Текст книги "Alia tempora (СИ)"
Автор книги: Каролина Инесса Лирийская
Жанры:
Юмористическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 43 страниц)
Водка заставляла говорить все, что вертелось в голове. А Ян приподнялся, словно разбуженный, чтобы ясно, ужасающе трезво взглянуть ему в лицо с каким-то странным, нечитаемым выражением, в котором Влад, подслеповато щурясь в темноте, мог угадать страх и тоску. И боль – не свою, не разделенную контрактом, а ту искреннюю, за других, которую он не допускал никогда на работе.
– Ты с ума сошел, – дрогнул его голос.
– Да! Мне иногда кажется, что это все не мое, чужое, украденное, – удушенным шепотом согласился Влад. – Что все еще стою там, на развалинах Рая, а Господь пытается растерзать мое черное сердце, ты смотришь, как меня медленно убивают, а я… я вижу то, чего совсем не может быть. Или что я продаю душу в церкви назло себе самому, и все, что я наблюдаю, – яркие разноцветные осколки витражей чьего-то счастья. Или что завтра мы проснемся на гражданской войне в грязи, копоти и нищете Девятого, и нас застрелят, ну ты ведь знаешь, какие свалки бывают в битвах, случайная пуля, и… Больше всего на свете я боюсь открыть глаза и понять, что это был лишь долгий сон. Я не могу поверить, что все время наше, больше нет ни царей, ни богов над нами. Что мы все живы и живем. Что я заслуживаю хоть немного счастья. И я совсем не знаю, сколько нам осталось. А теперь – видишь?.. Может быть, завтра начнется очередной конец света, и мы сгинем в огне новой войны. Если так, обещай…
– Обещай, что вместе со мною сгоришь, – эхом откликнулся Ян. – Я обещал, я сотни раз клялся, и я лучше всех знаю, что ты никогда не был святым. Но это не значит, что тебе не положено счастья, Влад. Ты заслуживаешь его так же, как и весь Ад. Как любой из нас. И мы сражались за это.
Они помолчали. Где-то на границе мира брезжил рассвет, и Ян ненадолго метнулся к окну, раскрыл его, чтобы свежий ветер ворвался в дом. Закурил, вздрагивая, успокаиваясь. Прикусил сигарету, протянул руку к опустевшей рюмке, обвел пальцем грань, налил обоим.
– За конец света, – неровно улыбнулся Ян, поднимая ее; короткие, но емкие тосты он умел выбирать как никто другой.
– За конец света! – лихо, стараясь отбросить все сомнения, согласился Влад.
Молча чокнулись рюмками, едва не расплескивая через края, выпили залпом – обожгло, опалило глотку, что Влад задохнулся. Как будто и правда рухнула тьма, скрыла все, стерла родное лицо. По телу прошел адский жар, прошибло; Влад помотал головой, но его замутило, не прояснилось ни на миг…
Пятнадцать лет назад в такую же они тоже убеждены были, что непременно погибнут под окровавленными железными сапогами истории, прогрохотавшей маршем по Аду; тогда они схватились друг за друга намертво и до сих пор не могли разомкнуть рук. И не хотелось; Влад как раз нашарил чужие прохладные пальцы, сомкнул на них свои, сразу почувствовав ответное пожатие.
Как и в тот раз, хотелось делать глупости. Отчаянно, как воздуха.
– Выходи за меня, – брякнул Влад.
И уставился на Яна, сам не веря, что это он тут сказал, не уверенный, что не придумал это на пьяную голову, а слова и правда прозвучали на тихой кухоньке; почему-то он забыл, как дышать, забыл, что снова жив, а не бесплотный дух, которому можно выкинуть все человеческое, да у него все из головы вылетело, и пусто там стало.
– Я… Нет, – неловко ответил Ян. А потом что-то столь же неясное прокатилось по его лицу, быстро, незаметно, и он торопливо отвернулся, часто, загнанно дыша.
– Я недостаточно?..
Обжигающее чувство в груди было уж точно не от водки. Влад тоже отвернулся, не желая, чтобы было видно, как болезненно перекосилось лицо. Так бы они сидели вдвоем, выворачивая шеи в разные стороны, но Ян прижал его ближе, ласкаясь, беспорядочно проводя руками по плечам, по шее, по лицу, обрисовывая скулы, и Влад слабо ник к нему, чувствуя себя особо разбитым, вдрызг пьяным и неприкаянным, ничьим, хотя его держали сильные руки. Гадал про себя – зачем попросил, за что ему отказали. Но винить Яна не мог – винил себя за слишком развязавшийся язык и вскачь побежавшие мысли.
– Я ведь… никогда… никому!.. – воскликнул он отрывисто. – Даже не думал! Но тут…
– Я знаю, знаю, – зашептал Ян, точно боялся в полный голос говорить, хотя квартира была совсем пуста. – Ты самый лучший, правда. Но… ты пьян, мы оба сильно пьяны, умаялись за день, напуганы судьбой, – устало вздохнул он, неуютно поводя плечами. – Такие решения надо принимать серьезно и трезво. Давай с утра! – предложил он с небывалой надеждой.
– Может, это я для храбрости выпил.
Влад проворчал это, утыкаясь ему в ключицу, чувствуя невнятную обиду, хотя даже не знал, всерьез ли он спрашивал или в шутку это высказал, просто так, потому что на удивленного Яна хотел взглянуть. А теперь ныло тоскливо, обидно в груди, точно он и правда на что-то истово надеялся, точно струна какая со звоном лопнула, оглушая его, и Ян наверняка почувствовал сам: контракт пошаливал, как будто трясло его. А все же – правильно он говорил, как и обычно, сохраняя рассудок в самые безумные моменты…
– Нам же и так хорошо, – словно стараясь успокоить, говоря ласково, напомнил Ян, коснулся его груди, находя под рубашкой спрятанный амулет – от него растеклась прохлада. – Одна душа на двоих… У тебя моя бессмертная душа, разве нужно что-то еще? Зачем штамп в бесполезном человеческом паспорте, кольцо?
– От одного кольца я бы точно не отказался – того, что Соломона, – признался Влад. Встряхнувшись, он заново наполнил рюмки. Из головы не шло, и он знал, что сам напоролся по глупости – не в то время и не в том месте. Забыть бы. Взять и проснуться утром, точно не было ничего.
Он прижмурил глаза, одновременно боясь ухнуть в сон. Знал, что там явью станет давний кошмар, в котором Ян бездыханно лежит перед ним, бледный, сломанный; такие сны приходили в самые темные ночи. Но Ян мерно, рокочуще мурлыкал что-то, приговаривал, надежно его убаюкивая. Влад почувствовал, как невесомо прижимаются ко лбу – под рогами, как обжигает прикосновением. Улыбнулся тихо, кивнул: хорошо ведь, и так хорошо, спокойно и тепло, точно его закутали в тяжелое пуховое одеяло… И больше ему нечего было желать.
На этой мысли Влад утонул во тьме.
========== Глава XVIII ==========
На то, чтобы узнать Гвардию, привыкнуть к ней, прижиться, Рыжему дали всего-то несколько дней. В самый первый он попал в Ад в сопровождении нездорово оживленной Роты, предвещающей погоню, охоту, рывок – сразу в пропасть. В беспорядке, смущенный громкими голосами, Рыжий почти ничего не понимал и хлопал глазами, пытался что-то сказать, спросить, но не успевал. За ласковой демоницей Айей, поманившей его, Рыжий кинулся сразу же, а потом едва не заперся в выданной ему комнате, напуганный толкотней внизу, всеобщим братанием, вспыхнувшей радостью, хохотом и гоготом, присвистом, визгом и воем в псарне, откуда адские гончие почуяли вернувшихся, и отзвуком прокатившимся взрыком конюшен. И обидно было, что ему там не нашлось места; Рыжий сам удивился этому детскому чувству. Может, потому он вскоре поплелся к Варсейну – единственному существу, которое он мог назвать другом.
Пропала Ринка, сгинув в мире наемников, бесконечно далеком от Рыжего; Саша, бросив вещи, сразу же отправился знакомиться с прихорашивающейся Столицей в компании той милой девочки, Белки, хотя казался бледным и больным. По соседству жил Вирен, и по его комнатушке было видно, что обитает он тут многие годы: захламленным и уютным показалось Рыжему его жилье, куда он с позволения Вирена, данного с легкой руки, совсем без раздумий, любопытно сунул нос.
То, что встретило Рыжего, Вирен, посмеиваясь, самовольно называл «творческим беспорядком»; его мать именовала бы комнату не иначе как хламовником, а сам Рыжий с сомнением переминался на пороге добрых пять минут. Старая продавленная кровать, цветастые подушки – ручная вышивка; коврик на полу, потерявший цвет, обычная, дешевая мебель – она была бы безликой, если б не привычка Вирена писать что-то прямо на столе, выцарапывать ножом отдельные фразы. Особо поразили его книги – все сплошь людские. Они громоздились на полках, неаккуратно прибитых, на столе вздымались кучами, попадались под ноги, подпирали платяной шкаф вместо одной из утерянных отчего-то ножек.
В эти недолгие пару дней они сдружились с Виреном особо крепко; тот вдруг оказался интересным собеседником, сам скучал, шатаясь по мелким поручениям. С мучением Рыжего, которого оставляли под охраной каждый раз, этого было вовсе не сравнить: он сидел в казармах, вжавшись в угол, пока одни его охранники резались в карты, а другие шастали по внутреннему двору, охраняя. Вылазка в замок Мархосиаса оказалась единственной его прогулкой. Лишь из восторженных рассказов Вирена, вернувшегося с облавы на окраинах, Рыжий узнавал последние новости, хотя и подозревал, что участие конкретно Вирена слегка приукрашено. А сам практиковал заклинания, стараясь, разучивая новые. Знал: его отпустят после того, как он уничтожит кольцо.
А Вирен охотно делился историями о жизни в Гвардии, понемногу рассказывал о себе; кусая губы, словно выплевывая слова, поведал о своих ожогах, а после показал Рыжему несколько зарисовок: давно Вирен мечтал перекрыть уродливые розоватые отметины татуировкой, но не мог выбрать рисунок. Пользуясь вбитым в голову знанием о древних рунах и заклинаниях, сам Рыжий попытался переплести магию. На защиту и удачу – простенький став, который он от души украсил завихрениями, напоминающими ползучие лозы. Кажется, Вирену он понравился.
На вопросы Вирен всегда отвечал, и это качество Рыжий в нем ценил: остальные гвардейцы, занятые расследованием и поисками врага, отмахивались. Правда, не всегда выходило легко.
– То есть, – упрямо пытаясь разобраться, уточнил как-то Рыжий, – по документам Кара тебе тоже… приемная мать?
– Ага. Женщина-отец. Она не любит феминитивы.
– Что не любит?..
Иногда Рыжий терял веру в то, что может говорить с гвардейцами и не сходить с ума. Но, находясь рядом с Виреном, единственным, кого он из этой ватаги знал, он мог запросто изучать Роту; впрочем, больше всего в Вирене было от капитана Войцека: насмешка, взгляд, и лучащийся теплом, и подначивающий, вызывающий, с ехидцей, подхваченные мелкие привычки. Однако это не было слепое подражание кумиру, жадность, воровство – нет, Вирен впитал это, сам того не замечая. Может быть, в самом Рыжем кто-то из старых знакомых семьи смог бы углядеть отца…
– Обычно в документы записывают максимум двоих, тут ты прав, – наконец серьезно сказал Вирен. – Но кто бы, скажи мне, посмел помешать Сатане? К тому же, – значительно добавил он, – Гвардия была создана, чтобы ломать правила.
Это был вечер, когда в замок приволокли бумаги и книги Мархосиаса, а они с Виреном сидели на крепостной стене и рассматривали фигурки, бегающие внизу. Солнце жарило спину, а Рыжему совсем не хотелось говорить, он наблюдал, и Вирен великодушно болтал за двоих. Столько он узнал о Роте, что казалось, жил с ними с ранних лет, как Вирен, а в другие времена Рыжий резко вспоминал, что все это – обломки, присказки, забавные истории, а настоящих их он никогда не увидит. Но он благосклонно слушал про причуды близнецов Зарита и Гила, которых разделять было невозможно, а один всегда чувствовал боль другого; про сурового на вид, но исключительно романтичного Волка, который какой год мыкался и не мог принести Айе свадебный кинжал – Рота уж готова была сделать это сама; про знойную красавицу Дэву, которая отшивала Вирена упрямо и стойко, пока он не стал ее уважать; про терпеливость Айи, лучащейся материнской лаской, но и готовой сразиться за своих детенышей, как дикая волчица; про болезненного мага Кость, которого все по-семейному прикрывали…
К тому, что у Роты два равных вожака, было труднее всего привыкнуть. Очень долго Рыжий знал, что за власть насмерть дерутся в пустынных бандах, что каждый хочет подмять, возвыситься, придавив другим горло. Демоны, которых он знал, были жадны. А здесь жило что-то особое, двоеликое, что Рыжий не мог объяснить. Но понял сразу, что во главе отряда стоит и взбалмошный капитан Войцек, клыкасто скалящийся, громкий, такой истинно гвардейский, и с виду ломкий капитан Ян с его пытливыми прожигающими взглядами.
«Маг, тоже мне! Душа-то у нас одна на двоих, ты по чему считаешь, по головам?» – с каким-то маньяческим увлечением переспросил Влад, когда Рыжий несмело упомянул это вчера поздним вечером; Влад, видно, часто спорил на эту тему, потому представил будущий разговор и мысленно одержал в нем несколько блистательных побед. И Рыжий позорно бежал с поля боя. «Я думал, в сказках…» – бормотнул он, прежде чем прицепиться к Ринке с бесполезным разговором, срочно спасаясь. Смеясь, Влад махнул ему вслед.
– Они – моя семья, – заявил Вирен открыто и даже радостно; глаза его сверкали, смеялись. – Гвардия меня воспитала, и я всегда буду помнить их добро.
После этих слов Рыжему особо совестно стало, и он в который раз подумал, что нужно будет непременно навестить Мерил, что томилась во Дворце. С сестрой он не виделся долгие годы, и впервые им довелось бывать так близко, а он раскачивался и сомневался.
– Я боюсь, что она меня не признает, – сказал Рыжий по секрету. – Что нам не о чем будет говорить. А еще я страшно виноват перед Мерил, что сбежал из дома, точно преступник, никому не сказал… Она никогда не укоряла меня в письмах, но если…
– Ты не узнаешь, если будешь сопли жевать и тормозить! – решительно заявил Вирен. – Завтра же встретишься с ней: во Дворце будет большое собрание, нам всем туда идти. После и пересечешься с сестрой.
Все следующее утро Рыжий не мог спокойно сидеть, ерзая и извиваясь на месте, точно, как мрачно выразился недовольный Влад, за зад ужаленный. Не способный сосредоточиться на простейших заклинаниях, он злил капитана Войцека, разражавшегося глухим песьим рычанием, но ни слова не сказавшего Рыжему. Слыша этот раскатистый звук, Рыжий вжимал голову в плечи и пытался, правда выводил заклинания, но в последний момент все срывалось, когда в голову настойчиво лезли образы Мерил, еще совсем ребенка, нескладного и долговязого, каким он ее запомнил.
Вместе с Владом и Ринкой они сидели на складе, где раздвинули шкафы, в которых таились загадочные коробки. Пахло принесенным из мира людей нафталином и пылью. Укромный закуток вмещал стол, на котором лежали друг на друге раскрытыми найденные книги, несколько старых кожаных кресел – Влад сказал, они раньше стояли в капитанском кабинете, но со временем безобразно истерлись; кресла заменили, но выбрасывать пожалели. Именно благодаря чьей-то бережливости они могли вольготно раскинуться и коротать время на складе.
И Рыжий благодарен был, что Влад не мучает его на глазах у всех гвардейцев, как мог бы; на того напало какое-то забавное милосердие, хотя в остальном его точно убавилось: Влад гонял Рыжего бесконечно, брал измором, заставлял отрабатывать одно и то же раз за разом, пока руки не стали сами двигаться. Именно этого Влад и добивался: автоматизма, въевшейся привычки, инстинкта. Оставалось лишь мечтать о тихих уроках Ярославы, щадившей его и просившей не перенапрягаться.
Безмолвным наблюдателем его мучений была Ринка. Она засела рядом, никем не приглашенная, и внимательно следила за ними. Владу она сказала, что должна наблюдать за Рыжим по просьбе Евы (ему до сих пор непривычно было, что в Аду Ярославу так зовут – и еще чуднее было осознавать, кто такая его наставница). А вот ему казалось, что Ринка желает спрятаться подальше от гвардейцев и забиться в тихий уголок.
Они говорили о Мархосиасе, потому что в тишине, разбавляемой лишь шепотком Рыжего, можно было свихнуться.
– Интеллигенты – самые страшные люди, – поучал Влад, ненадолго отвлекаясь от потуг Рыжего выдать какое-нибудь сносное заклинание. – Я могу понять человека воинственного и вспыльчивого, по нему всегда видно, когда кинется, что от него ждать. По лицу читать можно, как по книге. Эти же… Вроде улыбается, говорит вежливо, а потом – нож под челюсть с проворотом. Внезапно прыгнет, момент подгадает, когда ты расслабишься. Напоследок обязательно скажет: «Прощай»… Правила приличия ведь обязывают! Такие милые и смирные оказываются всегда маньяками, которые человека могут в три пакета разместить.
– Вы прям эксперт, – цокнула Ринка. Она сидела в самом углу комнаты, вжавшись в кресло; так Ринка никого не подпускала за спину.
– Да-а! – значительно протянул Влад. – Знаком с одним таким. Приходится.
Магия сверкала между пальцев Рыжего, прирученная и смирная, и он рывком поднял голову на Влада, хвастаясь удавшимся боевым заклинанием: оно было Высшим, а удержать получилось-таки! Теплых слов он от Влада и не ждал, но приятно было их услышать, а потом тот объявил долгожданный перерыв.
Стащив себе на колени старую книгу, Рыжий листал ее и вчитывался в заумный текст о фамильярах; сам Влад презрительно хмыкал на это, говорил, что любой маг, даже самый зарвавшийся, не должен принимать роль Творца и лепить себе простенький животный разум – помощника, через которого черпали энергию.
– Вы так делаете с мраком, – неохотно выговорил Рыжий, всем видом показывая, что не желает оскорбить: никто в здравом уме не решился бы сказануть такое Высшему боевому магу. А он был недоучкой и совсем не знал, сможет ли отразить летящий в лицо ком заклинания.
Но Влад всерьез задумался, покачал головой.
– Нет, здесь иное. Почти симбиоз – забавно об этом говорить, когда у меня больше мрака в венах, чем крови, уж я уверен… У нас обоих есть сила, но Ян не умеет и не желает ей пользоваться, потому делится. Если тебе не нужно – отдай нуждающемуся, и все такое.
– Каково это? – полюбопытствовал Рыжий. – Сила не из нашего мира, из Бездны…
– Она мягче. Проще творить заклинания, – рассказывал Влад, глядя сквозь него, перебирая свои ощущения; он остановился, примостился на подлокотнике кресла напротив. – Иногда будто откликается на мысль, а не на несколько знаков руками. Но она куда опаснее, увлечься так легко, почувствовать могущество, которое не положено ни одному человеку или демону. Потому я стараюсь не брать слишком много.
– Вы дрались с Ниираном сами, – не сдержал восхищения Рыжий. – Мне Вирен рассказывал! А ведь он сам вышел с мраком и магией Соломона…
– Слушай Вирена больше, – добродушно ухмыльнулся Влад. И вдруг резко и громко хлопнул в ладоши, заставив и Рыжего, и Ринку подскочить на месте. Потревоженная демоница заметала хвостом. – Хватит рассиживаться! Нас ждут великие дела!
И Рыжий правда верил, что у него получается, он был окрылен успехами на тренировках, вспоминал то, как помог Гвардии в замке, и действительно начинал думать, что у него получится. Что он сможет уничтожить артефакт, способный сломить волю целого Ада.
Позже, после совета, он брел по Дворцу и старался не думать о Ярославе, неожиданно ворвавшейся в зал. Еще тогда он вдруг почувствовал, что не дотягивает до Высшего, когда Влад за несколько мгновений раскусил ее дешевый фокус, но случайно услышанный разговор заставил Рыжего сомневаться снова – и винить себя.
Ища Мерил, он будто бы исходил половину Дворца, хотя ему подсказали, что первая леди с фрейлинами сейчас в правом крыле; и вот Рыжий топтал ковры, оглядывался на роскошные картины и фрески, на украшавшие коридоры мраморные скульптуры. Ему казалось, Дворец запутывает его, испытывает. Спрашивать же дорогу снова не хотелось, взыграло что-то. Но демоницу-уборщицу, порхавшую в дальнем конце на развилке ходов, Рыжий порассматривал, сомневаясь; она, кажется, напевала, возя по полу тряпкой, и радовалась жизни. Проходя мимо, Рыжий приветливо кивнул и заметил веточку сирени, приколотую к скромному платью.
Пришлось пройти еще, прежде чем Рыжий услышал знакомые голоса. Не узнать Влада Войцека, упрямо мучившего его боевыми заклинаниями, не мог, потому приободрился, ринулся вперед. К счастью, Рыжему достало ума не сразу вылетать из-за поворота, а поначалу немного выглянуть и осмотреться. Что-то неладное было в интонациях Влада: ни капли ехидцы, сверкающей насмешки, какой он искалывал нерадивого ученика.
Они стояли там втроем – у большого окна, заливавшего светом весь угол. Коридор сворачивал дальше, а Влад, Ян и Кара затаились здесь, у раздвинутых бархатных портьер. Между пальцами Яна тлела сигарета, а Кара прикуривала, и у нее в руке сверкала странная зажигалка – присмотревшись, Рыжий с легким ужасом понял, что на ней золотой тисненый крест, но после вспомнил, что Сатана – Падшая, потому может смело обхватывать вещицу худой ладонью, не боясь обжечься.
На совете он рассматривал Кару довольно, не способный поверить, что это действительно она – вдруг тоже обманка, как Ярослава прислала вместо себя? Но нет, она была реальнее всех остальных, лихая, громкая и решительная – такой ее и рисовали в рассказах о свержении Рая и гражданской войне. Впервые на памяти Рыжего легенды не лгали. А теперь Кара расслабленно стояла рядом с Владом, чуть опираясь на его плечо, чрезвычайно доверчиво на него глядя, и выражение ее лица стало будто бы мягче по сравнению с тем, что Рыжий видел на совете, когда Кара повелевала Высшими демонами. Они и правда были похожи – как брат и сестра. Больше, чем сам Рыжий и Мерил.
Однако не один вид легендарной адской троицы приморозил Рыжего к месту, но и обрывок фразы, долетевшей до него. В испуге Рыжий вжался в стену спиной, чувствуя холод сквозь рубаху; поспешно накидал несколько скрывающих заклинаний.
– Мальчишка еще не готов, – тяжело говорил Влад. – Он быстро схватывает, но не вытянет то заклинание, что может повергнуть плетение ебаного кольца. И то – откуда мы знаем, что оно его сломает? Мы видели выжженное поле возле Петербурга, а отзвук перебудил весь город, всколыхнул всех, кто чует изнанку. Если не получится, удар может разнести Ад.
– Как мы сделали с Раем? – сумрачно спросила Кара, стоявшая спиной к Рыжему, но и так он мог видеть, как она напряжена. – В тот раз понадобилась добровольная жертва…
– Я помогал возводить то заклинание над горящими Небесами, – срываясь на задушенное шипение, отвечал Влад. – Я, блядь, отлично знаю, что такая магия требует многие жертвы, и – да! – мы напоили ее сполна. Не отданной на заклание Лилит, но и тысячами ангелов, духов… В этот раз расплата тоже потребуется.
И Кара шаталась между ними, точно пьяная, а на лицах капитанов Роты застыло решительное, больное выражение.
– Мы можем похоронить кольцо в Бездне, – уронил Ян. – Раз и навсегда.
– И не вернуться?! – почти взвизгнула Кара, взмахивая рукой, тыча горящей сигаретой ему в грудь. – Кому нахуй нужно ваше самопожертвование? Кому?! У вас ведь Гвардия, работа, семья!
– Именно поэтому, – Ян дрогнул голосом, но справился и выговорил отчетливее: – Именно поэтому оно имеет смысл. Ради тех, кого мы поклялись защищать.
Дальше Рыжий почему-то решил не слушать, да и понял, что магия его трещит по швам и всего его трясет: так его напугал случайно подслушанный разговор. Наивно веря в себя, он не до конца сознавал, с какими силами решил спорить…
Стараясь ступать неслышно, он бросился прочь, скатился по лестнице вниз, а после, взмолившись о помощи, обратился к какому-то степенному слуге – одному из дворецких, что прохаживался по коридорам и проверял, все ли готово к празднику. Демон оказался учтив, ничуть не смущен его запыхавшимся видом и с радостью вывел из запутанного лабиринта к боковому выходу; когда же растерянный Рыжий стал хлопать по карманам в поисках мелкой монетки, сердито нахмурился:
– Не нужно все портить деньгами, – повелел дворецкий. – Вы гость нашего командора, можете спрашивать помощи или совета у любого существа в этом месте – вам никогда не откажут.
Он собирался сказать что-то еще, но тут оглянулся на скатившуюся с той же лестницы зареванную молоденькую демоницу, которая едва не кинулась дворецкому на шею и, задыхаясь, жаловалась на кого-то, звенела приятным голоском и поспешно отирала от слез алевшие щеки. Наблюдая эту сцену, Рыжий снова почувствовал себя лишним.
– Снова миледи Шарлид! – обиженно воскликнула демоница. – Эта избалованная старая сука!..
Под строгим взглядом дворецкого она сдержалась и не добавила еще несколько крепких словечек, но Рыжий прекрасно прочел все по перекошенному лицу и накрепко сжатым кулакам. Извинившись несколько раз перед Рыжим (с ним никто в жизни не говорил так учтиво!), дворецкий бросился прочь, уводя и демоницу, которая запиналась и пошатывалась от волнения.
К Мерил Рыжий так и не отважился идти, но с теплотой понял, что Вирен и Ринка не оставили планов вытащить его в город и преданно ждут на ступенях. Они разговаривали: болтал Вирен, а Ринка отзывалась хмыканьем и угуканьем, чтобы создавать видимость беседы, однако слушала она с вежливым вниманием. Странная это была картинка, но Рыжий понял, что они неплохо поладили и без него, и успокоился.
Не сказал про сестру, а они и не спрашивали – наверняка догадались сами, но не стали давить, и за это Рыжий был благодарен. А потом Вирен, оживленно блестя глазами, вырвался в Столицу, потащил их сначала на базарную площадь, где в ночи по-прежнему шла бойкая торговля, разгоревшаяся сильнее – ярче магических огней на фонарных столбах. И на главной площади перед Дворцом выступали музыканты, пели и танцевали, прыгали повсюду переодетыми чертями скоморохи, однако Вирену вовсе не они нужны были, и он направился ниже по улицам, дальше от прилизанного, вычищенного центра. Ворвался в самое сердце их живой, неподдельной жизни…
Забылись тревоги, мысли о сестре, страх перед будущим. Почти всю ночь Рыжий проходил с разинутым ртом, глядя на актеров и фокусников, наблюдая за смуглой и по-змеиному гибкой глотательницей огня, за танцовщицами, разодетыми пестро, вскидывающими тонкие точеные ножки, за шумными компаниями в тавернах, куда их Вирен затаскивал, чтобы попробовать рюмку чего-то ядреного, за проститутками и честными женщинами, что, подбирая юбки, тоже плясали на улицах. Несся долгий, захлебывающийся вой – колобродил Ад, вспыхивал, бесился. Музыка не стихала, а в глазах уж делалось темно и мутно, в голове чугунно гудело, но Рыжий вслед за товарищами снова и снова кидался в праздничный омут. И везде их встречали весело и дружелюбно, наливали, освобождали место в хороводе, девушки дарили головокружительно сладкие поцелуи… На довольном Вирене висло сразу несколько, а Рыжий растерялся, лепетал что-то очаровательной блуднице, что наклонялась так близко, что он мог видеть крапинки в ее теплых и голодных глазах. Это была Столица – бешеное веселье, всеобщее побратимство, бесконечный танец. И на эту ночь он полюбил ее верно и беспробудно.
Ко Дворцу они вернулись под утро, когда устали и едва волочили ноги. Ринка скрылась в замке. Порядком набравшийся Вирен отлетел куда-то в сторону, общался со стражниками, несущими дозор на замковой стене и у ворот; кажется – дразнил их развеселой прогулкой. А вот Рыжий нос к носу столкнулся с Яном, в одиночестве куда-то шагавшим решительным армейским шагом. Рядом с ним трусил Джек, уткнувший морду в землю и тоже невеселый, смурной. Лицо Яна казалось бледным и уставшим, и Рыжему страшно жаль стало, что он не видел этой дивной ночи. Впрочем – то была одна из нескольких…
– Ты слышал, – понял Ян, лишь единожды глянув на лицо Рыжего, который так и встал напротив него истуканом, не способный ничего вымолвить. – Прости. Мы верим в тебя, но дело серьезное, и нужно бить наверняка…
– Ярослава… Ева же сказала! – пьяно и потому громко воскликнул Рыжий. – Моя сила сможет, потому что они одинаковы! У меня кусок райской магии! Она провидица, никогда не ошибалась – вы наверняка знаете, вы же знакомы… – Он забормотал, теряясь, но с надеждой увидел, как Ян в задумчивости кивает.
– Не ошибается, – согласился он. – Однажды она предсказала мне сгореть… А знаешь, из-за кого все это? – вдруг едко усмехнулся Ян – это ухмылка его ничуть не красила, делала лицо каким-то звериным, и Рыжему захотелось попятиться. Могло показаться, что Ян тоже пьян, но глаза его пылали ясно. – Я нашел кольцо в Петербурге в одной разграбленной лавчонке антиквара – обычное такое, скромное колечко из золота с истершейся надписью! Ева рассказала мне, что это. А потом случилось Владу нарушить один из адских законов… Его казнили бы! Убили второй раз – а дальше Бездна, ничто, пустота! Я продал за Влада свою душу и кольцо Соломона в придачу. Может, брось я его в Неву, мы все были бы беззаботны и счастливы…
– Не все, – неожиданно для себя поспорил Рыжий. – Я понимаю. Ради Мерил я бы тоже много что продал, даже если я трус, который не может взглянуть сестре в глаза. Капитан Войцек, он… он нужен вам, Роте, Вирену, я ведь вижу.
– Бога убили из-за человеческой прихоти… – странно откликнулся Ян.
Невольно Рыжий вспомнил слухи о Гвардии; о них говорили, будто они изгнали Создателя из этого мира окончательно, взбунтовавшиеся против судьбы, растерзавшие фатум.
– Что еще вы делали ради него?
– И сделал бы снова – сотню раз, – твердо сказал Ян, глядя странным немигающим взглядом. – Может, я и пропащий человек, может, последний эгоист… Но ответственность я взять не боюсь.
Он двинулся к воротам, махнул рукой страже – и те приосанились важно, преданно глядя на бредущего прочь капитана. А вот Вирен постарался казаться как можно меньше и незаметнее, вжался в стену, и Рыжий, хотя и пришлось задрать шумящую голову, с удовольствием увидел на его пьяной роже смущение. Ненадолго коснувшись камушка, вплетенного в кожаный браслет на запястье, Ян шепнул Вирену пару слов, довольно подмигнул. Рыжий был слишком навеселе, чтобы пытаться перехватить тренькнувшие ниточки магии.
– Капитан… Я справлюсь! – отважно выкрикнул он, догнал Яна в несколько шагов (Джек заворчал, но не тронул его) и добавил тише: – Я постараюсь. Раньше я не понимал, наверное, как много это кольцо может уничтожить. Как много это – мир. Что это и я, и моя семья, и вся Гвардия целиком, и демоны, с которыми я не знаком и которых никогда не узнаю, но которые пляшут на улицах и радуются свободе. Я видел их сегодня. И мне страшно, что что-то может это все разрушить, оборвать связи… Оставить дела незавершенными.
Ему нужно было, чтобы кто-то в него поверил, и Ян безмолвно положил ему руку на плечо; Рыжий шатнулся, словно теряя равновесие. Ян не разменивался на лишние слова, не любил изъясняться туманно, как часть Гвардии. И Вирен как-то обмолвился, что Рыжий ему очень даже симпатичен.
– Никто не просит тебя в одиночку спасать мир, – убежденно сказал Ян. – Рота… Вся Гвардия будет рядом, мы не оставим. Так что не грызи себя – иди и спи.
– А вы куда? – как-то бестактно ляпнул Рыжий и сразу захотел себя же стукнуть.