355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Johann Walcvur » Печать Древних (СИ) » Текст книги (страница 19)
Печать Древних (СИ)
  • Текст добавлен: 15 апреля 2020, 05:31

Текст книги "Печать Древних (СИ)"


Автор книги: Johann Walcvur



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 36 страниц)

Михаэль упал на спину, откинув меч, и, продолжая кричать от боли, сжимал онемевшую в кулаке ладонь другой рукой. Лицедей выронил глефу, отступил на три шага, повернувшись на бок от силы сорвавшейся с кончика серпа энергии. Ринельгер нарисовал перстами в воздухе руну, перебирая мысленно слова, усиливающие заклинание, и пустил с оружия столп пламени, какое несколько дней назад пожрало спирита.

Лицедей загорелся, но даже объятый пламенем, дух резко повернулся к чародею, вскинул руку, в которой материализовалась глефа, и приготовился метнуть её. Шансов уклониться не было, и Ринельгер приготовился пустить защитные чары. Время на миг застыло в решающем моменте, перед взором – сгорающий прямо на глазах Лицедей, вытянувшийся в смертельном броске.

Его остановила стрела, острие которой неожиданно возникло между ядовито зелёных глаз. Лицедей оступился, опуская глефу, повернулся в сторону Сумеречного леса, и из него одна за другой вылетели ещё две стрелы, пронзившие материальную оболочку духа в области груди и шеи. Ринельгер, не отошедший от изумления и невероятного стечения обстоятельств, замешкался, но судорожный выпад Лицедея глефой куда-то в сторону заставил чародея взять себя в руки. Ринельгер собрал энергию и выстрелил в дух импульсом, откинув его горящую оболочку в Моровую пропасть.

– Шевелитесь! – услышал чародей крик Вирры. – Сюда!

– Скорее! – лучница, пустившая спасительные стрелы, подбежала к ним. – Они идут по вашему следу!

Ринельгер сжал серп, подбежал к Михаэлю – он до сих пор мучился от боли. Чародей взял его руку, прочитал заклинание, накладывая обезболивающие чары, и помог подняться. Рыцарь потянулся к мечу, ничего не говоря и даже не замечая, что творилось вокруг. Ринельгер помог ему и услышал приближающиеся голоса.

– Пошли, чтоб тебя, – прошипел чародей. – Давай же…

Он окинул взгляд на лучницу – бледная, синеглазая, с кровоподтёками – и хмуро поприветствовал Эссу кивком. Времени говорить не оставалось совсем.

– Что происходит? – Михаэль зажмурился. – Больно…

– Терпи, – Ринельгер повёл рыцаря к мосту. – Первозданная энергия не шутки…

Кто-то стремительно приближался к одинокой хижине, а в Моровой пропасти тлели материальные останки духа. Ринельгер был уверен: Лицедей не ушёл из этого мира, нет. Ему нанесён тяжёлый удар, но не смертельный. Он ещё вернётся.

На середине моста чародей передал Михаэля в руки Эссы, развернулся, заметив в ночи десяток тёмных силуэтов. От пальцев он спустил чары, и в тот же миг хижину с рёвом охватило пламя, разбросав вокруг себя горящие доски. Покинув мост, Ринельгер решил позаботиться и о нём. Опустившись на колени, он приложил ладони к холодному, прокрытому тонким слоем снега камню, сконцентрировался, читая в голове заклинание. Мост затрещал и, не выдержав энергетического давление, развалился на куски, упав на тлеющие останки сотен людей. На какое-то время преследователи задержатся…

***

На фоне заснеженного поля и тёмной громады Сумеречного леса вспыхнула хижина. Ширен остановился, опустив лук и пропуская вперёд себя некросициаров и Вильмонда. Магическое пламя стремительно пожирало бревенчатые стены, занимало маленький сарайчик и крыльцо с видом на лесные массивы, где последние двадцать лет старик любил выпить чай.

Видеть, как дом, твой приют, сгорал от случайно или, быть может, намеренно пущенных чар было нелегко, пусть Гробовщик с ним уже и попрощался. Он думал, что хижина его переживёт; если повезёт, она снова увидит солнечный свет… Любил ли кого-то Ширен за всю жизнь так же, как эту горящую рухлядь? Любил его кто-то так же?

Старик сплюнул, отметая назойливые мысли. Слишком он очерствел для таких размышлений, пусть и тогда, когда до желанного покоя два шага. Никто не будет вспоминать старика Ширена, потому что те, кто хоть что-то знал о нём, умерли, а Вильмонд не будет долго хранить в памяти образ мрачного Гробовщика.

Ширен обошёл хижину, приближаясь к толпе культистов: сколько же их тут собралось? Штук сто или двести, и это ещё не все, кто вернулся после Эстифала. Расталкивая некросициаров, старик пробился к Вильмонду, Верону, Марию и двум наёмникам, что заняли первые места у самой Моровой пропасти.

– Что там? Где Лицедей? – Ширен взглянул вниз и отступил, отвесив челюсть.

Нечто тёмное, словно материализовавшаяся тень, вылезало, скребя тонкими ножками и ручками по краям оврага. Марий и Вильмонд в испуге отошли, слившись с толпой некросициаров. Верон замер, его лицо побледнело и перекосилось от ужаса.

– Марий, исполняй! – потусторонним голосом рыкнула тень, собираясь в ногах мальчишки.

Ширен развернулся, и в тот же миг кригаален-некросициар возник за спиной Верона и пробил ему грудь мечом. Старик дёрнулся, схватившись за сердце. Марий взял мальчишку за плечо, поставил на колени, вытаскивая окровавленный клинок, и отошёл. Застывшее от неожиданной и резкой боли лицо представилось перед Ширеном только сбоку, но то, что происходило дальше, он наблюдал с лучшего ракурса. Тень поползла по окровавленному туловищу мальчишки, влезая ему тёмными щупальцами в рот. Марий отступил, прикрывая обезображенное лицо рукой, тихо выругался Вильмонд, а Ширен… просто смотрел, как и заворожённые некросициары. Только культисты были впечатлены великой Мощью духа, но внутри Гробовщика возникла пустота, пожравшая его абсолютно всего.

Верон откинулся навзничь, раскинув руки. Наступила судорога, и бедный мальчишка вытворял такие телодвижения, какие не каждый трюкач способен выполнить. Агония кончилась быстро, и тогда Верон поднялся. Ширен встретился с ним взглядом – зрение его не подводило – он увидел совершенно пустые широко раскрытые глаза с точками-зрачками посередине.

Верон ухмыльнулся, увидев перекошенное от смеси ужаса и отвращения лицо старика, и выплюнул сгусток крови.

– Несите броню! – приказал юноша. – Что, Ширен, удивлён?

– Лицедей? – у Гробовщика тряслись руки.

– Именно, – Верон поднял глефу. – Жаль, что мальчишку пришлось использовать сейчас, совершенно не вовремя…очень много чего пошло не по плану. Вильмонд! Давай же, мортус, выйди вперёд!

– Я, мой повелитель? – растерялся тот

– Да-да, – прошипел Лицедей, переходя на властный и холодный голос. – Не время моим мортусам уходить на покой… отправляйся в Ветмах, нагони Элеарха. Пусть он позаботится об Эриганне и Ветер, – он повернулся к Гробовщику. – Мой дорогой Ширен!

– Нет, дух! – забыл про страх старик. – Мы уговаривались!

– Мы уговаривались, что ты не тронешь рыцаря, – отрезал Лицедей. – Мы не совсем честные дельцы, не так ли, Ширен? Вместе с Марием тебе нужно идти по следу кровавого чародея и его соратников. В лес. В его руках серп, ключ к Чертогам, и я не намерен его потерять.

– Их там несколько? – поморщился кригаален.

– Не волнуйся, – Лицедей раздражённо отвернулся. – Вы пойдёте не одни…

Он неуклюже, словно привыкая к новому телу, как к одежде, спустился к останкам своей мантии и вытащил оттуда фонарь, которым всякий раз водил над свежими мертвецами. Ширен и Марий помогли ему подняться.

– Как только мы закончим, – протянул Лицедей, смотря на Гробовщика, – метка заберёт твою жизнь и отправит тебя в Поток. Но если предашь… она станет твоей погибелью. А теперь… думаю, мы достаточно долго и упорно готовились… пора.

Дух вытянул руку с фонарём, слабенький огонёк в его решетах полыхнул алым и, взорвавшись энергией, туманом полился на заснеженную землю. Чары поползли в Моровую пропасть и медленно расстилались по линии оврага. Даже из неробкого десятка Ширен, сжав зубы, еле сдержал крик: мёртвые, которых так давно и так подолгу привозил с окраин старик и его коллеги, поднимались в полной тишине из красноватой дымки, покрывшей их братскую могилу. Мертвецы встали столбами, повернув пустые глаза с одними лишь зрачками, на Лицедея, Мария и Ширена.

Глава 6 – Проклятие Ветмаха

Глава 6

Проклятие Ветмаха

В громовом порыве содрогались колонны и террасы огромной подземной залы. Ветра соединились с пламенем, создав огненный вихрь, что обрушился на голову существа с яркими зелёными глазами. Вокруг него велась борьба, знакомые рогатые шлемы схлестнулись с тенями, скачущими в отблесках пламенного урагана.

Ирма закрыла ослепшие глаза, и когда снова разомкнула веки, то оказалась в разрушенном зале дворца. Цитадель – вспомнила она из глубин сознания название места, в котором словно оказалась не в первый раз. Крепость города Кельносс, известная тем, что на некоторое время мятежная королева Аммелит разместила здесь резиденцию. Эту твердыню возвели ещё в Век Раскола, примерно сотню лет назад, как важный военный пункт Триумвирата, сражавшегося с диктатором из рода Фаллен, и потому Цитадель была не тем местом, где могли бы пировать и жить высокие господа Ригальтерии, но отлично подходила для норзлинской королевы-мятежницы.

Лорд Каагар выбил Святое Воинство из Кельносса примерно к тридцатому году Века Слёз и приказал его разграбить, оставив нетронутой только Цитадель. Ирма точно знала, что до того, как наступила первая и вечная ночь Тёмного Века, крепость оставалась целой. Но теперь… так непривычно идти по застеленному многолетней пылью залу с обрушенными колоннами, просевшей и местами обвалившейся крышей. Над тронной аркой развевался символично порванный штандарт с руной аромерони, а перед королевским седалищем лежали семеро незнакомых Ирме людей и рунарийцев, которых она никогда не видела, за исключением белокурой пленницы, распластавшейся у самых ног тела, занявшего трон. Восьмым мертвецом была женщина, одетая в окровавленную белую рясу, подогнанную серебристыми ремнями по талии, с сеткой, поддерживающей убранные в пучок каштановые волосы. Ирма дрожащей рукой потянулась к мертвецу, приподняла голову и резко отскочила, когда узнала в бледном лице женщины своё собственное. Широко раскрытые глаза лишились цвета, на Ирму смотрели точки-зрачки с каким-то маниакальным сосредоточением. Тела семерых зашевелились, и тогда остварка побежала. За спиной полыхнуло заклятие, она почувствовала нестерпимую боль и упала, разбив о грязную плитку пола нос.

– Каштанчик?

Ирма с трудом отняла голову от стены. Фирдос-Сар до сих пор поддерживал огонь, зажжённый ещё Ринельгером. Остварка два дня напоминала, что магическое пламя можно удержать только чарами, но сарахид её не слушал. Подкидывая деревяшки в огонь, он занимал себя их горением, отвлекаясь от мрачных мыслей.

– Сон хреновый приснился? – глотнул Фирдос-Сар из фляги. – Чародею тоже порою приходят кошмары… редко он о них рассказывает. Останься он тут, так давно бы тебя уже увёл в город, к пташке. Вечно всё не так, как хочется, – он закрыл флягу и раздражённо закинул её в сумку, доставая завёрнутые в тряпки вяленые куски баранины. – Поешь, Каштанчик… незачем помирать тут от голода.

Ирма выпуталась из рубахи сарахида, в которую укуталась перед сном, подползла к костру и приняла полоску мяса.

– Один и тот же, – жевала она. – Два раза подряд… помнишь, Фир, мы поймали шпионку?

– Блондинку-то? – Фирдос задумчиво поводил челюстью, разделывая острыми зубами непослушный кусок. – Да, конечно…

– Я поняла, наконец, что одно из тел, её, – Ирма вспомнила обгоревшее лицо из сна. – Нужно с ней поговорить… она… особенная.

– Особенная? – хмыкнул Фирдос-Сар, сплёвывая в костёр. – Все мы тут особенные, пока дело не доходит до резни. А там ты либо живой, либо мертвяк.

– Как же потерялось значение у смерти в этом мире, – вздохнула Ирма.

– Оно осталось таким же, Каштанчик, – Фирдос-Сар сунул остварке ещё кусок, а сам принялся за третий. Хорошо, что Ардира позаботился о припасах, – только привычнее. Смерть приключилась, вот так-то. А сны твои… выкинь из головы. Что-то мне подсказывает, что это всё из-за сраного чудовища, что здесь жило.

Встречу со спиритом, пожалуй, никто не забыл бы до конца дней. Целый день после битвы Ирма не могла прийти в себя. Спирит вырвал из уголков памяти самые ужасные кошмары, разрушил её дух, сломил – до сих пор перед глазами сменялись картины, как чудовище приближалось, размахивая огромной иглой, как ей оно пронзило Ардиру и с лёгкостью откинуло его в сторону. Вновь Ирма почувствовала себя беспомощной девочкой, как же она ненавидела это состояние и всячески пыталась из него вырываться, но ещё целый день после битвы остварка цеплялась за руку Фирдос-Сара и пряталась за ним.

– Сколько раз ты пожалела, что не погибла во время шторма? – вдруг спросил сарахид. – Утонуть… не самая худшая смерть из всего того, что нам пришлось пережить за последние месяцы.

– Не знаю, Фир, – ответила Ирма. – Когда это чудовище… Оно спрыгнуло с лестницы, я возжелала смерти. Я молила Владычицу о ней. Хотела, чтобы ужас поскорей закончился.

– Ты ведь не помнишь, откуда ты? – он не хотел говорить о спирите. – Где твой дом, твои родичи?

– Смутно, – Ирма прикрыла тяжёлые веки. – Какие-то силуэты… это злит. Сильно злит, Фир.

– Понимаю, – усмехнулся Фирдос-Сар и добавил совершенно серьёзно: – видно по тебе, что ты где-то далеко отсюда. Оно у всех нас так. Командир всегда исчезал, забывался, когда курил. Чародеи – что лекарь наш, что рунариец – пропадали, пташка… Все мы не здесь. Я замечаю всякий раз, как взгляну на тебя, что смотришь ты куда-то вдаль, и глаза твои отстранены, будто через стены видят то, что ты желаешь увидеть, вспомнить. Оно тянет, – сарахид уставился в пламя, – заставляет идти в кошмар. В серый безжизненный мир.

– Там… – у Ирмы зацарапало сердце, – я не знаю… родные? Родители, братья, сёстры. Не могла же я быть одна во всем мире?

– Мужик у тебя был?

– Я не помню, – ей стало настолько холодно от этой мысли, что остварка снова укуталась в тёплую широкую рубаху Фирдос-Сара. – Мне некуда идти. Кто бы там, вдалеке, не был, они считают, что я мертва. Я мертва. Да, мертва.

– Отряд семья, – Фирдос-Сар попытался улыбнуться, но улыбка превращала его лицо в морду осклабившегося чудовища. Ирма привыкла, – а ты нам сестра. Помни об этом в самый тёмный час.

– Спасибо, Фир, – у неё почти получилось сказать твёрдо. – Я вам всем обязана. И живым, и мёртвым.

– Обязана? – Фирдос-Сар подбросил спинку стула в костёр. Огонь никак не отреагировал. – Нихрена подобного. Отряд наёмников, теперь мы даже свободны, благодаря чародею-командиру, и от картеля. Мы вольные странники, Каштанчик, никому и ничему не обязанные. Хотя все поначалу так думали. Мы друг другу должны за то, что прикрывали задницу. Думали, что побегаем годик-два вместе, потом разбежимся. Но потом мы срослись. Стали единым целым, и теперь проклятый Цинмар разрывает нас по кускам. Боги ненавидят нас, Каштанчик. Боги – ящерицы Ригальтерии, аромеронская владычица – все презирают смертных. Все эти сказки о любви, ложны…

– Думаешь? – Ирма пододвинулась поближе к сарахиду: становилось холоднее.

– Люби они нас, такой твари бы не породили, – Фирдос-Сар протянул остварке флягу. – Не место мне здесь…

– Как ты попал сюда? Я помню, что видела сарахидов, но никогда с ними не разговаривала.

– Подходящее ли время для таких рассказов? – проговорил Фирдос-Сар, оглядываясь. – Хотя… почему бы и нет. Знаешь, Каштанчик, как мне наскучили эти небеса, – Ирма почувствовала, как раскалывалось с каждым его новым словом каменная оболочка сарахида: сейчас его голос, обычно немного хриплый и ехидный, слегка дрожал, а где-то внутри огромного, покрытого острыми костными наростами, тела занималась пожаром глубокая тоска. – Отряд всё раскачивается, будто та галера, что привезла меня в Цинмар. Единственное воспоминание о детстве – мои родичи и ваши ригальтерийцы боялись шторма, а я стоял и смотрел на этот хаос. Галера дошла до берега, до Порт-Норксида, но потеряла половину членов экипажа и почти столько же пассажиров. Кого-то смыло, кто-то просто не смог справиться с болезнями. Те, кто выжил, были счастливы белокаменной пристани Норксида, а у меня сжималось сердце… будто предчувствовал, что будет дальше.

– И что было дальше? – Ирма взглянула на сарахида, тот смотрел в костёр, и пламя отражалось в его серых, словно камень, глазах.

– То был, вроде, двенадцатый год Века Слёз, – задумался Фирдос-Сар, – нас сразу запихали в легион, меня, ещё совсем малого мальчишку, вместе с женщинами отправили в лазарет. Там я впервые встретился с настоящими ригальтерийскими чародеями. Мужчин отправили работать: строители, грузчики. Имперцы не доверяли сарахидам оружия. Изнуряли работой. Совсем как рабов на Эстмаре.

Рабство, как знала Ирма, весьма распространённое явление в Эстмаре, презираемое в Ригальтерийской империи и называемое ничем иным, как варварством. Хотя это не помешало имперцам использовать пленных сарахидов и норзлинов для особо тяжёлых работ во благо Рунайро и его владений, а Кинлонд был построен исключительно на их костях. И если бы Капитул так относился только к пленным врагам: подданные страдали не меньше. Страна рабов, страна господ – вот она, Ригальтерия, её истинный облик: красивые слова, возвышение пустых идеалов и никчёмных лордиков над стремительным разложением общества – не Аммелит разрушила империю, империя сама шла к своему неумолимому концу.

– Зря нас так использовали, – продолжал Фирдос-Сар. Огонь потрескивал, и сарахид подбросил ещё дров. – Те, кто был слаб, погибли ещё в путешествии. Те, кто работал, окрепли. Когда легион встретился со Святым Воинством, сарахиды подняли мятеж. Мы врывались в шатры, убивали всех: солдат, поваров, прислугу. Помню, как я свернул голову чародейке крови, она защищала раненых, – Фирдос-Сар прикусил губу, пожевал. – До сих пор вспоминаю её глаза – а в них, знаешь, смирение… смирение со смертью. Моя первая кровь, остварка, очень похожа на тебя внешне, Каштанчик, молодая и глупая…

– Жалеешь, что убил её? – Ирма вдруг представила, как сарахид сворачивает ей шею, и передёрнулась.

– Почему? – сплюнул Фирдос-Сар. – Это же война, Каштанчик. А она, пусть и была лекарем, мой враг, а врагов принято на войне убивать, – он посмотрел на Ирму и закрыл глаза. – Когда рубишь любого выродка, на его роже пробегают совсем разные… как это, эмоции. Обычно они сильно удивляются, пропустив смертельный удар. Они умирают с яростью на лице, с гримасой боли, охреневания, но больше я не встречал тех больших сиреневых глаз, полных смирения и готовности умереть. Иногда я специально вспоминаю их… не знаю, почему. Хочу их видеть, хочу читать в них, какая я мразь, сука, и какие мрази вокруг меня живут, дышат, срут, жрут и трахаются. А она, что была готова отдаться делу и умереть за него, теперь лежит грязными костями где-то в земле. А потом я присоединился к Воинству. Идеями королевы я так и не проникся. Сражался, чтобы заработать денег. А теперь я безумно устал от цинмарской войны. Вы ведёте её долго, ломая себя, превращая в тех, кто мы есть сейчас. И этого мало, ваши безумные боги придумали кучу ужасов, чтобы убивать вас как можно красивее…

– Не наши боги, – ответила Ирма. – Их боги… имперцев. Эстмар красивее Цинмара?

– Только западное побережье, – ответил Фирдос-Сар. – Дальше – Бескрайняя Пустыня. До алой ночи Цинмар, его мирный облик, мне нравился. Красивые реки, могучие скалы, бескрайние леса и поля. Великие города и прекрасные женщины: люди, рунарийки, гномки, – он мечтательно вздохнул. – И зачем, спрашивается, вам нужна была эта война? Империя, поклоняющаяся летающим чешуйчатым тварям… боги дали твоему народу благодатный край. И вы его испоганили. Поэтому я хочу в Эстмар. Я – сарахид, Каштанчик, эстмарский воин.

– Неправда, – выдохнула Ирма. – Может, ты и был сарахидёнком Эстмара когда-то давно, но теперь – могучий цинмарский мясник. Ты – часть этого мира и внёс вклад в него больший, чем в Эстмар. Тебе нравилось солнце? Голубое небо? Тёплые воды? Здесь ты нашёл свой отряд, свою семью, Фир. Может быть, Цинмар не заслуживает такой ненависти?

– К чему спорить, Каштанчик? – хмыкнул сарахид. – Ты любила Цинмар, каким он был в другой эре, я люблю Эстмар. Это наши родины, и их у нас украли.

– Украли, – повторила Ирма. – А теперь мы пытаемся вернуть похищенное.

– Как ты собираешься вернуть Цинмар? – Фирдос-Сар открыл так и не тронутую остваркой флягу. – Это… я, конечно, знаю не больше любого вшивого кмета, но думаю, что даже магистры, соберись они все, не смогли бы это сделать.

– Может быть, я и плыла за этим, – протянула Ирма и замолчала. Какой же дурой она сейчас выглядела в глазах сарахида!

– Хотелось бы верить, – ответил неожиданно Фирдос-Сар. – Только вот сомневаюсь, что мир можно спасти. Никому это не под силу. Мы можем сохранить парочку человек, рунарийцев, карликов этих – гномов, сарахидов. И этого будет достаточно.

– Какой смысл тогда кого-то спасать, если всемирное зло, если алая ночь убьёт так или иначе всех до единого?

– Если только этим всемирным злом не выступаем мы, то смысла и вправду нет, – Фирдос-Сар сделал большой глоток, как-то странно взглянул на сумку у него под рукой.

– Мы – зло? – удивилась Ирма. – А что тогда добро?

– Добра нет, – махнул рукой сарахид. – Есть маленькое зло, есть большое. И они сменяют друг друга, как день и ночь. Ты идеалистка, Каштанчик, и делишь всё на чёрное и белое, и это твоя ошибка. Ты думаешь, что ты – добро, что поможешь твоему добру одержать победу над чужим злом. Тебе это внушили клирики Святого Воинства, или твоя бабка, или лорды Ригальтерии, потому что только так ты, жертвуя собой и другими, исполнишь то, чего они желают. Вот и вся жизнь. Я же воин, я – средство и оружие.

– И ты следуешь этим принципам?

– Да. Потому что за это мне дают деньги, за это в мою честь у костров будут пить воины. И мою смерть они тоже будут восхвалять и мечтать о той же судьбе.

– Это несправедливо, Фир.

– Мир вообще несправедлив. Став принцессой каштанов, ты принесёшь столько же несправедливости желудям, сколько справедливости своему народу. В настоящем мире нет добра и зла. Мы все зло. Кто-то меньшее из зол. Например, мы. Не самое, конечно, меньшее. Но терпеть можно.

Фирдос-Сар рассмеялся. Впервые, после встречи со спиритом. Его смех заставил уголки рта Ирмы растянуться в улыбке.

– Пойдём, – он встал. – Подышим свежим воздухом.

Ирма не сопротивлялась. Пусть там было холодно, но оставаться в затхлой башне, где до сих пор витал дух спирита, в одиночку невозможно. Фирдос-Сар раскрыл каменную дверь настежь, приложившись всеми силами, чуть не сбив ногой хлипкую подставку для всех важных бумаг, оставленных Ринельгером, и первым выглянул наружу. Холодный воздух резал ноздри, но до чего же он был свежим! Ирма осталась на ступеньках, а Фирдос-Сар спустился на чуть заснеженную поляну. Вармас еле проступал через налитые багрянцем тучи, но снег, белый и иллюзорно чистый, отражал достаточно света.

Тени скользнули среди силуэтов дубов. Ирма сначала подумала, что появились блуждающие огоньки, впервые после того, как отряд открыл башню и уничтожил её обитателя. Но то были не магические существа, не призраки прошлого, а люди. Много людей с горящими факелами. Ирма не заметила, что Фирдос-Сар взял с собой секиру, и удивилась, когда он поднял её двумя руками перед собой.

– Сарахид!

Голос этот мог принадлежать только великану. Ирма даже губу прикусила: как человек мог так кричать, не срывая горло? Очень низкий, грубый, и в то же время громогласный – это отличный голос для командира, особенно на поле брани, но услышать его здесь, у башни, после двух дней относительной тишины…

– Что, этот шлюхин сын сгинул, раз не вышел приветствовать старых друзей? – в сопровождении трёх наёмников с красными подвязками на плечах к Фирдос-Сару направлялся огромный косматый норзлин. – Или ты тут решил устроить вечер с девкой?

– Гермильяр, – процедил сарахид. – Я-то думал, что тебя завалило в подземельях. Жаль, мать твою за ногу, что это не так.

– Сдавайтесь, – прорычал Гермильяр. – Нас тут тридцать мечей. А вас всего двое.

– Тридцать не три сотни, – бросил Фирдос-Сар.

– Аорин приказал вас не убивать, – Гермильяр сплюнул. – Сказал, что не хочет резать лучших людей как свиней. Я обиделся – как, спрашиваю, и эти сукины дети, крысы – лучшие твои бойцы, командующий? Он мне не ответил. Тем лучше, – он оглядел рощу. – Убейте их!

Ирма выкинула правую руку, складывая в голове формулу. Защитные чары окружили Фирдос-Сара вовремя – несколько стрел отклонилось от его головы, их рассыпало по сторонам. На сарахида кинулось сразу трое, ощетинившись короткими мечами. Большая ошибка. Взмах секиры выбил один меч, лезвие рассекло двух наёмников. Булькая, те рухнули в снег, извиваясь, Ирма не видела, куда поразил их сарахид. Она выкинула несколько молний в дубы, послышался жалобный треск ломавшихся стволов и ругань людей. Фирдос-Сар, отступая, отсёк голову безоружному наёмнику.

Ирма отошла к самой двери и заметила, как из-за спины Гермильяра выскочила знакомая тень, разминая руки двумя короткими мечами. Кригаален скользнул к центру, обошёл мертвецов и ринулся к Фирдос-Сару. Ирма направила молнию прямо во врага, крикнула, сарахид побежал. Несколько огненных шаров ударили по башне, но та, несмотря на кажущуюся ветхость, не потеряла ни одного кусочка стены. Фирдос-Сар заскочил внутрь, прыгнула в проём Ирма, и вместе они попытались закрыть каменную дверь.

Импульс откинул остварку, она упала, чуть не попав в костёр. В проёме заблестел меч, кто-то навалился на дверь, она раскрылась. Кригаален в повязке залетел внутрь, начиная свою пляску смерти. Фирдос-Сар, благодаря молниеносной реакции, парировал все атаки, развернулся, поддевая груду хлама с бумагами Ринельгера, и кинул их в противника. Тот отшатнулся, но зацепился за косяк, потянулся.

Ирма схватила рукоять иглы, принадлежавшей спириту. В этот момент она не думала, остварка подскочила к кригаалену, ткнула в него, целясь в живот, но тот отвёл удар в подмышке и плечом сжал её оружие. Свободной рукой враг размахнулся, чтобы рубануть Ирме по шее, но его сбила с ног дверь, на которую со всей силы нажал Фирдос-Сар. Кригаален скатился по ступенькам, а проход захлопнулся. Сарахид, всё ещё подпирая дверь плечом, крикнул застывшей Ирме:

– Каштанчик, наложи чары!

Остварка вздрогнула, прикоснулась пальцем к камню и начертила на нём невидимую руну. Как только она закончила, по двери прошёлся сильный удар.

– Да, сука, не возьмёшь! – крикнул Фирдос-Сар и обессиленно сполз на пол, швырнув секиру.

Ирма плюхнулась рядом, тяжело дыша – как же сильно после чар болела голова! Она пустующим взглядом поискала воду, но не нашла. Сарахид, словно прочитав её мысли, протянул ей флягу. Остварка сделала два самых больших глотка с огненной водой в своей жизни. Никогда ещё ей не было так приятно. Ирма отдала флягу обратно, посмотрела на дверь.

– У них есть чародеи, Фир. Как минимум, трое.

Деглас обошёл мертвецов, деловито разглядывая их. Сарахид срезал двоих сразу диагональным ударом снизу, и если сложить их тела вместе, то через них прошла бы единая багровая линия от правого бедра до шеи. «Хорошие трупы», отметил про себя Деглас, а вот третий лишился головы. Его предстояло выбросить. Или захоронить.

Марий злился у ступенек и бил по запертой каменной двери какой-то больно здоровой иглой. Чары придавали ударам силу, и они эхом отзывались в роще. Гермильяр пристроился подальше – норзлину было не по себе от неизвестной ему магии. Дегласа привлёк мусор, раскиданный вокруг входа – части мебели, множество бумаги, исписанной чернилами и разорванной. У ближайшей к земле ступеньки одиноко нашла себе место книжка в чёрном кожаном переплёте. Чародей осторожно поднял её, пробежался глазами.

– Что там?

Эриганн. Деглас оторвался от записей и повернулся. Господин обращался к Марию и Гермильяру.

– Защитные чары, – протянул кригаален. – Не могу их рассеять.

– Конечно, не можешь, – фыркнул Эриганн. – Такие чары простой силой не развеяшь… хм…

– Руна защиты наложена превосходно, – отметил Деглас, прикоснувшись рукой к тёплому камню. – И могущественным чародеем. Чародейкой.

– Может быть, это она? – в глазе Эриганна вспыхнул огонёк страха.

– Кто она? – спросил Марий.

– Не важно, – Эриганн развернулся к роще. – Троих потеряли… Деглас, ты знаешь, что делать.

– Конечно, господин. Взгляните на это…

Он передал книжку. Эриганн скользнул глазами по строчкам, перелистнул несколько страниц и остановился, глубоко задумавшись. Деглас нетерпеливо огляделся: наёмники оттаскивали тела, готовили хворост, приготавливались к разбитию лагеря. Гермильяр принялся командовать, где сжигать мертвецов, где ставить общий костёр. Деглас уныло хмыкнул – о свеженьких покойниках можно было забыть.

– Нужно отнести эти записи Лицедею, – произнёс, наконец, Эриганн. – Ты уверен, что кровавый чародей ушёл на юг, к Дегановым Рубцам?

– Да, видел почти что своими глазами, – ответил Деглас. – Судя по всему, он тоже хочет увидеть Лицедея.

– Башню нужно взять как можно скорее, – сжал скулы Эриганн. В воздухе повисло напряжение. – Этим займёшься ты. Делай, что хочешь, но башня должна остаться целой. И девчонка.

– Как прикажешь, – Деглас театрально поклонился.

– Марий, со мной.

Деглас проводил их взглядом и ещё раз прикоснулся к башне. Остварка отряда Ардиры могла бы быть великой чародейкой.

***

Время взаперти тянулось медленно то ли от тяжести цепей, сковавших не только тело, но и сознание, то ли от терзающего ожидания, пока чужие руки решают твою судьбу. Антониан проводил заключение более полезно, чем Сандрия, уснув и избавив тем самым разум от дурных мыслей. Его белокурая сестра не могла и глаз сомкнуть: она не боялась, нет, но бесконечно злилась на всех вокруг и неустанно проклинала судьбу. Уж жизнь охотника за чудовищами точно не привела бы её в подвал магистра Ветер.

Но закрывая глаза, Сандрия не раз видела перед собой ту остварку с обворожительным бледным личиком и густыми каштановыми волосами. Когда сарахид выбил меч из рук, она пустила чары на Сандрию, только та развернулась, чтобы бежать. Истинная дочь людей империи: цвет волос, выразительные, аристократичные лица, чертами схожие с утончёнными рунарийцами. Сандрия и сама была такой, разве что волосы норзлинские, белые, как любила говорить матушка, цвета Северной Дали. Как же остварка красиво двигалась, поигрывая бёдрами, грудь её волнующе и маняще вздымалась, когда с пальцев срывалась магическая энергия.

Сандрия стыдилась того, что ощутила, когда увидела её тогда, но сейчас… лишь снова встретиться бы взглядом с молодой остваркой, услышать голос.

– Какая глупость, – вздохнула она, сдувая упавшую прядь белоснежных волос с лица.

Наверху раздался какой-то шум, разобрать который Сандрия не смогла. Пошевелился Антониан, было слышно, как хрустнули его суставы.

– Как спалось? – зевнул он.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache