лицо, сев в постели.
– Что, Иви? Опять?..
Он и без того после возвращения из Ам-Шера тревожно спал.
– Да, – Эвелин придвинулась к мужу, подавляя дрожь, и он обнял ее за плечи. – Опять эти сны. Только еще страннее, чем раньше…
Эвелин нахмурилась, вспоминая. Потом быстро распрямилась, так что рука Рика соскользнула с ее обнаженных плеч.
– Ну да, – сказала она с живостью. – Представь себе, мне снилось то, что было с Нефертири после смерти Имхотепа!
Муж выглядел озадаченным.
– А что здесь не так? – спросил он.
Эвелин отвела глаза. Ей вдруг стало горько и страшно.
– Ты забыл?.. Нефертири, то есть я… погибла, упав с балкона! В тот самый час, когда был убит Сети! Я увидела это и нечаянно перегнулась через балюстраду!
Она прибавила:
– Ну, помнишь – что я увидела, когда Имхотеп погрузил меня и Меилу в транс!
– Господи, Иви, я не подумал! Извини, – сконфуженный муж прижал ее к себе и поцеловал. Он тоже встревожился, понимая, что этот сон неспроста.
– Как ты думаешь, что это может значить?
Эвелин вздохнула. Рик всегда предоставлял толковать такие вещи ей.
– Мне приснилось то, чего не было, но могло бы быть, если бы я удержала равновесие в последний миг, – медленно сказала миссис О’Коннелл. – Это напоминание о том, как мы можем изменить наши судьбы… и как эти судьбы связаны!
– Чьи наши судьбы? – спросил муж, не спускавший с нее глаз. Это ему нравилось все меньше.
– Наши с тобой, – Эвелин улыбнулась, накрыв его руку своей, – и Меилы с Имхотепом. Понимаешь, дорогой, мне кажется, что наше противоборство не окончено. Поэтому нам было суждено снова родиться врагами. И, может быть, мы должны завершить нашу борьбу, чтобы выйти за пределы круга сансары, круга перерождения, и слиться с Богом, – задумчиво закончила женщина.
Рик провел пятерней по коротким светло-каштановым волосам.
– Иви, милая, я никогда не разбирался в этих сансарах и даже не понимаю, как они связаны с Египтом, – тут он нервно ухмыльнулся. – Но если ты права и мы выйдем за пределы этого самого круга перерождения… значит, мы с тобой больше не встретимся?
Супруг посерьезнел, глядя ей в глаза. Эвелин тоже.
– Я не знаю, Рик, – сказала она. – Правда не знаю.
Эвелин снова прижалась к мужу.
– Мне только ясно, что наша история еще не кончена… Видишь ли, не бывает на свете добра без зла, потому что у всего всегда есть оборотная сторона.
Рик крепче обнял ее, и они некоторое время молчали в тревожной ночной тишине.
Когда американец снова заговорил, его голос изменился.
– Иви, я много чего навидался на войне и понял, сколько стоит человеческая жизнь. Я больше не держу на них зла.
Рик прервался.
– Я даже рад был, когда ты сказала, что у Имхотепа с женой теперь все как у людей… так, выходит, кто-то решил, что этого недостаточно? Опять какие-то боги решили нас столкнуть?
– Может быть, не боги, а люди, – сказала Эвелин, вспоминая черную статуэтку кошки и царицу Сеширу из своего сна. – Бывает… и чаще всего бывает, что боги могут действовать только через людей. Древние верили, что боги обязательно нуждаются в смертных, чтобы проснуться, – улыбнулась она.
***
Белла Линдсей никому не сказала о своей покупке, и Аббас тоже о ней умолчал. Египтянин берег спокойствие жены и своих хозяев, у которых, казалось, несмотря на все препоны, жизнь по-настоящему наладилась.
