Текст книги "The Beginning of the End (СИ)"
Автор книги: MadameD
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 38 страниц)
Все горячо захлопали, и Белла чуть не захлопала с остальными. Поразительная вольность! Поразительное искусство!..
Тут она увидела рядом с мужем госпожу Мути – жена хозяина сидела в кресле, возвышаясь и над Синухетом, и над Имхотепом. Она благосклонно смотрела на пляску Синухетовой наложницы и тоже хлопала; аккуратно сдвигая ладони, точно на приеме у фараона.
Но сейчас некогда об этом задумываться. Белла поняла, что пора уходить. Она попятилась, не отрывая глаз от сборища… а потом повернулась и побежала к дому. Остановилась только под дверью, тяжело дыша.
Свершилось, она увидела Имхотепа! И что теперь? Вот бы узнать, надолго ли он сюда! Вдруг они столкнутся случайно, и это изменит все их будущее?
Белла вошла в дом и закрыла дверь, и только тогда почувствовала себя в безопасности. Она медленно поднялась на второй этаж и вернулась в спальню.
Там Белла стащила с себя парик и бросилась на свою кровать, скрестив руки под головой. Англичанка не могла ни о чем думать, только ждать Кифи. Может, подруга расскажет ей, о чем говорил с ее господином брат!
Если, конечно, Кифи что-нибудь слышала, пока плясала. Но ведь мужчины не могли обсуждать важные вещи, любуясь таким зажигательным танцем!
Кифи и ее сестры-египтянки танцевали так эротично, но не греховно – а естественно, как сама жизнь, точно родились из цветов и деревьев Африки. Неудивительно, что и богов своих египтяне представляли полулюдьми-полуживотными и раскрашивали их в цвета глины, травы и неба. Они словно не до конца отделили себя от окружающего мира; но при этом у людей Та-Кемет было почти христианское в своей ясности религиозное сознание…
Дожидаясь свою смелую подругу, Белла опять не заметила, как уснула. А когда, проснувшись, услышала в комнате шаги и шорох, уже была ночь.
Белла приподнялась на постели, повернувшись к Кифи.
– Что ты там…
– Лежи, не вставай, – прошептала Кифи. – Они сидели долго, и я была с ними… Вернулась, когда мы с госпожой уложили детей.
Белла села, глядя на нее новыми глазами.
– Ты великолепно танцевала! Где только научилась?
Кифи махнула рукой.
– Ты не видела танцовщиц Амона и Хатхор в Уасете… Вот это – искусство богов! А я так, училась понемногу в доме Синухета…
Но, конечно, ей было лестно такое услышать.
Кифи была уже опять раздета, в одном бисерном пояске. Она плюхнулась на кровать и устало, блаженно потянулась. Потом взглянула на Беллу и сверкнула улыбкой.
– Слушай, – сказала она нарочито таинственным полушепотом. – Имхотеп приехал на три дня, тебе придется прятаться.
Кифи стала серьезной.
– Имхотеп был при дворе его величества, а еще – встречался с жрецами Амона. Его посылали из Абидоса вместе с его братьями, – продолжила египтянка, подразумевая, конечно, других жрецов Осириса. – А теперь Имхотеп повезет в Уасет сына нашего господина!
Белла распахнула глаза.
– Зачем?..
– В школу Амона при храме, – объяснила Кифи. – Там лучшие учителя, и они учат не только слуг богов. Всему, что будет нужно большому человеку при дворе его величества, наукам и обхождению!
– Ах, вот как, – пробормотала Белла. Ничего удивительного.
Она погладила живот, невольно задумавшись о своем будущем ребенке.
– Больше они ни о чем не говорили?
Кифи мотнула косичками.
– Я не слышала.
А потом вдруг резко перевела разговор на другое:
– Я тебя тоже научу плясать, когда ты родишь. Это полезно, – Кифи подняла палец, – и твой огонь будет долго гореть!
Белла поняла, о каком огне речь, и смутилась.
– Буду рада, – сказала она, улыбнувшись.
Кифи ответила улыбкой, а потом легла и отвернулась к стене. Было ясно, что она больше не хочет говорить.
========== Глава 58 ==========
Белла просидела взаперти все три дня – бесконечных дня, пока брат хозяина не уехал. Она решалась выходить только по ночам, по самой насущной нужде. Все в доме словно забыли о ней, и с “внешним миром” англичанка сносилась только через Кифи.
Между прочим, Кифи поразила Беллу известием, что Имхотеп намеревается жениться.
– А разве… им можно? – воскликнула Белла.
– Можно, – подтвердила египтянка, поняв ее. – Конечно, не всем… Но Имхотеп, приближенный к его величеству и к наследнику, хочет взять в супруги девушку из Уасета, как и наш господин.
Белла подумала, что в ее время таких, как Имхотеп, называли “карьеристами”. Жрецы Египта, при всех ограничениях и самоограничениях, были значительно более светскими людьми, чем христианские священнослужители. Возможно, потому, что религия для египтян не отделялась от магии и от государственной службы: и самая эта служба была сродни религиозной. Ведь фараон считался воплощенным Хором – Хором на троне.
Однако Сети Амир “карьеристом” не казался. Может быть, устарели те способы продвинуться, которые использовались в Та-Кемет.
И как тогда быть с Меилой? Вероятно, она тоже древняя египтянка, – но никак не может быть этой самой женой, о которой теперь зашла речь: ведь Имхотеп старше своей нынешней жены лет на десять.
– А когда Имхотеп женится? – спросила Белла.
Кифи, лежавшая на циновке на животе, засмеялась.
– Когда найдет себе девицу. Может быть, среди жриц Амона, певиц или танцовщиц.
Она поболтала ногами и прибавила с удовольствием:
– Тогда мы все поедем в Уасет на свадьбу. И ты увидишь, как танцуют для бога его девушки!
Белла выпрямилась, стиснув руки и широко раскрыв глаза. А почему бы ей не…
Да, почему бы ей тогда не попытаться сбежать и вернуться в свое время? Ведь они, конечно, посетят храм Амона? Когда еще выпадет такой шанс!
Беллу почти не мучила совесть при мысли, что она может забрать с собой ребенка Синухета без ведома его отца. Ведь воспитывать его так, как древние египтяне, она в любом случае не сможет… Дети хорошо чувствуют, когда им лгут…
А Синухет со своим семейством только избавились бы от лишних проблем!
Белле теперь все чаще представлялось, что ее попадание в прошлое – не какое-то судьбоносное событие, а “закономерная случайность”. Если даже кто-то там, наверху, наказал Оскара Линдсея за надругательство над древней историей страны, это было направлено не против него лично, а сработал какой-то слепой закон, карающий непрошеных гостей. Как во время войн и природных катаклизмов гибли случайные люди…
Белла Линдсей попала в прошлое благодаря статуэтке! Ну и что? Почему Белла Линдсей решила, что это первый такой случай? Ведь пропадали же ее современники-путешественники в разных малоизученных местах, об этом писали в газетах, – и могли писать правду!
Англичанка занималась самоуспокоением, чтобы сохранить голову на плечах. Совсем не хочется попасть в вершители судеб, если ты ничуть к этому не готов…
Имхотеп уехал в срок, взяв с собою Амон-Аха, своего племянника. Синухет с женой провожали родственника, а Белла смотрела на это с крыши. Теперь ей вновь остается только ждать.
Опять побежали дни – Белла скоро вновь сбилась со счета, и принялась отмечать месяцы. Синухет, с которым пленница опять начала понемногу общаться, научил ее пользоваться древним календарем, и оказалось, что расхождение с современным не так велико. По двенадцать месяцев, по тридцать дней, и еще пять – дополнительные, которые прибавлялись к последнему месяцу.
Белла забросила на время и дневник, и рисование, отдавшись примитивному ручному труду. Так быстрее летело время – она все еще иррационально надеялась, что происходящее с нею скоро кончится.
Вдруг англичанка с испугом поняла, что забывает свой язык и его правила. Когда она теперь пыталась говорить сама с собой по-английски, то была вовсе не уверена, что не коверкает слова и правильно строит фразы. Ее словарный запас словно бы обмелел, высох на вечном египетском солнце, и многие понятия вспоминались с трудом.
А когда Белла перечитывала свои старые заметки, то поймала себя на том, что удивляется некоторым подробностям, точно в руки к ней попали чужие мемуары – или сочинения существа, намного более развитого, чем она сама…
Это ощущение, что она теряет себя, было ужасно. И некому – совсем некому было рассказать!..
Не раз ей нестерпимо хотелось признаться во всем Кифи: Белла едва сдерживалась. Никто не мог знать, чем это обернется.
К тому же, Кифи объявила, что опять в тягости. Куда Синухету столько детей?..
Кифи была рада – она неожиданно взялась учить Беллу интимным упражнениям, которые помогали легко родить: египтянка объясняла, какие внутренние мышцы надо сжимать и разжимать, и как именно. “Это тайна жриц Хатхор, но я давно ее знаю и решила открыть тебе”, – говорила маленькая наложница.
Белла сочла, что это совсем нелишне. Ее страх перед грядущими родами все усиливался.
Но тут случилось событие, которое отвлекло ее от собственных переживаний.
Умер отец Кифи, от несчастного случая, – тяжко поранился, работая в своей мастерской, и быстро истек кровью. Знающего лекаря поблизости не оказалось.
Кифи громко и бурно плакала, но скоро успокоилась. Придя к Белле, шмыгая распухшим носом, наложница Синухета в который раз принялась рассказывать, как счастлива ее семья, что оказалась в милости у их господина. Оказывается, Синухет позаботился об отдельной гробнице для ее родителей в “городе мертвых”, к западу от Буто. Он заплатил за бальзамирование по всем правилам; и еще жрецам, за молитвы и ритуальные пляски.
– Ты еще не знаешь, как добр и благороден Синухет! – пылко воскликнула Кифи. – Он и для меня приказал вырубить гробницу рядом со своей! И для тебя прикажет!
У Беллы все опустилось внутри.
– Для меня?.. – переспросила англичанка.
Глядя на Кифи, которая улыбалась сквозь слезы, Белла словно заново осознала, что эти люди со всей серьезностью верят в действенность своих погребальных ритуалов. В то, что их мертвые живут и нуждаются в них, – разумеется, те мертвые, чьи тела приготовлены надлежащим образом.
– А не рано для тебя строить гробницу? – спросила Белла, пытаясь отвлечься от мыслей о себе.
Кифи, имевшей уже одну дочь и носившей второго ребенка, еще не исполнилось и двадцати лет. Она была даже младше Беллы.
– Никто не знает, когда ты спустишься туда, откуда нет возврата, – сурово ответила египтянка.
Белла только покачала головой. Если Синухет вправду решил, что чужестранка, явившаяся неведомо откуда, достойна упокоиться с ним и его семьей, разубеждать его, наверное, будет очень оскорбительно… Белла Линдсей никак не объяснит этому египтянину, что люди ее времени думают об их диких и отвратительных обычаях поклоняться трупам!..
– Большие люди в Уасете, которых знает его величество, забывают о правде. А господин всегда думает о том, что скажет его сердце на суде Осириса, – прибавила Кифи.
Белла молча кивнула. Ну конечно, Синухет, имеющий такого брата, – праведник. Больше она ничего не могла сказать, чтобы не оскорбить свою собеседницу.
Кифи спросила, не хочет ли Белла поехать с ней на похороны отца, когда минет семьдесят дней скорби.
– Господин обязательно отпустит меня, и тебя тоже, если попросишь!
Белла поняла, что нужно уступить. Для египтян эти церемонии исключительно важны, и Кифи сейчас оказывает ей честь и доверие!
– Попроси господина за нас обеих, – сказала Белла, ободряюще улыбнувшись.
Кифи радостно кивнула; потом обняла подругу и всхлипнула на ее плече.
Через два месяца Белла впервые покинула поместье хозяина. Свою кошку она решила оставить.
Ее и Кифи отвезли в город двое крепких слуг дома, которые в случае надобности могли защитить женщин. У Беллы начал выдаваться живот и набухли груди, и она была потрясена этим зримым доказательством своего положения.
Белла посетила скромный дом отца Кифи в ремесленном квартале. Дорога туда была достаточно неприятной и даже опасной – запах отбросов, требухи и нечистот оскорблял обоняние, а манеры египетской бедноты оказались такими, как Белла и ожидала. Рабочий люд бранился и толкался, от них несло крепким потом, пивом и луком, а руки были еще грубее и сильнее, чем у современников Беллы, которые превратились в придатки своих механизмов.
Спутники и охранники наложниц Синухета даже предлагали обеим “госпожам” подождать, пока они не приведут мать и сестер Кифи в какое-нибудь чистое и открытое место, чтобы женщины безопасно поговорили. Но тут Кифи взъярилась.
– Еще чего! – воскликнула египтянка. – Мне теперь нельзя навестить мою мать в ее доме?
Она махнула рукой Белле:
– Идем, здесь живут такие же люди!
Белла последовала за подругой, в эту минуту невольно восхищаясь ею и пытаясь на нее походить.
Дом отца Кифи оказался чище и больше соседних – при нем была мастерская, где и произошло несчастье. Встречать гостей вышли мать и две незамужние сестры Кифи, из которых младшая родилась, когда Кифи уже забрали в гарем.
Таковы были простые люди этой древней земли – опаленные солнцем вечные труженики с внимательными и, пожалуй, недобрыми черными глазами… Узнав, кто такая Белла, мать Кифи вначале смотрела на чужеземку очень подозрительно, но когда Кифи рассказала об их дружбе, женщина улыбнулась и стала приветливой. Она принесла еду, и пригласила за единственный большой стол всех гостей.
Они разделили скудную трапезу, потом Кифи с матерью немного поговорили. Кифи обрадовала мать известием, что ждет второго ребенка от Синухета. Второго, который родится в достатке и поднимется выше, чем они!
Потом хозяйка предложила гостям умыться и отдохнуть.
– Моего мужа похоронят завтра, – сказала она. – Вы как раз успели.
Церемония погребения Беллу не впечатлила – и одновременно очень впечатлила. Торжественные лица глубоко верующих язычников, их склоненные головы… монотонные песнопения жрецов, гипнотическая пляска перед дверью гробницы… Кладбище оказалось довольно неприметным – во всяком случае, та его часть, в которой дозволено было хоронить простых людей. Могила отца Кифи была вырублена в скале, и ход в нее вел наклонно под землю. Туда внесли уже закрытый саркофаг из мягкого песчаника и небольшое количество утвари, которая должна была послужить владельцу в загробном мире.
Когда дверь была закрыта, на нее навесили глиняную печать на веревке. И не стали маскировать вход и заваливать камнями, как обычно делалось, – скоро сюда предстояло лечь матери Кифи.
Потом они поели – устроили маленькие поминки перед дверью гробницы; а после распрощались. Охранники Кифи и Беллы с видимым облегчением посадили их в лодку.
***
Вскоре после возвращения своих женщин Синухет сам решил предпринять путешествие – в Уасет, со всей семьей. У него там были дела: помимо того, что они с Мути хотели навестить сына. Кифи, которая хорошо себя чувствовала, напросилась ехать с хозяином.
Белла, в отличие от подруги, в последние дни чувствовала себя не блестяще – но тоже захотела ехать. Синухет и не оставил бы ее дома, почти без присмотра…
А Белла поняла, что такой случай никак нельзя упустить. Конечно, они первым делом пойдут в храм Амона, как делают все набожные египтяне! И Белла во что бы то ни стало попытается найти заколдованное место. Те похороны и слова Кифи о собственной и ее будущей гробнице сильно подстегнули решимость пленницы. Она должна попытаться избежать такой участи – и спасти своего ребенка!
Когда они приехали в Уасет, Белла возблагодарила судьбу за свое везение. Ее хозяева остановились прямо в доме Амона, внутри храмового комплекса, где принимали состоятельных людей.
На следующий же день Белла решилась на попытку к бегству.
Она ускользнула от господ – за ней, по правде говоря, теперь не очень-то следили; волосы англичанка скрыла под другим париком, обычным черным. Она заметно загорела, и хотя тон ее кожи был светлее, чем у коренных египтян, Белла рассчитывала обмануть старых знакомцев, если столкнется с ними.
Вот только кошка, по которой Менна и другие жрецы могут ее узнать… Но кошку она спрятала в холщовую сумку, которую повесила на плечо.
Белле не пришлось идти через Гипостильный зал, они уже были внутри. И англичанка отважно углубилась в храм, идя внутренними дворами. Только бы не заблудиться…
Ей опять помогло чудо. Второй из этих двориков оказался тем самым!.. Белла узнала кипарисы под светлыми стенами; дверные проемы, один напротив другого… Господи, только бы не обознаться!
Белла задержала дыхание и медленно достала из сумки деревянную кошку.
– Ну неужели ты мне не поможешь? – прошептала англичанка.
И тут все вокруг переменилось.
Это не было похоже на путешествие сюда, то перемещение было мгновенным и безопасным. Вокруг Беллы отвесно поднялись призрачные стены современных многоэтажек, она услышала мягкий шум проезжающих машин, перестук каблуков по тротуару, цоканье копыт чьей-то одинокой лошади… а потом над самой головой Беллы с угрожающим низким жужжанием пронесся самолет с черными крестами на крыльях. И еще один. Что-то грохнуло, полыхнуло; женщины вокруг завизжали.
Снова сотрясший все взрыв, ужаснее прежнего: в доме напротив вылетели стекла. Белла с криком упала на землю, зажимая уши.
“Война!..” – поняла она. И вдруг все кончилось.
Белла лежала, всхлипывая и слушая благословенную тишину, которая вновь окружила ее. Потом англичанка медленно отняла руки от ушей и, приподнявшись, огляделась.
Она осталась там, где была, – в глубокой древности. И уже не знала, так ли это плохо!
Может быть, сейчас Белла Линдсей получила предупреждение, что ей нельзя вернуться в свое время? Там будет война, и, похоже, совсем скоро! И Белла погибнет во время бомбежки!..
А если она останется тут, что же будет с отцом и с мамой, с ее братьями?..
Ну а вдруг это только обман, как можно верить языческим демонам? Но откуда этим демонам знать будущее ее мира?
Белла с трудом встала на ноги, поправляя скособоченный парик. Вдруг ощутив свой живот, пленница с испугом ощупала его. Она падала, только бы не случилось выкидыша!
А сделав несколько шагов к выходу, Белла увидела Синухета. Ее господин загораживал собой проем, откуда она пришла, и смотрел на нее с грустной и понимающей усмешкой.
– Я знал, что однажды ты попытаешься сбежать. Но боги тебе не позволили, – сказал египтянин.
Синухет протянул руку, вновь предлагая Белле свою защиту. И англичанка, низко опустив голову и глотая слезы, направилась назад к нему.
========== Глава 59 ==========
Выкидыша не случилось, и Белла благополучно доносила ребенка. Хотя после увиденного она сильно переживала за свою семью и за Англию.
Что в конечном счете привело к войне – должно быть, с Германией, как все и опасались? Как она, Белла, могла видеть еще несбывшееся будущее?
Возможно, такое развитие событий стало неотвратимым, вот в чем дело…
Белла, однако же, постаралась не беспокоиться чрезмерно, зная, что только повредит себе и ребенку. Синухет снова стал ласков с ней – но теперь как-то отвлеченно ласков, точно страсть его к белокурой северянке перегорела. Наверное, таким мужчинам, как он, постоянно нужна новая влюбленность. Но, к счастью, почти ни у кого не было возможности бесконечно увлекаться – кроме фараонов, пожалуй.
Белла уже наслушалась о величине царского гарема. Ей даже захотелось побывать во дворце и посмотреть на отношения между бесчисленными придворными женщинами. Ведь царские наложницы тоже не живут затворницами и о них можно много чего узнать…
Что ж, возможно, однажды ее желание сбудется.
Но пока мысли Беллы сосредоточились на ее собственном положении. К счастью, ее окружали женщины, опытные по этой части.
Когда она совсем отяжелела, Кифи дала ей несколько очень полезных советов – как заставить кишечник работать, как расслаблять спину. Обеих женщин несколько раз осматривал врач из города, который был по совместительству жрецом.
Белла запомнила сухие бесцеремонные руки этого египтянина, которыми он “слушал” и “смотрел” ее живот. В то время врач мог полагаться только на свое наитие, пальцы и зрение…
Лекарь заключил, что обе его пациентки здоровы; и хотя Белла не очень-то доверяла его суждению, она почувствовала облегчение.
Немалое облегчение англичанка также испытала, увидев, что врач моет руки перед осмотром. Эти люди не имели никакого понятия о бактериях, но привыкли связывать чистоту со святостью и со всяким ритуальным действом, к которым относилось и врачевание.
Белла уповала, что врач, который будет принимать у нее роды, тоже тщательно помоет перед тем руки. А потом ее осенило и она прямо попросила об этом одолжении Синухета. Сказала, что в ее стране так принято.
Синухет посмотрел на нее тем долгим недоверчивым взглядом, каким в последнее время отвечал на разговоры о “ее стране”. Он словно бы с некоторых пор зарекся расспрашивать Беллу о том, откуда она явилась, – но, конечно же, об этом помнил. Однако египтянин согласился выполнить просьбу своей наложницы.
Когда пришел день родов, к ней пригласили того самого врача.
Путь из города был не очень короток, как все дороги в Та-Кемет, но Синухет рассчитывал, что врач успеет. Он не ошибся, Белла рожала долго.
Вначале, пока схватки были редкими, она боялась; но скоро мучения, усилия и расслабление целиком захватили ее сознание. Кифи, которая сама была уже почти на сносях, оставалась с ней. Преимуществом таких домашних родов было то, что роженице позволялось вести себя как хочется.
Обычно египтянки садились на “родильный стул” – табурет с дыркой; но Белла не могла усидеть. Она то ложилась на бок, то вставала и принималась ходить по спальне, стискивая зубы. Это отвлекало ее. Иногда Кифи давала ей глотнуть воды и смачивала лоб.
Кифи казалась спокойной и подбадривала подругу, водя ее под руку; а временами принималась вместо нее громко молиться бегемотообразной богине Таурт, покровительнице рожениц.
Когда боли стали совсем мучительными и частыми, сводя живот, спину и бедра, явился бритоголовый врач. У Беллы уже не было сил проследить, помыл ли он руки…
Сколько прошло времени – она не понимала. Кифи врач отослал почти сразу, но и сам не вмешивался. Пригласил служанку, и она тоже терпеливо сидела в углу, дожидаясь исхода.
Только когда ребенок пошел, лекарь с помощью служанки усадил измученную Беллу на “родильный стул” и довольно ловко принял младенца, перерезав и перевязав пуповину.
Детский крик пронзил туман, окутавший сознание англичанки. Странно – у нее теперь, после всего испытанного, даже не было желания посмотреть, какого пола это маленькое существо…
Она совсем не хотела этого ребенка, не хотела принадлежать древнему египтянину – не хотела такой жизни!..
– У тебя сын, госпожа, – произнес врач, державший на руках ребенка.
Белла, которую уложили в кровать, приподняла отяжелевшие веки.
– Сын?..
Изумленная, преодолевая изнеможение и боль в теле, она потянулась навстречу младенцу. Ей тут же уложили его на сгиб руки.
Мальчика уже окунули в ванночку, и от его кожи исходил приятный детский запах, как от сладкого молока.
И у сына Беллы Линдсей были рыжие волосы. У сына Небет-Нун оказались рыжие волосы – как у людей Сетха, злобного бога красной пустыни!
Радость и тревога пронзили ее сердце. Белла бережно прижала мальчика к груди и тронула поцелуем рыжую макушку.
А потом раскрыла свое покрывало и дала ему грудь. Ребенок тут же присосался, и Белла стала покачивать его, поддерживая головку.
Рыжее детище Сетха… Как примет его Синухет! А госпожа Мути – а брат этого мальчика?..
Она не заметила, как служанка тихонько ушла. А потом появилась в сопровождении господина дома.
Услышав шаги Синухета, Белла подняла голову и улыбнулась ему с какой-то растерянностью. Она не знала, что сказать, только протянула дитя.
Ребенок уже наелся и, уснув, потяжелел в ее руках. Синухет присел на одно колено у постели роженицы, разглядывая сына в глубокой задумчивости. Белла не могла сказать, рад ли он хоть сколько-нибудь…
Потом Синухет протянул руки, и Белла подала ему младенца. Египтянин поднялся, осторожно держа сына. Он неотрывно смотрел в лицо мальчика.
– Хотел бы я увидеть цвет его глаз, когда он откроет их, – наконец прошептал Синухет.
Он посмотрел на Беллу и улыбнулся.
– Ты подарила мне второго сына, северянка! Мне следовало бы назвать его Сети, но так уже зовут царского наследника!
Ну конечно, вспомнила тут Белла. Сети, “маленький Сетх”, – имя будущего фараона!..
Ей впервые почудилось в своем рыжем ребенке доброе предзнаменование.
– А как ты желаешь назвать его? – спросила англичанка хозяина.
Глядя, как Синухет любовно держит их сына, она ощутила доселе неведомую ревность. Ей вдруг захотелось отнять мальчика у его отца; и Белла с трудом сдержалась.
– Сетеп-эн-Сетх, – четко произнес Синухет. – “Избранник Сетха”.
Он рассмеялся, коснувшись волос мальчика.
– Разве это не так?
Потом Синухет вернул ей ребенка. Наклонившись, он поцеловал Беллу в лоб.
– Какой подарок ты хочешь получить?
Белла снова растерялась.
– Я… Благодарю, господин, мне ничего не нужно.
Синухет улыбнулся с горечью. Он присел к ней на кровать.
– Тебе никогда ничего не нужно, – заметил египтянин. – Ты думаешь, боги даруют тебе другую жизнь?
Белла вздрогнула, поразившись его проницательности. Но разве не питали все египтяне такую же надежду – на другую жизнь?..
– Надеюсь, тебе будет нужен этот ребенок, – сказал Синухет, глядя на мать и дитя.
– Я хочу пить… и есть, – произнесла Белла, прислушиваясь к себе.
Она неожиданно засмеялась, ощутив себя счастливой. Это материнское чувство, росток которого только пробился, словно пробудило ее от долгой спячки, в которую Белла погрузилась, существуя в чуждом для нее мире. Словно сын, Избранник Сетха, дал ей какую-то новую надежду.
– Сейчас тебе принесут поесть, – сказал Синухет, радуясь тому, что увидел.
Еду Белле принесла Кифи. Рыжеволосый малыш вызвал в дочери плотника целую бурю чувств и предчувствий будущего этого мальчика; но Белла была слишком утомлена, чтобы говорить. Она с большим аппетитом съела лепешку со свежим маслом, а потом крепко уснула.
Пока англичанка спала, в комнату перенесли колыбельку, служившую старшим детям Синухета. Пришла жена Синухета и долго рассматривала младшего брата Амон-Аха и его спящую мать – губы госпожи Мути слегка кривились, и складки у губ делались глубже. Она ушла, не разбудив Беллу.
Почти сразу между госпожой и ее мужем было решено, что Белла со своим сыном получит отдельную комнату. Госпожа Мути обосновывала это тем, что беременной Кифи и другим детям нужно спокойствие; но втайне рассчитывала еще больше отделить чужестранку от остальных домочадцев.
Возможно, Синухет понял тайные мотивы жены, но был согласен с ее предложением.
Когда Сетеп-эн-Сетх проснулся и заплакал, призывая свою мать, Беллу разбудили и вместе с малышом препроводили в другую, угловую, комнату, которую приготовили за это время. Англичанка вначале противилась такому решению, но была еще слишком слаба; и хозяин оказался непреклонен.
– Так будет лучше для тебя и для всех в моем доме, – сказал Синухет.
Увидев, как в комнату следом за нею и сыном перенесли ее кровать и колыбельку, Белла смирилась, хотя понимала, что ей будет сильно не хватать Кифи. Но Кифи сейчас нужен покой.
Белла только попросила, чтобы к ней приходила служанка, для помощи с ребенком.
– Я не справлюсь одна, – сказала она.
Синухет кивнул: конечно, слуги будут помогать. Так всегда делалось в его доме.
Уходя, египтянин обнял наложницу и поцеловал, почти с прежней нежностью. Шепнул Белле, что любит ее.
Синухет и раньше такое говорил, но сегодня слова господина особенно согрели ей душу. Хотя Белла успела усвоить, что для такого многоженца “люблю” значит совсем не то, что для человека ее времени и культуры. И даже для его брата Имхотепа, для которого существовала только одна женщина.
Однако она искренне улыбнулась Синухету, прощаясь с ним.
“Избранник Сетха” принес своей матери много забот, с которыми она бы не справилась без помощи. Белла узнала, что значит стирать пеленки без мыла, водопровода и горячей воды. К счастью, Белла могла заниматься только сыном, не отвлекаясь ни на что другое. Вот еще преимущество такой семьи…
Многие часы проводя наедине с малышом, Белла ощущала, как крепнет ее привязанность к нему. Он был сыном Синухета, но вместе с этим – частью того, ушедшего, мира, словно бы залогом ее возвращения. Рядом с этим мальчиком не получалось думать, что Белла может никогда не вернуться домой. Или что в ее мире может начаться новая страшная война…
Она рассказывала сыну сказки своего детства, положив голову на край его колыбельки и оживляя перед глазами картинки из книжек; пела полузабытые английские песенки, хотя знала, что малыш еще не понимает ни слова.
Белла внезапно ощутила страх. Позволит ли ей Синухет учить мальчика своему языку?..
Синухет это позволил. Конечно, ему не понравилось такое желание наложницы, но он был достаточно умен, чтобы уступить.
– Все равно этот мальчик – иной, и останется иным, – сказал египтянин.
Но Синухет часто навещал Беллу и с радостью проводил время с нею и младшим сыном. Он говорил, что Сетеп-эн-Сетх “обновил его сердце”.
Когда глазки у мальчика открылись, они оказались голубыми, как у матери. Белла когда-то слышала, что у всех новорожденных глаза сначала голубые.
Правда, Синухет сказал, что у всех его детей глаза сразу, как открылись, были темными.
Через две египетские недели господин принес ей подарок, хотя Белла так ничего и не попросила. Синухет и раньше делал наложнице подарки, которым она, к стыду своему, не уделяла должного внимания – кроме писчих принадлежностей и папируса. Но этот дар привел ее в восторг.
Синухет преподнес своей наложнице гарнитур из старой бирюзы, голубой с зеленым отливом, оправленной в золото. Это были ожерелье и серьги. Серьги египтяне не вдевали в уши, а нацепляли сверху с помощью хитрых крючков.
Прикидывая, сколько мог стоить такой великолепный подарок, Белла впервые задумалась о материальной стороне своей жизни здесь. О своем будущем – и будущем сына…
– Надень, – приказал Синухет, наблюдавший за нею с огромным удовольствием.
Белла надела холодное, тяжелое ожерелье; и даже зажмурилась, ощутив это украшение. Она словно бы впервые ощутила вкус к древнеегипетской жизни. Но с серьгами она не совладала, и тогда Синухет помог ей.
Он сам, как и другие знатные мужчины Черной Земли, иногда надевал ушные украшения.
– Ты начинаешь любить жизнь, – сказал он, улыбаясь.
Белла в порыве нежной благодарности обняла и расцеловала отца своего ребенка. Сама от себя такого не ожидая, она спросила шепотом, не хочет ли он опять делить с ней ложе.
Изумленный Синухет сказал, что позовет ее, когда она достаточно отдохнет. Но теперь, прибавил он, им нужно быть осторожными.
Не хочет еще одного рыжего ребенка, подумала Белла. Что ж. Ей тоже было достаточно своего мальчика.
Кифи, как и Синухет, частенько заходила к ней, чтобы поболтать и предложить свою помощь. От помощи Белла неизменно отказывалась, ощущая некоторую вину. Глядя на изменяющуюся фигуру Кифи, она сознавала, что у нее не хватит духу присутствовать при родах подруги.
