Текст книги "Печать Древних (СИ)"
Автор книги: Johann Walcvur
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 36 страниц)
– Постой, – Сев кашлянул. – Я знаю, что вы с братом не ищите лёгких путей… если вы не отомстите чудовищу за все его злодеяния, то никто этого не сделает… вот, – он покопался под столом и вынул оттуда меч. – Он посеребрён. Драконоборцы говорили, что только серебро может взять чудовище. Возьми… Убейте его. Лишь смерть закончит этот кошмарный сон. И я надеюсь, что не ваша.
– Сев, я… – Сандрия замялась.
– Возьми, девочка, – кабатчик сунул ей клинок. – И уходите. Не хочу зевак.
Она крепко обняла его, Сев отечески погладил Сандрию по спине и отпустил. Ещё пара мгновений, и «Громовой Рог» почти опустел. Кабатчик глубоко вздохнул, внимательно осмотрел висящую в ожидании петлю и, отринув последние мысли, полез на шатающийся стол.
***
В пустошах на краю Сумеречного леса вьюга из снега и пепла рвала и метала, приближая холодные и смертельные объятия к руслу бушующей от непогоды Реи, и выженное серое поле покрылось огромным белесым полотном. Элеарх спрыгнул с коня, размял затёкшие после путешествия из Арецетовой Ржи ноги и прошёл сквозь сборище культистов – едва ли их в вихре последних событий могло набраться хотя бы сотня, но здесь присутствовало абсолютное большинство. Очень много погибших, много сбежавших. Давно уже Культ не собирался полным составом, это было редкостью даже в пик его расцвета, когда некросициары служили Некросу во плоти и приближали его владычество в Век Гнева. Сейчас Культ истощал, сменил название, но видимую суть оставил ту же, что и в самом начале существования.
Вдалеке виднелась граница Сумеречного леса: через эту местность будет идти в Ветмах Лицедей со всем добром, которое смог захватить, пока гнался за кровавым чародеем. Культ считал обязанностью сопроводить его до башни, а потом…
– Какой-то дух, пастор! – окликнули Элеарха.
Тот насторожился – Лицедея бы узнали сразу. Расталкивая некросициаров, Элеарх вышел вперёд и присмотрелся: на пустоши к ним медленно приближалось вытянутое человекоподобное существо в рваном балахоне, водрузившее на плечи огромный меч. Культист положил руку на пояс, нащупал рукоять клинка и пошёл навстречу. По мере приближения, стало видно бледное лицо пришельца с окровавленными глазницами, растянутый в вечной усмешке рот, сжимающий в зубах дымящуюся трубку.
– Назови имя, дух!
– Цитиар, хранитель Цветочной Топи в Сумеречном лесу. Я шёл за тобой, Элеарх…
– И чем обязан такой чести, Цитиар?
Дух ещё шире растянул рот в усмешке и оглянулся. Элеарх снова присмотрелся к дали: сквозь деревья, разгоняя пепельно-снежную метель, из леса выбирались десятки тел. Многие сжимали в руках мечи, копья и луки, среди непримечательных тёмных силуэтов мелькамли красные огоньки и тонкие лучницы, в древесных кирасах.
– Я знаю, какую песню ты поёшь, Элеарх, – скрипуче произнёс Цитиар. – Знаю, сколько моих собратьев так и не увидели Поток по твоей милости. Сколько братьев и сестёр ты стравил и обратил… я искал тебя со времён Века Гнева, Элеарх. И я нашёл тебя, – он тихо рассмеялся, – нашёл тебя!
Тучи над Культом на мгновение разверзлись – Элеарх пригнулся – и с диким рёвом на толпу налетел дракон с золотистой чешуёй, обрекая на смерть почти всех, кто оказалася под его лапами. От тёмного войска ливнем посыпались стрелы дриад, и пустошь между Сумеречным лесом и Реей наполнинались страшными криками.
Элеарх развернулся к духу, и Цитиар лёгким движением подрезал пастора Культа Кровавой Ночи. Он повалился на бок, левой рукой вздыбив снег и мёрзлую землю, второй сжимая зияющую рану на животе.
– Ничего не кончено, дух…
Цитиар размахнулся мечом над головой, чтобы обрушить его на голову культиста, но Элеарх вскинул окровавленную руку и могучей энергией отбросил духа от себя. Проклятые, теперь пастор их узнал, перешли на быстрый шаг, в небо взлетела демоница, расправив нетопирынные крылья и сверкая алыми глазами, и послала губительные чары на головы ещё живых смертных. Элеарх глухо зарычал, чуть не сорвал маску с лица и шёпотом произнёс формулу заклинания. Багровый луч хлестанул Цитиара, сжигая его материальную оболочку, а тело Элеарха медленно растворилось в воздухе, оставив только вздыбывшийся снег и небольшое кровавое пятно.
Глава 9 – Преданные
Глава 9
Преданные
Небеса, налитые свинцово-багровыми тучами, прорезали сотни комет. Они, сжигая воздух, стремительно неслись к земле и вгрызались в неё, словно хищник в плоть, пускали ярко жёлтые струи пламени, расплёскивали её и тонули в расплавленной почве. Горел Сумеречный лес, объяло пламя Арецетову Рожь и Ветмах, рушилась матово-чёрная тень Анхаела, плач и стоны наполнили вспыхнувшую Родину, но вскоре всё закончилось. Ринельгер шёл, словно жнец, по костяному погосту, по лестнице к багровому солнцу в расколотых хвостами комет облаках. Она – госпожа и богиня – звала его, хотела обласкать, прижать к себе, назвать сыном и вестником её воли, а он словно жил ради этого и, всё что он делал до этого, было для неё, во имя счастливого воссоединения. Ринельгер не знал ни имён, ни названий тех мест, откуда она родом. Да и это было не важно. Важно то, что мир, наконец, получил заслуженную кару.
Сердце отбивало жуткий ритм, и его стук эхом разносился по погибшей земле. Каждый шаг – вечность: тягучая, словно топь, капризная и колючая. Но Ринельгер не сбавлял темп. Он протянул руки к солнцу, и кожу обожгло. Сжав зубы, чародей продолжил идти, а из налитого кровью светящегося шара, отбросившего приятные памяти образы, к нему потянулась тонкая ладошка. Ринельгер заскрипел зубами, нечто чёрное схватило его за ноги и тянуло вниз. Рука из крови требовательно поманила к себе, чародей вырвал ногу, сделал шаг. Ещё чуть-чуть и…
Он проснулся в холодном поту от звуков горна, предвещающего скорое сражение. Ночью они с Сенетрой засиделись вдвоём, словно прощаясь и, подвыпив, клятвенно обещаясь друг другу, что обязательно переживут следующий день. Ринельгер налил из ведра полную кружку чистой воды, залпом выпил. В шатёр вошли слуги с вычищенной боевой мантией: чёрный лён с крепким сукном, стальные пластины кирасы, тяжёлый капюшон и сапоги с оковкой полагались всякому боевому чародею Ригальтерийской империи. Ему помогли во всё это влезть, затянули все шнурки, подогнали элементы доспехов, иначе бы Ринельгер сам не справился – руки его дрожали так, будто бы он должен был идти в авангарде.
В шатёр занесли поднос с довольно скромным завтраком: ржаным хлебом, от которого ему хотелось плеваться, кашей с кусочками свинины и полную пинту эля. Ринельгер набросился на «последний ужин», осушил эль и велел вынести поднос и оставить его одного. Керамарийский меч в ножнах лежал на столе, рядом с чёрным лезвием серпа и блестящей оплавленной маской спирита. Чародей закрепил древний клинок на поясе, взялся за новые кожаные полоски и скрыл лицо.
Лагерь гудел: легионеры Ветер и солдаты Ветмаха под крики командиров покидали палатки, тушили костры и, построившись в отряды, уходили на подготовленное для сражения поле. Ринельгера встретил гвардеец магистра, он же отвёл его к её шатру.
– Я пойду в авангарде, миледи, – когда чародей вошёл внутрь, говорил аристократ, что приехал вместе с Анахетом. – Я сражался всю жизнь в первых рядах, и почту за честь снова повести первым войска.
– Так и будет, господин Вирден, – согласилась Ветер. – Нужно выманить их за мосты, чтобы конница смогла где-нибудь развернуться.
– Так точно, миледи, – сказал аристократ. – Разбойники не укроются в камышах!
– Только не кидайтесь на меч, господин, – усмехнулся Ганард.
– Вирден поведёт правый авангард, – протянула Ветер. – Господин Анахет, надеюсь, вы окажете мне честь и возьмёте левый.
– Как вам будет угодно, миледи. Мечи моих солдат раньше всех обагрятся кровью врага.
Запала в старой аристократии было хоть отбавляй. Ринельгеру бы не понравилось, если бы его поставили в первые ряды – уж очень громкая, но печальная слава у тех, кто героически погиб в начале битвы.
– Аквилиферы займут почётные места у когорт лучников в центре, – показала Ветер на карте и посмотрела на Энарда и Сенетру. – Выше стяг, вы знаете…
– Так точно, – голос рунарийки чуть заметно дрожал.
– Горнисты будут давать сигналы, либо вы увидите вспышки, – продолжала магистр. – Синие. Одна – в атаку, два – в отступление.
– Как вы и говорили, – кивнул Ганард.
– Лорд-наместник, пожалуй, будет идти вместе с первой волной после авангардов, – Ветер прищурилась, взглянула на Антониана. – Хорошо мечом управляетесь?
– Давно не практиковался, миледи, – ответил юноша. Ему подобрали имперскую кирасу, а кузнецы выгравировали на нагруднике орла. Как отметил про себя Ринельгер, для того, чтобы рубиновые стрелы знали, куда нужно бить.
– Ничего, с вами будет отряд опытных воинов, – махнула рукой Ветер. – Придерживайтесь того, о чём я вам вчера говорила, и победа будет наша. Уже к вечеру мы будем пировать за погибель этой разбойной шайки, вздумавшей бросать нам вызов. Во имя Капитула.
– Во имя Капитула!
Они разошлись, Сенетра перед выходом крепко сжала руку Ринельгера, он легонько обнял её, и она, надевая трёхрогий шлем, направилась выполнять обязанности.
– У нас с тобой, мой адъютант, в этом бою особенная роль, – протянула Ветер, когда они остались одни. – Этот трусливый скот, Эриганн, не выйдет впереди войска. Он нашлёт чары, попытается разбить наш строй, вырвать огонь из недр земли. Я ему помешаю. Мне потребуется много энергии, и ты мне в этом поможешь. Помнишь, как кровавыми чарами усиливать Мощь соратника?
– Помню, миледи.
– Хорошо. Когда Эриганн выдохнется, я подниму нас с тобой в воздух, и мы наскочим на него и прикончим. Эриганн не должен пережить этот день, Ринельгер. Надеюсь, ты со мной согласен?
– Всецело, – прошипел Ринельгер. – Давно пора расплатиться с ним по всем счетам.
– Прекрасно. Тогда пойдём.
Лагерь за короткое время, пока чародей пробыл в шатре, опустел совсем. Малое количество патруля да прислуга – всё, что будет охранять пожитки тех, кто, быть может, за ними уже не вернётся. Гвардейцы приготовили двух вороных коней, чтобы те доставили магистра и её адъютанта на ставку.
– Миледи, – к ним подошёл легионер. – Центурион просил доложить, что вуаль и филактерия уже в пути. К вечеру они займут башню.
– Прекрасно, – Ветер повернулась к Ринельгеру. – Ну, да помогут нам Лерон и Залас…
– Да помогут, – одними губами произнёс Ринельгер.
Гвардия выдвинулась по главной, широкой и расчищенной дороге к выходу на поле. Снег и пепел падали с небес с новой силой, и кирасы легионеров, выстроившихся по сотням на огромном пространстве, сливались с белой землёй. Лагерь стоял, окружённый мелким лесом, среди его деревьев Ринельгер ощущал присутствие конницы, слышал ржание и возбуждённые голоса. Всё войско Ветер и Ветмаха построилось по сотням и почти идеальными прямоугольниками и медленно маршировало, приближаясь к огромному пепелищу, сразу за которым начиналось заросшее тленным камышом устье пересохшей речки, а потом, по пологому склону, виднелась тень разрушенной аромеронской часовни, невесть откуда взявшейся в Арецетовой Ржи. Там горели сотни огней, трубили горны и копошилось Рубиновое Войско.
Ветер и Ринельгер проехали мимо здоровых катапульт, уже заряженных серными шарами, и баллист, готовившихся послать на врага дождь из бритвенных осколков. Впереди орудий под громогласный приказ горнистов занимали позиции центурии и когорты лучников, верхом перед рядами проезжали центурионы и командиры. Гвардия и магистр пересекли всё войско, прежде чем остановились у серой, исписанной переливающимися алыми и синими рунами платформы. Ветер слезла с коня, встала в центре и поманила за собой Ринельгера.
Он чувствовал всю Мощь от рун, скачущую, словно языки пламени, и ждущую приказа чародея. Магистр взметнула руки, энергия из хаотичного движения послушно ей поддалась, и платформа оторвалась от земли, поднявшись где-то на сажень. Ринельгер, как и пятеро гвардейцов, от толчка чуть не попадали, но Ветер даже не покачнулась. Кто-то подал ей посох, она стукнула им по платформе, и от рун вверх бросился сноп синих искр.
В небесах ярко взорвалось синее свечение, и со стороны Мёртвого Легиона яростно зазвучали горны. Вильмонд услышал крики командиров рубиновых наёмников, и звон горнистов уже со стороны своих – авангард, растянувшийся между мостами, начал марш на выжженное поле.
Лагерь и последний ужин остались позади, а к завтраку мортус даже не притронулся: уж слишком сильно разволновался он перед сражением. Набираясь смелости, Вильмонд обошёл орудия, начавшие забрасывать поле стальными шарами, назначение которых он не знал, и занял место позади Эриганна на его ставке, расположенной на выстроенном из дерева помосте.
Чародея окружали всё тот же десяток громил, что с каким-то странным подозрением смотрели на мортуса. Эриганн разминал руки и сосредоточенно наблюдал за тем, как становились всё чернее и чернее удаляющиеся наёмные войска. Аорин оун Валлех верхом следовал за авангардом, оттуда он собирался командовать, а Эриганн должен был устранить магическое вмешательство Ветер и потом обрушить чары на её солдат.
Чародей хрустнул пальцами, зачерпнул ладонями воду из чаши на помосте, хорошенько умылся и, закатив рукава мантии, развёл руками. Вильмонд держался в стороне, но так, чтобы видеть, что происходило внизу, на выжженном поле.
Центурии Ветер лениво двигались навстречу авангарду Рубинового Войска, что достиг мостов и начал форсировать камышовую реку. Вдалеке зажглись огни, и вскоре по небу полетели пламенеющие шары, ударяя точно по мостам и зарослям русла. Центурии перешли на быстрый марш.
– Наконец-то, – процедил Эриганн.
В поле вспыхнули руны, и стальные шары взорвались, осколками засыпая наступающего противника. Центурии не останавливались, две из них вырвались вперёд, достигая середины расстояния до мостов. Катапульты за спиной Вильмонда начали трещать, посылая серные снаряды в бой.
– Орицвалские штучки, – отметил один из громил, словно хвастаясь собственной идеей перед мортусом. – Ежели эти имперские выродки сунутся к нам, к ним полетит говно ещё убойнее.
Авангард, знатно поредев, бросился на центурии. Тёмные силуэты построенных войск рассыпались и смешались в кучу. К крикам присоединился отдалённый звон металла.
– Слишком низко, – пробурчал Эриганн и осмотрелся.
Сразу за линией катапульт возвышалась ветхая аромеронская часовня, единственная башня которой острым концом достигала высоту в сажени три, а то и все четыре.
– Конечно, – с той же сосредоточенностью пробормотал чародей. – Туда, шевелитесь…
Кажется, он не замечал никого, даже тихо пристроившегося возле него мортуса. Эриганн и его охранники покинули помост, Вильмонд тенью увязался за ними. Громилы выбили покосившуюся и заколоченную дверь, вошли в часовню со скромным убранством. Эриганн направился к лестнице вверх, наёмники разошлись по периметру. Вильмонд последовал за чародеем, но у самых ступенек ему дорогу перегородил тот самый разговорчивый наёмник.
– Пусть идёт, – бросил Эриганн. – Надеюсь, человек священной миссии по достоинству оценит роль Мощи в войнах.
Громила отошёл, и по скрипучим ступенькам Вильмонд поднялся вслед за чародеем в одинокую комнату с ржавым колоколом. Эриганн рукой попробовал его сдвинуть, потом прикоснулся всеми пальцами, по поверхности пробежали искры, и словно время остановилось вокруг него.
– От чар он гудел бы так, что мог и мёртвого поднять, – прокомментировал чародей. – Теперь мешать не будет…
Вильмонд встал позади него, сложил руки на самострел – но расправляться с Эриганном не спешил. Хотелось воочию видеть то, что происходило на поле. А там, среди пепельно-снежной равнины уже сходились несколько сотен Рубинового Войска и спешили на помощь центурии.
– Пора, – прошептал Эриганн. – Ветер уже начала…
Он снова развёл руками, лицо его окаменело, а губы в беззвучном шёпоте выводили слова формул. Вильмонд на своё счастье не был чародеем, иначе бы смог почувствовать всю тяжесть искрящейся невидимой для глаза Мощи.
– Змей вылез, – сказала Ветер. – Адъютант, приготовьтесь.
Ринельгер вынул нож, снял перчатку. Посох магистра поднялся над платформой, пустив прозрачный барьер, а чародейка соединила ладони, словно в молитве, губы её задрожали, и яростная буря обрушилась на Рубиновое Войско. Ринельгер осторожно провёл лезвием по ладони, её защипало, и тёплая струйка крови каплями плюхнулась на поверхность платформы. Он прочитал в голове формулу, его энергия потянулась к Ветер. Жаль, чародей не мог увидеть лица гвардейцев, что стали свидетелями отвратительного действа.
Большой концентрации заклинание не требовало, и Ринельгер устремил взгляд на поле сражения. Каково же было воинам, боровшимся там: на их головы рухнули иллюзии и вспышки молний, сверкали лучи света, и яростные ветра пытались срывать шлемы и накидки. Чародей прищурился, выискивая Сенетру и Энарда: где-то там, на пепельно-снежном фоне тёмными силуэтами застыли верхом на конях аквилиферы Мёртвого Легиона, их штандарты рвало бурей, а в глазах отражались кошмарные отблески битвы. Знаменосцы Ригальтерии, что наблюдатели, не смели двигаться с места и идти на помощь гибнущим соратникам.
Зазвучал горн, следующая пара центурий ринулась в гущу сражения, а лучники пустили ливень стрел.
Горнист отдал приказ, и Антониан вынул меч из ножен. Командир рядом с ним, срывая голос, выкрикнул приказ атаковать. Ветмахские солдаты, выставив скутумы и сложив на них глефы, строевым маршем двинулись на помощь к редеющим легионерам. Их горн уже охрип, передавая сигналы к отступлению и перегруппировке.
Антониан прижался ближе к командиру в третьем ряду, а страх перед войной отдал место жажде славы. Легионеры освободили место, в куче боролись остатки предыдущей центурии, а враг, между тем, перестроился и готов был наступать. Горн остановил солдат Ветмаха, стрелы градом обрушились на головы рубиновых наёмников, Антониан видел кровавые брызги, неестественное скручивание людей в предсмертной агонии.
Ветер вслед за стрелами порывом сорвал иллюзию, и из неё с громогласным криком вырвались солдаты. Обстрел прервался резко, кличем наполнилась центурия Ветмаха, и наёмники навалились на первые ряды, самозабвенно бросая тела на скутумы и острия глеф. Солдаты магистра яростно кололи, били и пытались оттеснить противника, но тот, начав как атакующая сторона, отталкивал и вырезал первые ряды.
Под Антонианом уже растаял снег, а пепел смешался с мокрой грязью, в которую он увяз по щиколотку. Ветер чуть не сорвал с него шлем; прокричал командир, вытаскивая меч и готовя щит. Прижались к будущему наместнику его гвардейцы, и рубиновые наёмники достигли их ряда. Антониан яростно закричал: «За Норзрину!» – и обрушил меч на голову первого же врага.
Ему в лицо брызнула кровь, клинок зачавкал, юноша вытащил его, кто-то за плечо отвёл от удара, и щитники врезались в солдат врага. Антониан, видимо, и сам стал похожим на них – на тех мужчин, чьи лица перекосились от звериной ярости и напряжения, с какими они рубили и кололи, не зная устали. На мгновение Антониан замер, переводя дыхание и чувствуя, что жажда крови бурлила в нём, толкала присоединиться к солдатам в эту грязную борьбу: клинком обрывать жизни – теперь он не человек, не наследник какой-то там провинции, он – зверь, чудовище, жаждущее смерти.
Антониан схватил щит с земли, плашмя ударил им по наёмнику, сбивая с ног, и пригвоздил мечом к земле. Следующего он срезал, когда тот проносился мимо, размахивая окровавленным топором. В лицо что-то брызнуло, Антониан резко развернулся – один из гвардейцев молотом проломил череп рубиновому солдату, выбив глаза из глазниц.
Горн, свист стрел, десятки криков слились в один. Над головой вспыхнула молния, в землю ударил сноп пламени, превращая несколько человек в обугленные кучки. Антониан прикусил язык, отбил удар копья щитом, и его противника повалил кто-то из гвардейцев. Юноша слышал, что многие ветераны запоминали лица некоторых врагов, которых они убивали на полях сражений, но не мог понять, как можно увидеть человека в такой резне. Все, кто вчера ещё пил у костра и травил байки, смеялся и любил, теперь превратились в безликих живых мертвецов. Если бы у Антониана сейчас спросили его имя, он бы не смог его сказать.
Гвардейцы снова отвели его от самой гущи, прозвучал горн, командир центурии громким и довольно чётким на фоне сражения голосом приказал отступать и перестраиваться. Чары бури обрушились на Рубиновое Войско, начали рвать их строй, давая время на то, чтобы солдаты магистра успели поменяться, и в бой вступили свежие силы.
– Славно бьётесь, господин, – сказал кто-то Антониану, уводя его и суя под нос флягу с чем-то крепким.
Теперь уже затрещало в небесах. Вильмонд с ужасом вскинул голову, когда нечто огромное и пылающее пролетело над Арецетовой Рожью и устремилось в сторону горного хребта. Эриганн пылал, ленты на его мантии пульсировали Мощью так, что у мортуса заскрипело между зубов. На мгновение чародей качнулся, дёрнул головой, и Вильмонд заметил, как перед часовней открылся портал.
– Ты выдала себя, Ветер! – крикнул Эриганн, а его голос эхом прокатился по окрестностям.
Затрубил горн, и со стороны перелесков около гор вырвались всадники, около двух сотен. Вильмонд обернулся – параллельно с ними вышли ещё примерно столько же. Отряды лучников двинулись маршем к мостам, в бой вступали последние сотни Рубинового Войска. Там, на выжженном поле ржи, солдаты смешивались в копошащиеся, словно муравейники, кучи.
Подкрепление уже не спрыгивало в устье, а шло по мостам – камыш горел неугасаемым пламенем, и чёткая желто-красная линия прорезала низину, но баллисты и катапульты продолжали с жутким, громким треском забрасывать пылающей серой режущих друг друга воинов. Кажется, командиры переступили через себя и готовы класть на алтарь победы даже самые последние жизни.
Под часовней затрещало, Вильмонд не был знатоком магии, но не сомневался, что энергии для создания временного портала на пустом месте требовалось очень много. Сияющая арка возникла из ниоткуда, и в неё запрыгнули восемь громил-наёмников из гвардии Эриганна. Как только последний боец исчез, портал выстрелил синим лучом куда-то в сторону противника.
Эриганн снова сконцентрировался, и пламя, пожирающее дно пересохшей речки, метнулось в небо и рухнуло на головы поспевающим центуриям. Вслед за ним во фланги вражеского войска ударили отряды конницы.
Налетевшее пламя из воздуха заставило строй дрогнуть, и в следующую секунду тех, кто сражался на передовой, смела конница Рубинового Войска. Антониан немного пришёл в себя, и страх снова зацарапал его внутренности: что если наскок кавалерии оказался роковым, и Ветер проиграет сражение?
Затрубили горнисты легиона, к мясорубке потянулись оставшиеся центурии. Антониан не знал, сколько их всего осталось; здесь, в поле, были видны лишь ближайшие враги и братья по оружию, а также пляшущие в воздухе смертельные чары, нещадно насылаемые чародеями.
Конница развернулась, выставив копья; рубиновые наёмники, дико крича и пылая азартом, бездумно кинулись на перегруппировавшуюся центурию, где стоял Антониан. Глефы под наклоном приготовились их встречать, как вдруг с небес со вспышкой молнии ударил ураганный ветер, и атака захлебнулась, врезавшись в строй имперских солдат.
Антониана до безумия воодушевила симфония из воплей наёмников и жалобного ржания раненых лошадей. Центурион сорвал голос, но и без него было понятно: пора рубить, пора отбрасывать противника в горящий демоническим пламенем ров под мостами. С воинственными и воистину громогласными кличами, принадлежащими не смертным, но духам войны, ветмахские воины рубили глефами головы опрокинувшихся врагов, пронзали лошадей, кто-то крюками снимал с сёдел всадников, и острые мечи добивали их в земле.
Вместе с гвардией Антониан рвался вперёд, до боли в костяшках пальцев сжимая скутум и рукоять клинка. Снова они здесь, на передовой, добивая всадников, набросились на пехоту, зачавкал меч, затрещало дерево под ударом огромного молота – Антониан пережил встречу с рослым норзлином и выпадом пронзил зазевавшегося копейщика.
– Скутумы!
Лучники Рубинового Войска накрывали целые отряды, и командир центурии вовремя заметил, как соседний строй развалился, теряя десятки бойцов за раз. Гвардейцы сгруппировались вокруг Антониана, прикрылись щитами – и юноша поступил так же в тот самый момент, когда град стрел забарабанил, словно дождь, по толстому, затянутому кожей дереву.
Это дало время наёмникам для того, чтобы перегруппироваться и снова взять инициативу в атаке. Они влетели в центурии, словно молния, пробивая щели в строю. Двух гвардейцев убили в ту же секунду, Антониана повалили на землю, но кто-то снова ухватился за него, выдернул и поставил на ноги. Казалось, что войска у противника несметное количество, они всё наступали и наступали, а энергия вражеского чародея обрушивала небо над головой.
Ржание испугало Антониана, он развернулся, но увидел знамёна Мёртвого Легиона, и конница Ветер врезалась в отряды наёмников. Когорты лучников усерднее засыпали поле стрелами, но уставшие пехотинцы медленно и верно уступали поле врагу. Антониан сплюнул кровью – язык будет донимать болью ещё долго – и вытянулся, повернувшись к центурии:
– Воины Ригальтерии! – крикнул он, срывая голос. Чутьё подсказывало, что он должен это сделать, должен быть для солдат достойным командиром и наместником. – Мы почти победили! Нужно поднажать! В атаку! За Норзрину! За Ветмах!
Его услышали. Чудотворными свойствами обладали слова того, кому свыше дана власть. Будто клич для солдат исходил не из уст такого же, как и они, человека, а из уст бога. Центурия ощетинилась, наполнилась боевым кличем и клином вошла в ошеломлённый строй противника. Антониан, словно забывший самого себя, бросился в атаку с первыми рядами, его меч впивался в плоть, минуя стальные пластины и разрезая толстые клёпаные куртки; он искал плоть и находил её.
Антониан рубил и шёл вперёд, грязь и брызги крови попадали в его широко раскрытый рот, он рвал горло, но не выбивался из сил. Молот рубинового наёмника ударил ему под вытянутую руку с мечом, юноша потерял щит, прикрыл свободной ладонью ушиб и послал клинок в горло ранившему его врагу. Гвардейцы, солдаты прирождённые защищать знатных господ даже в пылу сражения, потащили его к себе, пропуская рвущихся до крови воинов Ветмаха и легионеров Ветер.
Ринельгер балансировал чарами, отдавал ровно столько, сколько нужно было, чтобы Ветер не свалилась обессиленная, а платформа не рухнула на землю. Она блокировала множество заклятий Эриганна и наносила свои, но Мощи вражеского чародея оказалось достаточно для того, чтобы создать иллюзию дракона в небесах.
– Он слишком силён! – крикнул Ринельгер.
Он бросил взгляд на поле – последние резервы обеих сторон слились в кучу в яростном противостоянии. Они были равны по силе и рвению к победе, и решить исход боя могли только чародеи.
Вдалеке, около тёмной часовни аромерони, что-то вспыхнуло, и синий луч ударил по платформе. Несколько гвардейцев упали, парочка удержалась, а Ринельгер согнулся пополам. Их парящий «плот» накренился и пополз к земле. Ветер с яростным криком ответила ураганным ветром, и платформа достигла выжженного поля.
Ринельгер сбежал по склону серой поверхности на твёрдую землю, и перед глазами мелькнуло сияние, из которого выбежали несколько рубиновых наёмников. Их луки напряглись, чародей кинулся к обессиленной Ветер и заслонился чарами. Гвардейцы были убиты, и диверсанты, оголив клинки, кинулись к магистру.
Ринельгер пустил столб пламени, опаляя ближайшего наёмника, вытянул керамарийский меч из ножен и неуловимым движением насадил на него другого. Третий подскочил моментально, ударил кулаком по голове чародея, рубанул сверху, и Ринельгер чудом парировал, отступил к наклоненной платформе. Ветер пришла в себя, и ураган рухнул на головы нападающих – с диким рёвом, заглушающим пронзительные вопли наёмников; воздух разрывал их на части, разбрасывая вокруг кровавые ошмётки.
Двое из них бросились наутёк, но бежать было поздно: на помощь поспевал Энард и несколько легионеров.
– Хитрый сукин сын, – прошипела Ветер. – Хитрый… но это стоило ему драгоценного запаса сил. Мощь не поддастся ему в том же объёме… а значит…
– Миледи!
Энард держал в одной руке окровавленный меч, второй – перетянутой уздечкой штандарт с драконом. Конь хрипло дышал, на кожаных щитках на его бёдрах тянулись длинные следы от клинков.
– Доложи ситуацию, – сказала Ветер, тяжело дыша.
– Тяжело, госпожа, их много и сражаются с достойной почтения яростью, – отчитался Энард. – Анахет и Вирден сумели перегруппировать войска, а наш наместник даже воодушевить, но чародей и его иллюзии сильно портят дело.
– Значит, пора с ним кончать, – бросила магистр сквозь зубы. – Готовься, Ринельгер.
– А Сенетра, она жива? – вмешался чародей.
– Когда я уходил, была жива.
Ринельгер облегчённо выдохнул, сжал меч и обернулся к платформе. Ветер выправила её, встала вместе с чародеем, и они снова воспарили в воздухе. Магистр набирала Мощь из Потока в руны, те искрились и, казалось, готовы были разорваться, расколов платформу.
С бешенной скоростью она пересекла поле битвы, пролетела над головами убивающих друг друга солдат и устремилась к часовне. Вокруг засверкали молнии, а из башни аромеронской святыни прилетел импульс, ударивший по барьеру платформы. Они врезались прямо в неё, в крышу, зазвенел падающий колокол, и «плот» раскололся надвое. Ветер и Ринельгер спрыгнули с него и оказались внутри небольшой колокольни.
– Спускайся вниз по лестнице, – приказала магистр, – а я подстерегу змея у выхода.
Ринельгер кивнул, положил меч на плечо, читая одними лишь губами формулу защитных чар, и быстрым шагом спустился на ступеньки в погружённую во мрак залу часовни.
Вильмонд первым рассмотрел приближающуюся каменную платформу с магистром и кровавым чародеем. Эриганн в отчаянии пустил в них заклинание, но то лишь отскочило от защитного барьера в сторону.
Мортус кинулся к лестнице, услышал позади себя торопливые шаги и грохот, а потом громкий оглушительный звон падающего колокола. Он не заметил, как кончились ступеньки, и они вылетели в зал часовни. Эриганн обошёл расколотые временем и тлением скамьи, встал у пьедестала, тяжело дыша.
– Она тоже потратила много сил, – с нескрываемым страхом бормотал чародей и дрожащей рукой поднёс ко рту полную чем-то пахучим флягу. – А я своей ни капли…
С этими словами он сбросил с мантии потрёпанные ленты с потухшими рунами и, растопырив пальцы, приготовился к бою. Вильмонд отошёл за шкаф, заряжая самострел. Его руки дрожали, наверное, сильнее, чем у Эриганна, и потому прицел скакал из стороны в сторону. Стрелять в чародея мортус не собирался: какая разница, от чьих рук умер бы его единственный в данный момент союзник?
