Текст книги "Печать Древних (СИ)"
Автор книги: Johann Walcvur
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 36 страниц)
Вирра улыбнулась, похлопала длинными ресницами и совершенно бестактно снова завладела бутылкой вина.
– По порядку, – произнесла она. – А то слишком много вопросов задаёшь… интересно, ты всех девок так убаюкиваешь, прежде чем заняться делом?
– Не отвлекайся, прошу тебя.
– Террама… Террама, – Вирра сморщила носик. – Пришла наверняка издалека, потому что о ней я ничего не знаю. Не знаю её природу, но совет дала она тебе вредный, Ринельгер. Теневал – место гиблое, и дракон этот становится его частью. Лицедей вытягивает из города энергию, энергию мёртвых. Я бы сказала, что он – мой брат, сын Некроса, но скорее суки, потому что злющий он, и не только на смертных, но и на собратьев духов.
– Ты – дочь Некроса? – кажется, лицо Ринельгера рассекло изумление.
– Ага, – она рассмеялась. – Я просто не перестаю тебя удивлять! И мне очень даже приятно. Да, я рождена из разума Некроса, Повелителя Смерти, величайшего врага Ригальтерии. Каждый дракон Мощи создавал определённых духов, например, суккубов. Его старшие братья и сестра делали всякие уродства, то с волосатыми копытами вместо ног, то с крыльями, как у летучих мышей, но Некрос, – в её голосе пропали нотки веселья, сменившись на благоговейную нежность, – Некрос создал нас такими, как я.
– Удивительно, – покачал головой Ринельгер.
Повелитель Смерти и Ужаса, Некрос имел изощрённую фантазию – адроки, спириты, чудовища, мертвецы – это его детища. Жуткие духи, проводники мёртвых. Чёрный Мор. Сложно представить, что, кроме кошмара, этот полубог мог создать нечто прекрасное.
– Лицедей же, – продолжила Вирра, прикладываясь к бутылю, – никогда не ощущала в нём брата. Он был чужим. И таковым остался. Прикреплён он к Моровой пропасти, на краю Сумеречного леса.
– Получается, лес – хранимая им земля? – Ринельгер взглянул на огонёк патрульных, проходящих у частокола.
– Нет, глупенький, – хохотнула Вирра, – Маредорийскими рощами заведуют лесные духи, а Лицедей – дух-проводник из жизни в смерть. Он – собиратель энергии, как и я. Только я по части деревень, городов, ещё симпатичная, и забираю только часть энергии.
– И выпиваешь всё вино, – усмехнулся Ринельгер.
– Ага, – Вирра бросила пустую бутылку и откинулась к стенке хижины, выпятив роскошную грудь. – В полную фазу Вармаса мрачный и дурацкий Лицедей выходит по не менее дурацкой привычке к Моровой пропасти, где собирает энергию свеженьких трупиков. Два особо мрачных типа с клювами таскают ему тела.
– Значит, и дракона он собрался тоже перенести в эту… Моровую пропасть?
– Не знаю, может быть. Мы с Лицедеем, как видишь, не самые добрые друзья. Одно тебе скажу точно, Ринельгер, смертные, раз поговорив с ним, никогда не отделаются от проклятия навсегда.
– Вот как…
– В период роста и убыли Вармаса, – протянула Вирра, отдёргивая косу за плечо, – Лицедей прячется где-то в лесу. Там у него логово. Как ты знаешь, мы привязаны к месту, покуда оно существует. Но где именно он живёт, я не знаю, Ринельгер. Мне далеко уходить отсюда нельзя…
– Ты второй дух, который меня предупреждает с ним не связываться, – протянул чародей. – Разве глупец я, чтобы вас ослушаться?.. А драконья жила мне нужна… сильно нужна.
– Дракону она нужнее, – серьёзно сказала Вирра. – А в Потоке… наши действия окрашивают энергию.
Ринельгер не ответил. Внутри него началась борьба, самая яростная борьба, когда предстояло принять важное решение.
– Спасибо, Вирра, за всё. Ты мне очень помо…
– Постой! – быстрым и ловким движением она поднялась, и чародей не успел заметить, как суккуб оседлала его спереди, сложив руки за шею. – Думаешь, от меня можно так просто уйти, чародей? Тебе, быть может, нравятся мальчики? – Вирра вдруг нахмурилась, но Ринельгер осторожно сложил ладони на её бёрда. – Нет, конечно, нет, – суккуб дразняще оскалилась. – Ты поделишься со мной энергией. А потом пойдёшь, куда тебе нужно…
***
Вильмонд ждал у крыльца. Вид у мортуса был встревоженный и измученный, видимо, он не спал весь отведённый под сон день. Ширен провёл несколько часов, сидя за чашкой холодного чая и обдумывая то, что должно произойти в течение наступающей ночи. Лицедей, наконец, получит то, чего добивался долгие годы существования возле Теневала. Руками смертных совершив гнусное дело – такова цена свободы духа и души Ширена.
Проверив лук и стрелы, Гробовщик надел плащ и натянул капюшон на глаза. Покидал он хижину в последний раз – больше домой он не вернётся. Пожав руку Вильмонду, старик запрыгнул внутрь фургона – лишний раз смотреть на лицо мортуса ему не хотелось. В углу, съёжившись в плаще, сидел мальчишка Верон, за которого с прошедшей ночи отвечал Вильмонд.
– Давай, к Танаре! – крикнул Ширен, и повозка с треском двинулась с места.
Смутные чувства терзали сердце старика – деревня, в которой они встретятся с Культом Кровавой Ночи, в середине Века Гнева по приказу какого-то имперского магистра была превращена в чумной лагерь, куда свозились больные ближе к концу пандемии Чёрного Мора. У Ширена остались самые мрачные воспоминания об этом месте – туда он привозил полумёртвых пациентов, где они умирали и сбрасывались в Моровую пропасть. Нередко вместе с ними в овраге находили покой и работники лагеря.
Из воспоминаний Ширена вывел окрик Вильмонда – они приехали. Вздохнув и сжав веки, Ширен выпрыгнул наружу. Бывший лагерь окружался низкой стеной из булыжника, из-за неё торчали покосившееся крыши бараков, построенных с помощью деревенских зданий путём их соединения. Кое-где виднелись деревянные башенки часовых, большая часть которых к этому дню уже обрушилась.
Ширен нахмурился; у настежь открытых решётчатых ворот их ждали двое – люди в чёрных балахонах, подтянутых ремнями, в широких шляпах и с жуткими стальными масками на лице. Один из культистов поманил гостей за собой. Вильмонд надел клюв и положил руку на плечо самострела, засунутого за пояс. Ширен сжал губы и последовал за культистом первый.
Бараки и одинокие хижины, обнесённые заборами, остались со времён последнего чумного года заброшенными. Даже несмотря на то, что наместник Норзрины издал касательно каждого бывшего лагеря указ о свободном заселении территорий, никто не желал возвращаться в места, наполненные призраками смерти.
Культист отвёл Ширена и Вильмонда в дом, находящийся у кургана, что был расположен в центре Танары. Хижина сероватого цвета с проваленной крышей выглядела хрупкой и совершенно не внушала доверия, как, впрочем, и душевное здоровье адептов Культа.
Внутри было трое мужчин, все они полушёпотом переговаривались о чём-то, и речь их – абсолютно обыденная, без монотонного и бессвязного трёпа – впечатлила мыслившего стереотипами Вильмонда. Ширен не раз встречался с подобным Культом. Благодаря Лицедею, он оказался среди неприкасаемых для всякого рода тёмных дел.
– Мы здесь, – как можно грознее сказал Ширен.
– А, Гробовщик, – отозвался один из них, самый жуткий. С ним старик встречался не раз – и каждый раз внимание было обращено на маску, из-под которой смотрели желтоватые глаза, а кожа вокруг них казалась обгоревшей. – Наконец-то, а то мы уже послали двух братьев к тебе на встречу… ты их видел?
– Нет, – Ширен поблагодарил богов за то, что Вильмонд повёл повозку по обходной дороге. – Где Лицедей?
– Мы как раз к нему сейчас и идём, – сказал культист. – У нас нынче много гостей.
Они покинули хижину, прошли по старой насыпной тропинке, покрытой пластом умерших от небесного яда растений, и вышли к центральному пустырю. Ширен помнил, что пока Танара была лагерем, здесь располагались шатры. Там, укутанный в тёмный плащ и поблескивающий зелёными огоньками в пустом капюшоне, их уже ждал Лицедей.
– Честь снова видеть тебя, дух, – произнёс главный некросициар.
Ширен ничего не сказал. Вильмонд и Верон держались за спиной старика, опасливо разглядывая то культистов, то Лицедея.
– Норос-Сугур убит и перерождён, Элеарх, – дух обращался к самому жуткому культисту. – Его снова увела Террама.
– Следовало давно разобраться с ней, как с Арагоном, – бросил тот.
– Кое-какие клятвы нужно исполнять, – загадочно ответил дух. – Все вы знаете, что нужно делать. Рыцаря Алормо должен убить Верон. Остальных, всех без исключения, вы. Ширен, я ожидаю от тебя самого активного участия.
Старик нахмурился и отвёл взгляд. Ему здесь не место, как и Вильмонду. Задача мортусов – убирать трупы и отпевать их, а не производить.
– Господа! Владыка! Прибыли из Ветмаха!
«Ветмах? – подумал Ширен. – Насколько же раскинулись пагубные сети Лицедея?»
Ему пришлось развернуться: по тропинке шагало несколько человек, двоих из них Гробовщик мог с уверенность окрестить чародеями – по мантиям и высокомерным рожам. Совсем нехарактерным мазком оказались шрамы на их лицах: одного, видимо, самого главного, судьба лишила глаза, а над другим повозилась так, что он предпочёл спрятаться в повязку. И все они совершенно не походили на членов Культа. Особняком смотрелись ещё трое человек, одетых в чёрные кирасы и тёплые военные туники. «У Лицедея тут собирается войско», – подумал на миг Ширен и смерил духа мрачным взглядом.
– Эриганн из Ласанны, собственной персоной, – Элеарх хмыкнул. – Наконец-то… снова к Культу решил обратиться?
– Элеарх, – одноглазый тоже «сиял» радостью от встречи. – Лицедей, – он почтительно наклонил голову.
– Давно не было вестей, – прошипел дух. – Кто твои друзья?
– Аорин оун Валлех, – представил чародей главного из солдат. – Командующий Рубинового Войска.
– Я полагаю, уместнее будет лорд-наместник Норзрины, – протянул командир наёмников. – А вы, господин – Лицедей, дух Сумеречного леса?
Ширен с плохо скрываемым презрением рассматривал Аорина: сразу он не признал в нём рунарийца – косматые чёрные волосы, иссечённое временем и войной лицо совершенно не соответствовали типичному облику его народа. О Рубиновом Войске же Ширен, как ни странно для его образа жизни, слышал. Наёмники, бывшая имперская гильдия, теперь состояла из дезертиров самых разных знамён. Были среди них и мятежные солдаты, и легионеры, и сарахиды, и чародеи различных по тяжести судеб и способностей.
– Чем обязаны такой встрече? – произнёс Лицедей голосом нимфы: мелодичным, страстным. Аорин от такого поёжился.
– Меня вызвал господин Эриганн, – сказал тот. – Мои наёмники сражаются на вашей стороне.
– Восхитительно, как же стремительно пополняются наши ряды, – Лицедей игрался разными голосами. Судя по лицу наёмника, Ширен мог поклясться, что голоса принадлежали тем, кого рунариец раньше знал.
– Я знаю, где находятся Чертоги, – произнёс Эриганн. – Но мне сильно мешает Ветер. И её проклятые наёмники.
– Я думал, что Ветер и её адъютант погибли, – раздражённо сказал Лицедей. – Как же так?
– Она выжила, успела понравиться части знати в Ветмахе. Моё влияние на город слабеет, как и власть Катилуса.
– Вот как? – сказал несколькими голосами Лицедей, а его глаза вспыхнули. – Вечно вы, смертные, от мала до велика, портите всё тщеславием и гордыней. Ветмах к нашим делам никак не относится, усвой это, Эриганн. Он – ничто.
– Боюсь, что это не так, господин, – чародей всеми силами старался удержать лицо. – Ветмах – разменная монета моему войску. Ветер гонит Мёртвый Легион к городу, она нашла башню. И ни за что не даст возможность провести ритуал. Она сама рвётся к силе, запечатанной там.
Ширен слушал внимательно. Он мог дать голову на отсечение: каждый из этих выродков мечтал самолично завладеть какой-то там силой с помощью непонятного ему, простому старому мортусу, ритуалу. Гробовщик мог бы даже посочувствовать Лицедею, что духу, созданию высшего разума, приходилось иметь дело со всем этим отребьем.
– Случилась одна накладочка, – продолжил Эриганн.
Элеарх фыркнул, а Лицедей сощурил глаза до еле заметных точек.
– Наёмники Ветер тоже знают о ритуале. Их кровавый чародей забрал серп, что был ключом к порталу в Чертоги.
– Наёмники Ветер? – зловеще переспросил Лицедей. – Не из твоего ли Рубинового Войска эти наёмники, командующий лорд-наместник?
– Ренегаты, – протянул Аорин. – Отряд Ардиры. Хорошие ребята, профессионалы. Жаль, что они оказались по другую сторону.
– Да уж, – скрипнул зубами Марий. – Особенно кровавый, мать его, чародей.
– Ты хочешь сказать, Эриганн, – теперь-то голос Лицедея и впрямь стал похож на змеиное шипение, – что мы не сможем добраться до Чертогов? Где этот кровавый чародей?
– Он ушёл к Теневалу, господин, – Эриганн упал на колени. – Где-то здесь… рядом.
– Ширен? – Лицедей повернулся к старику. – Сколько чародеев было с отрядом Святого Воинства?
– Кажется двое, – ответил Ширен. – Одного я срубил, другой… самый яростный. Он отразил все наши удары.
– Верон, кто это такой?
Юноша не сразу собрался, сделал два шага за спиной Ширена, и старик, схватив его за воротник, подтащил ближе к духу.
– Ринельгер, кажется, господин, – промямлил Верон, отведя взгляд. – Он пришёл с севера… Лекарь, лечил всех. Ещё у него был странный меч… лезвие такое… изогнутое.
– Это он! – зло воскликнул Марий. – Этот выродок оставил мне шрамы на лице!
– Мне плевать, – осёк кригаалена Лицедей. – Меч нужно забрать. И ты, – он указал на Мария, – ты как раз этим и займёшься. Они в Эстифале, рядом с Алормо. Проследишь за мальчишкой и сделаешь дело.
– Алормо? – снова Аорин. – И он тоже встал на пути?
Он смотрел на Эриганна, но слова были явно обращены к Лицедею.
– Да, командующий, – шипел дух. Ширен полагал, что это и есть его истинный голос, как у змея, тягучий, шипящий, злой. – Плохо у вас с дисциплиной…
– Это хорошие бойцы, – Аорин держался лучше, чем сопровждающие его чародеи. – Отряды Алормо и Ардиры могли себе позволить больше свободы. И от того совершить ошибки. Нетиас, Аррон, – сказал он двум своим сопровождающим. – Позаботьтесь о достойной смерти бойцов Алормо и кровавого чародея.
– Кровавый чародей мой, – снова вставил Марий. – Он должен мне лицо.
– Это мои бойцы, – фыркнул Аорин. – И картель разберётся с ними сам.
– Пусть кригаален заберёт то, что ему нужно, – сказал Лицедей тоном, не дозволяющим спорить. – А Верон прикончит Алормо. Надеюсь, с этим мы покончили?
– Есть ещё кое-что, – Эриганн поднялся. Из-под мантии он вытащил шкатулку. – Отряд наёмников всё-таки нашёл девчонку королевы. Во всяком случае, Арен-тару. Он закрыт мощными защитными чарами.
Лицедей взял шкатулку в руки, поднёс к капюшону. Ширену пришлось отвернуться – он не хотел смотреть, как вылезающие из тьмы вокруг зелёных огоньков чёрные щупальца облизывали маленький замочек шкатулки. Щёлкнуло, крышка раскрылась. На свет показался острый блестящий кинжал с ладонь в длину и инструктированной рукоятью в виде серебристого змея.
– Элеарх, возьми его, – Лицедей не смел прикасаться к серебру.
– А как же я? – Эриганн потянулся к шкатулке, преграждая путь культисту.
– А ты вместе с командующим разберись с Ветер и Катилусом. С последним, думаю, поможет Культ.
– Несомненно, – с усмешкой произнёс Элеарх, забирая шкатулку.
– Не понимаю, зачем чародей Ветер пришёл сюда, – Лицедей посмотрел на Верона. – Ладно… всё равно. Значит, башня твоего наставника оказалась тем, что мы искали? Как ты раньше не догадался?
– Он не говорил, – ответил Эриганн с ноткой обиды. – И дневники свои не показывал. Отчёты, присылаемые вам, он подделывал. А мне перестал доверять.
– Некромант мог продвинуться намного дальше, – несколькими голосами сказал Лицедей. – Если бы не ошибка в формуле, – он многозначительно усмехнулся. – Какая глупость… что ж, почти всё собрано, осталось лишь сбросить оковы.
***
Ночь выдалась особенно жаркой. Пожалуй, самой жаркой и плодотворной за последние недели: Ринельгер и Кассия, обустроившись в большой башенной комнате, где они жили, с вечера упражнялись с кровавыми чарами. Подопытными в этот раз стали кенетанские саблезубы – вид маленьких хищных кошек, в чьих жилах просто-таки пылала Мощь. Одержимость обуздать её, прикоснуться к ней, познать новое заглушала жалость.
Веммен достал всего трёх саблезубов, и только один попал в руки Ринельгера, и то по старой дружбе. С тех пор, как Кассия разругалась с адъютантом Ветер, с поставками возникли проблемы. Эриганн мстил пока что легко и мелко. Веммен ныне покупал живность через посредников, привозил товар извилистыми путями, заломляя просто небесные цены, – такая торговля сильно иссушала чародея-контрабандиста, а недавно он вовсе принял решение заканчивать с делом.
Эксперименты над животными также теряли смысл дальнейших тренировок. Их кровь, какому бы зверю она ни принадлежала, имела большие ограничения и подходила только для начальных этапов. Следовало переходить на более «крупную», более разумную добычу.
Останки саблезуба медленно догорали в жаровне около камина. Они горели долго, всю оставшуюся ночь, пока чародеи занимались личными делами. В башне было тепло, уютно, а горячее вино с пряностями ещё больше раскрепощало и так далеко не самых стеснительных людей.
Ринельгер откинул голову и, уставившись в потолок, рассматривал каменные кирпичи сероватого оттенка, всё пытаясь заморочить себя на сон подсчётом их количества. Но уснуть никак не удавалось ни ему, ни Кассии. Она, лежавшая под боком, вдруг встала и, ничего на себя так и не накинув, направилась к столику с остатками вина. Ринельгер проводил её взглядом – он не уставал любоваться её телом, считая себя счастливчиком, частенько замечая зависть в глазах знакомых чародеев.
– Может, попробуем чудовищ? – Кассия налила в кубок вина и села в кресло, положив ногу за ногу. – Уверена, что этого будет достаточно для наших навыков. Опять же… до поры до времени.
– Ловить их кто будет? – Ринельгер повернулся на бок. – Веммен ни за что не согласится. Он с обычными зверьками намучился так, что похож сейчас на привидение.
– Обычными зверьками? – Кассия развела кубком и кивнула в сторону жаровни. – Ох, как бы Веммен сейчас возмутился, – они тихо посмеялись. – А мы? Мы с тобой могущественные чародеи, почему бы нам самим не заняться отловом?
– Мы – будущие лекари, – отрезал Ринельгер. – В нашем арсенале мало боевых чар. И их не хватит, чтобы приложить какую-нибудь бестию. А если мы нарвёмся на порождение Некроса?
– Страх слепит тебя, Рин, – сказала она с напускной возвышенностью. – Путь мы начали, глупо сходить с него на середине.
Ринельгер откинулся на спину, вздохнул, заправляя волосы назад. Кассия поставила кубок, скользнула, словно кошка, на кровать и положила голову ему на грудь. Пальцы чародея запутались в её роскошных волосах, в душе теплом пробежалась волна уверенности в собственных силах и возможностях. Не раз эта женщина вдохновляла Ринельгера на самые безумные поступки.
В дверь громко постучались. Идилия была разрушена, Ринельгер и Кассия подскочили. Под действием чар погас магический огонь в жаровне и чародей принялся её отодвигать за ширму, пока Кассия запрыгивала в тунику и кидала ему на спину мантию. Чародейка подошла к двери, обернулась и спросила:
– Да, кто там?
Веммен распластался на полянке около пруда с перекошенным от боли лицом, а его пустые, словно стекляшки, блеклые глаза устремились в хмурое небо над Анхаелом. Его предсмертная маска останется такой до того, как мортусы займутся приготовлениями к погребению. Чародею-контрабандисту перерезали горло, видимо, подкравшись сзади, когда стемнело, и все, кто был вечером в сквере, разбрелись по комнатам в крепости. Ринельгер склонился над телом старого друга, не в силах выдавить и слова. Сколько же передряг в ученичестве они прошли вместе, сколько строили планов на будущее…
Вокруг собралась толпа, в основном, из стражи и старших чародеев. За спиной Ринельгера, сложив руку ему на плечо, стояла в молчании Кассия.
– Господин, – к ним наконец подошёл капитан стражи Анхаела, высокий, крупный, бывший легионер, лишившийся руки на Войне Века Слёз. – Сочувствую вашему горю. Вы были его ближайшим другом. Не знаете, были ли у жертвы явные враги?
– Только он сам, – Ринельгер сначала замешкался. Говорить о том, что Веммен занимался контрабандой, значит сдать самого себя за соучастие. – Любил выпить хорошенько в тавернах и подратся, а потом прогуливаться в одиночку.
– Вас понял. Благодарю, господин.
Кассия обняла Ринельгера за плечи и отвела во дворец. Они поднимались молча и заговорили только на лестнице перед дверьми в их комнату.
– Эриганн, – твёрдо заявила Кассия, открывая замки. – Это дело рук этого змея.
– Возможно, – слова не лезли. – Проклятие… Он ведь только зверей доставлял…
Ринельгер плюхнулся в кресло, повернулся к камину. Пустота – всё, что сейчас он испытывал. Веммен был единственным, кого он мог назвать другом. Кассия села перед ним, положила голову на колени.
– Рин, я с тобой, – сказала она. – Ты можешь выговориться… поверь, полегчает.
– Я никогда тебя не спрашивал, – протянул он. – Было ли у тебя такое?
– Помню маму, – произнесла Кассия и посмотрела в его серые глаза. – Она была адептом огня. Практиковалась на берегу Ледяного моря со сложным заклинанием. Одна неверная часть в формуле, и огонь стал ей темницей. Она сгорела заживо. Я увидела только обугленные кости, когда мортусы проводили службу.
– Я сожалею, – выдавил Ринельгер, сполз с кресла и обнял её.
Их объятия не продлились долго. В дверь снова постучали.
– Госпожа Керенар! Пришла депеша с эмиссаром от Леди Ветер! Ваше имя в списке.
***
Ринельгер проснулся. Он лежал, распластавшись на холодной скамье, в полном одиночестве, завёрнутый в собственный плащ. Вармас всё так же отчётливо виднелся на фоне алой пелены, славшей на уставшую землю снежные хлопья. Ринельгер слабо пошевелился, прикидывая, сколько сейчас времени.
Он не смог подняться сразу: Вирра забрала часть его жизненной энергии – плата за ночь наслаждения с суккубом. Она была мастерицей, Ринельгер никогда не получал такого удовольствия, даже с Кассией.
Последняя мысль заставила Ринельгера опустить взгляд, будто он был девкой, которую только что отымел какой-нибудь грязный, но первый на всю деревню крестьянин. У всех ли тех счастливчиков, что провели ночь с суккубами, возникал этот стыд или иное глубокое страдание, раскаяние, что больше такого не повторится? Ринельгер выдохнул – он, кажется, назвал Вирру именем Кассии. Дух напомнила о ней, вырвала из памяти бледнеющий облик и швырнула ему в лицо. Ринельгер не мог представить себе портрет чародейки, не мог вспомнить её выразительные черты, взгляд её голубых глаз – только образ, тлеющий, словно слабый огонёк на углях бушевавшего костра.
День, когда в Анхаел пришла весть о поражении Ветер в Верховье, стал для Ринельгера чёрной страницей истории. Амилиас освободил его от практик, и чародей ушёл в себя. Никогда он не был душой компании и не имел способности заводить новых знакомых, а потому каждый, кто оказался в кругу, был ценен, и в особенности Кассия. Век Слёз – от первого дня, когда вся Ригальтерия оплакивала жертв Некроса, до последнего, истекая в битве за Рунайро – стал ударом для каждого цинмарца вместе и в отдельности.
Дым от трубки и благовоний в те страшные месяцы рисовал Кассию и только её: светловолосой, с голубыми глазами аристократки, сорвиголовой, полностью противоположной её внешнему облику – и видел её Ринельгер в лице каждой чародейки Анхаела. Он возжелал смерти. Себе и всему Святому Воинству. Сильное, но такое быстро догорающее чувство. Его захлестнула апатия, а вслед разочарование в самой жизни, и месть ушла за кулисы. Вместе с Ринельгером во мрак погружался весь мир.
Чародей застегнул мантию – в порыве страсти он срывал её, не боясь повредить шнурки, но, к счастью, в Анхаеле мастера знали своё дело. Чего не скажешь о тунике – Вирра порвала её на груди когтями. «Хорошо хоть погода давно далеко не тёплая», – язвительно подумал Ринельгер, заправляя её, прежде чем захлопнуться мантией. Чародей поднялся, поправился, сжал серп на поясе правой рукой и посмотрел на небеса – он надеялся успеть к рассвету, покончить со всем и вернуться к Сенетре и отряду в Ветмах до конца недели.
Теневал находился в половине версты от Эстифала – из деревни город видно не было, его скрывала тёмная вуаль, но по мере приближения тьма нехотя открывала очертания его стен, крыш домов и храмов. Чёрными контурами они, как и другие цинмарские города, в смирении застыли в ожидании беспощадного молота времени, когда, покинутые, они разрушатся окончательно. Перед стенами раскинулись мёртвые пустоши, когда-то бывшие плодоносными полями: вся Нижняя Норзрина была усеяна обширными фермерскими угодьями – благодатный край под сенью священных рощ Маредорийского леса. Ныне все плоды здешней земли мертворождённые, а просторы ввергают в неописуемое уныние и вызывают у путника лишь одно желание – поскорее сбежать отсюда подальше.
Во мраке Ринельгер увидел очертания ворот – заставленные баррикадными линиями, они покосились, треугольная крыша обрушилась, похоронив смотровую площадку. Чародея окружила вуаль, он выбросил с руки чары, знание от которой передал ему Орин, пусть даже не догадываясь об этом. Город погружён в тишину. Повсюду, у покосившихся и кое-как заделанных домов, в хаотичном порядке натыканы бесполезные обереги, не несущие в себе ни крупицы Мощи, дороги, утопающие в грязи, много мусора – и всё равно Теневал казался пустыней, ибо от горожан не осталось даже трупов, даже пятен крови. Ринельгер не знал, как они погибли, но был не готов к тому, что борьба, если она, конечно, была не оставит никаких следов.
Но как же сильно архитектурно отличался Теневал от других городов! Расположенный у отвесной скалы, приграничной к Дегановым Рубцам, город, словно пирамидка, поднимался вверх тремя ярусами, разделявшимися высокой стеной и двумя воротами. На пике располагались, наверняка заброшенные, грифоньи загоны, о чём свидетельствовала чудом сохранившаяся статуя летучего кавалериста. Несмотря на трещины и разрушения, на башнях стен виднелись статуи легионеров четырёх коренных ригальтерийских рас: с запада на восток – оствар, держащий щит и длинный меч; маредориец с посохом в руках; высоко закинувший штандарт рунариец и вооружённый массивной секирой гном. Ринельгер мог представить, какими красками блистал Теневал до того, как к нему пришла война, а потом погибель.
Ринельгер направился по главной улице к центру, подозревая, что дракон наверняка, пусть и раненный, занял пик города, его самую высокую точку. Тёмная завеса пульсировала вокруг него, а через неё пустыми окнами смотрели на чародея покинутые жителями хижины. Улица перерастала в лестницу, что сотнями ступенек вела ко вторым воротам.
Завеса с каждым шагом становилась прозрачнее, словно специально расступаясь перед Ринельгером. Энергия пульсировала вокруг, проявляя аномальную активность. Чародей не знал, с чем встретится и что ожидало его впереди: ни трактаты, ни наставники не упоминали ничего о совершенно незнакомом для Цинмара явлении. Странно, что никто даже не позаботился о том, чтобы предположить, что будет, если наступила бы гегемония Хаоса или Порядка, какие трудности и странности возникали бы.
В завесе стали проявляться призрачные очертания горожан – они, словно застывшие во времени воспоминания, повторяли то, чем обычно занимались простые люди днём: спешили на рынок, ругались, стирали у дверей собственных домов и развешивали бельё. Будто бы с Теневалом ничего не произошло и никогда не происходило. От этого у Ринельгера мурашки пробежали по коже – много всякой жути он увидел за четыре года Тёмного Века, но эта имитация жизни смертных первозданной энергией…
Наконец Ринельгер прошёл под аркой третьих ворот, что начинали последний ярус Теневала, самый высокий. В темноте чародей разглядел золотистую чешую огромного зверя. Дракон, словно спящая кошка, свернулся в калачик, укрывшись крыльями. Он тяжело дышал, из его чуть приоткрытой пасти с каждым выдохом испускалось слабое пламя. Распахнутые глаза переливались во тьме яркой синевой.
Зверь упал на крышу грифоньих загонов, окончательно обвалив здание. На залитой драконьей кровью площадке были разбросаны куски древесных балок и расколотого камня. Когда величественное существо приземлилось, оно долго утрамбовывало лежанку, достаточно ослабев и потеряв много крови. Её было особенно много; Ринельгер, боясь наступить на неё, осторожно приближался, высматривая рану, что смогла заставить зверя приземлиться в таком ужасном месте, но всё туловище укрылось огромными нетопыриными крыльями.
Ринельгер оступился, хватаясь за серп, и вертикальный зрачок дракона неожиданно дёрнулся, уставившись на пришельца. Чародей выругался про себя, приготовившись отскочить – даже раненый дракон может представлять серьёзную опасность для любого, достаточно лишь пустить пламенное дыхание. Но зверь не пошевелился, не моргнул – его синий глаз застыл в ожидании будущего.
Ринельгер протянул дрожащую руку, и ничего. Дракон не шелохнулся.
– Ты парализован? – чародей чувствовал, как зверь пульсировал энергией. – Словно жертва на алтаре…
Жила находилась в хряще, соединяющем нижнюю челюсть с головой. Ринельгер погладил по крепкой золотистой чешуе на носу дракона, убрал руку и, ступая по засохшей, но всё ещё тёплой крови, направился к шее. Одного крепкого магического удара будет достаточно, чтобы быстро покончить с мучениями зверя.
Но что-то было не так. Ринельгер размял руку, которой собирался убить дракона, и осмотрелся. Краем глаза он уловил еле заметное движение на длинной золотистой шее и перехватил рукоять серпа. Тёмная материя, словно ошейник, сжималась, придавливая чешуйки до такой степени, что чародей увидел красные дорожки между ними.
– Какой же ты великолепный, – одними губами сказал Ринельгер. – Жертва на алтаре… не станешь ты пищей для духов, дружище… нет, – он погладил крепкие, словно стальные пластники, чешуйки. – Но мне нужна твоя жила… чтобы спасти друга.
Чародей повернулся к дракону спиной и присел на корточки, проводя свободной рукой по лицу:
– Проклятие, – Ринельгер зажмурился. – Какой же я идиот… интересно, боги сопутствуют благородным идиотам?
Чародей поднял серп над головой. Перед глазами снова предстал спирит, пикирующий с верхнего этажа башни некроманта, снова его длинная игла вонзалась в Ардиру, что телом, словно щитом, прикрывал застывший в ужасе отряд. Вот до чего довела дружба с духом…
Серп загорелся призрачно-белым светом, сталь запела в воздухе, и Ринельгер перерубил тёмный ошейник. Энергия легко поддалась и разорвалась, пульсируя. Чародей поспешил отойти, и в тот же миг дракон, почувствовав свободу, резко взметнул треугольную голову, расправив гребешки на затылке. Он раскинул нетопыриные крылья, плюнул синим огнём, поджигая остатки загонов и взмыл в воздух.
