Текст книги "Печать Древних (СИ)"
Автор книги: Johann Walcvur
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 36 страниц)
Посылая магическое пламя, зверь пролетел над городом, повергая его в яростный пожар и, спикировав, хвостом обрушил арки всех трёх ворот. Ринельгер с восхищением наблюдал величественный, полный гнева, полёт. Быть может, Некрос сжигал легионы Ригальтерии и войска Ордена Драконьей Погибели с такой же страстной ненавистью. Когда дракон скрылся за тёмным куполом, растворившись в алой ночи, восхищение спало с лица чародея: снова он так же далёк от спасительного для Сенетры эликсира.
Ринельгер ощутил возмущение энергии – вокруг него концентрировалась тёмная вуаль, опасно раскидывая теневые щупальца. Чародей пустил защитные чары, побежал к лестнице и вниз по ней, разгоняя тьму. Со всех сторон слышались демонические крики и чудовищный рёв. Пространство давило на виски, ужасно разболелась голова – новому хозяину Теневала не понравилось, что жертва не была принесена, и потому он решил забрать наглого пришельца.
Мощь, пущенная против Ринельгера усиливалась, и, пока он перебегал по улице через средний ярус, у него перехватило дыхание, и чародей, громко кашляя и сморщившись от резкой боли в груди, рухнул на четвереньки, а серп со звоном прокатился дальше на пару сажень, всё так же испуская светлый огонёк. Ринельгер собрался с силами, прополз совсем немного и упал. Тьма, словно голодный падальщик, наскочила на него и накрыла с головой.
Цинмар горел на западе, его сковывало ледниками с севера, а с юга ровным строем шагало войско нечисти. Ринельгер знал: когда-то они были солдатами, священниками, купцами и ремесленниками, но теперь… служба чему-то грандиозно великому и ужасному. «Ver dis rauh», шептал нежный голос у него в голове.
Видение прекратилось так же резко, как и наступило. Ринельгер поднял голову, к нему приближалась женщина. Он обомлел, сумев разглядеть лицо – Кассия. Дорогая, милая сердцу Кассия.
– Что же ты наделал, Рин? – чародейка наклонилась. – Разве так ты хотел умереть? Вечно придумываешь какую-нибудь священную миссию, полную героизма и ненужного благородства… ради чего, а?
– Я… не смог этого сделать, – прошептал Ринельгер так, будто оправдывался.
– Опять пытаешься быть лучше всех остальных, – сказала Кассия, – меняешь устоявшиеся принципы, свергаешь в своей голове авторитеты, пытаешься разгадать тайны мироздания, чтобы быть выше остальных. Разве стоит ради этого рисковать всем здесь, в проклятой дыре?
– Залас и Лерон, – Ринельгер, скрипя зубами, взглянул на чародейку. – Как же это на тебя похоже, бесчувственная ты сука… Ты ушла и бросила меня, а теперь являешься и говоришь, что я тщеславный идиот?
– Ну а как тебя ещё называть, Рин? – Кассия развела руками. – Впрочем, ты можешь остаться здесь, со мной…
– Правда? – Ринельгер завороженно смотрел на неё, на её роскошные волосы, к которым так хотелось дотронуться.
– Правда-правда, только скажи…
– Как же я давно мечтал об этом, – прошепталл Ринельгер и, собравшись с силами, пустил в лицо наваждению заклятие из арсенала Орина.
Чары прошли сквозь Кассию, её облик растворился тёмной дымкой. Чародей нащупал серп, полыхнуло пламя, заливая ближайшие дома. Ринельгер вскочил и побежал, что есть мочи.
– Стой, не уходи! – он узнал голос Неллы.
– Отсюда нет выхода! – голос Зериона.
На первом ярусе ярко горело пламя дракона, пожирая тьму, насланную на город Лицедеем. Ринельгер почувствовал себя свободнее и быстро пересёк последние дома перед площадью городских ворот. Там возникла чуть кренившаяся ладья, готовая, судя по закреплённым верёвкам на мачте, к отплытию. В ней сидел Ардира и занимался привычным во время привалов делом – чисткой поверхности щита. Командир так увлёкся работой, что не замечал ничего, что творилось вокруг. Он был таким, каким Ринельгер встретил его впервые – борода заплетена в косу, волосы связаны в хвост на затылке. Лишь красное пятно на его животе портило всю иллюзию.
Ринельгер сжал зубы до скрипа, перехватил серп и послал несколько огненных шаров. Они с рёвом разрушили ладью, откинув в сторону Ардиру. Командир собирался подняться, но над ним возник Ринельгер. С криком чародей занёс серп и пробил острым лезвием голову норзлина.
– Тебе меня не взять, Лицедей! – рявкнул срывающимся голосом Ринельгер, продолжая идти.
Иллюзия растворилась, открывая дорогу к городским воротам. Пламя дракона занялось вторым ярусом – с грохотом обрушивались храмы и богатые поместья, но, самое главное, тёмная завеса распылялась и покидала Теневал. Скоро от города останется одно пепелище: безжизненное, лишённое всякой энергии.
***
Горящий штандарт Эстифала, принадлежавший раньше Теневалу, рухнул вместе с охваченным огнём муниципалитетом. Некросициары, исполняя волю Лицедея, тенями плясали между домами, ведя кровавую жатву.
Начал всё Марий и два дуболома из Рубинового Войска – они быстро вырезали патрульных у частокола, после чего Ширен и Вильмонд расстреляли ополченцев у ворот и зажгли первые дома. Это стало сигналом для притаившихся среди гостей и жителей культистов к началу резни. Остатки ополчения сопротивлялись недолго и неумело, реальную опасность представляли наёмники и странники, пусть большинство и пьяные, но крепко держащие оружие и умеющие обращаться с ним.
Ширен занял позицию на пустыре рядом с Вильмондом, пуская стрелы в пробегающих мимо жителей деревни. Его выстрелы всегда попадали в цель: Гробовщик предпочёл приносить жертвам быструю смерть, чего старались не допускать некросициары.
Сейчас умом Ширен был далеко, в городе, у стен которого когда-то встал его легион. Небеса, как и сейчас, затянуло тучами, но не алыми, а сероватыми и хмурыми. Снег, как и сегодня, хлопьями валил на землю, засыпая дорожки между палатками в лагере и улицы между домами в городе. Легионеры ругались, расчищая сугробы, особенно возле шатров командиров, а Ширен, как маленький мальчишка, стоял вокруг всей этой красотищи, ловя в кожаную перчатку узорчатые снежинки.
Как же Гробовщик мечтал об этом мире – мире, который ему подарил бы Лицедей где-то в незримом Потоке! На пустырь выбежала темноволосая девушка, молоденькая, ещё нетронутая, с сорванным на груди сарафаном. Она кричала, и её крик вывел старика из собственных мыслей. Ширен сплюнул, спустил тетиву – стрела легко вошла женщине между глаз. Гнавшиеся за ней некросициары, выскочившие из-за угла, выругались, и тогда Гробовщик пустил ещё одну стрелу, им под ноги:
– Проваливайте! Ещё дохрена работы!
– Лучше бы ты, Гробовщик, занялся таверной, – крикнул некросициар, наступив на стрелу и обломав её. – Там те рыцари, которых ты и твой молоденький дружок не смогли прикончить в лесу!
– Верон, – бросил Вильмонд. – Пойдём… Лучше уж глянуть, как они бьются с вооружёнными мужчинами.
– Ты хотел сказать, как они умирают в бою с мужчинами, – Ширен наложил стрелу, пустил её в выбежавшего на пустырь крестьянина с лопатой. Умер быстро.
Приготовив лук, Гробовщик рысцой побежал в горящие проулки. Тела эстифальцев здесь лежали повсюду, особенно некросициары поглумились над женщинами – видимо, сказывались сдерживаемые Культом желания. Изнасилований Ширен не видел, только изуверские пытки – на крыльце одного из домов ещё живой женщине отрезали груди, а за углом горящей хижины, Гробовщик заметил краем глаза, ребёнку вспарывали живот.
Бесчинства продолжались. Вильмонд спустил самострел, выстрелив в спину какого-то некросициара. К счастью, никто, кроме Ширена, этого не заметил.
– Проклятье, – сплюнул молодой мортус. – Я больше не могу!
– Лучше стреляй в селян, – мрачно бросил Ширен. – Перебить сектантов мы не сможем, а вот облегчить участь некоторых жертв…
Договорить он не успел. Разгоняя алый мрак, в снежной метели проступил силуэт огромного дракона. Синее пламя обрушилось на Эстифал, крик усилился – люди горели заживо. Ширен схватил Вильмонда за плечо и потащил прочь, как можно дальше от зверя. Дракон облетел деревню по периметру, сжигая частокол и дома вокруг него, пока не развернулся и не скрылся в темноте.
– Дракон, – прошептал Вильмонд. – Проклятье, ты видел! Настоящий дракон!
– Чудеса, – протянул Ширен. – Ещё чудеснее, что он, кажется, улетел… в сторону леса. Скоро здесь будет очень вкусно пахнуть…
Они услышали крики совсем рядом. Гробовщик натянул тетиву и поманил за собой мортуса. Двигались они осторожно, постоянно оглядываясь на небо: пусть дракон и улетел, но ничто не могло заставить его больше не возвращаться. А пока начиналось дивное представление, исход которого Ширен надеялся увидеть своими глазами.
Алормо остался один. Ещё двое наёмников, что вышли вместе с ним сражаться на улице, уже погибли под ударами кинжалов. Культисты окружили рыцаря, прижав его к дверям таверны, ощетинились клинками, но боялись нападать – они пытались напугать старого воина ложными выпадами, криками, и собирались, словно стая шакалов, с духом, чтобы напасть группой.
Алормо перехватил щит со спины, сжал правой рукой полуторный меч, и некросициары накинулись вдесятером. Рыцарь сделал шаг назад, рывком сбил первого нападающего щитом, пронзая клинком другого и, сохраняя силу в руке, разрубил шею третьего. Культисты отступили, кто-то метнул копьё, вонзившееся в деревянную стену загорающейся гостиницы.
Алормо не переходил в контрнаступление: слишком много врагов, он окружён, и помощи ждать неоткуда – Михаэль ушёл к часовне, да так и не вернулся, и рыцарь только молился, чтобы он сумел пережить резню.
– Гробовщик! Это он! – крикнули в толпе. – Убей выродка! Пристрели его!
За спинами культистов показался старик с приготовленным к стрельбе луком, рядом – ворон-санитар, мортус с самострелом Ренегора в руках. Алормо приготовился, заслонившись щитом.
– Это жертва Верона, – с неприязнью ответил Гробовщик. – Пусть он и убьёт норзлина. Да поскорее, не хочу летучей ящерице на глаза попасться…
«Верон?», – подумал Алормо и обомлел. Расступаясь, некросициары пропускали юношу, закованного в имперский доспех. Грязными, окровавленными руками Верон держал длинный рунарийский меч, в его широко раскрытых глазах отражались огни пожара.
– Владычица Нерида, – Алормо опустил щит. – Верон, что ты делаешь среди них?
– Исполняю предначертанное, – твёрдо ответил юноша.
– Предначертанное? Демоном?
– Проклятье, Алормо! – выпалил Верон. – Хватит! Просто… покончим с этим.
– Заблудшая овца, – выдохнул Алормо, шёпотом обращаясь к той, кому он клялся служить. – Богиня, будь к нему милосердна, когда он явится к твоему тр…
Верон атаковал – его клинок запел песнью, нотами битвы и смерти, столкнувшись с рыцарским щитом. Алормо отвёл удар, скинул щит, перехватил меч двумя руками, парируя следующий выпад мальчишки. Верон сомневался, его атаки были неуверенными, и Алормо надеялся, что сомнения мальчика исходили не от неопытности, а от осознания преступления, которое он вознамерился совершить, и тех, что уже совершил. Рыцарь парировал, замахнулся, рассекая Верону щеку и, перехватив клинок одной рукой, послал кулак второй, сбивая мальчишку с ног.
Двое некросициаров бросились на помощь: Алормо увернулся, перерубая первого, подсёк ногу второго, освобождая меч. Рыцарь обхватил голову некросициара у лба и дёрнул, сворачивая шею. Верон уже вскочил, сделал слепой замах, промахнувшись всего на два перста от лица Алормо. Рыцарь отступил, поднял меч над головой: взгляд его сейчас был пуст, хоть зрачки реагировали на каждое движение противников.
Верон ударил, приложив к клинку всю силу. Он ослеп от ярости, а сталь запела так жалобно, что Ширен сморщился, прикрывая уши. Лезвие рунарийского меча уступило в крепости норзлинской ковке, отделилось от гарды и улетело куда-то в сторону. Алормо заревел, словно разъярённый медведь, и обрушил клинок сверху, разбивая наплечник Верона. Юноша упал на колени, схватился за плечо, и рыцарь замахнулся в последнем ударе.
Ширен спустил тетиву – наконечник стрелы пробил пластины на животе Алормо, у того перехватило дыхание, он зажмурил глаза, справляясь с резкой болью. К рыцарю подскочили некросициары, но матёрый воин Святого Воинства не собирался сдаваться. Алормо рассёк шею культисту, ударом эфеса оглушил того, что подкрался с обнажённым кинжалом с боку, и насквозь пронзил накинувшегося спереди.
Ширен выстрелил ещё раз – стрела впилась рыцарю в нагрудник. Алормо зарычал и ринулся к старику. Щёлкнул самострел, и заряд пробил массивный лоб упрямого перед лицом смерти рыцаря.
– Лицедей-то ошибся, – отметил Ширен не без удовольствия. – Мальчишка не справился.
– Ох и будет же нам, – мрачно сказал Вильмонд.
– Пойдём, – протянул Гробовщик. – У хозяина гостиницы наверняка припрятано что-нибудь крепкое, – он хмуро глянул на культистов. – Конечно же, после вас…
***
«Нет ничего худшего, чем потерять близкое тебе существо», – сказал как-то один мудрец. Ринельгер мог теперь поспорить – намного хуже встретиться с ними после их смерти. Кассия, Ардира, Зерион, Нелла, он слышал ещё несколько знакомых голосов, пока отдалялся от бурлящего энергией Теневала…
Ринельгер упал на колени, тяжело дыша. Очень много ему пришлось пробежать после страстной встречи с суккубом. В голове чародея помутнилось: перед глазами посыпался град искристых звёзд, рождающих знакомый женский силуэт – нет, не Кассии, её знатную осанку он бы узнал сразу. Силуэт сутулился, волосы связаны в пучок, в тонких рунарийских руках очертания меча. Образ становился отчётливее – это Сенетра, бледная с кровавыми подтёками – она смотрела на него с мольбой и немым вопросом: где же ты?
– Ринельгер!
Он резко развернулся, из-под прорезей маски побежали магические искры – к нему приближалась женщина. Ринельгер тихо выругался, приготовив серп.
– Это я же, дурак! – он разглядел Вирру. – А ну! Опусти его!
– Чародей, ты живой?
«Михаэль. Суккуб и рыцарь Святого Воинства – отличная компания», – Ринельгер усмехнулся. Он неуклюже встал, Вирра обернулась в длинный чёрный плащ, тонкой ручкой держа острое копьё, а Михаэль успел из брони надеть только кольчугу и наплечники, оставив пластинчатый нагрудник в Эстифале… Ринельгер нахмурился, посмотрев на него:
– Что случилось?
– Некросициары, – бросил Михаэль. – Эстифал горит…
– Это всё этот проклятый ублюдок! – личико Вирры злобно сморщилось. – Сначала он выгнал меня из Теневала, теперь из Эстифала! Я не могу жить отшельницей! Так я растворюсь и исчезну!
– Разве духи друг друга не прикрывают? – прошипел Ринельгер. – Вы же все братья и сёстры, мать вашу.
– Неужели? – у суккуба сверкнули глаза. – Братья разве отнимают дома у сестёр?
– Бывает и такое… Так, ладно, – Ринельгер зажмурился, приходя в себя. – Прости, Теневал был тем ещё паршивым городком…
– Надо уходить, – прервал их Михаэль. – У нас одна дорога – через Сумеречный лес.
– Мне нужно вернуться, – сказал Ринельгер, прогоняя остатки наваждения. – Срочно вернуться в Ветмах… Мне в Дегановы Рубцы.
– Нельзя нам через Дегановы Рубцы, демон тебя задери! – рявкнул Михаэль. – Думаешь, культисты не додумались поставить там людей?
– Парочку-то мы одолеем, – пробурчал чародей.
– Ты считаешь, что после того, как вырвал из Теневала дракона, – вмешалась Вирра, – Лицедей останется к тебе равнодушен? В лесу есть свои хранители, и уж они не дадут этому засранцу использовать все свои силы. А в Рубцах хранителя – кстати говоря, по вашей вине – больше нет.
– Какая же ты разумница, – процедил Ринельгер. – Хорошо, через Сумеречный лес… Возьмём курс на запад, и выйдем к устью Реи… вроде бы, маредорийские части всего в версте от реки не выгорели…
– У одинокой хижины Гробовщика есть мост через Моровую пропасть, – сказала Вирра. – Пройдём по нему…
***
Скрипя лестницей, Ширен бодро заскочил на второй этаж пустой гостинцы. Тёмный коридор с закрытыми дверями и в гробовой тишине напоминал длинный родовой склеп, в который, на свою глупость, посмел вторгнуться старик. Желание заниматься грязной работой, врываясь в комнату и убивая спрятавшихся там путешественников, было не более чем беспокойством за то, чтобы мортусам, нынешнему и бывшему, никто не помешал остаток резни просидеть спокойно. Ширена уже мало заботила его участь в Потоке: насмотрелся он достаточно.
Силы, прикладываемой дряхлым стариком, хватало, чтобы срывать двери с петель, но взамен резкой болью отдавалась на плече метка Лицедея. Дух любезно подарил ему несколько десятков лет жизни и сохранял силы до тех пор, пока он отыгрывал свою роль. Гробовщик раскрыл очередные двери и оказался внутри душной комнатушки, окна которой были прикрыты плотными занавесками. Он тихо выругался: темень стояла такая, что хоть глаз выколи. Старик дёрнул тряпку, развернулся на каблуках и застыл, встретившись с двумя точками-зрачками, окружёнными яркой мертвенной синевой. Существо резко рванулось к Гробовщику, его лицо на мгновение охватил ужас, но старый солдат успел пустить стрелу: она вонзилась в тонкую бледную шею, когда нечто показало в свету от огней Эстифала женское обличье. Женщина отошла, закашлявшись, и свалилась на занятую несколькими одеялами койку. Ширен отпустил лук, схватился за кинжал на поясе, подскочил и набросился на существо. Стариковская рука не была столь же тверда, как в молодости, даже под патронажем Лицедея, но Ширен сильно изумился, с какой лёгкостью женщина перехватила его за запястье, сдержав удар, и откинула к окну, промахнувшись совсем чуть-чуть, чтобы не выбросить старика из гостиницы.
Она вскочила, что-то схватив с пола, краем глаза Гробовщик увидел плечо лука, и выбежала в коридор. Ширен поднялся, нащупал свой и, хромая, высунулся наружу – внизу послышался стук двери.
– Ничего, – протянул, сплёвывая, Ширен. – Из деревни ты всё равно далеко не уйдёшь… чем бы ты ни была.
Желание проверять остальные комнаты после этой встречи пропало окончательно, и Ширен, закинув оружие за плечо, спустился в общую комнату. Вильмонд как раз выносил из закромов кабатчика маленький бочонок.
– Лучшее, что у него есть, – отметил молодой мортус, устанавливая её на стойку, за которой обычно в задумчивости стоял кабатчик. – Тёмный эль – как то, чем занимаемся, – он прикрепил краник. – Что там наверху? Я слышал, как кто-то выбежал.
– Ничего интересного, что бы заслуживало внимания, – нехотя ответил Ширен. – Что, пить будем из бочки? Ты теперь у нас радушный хозяин заведения.
– Сейчас-сейчас, Ширен…
Эль и вправду был хорош, либо Гробовщик уже давно такого не пил. Наверняка Вильмонд отыскал бочонок в самых заветных закромах кабатчика, чтоб его…
– Что дальше?
– Дальше? Пьём и дожидаемся, пока сюда притащится этот проклятый сукин сын.
– Всегда поражался твоей непочтительностью к духу. Особенно после твоего рассказа о жизни.
– Поживи с моё под ярмом Лицедея, парень, и ты…
Двери широко раскрылись, культисты занесли раненного Верона. С мальчишки сняли доспехи, перевязали плечо, не тронули только рассечённую щеку – там нужен был хороший лекарь.
– Приглядите за ним, – сказал некросициар, выходя и не дожидаясь ответа.
– Налей ему, – бросил Ширен. – Давай, парень, подтягивайся.
– Ты украл у меня жертву, старик, – со злостью сказал Верон.
– Я вижу, ты смелости-то поднабрался, – Ширен повернулся к нему. – Только вот ты мальчишка, сопляк, которого Лицедей послал биться с опытным воином. Если бы не я, следующим ударом он расколол бы тебе череп.
Вильмонд сложил самострел на стойку, хмуро разглядывая Верона:
– Почему ты решил служить духу?
– А, ты хочешь услышать внятный ответ от юнца? – фыркнул Ширен. – Посмотри на него, его накачали чарами… придумали какую-то несуразицу, чтобы…
– Моя воспитательница в приюте говорила, – Верон сел рядом, прикрыл глаза рукой, – что Потоком мне предначертано что-то великое. А потом… в город явились солдаты мятежной королевы. Всё было разрушено, столько смертей, столько огня. Наш приют сгорел, моих воспитателей насиловали и резали, как и детей. Мне повезло, потому что я спрятался. Там была девчонка, мне нравилась, и вот её изнасиловали прямо на моих глазах… а я даже не знал, кто это сделал. Алормо сказал, что это могли быть легионеры… сам он не видел. Конечно, не видел. Среди насильников мог быть и он.
– Зря ты связался с Лицедеем, парень, – Ширен поставил ему пинту с элем. – Выпей. И лучше бы тебе бежать отсюда.
Двери открылись снова, и Ширен уже собирался обругать проклятых некросициаров, но на пороге стоял чародей Марий. Два клинка в его руках были обагрены кровью, когда как серая боевая мантия, казалось, совершенно не пострадала.
– Гробовщик, вставай, – приказал он. – Бери мальчишку и идём к Моровой пропасти.
– Какого демона?..
– У Лицедея гости….
***
Ринельгер пнул каменный булыжник в Моровую пропасть – никогда ему ещё не приходилось наблюдать столь омерзительную и страшную картину. В округе чародей никого живого не заметил и поспешил вернуться в хижину, в которой предложила поживиться Вирра.
– Эта рухлядь принадлежит одному старикашке, очень злому, – она сидела на столе у самого очага и качала босыми ножками, позвякивая браслетами у щиколоток. – Может быть, у них с Лицедеем особая связь…
– Всё бы тебе о грязном, Вирра, – цокнул языком Ринельгер.
– Нет, я про магическую связь, – фыркнула суккуб. – И кто из нас больше об этом думает, а, Ринельгер?
– Нашли что-нибудь полезное? – Ринельгер покачал головой.
– У старика неплохой чайный набор, – отметил Михаэль, показывая ящичек с маленькими полными мешочками.
– Возьми парочку, – махнул рукой чародей. – Вирра, ты видела эту проклятую пропасть? Она битком набита мертвецами. Свежими мертвецами.
– Свежими? – вздохнул Михаэль и с опаской глянул за спину Ринельгера. – Думаете, это старик всё наполнил?
– Вам нравится болтать, я погляжу, – суккуб закатила глаза. – Уже не для себя же старикан понабирал столько трупиков, не думаете? Скоро он вернётся домой, обнаружит нас и призовёт Лицедея.
– Ты его боишься? – Ринельгер посмотрел в окно. Моровая пропасть медленно наполнялась снегом. Его хлопья плавно ложились на тела, на мост, на землю – ветер стих. Не было слышно даже звуков резни из Эстифала.
– Да, и вам стоило бояться бы тоже. Идёмте скорей.
– Мне хватило Норос-Сугура, – подхватил Михаэль. – Уберёмся отсюда, чародей. К демону этот край…
– Не пойму, как вы встретились, – Ринельгер повернулся к суккубу и рыцарю. На чародея нахлынула вдруг глупая ревность – совершенно глупая, он это понимал.
– Наткнулся на неё у выхода из часовни, – ответил Михаэль без тени смущения. – Она попросила вывести её к Теневалу, к тебе. Как раз началась бойня… и я, в общем, не устоял перед её обаянием.
– М-да, – протянул с еле заметным облегчением Ринельгер, направляясь к выходу, – и это поборник веры… рыцарь Аммелит и Святого Воинства. А как же твоя команда?
– Алормо давал чёткие указания насчёт похожих случаев, – отрезал Михаэль. – Если бунт в городе, пожар, землетрясение, мы сначала выбираемся оттуда, а потом соединяемся. Я уверен, Алормо и Эсса уже ушли из Эстифала. Мы встретимся с ними в Норзесилле.
– Успокойтесь, парни, – Вирра слезла со столика, перехватила копьё. – Пора уходить.
– Может быть, всё-таки попробовать разобраться с духом? – неуверенно произнёс Ринельгер. – Я ведь уйду, вашу мать, ни с чем…
Вирра фыркнула и первая вышла из хижины, ничего не сказав. Михаэль покачал головой, показал рукой на дверь. Ринельгер повернулся, покинул дом и встал как вкопанный рядом с застывшей Виррой. У крыльца стояла фигура в чёрном плаще и капюшоном, из-под которого ярко зелёным пламенем горели глаза.
– Лицедей, – мрачно протянул Ринельгер, обходя суккуба и заслонив её.
– Ну, здравствуй, кровавый чародей, – несколькими голосами произнёс Лицедей. – Признаться, не ожидал, что тебе хватит глупости прийти сюда, к моему дому, особенно после того, как ты освободил моего питомца. Дракона поймать сложно…
– Лицедей, – повторил Ринельгер, сжимая руками пояс. – Мой друг… погибший ныне, искал тебя по просьбе Матери Маредора… я тебя нашёл. Ты тот самый перерождённый Страж.
– Матерь Маредора? – изумился Лицедей. – Тысячи вёрст от сюда до пепельных святилищ Матери… что ты можешь о ней знать?
– Она просила найти Стража и передать ему, – медленно произнёс Ринельгер, в глубине души надеясь, что встреча с духом закончится сносно. – Передать, что старой царство должно уйти, уйти без вмешательств.
– Чушь, – пронзительно прошипел дух. – Ты говоришь о том, в чём нисколько не смыслишь, кровавый чародей. Матерь не нашего рода, и она не может знать ничего. Она сидела века в Кредохарте, не вылезая и не интересуясь тем, что происходит в Цинмаре. Её слова, её беспокойство одна большая нелепость, как, впрочем, и ты, кровавый чародей. Что она могла знать обо всём этом, – он развёл руками. – Что вы видите?
– Одну сволочь, что лишила меня дома, – съязвила Вирра, прячась за спиной чародея.
– Алая ночь, – с холодком сказал Лицедей. – Духи призваны, чтобы держать вверенную им землю в целости и сохранности.
– Что это не очень похоже на цветущий край, – Михаэль встал рядом с Ринельгером. – Эстифал и Теневал разрушены, дух.
– Мы решаем проблемы, – презрительно ответил Лицедей. – И устраняем первопричину… а она кроется в вас. Какая вы интересная компания, – его глаза радостно полыхнули. – Дух похоти и разврата, кровавый чародей, нарушающий принципы магии, и рыцарь Святого Воинства, что сражался за мятежную королеву из-за долгов перед империей… О, да, я всё о вас знаю… Во всяком случае, всё, то что вы совершили, о чём вы говорили здесь, в моём царстве.
Никто не ответил. Лицедей опёрся о перила и с удовольствием во всех голосах продолжил:
– Вы хотите сбежать из этого кошмарного места. Рыцарь, убивший моего доброго соседа, Норос-Сугура, чародей, освободивший моего дракона из ловушки и что-то лопочущий о той, которая давно покинула мир смертных, и энергетическая шлюха, позорящая наш род… а ведь вы, в особенности, ты, кровавый чародей, мне кое-что обязаны. Знаете, есть такая интересная притча, матери Теневала её рассказывали своим детям перед сном… Жили когда-то на заре эпох три оствара, три брата человеческих. Жили мирно, спокойно, на их веке не было войн. Но сытой жизнью быстро пресыщаешься, а потому решили они украсть у озёрного духа, обитавшего неподалёку, его любимого лебедя. Сделав это, братья погубили птицу и разгневали духа, и тот воспитал в них их главные пороки – алчность и жажду власти старшего, праздность среднего, безрассудство младшего. Очень скоро превратилась жизнь грабителей в сущий кошмар, приползли они к духу и просили простить его. И тот согласился дать им испытания, после чего наступит очищение, то бишь отпущение всех грехов. Дух объявил, что в течение трёх ночей каждый брат должен явиться к нему в одиночку.
В первую ночь, как водится, пришёл старший. Дух рассказал, что в соседнем пруду один разбойник утопил, спасаясь от погони, сундук с награбленными драгоценностями местного лорда, и приказал вернуть всё законному хозяину. Старший вытащил сундук, открыл его и, увидев содержимое, решил не выполнять наказ озёрного духа. И тогда из пруда выскочили русалки и утянули его в воду.
На следующую ночь позвал озёрный дух среднего брата, вытянул из вод кувшин вина и сказал, что кровь его старшего брата смешалась с этим вином, и должен он вылить кувшин в воды того самого пруда, дабы священным ритуалом почтить брата своего. Не удержался пьяница и выпил на глазах у духа всё вино, после чего обратился в борова. Испугавшись проклятия, стал он вымаливать ещё один шанс, но озёрный дух лишь в молчании скрылся в водах. Из кустов выпрыгнули волки и порвали среднего брата.
На третью ночь пришёл младший брат, спросил он у духа, что должен сделать. И сказал тот, чтобы смертный вырвал души своих братьев из его когтей в Потоке до конца этой ночи. Не знал храбрец, как ему ворваться в Поток, и с рассветом кинулся на меч.
Так озёрный дух воспитал стержнем главные пороки братьев, что их, в конечном, счёте, и погубили. Так дух наказал грязных воров…
– Не могу поверить, что я это всё слушала, – сплюнула Вирра, скривив личико. – Я почему-то решила, что ты немного расторопнее, Лицедей.
– Иногда внешний вид говорит об обратном, – пожал плечами дух. – Я подумал, будет забавно, что, когда я буду вас рубить, наказывая за похищенных лебедей, вы будете осмысливать местный фольклор.
Ринельгер замер, потеряв дар речи. Чем можно взять этого духа? Керамарийского клинка у него с собой не было, а значит, Лицедея в самом худшем для него случае ждёт перерождение. И он снова взялся бы за дело. Следовало дождаться Ветер, поделиться с ней тем, что он узнал. Узнать, что накопала Кассия, ведь исследуя Чертоги, она должна была наткнуться на имя духа.
– Кассия, – протянул чародей, делая шаг назад. Кажется, его снова ударило волной энергии, она напала на него, словно лихорадка.
– Кассия? – прошипел Лицедей. На мгновение молчание, и он продолжил говорить её голосом, тем же, что и видение в Теневале. – Эта Кассия, кровавый чародей?
Дух рассмеялся. Совсем как Кассия. Ринельгер, сжав скулы, на выдохе вскинул серп и обрушил его сверху, надеясь повторить опыт с Неллой – покончить с жертвой как можно быстрее и эффективнее. Растягивать бой с опасным духом занятие совершенно бесплодное.
Но Лицедей подбросил ладони, в пальцах материализовалось древко длинной глефы с широким окровавленным лезвием. Серп зацепился за неё, Ринельгер дёрнул, освобождаясь и отступая на несколько шагов. Лицедей чарами сорвал перила крыльца, запрыгнул на него, стремительно приближаясь.
Дух закружился, размахивая глефой, словно косой, лезвие её свистело и блистало в вихре. Ринельгер снова отступил, он оказался совершенно не готов. Михаэль возник между ними, выставив клинок перед собой. Зазвенела сталь, меч рыцаря с мольбой завопил, и Михаэль отскочил, наступив тяжёлым сапогом на ногу Ринельгера.
Лицедей остановился, перекинул глефу в левую руку и метнул её. Древо пронеслось так быстро, что ни чародей, ни рыцарь не смогли увидеть, как она пробила бревенчатую стену хижины в локте от головы Вирры. Испуганная суккуб пустила чары, очень мощные чары, сбивая сородича с ног.
– Бежим в лес! – крикнула она. – Скорее!
И, перескочив через Ринельгера, первая побежала в сторону Моровой пропасти. Чародей и рыцарь не медлили, и уже начали нагонять её, как услышали рык духа за спинами.
Михаэль резко развернулся, уклонился от слепого замаха настигшего их духа почти у самого края оврага. Рыцарь парировал одной рукой стремительный удар по прямой, свободную он сжал в кулак и пустил в капюшон Лицедея. Тьма поглотила его, Ринельгер замешкался лишь мгновение, смотря как вопящий Михаэль блокировал мечом глефу, на которую Лицедей перевёл всю физическую силу, и пытался выдернуть руку. Чародей пустил импульс сбоку так, чтобы разъединить сцепившихся.
