Текст книги "The Beginning of the End (СИ)"
Автор книги: MadameD
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 38 страниц)
Он подошел к брату и положил на его обнаженное плечо свою тяжелую горячую руку.
– Но ты сам умен, ты умнее многих… и сам можешь искать ответы в своем сердце, Синухет!
Синухет сжал губы и мотнул головой.
– Лучше я останусь невеждой.
Имхотеп невозмутимо кивнул, точно его не удивил такой ответ. Потом взял брата за руку.
– Идем отсюда, пора.
По его знаку жрец Ка повернулся и пошел впереди, освещая путь; а Имхотеп взял факел у Синухета. Имхотеп не зря позаботился о таких предосторожностях, Синухет, с его помраченным разумом, не смог бы сейчас выбирать дорогу. А Имхотеп и проводник хорошо помнили расположение ловушек в этой части подземного лабиринта.
Когда они поднялись наверх, то устроились в тени одного из заупокойных храмов, дожидаясь, пока рабочие запечатают гробницу. Это следовало сделать хотя бы временно.
Когда Белла впервые увидела Синухета после похорон жены, она была потрясена произошедшей с этим человеком переменой. Она была в доме Тамин вместе с Хаи. Увидев Синухета, с красными глазами, бледного и плохо выбритого, Белла вскрикнула. Ребенок, который сидел на полу и сосал палец, захныкал, почувствовав испуг матери.
Синухет медленно приблизился к наложнице. Он вперил в нее взгляд.
– Мы поженимся, – хрипло произнес египтянин.
Сердце Беллы оборвалось. Стать его женой… вот такого, каким он стал?..
– Я не могу, – дрожащим голосом ответила она. – Я же говорила тебе, господин Синухет, что я…
– А я приказываю! – вдруг выкрикнул египтянин. Казалось, он с трудом себя контролирует. – Ты называла меня господином, но ты никогда не слушалась меня так, как следует! Теперь, когда моя жена умерла, ты станешь моей женой ради наших детей!
Белла медленно встала с кровати, на которой сидела; англичанка выпрямилась, сжав кулачки. Она собрала всю свою отвагу.
– Ради наших детей… я этого не могу! Этого нельзя сделать, Синухет!
Глядя в расширившиеся безумные глаза хозяина, она поняла, что совершила ошибку. Синухет стиснул зубы и замахнулся своей сильной рукой.
– Ты не слышала, что я сказал?..
Белла взвизгнула и отвернула лицо, ожидая пощечины; она вскинула руки, заслоняясь от неизбежного удара. Но удара так и не последовало. По полу простучали удаляющиеся шаги Синухета, а потом грохнула дверь комнаты: так, что дом сотрясся.
Хаи разревелся. Белла, не успев оправиться от ужаса, подхватила мальчика на руки, укачивая его.
– Ш-ш-ш, мой сладкий, ш-ш-ш.
Ребенок надрывался от плача. Белла сама заплакала, прижимая к себе Хаи: ее слезы капали сыну на черную, как у Синухета, макушку.
Она стала ходить с мальчиком из угла в угол, тщетно стараясь успокоиться. Наконец она устала: Хаи, которому шел второй год, оттянул матери руки. Белла посадила ребенка на кровать и сама села, взяв его на колени.
Мало-помалу мальчик успокоился и опять занялся погремушкой – деревянным шариком, в котором катались финиковые косточки. Белла ссадила Хаи на циновку и съежилась на кровати, обхватив колени руками. Она чувствовала себя совершенно несчастной.
Синухет всерьез разгневался на нее, и его можно было понять. Но во что гнев этого человека выльется для нее и ее сыновей?..
Белла вздрогнула, услышав скрип двери. Синухет показался на пороге; он посмотрел в ее заплаканное лицо и тут же опустил глаза.
– Я позову Уаджет, пусть посидит с сыном, – тихо произнес египтянин. – А ты выйди со мной. Нам нужно поговорить.
Белла покорно кивнула, не разжимая губ.
Когда нянька пришла, Белла так же молча последовала за господином. Она не удивилась, когда Синухет повел ее на крышу. Тамин и ее супруг, как все фиванцы, порою ночевали там, спасаясь от жары и духоты.
Они сели в плетеные кресла и некоторое время молчали. Белла, зябко потирая плечи, ждала, что скажет Синухет.
Наконец он произнес:
– Ты подумала над моими словами?
Белла взглянула на египтянина, в глазах ее все еще был страх. Синухет покраснел и отвернулся. Он, конечно, не извинялся перед нею; но понял, услышав детский плач, что вовремя сдержался.
Ударив Беллу, Синухет смог бы подчинить, принудить ее; но разрушил бы то, что было между ними. То чувство, что они взращивали и лелеяли все эти годы…
– Я подумала, – наконец ответила Белла. – И я… не могу. Прости меня.
Ее голос задрожал и пресекся. Синухет весь покраснел и приподнялся в кресле, стиснув подлокотники так, что плотно уложенная солома затрещала; но он уже достаточно владел собой, чтобы удержаться от насилия.
– Почему? – спросил египтянин. – Почему теперь?..
Белла взглянула на него несчастными глазами. Но она все еще крепилась.
– Ты приказываешь мне, ты мой господин… но для заключения брака нужно, чтобы женщина изъявила свою волю!
Синухет вздохнул всей грудью. Он молил богов о терпении…
– Объясни мне причину, – сказал он. – Я хочу возвысить тебя и наших сыновей, а ты отказываешься! Ты считаешь меня недостойным себя?..
– Нет! – поспешно воскликнула Белла.
Она вскочила с кресла и простерла руки к возлюбленному.
– Я объясню, – сказала англичанка. Больше откладывать было нельзя; Синухет не принял бы никаких других доводов.
– Я скажу тебе, кто я. Я родом из будущего, я родилась через три тысячи лет после тебя, в моей стране за морем! Меня здесь, в Та-Кемет… еще не существует, не должно быть!
Синухет прирос к креслу, глядя на нее. Белла испугалась, что с ним сейчас случится сердечный приступ, как с его бедной женой.
– Мне кажется, что я знал это, – наконец прошептал египтянин. – Я знал уже много лет… Таких, как ты, нет ни в одной стране, подвластной его величеству, и ни в одной, которых царь не обозрел…
Он протянул руку, и Белла подошла. Взяв руку англичанки, Синухет прижал ее к своей колючей щеке, прикрыв запавшие глаза.
– Но ведь ты любишь меня, правда?
– Да, – ответила Белла, опять плача. – Люблю так, как только могу!
Синухет улыбнулся, не открывая глаз; точно убаюканный ее словами.
– Брат говорил мне, что для богов не существует времени… И для душ, соединенных любовью перед лицом богов, его тоже нет… Если ты была прислана сюда и вошла в мой дом, значит, боги отдали тебя мне.
Он посмотрел на нее – большие черные глаза египтянина блестели неестественно ярко.
– Стань моей женой, – попросил он снова. Теперь он просил.
Белла кивнула. Она не в силах была произнести это вслух; точно боялась, что именно изреченные слова навлекут на нее божественный гнев. Белла Линдсей уже мыслила по-египетски.
Синухет улыбнулся и встал; он прижал ее к груди. Некоторое время они стояли на крыше, над всем городом, обнявшись; потом Белла молча высвободилась и ушла.
Уже спустившись в дом, она вспомнила о мертвой жене Синухета. Белла знала, что Мути должны были положить рядом с местом, приготовленным для мужа. Неужели Синухет хотел таким образом избежать ответственности за содеянное, как ее понимали египтяне?..
Но теперь уже поздно было перерешать.
***
Синухет и Белла Линдсей, под именем Небет-Нун, заключили брачный договор в своем доме под Буто: жрецы и писцы были приглашены домой, как обычно и делалось. Свидетелей этого обряда было мало, но брачная запись имела такую же силу, как и договоры самых знатных людей, устраивавших пышные свадьбы.
Амон-Аха присутствовал на церемонии и участвовал в празднике вместе с юной женой. Они едва успели вступить в супружеские отношения – им помешал траур по госпоже; и, глядя на этих совсем молодых людей, Белла пророчила им такую же размеренную, декорированную, полную формальностей и лишенную страсти жизнь, как и у Синухета с Мути.
Но на пути у Неферу едва ли встанет такая, как Белла…
Синухет и его новая супруга, законная госпожа этого дома, пожили вместе некоторое время после свадьбы; а потом Белла опять запросилась в Уасет.
Синухету еще труднее, чем раньше, было отпустить ее; но в конце концов он внял ее словам. Белла не могла занять в доме мужа положение хозяйки – теперь это место принадлежало Неферу, и хотя молодая египтянка не отличалась такой непреклонностью, как Мути, ее характер скоро мог измениться, и тогда она ощутит себя вправе требовать большего. Особенно если Неферу забеременеет и почувствует угрозу для своих детей, внуков Синухета…
Синухет гневался, горячился, потрясая кулаками.
– Я бы не послушал никого! Я мог бы всех в этом доме согнуть в покорности и заставить повиноваться тебе, потому что я в моем доме – Маат! – в запальчивости восклицал он, расхаживая по комнате перед Беллой. – Но я не хочу, чтобы повторилось то, что уже было…
– Так, как есть, – лучше всего, – заверяла его взволнованная Белла. – Пусть у меня и наших сыновей будет два дома! Не нужно нам ссориться и отравлять воздух друг для друга!
У Синухета дрогнули плечи; Белла вдруг поняла, что он смеется.
– Представляю себе, как живет царский гарем… Несчастный фараон! Сети может быть счастлив в своем дворце, только если он незрячий!
Белла задумчиво ответила:
– Думаю, чтобы стать фараоном, и нужно сделаться незрячим.
Когда Белла вернулась в Уасет, город праздновал объявление наследника соправителем. Старый фараон открыто показал народу, что отныне опирается на молодого.
Белла увидела в торжественной процессии позолоченных, украшенных пестрыми лентами колесниц и взрослого царевича Рамсеса, и его сестру Нефертири – еще девятилетнюю девочку, но уже красотку. Имхотеп тоже сопровождал правителей: он был так близок к ним.
Белла впервые за долгое время увидела этого статного, необыкновенно красивого жреца в черном струящемся одеянии: он сам правил колесницей, запряженной парой гнедых коней с алыми плюмажами. Имхотеп скользил взглядом поверх голов многочисленных зрителей… и на секунду Белле показалось, что он посмотрел прямо на нее.
Сердце Беллы стеснилось страхом, и она чуть не отпрянула. Толпа не пустила ее назад, и вокруг раздались негодующие восклицания. Белла принуждена была остаться на месте, рядом с Тамин.
Кто мог знать, что видел Имхотеп, о чем он думал?..
Белла посмотрела на Тамин, и жрица улыбнулась ей. Белла не знала, о чем думает Тамин, но эта улыбка ее ободрила.
========== Глава 77 ==========
Когда Белла с детьми вновь приехала домой к мужу, Синухет заговорил с нею о том, чего она исподволь боялась после своего ошеломляющего признания.
– Имхотеп, – произнес египтянин, когда они поднялись на крышу, чтобы побыть наедине. – Ты видела его в будущем?
Белла отвернулась и посмотрела на прекрасный огнистый закат. Подняв руки, она увидела, что пальцы словно охвачены пламенем.
– Да, – дрогнувшим голосом сказала англичанка, не поворачиваясь к Синухету. – Я видела Имхотепа в моем будущем, но я не знаю, как он попал туда… Твой брат стал таким же, как мы, и вся Та-Кемет в мои дни – другая!
Белла повернулась к Синухету, желая и не желая, чтобы он понял. Если Имхотеп полностью переучился, попав в ее мир, будет ли его брат теперь столь же сообразителен?..
Синухет долго смотрел на нее. Он склонил голову, проведя пальцами по подбородку.
– И наши боги в твоем мире забыты?
– Да, – сказала Белла. Она едва верила своим ушам – для язычника такие слова казались верхом дерзновения. – А почему ты подумал, что…
Синухет улыбнулся.
– На земле не может быть вечности, ни для людей, ни для богов, – ответил египтянин. – Я вижу, что иноземцы уже теперь привозят с собой в Та-Кемет и ставят своих богов там, где пожелают, и Маат не может противиться им.
– В моей стране поклоняются единому Богу, – отважилась признаться Белла. Эти слова тоже не стали неожиданностью для ее мужа.
– Как шасу? – спросил Синухет, подразумевая евреев. Белла подумала, что как раз в это время должен был состояться библейский Исход Моисея, и кивнула.
– Мой брат знаком с этим учением, – произнес Синухет, в какой-то тревожной задумчивости. – Имхотеп говорил, что никакому богу кочевников, сколь бы могучим они ни мнили его, не под силу сделать то, что могут слуги Осириса. Имхотеп говорил – дело в том, сколько ты смеешь сам, – египтянин усмехнулся.
Белла закусила губу и подумала о “Книге мертвых”. Господи, только бы Имхотеп не…
– В моем будущем у твоего брата есть жена. Это другая женщина, не Тамин… но мне кажется, что она тоже родилась сейчас, – сказала она.
– Вот как?
Это было первое сообщение, которое изумило Синухета до крайности.
– Эта женщина уже живет? – спросил египтянин, вглядываясь в Беллу с такой жадностью, точно надеялся прочесть недосказанное на ее лице.
– Она моложе Имхотепа. Гораздо моложе, хотя он в мое время почти таких же лет, – ответила Белла. Ей самой очень хотелось доискаться, кто такая Меила Наис на самом деле. – Но думаю, что эти двое могут встретиться здесь… и скоро…
Синухет подошел к жене и обнял ее за плечи, утешая и одновременно прося утешения.
– У Неферу будет ребенок, сын недавно сказал мне. Амон-Аха был счастлив! Он и его жена оба счастливы, потому что пребывают в неведении!
Синухет прижался губами к виску Беллы.
– А я с тобой, сестра моя, сейчас стою над ними всеми и над всею Черной Землей. Я сейчас стою как незрячий фараон…
Белла порывисто повернулась к мужу и обняла его за шею. Провела рукой по волосам, с болью вглядываясь в его глаза.
– Это страшное чувство, оно мне так знакомо! Но нам нельзя сделать ничего, чтобы увести Имхотепа с его пути! Это благодаря ему и его новой жене я попала к тебе, сюда!
Синухет нахмурился, обняв жену за талию и привлекая ее ближе.
– Как?
– Имхотеп привез меня в вашу страну, и я посетила Ипет-Исут, этот храм был давно разрушен, – объяснила англичанка. – И меня перенесло в ваше время.
Синухет закрыл глаза и прижал ее к себе.
– Мне понятно больше, чем ты думаешь.
– А ты хотел бы попасть в мое время? – шепотом спросила Белла, сладко замирая от ощущения большой ладони мужа, гладившей ее по спине.
Рука египтянина замерла на ее пояснице.
– Хотел бы? – повторила Белла, уже испугавшись своего вопроса.
– Я прилепился к тебе с того дня, как встретил тебя, и оторвался от всех людей моей страны, – откликнулся Синухет. Его голос прозвучал глухо и печально. – Но едва ли мне будет позволено уйти с тобой. Это переменит слишком многое.
Белла вцепилась в его запястья, широко раскрыв глаза, как драматическая актриса.
– И ты не хотел бы?..
Услышать ответ на этот вопрос вдруг показалось ей чрезвычайно важным.
Но Синухет опять уклонился от ответа.
– Мне уже поздно, моя молодость ушла. И я не могу оставить детей, – сказал египтянин.
Несколько мгновений ей казалось, что муж сожалеет о несбыточном; но потом его лицо стало непроницаемым. Как у Имхотепа.
Белла тяжело вздохнула, возвращаясь в свою теперешнюю жизнь. Замечтаться было так легко!
Она прошлась по крыше, потом остановилась у парапета, глядя на реку, которая высверкивала золотом в темных зарослях камыша. Неожиданно к Белле вернулось воспоминание о том, как ее пытались убить; англичанку зазнобило.
– А сыну мы можем сказать? – спросила она.
Сетеп-эн-Сетху было уже девять с лишком, и умом он пошел в обоих родителей. К тому же, гибкий детский ум был намного больше готов воспринять новое, чем неподатливый разум большинства взрослых египтян, воспитанных этой статичной культурой.
– Скажи ему, – наконец разрешил Синухет. – Наш сын должен это знать, и пусть услышит от тебя!
Белла не стала откладывать столь важный разговор. Сетеп-эн-Сетх в одиночестве гонял битой мяч во дворе; но услышав, что его зовет мать, тотчас же бросил игру и явился.
Мальчик сел в кресло, на которое Белла показывала ему, и выпрямился, глядя серьезно и почтительно. Белла улыбнулась, вспоминая, как этого шалопая приучали к дисциплине. Но тотчас же перестала улыбаться и сказала сыну, что должна сообщить ему очень важную вещь.
Сетеп-эн-Сетх кивнул, приготовившись слушать.
И когда Белла призналась мальчику, что явилась из далекого будущего, его голубые глаза расширились в изумлении – а потом он поверил! Поверил сразу и безоговорочно!
Воспрянув духом, Белла вновь принялась рассказывать сыну об Англии – но не так, как когда-то малышу, а как смышленому девятилетнему мальчишке. Увлекшись, она стала переходить на английский; упомянула чудеса техники, которые должны были восхитить ее сына, летательные аппараты и самоходные корабли. Она сказала, что Синухету и Тамин тоже известно, откуда она явилась. И тут Сетеп-эн-Сетх прервал мать.
– Мама, а мы не можем отправиться в твое время все вместе? Если отец и госпожа Тамин уже знают? – спросил он.
Мальчишка поболтал загорелыми ногами, не достававшими до пола.
– Может быть, теперь боги нам это позволят?
Белла открыла рот. В ее мозгу словно сверкнула молния.
Почему бы и нет, в самом деле?.. Может быть, Беллу Линдсей послали в прошлое с целью соединить Имхотепа с братом? И теперь богиня-кошка позволит ей вернуться?
И даже если в ее мире идет новая война… В хаосе войны в Египте намного легче будет появиться безымянным людям, не знающим языка. И Имхотеп, если он все еще там, конечно, поддержит брата и его семью!..
– Господи, – прошептала Белла на родном языке, проведя тыльной стороной ладони по мокрому лбу. – Я скажу об этом твоему отцу, – обещала она сыну. – А теперь иди!
Мальчик кивнул; его голубые глаза загорелись жаждой приключений. Сетеп-эн-Сетх соскользнул с кресла и убежал.
Белла села на место сына, пытаясь понять, что она наделала, все рассказав своему рыжему мальчишке.
“Я обнадежила его, вот что я сделала”, – подумала Белла. Дети не забывают таких посулов взрослых, и теперь перед Сетеп-эн-Сетхом, как маяк, вспыхнула новая цель. Как бы он не утонул, стремясь к ней, – ведь древние египтяне не знали и боялись моря!
Белла еще раз поговорила с мужем.
– Я не могу оставить детей, – повторил Синухет. – И моего брата.
Но, выслушав, что предложил Сетеп-эн-Сетх, египтянин удивленно улыбнулся.
– А мальчик умен! – воскликнул он.
– Что ты об этом думаешь? – требовательно спросила Белла. Муж наморщил лоб.
– Пока мой брат здесь, и я должен быть здесь, – наконец решил Синухет. – Если, как ты утверждаешь, Имхотеп появился в твоем времени еще не старым, значит, он перенесется скоро! Каким бы путем это ни случилось!
– Это верно, – изумленно сказала Белла.
А потом она предложила, дотронувшись до руки мужа:
– Может быть, тебе и нашему сыну стоит… выучить мой язык, пока есть время? Я могу учить вас, я еще много помню!
Синухет согласился.
Теперь, когда цель обозначилась перед ее сыном, Сетеп-эн-Сетх начал учить английский язык с великим прилежанием. Вот когда пригодились все старые заметки Беллы, все ее письменные упражнения, которые она проделывала наедине с собой! Теперь Белла занималась сразу с мужем и сыном, ради эффективности, – она ощущала себя учительницей в какой-то странной вечерней школе. Но это были очень счастливые часы, несмотря на все тревоги.
Несмотря на то, что все это могло оказаться напрасным…
Белла опять начала рисовать. Заботы о малышах поглотили ее творческую энергию, и она надолго забросила свое хобби и специальность; а сейчас Белла иллюстрировала свои рассказы для мужа и сына, изображая неслыханные для них вещи в неслыханной для Древнего Египта манере.
Синухет приятно удивлял жену. Он немного отставал от сына, но осваивал ее язык и европейскую культуру со скоростью поразительной для человека своей эпохи. После таких занятий они с Беллой порою занимались любовью, забыв об осторожности, с глубочайшим удовлетворением: точно каждый из них открывал другого заново.
Ночью, лежа в одиночестве и слушая, как посапывает в своей колыбельке Хаи, Белла вновь и вновь обдумывала их сказочные планы. Ночью это ее пугало. Белла спрашивала себя – а что, если боги послушают их, но промахнутся и забросят ее с Синухетом и детьми в еще более далекое будущее, так что вся ее семья окажется в еще более ужасном положении, чем некогда она? Или, упаси Боже, они угодят в период первой мировой войны и гражданской войны в Египте?..
Вернувшись в Уасет с детьми, Белла посвятила в их планы Тамин.
– Не хотела бы ты отправиться с нами? – спросила Белла свою подругу, очень серьезно.
Тамин долго молчала, а потом сказала:
– Нет.
На лице этой поразительной женщины не дрогнул ни один мускул.
– Я нужна здесь.
И опять у Беллы появилось чувство, что Тамин многое скрывает; и с каждым днем все больше. Она оставила жрицу с тяжелым сердцем.
В скором времени Белла поняла, что опять ждет ребенка.
Охваченная радостным смятением, она почти сразу написала обо всем мужу. Синухет немедленно ответил – не письмом, а прислал Реннефера с приказом вернуться домой.
– Господин передал, что ты теперь должна быть дома, с ним, госпожа, – кланяясь, сказал слуга. – Он передал, что сам защитит тебя лучше всех жрецов!
Белла мягко усмехнулась.
– Ты тоже так думаешь?
Реннефер посмотрел на нее и улыбнулся. Любовь между нею и мужем, которую видели все, смягчила отношение этого человека к новой госпоже.
– Я так думаю, – с поклоном подтвердил египтянин.
“Хотела бы я знать, что он сказал бы, узнав о наших планах”, – подумала Белла.
Через четыре месяца Неферу родила первого сына, который получил имя Пенту. А еще через три месяца увидел свет третий ребенок Беллы. Это была дочь, золотисто-рыжая и кареглазая.
Увидев цвет волос очаровательной малышки, Синухет, казалось, окончательно укрепился в своем решении; он сжег мосты. Муж Беллы дал девочке любовное имя Шеритра, что по-древнеегипетски означало “солнышко”. Но когда Белла придумала для дочери английское имя, он не возразил.
Белла мысленно окрестила девочку Эдвиной. И старшие братья малышки в ее воображении получили новые имена: Сетеп-эн-Сетх – “Седрик”, а Хаи – “Чарльз”. Выбор имени для супруга Белла оставила на потом.
Если только все удастся. Если удастся!
Тамин приехала с поздравлениями и подарками для всех детей. Имхотеп опять где-то пропадал – может быть, на царской службе. Но по лицу певицы Амона Белла поняла, что едва ли.
Они хорошо провели время вместе за беседой и вином, но Тамин несколько раз теряла нить разговора и отвечала невпопад, что было ей несвойственно. Белла решила, что позже выспросит, чем озабочена подруга. При Синухете Тамин едва ли стала бы откровенничать.
Но Тамин уехала, увезя с собой все свои секреты. А через неделю Имхотеп написал брату из Уасета, сообщая, что его жена пропала.
Все в доме пришли в смятение. Тамин пропала, средь бела дня! Она отправилась куда-то, не взяв с собой никого из прислуги, только сумку с припасами, – и исчезла!..
Несколько дней и ночей жену Имхотепа искали домашние слуги, слуги ее безутешного отца, жрецы и городские стражники, но не нашли никаких следов. Белла и Синухет знали не больше, чем все остальные.
Первым их предположением было, что Тамин отправилась в будущее. Но Тамин не могла сделать этого, потому что магическая статуэтка оставалась у Беллы! Или существовал другой способ?
Белла очень в этом сомневалась; как и в том, что Тамин внезапно передумала. Она вынашивала собственный замысел, имевший мало отношения к делам будущего…
Имхотеп, хранивший подобающее в его положении скорбное молчание, думал, что он ближе всего к разгадке исчезновения жены. Тамин, столько лет преследовавшая его, сама стала своей жертвой. Она сгинула в Хамунаптре!
Уже не раз Имхотеп с помощью черной книги открывал врата Дуат – омерзительный водоем, переполненный неупокоенными мертвецами. И, должно быть, однажды певица Амона и его супруга, эта безрассудная женщина, спустилась следом за мужем, и ее схватили и утянули в свое царство те, кто был сильнее живых и продолжал набирать силу…
Разумеется, Имхотеп никому не обмолвился о своей догадке.
========== Глава 78 ==========
Верховный жрец Осириса был один в доме, унаследованном от жены, когда ее бывший слуга Сеанх доложил, что прибыл гость. Имхотеп и его супруга редко принимали гостей, и господин дома велел впустить неизвестного, ощущая дурное предчувствие. Тем более, что Сеанх не назвал имени этого человека…
Мягко проскрипели сандалии по циновке, и, подняв глаза, Имхотеп увидел Перхора, отца Тамин. Тот был весь в белом, как обычно ходили жрецы Амона; и старик не сказал ни слова, остановившись напротив мужа дочери и вперив в него взгляд.
Имхотеп быстро встал, оказавшись заметно выше и внушительнее Перхора; он склонился перед ним и несколько мгновений не разгибался. Потом сказал, подняв глаза на тестя:
– Прошу, садись, господин Перхор.
Старый жрец приподнял бритые брови со слабой улыбкой.
– Ты еще помнишь мое лицо?
Он отказался сесть, молча отвернувшись от кресла, и отступил на несколько шагов. Когда же Перхор снова повернулся к Имхотепу, в его кротком лице появилось что-то устрашающее.
– Может быть, ты вспомнишь и то, что моя дочь, которую я отдал тебе, была моим единственным ребенком?
Имхотеп склонил голову и молчал, ощущая, как больно стучит сердце. Ему нечего было сказать на это. А Перхор продолжил, все с такой же ужасающей мягкостью:
– В один из дней перед тем, как случилось несчастье, Тамин пришла ко мне. Она попросила: “Отец, защити Имхотепа. Защити его ради моего Ка и ради всей Та-Кемет!”
Голос жреца задрожал, он схватился жилистой коричневой рукой за горло.
– Я не понял тогда, о чем говорит моя дочь, но мне стало ясно, почему она просит защиты для тебя… Я думаю, что ты давно уже занимаешься богомерзкими делами, пользуясь покровительством моей семьи и всех жрецов Амона… Я думаю, что это ты погубил Тамин и она знала, что так случится!..
Перхор шагнул к Имхотепу, и рослый, мощный жрец Осириса отступил, беспомощно опустив руки. Имхотеп молчал, чувствуя, как обвиняющий взгляд жжет его.
– Я мог бы уничтожить тебя, – произнес старый жрец Амона. – Я не сомневаюсь, что ты этого заслуживаешь. Назови мне хоть одну причину, по которой тебя следует пощадить.
Имхотеп посмотрел в глаза Перхору. Красивое лицо служителя Осириса теперь сделалось серым, взгляд потускнел.
– Мне нечего сказать и нечем оправдаться, – произнес он с усилием. – Но подумай о моем брате.
Перхор слабо усмехнулся.
– Ты слишком горд, чтобы просить пощады или открыть рот в свою защиту?.. Я еще помню, как ты приехал в Уасет, молодой, ничего не ведающий и склоняющийся перед всеми… И я помню, как светилось лицо Тамин, когда она привела тебя ко мне.
Старик снова отвернулся и прошелся по комнате перед Имхотепом. Плечи его ссутулились под белым одеянием.
– Тамин любила тебя… Ты не дал ей ни любви, ни детей, хотя она была достойна этого как никакая другая женщина! Но она просила защитить тебя!
Он посмотрел на Имхотепа.
– Я не стану за тебя заступаться. Но во имя моей любви к дочери и ради ее Ка я тебя не трону. Живи и двигайся к своей гибели.
Перхор вышел, прошелестев своим одеянием и не дав хозяину дома ответить ни слова.
Имхотеп некоторое время стоял, подобно статуе, глядя вслед гостю. А потом медленно опустился на пол, сжав руки в кулаки так, что пальцы побелели. Лицо его исказилось от гнева и скорби, в глазах блеснули слезы бессилия.
Но скоро Имхотеп овладел собой и поднялся. Он вышел из комнаты, подзывая Сеанха, чтобы тот послужил ему во время омовения и бритья. Теперь никто не смог бы прочесть на лице жреца Осириса его чувств и застать его врасплох.
Белла встретилась с Перхором в храме Амона. Они с Синухетом приехали в город, чтобы выразить отцу Тамин соболезнования и поблагодарить его за все добро. И предложить свою помощь, если потребуется.
Перхор, высохший от старости и горя, покачал головой, услышав это предложение.
– Что вы можете сделать? Те, кто знает этот город, уже неоднократно обыскали весь город и его окрестности. Мы не найдем мое дитя, если только того не пожелают боги.
По лицу Перхора скользнула улыбка много повидавшего и изверившегося человека.
– Но боги почти никогда такого не желают.
– Возможно, господин, Тамин не погибла, – отважилась сказать Белла.
Глаза Перхора изумленно блеснули.
– Может быть, она задумала какое-нибудь тайное дело… Ведь госпожа Тамин вышла из дома, собравшись в путь!
Перхор бледно улыбнулся.
– Только на это я и надеюсь. Моя дочь могла бы пойти на опасное дело, это правда. И ее не смогли бы остановить, если бы она ощутила, что такова воля богов.
Белла почувствовала, как к горлу подкатывает комок.
– Я тоже любила госпожу Тамин и понимаю, что ты потерял, божественный отец…
Она ощутила изумление Перхора, услышавшего из ее уст почтительное обращение “ит нечер”, которое употребляли только египтяне.
– Я знаю, как моя дочь относилась к тебе, – произнес жрец Амона после молчания. Он взглянул на Синухета, который до сих пор не вмешивался в разговор. – Вы мне уже не поможете, но если я могу помочь вам, говорите.
Синухет поклонился.
– Мы желали бы попросить только об одном, божественный отец. Если можно, пусть тот дом в садах Амона, в котором жила Небет-Нун, пока не отдают другим. Моя жена будет отныне жить со мной, но это убежище может нам понадобиться… хотя мы пока еще не знаем, когда и зачем.
Жрец, привычный к таким недомолвкам, окинул супругов цепким взглядом. Оба покраснели, взявшись за руки, точно уличенные в преступлении. Они скрывали такую важную тайну…
Хотя едва ли Перхор действительно до сих пор не заподозрил, кто такая Белла. Этот старик был не глупее своей дочери.
– Хорошо, – наконец ответил жрец Амона. – Вы все останетесь под защитой великого бога, пока это в моих силах.
Белла посмотрела в его морщинистое лицо и почувствовала, как ее опять подтачивает страх. Но она ничего не сказала и только низко, благодарно поклонилась.
***
Время опять ускорилось. Как будто Белла и ее муж стали жить в ритме двадцатого века, одни среди всех людей Та-Кемет. Сетеп-эн-Сетх вернулся в свою военную школу – родители привезли его назад, навещая Перхора.
Во время занятий дома они условились, что Белла будет звать сына английским именем, “Седрик”, чтобы он скорее привык к нему. Теперь мать боялась, что мальчик может выдать себя в школе. Но, по-видимому, он умел легко переключаться – качество, необходимое для выживания в ее время.
Кроме того, египтяне редко звали друг друга и в особенности детей по именам, опасаясь сглаза. А имя ее сына было труднопроизносимым, как у многих здесь.
Только Синухет оставался для себя и семьи Синухетом, упорнее всех противясь переименованию. Что ж, Белла хорошо понимала его. Но Синухет готовился к побегу вместе со всеми.
Когда Шеритре – Эдвине исполнилось два года, Синухет поговорил со старшим сыном. С единственным своим сыном от первой жены: после смерти Мути он мало общался с Амон-Аха, и юноша тоже избегал отца. Этому растущему отчуждению они не могли и не желали помешать.
Поэтому сейчас Амон-Аха был удивлен, когда отец привел его в свой кабинет и, усадив, впервые за долгое время посмотрел на него как на свою плоть и кровь. Амон-Аха догадывался, что причина в новой жене отца, этой Госпоже Хаоса, которая давно завлекла Синухета в свои сети; и в молодом человеке в который раз шевельнулась враждебность.
