Текст книги "Тёмный лорд (СИ)"
Автор книги: Korell
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 44 страниц)
========== Часть I. Глава 1. Лучшая сделка Карактака Бэрка ==========
« – Волан… извини… Ты-Знаешь-Кто учился в Хогвартсе?
– Много-много лет назад, – ответил Хагрид».
Дж.К. Роулинг «Гарри Поттер и философский камень»
Занимался поздний зимний рассвет. Клубы густого тумана развеивались, сохраняя водянистые разводы на запотевших окнах. Всю ночь шел дождь с мокрым снегом. К утру снежная каша растаяла, оставив на улицах грязные лужи. Бесформенные облака медленно ползли по холодному небу, смешиваясь с парами задымленного вокзала.
Лежавший в кровати мужчина сладко зевнул и, откинув байковое одеяло, приподнял голову. Протерев слипшиеся глаза, он с досадой посмотрел на каминные часы в виде грифона. Было около восьми часов. Мужчина со вздохом натянул тапочки и, набросив махровый халат, поплелся к умывальнику.
Он любил холодный душ, любил ощущать, как холод пробуждает тело и прогоняет остатки сна. Обтираясь махровым полотенцем, Карактак Бэрк (а именно так звали этого плотного темноволосого мужчину) с наслаждением думал, что после нудной процедуры бритья его ожидает чашка ароматного кофе.
Карактак Бэрк еще стирал с пухлых щек остатки мыльной пены, как раздался настойчивый стук дверного молотка.
– Мистер Бэрк… – услышал он слегка надтреснутый голос. – Мистер Бэрк, да откройте же, наконец!
Мужчина поморщился: это, несомненно, была его соседка Джесси Брендон. Миссис Брендон давно стала вдовой и жила с дочерью Амандой. Карактак Бэрк терпеть не мог обеих. Джесси и Аманда были сквибами, а их он считал отбросами магического мира. Хуже того: Мэнди, как все называли Аманду, вульгарно закидывала ноги на стол и досаждала Карактаку постоянным шумом.
– Одну минуту… Иду, иду, – пробурчал Бэрк, слыша, как Джесси все сильнее барабанит в дверь. «И откуда у нее такая сила?» – подивился он. Но, открыв дубовую дверь, оцепенел: рядом с остроносой старухой стоял рыжий констебль в новенькой форме и безупречно белых перчатках.
– Чем обязан, сэр? – удивился Бэрк.
– Не соизволите ли впустить? – хмуро заметил констебль, протягивая документы. Джесси рассматривала его с неприязнью.
– Конечно… проходите… – пробормотал опешивший хозяин.
Он недолюбливал магловскую полицию, но лучше было не конфликтовать с ней. Джесси и констебль, представившийся Диком Притчардом, вошли в прихожую. Оставляя на полу следы, они, к отвращению Бэрка, отправились в столовую.
– Кофе? – предложил Карактак Бэрк, усаживая полицейского и старуху на новенькие черные стулья с белыми сиденьями.
– Если можно. Большое спасибо, – кивнул констебль, подвинув чашку с изображением золотистых бабочек.
– Что-то случилось? – спросил с интересом Бэрк, зажигая магловским способом примус.
– Да, неприятное происшествие. Пропала Аманда, – сообщил полицейский.
– Вот как? – густые брови Бэрка поползли вверх. Он с любопытством посмотрел на Джесси и только сейчас понял, что она взволнована.
– Аманда отлучилась ненадолго и больше не вернулась, – продолжал констебль. – А вы, мистер Бэрк, говорят, были последним, кто ее видел.
– В самом деле? Вечером она барабанила в дверь. Когда я открыл, попросила взаймы двадцать фунтов. Я, правда, выпроводил ее поскорее…
– А нищенка? Вы, случайно, не видели нищенку в зеленом платье, бродившую под окном? – уточнил полицейский.
– Признаться, нет, – покачал головой Бэрк после недолгого раздумья. Складки на его сальном лбу сложились в забавную гармошку.
– Ладно, и на том спасибо. – Констебль одним глотком допил кофе, в то время как Джесси не притронулась к чашке.
– Вам было жалко двадцать фунтов? – пробурчала она, подойдя к двери.
– Мэнди их просто пропила бы, – спокойно заметил Бэрк.
Убрав грязь взмахом палочки, хозяин прошел в столовую. Не то, что бы ему было жаль надоедливую Мэнди, но все же в последние дни он подмечал много странного. Поздние, как никогда, рассветы. Пролетавшие куда-то стайки сов. Загадочные черные фигуры в Лютном переулке. Исчезновения людей. Поговаривали, что за ними стояло усилившееся Темное сообщество. И хотя Бэрк был не расположен верить слухам, сбрасывать их со счетов он не мог.
Карактак Бэрк щелкнул кнопкой радиоприемника. Секундные помехи – и голос диктора стал рассказывать о новостях. Возможный разрыв дипломатических отношений с Советским Союзом. Усиление позиций итальянского диктатора Бенито Муссолини. Трения президента Кальвина Куллиджа с Конгрессом из-за пошлин в сталелитейной промышленности. Слухи о болезни министра иностранных дел Германии Густава Штреземана… У маглов, как и у магов, был свой мир, своя политика и свои войны. Мистер Бэрк снисходительно улыбнулся и, подлив сливок в кофе, стал читать «Ежедневный пророк».
Волшебные новости оказались интереснее. Заместитель министра магии Николас Колсон отправлен в отставку. Преподавателем трансфигурации в Хогвартсе стал известный маг Альбус Дамблдор. Темный волшебник Геллерт Гриндевальд объявился в Анкаре. Радиоприемник заиграл популярный фокстрот «Youʼre driving me crazy», и Бэрк незаметно для себя начал постукивать ложечкой в такт незамысловатой мелодии.
За окном рассвело. Город был украшен рождественскими венками из остролиста и омелы. Провода опутывали разноцветные лампочки. Новогодняя иллюминация была тусклее рождественской. Но ощущение праздника сохранялось: люди, словно не догуляв долгожданное Рождество, хотели его продолжения. Сегодня на улицах будет приятная предновогодняя суета. «What did I do to you?» – надрывался радиоприемник. И, весело подмигнув себе, Карактак Бэрк начал собираться.
*
День не задался. В канун Нового года посетителей было немного. Проворный Джеймс Горбин выбегал на улицу, зазывая бродивших по Лютному переулку странных типов. Одному из таких посетителей Бэрк попытался продать Руку Славы, но они не сошлись в цене. Только молодая ведьма купила камень от заговоров.
Хотя магазин «Горбин и Бэрк» был основан полгода назад, он уже приобрел неповторимый облик. Возле задней стены находился выложенный красным кирпичом камин. Рядом был черный шкаф, набитый странными предметами. В витрине стояла Рука Славы, ставшая чем-то вроде визитной карточки «Горбин и Бэрк». Небольшое окно выходило на темный Лютный переулок. Была половина третьего, но в магазине стало сумрачно, как поздним вечером.
Напольные часы в форме горгульи пробили три, когда в двери показалась молоденькая ведьма. Бэрк пригласил ее дежурным движением руки. И тотчас с удивлением поднял брови: девица, несомненно, была беременной.
– Чем обязан, мёз… – пробормотал Бэрк с легким изумлением. Девица промолчала и, не глядя, плюхнулась на стул.
Бэрк осмотрел ее одежду. Она показалась ему поразительной смесью богатства и нищеты. Зеленое бархатное платье, больше подходящее для театра, чем Лютного переулка. Дорогие белые перчатки до локтя. Белые туфельки-лодочки, опасные для холодного дня. И тут же – небрежно наброшенная на плечи куртка с дырявыми локтями и надорванным воротником.
– Как вас зовут? – Бэрк подошел к посетительнице. Она продолжала смотреть под ноги, точно не замечая его.
– Однако… Хотите что-то приобрести? «Горбин и Бэрк» к вашим услугам.
Девица повернулась. Бэрк с удивлением отметил тусклые безжизненные волосы и некрасивое бледное лицо с грубыми чертами. Маленькие карие глаза косили в разные стороны. Карактаку казалось, что он никогда не видел столь обреченного взгляда. «Интересно, какой рахитичный выкидыш может быть у такой уродки?» – подумал он, с отвращением глядя на ее живот.
– Нет… Я хочу не купить, а продать. Это, – девица сняла с шеи медальон и протянула его.
– Знаешь, мне столько раз пытались продать всякую дрянь, что я должен сначала убедиться в ценности вещицы.
– Это… Медальон Слизерина… – выдавила девица.
– Брось заливать. Я, конечно, ценю новогодние шутки. Но не думай, что тебе, замарашка, удастся провести меня… – ухмыльнулся хозяин.
Подлетевшая свеча осветила крышку медальона. На ней была выгравирована изумрудная змейка в виде буквы «S». Взмахнув палочкой, Бэрк прошептал заклинание и вскрикнул от радости. Но тотчас нахмурился и прикусил губу.
– Десять галеонов, – холодно процедил он.
– Десять галеонов? Десять галеонов за медальон самого Слизерина? – закричала посетительница со смесью боли и отчаянья.
– Десять галеонов. И ни кнатом больше, – ухмыльнулся продавец.
– Но это очень дорогая реликвия… – залепетала девушка.
– Выслушайте меня, юная леди, – холодно заметил Карактак Бэрк, надев очки. – Медальон похож на реликвию Слизерина. Но утверждать это достоверно я не могу. Недавно меня пытались обдурить, выдав железку за кольцо Мерлина. Кто даст гарантию, что ваша безделушка не подделка?
Девушка опустила голову и посмотрела на острый нос белой туфельки.
– Правильно, никто, – хмыкнул Карактак Бэрк. – Я беру на себя большой риск. И десять галеонов – все, что могу дать.
– Тогда дайте его назад, – тихо сказала посетительница.
– Назад? – Бэрк сильнее сжал медальон. – Дорогая моя, – рассмеялся он, – я ведь могу просто забрать его. Но я добр, и предлагаю тебе отличную цену. Ну кто тебе даст десять галеонов, дура?
– Хорошо… – девушка всхлипнула и подняла заплаканные глаза.
Под веками нищенки были фиолетовые круги. На редких ресницах застряла крошечная слезинка. При взгляде на нее Бэрк почувствовал легкий укол в сердце. Он поскорее ущипнул себя: нечего жалеть это ублюдочное отродье.
– Вот, возьми, – Бэрк вытащил деньги из кармана коричневого замшевого пиджака и аккуратно отсчитал их. Девушка жадно схватила деньги, но продолжала сидеть. У нее, похоже, не было сил подняться.
– Можете идти, – Карактак показал рукой на дверь. – Или вам, юная леди, нужно особое приглашение? – усмехнулся он.
Посетительница со всхлипом закрыла тяжелую дверь. Хозяин проводил ее ехидным взглядом. Посмотрев на бронзовый подсвечник, он схватил клочок пергамента и быстро написал: «Медальон Слизерина. Семь тысяч галеонов». Через мгновение золотой медальон с изумрудной змейкой лежал на витрине. Карактак Бэрк потер чуть вспотевшие руки и рассудительно заметил:
– Что же, закрываюсь. Не стоит дважды искушать судьбу в такой день!
*
Она медленно шла к Косому переулку. Десять галеонов! Это было ничтожно мало, но все-таки лучше, чем ничего. Она могла обратиться к врачу. Могла купить немного еды. Могла снять номер в «Дырявом котле». Впервые за последний месяц она улыбнулась и сразу вздрогнула: жгучая боль, как удар плети, обожгла сердце.
– Ты грязная тварь! Шлюха!
От страха глаза Тома стали неестественно большими. Он дергал руками, словно ловя в воздухе невидимые нити. Сердце Меропы упало. В отчаянье она протянула тонкие руки.
– Том, прошу тебя…
– Не смей разговаривать со мной! Не смей, мерзкая ведьма! – Том пнул табурет, и он с грохотом полетел по полу.
– Том, прости… Я не хотела…
– Не хотела? – в больших карих глазах Тома пылала ненависть. – Ты сломала мне жизнь, тварь! И мне, и Сесилии…
Темные дома Лютного переулка нависали над головой, сливаясь с низким небом. Меропа с ужасом смотрела на закопченные окна и покрытые сажей стены. Пошел снег, и мокрые снежинки, беспорядочно кружась, падали на уличную грязь. От одного из домов отделились две тени.
Она упала на колени. Том усмехнулся и пнул ее. Боль, словно ожог, пронзила каждую клетку.
– Грязная мразь, – добавил он спокойно, пнув ее еще раз.
– Том… Пожалуйста… Твой ребенок…
– Мне не нужны ни ты, ни твое отродье. Можешь забрать ублюдка себе. Или лучше утопи его в ближайшей канаве, – засмеялся Том высоким холодным смехом. Слезы застилали лицо, и следующий пинок погрузил ее в мир боли.
– Добрый день, красотка!
Меропа вздрогнула. Грубая мужская рука дернула за плечо: две тени оказались мужчинами в черных мантиях и колпаках. В переулке было пустынно. Нечего было и думать о побеге или помощи.
– Никак побывала в «Горбин и Бэрк», дорогуша? – ухмыльнулся напарник.
– Так какой улов, красотка? – продолжил первый голос.
– Десять галеонов… – робко выдавила Меропа.
– Десять галеонов? – Сквозь маску были видны холодные серые глаза. – А стоило ли мараться за такой мизер?
Мужчины громко рассмеялись. Меропа непроизвольно дернулась, но сильная рука сдавила тонкое запястье.
– Может, поделишься доходом? – рассмеялся второй.
– Я… – испуганно залепетала Меропа. – Это все, что у меня есть. Помо. – попыталась крикнуть она, но сероглазый быстро достал палочку.
– Бежать? А как насчет Cruсio, детка? – ухмыльнулся он.
Меропа почувствовала, как тело покрылось мурашками. Отец раза три наказывал ее этим проклятием. Боль была настолько сильной, будто резали десятки ножей или жгли раскаленные жала паяльников. Меропа в ужасе отпрянула. Палочка незнакомца жестко коснулась ее хрупкой шеи.
– Только посмей дернуться, тварь, – прошипел сероглазый. Драгоценные десять галеонов перешли в потную мужскую ладонь.
Крупные хлопья стали падать сильнее, превращаясь в мокрую метель. Это было удивительно, но Меропа не чувствовала ни боли, ни жалости, ни отчаянья. Серое небо казалось невыносимо жестоким. Ей было все равно.
*
– Я люблю тебя, Меропа.
Они шли по магазинам, подбирая новинки к ее гардеробу. Торговый пассаж был пронизан тонким ароматом французских духов, и Меропа жадно ловила непривычные цветочные запахи.
– Том, посмотри, какое платье!
На витрине висело зеленое бархатное платье. Это платье сразу стало ее мечтой. Меропе было стыдно просить Тома. Но она никогда не видела такой красивой одежды, и не могла устоять перед искушением.
– Отчего же нет, дорогая? – засмеялся Том, подхватив ее на руки и весело закружив на улице к удивлению чопорных прохожих.
Девушка оглянулась. Она сидела на гранитном бордюре возле старинной ограды сквера. По оживленной улице спешила толпа. Двое мальчишек жгли бенгальские огни. Несколько девочек махали лентами и разбрасывали разноцветное конфетти. Стайка ребятишек бросалась мокрыми снежками. Мокрая метель стала совсем густой, закрыв купол старого собора и светящиеся фары автомобилей.
– Вот, возьми, – пожилой мужчина в старомодном цилиндре наклонился и бросил ей, как нищенке, монетку.
Меропа подхватила монетку и с жадностью положила в карман. Господь, похоже, не совсем ее оставил. Она точно не знала, как использовать неожиданный подарок, но каким-то шестым чувством понимала, что именно эта монетка поможет ее ребенку. Надо только посидеть еще немного…
*
– Девочка, ты чего сидишь?
Часы и колокол пробили восемь. Улицы опустели. Усилился холодный ветер, и Меропа чувствовала сильный озноб. Ей хотелось укрыться теплым пледом.
– С тобой все хорошо?
Меропа с трудом подняла глаза. Над ней стояла пожилая женщина в палевом пальто.
– Господи, да ты беременна, – прошептала старуха… – Тебе скоро рожать…
– Откуда вы… знаете?
– Мой покойный супруг был доктором. Идем, неподалеку приют есть, там помогут. – Старуха, взяв под руку Меропу, повела ее прочь от резной ограды заснеженного сквера.
Меропа едва ли понимала, по какой части Лондона они шли. Да и какое это имело значение? Она машинально перебирала ногами, пытаясь заглушить боль. Хрустальные гирлянды переливались, отбрасывая разноцветные блики на только выпавший снег. Невдалеке слышался свист паровозов и шипение водонапорной башни.
– Ничего, – прошептала старушка. – В приюте помогут, только монетку дай. А как поправишься, уж помолись за старуху Эмму Майлз, да за упокой души старины Артура Майлза.
Живот снова пронзила боль. Прищурившись, Меропа заметила решетку. В полутьме был виден резной узор чугунных прутьев, присыпанных легкой снежной пудрой.
– Вот и пришли. Прозвони в колокольчик. Может, – старуха погладила Меропу по плечам, – еще, глядишь, да и устроишься работать в приют. Деньги не велики, а всегда-то при ребеночке будешь…
Она не помнила, как прошла через кованые ворота, пустой дворик и позвонила в колокольчик. Дверь открыла плотная женщина в фартуке.
– Закрыты… Или ты нищенка? – Она смерила недовольным взглядом лодочки на распухших ногах Меропы. – Поразвелось же вас, тварей…
– Помогите… Умоляю… – простонала Меропа. Сунув монетку в пухлые руки, она заковыляла к спасительному свету.
Прихожая выглядела бедно, но безукоризненно чисто. Ровный пол был выложен черной и белой плиткой. Пухлая женщина в дверях что-то говорила, но Меропа не понимала ее. Она плюхнулась на зеленый диван, и под шум бушевавшего за окнами ветра снова ушла в сладкое забытье.
Ее вернул к жизни странный голос. Меропа вздрогнула, и, преодолевая озноб, повернулась влево. Рядом, как в тумане, стояла невысокая худая женщина в сером халате.
– Скоро будет…. – Меропа посмотрела на нее бессмысленным взглядом. – Надеюсь, он будет похож на отца…
– Господи, она же на сносях! – крикнула женщина в халате. – Джейн, подготовьте постель во второй комнате. Я ее туда отведу.
– Не бойтесь, – продолжала она, помогая Меропе встать. – Я Ханна Коул, владелица приюта. Моя помощница миссис Роджерс вызовет доктора Рочестера. Он живет неподалеку, и у него есть телефон.
Схватки начались, едва голова коснулась валика на старой кушетке. Металлические щипцы вонзились между ног. Острая боль обожгла тело, терзая каждую жилу. Меропа не обращала внимания на слова, выкрикивая некоторые из них на змеином языке. Наконец, раздался звонкий плач. Превозмогая боль, Меропа приподнялась и вскрикнула от радости: миссис Коул держала в руках маленькое щуплое тельце. Ребенок смотрел на нее большими глазами. Глазами Тома.
– Мальчик или девочка? – пробормотала Меропа.
– Мальчик, – спокойно ответила миссис Коул. – Поздравляю вас, дорогая!
– Его зовут Том. Том Риддл, как его отца. И Марволо, в честь деда, – через силу улыбнулась Меропа. – Дайте его…
Озноб не спадал. Она медленно двигала ногой измятую простыню. Ребенок, отчаянно дрожа, инстинктивно тянулся к груди матери. Ослабевшая Меропа погладила его по головке.
– Том… Если ты однажды узнаешь, что случилось со мной, пожалуйста, прости отца… Я прощаю его. Прощаю за все.
Ребенок упрямо жался к груди. Он, должно быть, хотел есть и пытался издавать шипящие звуки. Меропа улыбнулась: малыш будет змееустом, как и все его предки. Очертания комнаты поплыли, приобретая кривые формы. Медсестра Джейн натирала руки уксусом, однако Меропа не чувствовала его. Ей чудилось, будто она сидит на берегу теплого моря и держит в руках металлическую цепь, которая была необычайно легкой.
– Сильнее, сильнее трите, Джейн, – кричала миссис Коул.
Вбежавший доктор Чарльз Рочестер на ходу сбросил усыпанное мокрыми снежинками пальто и достал из чемоданчика стетоскоп. Отстранив Джейн, он пощупал охладевшую руку Меропы и торжественно произнес:
– Безнадежно.
Миссис Коул и миссис Роджерс тревожно зашептались. Худенькая медсестра Джейн отчаянно вскрикнула. Доктор Рочестер быстро заправлял шприц, словно надеясь на чудо. Кто-то предложил вызвать полицию. В суматохе никто не обратил внимания на маленькое существо, жавшееся к груди матери, не понимая, что это груди трупа. Первое, что узнал в жизни Том Марволо Риддл, был леденящий холод мертвого тела.
========== Глава 2. Мальчик, не знавший тепла ==========
Стояло хмурое ноябрьское утро. Ледяной ветер гнал снеговые тучи сквозь рваные просветы серого неба. Если бы не промозглая мгла, в воздухе давно бы кружились снежинки. Из-за высокой влажности в груди словно стоял вязкий ком; дыхание, превращаясь в пар, смешивалось с густыми парами лондонского тумана. Том зябко поежился и постелил на бордюр выцветшее зеленое покрывало: даже легкий свитер, который он надел под темно-серую приютскую форму, не спасал от пронизывавшего ветра. Это покрывало от старого немецкого дивана Том нашел на приютском чердаке пару лет назад и с тех пор не расставался с ним.
Предсмертное желание Меропы сбылось: мальчик был уменьшенной копией красавца-отца. Неестественно высокий для своих десяти лет, Том был настолько худ, что пробивал шилом дополнительную дырку в ремне. Тонкие запястья вечно торчали на несколько дюймов из рукавов слишком короткой и мешковатой приютской формы. Бледную кожу оттенял густой черный цвет чуть вьющихся волос, которые, правда, давно нуждались в стрижке. Но самым необычным во внешности Тома были глаза. Темно-карие, почти черные, зрачки удивительно смотрелись на фоне ярко-бирюзового отлива радужки и длинных, почти как у девчонки, ресниц. Их взгляд всегда казался каким-то потерянным. Впечатление от мальчика портила только легкая сутулость: Том не переваривал спорт и никогда не занимался им.
Начиналось воскресенье, и к огорчению Тома, в этот день не было уроков. Только что закончился завтрак, где давали жидкую пшенную кашу. Том ненавидел это блюдо и, чувствуя позыв к рвоте, под общий хохот жадно заедал его хлебом. До занятий в воскресной школе оставалась пара часов. Приютские сироты постепенно высыпали во двор, чтобы поиграть перед уроками. Том сел на покрывало и поплотнее закутался в свитер, пытаясь унять дрожь, пробиравшую его с ног до головы.
– Джек Лондон. «Мартин Иден», – прошептал Том, открыв книгу.
Утренняя улица была пуста, лишь торговка-молочница катила тележку с бидоном. Плотный туман почти поглотил крыши соседних домов и высокий шпиль часовни. Том сильнее потер ладони и тотчас вскрикнул: острая боль от удара обожгла коленку.
– Приятного чтения, Риддл! – раздался звучный голос Джеймса Биггерта.
Том с ненавистью уставился на пробегавшего крепыша и лихорадочно пощупал карман, где лежало припасенное с ужина большое яблоко. Тому не хотелось с ним расставаться, но Джеймсу нельзя было спустить с рук наглую выходку. Размахнувшись, он изо всех сил запустил яблоком.
– Вот тебе мой ответ, Биггерт, – усмехнулся Том.
– Чтобы ты подох, Риддл! – заорал во весь голос Джеймс, отряхивая ушибленный затылок от гниловатой мякоти.
– Только после тебя, Джемми.
Том с досадой потер колено. Он ужасно злился на себя: Джеймс Биггерт, Билли Стаббс и Бренда Бэкки были его заклятыми врагами. Том с самого утра ожидал пакости от этой троицы, и все же в последний момент глупо пропустил удар. Любой приютский сирота почти с рождения знал, что нельзя вытягивать ноги вперед: простаку сразу давали пинка или ставили подножку. «Расслабился, идиот», – прошептал Том и попытался сосредоточиться на книге.
За годы жизни в приюте Риддл так и не смог понять, за что почти все дети ненавидят его. Когда Тому было четыре года, некий мистер Грант подарил приюту детскую железную дорогу. Тому очень хотелось поиграть со всеми. Но едва он посмотрел на игрушку, как паровоз и станция со шлагбаумом разлетелись на кусочки. В тот день Джеймс Биггерт и восьмилетка Майкл Корн нещадно били Тома под восторженные крики Бренды.
Другой случай произошел, когда Тому исполнилось шесть лет. Как-то после уроков его ради забавы решили побить десятилетки Энтони Грейз и Генри Ойрен. Увлекшись побоями, они пинками сломали Тому три ребра, и дней десять он провалялся в лазарете. В первую ночь Тому приснился сон, будто Энтони свалился с лестницы и сломал себе ногу. К удивлению Тома наутро Энтони принесли в лазарет со сломанной ногой. Следующей ночью Том радостно представил, как Генри Ойрена укусит собака. Утром Генри, лазивший по закоулкам возле приюта, был в самом деле искусан громадным черным псом. Вокруг шептались, что Риддл наказал обидчиков. И хотя это казалось полной чушью, Том тогда понял, что он особенный, непохожий на остальных детей.
Риддл действительно умел делать вещи, недоступные другим: простым движением руки он поднимал и опускал камни; прикосновением ладони мог нагревать или охлаждать чайник. Иногда Тому казалось, будто он понимает мысли окружающих… Но чем больше мальчик открывал в себе странностей, тем сильнее его ненавидели остальные дети. Из-за неспособности Тома играть в футбол и быстро одеваться мальчишки, под радостные возгласы девчонок, частенько оскорбляли его или били. Том знал, что другие дети ненавидят его, и в свою очередь, на дух их не переносил.
Примерно через полчаса Том оторвался от книги и осмотрелся. Приют был большим квадратным зданием с высокой оградой, возле которой росли редкие, почти облетевшие, деревья. Дети в серой форме весело пускали газетные кораблики. Толстяк Генри Ойрен важно ехал на плечах двух семилеток. Почти каждого из них Тому хотелось придушить, хотя отсюда они выглядели довольно милыми и безобидными. Поежившись, он посмотрел сквозь резные прутья чугунной ограды и вздрогнул. Возле каменных ворот, шурша тормозами, парковался черный автомобиль.
Том прищурился. Из автомобиля вышел шофер в сером плаще и клетчатой кепке. Быстрым движением он открыл заднюю дверцу. Через мгновение у автомобиля стояли женщина лет сорока и девочка лет десяти. Женщина была в сером костюме с дорогой горностаевой накидкой, девочка – в сиреневом платье и золотистом бархатном жакете. Шофер равнодушно закурил. Дама, отмахнувшись от клубов табачного дыма, пошла к воротам.
– Доброе утро, – женщина попыталась улыбнуться, хотя ее улыбка выглядела натянутой и жесткой.
– Доброе утро, – Том оценивающе осмотрел посетительницу. Ее длинные белые волосы порядком поседели. Вздернутый подбородок и холодные голубые глаза говорили о волевом нраве. На холеных чуть морщинистых руках сияли бриллианты. Том поморщился: он не любил людей, хвастающихся богатством.
– Ты сирота? – спросила женщина, с интересом изучая его.
– Как видите, – съехидничал Том. – Моя мать умерла через два часа после моего рождения, она только успела дать мне имя, – перешел он тотчас на обычный тон. Мальчик вдруг подумал, что ее грубоватые желтые сапоги отлично подошли бы для верховой езды.
– Как тебя зовут? Дженни, успокойся! – крикнула дама девочке у ограды.
Том посмотрел на девочку, отметив ее пронзительные голубые глаза – точно такие, как у матери. У девочки были длинные золотистые волосы, завязанные желтым шелковым бантом. Дженни, поймав его взгляд, скорчила гримасу отвращения. Мальчик скривился и повернулся к даме.
– Том.
– Томас? – Женщина снова постаралась выдавить из себя улыбку.
– Нет, Том. Том Марволо Риддл, – хмыкнул он.
Том не любил свое имя: ведь Томами звали почти всех окрестных котов. «Твоя мать умерла, назвав тебя Томом в честь отца, и дурацким именем Марволо в честь деда», – сказала ему миссис Коул. С тех пор Том знал, что у него есть отец, которого тоже зовут Том Риддл. Но это было в другом, почти нереальном, мире, а в обычной жизни Тома здорово достало сравнение с вонючими котами.
– Необычное имя… – Посетительница, казалось, о чем-то размышляла. – Сколько тебе лет?
– Скоро одиннадцать, – Том спокойно выдержал ее взгляд. – А кто Вы?
– Я Эмма Сполдинг. Это моя дочь – Дженни Сполдинг, – она показала на девочку у ограды, – твоя ровесница. Ты не знаешь, где Ваш директор?
– Нет, – солгал Том. На самом деле он прекрасно знал, что миссис Коул заседала в местном баре, заливая в себя очередную кружку джина.
– Риддл! – послышался грудной голос миссис Роджерс. – Опять хулиганишь?
– Я здесь, миссис Роджерс, – Том выплюнул ее имя, как ругательство.
Пышная приютская кастелянша Джемма Роджерс терпеть не могла Тома, и он платил ей той же монетой. Как-то в детстве Том попробовал ей возражать, за что директор приюта миссис Коул надрала ему уши.
– Ну, зачем так строго, миссис Роджерс? – засмеялась странная посетительница. – Том – молодец, встречает нас. И мы хотели бы видеть…
– О, доброе утро, миссис Сполдинг, – залепетала выбежавшая с крыльца миссис Коул. Ее потертое зеленое платье с большими сальными пятнами развевалось на ветру. Том поморщился: от директрисы исходил устойчивый запах перегара.
– Доброе утро, миссис Коул. – Дама говорила с легкой хрипотой представительницы высшего общества. – Надеюсь, все готово?
– Да-да, миссис Сполдинг. – Тон директриссы стал масляным. – Вы пришли по тому же делу, о котором написали мне вчера?
– Я хотела бы усыновить ребенка, – спокойно ответила посетительница.
– Это можно устроить. Какого возраста и пола? – Том усмехнулся: миссис Коул сейчас напоминала ему продавца, готовившегося получить большой куш.
– Мальчика лет восьми или девяти, – ответила миссис Сполдинг, машинально поправив пуговицу пальто. – Мне нужен спокойный ребенок. – Том ехидно фыркнул, подумав, что даме подойдет разве что вечно страдающий от фурункулов и прыщей Эрик Волей.
– Я соберу всех мальчиков от восьми до десяти лет, и вы выберете того, кто подойдет. – Слова миссис Коул звучали так, словно она объявляла о распродаже породистых котят. – Риддл, живо марш во двор! – Мальчик с досадой захлопнул книгу и поплелся к двери.
Во дворе уже царила суматоха. Шесть десятилетних мальчиков выстраивались в темно-серую шеренгу. Некоторые из них радостно кричали. Том, вздохнув, встал между белобрысым Билли Стаббсом и тихим черноволосым мальчиком – тем самым болезненным Эриком Волеем.
– Ого, кто пришел, – раздался голос Стаббса. – Томас – облезлый кошак!
– Иди, почеши уши своему тупому банни, Стаббс, – огрызнулся Том. Кто в приюте не знал, что Билли Стаббс обожает своего кролика Джимми?
Дети быстро построились полукругом: процедура усыновления была отработана до мелочей. Миссис Сполдинг прошлась мимо шеренги. Том с неприязнью посмотрел на ее меховую накидку. Однажды в учебнике истории он видел картинку, как римские патриции покупали рабов. С тех пор он ненавидел процедуру усыновления, чувствуя себя живым товаром. Оставалось только молиться, чтобы богатая дама с капризной дочкой не заприметили его.
– Не торопитесь, время есть, – бормотала посетительнице миссис Коул.
Рассеянно смотря на ворота, Том вспоминал, как добрая медсестра Джейн иногда заваривала чай на кухне. Темно-синий чайник весело пыхтел на плите, а Джейн в фартуке хлопотала возле белого шкафа с поломанной дверкой. Том иногда заглядывал к ней и получал или приторный пряник, или (если сильно повезет) даже овсяное печенье. Том уже тогда с тревогой отмечал неестественный румянец на ее бледных щеках и сухой кашель, который девушка старалась тщательно скрывать.
– Ты кто? – Том вздрогнул, но тотчас с облегчением вздохнул: женщина остановилась возле синеглазого Джонатана Бердса. Лицо ребенка было усыпано веснушками и легкими расчесами от грибка или экземы.
– Вы это… мне? – испуганно прошептал Джонатан. Он, видимо, был уверен, что выберут кого угодно, только не его.
– Конечно тебе, дурачок, – улыбнулась женщина. Стаббс и Биггерт расхохотались. Следом рассмеялись восьмилетки Энджи Крейтон и Оливер Терн. «Как они все хотят походить на старших», – подумал с отвращением Том. Он снова посмотрел на ограду, и Дженни вновь наградила мальчика неприязненным взглядом холодно-голубых глаз.
– Идем, Джонатан. Давайте уладим формальности, миссис Коул, – сухо кивнула Эмма Сполдинг.
– Да-да, конечно, – согласилась директриса.
