Текст книги "The Beginning of the End (СИ)"
Автор книги: MadameD
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 38 страниц)
Аббас не знал, сколько это длилось, и уцелели ли О’Коннеллы. Но когда река вернулась в берега, у Имхотепа был совершенно удовлетворенный вид. Выходя на берег, он возложил руку на голову несчастного Алекса О’Коннелла, точно брал осиротевшего сына под покровительство, и мальчик с ненавистью оттолкнул руку жреца.
Аббас неожиданно почувствовал, что ненавидит это чудовище ничуть не меньше…
Молодой воин сжал зубы и укрепился, когда Имхотеп проходил мимо него. Аббас почувствовал, как его разума коснулась цепенящая воля древнего мага… может быть, Имхотеп рассчитывал, победив Царя-Скорпиона, их всех превратить в своих рабов, подобно Анубисову воинству?..
“Я буду последним, кто сдастся”, – подумал Аббас.
Скоро они двинулись дальше. Теперь перед ними лежали джунгли.
* Современные ученые и строители, выезжающие в экспедиции в пустыню, с этой целью употребляют солевые таблетки. Потеря соли с потом в сильную жару может быть почти столь же опасна, как и обезвоживание.
* Арабская головная накидка.
* Любимая (др.-егип.)
* Древние египтяне не использовали седел, как и древние греки позднее. Египтяне вообще мало ездили верхом, а спины лошадей защищали только потниками и попонами. Изобретение седла приписывается кочевникам-скифам.
* Могущественный злой дух в арабской (мусульманской) культуре, слуга Иблиса-Сатаны. Ифриты принадлежат к классу существ, проклятых Аллахом, и упоминаются в Коране.
========== Глава 26 ==========
Дорогие читатели, здесь начинается уже полное AU. Автор пожелал дать шанс Имхотепу и Меиле, потому что литература, к счастью, позволяет выйти за голливудские рамки “kill the bad guy and save the world”, и в фанфике к героям можно подойти с более сложной системой оценок, чем в киноэкшне. Коммерческий фильм предполагает определенную шаблонность героев и сюжета – при том, что сами Имхотеп и Анк-су-намун не шаблонны и очень запоминаются! Мне захотелось лучше раскрыть их характеры, и попытаться спасти Анк-су-намун из ее персонального ада.
Даже изможденным дорогой людям этот огромный, богатый водой и пищей оазис не показался благословенным местом. Может быть, потому, что они вошли в него ночью – воины-жрецы построились в колонну по двое, с факелами в руках. Никто из них уже не скрывал своего страха.
Изобилующий зеленью Ам-Шер, который вырос, как гласила легенда, по воле Анубиса в мгновение ока, дабы Царь-Скорпион продлил свои земные дни и умножил свою боевую славу, выглядел именно так. Как место, за которое свирепый древний военачальник продал душу…
Аббасу казалось, что вода, мысль о которой стала мучительной, в здешнем источнике окажется непригодной для питья; а любой плод, который они стрясут с дерева, будет ядовитым. Но у них не было времени разыскивать пищу или воду. Имхотеп не жалел своих слуг и не давал им передышки.
Даже своей возлюбленной – Имхотеп теперь не отпускал ее от себя, чтобы они не растерялись в этом влажном и душном пальмовом лесу. Аббас потерял жреца из виду, хотя Хафез приказывал своим людям держаться вместе.
“Ну а вдруг именно здесь Имхотеп пожелает нас бросить? Может, мы ему теперь без надобности?..” – посетила египтянина ужасная мысль.
Внезапно они ощутили зловоние, которое смешивалось с запахом гумуса и влажной зелени. Факелы высветили скорченные трупы: идущие первыми отшатнулись с возгласами ужаса.
Вид и запах смерти сделался людям Хафеза привычен, но впервые они наткнулись на своих предшественников – тех, кого Ам-Шер уловил в свои сети до них.
– Солдаты Наполеона, – нервно прокомментировал Хафез. – А вон там – римские легионеры!
Неудачливые искатели сокровищ, разделенные многими странами и столетиями: упокоение в Египте стерло все различия между ними. Но что убило их?..
Впереди что-то застрекотало, словно цикады… или то был далекий зловещий хохот, всколыхнувший листья. Воины вскрикнули.
Хафез что-то говорил о древнем местном народце, который жил и умер здесь, – злобные карлики, пигмеи, некогда развлекавшие господ Та-Кемет. Египтяне отлавливали карликов и держали у себя в качестве домашних любимцев. Но после смерти этим существам, как многим древним безбожным народам, не нашлось места у Аллаха и они превратились в угрозу для всех ныне живущих…
“Имхотепа и его женщину никто не тронет здесь, – пронеслось в голове у Аббаса. – Мальчика защитит браслет… А нас?”
Имхотеп стремился к рассвету достичь золотой пирамиды, храма, посвященного Анубису: где он вызовет на бой Царя-Скорпиона. Жрецу нужно было успеть до того, как первые лучи солнца коснутся пирамиды, – все остальное было несущественно.
Аббас, высоко держа факел, старался не упустить из виду красные спины других воинов. Но мысли метались в голове, как в ловушке.
Имхотеп оставил позади и верблюдов! Как им попасть назад?..
Но тут Аббас услышал в зарослях отчаянный крик, а потом чей-то торжествующий клекот. Такие звуки не могло издавать ни одно животное! Это мертвые карлики, которых всполошило появление чужаков!..
Аббас, перебросив факел в левую руку, правой выхватил револьвер, прицелившись в ту сторону, откуда донесся шум. Никого, только подрагивали сомкнувшиеся пальмовые листья. Аббас развернулся и прицелился в противоположную сторону: опять никого.
Он потерял своих!..
Только новые заглушенные листвой крики донесли до египтянина, что же произошло. Ожившие мумии карликов заставили всех броситься врассыпную, и они быстро растерялись… Никто уже не думал ни о чем, кроме собственного спасения!
Аббас бросился было туда, откуда слышались крики, он лишился способности рассуждать. С силой раздвигая упругие ветви, которые больно хлестали по лицу, и продвигаясь почти вслепую, Аббас споткнулся обо что-то мягкое и вскрикнул. Факел выпал из его руки и с шипением погас.
– Ибн харам*, – выругался египтянин, расширенными глазами глядя под ноги. Факел успел осветить достаточно, и Аббас в наступившей темноте все еще видел подробности, запечатлевшиеся в его памяти.
У него на дороге лежал ничком один из воинов, из спины которого торчали ядовитые колючки. Маленькие дикари, жившие в африканских лесах, защищаясь от пришлецов, плевались такими иголками через узкую камышовую трубку…
Воин попятился, инстинктивно, уже не думая; потом повернулся и бросился в противоположную сторону. Он не останавливался, пока не выбежал на открытое место. Египтянин отдышался, бессмысленно шаря глазами по кустам, смутно черневшим на фоне синего неба.
Он отстал. Он заблудился… совсем недавно он солгал так про Розу, и Имхотеп, кажется, понял, что это ложь…
Однако у воина возникло чувство, что это к лучшему. Аббас был почти уверен, что большая часть его товарищей погибла, – а Имхотеп едва ли подумал о них дважды, бросив воинов-жрецов позади.
Хафез?.. Аббасу казалось, что Хафез все еще жив и все еще держится около живого мертвеца, потому что больше ему деваться некуда. Очень скверное чувство.
– Что же мне делать? – пробормотал египтянин.
Аббас понял, что его уберег исключительный случай – и уберег не просто так. Думать, что на свете бывают случайности, – грех против Аллаха. Он должен выжить, и уйти отсюда не один!
Аббас задрал голову и попытался оценить, далеко ли до рассвета. Было трудно сказать – но он знал, что утро настанет очень быстро, и времени у него, если он хочет добраться до золотого храма-пирамиды, почти совсем нет…
Египтянин быстрым шагом двинулся вперед, все его чувства обострились до предела. Будет крайне глупо и недопустимо сейчас попасться кому-нибудь в этой чаще. Но он ничего не слышал, только ночную тишину, которую иногда нарушал шорох… безвредные мелкие животные, но не люди и не мертвецы.
Аббас не знал, что он будет делать, когда доберется до храма, и только спешил вперед, почти не осматриваясь. Он все равно был сейчас почти слеп, а оружие против этих тварей ему не пригодилось бы. Но было похоже на то, что пигмеям хватило крови его товарищей и они притихли. Или что-то отвлекло их…
Несколько раз он шарахался, когда ему чудилась в переплетении ветвей и лиан глумливая рожа мертвого карлика.
Один раз египтянину на пути попалась глубокая расселина, которую пришлось обойти далеко справа, потому что пересечь ее не было никакой возможности. Но когда Аббас оказался на другой стороне, он понял, что пигмеи ее тоже не перескочат.
Он вздохнул с огромным облегчением… и тут же почувствовал, что время на исходе. Аббас это увидел, подняв голову: из-за темных верхушек густо растущих пальм, олеандров и акаций брызнули золотые лучи, и небо начало светлеть с удивительной быстротой.
Аббас припустил вперед что было мочи: но он уже знал, что не успеет. Когда между чешуйчатых стволов возник просвет и пальмы перед ним расступились, египтянин выбежал на нестерпимо яркое солнце: он зажмурился и остановился, заслонив глаза рукой. Аббас понял, что главное действо свершилось без него.
Меила бы сказала, что это только первый акт. Анк-су-намун не бывала в современном театре, но этой древней египтянке была куда лучше, чем Меиле, ведома сладострастная жестокость шекспировских убийц и мстителей.
Когда Аббас Масуд, отбившийся от своего отряда и только поэтому уцелевший, появился из-под пальм, Анк-су-намун уже вернула Нефертири старый непрощаемый долг. Эвелин О’Коннелл лежала на песке, тщетно зажимая рукой смертельную рану в животе, – ее муж, обезумевший от горя и растерянный, склонился над нею, а рядом Алекс плакал в объятиях своего дяди. Так значит, они успели спасти мальчика!
Аббас разглядел европейцев, подобравшись к ним под прикрытием статуй Анубиса. Изображения шакалоголового бога смерти, вытянувшиеся в два ряда, образовывали аллею, которая вела по направлению к входу в пирамидальный храм.
К тому моменту, как Аббас подошел к врагам достаточно, чтобы разглядеть лица, Эвелин скончалась.
– Да упокоит Аллах твою душу, – пробормотал Аббас: при виде того, как американец бросился на тело жены, его сердце сжалось. Египтянин едва ли не исполнился к Меиле такого же отвращения, как к Имхотепу, – но напомнил себе, что Меила виновна куда меньше, чем может показаться. Душа этой женщины тяжко повреждена: а древний маг еще усугубил ее страдания.
И, как бы то ни было, этих любовников сейчас нужно разлучить.
Поднявшись по ступеням, которые вели ко входу в храм, Аббас остановился в тени, никем не замеченный. Только сейчас он понял, что хотел сделать!
О’Коннеллы призвали на помощь целую армию меджаев, которые следовали за ними по пути в Ам-Шер. Вот пусть и сразятся с Царем-Скорпионом и Анубисовыми демонами… но только не Имхотеп. Его нужно отвлечь немедленно, и сделать это можно только одним способом. Когда Имхотеп будет вызывать Царя-Скорпиона на бой, Аббас уведет Меилу. Он может оглушить ее, а потом связать, если станет сопротивляться!
Аббас почти не сомневался, что Имхотеп со своими способностями почует это, если не заметит исчезновение любовницы… жрец решит, что Анк-су-намун предала его. Пусть, и это будет самое лучшее…
Пригнувшись, Аббас вошел в низкую квадратную дверь. Такие двери и тесные коридоры, вырубленные в чудовищной толще камня, отличали все египетские храмы и наземные гробницы, где прежде бывал Аббас под водительством Хафеза. Но этот храм вовсе не выглядел заброшенным, и даже старым: его ярко озаряли факелы и светильники-треноги. На стенах были рисунки и иероглифы. Меднокожие воины в коротких белых юбках и воротниках из драгоценных камней, с занесенными копьями… огромные скорпионы с клешнями. Значки в виде скорпионов. Только бы понять, как это переводится…
Тут Аббас вскрикнул и припал к разрисованной стене: храм содрогнулся от основания до вершины.
Египтянин понял, куда идти, услышав гул, который шел словно бы из под земли… но не прямо у него под ногами, а правее. Что-то там случилось, должно быть, Анубис наконец заговорил со своим жрецом: а значит, Имхотеп и его любовница в глубине пирамиды.
Аббас сделал два поворота наугад и остановился, подавив вскрик. Его взгляд уперся в черный затылок Меилы: женщина была одна и нервно расхаживала по пустой комнате, которая, похоже, служила преддверием святилища…
Не веря своей удаче, воин крадучись двинулся вперед. Имхотеп уже отправился навстречу другому чудовищу и не спасет эту женщину… но услышит ли, что происходит?..
Больше не рассуждая, Аббас одним прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от Меилы, и схватил ее сзади. Сразу зажать рот не получилось, и она завопила. А потом Аббас, затащив отбивающуюся женщину в коридор, приставил к ее голове револьвер.
– Молчи, или умрешь!..
Меила вскрикнула снова, но тут же смолкла и перестала драться. Она поняла, что это за оружие, – неужели Анк-су-намун сохранила новые воспоминания?
– Как ты смеешь, – зло выдохнула пленница, узнав человека, который ее держал. – Имхотеп тебя уничтожит!
Она говорила по-английски: мир для Аббаса перевернулся, когда он осознал, что произошло.
Меила воскресла! Может быть, это и означал странный гул?..
Но тут оба услышали топот босых ног: из комнаты выскочил Имхотеп. В чаще он опять надел свое черное платье до пят, а теперь был полуобнажен, как для битвы, в одной египетской юбке-повязке.
Мгновенно оценив ситуацию, жрец бросился на нового врага, схватившего его возлюбленную. Аббас так же моментально среагировал: отшатнувшись вместе с Меилой, он выпалил в воздух.
– Стоять, или я выстрелю!..
Аббас метнулся за угол и бросился прочь из храма, увлекая за собой Меилу. Вдруг он почувствовал, что женщина почти не сопротивляется; и, посмотрев назад, Аббас понял, что Имхотепа задержал его револьвер. Имхотеп испугался обычного оружия!.. Да что же это?
– Что тебе нужно? – задыхаясь, спросила Меила, когда они остановились под стеной, освещенной факелами и украшенной фальшивыми колоннами с позолотой. Имхотеп их, похоже, потерял.
– Я хочу увести тебя отсюда, – ответил египтянин. – Имхотеп не должен сразиться с Царем-Скорпионом и получить его армию! Тогда мир погибнет, ты сама это знаешь!
Вдруг в черных глазах Меилы появилось отчаяние.
– Имхотеп стал простым смертным. Как тогда, когда “Книга живых” убила его, – сказала она. – Анубис отнял у Имхотепа силы… я убеждала его не драться, а он не послушал!..
Аббас неверяще улыбнулся. Это было слишком хорошо.
– Ты опять Меила, – медленно произнес он.
– Я вспомнила себя, когда Анубис явил свою волю, – ответила возрожденная Анк-су-намун. – Я не сказала Имхотепу, а он не понял… и я помню тебя! Ты Аббас Масуд!
Воин кивнул.
– Значит, нам нужно отвлечь Имхотепа, ты согласна?
– Да, – ответила Меила.
В ее английской речи появился сильный странный акцент, на который Аббас только что обратил внимание. Ведь он и сам говорил на этом языке с акцентом. Но египтянин надеялся, что Анк-су-намун не вернется в тело любовницы Имхотепа… по крайней мере, пока они не выберутся отсюда.
Но где же Имхотеп?
Аббас все понял, когда они увидели солнечный прямоугольник двери.
– Осторожно, он там!.. – крикнула Меила и осеклась. Аббас, который шел первым, обернулся и кивнул: он понял, что Имхотеп караулит снаружи, так же ясно, как и то, что О’Коннеллов снаружи уже нет. А потом египтянин шагнул вперед, поднимая револьвер.
Имхотеп стоял в тени соседней двери. Он улыбался и казался непоколебимо спокойным. Вокруг больше не было ни души: значит, О’Коннеллы все скрылись в храме.
Меила вышла следом за своим похитителем и остановилась… точно она не боялась, а стыдилась своего древнего возлюбленного.
Игнорируя Аббаса с его пистолетом, Имхотеп протянул руку к Меиле. За то время, пока он нашел обходной путь из пирамиды, жрец как будто понял что-то о них двоих.
– Идем, Анк-су-намун. Он не убьет ни тебя, ни меня, – глубоким убедительным голосом проговорил Имхотеп.
Меила медленно покачала головой.
– Нет, – сказала она звенящим голосом. – Я не пойду с тобой назад.
Имхотеп уже шагнул к своей подруге; и звук английской речи из ее уст остановил его, точно он натолкнулся на невидимое препятствие.
– Не пойдешь?..
Изумление, боль отразились в его глазах.
– Я вернула тебя к жизни, а ты убил меня, – сказала Меила. – Я не та, которую ты любил!
Аббас оторопел: даже он подобного не ждал. Казалось, встретив его и поняв, что он может помочь, эта женщина полностью переменила свои намерения.
Имхотеп сделал еще шаг. Казалось, он все понял, и, несмотря на слова возлюбленной, верил, что сможет исправить случившееся с Анк-су-намун.
– Пойдем, – настойчиво повторил жрец. – Ведь ты знаешь, что принадлежишь мне и не сможешь уйти от меня!
Меила дрогнула, словно бы заколебалась… и вдруг, повернувшись, очертя голову бросилась по направлению к оазису, полукругом окаймлявшему пирамиду. Двое мужчин ринулись следом. Меила бежала хорошо, но от них ей было не уйти: Аббас схватил Меилу за локоть, когда она была уже под деревьями.
– Отпусти ее! – приказал Имхотеп; и хотел уже оттолкнуть Аббаса и отобрать у него добычу, как вдруг земля под ними затряслась. Со стороны пирамиды стала стремительно наползать огромная тень, которая все ширилась.
Аббас тут же припал к песку, и Меила тоже бросилась наземь, как под обстрелом. Со всех сторон стали возникать крутящиеся черные вихри, которые складывались в страшных шакалоголовых воинов, вооруженных боевыми серпами.
– Воины Анубиса! – крикнул Аббас.
Вскочив, он сгреб за руку Меилу и в несколько прыжков затащил ее под деревья. Они отбежали на несколько шагов и обернулись: Анубисова рать заполонила всю равнину, издавая боевой клич, похожий на рев, и сам воздух почернел. Имхотеп пропал.
Меила простонала и молча рванулась назад, в самые когтистые лапы. Аббас схватил женщину и удержал, сжимая ее плечи.
– Ты ему уже не поможешь, и нам надо уходить сейчас, мы оставили за деревьями верблюдов! Здесь О’Коннеллы и меджаи! Когда Царь-Скорпион будет убит, все это место превратится в пустыню!..
Меила несколько мгновений смотрела на него, бледная, открыв рот… а потом бросилась в чащу, прокладывая дорогу между пальмами и кустами тамариска, хватавшими ее за длинные одежды. Аббас догнал женщину, и дальше они побежали вдвоем. Они не успели углубиться в лес, как их настигли лязг и вой, шум битвы.
* Грубое арабское ругательство, примерно соответствующее нашему “сукин сын”.
========== Глава 27 ==========
Меила снова стала как вкопанная. Аббас тоже замер. Они оставили меджаев драться за себя!..
– Я не могу уйти, он там, – прошептала женщина, которую неодолимо притягивало это судьбоносное сражение.
Чья возьмет? Воина Анубиса можно убить, только срубив ему голову: только тогда он рассыплется черным прахом…
Аббас схватил ее за руку, хотя его тоже разрывали сомнения.
– Хорошо! Сделай для Имхотепа что можешь, – ответил воин. – Нам нужно пересечь оазис и захватить верблюдов, пока не поздно.
Без верблюдов им отсюда не выбраться: если Ам-Шер вновь станет пустыней, им останется, подобно Царю-Скорпиону, только предложить свои души Анубису или иному исчадию ада в обмен на спасение. Бог не спасает людей в таком положении, Аббас это знал. Но Бог никогда и не предлагает такой дешевой цены – несколько десятков лет в обмен на вечность…
Но если меджаи победят, здесь настанет конец всему: преисподняя Анубиса увлечет и засосет каждого, кто не успеет унести ноги. Аббас откуда-то это твердо знал.
Меила все стояла, глядя, как черные воины на лошадях бьются с черными шакалоголовыми ратниками. На таком расстоянии все сливалось. Аббас уже думал, что придется волочь женщину силой… но тут она повернулась и пошла. Потом – побежала. Меила спотыкалась от истощения, но больше не останавливалась и не смотрела по сторонам.
Аббас, который скоро опять настиг Меилу и схватил за руку, осматривался за них обоих. Пигмеи все еще грозили им… и, по совести говоря, следовало бы поискать, не остался ли в лесу кто живой. Но Аббас отказался от этой мысли.
В таком положении приходилось делать жестокий выбор. Никаких звуков при свете дня египтянин не слышал… скорее всего, твари расправились со всеми людьми Хафеза. И даже если нет, он не имеет права задерживаться из-за Меилы.
Они обогнули расселину… а потом Меила опять стала спотыкаться. Прошла еще немного и села на землю.
– Я больше не могу, – сипло сказала она. – Мы здесь умрем, так же, как они.
Аббас проследил за взглядом Меилы и увидел, что в кустах лежат двое мертвецов в красном: теперь было видно все. Солнце просвечивало лес до самой земли.
– Сколько людей мы погубили, – изумленно сказала женщина: точно только сейчас осознала, что они натворили. – И зачем все это было!
Аббас молча обнял ее: Меила уткнулась ему в грудь, вся дрожа. Сейчас это объятие казалось совершенно естественным.
– Да, многие погибли, – сурово сказал Аббас. – Англичане тоже убили много своих и наших на нашей земле, и только Аллах рассудит, кто из нас прав!
Он поднял Меилу, и она молча пошла, цепляясь за его руку. Казалось, у нее больше не осталось собственной воли.
Остаток пути они преодолели молча и быстро. Еще несколько раз им попадались мертвые товарищи Аббаса, но Меила больше никак не реагировала на трупы, только ускоряла шаг. Ее рука была горячей и сухой, и Аббас слышал ее надсадное дыхание.
Снова оказавшись на солнце, они остановились и прислушались: до них не долетало никаких звуков битвы.
– Господи, – пробормотала Меила по-английски. – Сколько же времени…
Аббас поднял руку, приказывая ей замолчать.
– Стой здесь, я поищу верблюдов!
Если он ничего не найдет, можно прощаться с жизнью.
Но Аббасу повезло: он нашел двоих животных, привязанных к пальме, – этот пальмовый островок рос отдельно. Остальные верблюды, видимо, выпутались и убежали… никто из отряда, похоже, в действительности не заботился о возвращении. Как же они поглупели, подпав под власть такого, как Имхотеп!
Вернувшись к Меиле, Аббас ободряюще улыбнулся.
– Я нашел пару животных, на нас хватит.
Меила безучастно кивнула, глядя в ту сторону, где остался ее возлюбленный. Она, казалось, вообще утратила способность радоваться, как и бояться.
Так люди вели себя в войну, эхо которой не смолкло до сих пор… “массовое безумие”, как писали английские газеты, которые иногда попадались в руки Аббасу. Многие из тех, кто не пострадал телом, повредились умом. И то ли еще ждет впереди.
Они отвели животных подальше и остановились. Солнце уже било в полную силу, но Меила даже не прикрыла голову. Аббас тронул ее за локоть.
– Пойдем отсюда. Или ты хочешь встретиться с ним?
Меила вздрогнула и покачала головой.
Они привязали второго верблюда к сухому тутовому дереву, росшему футах в пятистах от оазиса. Как будто специально для них.
Меила подумала – и расстегнула свой драгоценный пояс. Обвязала его вокруг дерева, опасаясь доверять животному.
Потом Аббас сел на верблюда, который у них остался; Меила уселась сзади, вцепившись в его ремень.
– Ты думаешь, Царь-Скорпион еще жив? – спросила она. Когда верблюд поднялся, Аббас ощутил, как женщина прижалась щекой к его спине.
– Должен быть жив, ведь оазис еще стоит! – откликнулся воин, скрывая свое волнение.
Он поцокал языком, тронув поводья… и тут все случилось.
Над золотой пирамидой поднялся вихрь… взвихрилось все: пальмы гнулись как тростник, деревья, вырванные с корнем, описав дугу, исчезали в воронке. Аббас и Меила скорчились в седле, зажмурившись и закрывая руками головы, как будто это могло защитить их. Горячий ветер опалял им спины… далеко ли они опередили свою гибель?..
Неожиданно верблюд под ними всхрапнул, заревел от страха и понес: Аббас успел только крикнуть Меиле держаться. Всадники не осмеливались обернуться, пока свист и завывание ветра из Дуата не смолкли. А когда Аббасу удалось остановить своего взбесившегося коня, Меила потеряла равновесие и свалилась на песок.
Аббас не то спрыгнул, не то скатился следом. Поймал верблюда и, тяжело дыша, окликнул женщину:
– Все хорошо?..
Меила, поднявшаяся на ноги, не ответила. Аббас наконец посмотрел назад, туда, куда был прикован ее взгляд, и ахнул.
На месте оазиса теперь простиралась голая пустыня. Всякая жизнь, всякое напоминание о ней исчезли: и только темная точка вдали, когда они всмотрелись, оказалась вторым верблюдом. Он, должно быть, тоже рвался с привязи, когда началось это столпотворение, – но, к счастью, не сорвался.
Меила широко раскрытыми глазами посмотрела на своего спутника.
– Верблюд жив… это значит, что и он жив.
Египтянин улыбнулся таким рассуждениям женщины.
– Может быть.
– Нет, – сказала Меила со злостью, почувствовав сомнения Аббаса. – Он жив, я это знаю!
Аббас кивнул.
– Пусть будет так. Если Имхотеп жив, он найдет нашего верблюда. А если нет, мы его тут никогда не отыщем!
Меила содрогнулась, ей почудился в этом жуткий намек. Хотя обе колдовские книги, и золотая, и черная, были теперь похоронены в песках: или отправились в Дуат, где им было самое место…
Двое беглецов снова сели в седло; пришпорив верблюда, они больше не оборачивались.
Едва только Аббас и Меила ускакали, неподалеку от того места, где остался привязанный верблюд, песок вдруг зашевелился. Поднялся человек – он словно бы только что родился из этого песка.
Это был широкоплечий меднокожий мужчина, в юбке и пестрых наплечных повязках древнеегипетского жреца, с выбритой головой.
Первым делом мужчина осмотрелся, щуря внимательные черные глаза: взгляд его привлек серебряный блеск. Пояс, обмотанный вокруг мертвого дерева, колыхался от ветерка и вспыхивал на солнце.
Имхотеп улыбнулся, увидев верблюда: точно не ожидал ничего другого.
Потом жрец опять опустился на колени и быстрым пристальным взглядом оглядел барханы вокруг. Он пошарил около себя руками и даже принюхался: дрогнули крылья прямого точеного носа.
А потом Имхотеп вдруг принялся быстро разрывать песок в одном месте. Хватило нескольких гребков, чтобы обнаружился другой человек – неподвижно лежавший старик в длинных темных одеждах, который не дышал и казался мертвым.
Жрец остался совершенно спокойным, сделав это открытие: припав на одно колено, Имхотеп поднял старика, легко, как куклу, и уложил его себе на другое колено лицом вниз. Он сильно ударил Хафеза по спине.
Директор Британского музея вдруг закашлялся, и из его рта хлынул песок. Имхотеп удовлетворенно усмехнулся и, приподняв старика за шиворот, ткнул его кулаком в грудь, отчего тот охнул и осел назад.
Хафез протер кулаками глаза и поднял на Имхотепа бесконечно изумленный взгляд.
– Я жив, слава Аллаху, – сказал он на своем родном языке.
– Ты жив благодаря мне, – хладнокровно ответил жрец. Казалось, Имхотеп уже обрел способность понимать арабский, как до того английский.
Хафез поднял голову и узрел верблюда. Он просиял.
– Верблюд, господин!
Имхотеп, не ответив на этот детски радостный возглас, поднялся и подошел к дереву. Разглядев пояс, повязанный Меилой, жрец улыбнулся.
– Узел Исиды*, – пробормотал он.
Любовно погладив украшение большим пальцем, Имхотеп снял его и обернулся им сам, поверх собственного широкого кожаного пояса.
Когда жрец вернулся к Хафезу, тот уже стоял на ногах. На лице Имхотепа при виде этого не осталось никакого благодушия. Он остановился напротив старого египтянина.
Хафез против воли поднял голову и посмотрел в неумолимые черные глаза.
– Послушай меня, – шипящим голосом обратился Имхотеп к спасенному им директору музея. – Ты никогда не посмеешь изменить мне. Мой прежний слуга из ваших попытался сделать это, и его быстро настигло возмездие!
Хафез вздрогнул.
– Бени Габор, – сказал старый египтянин. – Я знаю.
– Бени Габор предал свое сердце. Это худшее из предательств, которые можно совершить, – ответил Имхотеп, не сводя с него взгляда. – Запомни, Балтус Хафез: когда придет час, твое сердце будет судить тебя безжалостнее, чем любой из твоих богов…
Хафез ссутулился под взглядом жреца. Его дорогие и богатые одежды истрепались и посерели от пыли, а подкрашенные брови и усы сейчас делали пожилого директора музея, старавшегося примолодиться, еще более жалким.
– Я уже стар, господин, – сказал он дрожащим голосом. – Я помню, что моя смерть близка…
Имхотеп кивнул.
– Ну так держись подле меня и слушай меня во всем, и я укажу тебе путь.
Он улыбнулся.
– То, что я теперь почти смертный человек, для тебя ничего не меняет.
Хафезу осталось только поклониться. Имхотеп не просто подчинял – ему хотелось подчиняться; не просто убеждал – он делал это с легкостью.
– Дай мне свою одежду, чтобы прикрыться, – приказал полунагой жрец. Хафез безропотно снял верхнюю накидку и отдал своему повелителю.
Жрец распутал повод верблюда и, погладив животное и шепнув ему два слова, заставил его смиренно опуститься на колени. Имхотеп расположился в турецком седле и подождал, пока Хафез с кряхтеньем устраивался сзади.
“Поразительно, – с дрожью подумал директор музея, когда корабль пустыни плавно понес их вперед. – Я знаю неизмеримо больше этого существа – а когда он говорит со мной, мне кажется, что неизмеримо меньше! Могу вообразить, как его почитали и боялись в древних Фивах!..”
Имхотеп, правивший верблюдом, не оборачивался – и, хотя позволил Хафезу держаться за свой пояс, больше не удостоил его ни словом.
* Узел Исиды (тиет) – популярный в Древнем Египте амулет, обыкновенно из красной яшмы или сердолика. Считается, что тиет символизировал узел пояса Исиды.
========== Глава 28 ==========
У Хафеза были припрятаны деньги в поясе и в потайных карманах: дабы сберечь их, что бы ни случилось. Он рассчитывал вернуться более всех своих людей.
Имхотеп, увидев это, не был нисколько удивлен – и сказал, что так в его время прятали деньги шасу*, кочевники, которые тоже закутывались с головы до ног и не ценили ничего, кроме своего скота и золота.
Хафез был слишком озабочен, чтобы оскорбиться этим намеком на прошлое семитских народов – и на общность арабов и евреев. И, однако же, директор музея понимал, что отныне их роли переменились – теперь жрец был полностью зависим от него.
К счастью, Египет был еще слишком варварской, по понятием британцев, страной, чтобы Имхотеп вызвал больше подозрений, чем другие подобные ему. В Европе он выделялся бы как голый среди одетых. Здесь же было много таких личностей – в пестрой рванине, без паспорта, без рода и племени…
На базаре в Асуане Хафез раздобыл для своего господина одежду – штаны и длинную арабскую рубаху, так же, как сандалии и головной убор. Жрец хмыкнул, увидев все это, но смог одеться без посторонней помощи.
Теперь Имхотеп напоминал красивого рослого араба… однако его отличали совсем не арабское благородство черт и величественная манера поведения, какой сейчас не было даже у принцев. Арабы и турки, даже важные, были гораздо более суетливы… а это создание держалось так, точно в его распоряжении по-прежнему оставалась вечность.
Имхотеп еще в пустыне сказал, что теперь нуждается в еде и питье: а когда они достигли первого селения, стало видно, что ему нужно привести себя в порядок. У трехтысячелетнего египтянина снова начали расти волосы и возобновились другие жизненные процессы…
