Текст книги "Печать Древних (СИ)"
Автор книги: Johann Walcvur
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 36 страниц)
– Ты больше не хочешь стать наместником?
– Тут бы жизни не лишиться, – он горько усмехнулся. – Права ты была. Права. Все мои затеи, – Антониан сжал губы, покачал головой, – всё это бред. Реальность… вот она.
– Ещё не поздно… о, Нерида… смотри!
Антониан повернулся – по реке плыли деревяшки и тела. Цепочкой, два или три десятка мертвецов. Антониан поднялся – одежды людей выглядели знакомыми.
– Проклятие! Это же люди Эриганна! – он сплюнул снова.
– Гляди, та девушка! – Сандрия уже бросилась в воду.
Каштановолосую чародейку вместе с каким-то норзлином течение вело ближе к левому берегу. Сандрия вошла по пояс, ухватилась за кроваво-красную куртку и потащила к суше.
– Только что мёрзла, проклятая! – ругался Антониан, заходя в воду.
Вместе они вытащили тело на берег. Тление ещё не коснулось лица каштановолосой чародейки, что вместе с сарахидом пленила Сандрию в Ветмахе, знакомые черты его сохранились, даже выражение осталось тем же. Сандрия склонилась над ней, приложила голову к мокрой груди.
– Это она тебе приснилась в поместье? – произнёс еле слышно Антониан.
– Не понимаю, – Сандрия отказывалась верить, что сон оказался простой фантазией.
– Рана сбоку, – сказал Антониан. – Широкая…
– Дева Нерида, – одними губами произнесла Сандрия.
– Остальных из её отряда не видно?.. Кажется, только наёмники Эриганна. А девку нужно, верно, обратно, в воду.
– Нет! – чуть ли не крикнула Сандрия. – Нельзя её…
– Ты что, влюбилась? – усмехнулся сам себе Антониан. – Сжечь мы её по всем канонам не сможем, закопать тоже. Рея станет прекрасной могилой.
– Мне она приснилась не просто так, – покачала головой Сандрия. – Не могла же умереть она вот… просто так!
– Я давно начал замечать твои странные наклонности, – сел он рядом. – Брось, сестра! Будем в каком-нибудь городе на юге или западе, найдём бордель и выберем тебе похожую на неё шлюху.
Сандрия ударила кулаком ему по груди со всей силы, и у Антониана перехватило дыхание. Закашлявшись и обхватив себя здоровой рукой, он упал на бок.
– Сукина же дочь, – выдохнул брат, когда боль утихла. – Слушай, сестра, прости, – он тяжело встал. – Можешь посидеть с мертвецом, пока она не начнёт вонять. Но как только остальные проснутся, мы пойдём. И тело на себе тащить не будем.
Сандрия не ответила. Подмяв под себя ноги, она спрятала лицо в коленях и закрыла глаза. Со временем становилось холоднее, но она старалась не поддаваться морозу, упрямо удерживая дрожь. Мокрые сапоги и штаны покрылись кое-где ледяной корочкой, зато в районе пояса и выше было тепло. Сандрия сжалась сильнее.
Прошло много времени, кажется, она задремала. Тишину нарушил всплеск, воды Реи вдруг зашумели, Сандрия подняла голову, открывая глаза. Из реки, словно утопленник, вышло голое человекоподобное существо. Оно сверкнуло синими глазами, заметив Сандрию, и та застыла, не в силах сопротивляться оцепенению, навеянному чарами.
Существо подняло ржавый фонарь на цепи, прошелестело что-то безгубым ртом на неизвестном языке, и к блеклому огоньку потянулась струйка энергии из тела чародейки. Синие глаза победно вспыхнули, узкие зрачки жадно скользнули по парализованной пленнице.
Сандрия дёрнула рукой, хватаясь за пояс с ножом, чары оцепенения ослабли, и она бросилась на существо. Оно зашипело, махнуло фонарём, не найдя его железным корпусом цели, и Сандрия вогнала кинжал в лицо чудовищу. Цепь звякнула, звучно разбилось стекло, и фонарь взорвался энергией.
Сандрия заслонилась, волна подхватила её и отбросила на камни. Тело пробрало лихорадкой, а шёпот, словно лезвие бритвы, рвал сознание:
– Ver dis rauh! Ver dis rauh! Ve zere inum foremes!
Её отпустило, Сандрия похлопала незрячими глазами и, обессиленная, опустила голову.
Глава 7 – Клятва
Глава 7
Клятва
Сумеречный лес издревле представлялся местностью загадочной и недоброжелательной, куда соваться не следовало даже под страхом смерти. Славу такую он стяжал благодаря гуляющим по центральным областям множествам жутких историй исчезновений целых отрядов в его запутанных дебрях. Здесь раскинули логовища опасные звери, искали стоянку самые озлобленные общины маредорийцев, принимающих пост стражи чего-то ещё более жуткого и загадочного, чем проклятый лес. Древний Маредор, ещё на начало Века Слёз простиравшийся на сотни тысяч вёрст и занимая почти всё пространство Родины, делился на несколько масштабных участков, но Сумеречный лес по праву считался самым вредным из них.
Ринельгер периодически видел предупреждающие знаки Народа на деревьях. Они оставались неприметными, почти незаметными – простой путник их ни за что не смог бы приметить, но любой чародей был в состоянии уловить колебание магических знаков. Сумеречный лес являлся достаточно крупным участком Маредора – насколько, правда, Ринельгер не знал и мог лишь догадываться о его протяжённости.
Путь группа пробежала достаточный, чтобы деревья скрыли горящую хижину Гробовщика. Все устали, особенно Михаэль, рука которого болью напоминала о себе. Ринельгер забежал на холмик, пропуская спутников вперёд, и увидел, как рыцарь с глухим стоном упал на четвереньки и свернулся в рвотном позыве. Чародей сполз по мёрзлой земле, наклонился к нему, откидывая спиной к кроне дерева.
– Эсса, выглядывай врага, – сказал Ринельгер, копаясь в сумке. – С тобой всё нормально?
– Пока да, – ответила лучница, готовя тетиву и занимая позицию на холмике.
– Лерон и Залас, – говорила напряжённо Вирра. – Сумеречный лес, самая настоящая задница в округе.
– Тише, дух, – Ринельгер сдёрнул перчатку с руки Михаэля. Кончики его пальцев почернели, набухли вены на кисти. – Проклятие, как ты ещё живой…
– Боль дикая, клянусь Владычицей Аромерона, – прошептал Михаэль. – Кабы не твои чары, так сдох бы, лекарь…
– Сдох бы и с ними, если бы всё было настолько плохо, – Ринельгер вынул нож. – Готов?
– К чему?
Ринельгер провёл клинком по ладони рыцаря. Вместе с кровью из раны хлынула чужеродная энергия, чародей собрал её в сгусток и начал медленно вытягивать. Михаэль громко закричал – процедура магического кровопускания весьма болезненна. Ринельгер тянул и выплёскивал заряженную кровь на землю – к Мощи Лицедея он боялся притрагиваться. Михаэль закатил глаза, отрывисто задышал и вот-вот должен был потерять сознание.
– Нет, нельзя! – Ринельгер ударил рыцаря по щеке. – Иначе останешься тут на милость культистам. Никто тебя на себе не вытащит!
– Д-демон, – зашипел Михаэль, мотая головой.
– Всё! Всё хорошо, – Ринельгер сбросил последний кровавый сгусток и достал из сумки флакон. – Пей и вставай.
Чародей вытянулся в полный рост, размялся, посмотрел на стоящую в сумерках на холме лучницу – преследователей она не видела.
– Ты просто мастер, – произнесла Вирра и взяла лекаря под руку.
– Стараюсь, – пробурчал Ринельгер.
– Кто-то идёт! – Эсса выстрелила. В ответ в тот же миг пустили стрелу, что с треском пробила дерево рядом с ней.
Лучница выругалась, сняла руку с тетивы и перекатилась вниз. Ринельгер помог Михаэлю подняться – красный румянец вернул жизни его лицу, и они снова побежали. Вирра пропустила спутников вперёд себя, изящно развернулась, сбрасывая с кончика копья огненный шар, что с рёвом влетел в деревья на холмике и разорвался, занимая местность пламенем.
– Вирра! – крикнул Ринельгер. – Живее!
Ширен грязно выругался – если бы пошёл первым, то превратился бы в груду пепла, как те культисты, что выскочили на холм в тот самый момент, когда разорвалось пламенное заклятие.
Недобитки из бойцов Алормо тоже обзавелись помощью духа, может быть, даже служили ему, своей госпоже. Мало того, с ними чародей-наёмник, оставивший такому прожжённому убийце и настоящему выродку, как Марий, уродливый шрам. Признаться честно, Гробовщик с самого начала собирался лезть на рожон, чтобы побыстрее закончить, но сейчас животный инстинкт взял вверх и тормозил его, заставлял быть осторожным. После сожжения культистов идти в первых рядах не хотелось – держался в стороне и кригаален-чародей, что умел противиться магии, а Ширен обычный смертный старик, пусть и с меткой могучего духа.
– Они идут вглубь леса, точно вглубь, – пробурчал Нетиас, наёмник с лицом-кирпичом и серой щетиной. Он держал короткие метательные ножи, по три в каждой руке. Чёрную куртку с красной повязкой крест-накрест сжимали ремни с десятками таких же. – Нутром чувствую, мать его.
– Не хочу в лес, – бросил Аррон, его напарник с композитным луком. – На кой Аорину вообще сдались эти ублюдки?
– Закройте хлебальники! – рявкнул Марий. – Лицедей говорит…
Ширен прислушался. Точно где-то в глубине сознание что-то шептало, с каждым разом всё отчётливее и громче.
– Топь, впереди Цветочная Топь… Поторопитесь, иначе проклятым достанутся все трофеи…
Все четверо переглянулись. К ним приближались двадцать некросициаров. Культ будет с ними, а мертвецы, к большому облегчению Ширена, пойдут сами.
Сумеречный лес большой, он раскинулся на сотню добрых вёрст, скрывая листвой капризный цинмарский ландшафт. Ширен был когда-то легионером, сражался с ордой Некроса и навыков не растерял – с поддержкой Лицедея он не знал препятствия в виде старости, его глаза ловили любое шевеление, реакция оставалась, без ложной скромности, молниеносной, а разум чист, когда тянул лук за тетиву. Гробовщик не отставал от основной группы, они бежали веером, вооружённые копьями, топорами и мечами, и только трое из них – лучники, не считая рубиновых наёмников. Марий возглавлял движение, он был быстр, не замечал препятствий. Кригаалены не знали устали, не совершали, как Ширену казалось, ошибок. Если бы они ещё обладали безрассудной храбростью – не было бы им цены.
Лес расступался перед отрядом, подчиняясь могуществу Лицедея, пропускал его цепных псов, загоняющий добычу духа. Именно с охотничьей гончей сравнивал себя Ширен, поспевая за кригааленом. Цветочной Топи Гробовщик не видел никогда и даже не мог себе представить, что болото могло быть усеяно всеми цветами мира. Деревья окружали эту местность плотной стеной, а кусты между ними срослись ветками, больше похожими на схваченные судорогой конечности.
Название в Цинмаре, как всегда, обманчиво. Порою возникала неприятная мысль, что имена многим особенностям ландшафта давал какой-нибудь древний имперский поэт с явно не самыми лучшими намерениями. В голове Ширена Лицедей нарисовал картину. Цветочная Топь представляла собой пять небольших озёр, между которыми раскинулись, словно мостики, полосы земли. Вся она была усеяна сгорбленными плачущими ивами, торчащими из жиденького алого тумана.
Голос Лицедея пронзил голову Ширена, и старик схватился за уши, скорчившись и роняя лук.
– Не смейте пересекать границу, – говорил он. – Цитиар, истинный сын Некроса, ненавидит смертных.
Ширен замер, по спине пробежался холодок. Логовище демона, и сколько таких в Сумеречном лесу? Наёмники облегчённо припали к деревьям – им сразу не понравилась Цветочная Топь, Марий нервно остановился и принялся расхаживать прямо у границы проклятого места, некросициары разбрелись по периметру. Ширен сел, сложил ноги под себя, пытаясь унять старческую дрожь, что неожиданно решила накатить на него, снял с пояса флягу.
– Проклятие, – процедил Марий. – Я хотел забрать кровавого чародея… Почему, боги, почему вы мне этого не даёте?
«Как же ты мне надоел», – подумал Ширен, прикидывая, что случилось бы, сними он чародея. Кто-то из некросициаров пожаловался на мороз и предложил разжечь костёр. Старший культист осёк его, мол, «лес ненавидит, когда в его пределах что-то жгут». Рубиновым наёмникам это не понравилось, они ругались вполголоса, проклиная лес и начальство. Гробовщик устало выдохнул – он тоже не был в восторге.
Михаэль и Ринельгер яростно рубили кусты, пока Вирра и Эсса выискивали преследователей. Ветвей оказалось огромное количество, и они со злобой отбивались от людей, решившись пройти сквозь них. Чародей чувствовал тонкую энергию растений, ощущал, как склонялись ветки деревьев в попытке схватить их. Проход был сделан, Ринельгер первым прошёл через них и скатился по склону, плюхнувшись по колено в небольшой водоём. Ругаясь из-за холодной воды в сапогах, чародей вылез на землю и услышал рядом с собой всплеск и проклятия из уст Эссы.
Ринельгер огляделся – вокруг них медленно расступался алый туман, открывая взору несколько небольших озёр и тысячи плачущих ив над ними. Земляные мостики были усеяны мёртвой пожелтевшей травой, словно старым выцветшим ковром.
– Что дальше? – спросил Михаэль. – Где мы?
– Цветочная Топь, – бросила мрачно Вирра. – Мы дома у Цитиара, одного из духов Сумеречного леса. Ох, зря мы сюда пришли.
– Надеюсь, с ним будет проще, чем с Лицедеем, – сказал Ринельгер, засовывая серп в пояс. – Он сможет войти в чужие владения?
– Не припомню, чтобы Цитиар и Лицедей были большими друзьями, мой дорогой, – Вирра беспокойно озиралась. – Но это не значит, что мы в безопасности. Цитиар не любит чужаков.
– Плевать, – раздражённо отмахнулся Ринельгер. Он смертельно устал и не желал осознавать, что они попали к ещё одному Норос-Сугуру. – Пройдём тихо, к нему приближаться не будем. Оставим что-нибудь в качестве дара.
– Что? – фыркнул Михаэль. – У нас ничего с собой нет.
– Приспешников Лицедея, например, – Ринельгер оглянулся – кусты, через которые они прорвались, сомкнулись. – Треклятый лес…
– Нужно идти, – сказала Вирра, заметив причину ругани чародея. – Тихонько. Осторожненько. Зря мы бежали без оглядки.
– Не узнаю тебя, суккуб, – произнёс Михаэль. – Никогда не видел тебя такой напуганной.
– А бояться мне до вашего появления, парни, нечего было, – ответила на это Вирра.
Ринельгер искоса посмотрел сначала на неё, потом на рыцаря. Снова идиотское чувство ревности, и к кому? К суккубу, созданию, цель которой вытягивать из мужчин жизненную энергию похотью. Чародей начинал себя уже ненавидеть за такие мысли.
Туман расступился окончательно, осев лишь на границах Топи. Чёрный диск в алом небе замер во времени, перед ним пролетали обрывки туч, а с севера надвигалась вьюга, костями это чувствовалось. Смертные и дух шли молча, не решаясь больше говорить, чтобы ненароком не привлечь к себе внимания здешнего хранителя. Слишком тихо, слишком безжизненно.
– Ринельгер…
Чародей вздрогнул, повернулся к спутникам. Те, озираясь по сторонам, не обратили на него никакого внимания, только под конец Вирра нервно ему улыбнулась. Ответить тем же он не смог.
– Ри-и-инельгер, – прошелестело что-то.
Самая крупная ива, находившаяся по другую сторону озера, мимо которого шла группа, качнула ветвями, словно живая. По водной глади пробежалась рябь, и у самой тропинки из глубин вынырнула женщина с чёрными, как смола, волосами, и бледной трупной кожей. Её блеклые глаза буравили Ринельгера, распухшие губы зашевелились:
– Иди ко мне, Ринельгер… мне холодно…
– Не смотри на них, – шепнула Вирра, беря чародея под локоть.
– Русалка, – сказал он. – Боги-прародители…
– В воде холодно… хочу тепла! Ринельгер! Согрей меня!
С другой стороны булькнуло второе озеро, из воды показалось сразу несколько голов.
– Мать моя женщина, – буркнула Эсса, сверкая голубыми глазами и замыкая группу. – Сколько же их здесь?
– Сотни, – ответила Вирра. – Цитиара в Эстифале называли Водяной. Ему всегда было одиноко охранять озеро внутри Сумеречного леса, поэтому он звал к себе женщин, чьи сердца разбиты, кто так же одинок, как и он. Мужчин он убивал, а их превращал в это… Ивы, русалки.
– Сколько же ты знаешь о лесе, – протянул Ринельгер, краем глаза наблюдая за тем, как по пояс выглядывают из озёр десятки русалок. Все они хором звали его, тихо, с нежностью, а смотрели – как хищник на добычу. – Что ж раньше не предупредила?
– Я знаю, что тут есть, – сказала суккуб. – Но не знаю, где. Всё равно, что ходить без карты, дружок.
– А как он выглядит? – спросил Ринельгер, осторожно сворачивая по «мостику» влево. – Цитиар?
– Вот этого я точно не знаю, – прошептала Вирра. Её голос звонко звучал на фоне зова русалок. – Когда мы слышали голос папочки, у нас была связь… через Поток, ну… не знаю, как тебе объяснить.
– Ментальная, – подсказал чародей. Разговор отвлекал его от страшных картин вокруг.
– Да, наверное… так что мы знаем о существовании друг друга, хоть ни разу и не виделись.
Михаэль вскрикнул, вынул со свистом меч. Ринельгер, хватая рукоять серпа, развернулся и обомлел: сразу за Эссой, царапая ковёр из гнилой растительности, из воды выбиралась русалка. Она вскарабкалась, бледная, обнажённая и, сгорбившись, поплелась за незваными гостями. Остальная нечисть последовала её примеру – вылезали они неловко, кто-то падал обратно в озёра, не помня, как держать на ногах равновесия.
– Вирра, сестра моя…
Снова разворот. Откуда-то со стороны, по «мостику» двигался, укутавшись в мокрый, с падающими каплями и водорослями, в балахон с рванным капюшоном, из-под которого выглядывало лицо утопленника, хранитель Топи, похожий на призрака: такой же прозрачный и веющий могильным холодом.
– Ты решила в кои-то веки навестить меня и угостить этими смертными?
– Нет, – быстро собралась Вирра. – Мы нечаянно… Не хотели беспокоить тебя, Цитиар.
– Хм… – хранитель Топей остановился. Его русалочье воинство, успевшее окружить группу непрошенных гостей, тоже. – Отец молчит?
– Молчит, – кивнула Вирра и умоляюще взглянула на собрата. – Пожалуйста, братик, пропусти нас. Мы спасались от Лицедея. Мы не хотели тревожить твой покой.
– Но потревожили, – голос Цитиара напоминал скрип железных ворот. Ринельгеру стало так жутко, что хотелось упасть в обморок и больше не видеть всего этого. – Тебя-то я не трону, у меня клятва. А вот твои друзья… Есть табак?
Вопрос поставил всех в тупик. Михаэль оцепенел, развернув светлую голову к духу, Эсса, уже давно наложив стрелу, перестала выбирать цель, а у чародея ёкнуло в сердце. Он запустил руку в сумку, нащупал мешочек Ардиры.
– Есть, великий хранитель, – Ринельгер достал табак командира.
Цитиар потянул бледную руку с ужасными волдырями и забрал его. Другой он вытащил серебристую трубку с гравировкой в виде дракона, затолкал в неё табак. Дымок появился в то же мгновение. Ринельгер пытался не выдать изумление: Вирра, конечно, явственный пример того, что духи не брезговали привычками смертных, но чтобы этот, похожий на труп, жуткий и страшный монстр…
– Проклятые возвращаются, – произнёс, наконец, Цитиар, поигрывая трубкой в гнилых зубах, а его мёртвые глаза без зрачков оторвались от чародея. – Ver dis rauh. Лицедей ждёт вас на краю моей земли, войти он сюда не может. Но проклятые могут. Вам лучше поскорее уходить.
– В какую сторону? – спросила Вирра. – Где можно спрятаться от него?
– От Лицедея вы не спрячетесь даже в Потоке… Святилище Варолии, десять вёрст на север. Идите по знакам Народа, на юг. Террама защитит вас, если она ещё там.
Ринельгер огляделся – русалки бесшумно залезли обратно в озёра. А Цитиар, развернувшись, побрёл к самой крупной иве, после шевеления которой пробудились обитатели Топей.
– Спасибо тебе, братец! – крикнула ему вслед Вирра. Её лицо сияло. Наверное, здорово встретить родственника. – Ты что, куришь, дружок?
– Нет, – покачал головой Ринельгер. Облегчение чуть не сбило его с ног. – Просто… повезло… относительно повезло.
– Идёмте, – суккуб улыбнулась. – Вы живы там?
Михаэль молча кивнул, а Эсса жутко усмехнулась.
Насколько мог быть могущественен дух, Ширен не знал. За всю жизнь он привык к самым разнообразным странностям и фокусам от Лицедея, что перестал гадать, что тот способен сотворить для достижения очередной цели. Глаза у духа были везде, и потому, когда снова в голове прозвучал шипящим голос с приказом, Гробовщик внял ему спокойно.
– Они выходят недалеко от вас, приготовьтесь.
Приказ был подан с заметным раздражением: Лицедей надеялся, что местный дух покончил с наёмниками-ренегатами. Марий немного воодушевился, засуетились некросициары, и лениво готовились принимать «гостей» Нетиас и Аррон.
Цветочные Топи были окружены забором из кустов и деревьев, тесно сплетённых между собой. Из-за метки, в этом Ширен был уверен, он знал, откуда вылезут противники. Нехотя Гробовщик наложил стрелу, отошёл подальше от границ болота и, пристроившись у одинокого дуба, прицелился. Некросициары выстроились перед самыми кустами, позади них – наёмники, спереди – Марий, как авангард перед основным войском.
Наступила тишина. Притих даже Лицедей. Ширен целился: ему до смерти надоело то, чем он занимался. Он – мортус, проводник мёртвых к их могилам, отпевающий и хоронящий. Он не должен охотиться за трупами, делать их, нет. Уж тем более служить духу и его полубогу, злейшему врагу всех живых.
В глазах старика снова отразились картины прошлого, снова ужасное зрелище: пикирующий на его когорту чёрный дракон, раскинувший гигантские нетопыриные крылья, полыхающие белесым огнём глаза, пламя из пасти – очень много погибших. Ширен видел, как с людей сползала кожа вместе с мясом, будто бы плавилась, превращаясь в вонючее мессиво, обнажая черепа и кости. Действительно, этот чёрный дракон, Некрос – враг всего живого, и его орда чудовищ, демонов, ужасных созданий, рождённых в его воспалённом от гнева рассудке. Век Гнева – астрологи никогда не ошибались, именуя новую эру. Но эту Ширен бы назвал Веком Ужаса. После тех войн, после Чёрного Мора он не боялся Тёмного Века. Он видел худшее. И ненавидел Некроса.
Марий потерял терпение. Воткнув мечи в землю, он сложил ладони вместе и выпустил с них морозный ветер. Стена кустарника обледенела, и кригаален, вытащив из-за спины длинную иглу, разбил ею преграду. Трое некросициаров с копьями ринулись первыми, Марий скользнул за ними. Ширен напрягся. С минуту было тихо, слышен только всплеск, а потом пространство пронзили душераздирающие крики. Ширен сжал зубы, напряг руку с тетивой – та затряслась от натяжения. Те, кому хватило ума остаться на месте, отступили. С Топи выбрался только Марий, его лицо было перекошено от ужаса. Он развернулся, махнул руками, и из земли вырвалась ледяная стена.
– Что за хренотень? – дрожащим голосом спросил Нетиас.
– Русалки, – только и успел ответить кригаален, прежде чем лёд треснул.
Немой крик застрял в горле Ширена: что-то вырвалось оттуда. Марий вскрикнул и со всей скоростью, какую только мог развить, побежал прочь. Существо в балахоне, держа в гнилых зубах трубку, широко раскрыв рот в отвратительной улыбке и вытаращив белые глаза, огромным мечом с широким лезвием отсекло головы нескольким некросициарам и ещё двоих перерубило – и всё одним ударом. Ширен пустил стрелу и побежал. За спиной он слышал дыхание двух наёмников и некросициаров, крики, вопли ужаса и боли – и жуткий хохот чудовища из Цветочной Топи.
Гробовщик сам не заметил, как оторвался от соратников. Куда-то те свернули, или он свернул. Сумеречный лес сомкнулся вокруг одинокого старика. Ширен сжал лук, наложил стрелу, огляделся. Он услышал шаги, и страх объял его сердце.
Из-за деревьев выбежала голубоглазая лучница, одна из тех, кого они преследовали. Ширен притих, задержав дыхание – кажется, они уже встречались в Эстифале. Женщина осмотрелась, повернулась, и её глаза уставились прямо на него. Гробовщик спустил тетиву, стрела вошла ей между грудей с такой силой, что она упала. Ширен наложил ещё одну и приготовился перестрелять все цели. Лучница приподнялась на локтях, её зубастая усмешка заставила провалиться сердцу в ноги. Гробовщик, выругавшись, соскочил с места и побежал снова. «Упырица, чудовище Топи», – мелькало у него в голове. Проклятый лес, треклятые духи и демоны!
***
Уголки сознания – что может быть темнее во всём свете? В них прячется самое сокровенное, тёплое сердцу, самое стыдливое, что только есть у существа, обладающего разумом. Давить их или выставлять напоказ – решение, принимаемое самостоятельно, но и то и другое – действия явно нездорового сознания. «Ищи середину, в ней всё золото», – говорил Алормо Верону, но как её найти – об этом ни словечком не обмолвился.
Верон боялся, боялся самого себя и свою природу. Пусть она и служила ему, но юноша был уверен, что когда-нибудь случится ужасное – вмешаются внешние силы. Мир исчез, когда Лицедей вторгся в его голову, в глазах потемнело, и вот Верон уже посреди сковывающей тьмы. Первая мысль, что посетила его – это бежать, и бежать как можно дальше.
Лицедей, словно паук, раскинул сети, порабощая всё сознание, страхи и сожаления питали его, а тьма становилась всё плотнее, скрывая теневые нити. Не раз Верон попадал в них, но успевал выбраться и бежать дальше. Но скоро удача оставила его.
– Мальчишка, бегающий в лабиринте собственных мыслей, – из тьмы вынырнул чёрный зеленоглазый силуэт, напоминающий человеческий. – Картина чудесная, отображающая всю ограниченность ума смертных. Я везде, глупец. Мы в одном теле. Ты – это я.
– Нет, нет! – Верон вырвал ногу из нити. – Убирайся! Прочь, демон!
– Я не демон, жалкий мальчишка! – ярость Лицедея сбила его с ног.
– Тогда что же ты? – Верон обернулся. Страх выбивала злость.
– Я – дух. А ты – глупец, раз делишь всё на чёрное и белое. Твоя жалкая жизнь – великая жертва миру. И чем меньше ты сопротивляешься, тем проще мне его спасти.
– Спасти мир?
Верон истерично засмеялся. Лицедей встал над ним, его глаза мелькнули огнём ненависти.
– Оставь тело, мальчишка. Иначе ты узнаешь, что такое боль. Настоящая боль твоей слабенькой души.
Верон перестал смеяться. Забвение в Потоке – ничто иное, как смерть. Хотя жив ли он сейчас? Он медленно поднялся, взглянул на Лицедея.
– Будь ты проклят, дух! – страх сковывал его, еле-еле шевелились язык и губы. – Я не отдам тело тебе!
Лицедей сжал кулак, нити потянулись к юноше, но тот отмахнулся от них, перепрыгнул и снова побежал в темноту. Дух зашипел, совсем как змея, и его шипение эхом играло на раскинувшихся вокруг теневых сетях.
***
Бежать и только бежать. Лицедей и Культ не остановили охоту, их надолго не задержал даже хозяин Топи. Ринельгеру не хотелось углубляться в лес, чтобы спрятаться у Террамы, ещё одного странного и загадочного духа Маредора. Самые паршивые, самые опасные и хитрые духи жили в лесах, болотах – словом, там, куда если попал бы смертный, то такой, какой мог заключить невыгодную для себя сделку. Ринельгер надеялся повернуть, отойти к краю леса и выбраться на востоке, в притоках Реи. Но так случилось, что он потерял все ориентиры, сбился и не знал даже, бежали ли они вглубь леса или уже давно повернули куда-то к его границам.
Группа остановилась, когда силы окончательно оставили их. Михаэль рухнул на бок, бросил меч, около него упал на колени запыхавшийся Ринельгер. Вирра опёрлась о копьё, убрала непослушный пучок волос за рога. Эсса бесшумно возникла у неё за спиной – чародею не понравился хищный блеск её бледно синих глаз.
– Святая Нерида, – выдохнул Михаэль. – Эсса… у тебя стрела в…
Лучница сползла по стволу дерева, отстранённо глянула на рыцаря, потом на торчащее древко из груди и как-то зловеще усмехнулась. Ринельгер, не сказав ни слова, подошёл к ней и бесцеремонно выдернул стрелу – рана заблестела, но и только – кровь в жилах вампирицы загустела.
– Дернёшься, – произнёс чародей, – и я пущу огонь.
– Я всё ещё контролирую себя, – на выдохе ответила Эсса. – Но… этот голод… он безумно силён.
– Рана сама затянется, – протянул Ринельгер. – Где успела поймать стрелу?
– Наткнулась на какого-то старикашку, – бросила Эсса. – Я себя странно чувствую, лекарь.
– Ты ещё не до конца обратилась, но уже… думаю, что выражусь точно – умерла.
– Ты о чём, лекарь? – изумлённо спросил Михаэль.
– Да вампир она, – сказала Вирра. – Недавешний. На глазки подружки посмотри.
– Мать моя, – рыцарь поднял меч. – Но как?
– Помнишь сагнитропов, Михаэль? – Эсса почти не дышала, а Ринельгер перестал улавливать энергию её крови.
– Нам нужно разделиться, – сказал чародей. – Тебя совсем скоро покинет разум. Культисты идут за нами, остерегайся огня и серебра и возвращайся к нам, как насытишься.
– Как я вас найду?
– По крови, – Ринельгер огляделся: преследователей не видно. – Жрать захочешь и найдёшь. А уж мы что-нибудь придумаем. Иди же. Не медли.
Эсса легко встала, повесила лук за плечо и повернулась к Михаэлю:
– Прости, я… сделала такой выбор.
– Понимаю, – Михаэль помедлил, но убрал меч в ножны. – Нет, ложь… не пойму никогда. Но возвращайся, подруга.
Лучница облегчённо улыбнулась, показывая заострённые клыки, и очень быстро и бесшумно скрылась среди деревьев.
– Есть в этом что-то, – протянул Ринельгер. – В этом зубастом чуде.
– А тебе, я вижу, нравятся очень необычные женщины? – подмигнула Вирра.
– В женщине должна быть изюминка, загадка, – произнёс чародей. – Клыки, рога, хвост, но лучше – безумный блеск в глазах.
– Безумный блеск был у твоей Кассии? – суккуб ядовито улыбнулась. Ринельгер, отвернувшись от неё, решил проигнорировать выпад.
– Позже побеседуете, – прервал их Михаэль. Его лицо снова стало бледным. Тонкие светлые брови согнулись в дугу, он сплюнул: – нужно перебить этих сволочей.
– Нужно бежать дальше, – Ринельгер прищурился, вглядываясь в немой строй толстых деревьев. – Оторвёмся и устроим засаду. Пусть Эсса немного развлечётся.
Что-то легло тяжестью ему на сердце, чародей закрыл глаза, сжал рукоять серповидного меча – нечто совсем паршивое приближалось к ним. Они побежали, но чуть медленнее, выбирая маршрут без поваленных деревьев и оврагов.
Страх ещё долго заставлял Ширена прорываться через лесные дебри. Он заходил всё глубже и глубже, а в голове мелькали образы безобразных утопленниц, упыриц и чудовища с огромным мечом, выскочившего из зарослей кустов. Гробовщик бежал без оглядки, пока старческая немощность не пересилила ослабевающие с расстоянием чары Лицедея.
Он упал на колени, не добежав несколько шагов до одинокой поляны, и возвёл голову к алому небу. Страх вдруг пропал, пришло смирение, схожее с тем, что испытывали узники перед казнью – неизбежность, собственная слабость и безнадёжность. Великие силы плясали смертельным танцем вокруг жалких жизней простых смертных. Так было всю жизнь, так будет и после ухода из мира старого и никому не нужного Гробовщика – мортуса, провожавшего в небесный путь мертвецов. Ширен был последним, кто читал молитвенную эпитафию, когда сбрасывал тела. Вильмонд так не делал. Старика ждали души тех, кого он проводил. Он надеялся на их справедливый суд.
Ширен запрыгнул на поваленное дерево, натянул тетиву, прислушался – что-то хрустнуло совсем рядом, но звуки эти не могли принадлежать культистам и Марию. Кто-то фыркнул, Гробовщик перевёл взгляд и задержал дыхание. Он видел единорогов и раньше, атаку рунарийской конницы молодой лучник легиона запомнил на всю долгую жизнь. Тогда его когорта стояла на возвышенности, сразу за пехотой, принимающей удар адроков и мертвецов Некроса. Две сотни всадников на единорогах ударили по флангам после того, как лучники расстреляли задние и срединные ряды. Конница при атаке пустила энергию, сбивая монстров орды и нежить, а потом, используя рога и копья, смела всё войско.
