Текст книги "Печать Древних (СИ)"
Автор книги: Johann Walcvur
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 36 страниц)
Террама запустила чары в башню храма, и та вспыхнула, разрываясь на осколки, осыпавшиеся на площадь. Амалия вовремя защитилась барьером, но остальным солдатам так не повезло. Внутри святилища закричали десятками детских голосов, забарабанили по дверям. Легионеры прижались к стенам, выставили глефы.
– Что там за сборище? – крикнул оглохшему Терамину Михаэль.
– Г-госпожи просьба…
– К демону твою госпожу, – Амалия выпрямилась. – Вы, легион! Уводите горожан отсюда!
По крыше храма ударило пламя, снова посыпались осколки. Крики стали ещё отчаяннее. Центурион выругался, сплюнул и рывком снял засов. Амалия вышла вперёд, выставила руки, наколдовывая защитный барьер. Дракон плюнул сгустком магического пламени, и оно оросило купол. Побежали синие трещинки, Амалия прикусила губу и кивнула Михаэлю.
Рыцарь крепче сжал меч и покинул защитный заслон. Чары демоницы лизнули его, и он побежал, на ходу схватываясь с подоспевшими проклятыми. Амалия поморщилась, когда он без лишних колебаний срубил полуголую исхохшую женщину, вооружённую какой-то осторой деревяшкой. Каких только мертвецов не подняли эти ужасные чары, рождённые, быть может, самым тёмным разумом!
Мелькнула тень, остварка посмотрела в небо: Террама снизилась, приблизилась очень близко и со всего маху ударила посохом по барьеру. Алые искры побежали по прозрачной оболочке. Амалия зашипела, собрала энергию воедино и, разрушив щит, пустила чары, отбрасывая демоницу как можно дальше от себя.
За её спиной загрохотало, ещё один осколок кометы упал, уже на площадь, погребая под собой нечистое воинство и не успевших отступить защитников города. Дым накрыл пространство, затерялись Михаэль и Эсса, пропал старик Гробовщик. Террама сжалась, прикрыв себя крыльями.
Терамин воинственно закричал и вместе с несколькими стражниками бросился на Терраму. Копья скользнули по ней, разрывая мантию и оболочку, демоница развернула крылья, отбрасывая нескольких, и насадила на посох наскочившего на неё капитана ветмахской стражи. Амалия собрала в кулак энергию, вспоминая формулу очищающих чар, и выстрелила чёрным импульсом в неё. Террама рухнула на землю, крылья её осыпались в пепел, а посох разлетелся на множество кусочков. Остварка закашлялась и упала на колени – заклинание будто бы отскочило от цели и зацепило хозяйку. Террама медленно поднялась, растопыривая пальцы на руках и вздымая каркас сгоревших крыльев.
– Так вот какая ты, Одарённая, – прошелетела демоница. Её лицо пересекла ядовитая усмешка, а на груди заблестела чёрная метка, остваленная после чар. – Ты симпатичнее мальчишки Верона…
В руке Террамы материализовалась цепь, с конца которой выпал ржавый фонарь. Тусклый призрачный огонёк радостно заплясал, и к нему потянулись почти невидимые искры энергии. Амалия вспомнила этот свет, эту победную радость, будто нечто вечно голодное набивало брюхо. Сбор душ закончился быстро, остварка вытянула спину, чтобы увидеть, как павшие защитники Ветмаха поднимались на ноги, крепко захватывая лежащее рядом оружие. Почти что перед ней раскрыл полные одержимой сосредоточенности глаза капитан Терамин, испуская изо рта ручейки крови.
Амалия вынула кинжал из пояса и бросилась на демоницу. Проклятые потянулись к ней, но их клинки не успели её достать. Со всего маху остварка вонзила нож между грудей Террамы, та схватила её за запястье, глубоко запустил когти в плоть. Её лицо, потресканое, пылающее алой ненавистью, скривилось в издёвке.
– Так ты уже мертва? – она залилась безумном хохотом. – И это нас вы называете демонами?
Остатки крыльев сомкнулись за спиной Амалии и прижали остварку к Терраме. Острые зубы впились в кожу в районе ключицы.
Эсса плечом выбила дверь в хижину и вломилась в комнату, противоположная от выхода стена которой оказалась обрушена. За ней огромным пожарищем горели поваленные остатки домов. Проклятый лучник уже не смог бы просто так покинуть позицию. Она забралась по лестнице на второй этаж, и над головой просвистела стрела. Гробовщик, натянул тетиву вновь, блеснуло на свету чёрное от огня древко керамарийской стрелы.
Эсса бросилась на него, вцепилась в плечо лука, отводя выстрел от себя. Ширен не спустил тетиву, перехватил стрелу в одну руку и опасно ткнул ею, чуть не попав противнице в бедро. Эсса зашипела, совсем как нечисть, вытащила из ножен короткий меч и кольнула Гробовщика в живот. Тот отступил, ударил луком ей по голове и, отбросив лук в сторону, схватил упырицу за шею, сильно сжал – если бы Эсса осталась смертной, то уже погибла бы. Она взялась за запястье Гробовщика и, размахнувшись клинком, рубанула ему по голове, выпуская рукоять из рук и прижимаясь к нему, опаясывая его тело старика ногами, словно страстная любовница. Проклятый не произнёс ни звука, развернулся к окну и, отрывая от себя, отбросил Эссу.
Лучница чуть не вывалилась вниз головой, но вовремя вцепилась в подоконник. На площади восставали мертвецы под безумную пляску огонька проклятого фонаря демоницы и нападали на бывших соратников. Храм горел, и на его ступеньках Террама, так и не очищенная чарами клириков, заключила в смертельные объятия Амалию. Эсса покрутила в пальцах длинную чёрную стрелу, другой перехватила валяющийся рядом лук Гробовщика и на мгновение замерла – опытным глазом она приметила прямую траекторию полёта от окна до демоницы.
Мёртвый старик тяжёлым шагом приблизился к ней – всего секунда, пока она целилась, стала для упырицы вечностью. Эсса разжала пальцы тогда, когда Гробовщик схватил плечо её лука и воткнул ей в шею какой-то амулет – жгучая боль расколола всё тело, а керамарийская стрела пересекла площадь и по оперение вошла в спину Террамы.
Гробовщик развернул её, скованную чем-то неприятным, скользким и холодным, к себе – его глаза полыхнули, озарившись серым цветом.
– Клятва исполнена, – прошептали несколько голосов, и Ширен Гробовщик безжизненно свалился на пол вместе с иссушённым телом Эссы, крепко сжимая в окровавленной руке серебрянный кулон аромерони.
Террама сжимала объятия, и будь Амалия в преждей форме, её кости бы давно хрустнули. Из последних сил она продолжала бороться, пока не почувствовала лёгкий толчок. Энергия вокруг ослабла, из алых глаз Террамы посыпались искры, и она завалилась на остварку. Та припала на колено, выпустила из объятий лишённое энергии тело, слепо озираясь по сторонам, чтобы узнать, откуда был совершён спасительный выстрел.
Она ничего такого не увидела: Михаэль яростно отбивался от проклятых, наступающих со всех сторон. Мощь и бессмертие упыря не давало ему погибнуть, хоть его рваные раны, выступающие кровавыми пятнами сквозь разорванную кирасу, уже не были совместимы с жизнью. Амалия плывущим взглядом оглядела полную проклятых площадь и равнодушно встретила дракона, что, оставляя пылающий след жаркой крови, наконец, дополз до храма. Ещё живые легионеры разбегались, кого-то насаживали на клинки проклятые, кто-то успевал сбежать или спрятаться за стенами святилища, и лишь рыцарь Святого Воинства, выставив меч перед собой, сделал всего шаг назад. Дракон вскинул голову, в его пасти зародилось синее пламя и рванулось на Михаэля. Даже в тот момент рыцарь не отступил, не стал уворачиваться: он самозабвенно окунулся в обжигающее облако и закричал – громко и отчаянно.
Ещё чуть-чуть, и огонь коснулся бы Амалии. Пламя всегда тяготело к дереву и мертвецам – а остварка могла причислить себя и к тому, и к другому. Она упала на спину, пытаясь схватиться за ступеньки, но пальцы нащупали тяжёлую цепь. В руке Террамы переливался энергией ржавый фонарь, огонёк в нём искрился и радостно танцевал. Остварка, словно в тумане, подтянула его к себе, снова взглянула на дракона, готовившего пламенную казнь и для неё. Амалия подняла фонарь над собой и со всей силы ударила им о каменную плитку. Ржавый каркас погнулся, огонёк испуганно дёрнулся, словно собирался сбежать, и остварка двумя руками пронзила его кинжалом. Энергия хлынула во все стороны и отбросила Амалию к дверям храма. Проклятые на мгновение замерли, их глаза вспыхнули всеми известными человеческому глазу красками, и один за другим попадали на землю, как тряпичные куклы. Дракон пал последним, выпустив с печальным хрипом слабый столп пламени, и превратился в бесформенную чешуйчатую груду. Ветмах на мгновение стих, чтобы взорваться криками победы.
Амалия перевела дух, сжала фонарь так, что на ладони треснула кожа и подползла к обгоревшему Михаэлю. Он упал на колени, вонзив меч в плитку перед собой и склонив голову. Боль, что ему пришлось пережить, была дикая, и крик её застыл в его губах. Амалия осторожно прикоснулась к осыпавшемуся в пепел наплечнику рыцаря и обняла его за плечи.
– Мы победили, – она кивнула. Михаэль с болью вздохнул:
– Все мои проклятия закончились…
Его голова откинулась, синяя радужка сузилась и исчезла, оставив лишь точку-зрачок…
***
Кони опрокинулись, словно по щелчку, у самого начала дубовой рощи. Ринельгер, выпутываясь из поводьев, помог выбраться Ветер, подал ей посох – магистр выглядела худо, кожа вокруг пылающих безумным азартом глаз почернела ещё больше, она тяжело дышала. Навстречу выехал центурион в сопровождении двух легионеров.
– Миледи, что случилось?
– Лицедей идёт по нашим пятам, – ответил за неё Ринельгер. – У вас всё готово?
– Вуаль и филактерия на втором этаже, – сухо ответил центурион. – В целости и сохранности.
– Защищайте башню, – произнесла Ветер. – Стойте до последнего. Не дайте демону пройти к нам. Гвардия! За мной.
С каждым новым шагом при приближении к тёмной башне некроманта Ринельгеру становилось всё тяжелее и тяжелее: от терзающих воспоминаний до самого ритуала – на душе становилось мерзко. Первый этаж был залит кровью, валялись остатки мебели вокруг давно потухшего костра. Ветер поднялась по ржавой лестнице, с ней забрались её адъютант и гвардия. В центре залы на алтаре переливалась синей энергией вуаль, рядом, как чёрное пятно, лежал флакончик с кровью. Ринельгер и без прикосновения понял, кому она принадлежала.
Он остановился перед аркой портала и вынул из-за пояса серп. Тот заискрился, импульс сошёл с кончика лезвия, и арку наполнило белесое сияние. Ветер что-то прошептала, поднесла трясущуюся руку к порталу и осторожно погрузила её в него. Ринельгер кивнул гвардейцам, те взялись за вуаль. Чародей аккуратно забрал филактерию.
– Я хочу, чтобы мы сделали этот великий шаг вместе, – почти срывающимся голосом произнесла Ветер и подала ему руку. – Всего через какой-то час мы сокрушим Лицедея и спасём Ветмах. А потом и весь мир, когда выпустим в мир старых богов…
– Старые боги, – прищурился Ринельгер и дрогнул – будто бы что-то нежно прикоснулось к его душе. – Проклятие… что это?..
– К демону всё, что произошло до этого дня, – Ветер была настолько уверена, что впечатлила чародея, что не обратила внимания на его нерешительный тон. – Важно то, что ждёт нас в будущем… с великой силой.
– Керамар, – заворожённо произнёс Ринельгер. – Послушайте меня, магистр…
– Ринельгер, Кассия жива, – сладким, не своим голоском произнесла Ветер. – Я открою тебе дорогу к ней. Она снова оживёт, оживёт для тебя, Ринельгер. Она ждёт этого. И думает лишь о тебе.
– Обо мне, – пьяно отшатнулся чародей. Воля покидала его.
«Вперёд же, мастер кровавых чар, к свету», шепнуло нечто в его голове такой опьяняющей мелоденией, что прочие мысли мгновенно померкли. Ринельгер взял её за руку, и Ветер рванулась в портал. Лёгкий разряд прошёлся по его телу, и вот они возникли посреди коридора, в котором, словно в пчелином улье, резвились древние светлячки. Гвардейцы, замерев, выставили клинки, опасливо озираясь на огоньки. Магистр прошла мимо них, потянулся Ринельгер. Древняя скрижаль, подсвечиваясь белесым, висела в воздухе прямо перед огромными мраморными воротами посреди чёрной стены.
Ветер собрала чары в посохе и порывом снесла скрижаль в сторону, магия развеялась, и древнее послание предков разбилось на тысячи кусочков. Ринельгер вынул Арен-тару, жестом приказал гвардейцам подготовить энергию. Хлопнула крышка филактерии, чародей взял флакончик и осторожно вылил кровь Амалии на кинжал.
– Кровью омыта сталь, – произнёс он монотонным голосом и черканул лезвием по каменным вратам.
Они дрогнули, осыпались многовековой пылью, и на поверхности зажглись руны. Гвардейцы поставили вуаль энергии, раскрыли крышку. Ветер жевала губу в предвкушении, а Ринельгер, крепче сжав Арен-тару и повинуясь колючему голосу в голове, что глушил сомнения, отчаянно бьющимися в зачарованный разум, засунул в ёмкость руку. Энергия ласково лизнула его и вошла в кинжал.
Ринельгер прикоснулся к воротам, странное наваждение заставило его понюхать зажжённые руны, и вонзил в камень кинжал. Чары вспыхнули, и клинок рассыпался в пыль. Чародей отступил, и древние врата со скрежетом раскрылись. Из-за туч пыли он не сразу заметил, как нечто синее собралось за ними.
– Nih derum varas!
Это был Архилиос – точнее, его образ, Ринельгер сразу узнал первого дракона Мощи по трём длинным рогам, торчащим из макушки. Чародей глубоко вздохнул, в глазах заискрилось, и он опрокинулся навзничь, раскинув руки в стороны. Наступила тишина, всепоглощающая и умиротворённая. Сознание вскоре покинуло Ринельгера, отправляя его в мир грёз.
***
Ринельгер стоял по колено в холодной воде, высматривая затаившихся крабов-вампиров. Ничего общего у этих жителей Ледяного моря с настоящими кровопийцами не было, а название их лишь ссылалось на то, что на панцире спереди, около глаз, у них располагались шипы, схожие на два острых клыка. Чародей импульсом подбросил одного из них, что скинул с себя маскировку и пополз в морскую глубину, двумя руками ухватился за краба. Клешни того злобно щёлкнули, но Ринельгер уже давно наловчился их брать безопасно для пальцев.
Слабый ветерок гнал совсем небольшие волны в бухточку, расположенную под скалами, на которых возвышался анклав Анхаел. На небе свинцовые тучи окрашивались северным сиянием – чудесное явление этих мест с искрящейся палитрой красок, словно где-то прорвало Поток, и тот выливал на небосвод энергию разных цветов и оттенков.
– Я бы оставался здесь вечно, – пробормотал Ринельгер, убирая барахтающегося краба в мешок. – Но, кажется, это снова сон? Наваждение?
– Да, так и есть.
Женщина в тонкой чёрной тунике сидела в паре шагов от чародея, прямо на воде, сложив ноги под себя. Её лицо было демонически красивым, напоминающим Ринельгеру лицо Вирры – таким же невероятным, нечеловеческим. Волосы, кроваво-красные, она заплела в косичку и обернула вокруг головы, на пальцах блестели золотом и драгоценными камнями причудливые кольца. Женщина скучающе наблюдала за ловлей крабов и терпеливо ждала.
– А зачем мне возвращаться? – бросил Ринельгер. – Что-то мне подсказывает, что в Ветмахе никого не осталось. А Ветер… Мне не хочется с ней сражаться.
– Ключ к свободе древнего зла там, мастер, – произнесла женщина. – Неужели ты позволишь предателю вырваться наружу?
– Твои древние меня не предавали, – он пожал плечами и принял выискивать очередного краба. – И ничего плохого мне не сделали. Разве что тебе…
– А как же возрождение былого могущества кровавых чар?
– А к демону былое могущество… в Потоке хорошо… это ведь Поток?
– Почти, – вздохнула владычица. – Не говори так, кровавый чародей. Ты единственный, кто смог совладать с древней магией и способен меня слышать. Этот предатель, – процедила она, – этот Кериарх разговаривал с вами через Путеводитель. Со всеми вами, кроме тебя. А сегодня он чуть было не завладел тобой! Ты – мой пророк, Ринельгер. И я не впущу тебя в чертоги иллюзии загробного мира раньше положенного времени.
– Я видел ту книгу. Глазами друга. «Владычица Адалхеидис и три её кровавых ангела», кажется, так. Где остальные два?
– Нет никаких троих, Ринельгер. Кериарх, Элеарх и Адаларх – есть суть одного и того же кровавого ангела, моего любимца. Лерон и Залас позаботились о том, чтобы расколоть могущество этого существа на три части и сокрушить его. Разделяй и властвуй.
– Значит, это явления одного и того древнего… интересно. Но ты назвала меня пророком. А как же Амалия?
– Амалия? Не смеши меня, Ринельгер. Где она сейчас? Не убили ли её снова? Ветер слишком близко подошла к охранным рунам Кериарха. Она освободит его, только тронув последние печати, что не стёрлись катаклизмом в Рунайро.
– Так это всё-таки гробница? – интерес зажёгся в чародее. – В ней покоится одна из трёх сущностей древнего ангела?
– Не совсем. Скорее темница. Не дай ей овладеть Мощью Чертогов, Ринельгер, иначе случится куда большая беда.
– Я не хочу возвращаться, Адалхеидис, – фыркнул Ринельгер. – Слишком много испытаний ты мне приготовила. Слишком много вопросов задала, и слишком мало на них отвечала. Слишком большую плату взяла. В общем, я устал. Покончим с этим.
– Покончим? – нахмурилась владычица. – Разве пора кончать, а, чародей? Если тебя не заботят судьбы мира, то подумай о Сенетре и Амалии – их жизнь, быть может, зависит от твоих незаурядных способностей. Или Кассия? Неужели не хочешь снова её увидеть?
– Кассия? – Ринельгер выронил краба. – Ты… ты хочешь сказать, что она жива? Ветер не солгала?
– Я за тобой давно слежу, – протянула дева. – И всё время удивлялась единственному… Нет, я многому удивлялась, Ринельгер. Ты меня впечатлял с каждым годом, но вот один момент… Ты же её так сильно любишь, так хорошо знаешь, но узнать не можешь.
– Я не понимаю…
– Какие же мужчины слепцы! – она улеглась на бок, обнажив стройные белоснежные ноги. – Всё время копаетесь, лезете всё глубже и глубже, а не найдя ничего, уверяете, что ничего на самом деле и нет. Когда ты откроешь глаза, ещё раз взгляни на свою госпожу.
Ринельгер опустил взгляд на морскую гладь – его отражением поигрывали набирающие силу волны. Он выпустил краба обратно и отвязал от пояса мешок.
– Пора снам прекращаться…
***
В зале перед открытыми настежь воротами до сих пор царила тишина. Ринельгер, не поднимая головы, осмотрелся – всего пара гвардейцев, что стояли ближе всего, лежали и не подавали признаков жизни. Чародей вытянул керамарийский меч и, опираясь на него, поднялся на ноги. Чарующая песнь прекратилась, он снова мог здраво мыслить.
– Прокляни тебя боги-прародители, владычица, – прошипел Ринельгер, хромая внутрь гробницы.
Сразу же за воротами начиналась огромная зала, в которой, быть может, мог поместиться сам дракон Мощи. Первое, что привлекало внимание – центральная платформа с квадратным выступом, на котором, переливаясь чарами, стояла длинная, в пол сажени высотой, урна. Платформа парила в невесомости над бездной, а вокруг неё расположились длинные площадки, соединённые с центром мостами-лестницами. По тёмной зале меланхолично летали древние блуждающие огоньки, покинувшие коридор перед вратами.
Ветер тяжело поднималась по лестнице, за ней следовали её верные псы-гвардейцы. Ринельгер тихо выругался и поспешил нагнать их.
– Миледи! – крикнул он, когда добрался до первых ступенек.
Гвардейцы судорожно оглянулись, выставили глефы в боевую готовность.
– Ринельгер, выжил? – магистр остановилась. – Прекрасно… Всё-таки ты не пропустишь этот великий момент!
– Нет никакого величия в том, чтобы выпустить в Цинмар древнее зло! – он чуть не оступился и вонзил острый меч в ступеньку.
– Зло? – рассмеялась Ветер. – Ты называешь его злом, Ринельгер? Покажи мне, где есть добро! Где ты нашёл ту незримую грань между добром и злом?
– Магистр, заклинаю тебя, остановись! – чародей встал перед вытянутыми в его сторону глефами. – Высшие существа не особо благодарны тем, кто им служит.
– Неужели? – сжала губы Ветер. – Ты собираешься меня остановить в одиночку?
– Не я, так это сделает Лицедей, – протянул твёрдо Ринельгер. – Я был слеп… Или попал под очарование твоего повелителя? Ты одержима, как и все участники этого театра.
– Одержима? – прошипела Ветер. – Я одержима? – она нервно хохотнула. – Цинмар уничтожен, Ринельгер! Наши боги-прародители отвернулись от нас, их дети предали нас. Ради мира я положила на жертвенный алтарь свою жизнь, всех, кого я знала и любила! Я не собираюсь отступать, и ни ты, ни Лицедей меня не остановите!
– Нет, – Ринельгер не сделал ни шага назад, а самая длинная глефа царапала его нагрудник. – Нет, магистра я не остановлю. Кассия, ты так не поступишь… Не разбивай мне сердце снова. Прошу тебя… сними с себя чары кровавого ангела.
Ветер испуганно дёрнулась – чародей сделал брешь в её обороне. Гвардейцы замерли, словно громом поражённые, и переглянулись. А Ринельгер почувствовал враждебную энергию.
– Лицедей, – одними губами произнёс он.
Он шёл легко, неслышно ступая между колоннами. Гвардейцы спустились по лестнице, но покинуть ступеньки не отважились. Ветер замерла, и у Ринельгера по коже пробежались мурашки. Раны, оставленные на Вероне в Святилище Варолии, до сих пор не зажили, а ужасная метка от кровавого бича на лице, оторвавшая кусок мяса со щеки, алела в холодном огне от светлячков.
Лицедей стукнул древком глефы по древней плитке пола, и грохот эхом пронёсся по зале. Гвардейцы выставили мечи и щиты, заняли защитную стойку, не смея атаковать одержимого демоном юношу.
– Ловкий ход, магистр, – прошипел двумя голосами Лицедей. – Оставить на растерзание собственное войско и город, чтобы отвлечь врага. Ловкий, но меня он не впечатлил, – он с ужасной кровавой улыбкой оглядел гвардейцев. – Ты сыграла мне на руку, открыв ворота самостоятельно и потратив на это весь собранный с моих собратьев запас энергии. Я чую, как слаба твоя Мощь. А вот во мне её… ещё много.
– Лицедей, – повторил Ринельгер, уходя за спины солдат гвардии. – Больше не дух…
– Заткнись, кровавый чародей, – продолжал жутко шипеть, вытягивая последнее слово, демон. – Довольно с меня игрищ, затеянных смертными! Я вырву душу у каждого, кто посмел вторгнуться в древнее святилище Архилиоса!
– Чего ждёте?! – крикнула Ветер, еле сдерживаясь, чтобы не впасть в истерику. – Уничтожьте его!
Лицедей напал на гвардейцев первым. Глефа засвистела, и чёрная дымка, словно пламя, охватила нескольких остваров, скидывая их, визжащих, словно свиньи, в бездну. Демон сбросил ещё одного, а оставшихся раскромсал клинком за считанные мгновения и прыжком пересёк несколько ступенек. Ринельгер вытянул керамарийский меч одной рукой, сжал рукоять другой.
Ветер ударила первая – чары скатились, словно лавина, на голову демона. Лицедей покачнулся от порыва, вскинул руку и метнул глефу. Её лезвие опасно заблестело, и Ринельгер барьером отбил её в сторону: в воздухе древко заискрилось, и через мгновение ладонь одержимого снова его сжало.
В нос ударило напряжение, теневые языки объяли платформу с урной, и из них потянулись руки всех поглощённых и порабощённых душ. Ветер с помощью магии запрыгнула на крышку сосуда с Мощью, бросила веером вокруг себя несколько заклинаний, рассеявшихся в темноте. Ринельгер сжал кулак, пустил светлую струйку энергии, и она нарисовала круг по границе чёрного пламени.
– Фокусы того клирика, – прошипел Лицедей, переступая линию, – они тебя не спасут, кровавый чародей. Я здесь… и я наконец-то поглощу твою душу.
Ринельгер выпустил с пальцев огненную вспышку – она лизнула потрескавшееся лицо Верона – и атаковал. Керамарийская сталь со звоном ударилась о глефу, Лицедей парировал и хлестнул чародея по бедру древком. Ветер обрушила на голову демона искрящийся алым и белесым посох, но тот схватил за навершие ладонью, чёрная магия объяла его, обожгла руки магистра, и она, закричав, выбросила скрючившийся от энергии посох в бездну.
Ринельгер сделал слепой выпад – промахнулся, отступил к краю светлого барьера, по которому сползали, не в силах пробиться внутрь, порабощённые души. Лицедей взмахнул глефой – удар за ударом – лишь чудом чародей парировал каждую атаку, чуть не упираясь спиной к опасной границе. Ветер вздёрнула руки к потолку, Ринельгер уловил хлынувшую из её запястья кровь, и на платформе вокруг Лицедея завертелась буря. Чародей, даже не думая, поднёс ладонь, с кончиков пальцев с воем вырвался столп пламени. Чары соединились, и демон оказался в объятиях огненного урагана.
В зале взорвались несколько вспышек, треснула колонна – Лицедей плевался Мощью, вслепую пытаясь поразить врагов, отступил к ступенькам. Ринельгер понял: это его единственный шанс. Керамарийский меч запел в ударе и закончил песнь звоном. Чары пали, одержимый заблокировал атаку глефой. Чародей замер, его глаза в прорезях маски перестали отражать победный огонёк. Лицедей рывком прижал меч к балюстраде и следующим, почти неуловимым движением выбил его из рук Ринельгера. Керамарийский клинок беззвучно вылетел за барьер, пересёк тёмные чары демона и скрылся в бездонной тьме пропасти.
Лицедей зашипел, взмахнул глефой, срывая маску с лица Ринельгера, и ногой отбросил его спиной к урне. Магистр спрыгнула с неё и заслонила чародея собой. Жестикулируя, она наколдовала защитный купол, выхватила из-за пояса длинный стилет. Ринельгер, простонав от боли в спине, попытался встать, но снова рухнул на пол. Его рука судорожно проползла по стенкам урны, чары на них обожгли ладонь сквозь перчатку.
Лицедей со всего маху рубанул, и купол пал. Ветер с воинственным кличем запустила в него стилетом, лезвие по самую гарду вошло в живот Верона, но одержимый ничего не почувствовал. Его чары хлестнули магистра по голове, она со стоном отступила, раскинув руки, словно крылья. Первый сокрушительный удар пришёлся в подмышку, Лицедей перехватил глефу, ушёл в сторону и черканул лезвием Ветер по спине. Магистр ещё громче простонала, послышался хруст кости, и тёмная вспышка выбросила чародейку с платформы.
Ринельгер тяжело выдохнул, еле приходя в себя, демон схватил его за воротник, поднёс к изуродованному лицу, их глаза встретились, и чародей не увидел в них ничего, кроме злобной сосредоточенности, типичной для проклятых.
– И вот он, последний из трёх братьев, пришёл искупать грехи всего семейства! – воскликнул Лицедей, поднимая чародея над собой и перехватываю глефу поудобнее.
Ринельгер схватился за торчащий из его живота стилет и пустил чары клирика по лезвию. На мгновение в глазах Лицедея снова проступил свет, его челюсть дрогнула, а хватка ослабла. Чародей грохнулся на пол и покатился по ступенькам вниз.
В зияющей дыре в груди Верон почувствовал необычайное тепло: сам того не ведая, он схватился руками за рану, сжал пальцы и с хрустом раскрыл её ещё шире. Душа осыпалась несколькими искрами, юноша запустил туда, где должно быть сердце, ладонь, и по ней пробежало приятное тепло. Помогая второй рукой, Верон встал и поднял кулак, переливающийся белесыми искрами.
– Не может быть, – прошипел Лицедей, и его глаза вспыхнули безумными огоньками.
Он наскочил на него, глефа стремительно затанцевала в руках, поражая Верона и ускоряя распыление его души. Вспышка чего-то светлого нисколько не ослабила демона: Лицедей рубил, рубил яростно и беспощадно. Верон успел лишь раз отмахнуться, прежде чем упасть. Склонив голову, юноша услышал громкий треск и звон, будто разбились множество стёкл.
Лицедей помедлил со спуском, и это дало Ринельгеру время собраться с силами. Он резко развернулся, выпустил из рук огненный шар, что взорвался на ступеньках, красными языками облизав смертную оболочку, принадлежавшую Верону, но нисколько не повредив её. Демон перешёл на бег, запустил глефу, но сильно промахнулся. Ринельгер нащупал приятную тёплую рукоять серпа и вынул его из пояса.
Один за другим теневые хлысты ударили по кровавому чародею, истязая его тело и распыляя жизненную энергию. Ринельгер пошатнулся, сжал свободную руку в кулак, направляя Мощь на раны. Лицедей приблизился, рубанул глефой, словно косой, и чародей отбил атаку серпом. Два лезвия, оба из чёрной стали, на мгновение соприкоснувшись, родили яркую, ослепительную вспышку. Демон ударил снова – после парирования снова вспыхнуло, только теперь где-то под потолком. Зала затряслась от круговорота напряжённой энергии, вспышки разных расцветок разлетались вдоль колонн, растрескивали плитку на полу и стенах. С еле слышным стоном падали поражённые чарами блуждающие огоньки, затухая у самой земли.
Ринельгер сложил формулу в голове, увернулся от очередного выпада и спустил заклинание в Лицедея. Момент истины! – он замер, чары объяли одержимого и сразу же рассеялись. Демон испустил изо рта чёрный пар и громко рассмеялся. Чародей, подавляя в себе горечь от поражения, перехватил клинок и коснулся его лезвия, сжимая руку. Тёплая кровь окропила меч, Ринельгер вскинул ладонь, вспышкой молнии отбрасывая Лицедея к ступенькам. Одержимый ударился спиной о балюстраду, согнулся пополам, что-то выкрикнув двумя голосами.
– Архилиос, повелитель, – прошептал демон. – Вернись ко мне, дай мне силу одолеть врагов и возродить тебя в былом могуществе…
Ринельгер с криком отчаяния набросился на Лицедея, обрушил серп сверху вниз – демон стремительно увернулся, зашёл за спину, и глефа со звоном расколола пластину, ударила чародею по рёбрам, словно считая их. Ужасный хрип вырвался из глотки Ринельгера, он упал на колени, серп покатился куда-то в сторону.
– Адалхеидис, даруй мне благословление…
Ринельгер вынул из ножен кинжал Райаны и вспорол себе ногу со внутренней стороны у бедра. Кровь с пением полилась на мантию, он макнул в неё руку и, взявшись за серп, взмахнул им в сторону демона, и яркая багровая вспышка поглотила Лицедея. Оболочка стала лопаться, чёрная, как смола, кровь хлынула на плитку, а вместе с ней полилось всё накопленное демоном могущество.
Разлом под Вероном ослепил Лицедея, он отступил. Что-то ударило со всех сторон, сознание задрожало, осыпались осколки тьмы, и через них светлые лучики выжигали остатки бесполезных ныне ловчих сетей. Демон ослаб, и Верон понял: ему нужно поднажать, пустить уходящие силы, и битва за сознание, наконец, окончится. Его ладони запылали энергией, юноша кинулся на демона и схватился золотистыми руками за глефу, загоняя врага на тёмные задворки.
Давно сгинувший повелитель не желал помогать падшему детищу, сил у Лицедея ничуть не прибавилось. Он отступал, со звериной дикостью рычал, и его голос звучал сотнями голосов, моливших о свободе и проклинавших демона за все причинённые им мучения. Они рвали его изнутри, его сущность тёмными блестящими искрами уходила в светящиеся белым заревом прорехи. Верон из последних сил вырвал глефу из рук демона и с яростным усилием обрушил ему на голову удар, лезвие раскололо теневую оболочку, и Лицедей испустил душераздирающий вопль: всё его тело заискрилось и тотчас рассыпалось в пепел.
