Текст книги "Печать Древних (СИ)"
Автор книги: Johann Walcvur
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 36 страниц)
– Не будь такой задницей, Ринельгер, – вмешалась Вирра. – Твоё сердце что, высечено из камня?
– Причём здесь это? – отрезал Ринельгер. – Суккуб, ты, быть может, не слышала о таком проклятии, как вампиризм?
– Фу, – сморщилась она. – Что-то малоизученное вечно обрастает иллюзией ужаса.
– Это ты тоже нахваталась от того учёного? – раздражённо проговорил Ринельгер.
– Мы с ним знаем друг друга с детства, – сказала Эсса. Больше по холодной щеке слезы не пробежало. – Я думала, что мы будем вечно друг за дружкой, а теперь я должна смотреть, как он умирает…
– В нашу ночь ты назвал меня Кассией, Ринельгер, – Вирра подошла к чародею вплотную. Он отвёл взгляд. – Хочешь, чтобы и её терзал до конца жизни этот день?
– Скорее всего, мы его не переживём, – протянул чародей. – Так что недолго будут длиться страдания.
– А если нет?
Ринельгер вздохнул, повернулся лицом к Эссе:
– Ты точно хорошо его знаешь? – она кивнула. – Значит, делай, что должна…
Ринельгер отложил серп. Он не стал смотреть, как Эсса прокусила себе запястье и напоила умирающего Михаэля тёмной, густеющей кровью. Чародей остановил взгляд на ущелье – они чуть не пропустили, как из него вылезали сотни вооружённых человек и выстраивались у края бездны. Воины казались странным – их лица застыли каменными белыми масками, у некоторых неестественно торчали руки и ноги. «Нежить», подумал с дрожью Ринельгер.
Они раступились, и к мосту вышел Верон. Чародей сморщился: слишком уж изменился юноша с их последней встречи, пусть и не сильно внешне, но энергия у него была уже иная, враждебная и куда более могущественная.
– Кровавый чародей! – крикнул Верон. – Ты достойно отбился от Культа! Браво! Я даже немного зауважал тебя за твою упрямость, но теперь всё кончено! Вы окружены! Отдай мне меч, и я, даю слово, отпущу всех вас!
– Лицедей? – Ринельгеру стало паршиво от этой мысли. Когда-то ему посчастливилось поучаствовать в прениях на тему вселения духов в тела смертных. Одна из самых неприятнейших тем для дискуссий.
– У меня тысяча мечей, кровавый чародей! – продолжал Лицедей. – И я знаю все тропы Сумеречного леса, от меня не скрыться, – его голос стал шипящим, Ринельгер различил два тембра, один из которых принадлежал духу, а второй… Верону. – Отдай артефакт, и всё кончится!
Ринельгер покрутил серповидный меч в руках. Оружие стало ему почти родным, но умирать за него – большая глупость. Чародей сделал шаг.
– Нет! – Вирра схватила его за руку. – Ринельгер, ты не понимаешь? Этот кусок говна ни за что тебя не отпустит. Ни тебя, ни меня, ни их.
Чародей сжал губы, потёр переносицу:
– А что мне делать, скажи на милость?
– А вот смотри, – Вирра вышла вперёд, сбрасывая плащ. – Лицедей! Отсоси!
Она выпустила с рук огненное заклинание, оно ударило по строю слева от одержимого Верона. Нежить упала, загоревшись. Лицедей не ответил. Упавшие воины встали, туша на себе магическое пламя. Одержимый махнул рукой, и к беглецам устремились двое в ржавых кольчугах. Двигались они нечеловечески быстро и ловко, на ходу вскидывая массивные клинки. Ринельгер схватил Михаэля, забросил на плечо, проклиная всё железо, что рыцарь на себя напялил, и побежал вслед за женщинами. Нежить их догоняла, как вдруг в мёртвых воинов вонзились несколько стрел. Они сбавили шаг, но не остановились. Ринельгер огляделся – в террасах появлялись тонкие силуэты, а в воротах возникла женщина в цветочном венце и плотном зелёном плаще.
– Скорее! – крикнула она.
Террама взмахнула посохом, и по мосту пронеслась волна энергии, сбивая нежить в бездну.
– Отступи, Лицедей! – крикнула дух-хранитель Святилища. – Теперь эти смертные под защитой Варолии!
Лицедей сжал руки в кулаки.
– Ты дал обещание, помнишь?!
– Да, – прошипел Лицедей, а его голос магически усилился. – Я обещал, что не переступлю порог твоего дома, Террама. Но я ничего не говорил о проклятых…
***
Казалось, за стенами Святилища время остановилось, до чего здесь было спокойно и светлее, чем в остальном мире, а царствующая гармония убаюкивала и нагоняла приятную сонливость. Ринельгер уложил Михаэля на пол террасы, ведущей к главной башне, помог Вирре присесть рядом с рыцарем. От ворот, стуча посохом, медленно шагала Террама.
– Значит, это твой дом? – чародей обошёл Эссу, приближаясь к духу.
– Да, кровавый чародей, – произнесла Террама. – Отдохните, ваши силы и ваша жизнь до ужаса малы.
– А Лицедей?
– Пока что вы в безопасности, – Террама направилась к башне. – Нарушить свою клятву он не сможет, а решится обойти не сразу. У вас есть время набраться сил.
– Эти существа… это нежить?
– Проклятые. Пока я храню эту землю, Святилище неприступно, – она посмотрела в его глаза. – Не тревожься, Ринельгер. Я ещё раз предложу тебе не терять время на расспросы сейчас, а лечь и отдохнуть, пока не началось сражение. Мы с тобой ещё поговорим.
Чародей медленно кивнул. После победы над кригааленом он чувствовал себя куда лучше, чем до оного, но как же болели суставы, будто бы в одночасье на Ринельгера свалились лет сто прожитой жизни. Он сел рядом с Виррой. Эсса обняла Михаэля и закрыла глаза – она насытилась и теперь могла хорошо отдохнуть.
– Не хочешь поговорить? – суккуб пристроилась под боком у чародея.
– О том, что произошло на мосту?
– Нет, там всё понятно. Ты помнишь свою маму? – Вирра поёрзала, ища место поудобнее.
– Ну и вопросы, – произнёс Ринельгер. – Ты наверняка сама соскучилась по своему папочке? – он собрался с мыслями. – Нет, ничего не помню. Мне рассказали, что маредорийцы нашли меня в канаве совершенно случайно, завернутого в тряпки и до того спокойного, что если бы они не искали грибы, то на меня не наткнулись бы, – чародей замолчал. Захотелось глотка доброй медовухи. – Мне повезло. Или не повезло. Хищник не взял след. Мне оставили шанс жить и творить чары. Три года Народ возился со мной, пока хранитель общины не обнаружил во мне Мощь и не решил отдать в Анхаел. А мать… говорят, даже брошенные дети помнят голос, образ, фигуру. Но я помню только очертания и мелодичный голос маредорийки, выходившей меня.
– Знаешь, ты потерянное дитя, Покой Мира. Кажется, я поняла, почему Народ назвал тебя так. Духи пророчат потерянным великую судьбу. Давай этим духом буду я!
– Что ж, если так, – Ринельгер горько усмехнулся, – тогда войско Лицедея пускай разойдётся, дух прыгнет в бездну, а над нами взойдёт ясное солнце.
– А почему нет? – суккуб взглянула в алое небо. – Я так соскучилась по тёплому солнышку. Если бы боги меня слышали, я бы попросила это.
– Они тебя слышат, Вирра, просто не могут ответить, – он хотел верить в эти слова. Как же они согревали душу в сей тёмный час…
– А Кассия? Расскажи о ней.
– В душу лезешь, суккуб.
– Ну, придётся потерпеть. Так она такая? Важная птица в твоей жизни, ведь почему при упоминании о ней у тебя меняется рожа? Как ты её потерял? Она ушла к другому? Или предпочла тебе смерть?
– Она погибла, – твёрдо ответил Ринельгер. – И эта не та тема, о которой я хотел бы говорить с суккубом.
– А о чём со мной ещё говорить, а, дружок? О матери было. О высоком мы уже поговорили в Эстифале, а о членах говорить – слишком низко.
Вирра поёжилась и подняла личико к чародею:
– Я же вижу, как тебя гложет это. И ты боишься этого. Вины?
– Вины? – облизал губы Ринельгер и сорвал с пояса флягу. Смертельно захотелось пить. – Я чувствую злобу. Будь они все прокляты: Капитул, лорд Каагар и его недоумки-легаты, мятежная королева со своим Воинством. Они вырвали её из моих рук, отправили на проклятую войну, где её убили.
– Так это случилось в Век Слёз? – Вирра потянулась за флягой. – Вода? А вино или что покрепче?
– Нет, что-то я забыл…
– Очень плохо, что забыл, – суккуб цокнула языком. – А какой она была?
– Той ещё сукой, – бросил с нежностью Ринельгер. – Честолюбива, горделива, сорвиголова и мечтательница. Мы вместе хотели открыть новую ветвь кровавых чар… или хорошо забытую старую. Втайне от наставника работали. Мечтали стать магистрами и перевернуть Коллегию с ног на голову. Основать знатную фамилию в Анхаеле… но её убили мятежники, а я пропал где-то в центральных провинциях Цинмара. В анклаве мы мертвы, а на деле я жив… хотя демон его знает, надолго ли. И вот, Кассия схватилась своими тонкими пальчиками за моё сердце, вонзила коготки и вырвала его в Поток, куда отправилась сама. Поэтому я стараюсь её забыть… Потому что иначе я долго не протяну.
– Неужели до сих пор ни одна женщина не заполнила в тебе пустоту? – спросила Вирра, водя пальцами по кровавым пятнам на его мантии. Ринельгер покачал головой. – Ты просто сказочный… однолюб. Знаешь, что я тебе скажу на это, дружок? Банальщину. Ты и сам всё понимаешь. Воспоминания о ней прятать – выход не самый лучший. Пусть они не обжигают тебя, а греют сердце. В конце концов, ты с ней встретишься там… в Потоке. Скольких же я знакомых и ухажёров там увижу? – она задумалась. – Может быть, даже того хренова философа-учёного-чародея. И его жёнушку.
Она хихикнула. Ринельгер слабо улыбнулся, обнял её. Будь он студентом Анхаела, его сокурсники бы захлебнулись собственной слюной от зависти: лежать в обнимку с суккубом – предел мечтаний мальчишек, встретившихся с острым желанием в женском обществе.
– Ринельгер, – произнесла Вирра. – Ты же помнишь, кто я есть?
– Примерно, – она будто бы читала его мысли.
– Ну и как насчёт того, чтобы потрахаться?
– А я боялся разрушить этот романтичный шарм, – усмехнулся Ринельгер. – До чего же ты бесцеремонна, суккуб.
– О, боги, – притворно закатила глаза Вирра. – Я тебя ещё уговаривать должна? По-дружески поделись энергией, дружок.
– Проклятие, – протянул Ринельгер. – У меня все кости ноют… ладно… если тебе это так важно.
– Плохо притворяешься, – пробурчала Вирра. – Я чувствую и даже вижу твоё желание.
Она начала возиться с пуговицами. Ринельгер кинул быстрый взгляд на спящих соратников, потом оглянулся на террасу – никого.
***
Проклятые выстроились в три ряда, почти полностью заняв собой края перед бездной, над которой возвышался храм драконицы Варолии. Ширен прятался, пока мёртвые Моровой пропасти выходили из ущелья, а Лицедей обращал к кому-то гневные речи, среди кустарника, половиной ветвей свисающего над бездной. Когда повисла тишина, он решился, наконец, вылезти.
Гробовщик поначалу думал, что проклятые убьют его, приняв за чужака, но те не обратили на потрёпанного старика никакого внимания и стояли неподвижно, словно жуткие статуи. Ширен осторожно пробежал мимо них, оглядываясь на внешние террасы и башни Святилища, в окнах и между колонн которых виднелись сотни женских теней.
– Я очень рад, что ты выжил, Ширен, – у моста проклятые расступились. Прямо за ними, сжимая двумя руками длинную стрелу, стоял Лицедей. – Не бойся, подойди ближе…
Гробовщик нахмурился, посмотрел на лицо проклятого: оно не выражало абсолютно ничего, только некое безумие витало в широко раскрытых блеклых глазах и жутких зрачках, лишённых радужных оболочек. Ширен молча преклонил колени перед Лицедеем.
– Встань, Ширен, – приказал одержимый и протянул ему стрелу. – Слышал ли ты что-нибудь о керамарийской стали?
– Нет, – Гробовщик внимательно осмотрел стрелу – она была вся из металла, лёгкого и необычно крепкого – коснулся выполненного зубчиками наконечника.
– Я бы не советовал ранить себя ею, – протянул Лицедей, всматриваясь в главную башню Святилища. – Керамарийская сталь выполнена из красного металла, серебряной жилы и метезита в кузнях потерянного ныне Керамара. Эта сталь очень редка и славится тем, что способна сжечь энергию любого существа, от букашки до духа. Террама оказалась на моём пути… очень некстати.
– Ты отлично метаешь, – сказал Ширен. – Почему ты доверишь такой выстрел мне?
– Потому что я не могу войти в её земли, не могу убить её, а она будет прятаться, Ширен, – бросил Лицедей. – В Век Гнева я дал клятву, что не переступлю границу, а клятвы духов, как ты знаешь, закрепляются в Потоке… я начну атаку проклятыми, а ты проникнешь в Святилище и уничтожишь Терраму этой стрелой. Чары клятвы спадут, и я войду туда. И наш договор исполнится.
– Ты мне говоришь об этом не в первый раз за последние дни, – переступил свой страх Ширен. – Но я до сих пор здесь.
– Даю слово, Гробовщик, – произнёс дух, и метка на плече старика потеплела. – Ты отправишься свободной душой в Поток после уничтожения Террамы.
– Хорошо, Лицедей, – Ширен сложил стрелу в колчан. – Она будет убита. И моя клятва перед тобой падёт. Как я попаду в Святилище, скажи мне путь.
– Я перенесу тебя туда.
***
В соседней комнате стоял шум, крики, стучали по столу окованные пинты и звенели пузыри. Отряд отдыхал, будто бы в последний раз собравшись полным составом. Зерион не сильно налягал на выпивку, безбожно разводил вино, старясь держать разум ясным. Улучив момент, рунариец скользнул в коморку, где спал, и закрыл двери на засов.
Сумка и утеплённая мантия были готовы к спешному выходу, через окно, пожалуй, единственное не заколоченное в хижине, можно вылезти даже сарахиду. Зерион оделся, взялся за посох – письмена на маредорийском попривествовали знакомую руку слабеньким теплом. Они почти стёрлись, и только хорошо присмотревшись можно было что-то разглядеть на дереве.
Он тихо перелез через оконный проём, поморгал в попытке привыкнуть ко тьме, царящей вокруг. Всё, как она говорила. Царство Лерона и Заласа – их владычество закончилось. Боги мертвы, и в алых сумерках из Потока разливались останки их сущности. Быть может, это только афоризм, упрощённое объяснение сути мироздания, ведь как же на самом деле невелики возможности мысли слабого разума смертного.
Зерион прошёл мимо главной улицы, освещаемой жаровнями, патрулируемой одинокими наёмниками из «войска» Каменщика. Его путь лежал к руинам кеинлогского муниципалитета. Недалеко на самом деле, но приходилось идти долго в такой темноте, с опаской нарваться на блуждающих в поисках пищи вечно голодных чудовищ.
Когда владения Каменщика остались за спиной, Зерион осмелился зажечь пламя на навершии посоха. Ступал рунариец легко, тихо, набирая скорость. В пустых окнах заброшенных домов гулял ветер, гоняя городской мусор, обрывки листьев, гнилые веточки деревьев и кустов. В нос ударил запах дождя, но Зерион уже научился предугадывать, когда тот пойдёт. Не раньше утра, потому можно не торопиться с делами.
У мунипалитета было тихо, пустынно. Потрескавшийся камень глухо извещал, что к зданию кто-то прибыл. Зерион остановился у ступенек, вытянулся, стукнул посохом пять раз, и из дверного проёма скользнула юркая тень рыжей женщины.
– Всё, что ты искал, – сказала она, – и я смогла достать в архивах, под столом.
– Спасибо, Райана, – прошептал Зерион. – Завтра, к полудню. В парке.
– Хорошо, – произнесла она и словно испарилась.
Рунариец осторожно поднялся по потресканному мрамору ступенек, вошёл внутрь. В муниципалиете пахло тлеющим деревом и затхлой мертвечиной. Двери в зал совета оказались заперты на засов, и по слою пыли можно предположить, что уже очень давно. Зерион повернул по коридору от них направо, забрался по скрипучей деревянной лестнице на третий этаж, где за чуть приоткрытой одинокой дверью его ждала библиотека хрониста. Счета, списки, генеологические исследования, история города и края – всё, что хронисты писали столетиями за всё существование Кеинлога.
Толстый серый свёрток находился под большим дубовым столом, на котором лежал единственный подсвечник и три свечи в промасленной коже. Зерион мысленно поблагодарил Райану, положил посох, поднял свёрток и развернул его. Множество бумаг, свидетельств, выжимок из истории других провинций. Рунариец быстро пробежался по ним глазами, сунул руку в свёрток и нащупал толстый кожаный переплёт. Трактат не был подписан, а переплёт оказался ничем иным, как обёрткой. Сняв его, Зерион поставил свечу поближе: обложка была высечена из дерева, хорошего дерева, с насёнными на нём защитными рунами.
Рунариец раскрыл её, прищурился – кроваво-красными чернилами этот текст был написан на древнем наречии, на перевод которого мог уйти почти месяц. Зерион закрыл книгу, покопался в бумагах. Один из листов оказался с истлевшей имперской печатью.
«Наместнику Цирону Ренелькаму.
Докладываю об исходе Чёрного Мора из Нижней Норзрины. Всё так же мы не наблюдаем появления дракона Некроса над Теневалом. Духи, рождённые под его знаком, остались к ситуации нейтральны, исполняя обязательства, присущие их сущности. Отдельно считаю важным сообщить о появлении у Моровой пропасти нового духа, носящего имя Лицедей. Общается он только с мортусами, но те уверяют, что дух безвреден. Жрец Кенторос однако же выразил сомнения о причастности духа к Некросу и настоял присматривать за мортусами, так как за самим Лицедеем следить невозможно. Также сообщаю, что в Эстифале были найдены десять участников Культа Смерти. Все были повешены утром следующего дня.
С уважением, префект Теневала Теонар вир Тенерис».
Зерион свернул записку и посмотрел на книжные стеллажи. После стольких поисков наконец зацепка. Путь лежал теперь в Нижнюю Норзрину. Рунариец снова открыл трактат, перелистнул пару страниц и вернулся на первую.
– Царство Крови, – произнёс он тихо. – О… тысячелетнем владычестве… Керамара… проклятие!
Что-то грохнуло на улице. Зерион подошёл к двери в коридор, осторожно выглянул. Ему стало не по себе, захотелось на мгновение поскорее убраться к отряду, под защиту Каменщика, но страшный интерес к трактату заглушал все прочие желания. Рунариец закрыл дверь, нарисовал на ней защитную руну и вернулся к столу, оглядевшись на все окна, чтобы удостовериться, что они заколочены.
– Царство Крови. О тысячелетнем владычестве Керемара, об Адалхеидис и трёх её кровавых ангелах.
– Зерион… остерегайся…
Он дёрнул головой и вскочил, хватаясь за посох. Внизу кто-то лазил, царапал стены и тяжело, с болезненной хрипотой, дышал. Зерион слышал шаги, нечто топталось около запертной на засов двери в зал совета. Деревянная балка с глухим грохотом упала, заскрипели ржавые петли, и гость забрался туда, откуда несло мертвечиной.
Зерион закрыл трактат, взял в охапку бумаги и стал судорожно запихивать их в сумку. Локтем он зацепил подсвечник, тот упал на бок, а из мокрых ладоней выскользнула книга. На мгновение в муниципалитете наступила тишина. Зерион, сжав зубы, чтобы не выругаться, прислушался и явственно представил себе, как тварь внизу, притихнув, подняла голову к потолку и навострила слух.
Рунариец ощутил чары, и следом послышалось шевеление, хруст костей, будто бы разминалась десятка вышедших заниматься мужчин. Снова шаги, множество шагов. Заскрипела лестница. Зериона охватила паника, он закинул сумку на плечо и кинулся к ближайшему окну. Потребовалось приложить усилие, чтобы гнилые доски сорвались с ржавых гвоздей и упали на пустынную улицу. Пожалуй, свою ошибку рунариец осознал не сразу: лишь тогда, когда по двери зацарапали, а потом с новой силой заскрипела лестница.
– Зерион…
Голос звучал в его голове. Шелест превратился в шёпот, женский шёпот.
– Vel Alum Nekhetto.
Зерион замер, вытянув ладонь перед собой. Она распадалась на сверкающие во тьме пылинки, уносимые неизвестно откуда взявшимся ветром в окно. Рунариец опустил голову, глаза отыскали светящуюся руну на книге, а потом на мгновение наступила тьма… Он стоял у порога хижины, за дверью слышались голоса соратников из отряда. Зерион развернулся в сторону муниципалитета, тяжело дыша, унимая дрожь в теле. Перед тем, как голос его перенёс, он заметил, как на улице перед зданием выбралось крылатое существо в шляпе с полями и длинным мечом в вытянутых руках.
***
Ринельгер раскрыл глаза, тяжело дыша, с тихим ужасом пошевелил рукой, крепче прижал к себе Вирру, чтобы справиться с волной страха, передавшейся от сердца Зериона. Чародей повернулся к духу, посмотрел на её тёмные плотно сжатые веки – суккуб тоже нуждалась в сне, и было в ней всегда больше от человеческого, чем от духа. Быть может, образ жизни приземлил её возвышенную натуру, сделав похожим на то, чем живут обыватели. Эсса и Михаэль тоже до сих пор не очнулись – их сон более крепок, особенно в день.
«Об Адалхеидис и трёх её кровавых ангелах», трактат на древнем языке. У Ринельга сжалось сердце – древнейший артефакт потерян, единственная, быть может, книга, написанная предками о Керамаре, осталась в Кеинлоге или попала в руки той твари, что пыталась прикончить Зериона. Какая потеря! Ринельгер вспомнил рунарийца, когда они встречали Райану в остатках кеинлогского парка, когда уходили из города. Вот почему он был так подавлен, так устал.
По террасе расхаживала дриада с луком наперевес. В древесных доспехах она напоминала ожившее изваяние, низкое деревце: от её плеч и рук тянулись веточки, корпус защищала плотная кора, килт был связан из толстого плюща. Шлем дриады был выполнен в виде вороньего клюва – почему-то любили боги Цинмара воронов – с большими, залитыми белесым светом прорезями для глаз. Лишь золотистые, цвета поздней осени, волосы выдавали, что под доспехом пряталось живое существо, какое… Ринельгер не знал, что скрывала под собой броня дриады. Одна из теорий, кочующая в научно-магических кругах, полагала, что лесные стражницы – маредорийки, отдавшие себя в служение духам Маредора.
Патрулирующая дриада не обратила внимания на проснувшегося чародея, прошла мимо и остановилась, выглядывая через арку башенных ворот. Ринельгер тихо приблизился, встал рядом и присмотрелся – войско нечисти безмолвно стояло у мостов. Тишина царила гробовая, словно весь мир вымер.
– Тебя ждёт хранительница, – произнесла дриада. Её голос напоминал смесь шелеста листвы и скрипа ветвей.
Защитница Святилища развернулась и продолжила патрулировать. Ринельгер кинул последний взгляд на войско за пропастью и направился к башне. С террасы открывался вид на брошенные и заросшие сады, раскинувшиеся перед разрушенными залами. Среди листвы, вполне свежей и цветущей, застыли во времени мраморные скамьи, статуи каких-то женщин и остановившийся фонтан с мутной водой, из которой квакали лягушки. Над Святилищем оказались не властны ни алая ночь, ни времена года. Будь здесь аура Варолии, её метка Порядка – быть может, над башнями и залами сияло солнце.
Ринельгер прошёл под аркой главной башни: здесь раскинулась оранжерея, аккуратная, ухоженная и такая же цветущая, как сады снаружи, а над стебельками, бутонами и плодами порхали магические светлячки. Какие только травы под крышей башни не росли – Ринельгер мог открыть свой справочник и найти в оранжерее все растения по списку! На конце комнаты из стены торчали мраморные ступеньки, уходившие на второй этаж. По ним, стукая лёгкими сандалиями, спускалась Террама.
– Восхитительное место, хранительница, – без почтения после такой картины Ринельгер не мог обратиться. – Будто осколок старого мира.
– Недюжинная часть моей силы уходит, чтобы поддерживать такую красоту во всём Святилище. Я бы предложила тебе остаться здесь, кровавый чародей, навсегда. Но ты несёшь метку…
– Метку? – прищурился Ринельгер.
– Я не знаю, чью, – пожала плечами Террама. – Кого-то очень могущественного.
– Матерь? Матерь Маредора?
Они вышли в сад, Террама махнула рукой, и плющ освободил одну из скамей около фонтана.
– Матери нет, – протянула хранительница. – Значит, нет и всех клятв, меток и чар, что она могла оставить. Это, наверное, та самая незримая метка, которую могут дать друг другу смертные, как клятва, обещание. Всё словесное тоже имеет энергию. На тебе этого много, кровавый чародей. Большее из них – пустое и неисполнимое, да и никому ненужное, кроме тебя самого.
Террама замолчала и устремила взор своих синих глаз к фонтану.
– Скоро Лицедей начнёт атаку, – нарушил тишину Ринельгер. – Ты будешь сражаться?
– Я поклялалась защищать Святилище и всех его обитателей до конца времён, – ответила Террама. – Лицедеем овладело отчаяние. Он пойдёт на штурм, но не сам. Потому что его клятва тоже сильна.
– Нежить, – вздохнул Ринельгер. – Если верить хроникам, не столь и опасна…
– Это не нежить, кровавый чародей. Это проклятые, войско не живых и не мёртвых, войско застрявших между Потоком и Цинмаром. Они намного сильнее мертвецов. Не могу поверить, что Лицедец возглавляет их.
– Матерь завещала, – протянул Ринельгер. – Приказала Зериону найти Лицедея. Переубедить его или уничтожить. Она тоже говорила, что он в отчаянии, что это его губит. Ещё она говорила о циклах… царствах. О прошлых владыках.
– Циклы? – кажется, в глазах Террамы мелькнул ужас. – Так сказала Матерь?
– Да, именно это, – Ринельгер повернулся к ней, сложив руки на груди. – Это связано с древним Керамаром?
– Я не знаю, кровавый чародей, – она была донельзя растеряна. – Я просто… просто исполняю свою службу. Я чувствую, как меня схватывает отчаяние, такое же, как и Лицедея… мне больно видеть, что он стоит у входа в мой дом как враг, но не как друг. Мы запутались, кровавый чародей… Боги нас не слышат, и наоборот. Молчание… пустота. Разве ты не слышишь? Ничего нет. Мы сходим с ума, Ринельгер. Мелодии нет, наши родители погибли. Варолия и Некрос были последними. А теперь их дети обращаются, один за другим. Кого-то я успеваю спасти… Кого-то уничтожают навсегда, а их искажённая суть уходит и распыляется в Потоке.
– Послушай, Террама, – Ринельгер взял её за плечи и только немного погодя понял, как неучтиво поступил. – Послушай меня… Матерь сказала, что нынешний цикл изошёл. Она говорила, что Лерон и Залас ослабли. Я плохо понимаю, что она имела в виду. Боги не могут умереть, а вопрос с циклами – это какой-то слишком заумный бред. Но если древний дух, хранитель Маредора, приказала остановить Лицедея, значит, это важно сделать. Что он хочет найти в Чертогах?
– Я… – Террама посмотрела прямо ему в глаза. – Я помогала Лицедею… он обещал, что, после того, как войдёт в Чертоги, мы снова услышим песнь, а обращённые братья переродятся и снова станут нормальными. Сумеречный лес поглощал смертных, корни захватывали их, тянули под землю, а потом наполняли Моровую пропасть. Я приносила ему тела, Цитиар приносил, остальные. Но не все… Норос-Сугур воспротивился. Он не желал убивать смертных в Дегановых Рубцах, говорил, что это не его суть. Лицедей сделал так, чтобы он нарушил все клятвы и обратился. Многие из нас отреклись после этого от него.
– Вовремя вы, – поморщился Ринельгер.
– Ему нельзя отдавать ключ, кровавый чародей, – сказала Террама твёрдо. – Заполучив силу, он не сможет с ней совладать. Он сильно боится, страх и отчаяние кидают его из стороны в сторону. Я не хочу, чтобы сила пожрала его. Когда он связался с Культом, с этим смертным чародеем… Лицедей всегда выделялся среди нас, был олицетворением наших старших братьев и сестёр, рождённых Архилиосом и Деганом. Он был прекрасен, таким остаётся до сих пор. Его энергия, словно вспышка! Яркая, как у тебя, Ринельгер.
Ринельгер слушал, его лицо оставалось каменным, но внутри всё содрогалось от изумления: с какой нежностью хранительница отзывалась о Лицедее. Будто бы любила его. Но как такое возможно? В Анхаеле твердили: чувства смертных не властны над духами.
– Я всячески мешаю ему добраться, – говорила Террама, – забираю ростки от уничтоженных братьев и сестёр, прячу у себя втайне от Лицедея. А он пылает злобой. Но он не тронет Святилище лично. Я смогу отбить атаки проклятых. Это просто размен сил.
– Просто поигрывание мускулами, – холодно отметил Ринельгер. – Знаешь, сколько моих друзей и просто хороших бойцов погибло, пока вы тут строите друг другу сцены? Знаешь, сколько ещё погибнет? Мёртвый Легион схлестнётся с Рубиновым Войском за Ветмах, если это уже не произошло. Крови смертных вы прольёте много. Если Лицедей не слышит голос рассудка, он должен быть уничтожен.
– Я знаю, – кивнула Террама. – Наша эра прошла, чародей. Но разве мы после стольких столетий бдения, стражи мира смертных во плоти не заслужили покоя в Потоке?
– Мир рухнул, Террама, – произнёс Ринельгер. – А теперь разлагается. Мы пытаемся выжить. Обычно каждый сам за себя. Ты можешь остаться в Святилище, продолжать хранить его ради памяти о своей «мамочке» и не мешать процессу. А можешь пасть в слепой гонке за тем, кто давно движется к забвению.
На этот раз хранительница смерила его холодным взлядом.
– В бездну упал дракон, – Террама встала. – Спустись к нему, я пропущу тебя через катакомбы. Животное мертво, теперь-то точно. Возьми то, в чём нуждался в знак моей доброй воли и нашей дружбы.
Ринельгер медленно кивнул. Хранительница развела руками, и фонтан задрожал, расплёскивая воду и распугивая лягушек. Центральная колонна-основание вытянулось, а дно бассейна ушло под землю, трансформируясь в винтовую лестницу.
– Возвращайся скорее, мастер кровавых чар, – сказала Террама, покидая сад. – Проклятые уже готовы начать штурм. А я… я подумаю над твоими словами.
***
Команда к атаке была беззвучной, во всяком случае, Ширен ничего не услышал. Проклятые выстроились по двое у каждого моста, и в террасы полетели огненные заклинания: каких только мертвецов не приняла в себя Моровая пропасть, Гробовщик помнил, что как-то привозил парочку чародеев, а сколько притащили его коллеги…
Пламя осело и занялось руинами, и тогда проклятые стремительным маршем, почти одновременно, начали форсировать бездонную бездну. Святилище ответило градом стрел – от них стало темно, но лишь несколько совсем истыканных воинов упали, и на них сразу же наступили не ведающие страха соратники. От башен скользнули дриады навстречу войску.
– Играешь в войнушку, Лицедей?
Ширен опешил: скрипучий голос принадлежал тому самому чудовищу, что вылезло из кустов Цветочной Топи. Длинная, вытянутая фигура в балахоне опиралась сложенными в замочек бледно-серыми руками об огромный меч, поигрывая зубами зажённую трубку. Он взглянул на Ширена, ужасно осклабился, запустил руку под балахон, вытаскивая стрелу:
– Твоя, Гробовщик?
Ширен застыл от страха с вытянутой ладонью, в которую дух вложил древко без наконечника.
– Не пугай Ширена, – впервые появление Лицедея успокоило старика. Он отошёл на пару шагов, отвёл взгляд. – Что ты тут делаешь, Цитиар?
– Хочу ещё раз напомнить тебе, – проскрипел дух, – что Цветочная Топь – моя земля, и я не потерплю в неё вторжения. Не подводят ли меня глаза одного из твоих недоумков? Ты вправду штурмуешь Святилище Террамы?
– У меня нет времени уговаривать её выдать мне беглецов, – прошипел Лицедей. – Которых ты, кстати, отпустил.
– Они мне заплатили, я их отпустил, – с безразличием ответил Цитиар. – Да и я не помню, чтобы мы с тобой были в сговоре.
– В таком случае, – Лицедей сжал глефу и угрожающе взглянул на собрата, – тебе следует убираться отсюда, пока твои русалки не разбежались прямо в моё войско…
