Текст книги "The Beginning of the End (СИ)"
Автор книги: MadameD
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 38 страниц)
Им в Лондоне предстоит сделать еще немало визитов.
* Я рассчитала события так, что свадьба Имхотепа и Меилы пришлась на декабрь 1933 года, а путешествие в Лондон, соответственно, на сентябрь 1934 года.
* Вест-Энд – историческая и красивейшая часть Лондона, где всегда селились богатые и аристократы. Ист-Энд – рабочие кварталы.
* Игра слов: “беременная” (“в положении”, иносказательно) по-английски будет “expecting”.
========== Глава 38 ==========
Имхотеп начал выходить на улицу на третий день – но только в одиночку. Прогуливаться вдвоем с женой так, как это делали английские пары, было для них невозможно, слишком они выделялись. Только идти в толпе: но толпы как раз следовало избегать.
В Каире, среди арабов, которые вели по-азиатски закрытую жизнь, жрецу было намного легче – хотя арабам он был чужд не меньше, чем англичанам…
Во время “моциона” Меилу сопровождал Аббас. Они выбирали безлюдные участки королевского парка: к счастью, сад был очень велик. Там, где народу было больше, Аббас мог идти позади своей хозяйки – Имхотепу вести себя подобным образом не позволяло достоинство супруга и господина. Несмотря на то, что Аббас напомнил своим хозяевам об опасности, которой неожиданно вновь озаботился.
Меилу слова телохранителя вначале позабавили, но потом смех у нее пропал.
– Меджаи могут узнать о нас, как узнали о воскрешении Имхотепа в Лондоне, – сказал египтянин, когда они были вдвоем в гостиной. – Они ведь не остановятся, если решат вас… ликвидировать, госпожа! Вы теперь в опасности не только из-за вашего мужа, но и из-за ребенка!
Меила при этих словах ощутила иррациональный ужас, знакомый только матерям.
– Но ведь это только ребенок, – медленно проговорила она, глядя на своего охранителя.
Аббас пригладил свою подстриженную бородку.
– Вы думаете, эти люди беспокоятся о детях тех, кого они убивают во имя Аллаха? – серьезно спросил египтянин. – Меджаи такие же дикие, как пустынные бедуины, и еще опаснее их, потому что привержены своей идее!
Меила села в кресло-качалку, которое было у нее за спиной. Она побледнела.
– Ты прав, – сказала хозяйка. Она нервно оттолкнулась туфлей, резко качнувшись в кресле и не глядя на Аббаса.
– Наверное, тебе лучше носить оружие.
Из-за этого у Аббаса в Лондоне могли возникнуть серьезные неприятности. Но если оружие не понадобится, никто его и не увидит.
Имхотеп тоже согласился с доводами телохранителя.
– Женщина, которая носит ребенка, ближе к миру духов, чем любой другой смертный, – сказал жрец. – Женщина, которая рождает ребенка, ступает одной ногой в Дуат.
Пока что близкой опасности они не приметили, но бдительность терять было нельзя.
Роза в эти дни если и прогуливалась, то рядом с домом, и занималась домашними делами, которые не требовали большого напряжения. Единственным сильным переживанием для нее был визит к сестре, Вайолет Саймон, которая родила третьего ребенка – второго сына Дэнни, и уже не чаяла встретить Розу вновь. Несмотря на то, что Роза с сестрой регулярно списывалась.
– Я сама чуть не родила, когда увидела лицо Вайолет, и когда она увидела моего мужа, – заливаясь смехом, сказала англичанка. – Ой!..
Ребенок у нее внутри толкнулся, и Роза прикусила губу.
– Ты потише там, – предупредила ее Меила.
И неожиданно египтянка ощутила уверенность, что Роза Дженсон носит сына. А сама она ждет дочь!
Почему-то эта мысль Меиле совсем не понравилась…
– Как вас хоть приняли? – спросила она.
Горничная задумалась на миг, точно сама не была уверена.
– Хорошо, – наконец сказала Роза. – Я даже удивилась. Вайолет… она немного жесткая, мисс, вы знаете…
Меила знала. Жесткость старшей из сестер Дженсон – обратная сторона мягкости Розы. Саму Розу, по правде говоря, тоже было очень трудно сбить с курса.
И египтянка не сомневалась, что впоследствии ребенок Розы, особенно если он вправду окажется мальчиком, будет иметь немало проблем с добрыми католиками Саймонами и Дженсонами. Теперь Розу родственники приняли хорошо, потому что появление сестры для Вайолет Саймон было шоком…
Но это все подождет. Главное – благополучно дождаться разрешения от бремени, которое для Меилы должно было наступить на пару недель раньше, чем для Розы.
Оставалось немногим больше месяца, и египтянка отложила все деловые встречи. Имхотеп захватил с собой из Каира работу на дом – копии папирусов, которые нужно было разобрать: и мог почти неотлучно находиться рядом с супругой.
Однажды жрецу понадобилось – или он просто пожелал посетить Британский музей. По великолепному Лондону можно было гулять сутками, и не увидеть и десятой доли его достопримечательностей. Однако Имхотеп до сих пор видел мало – и проявил к Лондону меньше интереса, чем можно было ожидать, судя по книгам из библиотеки жены, которые он упоенно читал в Египте.
Меила теперь подозревала, что жрец увлекся Диккенсом, Гарди и Шекспиром, как увлекался всем новым в своей новой жизни: и теперь ее муж возвращался к тому, что было ему свойственно. Вдруг перевоплотиться в изумленного туриста было бы ниже его достоинства.
Египтянка вызвалась пойти в музей вместе с мужем, и Имхотеп не возражал. Их обоих тянуло туда, где он был воскрешен. Имхотепу хотелось определить, остался ли Британский музей “местом силы”: ведь только в таких местах можно было входить в соприкосновение с миром мертвых…
– Хотела бы я знать, что сталось с твоими слугами? – спросила Меила, когда они вышли из такси и направлялись к музею пешком.
До сих пор она не смела задать мужу этого вопроса…
Имхотеп посмотрел на нее. Лицо его было бесстрастным.
– Что сталось? Вернулись туда, где им надлежит быть, – жрец едва заметно улыбнулся. – Будь они еще живы, мы бы узнали об этом.
Меила поежилась. Она просунула руку в облегающей черной кожаной перчатке мужу под локоть.
– И они… там навечно?
– Это теперь не мне решать, – жрец усмехнулся и накрыл ее руку своей свободной рукой. Меила вздрогнула от этого “теперь”.
– Однако многие цивилизованные англичане окажутся там же, где и те, над которыми они торжествуют, – прибавил Имхотеп. – Не верить в свою душу – значит лишать ее глаз, ушей и разума…
Имхотеп посмотрел на музей, размерами не уступавший королевской резиденции. Жрец остановился, вынудив остановиться и жену.
– Помнишь, как в Та-Кемет мятежники расправлялись со статуями богов, которых хотели лишить силы? Выкалывали им глаза, откалывали уши и носы, чтобы бог не мог чуять, что происходит… Ваши ученые сейчас смеются над этим…
– Ты хочешь сказать, что любое телесное воздействие производит эффект в мире духов, потому что эти два мира неразделимы, – тихо проговорила Меила.
Имхотеп только наклонил голову в ответ и двинулся дальше. Жрец погрузился в молчание, и Меила не стала ему мешать.
Египтянка размышляла над тем, что Имхотеп говорил ей раньше, – мир духов не один и не един: есть сферы, доступные всем, а есть – доступные только избранным. Как мало известно об этом тем профанам, что сегодня называют себя “образованными”!
В музее Имхотеп словно бы еще больше ушел в себя. Жрец попросил Меилу пока оставить его и занять себя чем-нибудь: они встретятся у выхода из музея, если он не найдет жену раньше.
– Когда ты освободишься? – спросила Меила.
Эта отчужденность, которая теперь – и раньше порою возникала между ними, ей очень не нравилась…
– Жди меня через полчаса, – решил Имхотеп, взглянув на свои часы. Наручные часы оказались первым механическим прибором, который он приобрел для себя сам.
Египтянка кивнула.
– Подожду.
Имхотеп, похоже, почувствовал, что ей не по себе от его поведения, и улыбнулся. Но потом исчез среди посетителей, не прощаясь.
Они как раз были в Египетском зале – и этим, возможно, объяснялось волнение, овладевшее ее мужем…
Меила взглянула на свои золотые дамские часики, скрытые под рукавом темно-серого пальто-пелерины, приобретенного недавно в лондонском универсальном магазине. Потом, стараясь сохранять спокойствие, египтянка принялась бродить между витрин с экспонатами.
Имхотеп оставил ее одну – но скоро египтянка сама забыла обо всем постороннем, даже о муже. Меила рассматривала потускневшие, с трудом узнаваемые вещи, когда-то принадлежавшие таким, как она… таким, как Имхотеп: и вся ушла в свое прошлое.
Внезапно Меила ощутила на себе чей-то взгляд. Она распрямилась, точно от окрика, и повернула голову в эту сторону.
Прямо на нее глядела Эвелин О’Коннелл – прекрасная, как всегда, но потрясенная и побледневшая. Взгляд Эвелин с лица Меилы метнулся к ее животу… англичанка приоткрыла рот, но ничего не сказала: она повернулась и исчезла.
Меила несколько мгновений стояла оцепенев. Что это значит? Что делать?..
Она огляделась в поисках Имхотепа: но жреца не было. Успела ли Эвелин заметить ее мужа?
Ребенок чувствительно задвигался в животе, и Меила охнула. Женщина не знала, досадовать или радоваться, что Имхотепа с ней нет. И на то, что они не взяли с собой Аббаса…
Пройдя к выходу из музея, египтянка села на скамейку снаружи и взглянула на часы. Двадцать минут прошло.
Меила откинулась на спинку сиденья, прислушиваясь к своим ощущениям. Ребенок успокоился.
Способна ли Эвелин О’Коннелл на то, чтобы?..
Нет – на ребенка эта женщина, конечно, не покусится. А вот дать знать меджаям о происходящем О’Коннеллы могут.
Меила посмотрела в сторону выхода из музея. Она приготовилась дожидаться мужа оставшееся время: но тут неожиданно на пороге возникла его высокая темная фигура.
Имхотеп нашел глазами жену и торопливо приблизился к ней.
– Я почувствовал, что с тобой что-то случилось. Ты здорова?
Меила улыбнулась.
– Да.
Египтянка решила ничего не говорить мужу об Эвелин. Как и не стала спрашивать его о том, что ему открылось в музее.
Пока для этого не время.
Оставшиеся до родов недели они провели спокойно. Меила, следуя рекомендациям своего врача, каждый день выходила на прогулку в парк, и Аббас сопровождал ее в эти часы. Вычислить их было бы совсем нетрудно. Однако египтянка ощущала, что до сих пор их никто и не искал.
Разрешение всех тревог и ожиданий произошло неожиданно и страшно.
Меила, как обычно, гуляла перед ланчем и, утомившись, присела на скамейку в парке… как вдруг почувствовала первую схватку.
С ней был только Аббас, и ничего подобного они не ожидали: казалось, что еще слишком рано. Меила подняла на египтянина расширившиеся глаза.
– По-моему, началось… нужно поймать такси.
Аббас тоже немного испугался, но сохранил спокойствие. Он помог Меиле встать.
– Идемте, госпожа, тут недалеко.
Однако через короткое время Меилу опять скрутила боль, и она чуть не споткнулась на ходу, дыша сквозь стиснутые зубы. Ей говорили, что первые схватки гораздо реже!
Меила взглянула на Аббаса.
– Пошли быстрей, что ты так тащишься!..
К тому времени, как они очутились на улице и смогли поймать такси, схватки так участились, что Меила едва сдерживала стоны: и умирала от страха, что родит, не доехав до больницы. И водитель-англичанин не сразу согласился посадить ее, опасаясь спутаться с иностранцами в таком затруднительном положении. Только когда Аббас грозно прикрикнул на него, кэбмен сдался и впустил их в машину.
Дорогу до родильного дома Меила не запомнила. Не как рожающая женщина, которая потеряла разум от боли, а еще хуже. Ее “я” словно бы заместилось чьим-то другим сознанием – и будь Меила в состоянии, она бы узнала эту древнюю сущность…
В родильную палату Меилу доставили на каталке, не осталось времени ни для каких приготовлений. Это египтянка уже запомнила, только странным образом: иногда ей представлялось, будто она видит саму себя сверху – смуглую женщину в больничной рубашке, с безумными глазами и слипшимися от пота черными волосами, в окружении врачей в белых халатах, завязанных на спине. Потом она опять возвращалась в свое тело, превратившееся в источник боли.
Схватки перешли в потуги, едва только Меилу уложили на кровать, фиксировав раздвинутые ноги в упорах для бедер. Она родила быстро: если бы врачи не успели, ребенок упал бы на пол и расшибся. Сестра подхватила его, и до Меилы донесся слабый крик. Потом девочка раскричалась.
Девочка?..
Меила почему-то была уверена, что это дочь.
– У вас дочка, мэм, – донесся до нее голос медицинской сестры. Ноги роженицы сняли с держателей, уложив ее удобно, как на постели.
– Дайте посмотреть, – Меила приподнялась, не обращая внимания на боль. Чьи-то руки уложили ее обратно.
– Лежите спокойно, мэм, – улыбающаяся краснощекая сестра в белой косынке подала ей ребенка. – Сейчас мы отвезем вас в палату.
Меила больше ни на кого не обращала внимания. Она, едва дыша, рассматривала дочурку – крохотную, еще красную и сморщенную, но уже с густыми черными волосиками.
– Я назову тебя Фэй, – прошептала египтянка.
Это волшебное имя звучало сразу и по-арабски, и по-английски. Имя чародейки из артуровских легенд.*
Прямо на родильной кровати на колесиках, прикрыв простыней, мать с ребенком перевезли в пустую палату, где помогли Меиле перебраться в постель. Девочку у нее взяли, и Меила отдала ее. Она стала понемногу обращать внимание на окружающих людей.
– Моему мужу… сообщили?
– Еще нет, – сестра, державшая ребенка, посмотрела на нее как-то странно. – Но сообщим в ближайшее время. Ваш… спутник дал нам ваш адрес.
Вспомнив, что у нее за спутник, Меила усмехнулась.
Фэй унесли в детскую палату для осмотра и взвешивания, а к Меиле подошел врач. Внешне все было в порядке.
Когда врач ушел, с египтянкой осталась другая сестра. Она, как и ее товарка, глядела на Меилу с каким-то удивлением. Неожиданно сестра спросила:
– Это ваши первые роды?
Когда Меила ответила утвердительно, англичанка изумленно качнула головой в косынке.
– Как быстро и без всяких осложнений. У вас очень хорошее женское здоровье. Надеюсь, что и с девочкой все в порядке.
А потом сестра прибавила, склонившись к ней и понизив голос:
– Когда вас везли в родильную палату, вы так страшно ругались, что мы все обомлели. На каком-то непонятном языке!
У Меилы захолонуло сердце: она совсем этого не помнила.
– Не беспокойтесь, сестра, со мной такое бывает.
Англичанка улыбнулась и похлопала роженицу по руке:
– Я понимаю, милочка, вам тяжко пришлось. Ничего, мы все женщины.
Поняв, что Меила родом с востока, эта сестра сразу начала держаться с ней покровительственно…
Тут принесли назад Фэй.
– Девочка здоровенькая, слава Богу. Семь фунтов.*
Меила проследила, как дочку пеленают и укладывают в кроватку. Египтянка улыбнулась, чувствуя огромное радостное облегчение.
Но внезапно навалилась усталость – и телесная, и душевная. Эти доктора понятия не имели, что с ней происходит и какие осложнения ей действительно грозят…
– Я немного посплю, – пробормотала египтянка: и сразу же уснула.
Немного погодя ее разбудили, чтобы приложить дочь к груди, и Меила покормила Фэй, не открывая глаз. Когда она окончательно проснулась, рядом был Имхотеп.
* “Фэй” по-арабски – “добыча, трофей”; а по-английски “Fay” значит “фея”. Отсылка к Фее Моргане из артуровского цикла.
* Приблизительно 3,2 кг.
========== Глава 39 ==========
Меила пробыла в родильном доме неделю, и муж каждый день навещал ее и Фэй. Он приносил жене свежие фрукты, но никакого подарка не сделал: Имхотеп все еще терялся, думая, что могло бы понравиться Меиле из того изобилия, которое было доступно женщинам в Лондоне, и не хотел попасть впросак. Однако для Меилы оказалось гораздо важнее, что Имхотеп был очарован своей дочерью – как то и сулило ее имя.
Несмотря на то, что она сама была любимицей отца, Меила знала о повадках многих мужчин, которым казалось очень скучно возиться с собственными младенцами.
Однако Имхотеп не принадлежал к числу таких. В маленькой Фэй жрец видел великую тайну, зародыш будущего, уготованного ему и его жене…
Он мог подолгу ходить по палате, держа дочь на руках и разговаривая с ней на давно мертвом языке, – и Фэй затихала, точно уже все понимала. Фэй не была капризной, как многие слабые или недоношенные дети, но объятия отца приносили малышке особенное умиротворение.
Меила иногда, наблюдая эти нежные сцены, со страхом вспоминала пренебрежительное отношение к дочерям, до сих пор распространенное среди арабов. Тому, у кого рождалась дочь, следовало проклинать свою судьбу. Даже Пророк Бога не покончил с этой племенной дикостью.
Как же хорошо, что ее муж – пришелец из другой эпохи, как и она сама… Новое далеко не всегда лучше забытого древнего.
Роза тоже заходила к Меиле, два раза, – в первый она принесла для госпожи одежду и предметы туалета, а для Фэй детские вещи; а во второй Меила отослала горничную домой, сердито приказав “не делать лишних движений”, пока для нее самой все не кончится.
Однако, когда Меилу выписали, Роза все еще не разродилась. Вернувшуюся хозяйку с дочерью на руках домашние встречали цветами и маленьким праздником. Аббас, казалось, был рад рождению девочки не меньше Имхотепа.
Интересно, если у него самого родится сын, – позволит ли Аббас окрестить его, как обещал Розе в Каире? Меиле было прекрасно известно, что ислам поощряет хитрость и уловки “ради высшего блага”, особенно с неверными…
Хорошо, что они сейчас в Лондоне, и Аббас Масуд, при всем своем благородстве, полностью зависит от хозяев.
Розу отвезли в родильный дом через пять дней после того, как Меила вернулась. Аббас очень волновался и не скрывал этого. Он дожидался жену в больнице все время, пока она рожала, – целых пять часов.
Роза подарила мужу сына, и Аббас был так счастлив, что плакал. Однако, когда Меила навестила ослабевшую Розу в палате, она заметила ее беспокойство.
Мальчик родился с темно-каштановыми волосами и смуглее, чем мать, – лицом он тоже напоминал отца. Наверное, превратится в одного из тех красавцев-полукровок, которые сводят западных женщин с ума…
– Как вы его назвали? – спросила Меила, когда отдала дань восхищения младенцу.
Роза вскинула стриженую рыжую голову.
– Мы? Мы его не называли и не назовем, – твердо сказала служанка. – Нашему мальчику нарекут имя в церкви, когда будут крестить.
Тут Роза как-то виновато улыбнулась и прибавила, понизив голос:
– Иначе бы Аббас не согласился, чтобы я назвала сына английским именем.
Меила усмехнулась.
– Аббас считает, что авторитет святой католической церкви выше авторитета его жены. Что ж, и на том спасибо.
Однако эти планы пришлось изменить – чтобы получить свидетельство о рождении, родителям пришлось самим дать мальчику имя.
Это вызвало долгие пламенные препирательства – и под конец утомленная мать пошла на компромисс, и было принято парадоксальное решение. Аббас даст сыну арабское имя, а потом, в церкви, ему будет дано другое, крещеное!
Роза, конечно, была расстроена, а Меила хохотала от всей души. Что ж, закономерный итог в таком браке. Зато теперь все остались довольны.
Аббас назвал сына Камилем, как его и записали в метрике; а через десять дней, в церкви Богородицы Скорбящей*, мальчику дали имя Эдвард. Священник приподнял брови при виде не по-здешнему смуглого ребенка, но, к радости Розы, не прослышал ничего о “мусульманской хитрости”.
Несколько недель обе молодые матери были полностью поглощены заботами о своих детях, но потом Меила решила, что пора вспомнить о делах. Она даже не знала, как приступить к этому. Следовало возобновить связи с теми, кто мог бы ей помочь.
Меила не раз задумывалась, как Имхотеп относится к тому, что именно она обеспечивает их семью. Конечно, их ситуация была исключительной. Может быть, поэтому Имхотеп отдалился от нее в последние месяцы?..
Она осторожно заговорила с мужем об этом… жрец, казалось, не был задет и хладнокровно напомнил ей о недавнем прошлом Европы, когда обедневшие аристократы женились на богатых наследницах. Собственно говоря, такое случалось до сих пор.
И неограниченный прирост капитала, к которому стремились современные магнаты, вовсе не всегда означал жизненный успех.
Если понимать “жизненный успех” так, как понимал его он, побывавший по ту сторону смерти…
– Прости, – прошептала египтянка, когда они с мужем наконец объяснились. Несмотря ни на что, она до сих пор чувствовала перед Имхотепом вину за отцовские деньги. – Я никогда… Я не хотела сказать, что в чем-то превосхожу тебя!
Жрец улыбнулся.
– Ты меня во многом превосходишь, – спокойно сказал он. – Но я не хотел бы получить такое превосходство, как ты.
Меила опустила голову, поняв, что речь идет о пресловутом “прогрессе” – том, который не-истина.
Она бросилась в объятия мужа, и все, что разделяло их, было забыто.
Меила навела справки об Оскаре Линдсее – к своему облегчению, его имя египтянка нашла в телефонном справочнике. А ее опекун теперь важная птица! Или это она так отстала от века?..
У них в съемной квартире, в гостиной, тоже был установлен телефон, и Меила позвонила Линдсею не откладывая.
Трубку взяла какая-то женщина: может, супруга, а может, служанка. Или взрослая дочь. Она же почти ничего не знает о жизни этого англичанина здесь…
Меила, сдерживая волнение, попросила позвать мистера Линдсея, и тот почти сразу подошел к телефону.
Голос своего опекуна египтянка с трудом узнала; однако он вспомнил свою собеседницу еще до того, как она представилась.
– Мисс Наис? Меила? Господи Иисусе, как я рад вас слышать!
Египтянка даже смутилась от этой интонации; но потом подумала, что Линдсей, наверное, больше всего рад, что она все еще жива и не натворила громких дел.
– Я тоже очень рада вас слышать, сэр, – улыбаясь, сказала египтянка. Она прикрыла трубку рукой и быстро оглядела гостиную. – Я теперь замужем и снимаю квартиру в Лондоне… у меня родилась дочь.
Меила помолчала, улыбаясь и чувствуя душевный отклик своего собеседника.
– Не хотели бы вы зайти ко мне в гости?
Очевидно, Линдсей понял, что это не просто так. Когда он ответил, его голос был серьезен.
– Хорошо, Меила, я с удовольствием навещу вас. Я свободен по вечерам после шести, только воскресенье провожу с семьей.
Египтянка облизнула губы.
– Вас устроит завтра, в семь часов? Мы ужинаем в восемь. А я бы хотела до ужина познакомить вас с моим мужем и кое-что обсудить.
– Договорились. Диктуйте адрес, – Линдсей говорил уже совершенно деловым тоном. Меила заставила себя отбросить опасения и продиктовала адрес своему бывшему опекуну.
Потом они тепло, но коротко распрощались. Меила некоторое время сидела у аппарата, опершись локтями на стол, глубоко задумавшись, – потом поднялась и, поплотнее запахнув просторный шелковый халат, отправилась к мужу, который был занят с Фэй.
Меила встретила гостя в широком пестром пеньюаре – вольность, позволительная молодым матерям. Линдсей заметил, что ее фигура еще не утратила округлости после родов. Он улыбнулся, шагнув в прихожую и сняв шляпу.
– Добрый вечер, Меила.
Миссис Уорминг приняла у гостя пальто, отряхнув его от снега, и предложила новые домашние туфли. Был январь, и на улицах хватало грязи.
Некоторое время Линдсей и Меила рассматривали друг друга при слабом электрическом свете. Меила стала старше – и, конечно, материнство и жизненные испытания не прибавили ей красоты; однако египтянка была все еще очень эффектна. Она была из тех, кого мужчины не забывают.
Меила же про себя подумала, что Линдсей превратился в старика, и немудрено, что она не узнала его по голосу. Однако она была очень рада его видеть. Улыбнувшись, хозяйка пригласила Линдсея в гостиную.
Там гостя приветствовал Имхотеп – жрец поднялся из кресла навстречу ему, и они коротко поздоровались. Линдсей, как и все другие, был изумлен, поражен знакомством с мужем Меилы – но держался хорошо и, похоже, произвел на Имхотепа благоприятное впечатление.
Линдсей заглянул в детскую, где Роза сидела с обоими малышами, и похвалил детей. Чувствовалось, что он сам хороший отец и, наверное, уже дед…
Потом Меила попросила у мужа разрешения поговорить со своим опекуном наедине.
Миссис Уорминг принесла гостю бренди, а своей хозяйке воду с лимоном. Они расположились в креслах у столика, перед окном, – шторы были раздвинуты, и было видно, как за стеклом в темноте падает крупный мокрый снег.
Меила первая заговорила, преодолев неловкость.
– Простите, что не предложила вам курить, – у нас маленькие дети.
Линдсей улыбнулся.
– Конечно, мэм. Но я и не начинал курить – как видите, держусь в форме.
Оба рассмеялись.
Потом Меила сделала глоток из своего стакана и, промочив горло, произнесла:
– Если позволите, я сразу перейду к делу. Я хотела бы поговорить с вами о бизнесе… и о моем муже.
Линдсей молчал, вежливо и выжидательно глядя на бывшую воспитанницу. И она продолжила, опустив глаза.
– Я до сих пор не знаю, что делать с моими деньгами. Я сохранила их, и моя дочь нуждается в обеспечении. Может быть, появятся еще дети. Но мой муж… он сотрудник Каирского музея, археолог, и не очень практичен.
Меила подняла глаза на Линдсея.
– Поймите меня правильно, Оскар. Сети – моя единственная любовь, он умнейший, прекраснейший на свете… я не представляю, что могла бы связать жизнь с другим. Но он совсем не деловой человек!
Линдсей сделал глоток бренди. Видно было, что он всерьез озадачен.
– Далеко не всем нужно становиться деловыми людьми. Египет инертен, как многие мусульманские страны, хотя и в меньшей степени, – наконец сказал англичанин.
Он взглянул на Меилу.
– Думаю, вы могли бы сами начать свой бизнес и преуспеть. Я знаком с несколькими такими леди. Однако преуспеяние жены, когда она является двигателем бизнеса, почти всегда разрушает семью.
Линдсей улыбнулся и торопливо прибавил:
– Конечно, я уже давно не ваш опекун и не вправе поучать вас. Но я откровенен с вами как с умной женщиной. Мужская природа, увы, везде одинакова.
Он глядел на нее сейчас как преуспевающий мужчина – с сожалением и превосходством.
Меила усмехнулась.
– Спасибо, сэр, мне все понятно.
Она вспоминала, какие дела этот человек проворачивал с ее отцом…
– А чем вы сейчас занимаетесь?
– У меня своя косметическая фирма. Ведем дела вместе со старшим сыном, – охотно ответил Линдсей. – Фирма называется “Секрет Клеопатры”.
Меила сжала губы, ощутив внезапное отвращение.
– Неплохая реклама, так?
– Да, – согласился Линдсей. – Однако в Лондоне у меня уже много конкурентов. На вашей родине конкуренция пока что гораздо слабее.
Египтянка постучала ноготками по стакану.
– По-моему, это только вопрос времени.
Линдсей с удовольствием отпил бренди.
– У вас еще предостаточно возможностей. Вообще, вы в гораздо лучшем положении, чем был я, когда начинал все с нуля в Лондоне, – искренне прибавил англичанин. – Если господин Амир, по-вашему, недостаточно прогрессивен, предложите ему заняться фермерством, когда вернетесь в Египет. Будете жить как древние египетские аристократы, получая доход с имения, – рассмеялся Линдсей.
Он пригладил свои светлые волосы, которые, казалось, почти не поседели.
– А потом, когда ваш муж войдет во вкус, может быть, вы вдвоем откроете на вашей земле магазин или даже ювелирный салон.
– Если войдет во вкус, – Меила вздохнула. – Спасибо, это неплохая идея.
Идея и вправду была хороша – как она сама не додумалась? Может быть, важно услышать такой совет именно из уст успешного мужчины!
Больше о делах в этот вечер они не говорили. Меила и Линдсей вернулись к Имхотепу, и Меила от души развлеклась, рассказывая Линдсею историю их знакомства. Некоторые детали повторялись из рассказа в рассказ, когда Имхотепа представляли новым людям, а некоторые египтянка сочиняла на ходу.
Потом ей понадобилось покормить дочь, но к ужину Меила снова вышла. Теперь Линдсей занимал их, делясь забавными и трогательными историями из своей семейной жизни. То, что касалось развития его фирмы, англичанин предусмотрительно обходил стороной.
Когда они прощались, Линдсей, в свою очередь, пригласил Меилу с мужем как-нибудь зайти.
– Моя жена давно хотела познакомиться с вами, – сказал он египтянке.
Линдсей был уже в дверях, когда Меила вспомнила о другом очень важном человеке.
– Скажите, вы не встречались с миссис Теплтон? Как она поживает?
Линдсей замер, схватившись за косяк.
– Вы ничего не слышали?.. Миссис Теплтон умерла, в июне позапрошлого года.
– Неужели? – прошептала Меила.
Так значит, миссис Теплтон была уже мертва, когда они путешествовали в Ам-Шер – и когда Роза советовалась с нею во сне…
– Какая потеря, – сказала египтянка дрогнувшим голосом. У нее защипало в глазах, и она отвернулась. – Благодарю вас, что сообщили, Оскар. До свидания.
– Жду вас в гости, Меила, – сочувственно сказал Линдсей и закрыл за собой дверь.
* англ. “Church of Our Lady of Dolours”, католическая церковь в Лондоне, основанная в 1864 году.
========== Глава 40 ==========
Меила пошла навестить миссис Теплтон на Бромптонском кладбище. Одна. Линдсей по телефону подробно объяснил египтянке, как найти могилу, и предложил пойти с ней; но Меила отказалась.
Неся в руках букетик бледных тепличных орхидей, она медленно шла по проходу между холмиками, увенчанными большими каменными крестами и надгробиями, с крылатыми ангелами, изваянными в античной манере. Было холодно, но египтянка почти не ощущала этого. Черная шаль, наброшенная на голову поверх пальто-пелерины, мешала ей видеть и слышать, и Меила спустила ее на плечи.
“Знаешь ли ты, что я сегодня здесь?..” – подумала египтянка.
Она размышляла о душе старой учительницы, и для нее это было таким же насущным вопросом, как для большинства – забота о куске хлеба.
Идя вдоль рядов могил в задумчивости, Меила, однако же, считала их; и остановилась на шестом. Повернув налево, она быстро дошла до холмика с невысоким серым надгробием. Никакого портрета, только имя и даты жизни.
“Элинор Гарриет Теплтон, 14 мая 1870 – 25 июня 1933”.
И эпитафия:
“Заботливая мать столь многим”.
Меила вздохнула с огромным волнением, думая о рассеянных по свету учениках этой женщины.
Однако под надписью никаких цветов или венков, как будто сюда никто не ходит. Хотя ведь миссис Теплтон не вчера умерла. И они не в Древнем Египте, чтобы носить дары в гробницы, усмехнулась про себя Меила.
Она положила свой розовый букетик и выпрямилась, сложив руки в перчатках на животе. Некоторое время Меила стояла прикрыв глаза, чувствуя странное стеснение.
Промозглый английский ветер шевелил ее длинные черные волосы, забирался под пальто. Кто мог сказать, когда чужая душа стучится в твою – а когда это лишь болезненное воображение?..
Египтянка прикрыла голову шалью и пошла прочь. Она спешила выбраться с кладбища и не смотрела по сторонам; однако краем глаза заметила такую же одинокую фигуру, пробирающуюся между могил, и невольно вгляделась пристальней.
Молодая женщина, в светло-сером приталенном пальто, и с непокрытой головой, только в ярком расписном шейном платке. Не слишком ли веселая расцветка для кладбища?..
